Текст книги "Волаглион. Мой господин. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Софи Баунт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 14. Ничтожество

– Там тараканы!

– Они боятся тебя больше, чем ты их, – кудахтает Инга, пока я корячусь, выколупывая бутылки из-под дивана.

– У меня на них аллергия!

– У тебя аллергия на все, что связано с уборкой.

Я бурчу под нос.

Ползаю по гостиной уже час. Убираем дом к Рождеству. После шести дней праздников гостиная напоминает притон, где сдохла дюжина наркоманов и завелась мусорная барахольщица. Иларий моет полы, гоняет шваброй воду от стенки к стенке. Я собираю хлам. Инга орудует тряпкой (и ускоряющими пинками). Рон якобы нам помогает.

Я мало на что годен в плане уборки: у себя в квартире почти никогда не убирал, раз в месяц вызывал домработницу, а когда появилась Инга, она сама взялась за порядок в моей берлоге. А что теперь? Развлекаюсь в роли пылесоса. Нет, конечно, я могу ничего не делать, послать Ингу к черту, но, во-первых, вылизывание дома здорово фокусирует мысли – оказывается, уборка сродни медитации! – во-вторых, отвлекает от воспоминаний последних дней: откровение о скорой смерти, убийства людей в этой комнате, или скажем, как я сам себя сжег молниями.

Ей-богу, было жесть как больно! Зато теперь я настоящий колдун. Знаю аж одно заклинание!

– Ты заснул там? – вздыхает Инга.

Я выбираюсь уже из-под раковины. Как единственный мужчина, способный починить кран.

– Кто засунул в слив кусок кварца?

– В слив? – переспрашивает Иларий. – Макс вчера крутился здесь. Не знаю за раковину, но видел, как он закапывает камень в кактусе.

– К слову, кактус он наполовину сожрал, – добавляет Рон, понуро восседающий на окне. – Мало я встречал людей, которые жрут буквально все подряд.

– А ты типа помочь не хочешь, жопу там свою поднять, например? – причитаю я, захлопывая дверцу тумбы.

– У меня траур.

– Че?

Рон вытягивает и раскрывает ладонь: в ней засохший паук. Жоржик? Помер? Давно пора. Жаль, на плече Рона сидит Лунтик – тарантул, которого подарила Инга. Неясно, как Рон умудрился его приручить. Удивительно-жуткая связь с пауками. Видимо, это братская связь уродов.

– Всему когда-нибудь приходит конец, верно? – с горечью спрашивает Рон.

– Каждый раз, когда дохнет паук, он философствует, – усмехается Иларий, наливая себе ромашковый чай.

– Конечно, – Инга садится на подоконник, утешающе обнимает Рона. – И знаете, когда-нибудь мы тоже станем свободны.

– Ага. Все, кроме меня. Ибо я скоро сдохну окончательно.

– В смысле? – удивляется Иларий.

Я задумываюсь. Стоит ли рассказывать? Впрочем, какая разница? Решаю, что можно. И начинаю раскачиваться по кухне, словно актер на сцене театра, эмоционально выкладываю балладу о том, сколько мне осталось жить в доме сорок семь. Разглагольствую не хуже Сократа, что демон хочет занять мое тело, что сейчас он в теле моего дедушки, что весь мой род – колдуны, и даже смеюсь, в красках расписывая, как скоро Волаглион будет издеваться над ними в моем совершенно-неотразимом обличии.

– Так вот, почему ты здесь, а не за дверью, – озаряет Рона. – Это многое объясняет.

– Ты умеешь колдовать? – недоверчиво сипит Инга. – Чушь какая-то.

Я усмехаюсь, выставляю руку в сторону корзины с фруктами на столе, сосредотачиваюсь и произношу то единственное заклинание, которому меня научила Сара.

Вспышка молнии. Корзина взрывается. Куски мякоти разлетаются по гостиной. Инга вскрикивает. Рон шлепается задом обратно на подоконник. Иларий – со слов о моей смерти – стоит с лицом, будто ему насильно скормили грейпфрут.

