Текст книги "Волаглион. Мой господин. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Софи Баунт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Волаглион. Мой господин. Том 2

ГЛАВА 1. Крипта воспоминаний

«Три месяца вне могилы...»

Ядовито-желтые буквы на зеленом торте – смотрят на меня, искушают ароматом марципана, ведь не знают, насколько безразличны имениннику (если меня можно им назвать). Вроде нужно улыбаться, но выгляжу я мрачнее штормового моря. Несчастный. Помятый. Усталый. Одолевая припадок меланхолии, заставляю губы выгнуться в то выражение, которое люди называют благодарностью, и спрашиваю:

– Сам испек?

Иларий выразительно хохочет. Море салатовых трав в миндальных глазах дрожит и затягивает, как бывает, когда парень чего-то очень хочет от меня добиться. Он из категории людей, от которых делаешь шаг назад, а они – два навстречу, приближаются впритык и едят взглядом.

– Ты серьезно, друг? Я умею готовить, но не настолько идеально. Заказал, конечно. И да, кондитер два раза переспросил: точно ли эту надпись лепить?

– Ну, ты кадр, Ларик.

Соскребаю мизинцем крем и пробую. Фисташки. Клубника. Вероятно, персик. Я будто откусил радуги. Впрочем, удар эндорфинов не помешает. Непосильная миссия требует от меня сиять улыбкой. Увы, не выходит. И становится еще хуже.

Хочется схватить подарок и зашвырнуть в окно: невинное угощение ковыряет внутри меня осиное гнездо, где вместо насекомых – ядовитые воспоминания. Мое убийство. Гниющее тело. Смерть Инги.

Иларий выжидает, всматривается, иногда поправляет рукав желтой ситцевой рубашки. Кажется, он выбирал одежду под торт.

– Вкусно?

Иларий посылает мне лучезарную улыбку.

– Божественно, – лгу я. Никогда не любил сильно сладкие угощения. – А рубашку можно снять?

– Ни в коем случае! – обижается мой златовласый друг. – Мне надоело смотреть, как ты ходишь в одном и том же. Между прочим, это от известного модельера. Когда-то мы с ним были друзьями, планировали новую коллекцию создать вместе. Когда-то...

Еще раз улыбнувшись, он поправляет мой воротник. Я жалобно вздыхаю. Боюсь, если не сниму эту упряжь в следующие десять минут, то либо задохнусь, либо рубашка разорвется на две тряпки. Сидит – безумно узко. Особенно в талии. И кто такое носит? Почему люди вечно создают себе проблемы? Человек, у которого нет комплексов, неудобную одежду не носит! Я бы снял, да Илария расстраивать не хочу.

– Очень... мило, – расстегиваю две золотые пуговицы. – Спасибо за подарок. Слишком красиво. Буду по праздникам носить.

– Так скоро вечеринка! – спохватывается парень и застегивает пуговицы обратно.

Он мотает головой, как плаксивый ребенок. Всегда так делает, когда я не жажду общества. Или стал делать. Сразу и не вспомнишь, знаете ли. Иларий – мой единственный друг в этой психушке, некоторые выходки предпочитаю стерпеть или не замечать, чтобы не потерять его.

– Тебе пора изменить гардероб, – настаивает парень.

– И заодно ориентацию?

– Мужчины такое носят!

Светлое лицо Илария краснеет.

Я фыркаю. Спорить желания нет. Рушить сказку в голове друга – тоже. Почему сказку? Да потому что только в фантазиях Илария эта рубашка выглядит мужской вещью. Я думал, что перепутал свой подарок с подарком Инги. Тот и другой – стояли под елкой в одинаковой обертке.

Да-да!

Перед моими глазами мерцает праздничная ель. Трехметровая! Пышная, как свадебное платье королевы. Запах хвои летает по гостиной. Иларий с Ингой украсили елку золотыми шарами, сверкающей мишурой и гирляндами, они же и уговорили Сару купить особый символ праздника.

До Нового года около недели.

К моему удивлению, Сара приняла предложение Висы и организовала сбор ковена. Нет, не просто сбор. Настоящую вечеринку! Гости прибудут тридцать первого декабря.

Я думал, что ведьма магическую травку пойдет собирать в полночь, а нет...

Оно и к лучшему. У меня острый дефицит времени.

