Текст книги "Волаглион. Мой господин. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Софи Баунт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 2. Озеро тысячи лотосов

Щиколотки покрываются гусиной кожей, когда я ощущаю порыв сладковатого ветра и прикосновение трав, когда вдыхаю свежего воздуха и когда впервые осознаю, насколько привык к своей тюрьме. К мраку. К ненависти.

Дом нельзя покинуть. Никогда. Дом – моя клетка. Однако... стены исчезли. Потолок сменился на чистое небо. Дверь за спиной захлопнулась, исчезла, и я совершенно не понимаю, что происходит. Где я? Что произошло? Телепортация? Иллюзия? Бессмыслица!

Неподвижный, я стою и прислушиваюсь к шелесту листвы, затем снимаю носки: ступаю в набухшее море сочной зеленой травы, на мягкую землю, чувствую между пальцев крохотные камни. В следующую секунду – смеюсь как ненормальный. Нет, правда. Как полный псих! Задыхаюсь от смеха! Я – вне дома! Я на свободе!

Птицы щебечут в ответ, лягушки с бульканьем скрываются в болотной воде, между цветами.

Я обхожу иву, склоняющую ветви над озером. В тени – на берегу, под салатовой фатой дерева – сидит ведьма. Подтянув к себе колени, она рассматривает золотистую шкатулку.

Я стопорюсь. Сара ведет носом и поворачивает голову. Должно быть, присутствие постороннего в этом волшебном месте ее поражает, она смотрит на меня округленными синими глазами. Завороженный, я молчу.

– Что-то мне подсказывает, – говорит Сара серьезным тоном, – когда я умру, первым, что увижу на том свете, будет твоя саркастичная морда.

– Между нами связь, детка. Она притягивает друг к другу людей, которым суждено быть вместе.

Сара фыркает. Я пытаюсь улыбнуться, но вряд ли моя гримаса выглядит органично.

– Ты прирожденный таракан. Не избавишься: ни ядами, ни атомной бомбой. Везде выживешь. Везде пролезешь. Полезный талант, но вызывает желание прибить тебя.

Она кидает в меня тапочек. Шлепок подошвой об грудь, и я закатываю глаза.

– Значит, я вызываю у тебя желание?

Ослепительно склаблюсь и сажусь рядом, игриво подталкиваю ведьму плечом. Это похоже на флирт? Если нет, то отчаяние вынудит пойти брать уроки у Рона.

– О да, – сексуально шепчет ведьма и наклоняется ко мне. – Хочется взять толстый, длинный, твердый… клинок и воткнуть в тебя.

– Забавно… Мне хочется сделать то же самое... но не клинком.

Сара театрально изображает потерю сознания, после чего шлепает меня по колену. А вот это – флирт. Я ей нравлюсь. Или мои шутки (они кому-то вообще нравятся?), впрочем, процесс родился. Продолжаем.

– Ты неисправим.

– А ты знаешь, что за половое и агрессивное поведение отвечает одна и та же область мозга? Поэтому мальчики дергают девочек за волосы. А ты хочешь меня избить.

Кидаюсь фактами, которые мне ведает Иларий по вечерам. Какой полезный друг!

– Не льсти себе, Рекси. И прекращай подмазываться. Я не буду идти против Волаглиона. Можешь не стараться.

Она смотрит сурово и в то же время сочувственно.

Гляньте, и сделать ничего не успел, а Сара уже раскусила, что к чему. Я настолько бездарный ловелас? Почему она всегда ищет подвох?

– При чем здесь Волаглион? Я хочу общения – не чтобы тебя купить, а потому что узнал секрет.

– Какой же?

– Ты убила меня по приказу.

– Это что-то меняет?

– Слегка. У тебя ведь не было выбора. Ты исполняла приказ. Оправдание так себе, но это лучше, чем ничего и… А, к черту! Расскажи о другом. – По ступне пробегает красный муравей, ныряет под штанину, щекочет ногу. Я нелепо лезу пальцами под одежду. – Что это за место? Ты говорила, что я не могу покинуть дом!

Она молчит, наверное, с минуту, и в течение этого времени мой рот, открывается и закрывается в предвкушении ответа, как двери лифта.

– Мы в доме.

Я иступлено моргаю. Как это? В доме...

Запах застоявшейся воды, сырой земли, белых цветов на водной глади (сладкий, терпкий). Кваканье жаб. Песни птиц. Ветер, ласкающий щеки. Я уверен, что нахожусь где-то далеко от проклятого дома.