– Теперь верите?

– Охренеть, – синхронно комментируют зрители.

– Да, я восхитителен. Но все это не имеет значения, поскольку скоро меня не станет.

– Не знаю, что и сказать, – мнется Рон, почесывая затылок. – Ну, по поводу твоей кончины. Че не скажи, будет звучать отстойно, да?

– Это ужасно, – пищит Инга.

– А что обычно говорят и желают неизлечимо больным раком? – чешется Рон. – Вот желаю тебе того же. Хреновый ты был мужик, но подобного не заслужил.

– Больные раком просто умирают, а я вообще перестану существовать. Демон сожрет мою душу!

– Должен быть выход, – мямлит Инга, ошеломленно разглядывая то меня, то остатки фруктов.

– Увы и ах. Выходом пока не пахнет.

– Ты уверен? – хмурится Рон. – Если нашел лазейку, то выкладывай. Мы здесь в одной лодке.

Я вскидываю бровь.

– Разве ты не рад моей кончине, Мирошка? – улыбаюсь.

Инга пихается локтем.

– Если есть хоть малейший шанс на спасение, мы должны его использовать, – восклицает она.

– Да, Рекс! Не молчи, – умоляет вышедший из транса Иларий. – Мы поможем.

В сердце теплится приятное стайное чувство поддержки.

– Я очень благодарен, ребят, – вздыхаю. – Но вы мне не поможете. Я лишь надеюсь, что когда-нибудь вы действительно выберетесь отсюда. – Перевожу взгляд на Рона. – И сделай то, чего не смог сделать я, Ронни. Сделай Ингу хоть немного счастливее. Пусть она будет в надежных руках.

Инга в слезах бросается мне на шею.

– Сколько времени осталось? – уточняет Рон, подступая вплотную.

– До полнолуния.

– Твою мать, – шипит он.

– Оставим обиды в прошлом? – спрашиваю Ингу.

– Конечно, – всхлипывает она. – Мне так жаль. Я не верю! Все это! Дом, ведьмы, смерть... это страшный сон! Я так хочу проснуться, так хочу...

Целую Ингу в макушку и передаю в огромные лапища Рона, который сочувственно хлопает меня по спине. Пока она плачет у Рона на груди, Иларий под локоть отводит меня к панорамному окну в другом конце гостиной.

– Мы словно в дырявой лодке посреди океана, – говорит он. – Вода медленно наполняет ее и тащит ко дну, а нас... к неминуемой смерти.

– Звучит романтично.

Я раздвигаю занавески. Небо пасмурно и серо. Скоро сумрак. Перебрасываю из ладони в ладонь черный кварц, который нашел в раковине: он теплый, что кажется мне странным.

– Можно я скажу, что чувствую?

Иларий бледнеет, смеживает веки в ожидании ответа.

– Все эти разговоры о чувствах... – усмехаюсь. – Почему вы их так любите?

Златовласый никнет, и я вздергиваю пальцем его нос.

– Что ты хотел сказать?

– Я не знаю, как теперь здесь жить без тебя, честное слово, не знаю. Весь этот проклятый дом будет напоминать о тебе.

– Эй, – кладу ладонь на его плечо. – Все будет хорошо. А если станет невмоготу, попросишь Сару стереть тебе память. Уверен, в ее арсенале найдется что-нибудь такое.

Иларий смотрит в глаза. Я делаю шаг назад. Это не его мимика. Это Илари-я. Опять она рвется из него. Слишком много романтики во взгляде, но что взять с влюбленного? У них всех крыша перевернута. Если ей настолько в тягость скрывать свои чувства и надо целый день о них мне рассказывать, пусть рассказывает. Главное, чтобы Иларий ко мне не лез. Я нервный. Могу и треснуть по инерции. Потом буду мучиться до самой смерти (смерти, ха-ха!), что ударил девушку (которая просто меня любит и хочет ласки). Ей-богу, почему кроме меня и Сары, никто не знает, кто на самом деле Иларий?