Все попытки сблизиться – терпят крах. Сара меня игнорирует. С каждым днем я ближе к провалу, или что там меня ждет после окончательной потери тела? Вечное пребывание в подвале? Пустота?

Дни за окном проплывают, как морские обитатели. Одни тяжелые и громкие, как киты – единственные дни, когда ведьма дает к себе приблизиться. За ужином, скажем. Другие – едва заметны, точно маленькие черепашки, вынужденные прятаться в камнях, дни полные страха, который вижу в глазах ведьмы. И не понимаю: в демоне ли его источник? А есть дни быстрые, как черный марлин, и агрессивные, как осьминоги – те самые, когда ведьма хочет меня прибить.

В общем, дела совсем плохи. Обольститель с меня – отвратительный, я и старую консьержку с трудом соблазню.

В любой момент демон займет мое тело – и конец.

Щелкаю пальцами по колючей ветке. Шары важно качаются вниз-вверх. Вздыхаю. Решаю сделать кофе и съесть имбирного печенья. Его, не поверите, приготовил – я. Не сам, конечно. Очкастый друг помог. Сказал, что Сара обожает печенье, и от нечего делать я решил поучиться выпечке (да-да, хочется истерически смеяться). Знаете, как выглядит отчаяние? Мужик готовит печенье, чтобы привлечь внимание девушки.

Ладно, оставим мой позор, вернемся к Саре. Любовь к имбирному печенью, красному цвету… ведьма прям Санта под прикрытием. О, слышите скрежет? Это у меня плавно едет крыша. Уже готов на все, ради одной искорки. Говорят, и одной достаточно для смертельного пожара, однако все мои искорки гаснут на лету. Надо бы остаться с Сарой наедине. Но как? Ветром из пальцев она ускользает при любом контакте.

– Спасибо, спасибо!

Визгливые благодарности заставляют меня опомниться и обернуться. Инга висит на шее Рона. В ее руках – розовая коробка, украшенная белыми лентами, блестит и переливается в лучах закатного солнца. За окнами мороз. Ветки скрипят под тяжестью снега. Во двор не выйти. Тонны замерзшей воды! Однако солнце ярко сияет и пробирается в дом.

Любопытно, что Рон подарил?

С коробки раздается писк. Обертка падает на пол, а в ладонях Инги остается рыжий котенок.

Закатываю глаза. Отличный подарок. Кто его будет кормить? Как вообще Сара разрешила завести животное?

Мое удивление растет в геометрической прогрессии, когда Инга отводит Рона к коробке у камина, и они открывают его подарок. Террариум. С тарантулом!

Ей-богу, слов нет! Какая гадость! Рон, представьте себе счастлив, хохочет как сдвинутый, тыкает в паука пальцами. Мы с Иларием переглядываемся. Мой друг пожимает плечами, а в глазах фраза: «любовь – странная штука, брат».

Рон прижимает Ингу за талию. Они страстно целуются. Я застываю. Смотрю на мерзостные лобызания, на то, как ладони Рона гладят поясницу моей невесты.

И ничего.

Странно. Ведь последнее время меня раздражает в Роне – все. Как он ходит, говорит, смеется... как он дышит! При одном виде этой обезьяны – сжимаются губы.

При этом ревности не чувствую. Одно раздражение. Вот и сейчас. Смотрю на его поцелуй с Ингой – и ничего не екает внутри.

Нет, я злюсь на обоих! Это верно. Ну а дальше что? Пустота. Неужели смирился? Или просто разлюбил Ингу? А я ее любил? По-настоящему? Или это была надуманная любовь?

Тонны мыслей терроризируют мозги. Устраивать захват они предпочитают ночью, так что сложно вспомнить, когда последний раз я нормально спал.

Я устал. Устал обнадеживать себя. Устал смотреть на Ингу в объятьях Рона. Устал от проклятого дома сорок семь.

В глазах мельтешит. О затылок что-то стукнулось.

– Прости!

Оборачиваюсь. В руках Илария синее йо-йо с изображением торпеды.

– Тебе десять лет? – рычу я, потирая ушибленное место.

– Прости, прости, – щебечет Иларий, расстроено поглаживая мое плечо. – Мне было десять, когда я обожал эту игрушку. Знаете, меня преследует сильная ностальгия. Видимо, дело в новогодней атмосфере. Хочется достать старые вещи и куда-то вернуться. Знать бы куда… Надо бы подобрать себе хобби.