Солнце нагревает макушку. Рваные облака плывут беспорядочно, словно ими дирижирует пьяный маэстро, но все очень реально. Это не сон.

– Если это шутка, то неудачная, – хмуро скриплю.

На лице ведьмы вижу смятение. Она сочувствует мне?

– Это иллюзия. Да, реалистичная. Это одна из тайных комнат дома, она заколдована Волаглионом, чтобы транслировать мои воспоминания. Он сделал ее для меня. Ведь… мне тоже не покинуть города. Волаглион найдет меня. Где угодно.

Сара швыряет в сторону озера маленький камень, он пролетает метров шесть над водой – и испаряется.

– Здесь ограниченное пространство?

– Именно, – говорит она, поглаживая резные узоры на шкатулке.

Я протягиваю ладонь к ее игрушке.

– Это музыкальная шкатулка?

– Она уже давно не играет. Сломалась.

Сара открывает крышку. Посередине кружится белоснежный цветок: такими же усыпано озеро.

– Это лотосы? Первый раз вижу их вживую.

– Сейчас их редко встретишь. Когда-то я проводила много времени на этом озере, мы называли его – озеро тысячи лотосов… Да, их от силы штук сто, но нам нравилось так говорить.

– Нам? – уточняю, рассматривая шкатулку.

Сара колеблется, и я продолжаю:

– Это подарок? От кого?

– От мамы.

Слышу приглушенный напев с ее губ. Скорей всего Сара неосознанно имитирует мелодию, которая когда-то лилась из шкатулки.

Ветер носит листья: они танцуют, кружатся, касаются поверхности озера и тонут в зеленоватой воде, где кончается их ритуальный пляс.

Я ныряю пальцами в прохладную грязь. Приятное ощущение...

С каждым днем я все больше становлюсь неодушевленной частью дома, частью стен и смрада, но сейчас чувствую себя живым. Пусть это и фарс.

Подползаю к озеру и смываю грязь в прохладной воде. Ветер орошает каплями лицо. Жирная, склизкая пиявка хочет прицепиться к моему запястью.

Невероятно реалистичное место!

– Твоя мама тоже была ведьмой?

– Нет, мне и сестрам дар передался от бабушки, – пожимает плечами Сара.

– Он передается по наследству? Через поколение?

– Обычно по женской или мужской линии. Чаще – через поколение. Но это не правило. По-разному бывает.

Сара поджимает губы и с любопытством осматривает меня, но быстро переводит взгляд обратно на озеро. Она знает обо мне то, о чем я сам не подозреваю. Возможно – перед тем, как убить – демон изучил весь мой род, и Сара в курсе, как жили мои предки, кем они были. По логике дар мне должен был передаться от деда. Но какого? Отца матери из Англии? Веселый дедушка, но вряд ли… Получается, второй родственник? Я никогда не видел его. И ничего не знаю о нем. Отец вычеркнул его из своей жизни, когда дед бросил их с бабушкой. Он сжег все фотографии. Все его вещи. Всё! Он ненавидел деда… ненавидел своего отца. Как и я – сын – ненавидел его самого. Вот такая у нас цикличность. Сыновья ненавидят отцов.

Я вспотел от собственной проницательности.

Сара заплетает косу и заходит в воду. Срывает лотос. Вдыхая аромат, она возвращается, садится рядом и с нежностью любуется цветком.

– Когда мне было четыре года, мы сидели с ней на берегу озера. Вот как сейчас – с тобой – и мама сказала: если шепнуть в раскрывающийся лотос имя любимого, то он будет рядом всю жизнь.

Улыбка Сары затухает.

Она сдавливает лотос в кулаке. Издает грустный смешок.

– Я прошептала ее имя. Спустя полгода – она умерла.

Откровение. Сара первый раз сказала нечто личное. Глубокое. Как хороший друг, я обязан посочувствовать, однако... я не умею. Мои соболезнования или комплименты звучат, точно проклятия.

До боли прикусываю щеку изнутри.

В голове трещит электрический туман – он всегда является, когда я вспоминаю о матери. Она бросила меня. Я остался один. А вернее: я попал во власть отца. Мне нравится фантазировать, будто отца не существовало. Вырезаю его из памяти. И наступает облегчение. Но затем – ночами – я вижу сны. И он там. За прутьями решетки во дворе или перед самым лицом: проталкивает мне в рот белые капсулы, они горькие и оставляют привкус надолго, но действуют быстро, заставляют забывать то, что зовет меня за пределы стен, за пределы моей тюрьмы...