– Морион?

Ага, явилась, не запылилась. Материализовалась за спиной, как ядерная бомба – Сара обожает вызывать у людей панические атаки своими волшебными появлениями. Вот посмотрели вы в сторону – никого. Посмотрели через секунду – рыжая бестия режет вас взглядом.

Сара выскакивает из-за спины и забирает у меня черный кварц.

– Кто? – переспрашиваю.

– Откуда он?

Ведьма рассматривает камень, нюхает, чуть ли не облизывает.

Иларий бросает томный взгляд и уходит: судя по скрипу половицы, в подвал. Я успел запомнить, какие звуки издают предметы в доме: дверь в подвал скрипит протяжным визгом. Одновременно мусолю странную мысль. Может, Саре тоже нравятся разговоры о чувствах? Попробовать, что ли?

– Макс приходил вчера, пока ты была в городе. Хуедрысил по кухне. Не понимаю, что он там ищет.

– Кто ж его знает. Керолиди – человек-психушка. Больше нигде не ходил?

– Вроде нет. Только подарки к Рождеству оставил. Тебе подарил кубик Рубика со шрифтом Брайля.

Жестом «одну минуту» я прошу Сару подождать, отправляюсь доставать из-под елки подарки, возвращаюсь с двумя коробками.

– А как ты узнал, что внутри, если коробка запечатана оберткой?

– Это я запечатал. Своими ловкими, золотыми руками. Макс не посчитал нужным.

– А тебе что подарил? – смеется ведьма.

– Кольцо. – Достаю из кармана. – Каменное. Из булыжника, видимо. Хрень, конечно, но главное внимание. Ведь так говорят?

– А это что? – кивает на вторую коробку в моих руках.

– О, это тебе от меня. Прости. Не могу ждать. Хочу, чтобы ты открыла сейчас.

Сара ухмыляется и настороженно принимает подарок. Распечатывает.

– Моя музыкальная шкатулка? – удивляется она и открывает крышку. Из шкатулки льется мелодия. – О дьявол! – восклицает она восторженно. – Ты ее починил!

– И подписал, – гордо показываю надпись с обратной стороны крышки.

– Повелительнице моего сердца и души, хозяйке моей судьбы, той, кто дарит мне надежды о спасении, сегодня я склоняюсь и молю лишь о прощении, – читает Сара вслух.

– «Повелительнице» я случайно высек с ошибкой, но...

– Спасибо, – смеется и обнимает меня.

Я слегка ошеломлен, а ведьма вздыхает и бредет в сторону коридора.

– Убегаешь? – спохватываюсь, хватая ее за локоть.

– Я хочу помедитировать в оранжерее.

– А как насчет провести время со мной? В качестве моего рождественского подарка?

– Какая часть словосочетания «я хочу помедитировать» тебе непонятна? Местоимение или глаголы?

– Неужели я не заслужил хоть немного благосклонности?

– Прости, – ехидничает она. – Я еще зла на тебя. За разгром еще постараюсь простить, но за то, что ты сожрал мой пирог с грушами на завтрак... никогда.

– Я спас тебя. Это был благородный поступок!

– Спас от чего?

– От целлюлита.

Она презрительно щурится, взмахивает волосами и уходит. Я бегу следом.

– Да ладно тебе. Давай накидаем подушек на окно, присядем за кружечкой какао с зефиром. Ты мне обещала.

– Во сне?

– На Новый год. Я запомнил! Ну же, – выскакиваю перед ней, преграждая путь, строю лицо скулящего щенка, – рождественский подарок. Пожалуйста.

Она качает головой.

– Ладно, тогда я с тобой, – подхватываю ее за колени, закидываю на плечо. – Вперед.

– Отпусти сейчас же! – орет она.

Ведьма выворачивается, пинает меня, да так усердно, что на очередном пируете неудачно дергается, и мы оба слышим хруст ее позвоночника.