– В шкафу уже кладбище твоих хобби, – возмущается Рон, пока Инга треплет котенка за ухо. – Что дальше? В куклы начнешь играть?

– Кажется, там есть коллекция игрушек прошлого века, – вспоминаю я.

Инга укоряет нас:

– Оставьте человека в покое. Старики брюзгливые.

Она чмокает мурчащего котенка, встает на цыпочки и целует в нос Рона, после чего шагает мимо меня к галдящему телевизору.

Я ем имбирный пряник. Стараюсь не рассыпать крошки. С появлением Инги помойка в доме превратилась в хирургическую палату, мусорить стало физически наказуемо. Крошка упала – Инга тряпкой отхлестала. И крикнуть на нее не выйдет. Рон накинется. Буйвол, гребаный!

Это фетиши Инги. Любовь к порядку и нравоучения – похвальные качества, да, однако действуют на нервы.

Когда Инга выключает телевизор, отмечаю, что там шли новости, где ведущий сын Рона. И с чего вдруг Инга не хочет их смотреть? Ревнует к сыновьям? Или не хочет расстраивать любовника в канун праздника? Мозг женщины – рукопись Войнича, которая была написана на неизвестном языке и на протяжении веков люди безрезультатно хотят расшифровать текст и странные картинки на ее страницах. Тысячи лет прошли, а логика женщин остается загадкой. Они сами-то себя понимают? Сомневаюсь.

Например, зачем Инге Рон? Почему он вообще ей нравится? Когда есть я. Нет, поверьте, это не высокое самомнение! Разве что чуть-чуть... Ладно, вычеркнем меня из уравнения. Смысл не поменялся. Куда логичнее влюбиться в Илария – он красив и галантен, а гиппопотамской мордой Рона людей пугать до смерти. Последнее время кажется, что мне лишь хочется так думать (примерно с того момента, как я стал окучивать ведьму).

Отхлебываю кофе и провожаю взглядом объект своих размышлений. Рон, под руку с Ингой, выходит из гостиной.

Ну хорошо.

Забыть, что я его ненавижу, выжечь из памяти список отвратительных привычек и все мои представления о мужской красоте – и что остается? Высокий, мускулистый. Намного выше и шире меня. Манеры не императора, но и не чудовища из канализации. Обычный. Каких сотни. Не красавец, но и детей испугать не выйдет.

И все-таки ревность...

– Рекс, – зовет Иларий, дергает мой рукав.

По лестнице спускается Сара.

– Ты был прав, Лари. Запах от елки чудесный, – снисходит ведьма, потягиваясь и поправляя на голове красную бандану.

Растрепанные волосы. Грязное пятно на носу. Заляпанная юбка. Ведьма выглядит, как домовенок из закопченной трубы, и явно выползла из тайной башни. Варила очередное зелье? Не успеваю я открыть рот, Иларий обращается к Саре первый:

– Получилось?

– А могло не получиться? Все прекрасно.

Иларий воодушевлено хлопает в ладоши, а заметив мою поднятую от изумления бровь, поясняет:

– Речь о моем рождественском подарке, не заморачивайся.

Я отмахиваюсь (не до его выходок сейчас), смотрю на свой рыжий спасательный круг. Сара тоже переводит взгляд на меня, откидывает волосы. Склянки в ее руках опасливо звякают.

Я невольно улыбаюсь. Помогаю ведьме отнести колдовскую посуду до раковины.

– Любовное зелье варила? Поверь, тебе достаточно скинуть платье. И я твой.

С надеждой жду остроту в ответ, но получаю что-то похожее на легкую улыбку – та гримаса, когда человек ничего против тебя не имеет, но и разговаривать не желает, поэтому учтиво приподнимает уголок рта.

Гадство!

– Оставь эти фантазии для своей правой руки.

Все-таки отшила. Отлично, контакт идет.

– Хочешь печенье? – тяну Сару к столу. – Сам испек.

– Сам... что? Ты здоров?

– Не уверен. Вылечишь? Есть отличный способ от всех хворей... горизонтально-постельный.

Ведьма выкатывает глаза и выскальзывает из-под моей руки.

– Не сейчас, я занята.

– Чем? Я помогу.

Преграждаю путь.

– Я готовлюсь к встрече с ковеном. Не путайся под ногами.