«Учись сопротивляться ветру других. Они давно пали. Они глупы. Их ветер тебя поглотит».

Темнота. Решетка. Лицо отца. Черные глаза – такими они становились, когда его зрачок расширялся до невообразимых размеров, или когда отец стоял в тени, а усталые впадины и мешки дополняли образ, превращая отца в чудовище, каким пугают детей. Только вот этот монстр – мой папа. Был им. Последний раз мы виделись в одном кафе на окраине города. И знаете что? Страх не ушел. Однако стал иным.

Передо мной сидел человек, в глазах которого трепыхалась угольная пустота. Шахта. Где тоннели безумия спускаются до самого основания души, где не проникает луч благоразумия, и если кто-то умудрится упасть туда, то увязнет и станет жителем преисподней. Отец ничего не смог мне объяснить. Я умолял рассказать, зачем он так поступал, зачем разрушал мою жизнь, но передо мной продолжала сидеть статуя, которая утратила связь с реальностью, статуя, которой чужды эмоции, статуя, которая считает себя брошенной богом, а окружающих – пешками сатаны. Истинное знание подвластно лишь ему. Иногда отец напоминал мне смертника, который убивает во имя справедливости. Скажем, экологического террориста. Террорист был пойман, но вину не признал и проклял человечество. Ведь он прав. Все еще пожалеют.

И я пожалею…

Я выпадаю из мыслей. Беру ведьму за руку и мрачно выговариваю:

– Сожалею…

– Будь у меня сила, как сейчас, я бы оживила ее.

– В четыре года? – переспрашиваю.

Лицо Сары овеивает тоска. Она опускает голову и удрученно исследует траву под нами. Все ясно. Ей нравится так думать. Кто я, чтобы спорить? Вздыхаю и продолжаю:

– Иногда смерть лучше. Страдают не мертвые, а живые. Ей хорошо там.

Сара закрывает глаза. Я тяну ее за руку и прижимаю к себе. Ведьма не сопротивляется. Разговоры о смерти нагоняют на нас груды беспорядочных мыслей – будто рой пчел они налетают и жужжат в голове, ранят горьким ядом. В таких ситуациях нужно уметь переключаться. Я хочу сблизиться с ведьмой, а не доводить ее до слез. Или именно это мне и нужно? Общее горе. Горе способно объединять даже врагов. Оно разрушает эмоциональные барьеры.

Гладя Сару по спине, замечаю рядом блокнот с потрепанной зеленой обложкой. Сара отстраняется. Я перегибаюсь через нее и шустро хватаю блокнот (который, между прочим, она прятала под задом). Ведьма выдергивает его обратно. Настойчиво. И со злостью? Отлично. Что-то важное.

Открываю и понимаю: это не блокнот.

Альбом. Удивительно, но первые фотографии в нем – не фотографии, а нарисованные маслом портреты.

– Что за дурацкая манера брать чужие вещи? – ругается Сара.

– Не более дурацкая, чем вырезать чужие сердца.

Сара пихается локтем, но я умудряюсь раскрыть альбом и пролистать несколько страниц. В нем фотографии мужчин. Под портретами – их имена. Это убитые ведьмой? Открываю последнюю страницу – по теории ожидаю увидеть свое лицо, – вижу короткостриженого шатена с родимым пятном на скуле. Год – одна тысяча девятьсот двадцать третий.

– А где остальные? Перепись жильцов некачественная у вас, гражданка, – журю раскрасневшуюся Сару, которая отбирает свой драгоценный альбом.

Она запрыгивает на меня. Мы валимся на траву. Смеясь, я обхватываю ее талию и прижимаюсь носом к шее, вдыхаю привычный запах лаванды и шалфея. Откидываю альбом в сторону. Стараюсь подмять ведьму под себя. Она шлепает меня по лбу. Чертыхается. Царапается. Ногти проходят по виску. Кожу щиплет. Видимо, остались порезы.

Мы катаемся по грязи, пока не выдыхаемся. Сара сидит на мне, упирается в траву; и я отмечаю нечто интересное: она повеселела, смотрит на меня совсем иначе, жадно ощупывает взглядом и игриво ластится.

Я стараюсь заискивающе улыбнуться, но есть идиотское ощущение, будто я чужд сам себе. Не романтик я. Чувствую себя глупцом. Однако момент удачный. Пора что-то предпринять.