– О демоны! Трещу, скриплю, как старый велосипед, – сокрушенно выдает Сара и повисает на мне мертвым грузом.

– Не переживай, детка, – подмигиваю. – Я с радостью тебя увлажню и смажу.

– Придурок! – шлепает меня по затылку.

– О, прости, ты ждала что-то вроде: нет, нет, ты не старая, ты молода и прекрасна? Конечно. Прости, ради бога. Ты не старая, ты древняя. Как пирамиды. Ты мое восьмое чудо света, сохранившееся ради нашей любви, неподвластной времени.

– Ты невыносим, – она нервно трет переносицу. – Как ты себя терпишь?

Я опускаю ее на диван в оранжерее.

– О, это замечательный вопрос, – улыбаюсь и сажусь рядом, вальяжно закинув руку на спинку дивана. – Как принять самого себя? Как заставить себя не убегать от мыслей о прошлом, о собственных слабостях, страхах? Как найти в себе силы?

– Я не это имела....

– Как разрешить себе то, что сделать боишься? Как принять то, что причиняет боль? Как жить в согласии с собой? Как простить самого себя?

– Ты чокнулся?

– У нас ведь конкурс риторических вопросов, – подмигиваю бровями. – Разве нет?

– Лучше заткнись.

– А то что? – рывком подгребаю Сару под себя, упираюсь руками по обе стороны от ее головы. – Канделябров здесь нет.

– Для тебя найдется лопата.

– М-м-м... обожаю страстных девушек, – шепчу в карминовые губы.

Сара щелкает пальцами, и меня скидывает с дивана в цветочные горшки, глина раскалывается под моим весом. Я хохочу, вынимая из волос листья.

Ведьма закатывает глаза, но едва не смеется. Пусть она всеми силами показывает псевдозлость, мы оба знаем, что наслаждаемся минутами вместе. Особенно я. Когда мы развлекаемся, готовим зелья или играем в шахматы, я погружаюсь в ее мысли и чувства, ощущаю, что мы одни на всем свете.

Сара достает из кармана черный кварц и рассматривает его у стеклянной стены, хотя света там особо нет (разве что лунный). Я выглядываю из-за плеча.

– Так и что за камень? Ты, кажется, назвала его морион?

– Магический ритуальный камень. Собирает темную энергию.

– И зачем Максу распихивать его по углам кухни?

– Если бы я знала... Подозреваю, что он хочет активировать какой-то портал. Макс обожает порталы.

– Это я уже понял.

– Рекс...

– М?

– Что ты делаешь?

– Слушаю, как мое сердце бьется в такт с твоим, – воркую, вжимая ее в свое тело.

– Прекрати.

– А ты не слышишь?

Прикладываю ее пальцы к своему пульсу под горлом и шепчу в ухо:

– Мы словно инь и ян, жизнь и смерть...

– Ты пил с утра?

– Пьян от чувств.

– Хватит меня сжимать, – выговаривает она сквозь зубы, пока я впиваюсь пальцами в ее бедра, обтянутые черными легинсами.

– К той, кому не нужен...

– Какой же ты позер, – злится она.

– А ведь поддайся, и все изменится. – Чуть подталкиваю, и ведьма упирается ладонями в подоконник, обхватываю ее шею одной рукой, другой – внаглую глажу ягодицы. – Мир взорвут краски, океаны выйдут из берегов...

– Потому что мы переспим? – смеется Сара, вырываясь из объятий, что лестно: не очень настойчиво.

– Нет, кое-кто поймет, что счастье существует. И этой кому-то нужно лишь шагнуть навстречу.

– Хватит кривляться, Рекс.

– Кривляться? Это так ты называешь мои чувства?!

– Сейчас же убери руки с моего зада!

– Разве тебе не нравится?

– Нет! – стонет она, отчего мне потешно и горячо одновременно.

– Почему?