– К чему там готовиться? Всех баб в округе разогнать, чтобы Виса их по прибытии не сожрал? Зачем ты его вообще приглашаешь? Он псих!

– Он мой друг.

Сара отпихивает меня.

Не в этот раз, дорогая!

Я стопорю ее – безрезультатно, – настаиваю, что без меня ей не справиться – она убегает, – пытаюсь остановить – она перепрыгивает через диван, не без изящества падает, вскакивает и торопится на второй этаж с видом, будто каждый день так по дому передвигается. Я чешу затылок. Грохот. Звон. И тишина. Ведьма что-то завалила по пути. Вероятно, вазу.

– Нет, ты видел? – рявкаю, скидывая на пол тарелку печенья. – Она избегает меня!

Иларий выходит из анабиоза и пожимает плечами, начинает собирать печенье с пола.

Я вновь пинаю тарелку. Поведение Сары похищает время! Надо срочно исправлять ситуацию, иначе можно ложиться во дворе и посыпать себя землей.

Пока я нервно топаю, Иларий складывает печенье в банку и садится за гитару, по комнате расползается лиричная мелодия.

Я валюсь на диван, закидывая ногу на спинку. Голова раскалывается. Всю ночь не спал. И сейчас не засну. У меня всегда так, когда есть срочное дело. А здесь – вопрос жизни. Куда важнее? С ужасом вспоминаю, что если мне удастся вернуться, Инга останется в этом проклятом доме навсегда. По моей вине...

Настроение портится вдвойне. Я не могу защитить ни себя, ни дорогих мне людей.

– У тебя была девушка? – спрашиваю я.

Струна под пальцами Илария мерзко дребезжит.

– Девушка? – уточняет он. – М-м-м... когда как. Постоянных отношений у меня не было, если ты об этом.

– А непостоянных?

– К чему такие вопросы?

– Совет нужен, – беспомощно выдыхаю я, ковыряя обивку дивана. – Как влюбить в себя девушку?

– Влюбить? – Златовласый откладывает гитару. – Я здесь не очень хороший советчик. Особо и рассказать нечего...

– Расскажи хоть что-нибудь! – злюсь я, тушуюсь и честно признаюсь: – У меня мозги не работают на подобные вещи. Совершенно не умею флиртовать. Полный ноль! Бездарность!

– Не нагнетай. А о ком речь? Об Инге или... – Внушительная пауза. – Саре?

– Да какая разница? Просто занимаюсь самоанализом. Ответь на вопрос.

– Ладно, – никнет он.

То ли на самом деле расстроился от темы разговора, то ли прикидывается. Мне интересно, почему парня расстраивает тема отношений, но решаю промолчать.

Иларий продолжает:

– Если рассуждать логически... Подарки, много общения, сопереживание чувствам. Нужно показать свою значимость и при этом быть недоступным, почаще прикасайся к ней – невзначай – делай комплименты. Зная тебя... не переусердствуй. Можно попробовать...

Илария прорывает. И советам его нет конца. Он делает паузы только, чтобы вдохнуть. Я очень стараюсь уследить за ходом мыслей, но почти мгновенно забываю их содержание.

– Так, я понял! – не выдерживаю и перебиваю. – Спасибо, Лари.

– А вообще, я думаю, что любовь приходит сама и ее нельзя контролировать, – не унимается он, – это как солнечный удар или взорвавшийся вулкан. Вроде предпосылки были, но ты их не заметил и, кажется, что все произошло внезапно, но это не так...

Я сажусь. Дергаю рубашку, прилипшую к телу. Снег скоро окна выдавит и вроде должно быть зябко, а мне, представьте, жарко. Мой друг изливается мыслями подобно ливню, и я вдруг окунаюсь в воспоминание о том, как делал предложение Инге. По сути, наша помолвка – выгодная сделка. В обмен на красоту, заботу о детях и доме, я обеспечиваю свою жену. Вы можете верить в искреннюю безусловную любовь, но почти всегда любовь чем-то обусловлена. Люди оплачивают общество друг друга обменом качеств и ценностей.

Саре я бесполезен. У меня ничего нет.

Тогда как привлечь ее внимание?

Советы Илария мало чем помогли, и я принимаю единственное верное решение – найти Сару и действовать по ситуации. Из всего обмусоленного я вычленил самое простое: проводить рядом с ведьмой больше времени.

А как это сделать, если при встрече она пускается наутек?

Тьма сосет глаза.