Вижу свое искаженное лицо в зрачках ведьмы. Расширенных зрачках. Вижу, как вздымается женская грудь под сиреневой кофточкой, облегающей и сексуальной, как Сара любит. И как люблю – я. И штаны у нее: тонкие, подчеркивают изгибы. Ух и ах! Великолепна!

– О чем думаешь? – неожиданно спрашивает ведьма и повисает надо мной.

Нежная ладонь касается моей щетины, гладит. Я сглатываю сухим горлом. Чувствую жар. Не свой. Ее… Да-да, горит фитилем в моих руках. Я огонь. Ведьма – факел, который вспыхивает, когда я к ней прикасаюсь. Что будет, если пламя станет неконтролируемым?

Сара мягко проводит пальцем по моей коже – там, на шее, где бьется пульс. Я приподнимаю край ее кофты, касаюсь гладкого живота, задеваю шрамы, оставленные демоном, провожу выше, к груди. Она вздрагивает, хочет отстраниться, но я удерживаю. На лицо падают рыжие пряди.

– Ты не виновата, – выдыхаю, притягивая Сару.

Мы едва не припадаем друг к другу губами. Стоило бы… Вкус. Мне нужен ее вкус.

– М?

– Не виновата ни в чем.

– Зачем ты это говоришь?

– Мне это важно.

«Учись сопротивляться ветру других… их ветер тебя поглотит».

Есть слова, которые нельзя забыть, отец. Я хочу поглотить чувства ведьмы, но вместо этого – теряю контроль. Хуже всего то, что осознание факта на поверхности, однако выбраться из ловушки не могу. Я обречен сгнить в этом проклятом доме, засохнуть как моль, которая не поборола желания лететь на свет лампочки и оказалась в ловушке четырех стен.

Мысли сменяются одна за другой. Кромсают на части. Одно прикосновение ведьмы – и разум отключается, словно двигатель автомобиля на полном ходу, съезжает с дороги. Прямо в ее сладкий плен. Ближе, ближе… к теплу. Единственный поцелуй – и взрыв. Я забуду обо всем.

– Почему? – пристально разглядывая меня, спрашивает Сара.

Ты – моя жизнь.

Ты – единственный шанс вернуться.

Ты – всё, что у меня есть.

Эти фразы звучат в голове. Я ласкаю женские бедра и чувствую отдачу. Нежеланную моей ведьмой. Но неизбежную.

– Ты – всё, что у меня есть, – повторяю вслух последнюю мысль. – Всё, что у меня будет в течение следующих десятилетий, которые будут тянуться куском смолы. Хочу быть рядом с той, кто не виновата в моей смерти. Кто может стать другом. Кого можно… полюбить.

Сара замирает. Во взгляде читается грусть. И страх. Я и сам боюсь, боюсь, что она вновь убежит. Нельзя допустить. Это он. Тот самый момент...

Я дергаю ее на себя. Припадаю к влажным губам.

Сара.

Рекс придавливает меня сверху, терзает губы и запускает ладонь под мою кофту. Я хватаю его руку прежде, чем она сжимает грудь.

– Что-то не так? – усмехается он.

– Ты меня целуешь.

– Разве ты против?

Я упираюсь в его плечи. Против? Нет. Не против. Совсем. В этом и проблема!

– Слезь с меня.

– И не подумаю.

– Между нами ничего нет.

– Есть. Еще как есть.

– И не будет.

– Будет. Я не стану отрицать своих чувств. Ты ведь знаешь, как я хочу, да? Не можешь не видеть... хочу ту, о ком не имею права даже думать, хочу свою убийцу. Жажду, помилуй, Господи! Ты еще и продолжаешь меня соблазнять, играешь со мной. Ты смеешься надо мной!

– Рекс!

Мы смотрим друг другу в глаза. С раздражением я отмечаю, что он безумно мне нравится. Во всех смыслах! Оливковая кожа. Сильное тело. Небесные глаза: всегда саркастичные, сейчас слегка агрессивные. И непробиваемый нрав. Я хочу того же, что и он. Хочу! Он желает меня. Ненавидит себя за это. И я ненавижу. Ненавижу эти чувства. К нему.

Я устала сопротивляться, невыносимо устала, но...

Рекс нежно проводит по моему позвоночнику. Имбирное дыхание на губах. Его руки горячие – вызывают дрожь. Пальцы гладят поясницу. Вверх. Вниз. Опускаются. Снова поднимаются и расстегивают лифчик.