– Потому что ты меня раздражаешь!

– Неужели? Я ли?

– Молчи!

– Или твоя любовь ко мне?

– Я. Тебя. Не люблю! – кричит она, резко выкручивается и отталкивает. – Очнись!

– Да прекращай! Хватит! Признай, что я прав. И ты хочешь помочь. Но боишься.

– Ты для меня ничто, Рекс! Меньше, чем пустое место, ибо тебя вообще не существует. Да, возможно, меня привлекает твоя внешность. Это нормально. Но как человек, ты жалкое ничтожество, ради которого я и пальцем не пошевелю, ясно?

Она нервно сглатывает и уходит, оставляя меня в одиночестве. И тишине.

Ничтожество...

Назвала меня ничтожеством!

Я лежу на кровати – злой, унылый, пьяный – в своей спальне. Подкидываю и ловлю кольцо, подаренное Максом. Два раза оно падает мне на лоб и скорей всего останется синяк, но я продолжаю кидать, повторяя, точно мантру, омерзительные слова Сары.

Пустое место. – Бросок. – Ничтожество. – Ловлю камень. – Ты для меня ничто. – Новый бросок и удар в скулу.

Проклятье! Ненавижу ее. Ненавижу дом сорок семь. Свою смерть. И этот конченый камень!

Швыряю каменное кольцо в стену. Отскок. Трах о доски! И убегает оно куда-то под кровать.

Ярость и обида сполна затопили разум. А что вы от меня хотите? Как ни старайся понравиться Саре, она остается клубком шипящих змей, который я распутываю голыми руками, попутно получаю десятки укусов и скоро совсем окочурюсь от тонн ее яда. Не защищен я от атак этих тварей, прочно поселившихся в ее характере. Не приспособлены мои мозги соблазнять девушек. Я тугодумный дуб!

Сара плевать на меня хотела, на все мои истерики и жажду спастись. Чувствую себя как дерьмо! Ни жизни, ни любви, ни уважения.

Ничтожество, ничтожество, ничтожество...

Когда ведьма бросилась этими словами, я хотел броситься в ответ чем-то умным, возвыситься над ситуацией, но испугался, что опозорюсь еще больше, что голос будет дрожать, а челюсть сводить, что кулаки потянутся колотить стену, ведь умные речи толкать я не горазд. Это женщины мастерицы пустословия. А мы, мужчины, воплощение действий и силы, победы и физического доминирования. Вот что надо было сделать! Прижать ее к стенке и жестко отыметь, как это делает Волаглион. Может, тогда бы она меня зауважала. И к черту! Возможно, даже полюбила бы?

Я бросаю подушку, подлетаю и хожу по комнате – из угла в угол. Чертыхаюсь, представляю, что иду к ней в спальню, разрываю ее халат, связываю ее и... долго, наглядно объясняю, кто я такой.

Воображение у меня яркое. Возбуждаюсь. Смешно, ей-богу. И что теперь делать? Хлопаю себя по лбу, упираюсь левой рукой в стену у окна, достаю из штанов агрегат, начинаю представлять все, что хочу сделать с ведьмой... в общем, почему бы и нет? Главное – любить самого себя, а остальное приложится. Набираю темп. Сука! Она любит меня. Я это знаю! Знаю! Тварь ты, Сара!

– О... боже... не хотела помешать.

Я впиваюсь ногтями в стену, лихорадочно прячу достоинство обратно в штаны. Оборачиваюсь на голос Инги. Резко поворачиваюсь обратно, чтобы не показывать разрывающиеся штаны, а еще то, что из них почти торчит, и возмущаюсь:

– Умеешь же ты выбирать момент для появления!

– Не то слово, – смеется она. – Особенно тот день, когда меня убил киллер, которого наняли убить ведьму, а я попалась под руку. Я настоящий талант.

И стоит дальше. Нет, ну подумать только! Неужели нигде в правилах этикета не пишут, что когда мужчина себе наяривает, не нужно стоять и смотреть?