Я бреду по коридору второго этажа, чувствуя себя самый несчастным человеком на планете. Точнее, призраком. Или восставшим мертвецом? Ой, да понятия не имею, как томат не назови – вкус не поменяется.

Только Сара знает правду. Девушка, чья внешность не имеет изъянов, а характер – один сплошной изъян; девушка, подарившая мне вечную жизнь, но оплатой оказалась клетка. Никогда мне не влюбить в себя Сару. Она слишком умна. Я не способен на чувственные махинации.

Пора признать: через неделю, две, час, или несколько дней – все закончится. От этой мысли я не в себе. На людей кидаюсь. Даже на Илария. А он облачко медовое, а не человек, еще и видит меня насквозь, видит мое меланхоличное состояние и начинает донимать. Скоро затрахает до смерти! Такая вот категория людей: считают, что все проблемы решаются болтовней. Как же! Разговорами любовь Сары не купить. И деньгами тоже. Тогда чем?

Сама ведьма любому вскружит голову, если пожелает, и так же легко бросит беднягу, потому что – может.

Эта игра заведет меня в капкан. И все станет хуже некуда. А куда хуже? Живу в доме с монстром, который меня убил.

Хочется выбить ногами окна, разломать мебель, подраться, убить кого-то, но первый раз в жизни я лишь молча ковыляю, шаркаю по гладким доскам и раздумываю о том, каким глупцом когда-то был.

Надо с этим что-то делать, иначе впаду в алкогольную депрессию.

Солнечный свет гостиной сменяется на густую тьму лабиринта второго этажа, на холод и запах плесени. Единственный звук в коридоре – шебаршение птиц и мышей на чердаке. Я пытался туда забраться, да лестницы не нашел.

Иногда кажется, что дом меняет планировку: перемещает двери, стены, шкафы; тасует спальни и выворачивает ступеньки, чтобы я очередной раз грохнулся с лестницы (или проблема в моей косоногости?)

Заворачивая за угол, я ударяюсь о полку на стене. Лоб пульсирует от боли.

Куда же, мать вашу, делась Сара? В ее спальне – пусто.

Оглядываюсь. Дом дышит на меня мраком. Где включается чертов свет? Прижимаясь к стене, я двигаюсь дальше: аккуратно, вдоль, роняя содержимое полок, щупая пыльные книги, статуэтки... сушеную траву? Правую ногу задевает какая-то живность – лохматая, теплая – и меня передергивает. Ускоряю шаг. Ага, теперь – крыло, в которое я обычно не суюсь, но на секунду кажется, будто там кто-то ходит. Возможно, Олифер? Чтобы не спугнуть паренька, я крадусь.

Полы подозрительно липкие. Носки отлепляются от досок, издавая звук отрывающегося лейкопластыря. Стены влажные. Я словно в подземелье, где меня поджидает маленький Минотавр этих лабиринтов – мальчик с леденящей внешностью. Легенда этого места. Неуловимый призрак. Хранитель секретов дома. Он-то мне и нужен.

Я добираюсь до окна. Раскрываю рот.

– Ини?

Невеста поворачивает голову и выглядит при этом напуганной мышью в зубах кота.

– Что ты здесь делаешь? – ахает она.

– Ну как бы... живу.

– Да ты никогда не приходил в эту часть дома!

– И-и-и… что? В чем проблема? Ты территорию пометила? – острю и самодовольно хохочу. Получаю ступней в колено. – С каких пор в тебе столько агрессивности, детка? Угомонись. Я ищу Сару. Знаешь, где она?

– Оставь меня.

– Издеваешься? На вопрос ответь и уйду.

Инга вскакивает с подоконника и громко вскрикивает:

– Свали, Рекс!

– Да что с тобой?!

По-видимому, на моем лице вспыхивает ярость, а улыбка превращается в чудовищный оскал, потому как Инга уменьшается в размерах и шлепается задом обратно на подоконник.

Я наваливаюсь следом, ставлю колено между ее ног, чтобы эта придурочная не убегала.

– Не смей! Не смей трогать меня! Не смей, – вопит она.

Приходится зажать ей рот. Пепельно-розовая помада размазывается. На моих пальцах остаются отпечатки.

– Хватит визжать! Ты думаешь, что я бить тебя буду? Или изнасилую? Совсем рехнулась?

Инга перестает дергаться и убирает мою ладонь со своих губ.