– Не смей, – шиплю я, выкручиваюсь из его объятий.

– Это такая боль, Сара... Жгучая боль. Ты можешь понять, что это? Какие мучения это причиняет? Пламя разгорается, и я сгораю в нем день за днем, из часа в час, не получая ответа, осознавая, что именно ты разрушила мою жизнь, а я такое чувствую... к тебе... это такая боль, такое желание... я схожу с ума.

Я сглатываю. У него взаправду взгляд сумасшедшего. Надо было прогнать его сразу, когда начал меня касаться, а не вести беседы, не реагировать на флирт (идиотский, но нужный мне!). Только вот отыгрывать назад поздно. Надо оттолкнуть его. Раз и навсегда. Дать понять, что вместе нам не быть, что помочь я ему ничем не могу!

К запаху имбирного печенья и виски (сколько он его пьет?) примешивается аромат лилий, воды и скошенной травы. Запах прошлого...

Теплая ладонь зарывается в волосы на затылке. Рекс прижимается губами к моим ключицам, оставляет след из поцелуев до подбородка. Плотнее накрывает меня собой. Ощущаю его возбуждение. Каждое прикосновение. Его язык на мочке уха. Что я делаю? Что делаю? А что он делает? Я совершенно потеряла контроль. Еще секунда – и Рекс разорвет на мне одежду, он разве что волком не воет от жажды, дышит как бешеный. Чуть приподнимается надо мной. Сдался? Передумал? Меня кидает в жар. Он отстраняется, и от меня будто отрезают кусок, лишают самой себя, забирают дыхание. Оно одно. Одно на двоих. Мы дышим друг другом. Тяжело. Медленно.

К черту! Обхватываю шею Рекса и тяну обратно на себя. Целую его.

Он набрасывается в ответ. Жадно. Страстно. Кажется, что Рекс взорвал в себе какой-то барьер, который сдерживал его, и теперь ничего его не остановит.

Рекс.

Клянусь, я обезумел, чувствуя во рту ее язык, ощущая движение навстречу... отклик! Она запускает ладонь в мои волосы, и пожар, рвущийся изнутри, уничтожает меня. Голова пустеет.

Есть лишь две мысли. Первая – Сара отвечает на поцелуй. Вторая – рядом с ней план летит в бездну, она сводит с ума. А для нее это просто игра?

Я снимаю с нее кофту. Сара вдруг замирает. Упирается мне в грудь.

– Нет… прошу… – шепчу, стараясь найти ее губы вновь, однако ведьма хочет остановить меня.

Сопротивляйся… Да, ударь меня или… стони, стони хоть от злости, хоть от удовольствия. Плевать! Меня это не остановит. Безупречная. Взъерошенная. Дикая!

– Подожди, – панический стон на придыхании.

– Ты мне нравишься. – Целую ее шею. – Я нравлюсь тебе. Расслабься и… иди ко мне. Ну же…

Расстегиваю пуговицы на сиреневой кофте.

О мой бог! Как же Сара мне нужна.

Локоть ее прилетает мне в нос. Я вою от боли (или досады?). В глазах ведьмы – ярость.

– Никогда так не делай! – кричит она. – Никогда! Идиот! Придурок!

– Ты ответила. Я…

– Чушь! Это… не смей, не смей так делать!

– Почему?! – впиваюсь в ее плечи. – Когда я появился, сама соблазняла меня, что изменилось?

– Нельзя нам, ты… ты не понимаешь! Тогда все было иначе, тогда я…

Тишина.

Долгая пауза, какая бывает в неловких ситуациях, когда вариантов действий нет, но надо предпринять хоть что-нибудь.

Момент ушел. Я облажался. Сара отползает в сторону.

Молчание. Минута. Две. Вечность…

Пауза переходит в стадию беременности.

Затем я оглядываюсь и ошарашенно давлюсь вопросом:

– Это кто?

Взъерошенная Сара поворачивается по направлению моего указательного пальца. Показываю я – на девочку. На рыжую малышку в белом платьице до оголенных ступней. Умилительное создание. Огромные синие глаза, украшенные веером ресниц. Носик кнопкой. Она прекрасна. Душераздирающе прекрасна. Она ходит с корзиной вокруг березы и собирает розовые цветы, а рядом – под изумрудными ветвями – лежит белая лошадь, тихо фырчит и словно разговаривает с малышкой.

На меня снисходит озарение.

Это девочка с картины. Той самой, которая стоит в спальне ведьмы.