– Что у тебя случилось? – спрашивает она.

Опираюсь о подоконник. Сначала думаю ответить что-то саркастичное, но выдыхаю и бурчу:

– Мою любовь разорвали на куски.

– Ого. Все настолько плохо?

– Мерзко. Так же мерзко, как я поступил с тобой. Не понимаю, как ты на меня смотришь.

– Снова поругался с Сарой? Хочешь, я поговорю с ней? Думаю, вы просто не до конца понимаете друг друга. А если разобраться, то найдется просвет. Уверена.

– Света в этой фурии – нет. Одна тьма. А она единственная, кто может помочь, понимаешь? Единственная! Это так несправедливо!

Инга обнимает меня одной рукой за плечи.

– Должно быть какое-то решение, я верю.

– Как она может так поступать?! Я из кожи вон лезу, чтобы хоть немного ей понравиться, а все без толку!

– Думаю, у нее свои причины так обращаться с тобой.

– Я стараюсь, я правда стараюсь изо всех сил, но все говорит о том, что нет пути обратно... мне не спастись. Я обречен!

– Эй, послушай меня. – Она обхватывает мое лицо. – Ты справишься. Тот Рекс, которого я знала, никогда не сдавался, любое поражение для тебя было радостью, потому что, когда игра продолжалась, ты искал новые пути, ты сильный, невероятно сильный человек, Рекс. И ты не сдашься.

– Я тебя не заслужил, – слегка смущаюсь.

– Ты не заслужил одиночества. Ты потрясающий, Рекс. И знаешь... твое признание навело меня на воспоминания... о нас. Не могу выкинуть из головы. Особенно то, что нам никогда больше не быть вместе.

– Что? – Округляю глаза. – В смысле?

Инга прикладывает пальцы к моим губам.

– Пожалуйста, – шепчет она. – Без смыслов. Без философии. Без психологии. Хочу поддаться чувствам. Пусть пожалею. Пусть мне будет больно потом. Но... хочу сегодня быть с тобой. И только с тобой.

Инга обвивает мою шею и касается языком губ, чуть надавливает.

– Погоди, – торможу ее, – а Рон? Когда он узнает...

– Если он узнает, – поправляет Инга, стягивая мои штаны. – Если ты не скажешь, как он узнает?

Она снова целует меня, затем опускается на колени, чувствую ее губы внизу живота. Пламя дыхания. Горячий язык и... о, Господи, помилуй! Я сжимаю в кулаке ее черные пряди на затылке. Она двигает головой. И я посылаю весь мир к черту!

ГЛАВА 15. Разбитые сердца

– Я не знаю, что делать! Он ураганом ворвался и сметает реальность, – кричу я перед зеркалом.

В отражении – Катерина: курит через мундштук и кивает на каждом моем слове.

– Ты не маленькая девочка, Сара. Сама понимаешь. А вот я не понимаю. Не понимаю проблемы. Почему бы тебе не переспать с ним? Да и признать, что он тебе дорог.

– Ты в своем уме?! Я убила его. Убила! Ответить взаимностью равно дать надежду. А ее нет.

– Важно не что произошло, а почему. Ты выполняла приказ, дорогая. Не более. Даже сам Рекс это осознал. Почему не можешь ты?

– Потому что это неправильно! К тому же ты ошибаешься. Да, он нравится мне. Он... не знаю... удивительный человек. Когда он рядом, я чувствую себя...

– Любимой?

– Живой, – вздыхаю. – Самой живой на свете. Сердце из горла вот-вот выпрыгнет. А ведь начиналось все просто как легкий флирт, что ли, я не придала значения, никогда подобного не чувствовала, понимаешь? Мне нужно избавиться от мыслей о нем. Просто помоги. Проведем обряд. Разорву эмоциональную связь с ним.

– О, зайка, – качает головой Катерина. – Глупости. Не лишай себя того, что тебе так необходимо.

– Мне необходимо успокоиться!