– Другое дело, – киваю, но не отпускаю. – Зачем ты устраиваешь концерты? Я понимаю, в девятнадцать лет мозгов не так уж много, но складывается впечатление, что у тебя там три извилины ползают. Выкладывай!

– Ты меня напугал, – шипит Инга.

И отворачивается. Красная, точно мы школьники, которые в первый раз поцеловались.

Я открываю форточку, запускаю в дом мороз. Инге надо взбодриться и очнуться, а то ее разум летает в далеком королевстве слабоумия.

Взгляд зацепляет беседка во дворе.

Зимний сад толпится вокруг железной постройки караульным батальоном. Невероятно высокие деревья. Наверное, они росли здесь задолго до того, как появился особняк и простираются корнями до преисподней, питают землю скверной, создавая для демона родную атмосферу.

На столе – под крышей беседки – сгнившая кружка. На том самом месте, где лежала книга.

Книга…

Постойте. Это ведь… Нет. Не может быть! У книги из сна другая обложка. Или нет? Во сне на ней был чехол, да… Но страницы… О, мой бог!

Это она! Гримуар Волаглиона! Мужчина, которым я был во сне, искал эту книгу. Теперь в его теле Волаглион. Значит, он знал, как выбраться, знал, как спастись... И проиграл. Демон убил его.

С неба валит снег, ныряет в окно, засыпает мне глаза колючим холодом.

Но где сейчас тот человек? За дверью в подвале? Он ведь должен был остаться призраком дома. А что, если его отыскать? Он так уверенно искал гримуар Волаглиона, словно в курсе, как победить демона. И для этого – ему нужна была книга.

Инга закрывает окно. Тоскливая мелодия вьюги затихает.

Я прихожу в себя, кладу ладони на плечи невесты и спрашиваю (в этот раз) нежным голосом:

– Почему ты боишься? Что я тебе сделал?

– Ты ненавидишь меня, – отвечает Инга моей кофте.

Я приподнимаю ее подбородок. Встречаюсь с серебряными глазами.

– Глупости. Да, я расстроен твоим выбором. Рон. Его я ненавижу. Не тебя.

– Я с ним, а значит, и меня.

– Это ревность, – признаюсь я, – не бойся меня. Ужасное чувство. Будто я монстр какой-то, который может в любой момент избить тебя.

– Ты бурно реагируешь на все, так что… мало ли.

– Прекрати! Я не давал поводов так думать обо мне. Никогда!

– Прости…

Инга вдруг обнимает меня и целует в щеку. Я столбенею. Затем улыбаюсь.

– Мир?

Пожимаю ее миниатюрную руку.

– Сара в крипте воспоминаний, – выдает Инга.

– Чего?

Ищу на губах невесты улыбку, повторяю фразу в голове, пытаясь оценить шутку, но это не шутка. И не метафора. Инга не шутит. Она никогда не шутит. Не умеет.

– Пойдем, – берет меня под локоть и ведет следом.

Отчего-то мне больше хочется провести время с ней, чем искать ведьму, но Рон обозлится на нас обоих. Не хочу слушать его истерики. Да и восстанавливать отношения нужно постепенно. Сначала стоит переварить сказанное. В какой-то степени я восхитился Ингой, ее ветреностью, что ли. Пять минут назад боялась меня, а теперь сама прижимается и совсем не в обиде. А ведь я виновен в ее смерти. Разве можно такое простить? Возможно, надо последовать примеру и простить Сару?

Мы разговариваем, пока идем сквозь непроглядную темноту, и уже смеясь, Инга по-хозяйски бранит меня за неряшливость.

– Брось, я держал свой дом в порядке. Не было там помойки.

– Если бы я не убирала, ты бы к полу прилип.

Спорим долго, но в один момент Инга открывает обшарпанную дверь в конце коридора и толкает меня внутрь.

Яркий свет ударяет в глаза. В лицо дует теплый ветер. Аромат свежей травы. Влажная земля под ногами.

Что происходит?

Я раскорячиваюсь, как при землетрясении, и кручусь вокруг своей оси. Деревья. Озеро. Заросли камышей.

Черт!

Подпрыгиваю. Шмякаюсь в траву. Мимо ступни проползает шипящая змея и скрывается в зарослях. Колю палец об иглу на рубашке, чтобы очнуться, однако не просыпаюсь.

Где я?!