Я встаю, хочу приблизиться к юной гостье, но Сара хватает меня за предплечье.

– Ты чего? – брыкаюсь. – Это ведь ты, да?

– Пошли отсюда, просто… уйдем.

От ее добродушия и следа не остается, да и настороженное выражение на лице мне совсем не нравится; она для меня – водная гладь, которая начинает подрагивать перед тем, как оттуда выпрыгнет гейзер.

– Ой, брось! Ты прямо куколка фарфоровая – шепелявлю. – Посмотрите только. Прелесть! Нет, правда. Булочка какая...

Сара поджимает губы.

– Рекс...

– И как такая сладкая вишенка умудрилась стать лютой стервозиной?

– Рекс, идем!

Мрачная Сара тянет меня, а я упрямо наблюдаю за тем, как маленькая девочка что-то рассказывает греющейся на солнце лошади.

Рядом с нами возникает дверь. Сара толкает меня. Но я не двигаюсь. Появляются еще несколько детей. Малышка крепко сжимает в левой руке светлую гриву лошади, а правой хватает корзину с цветами.

– Чего она боится? Точнее... ты? – спрашиваю побледневшую ведьму, но она не шевелится.

Синие глаза пусты. Некий самогипноз.

Дети подходят ближе, тыкая друг в друга ветками. Малышка кротко поднимается на ноги. Обнимает корзину.

– Чокнутая здесь, – фыркает девочка с двумя черными косами. – Пошли лучше к колодцу. Я видела там кусты с земляникой.

– Там жарко, вечером пойдем. Я хочу здесь посидеть.

– С ней?

– А она уже уходит, – громко выплевывает другая низкорослая девочка.

Вздутое оранжевое платье превращает ее в апельсин.

– Не трогай ее. Мама говорит, что она прокаженная.

– Ты чего ползала вокруг дерева? – возмущенно кричит Апельсин. – Задумала что-то?

Маленькая Сара крутит головой, не поднимая глаз.

– Врет. Мама говорит, что ее семейка порчу на всех навела. А эта, видишь, насобирала тут мухоморов. Посмотри, посмотри! Проклятая!

– Она лошади что-то шептала, когда мы подходили. Затоптать нас хотела.

– Не хотела, – вдруг подает голос малышка.

– Оставьте ее, – отмахивается единственный мальчик среди них. – Мои говорят, что к таким нельзя прикасаться.

– Я хочу сидеть здесь! Убирайся!

Девочка с косами бросает ветку в сторону Сары. Другие тоже громко гонят ее, кричат и дразнят.

Затравленно озираясь, маленькая Сара прижимает к себе корзину и молчит.

Взрослая Сара настойчиво тянет меня за руку. Разум мой в помутнении. Я будто вышел в астрал. Мерзкое чувство беспомощности. Дети кричат где-то далеко. Голоса приглушенные, но ясно, что вопят они почти хором, и эти вопли не что иное, как оскорбления и проклятия в сторону девочки.

– За что тебя унижали? – спрашиваю я, хотя сам уже знаю ответ.

В синих глазах Сары – затаенная боль. И унижение. А вот в их маленькой версии у дерева – страх.

– Рыжая не собирается проваливать!

– Мне нужно ждать здесь, – едва слышно выдавливает крошка и прижимается к стволу березы. – Мне сказали…

– Кто? Твои чокнутые сестры?

– Может, у них сбор ведьм?

– Не сомневайся. Дьявола вызывать будут. Я знаю! Все знают. Из-за них все беды в городе.

Апельсин хрипит мальчику на ухо: он опускает на траву сумку и достает оттуда веревку.

В течение непозволительно долгого времени я наблюдаю и слушаю. Грязь. Насмешки. Оскорбления.

Вокруг Сары обматывают веревку. Ее привязывают к дереву. Девочка с косами черпает из озера ком тины, пачкает рыжие локоны несчастной.

Чокнутая. Прокаженная. Они повторяют одно и то же, иногда приправляют гадкими ругательствами, сам же я нахожу для этой картины лишь одно слово – изгой.

Я вижу слезы в огромных синих глазах рыжей девочки, и весь мой мир взрывается. Девочка с косами вытягивает ножик из кармана друга.

До меня наконец-то доходит. Это был не Волаглион. Демон не оставлял на Саре инициалов, их оставил куда более страшный монстр, самый жестокий из тех, кто проживает на планете Земля.

Человек.

Буква «В» на животе Сары... она означает – ведьма.