– А мне кажется, сердце жаждет любви.

– Что за вздор?

Я сжимаю кулаки, разрезая ногтями кожу. Я не люблю Рекса. Я отказываюсь – отказываюсь! – его любить. Отказываюсь становиться безмозглой дурочкой, по-идиотски улыбающейся вульгарным шуточкам мужчины; воображать совместное будущее или тошнотворно-нежные ночи; забивать голову тем, где расхаживает субъект привязанности. К дьяволу всё! Я клятвенно обещала себе больше никогда никого не подпускать, кроме Волаглиона (безысходность!), но сейчас стою в опасной близости от обрыва, спрыгнув в который предам сама себя.

И все же... сволочь, он настоящая сволочь!

Крутится, распевая любовные дифирамбы, думает, будто овладев мной, выберется из дома – ха! – а до того, что станет с остальными, ему дела, конечно, нет. Есть только он. И его желания. Стоило оставить его в кандалах до полнолуния. Но я не сделала этого потому... О, преисподняя, потому что! Всем знакомо это чувство.

Пульс учащается, губы пересыхают, ноги подкашиваются, здесь вариантов не много: грипп или страсть. Рекс меня волнует. Не хочу поддаваться, однако, разрешаю себе держать его рядом. Знаю, знаю! Веду себя как малолетка.

– Сколько бы ты ни возмущалась, и слепой заметит, что влипла ты по горло в чувствах к нему.

– Все сложнее!

– Послушай, милая, любовь – вещь неудержимая, бесконтрольная, таинственная. Рекс – океан. А ты стоишь посередине на безжизненном утесе и должна добраться до острова неподалеку. В любом случае придется прыгать. Твоя задача – плыть, окунуться в эту воду. – Она достает из колоды карту колеса фортуны и выставляет лицевой стороной к отражению. – Поддайся чувству. Пусть оно поглотит. Затем случиться одно из двух: либо окажется, что ты русалка, либо поплывешь к берегу. Если не решишься, то одинокая умрешь на безжизненном утесе.

Катерина внимательно следит за каждым моим движением. Не упускает ни одной реакции. Она – мастер игр разума, читает окружающих не хуже своих карт и за день выдает больше выводов о людях и их проблемах, чем я за всю жизнь.

– Повторяю: я не люблю Рекса.

Звучит фальшиво и неубедительно.

– Разве он не занимает твои мысли?

– Да, ведь его скоро не станет. Навсегда!

– И почему тебя это волнует?

– Я...

– Ты хочешь его любви.

– Хватит! Я вызвала тебя не за этим.

– Нет, ты вызвала, чтобы совершить обряд избавления от чувств, которых у тебя нет. Так?

Я хочу разбить зеркало. Катерина права. Но все не так однозначно. Рекс дал мне некое ощущение жизни. А я что угодно отдам, чтобы почувствовать себя настоящим человеком, а не мумией, запертой в саркофаге вторую сотню лет. Я не уверена, что я вообще настоящая. А не тень той Сары, которой родилась. Живой Сары! Реальной. Свободной.

– Ладно, скажи другое. Он тебя любит?

Я теряюсь.

– Кажется... думаю, я ему нравлюсь... по-настоящему. И у него есть чувства ко мне.

– Ты улыбаешься, – подмечает Катерина.

– Ой, заткнись!

Она смеется.

Я хочу рассказать больше, как вдруг слышу стоны где-то в доме. Иногда такое бывает. Дом стал частью меня. Любые всплески энергии таранят мозги.

Прошу Катерину подождать секунду и беру в руки другое зеркало, сосредотачиваюсь на источнике голосов. Поверхность зеркала вихрится. Собирается в четкую картинку.

– В чем дело? – волнуется Катерина, видя мое онемевшее лицо.

С размаху я разбиваю зеркало о стену. На другом конце дома Рекс занимается любовью с Ингой. Едва дыша, выговариваю:

– Забудь всё, что я сказала.