Текст книги "Волаглион. Мой господин. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Софи Баунт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 6. Улитка с клаустрофобией

Клинок рассекает воздух.

Виса закрывает глаза и истерически смеется – хочется спросить над чем. Над тем, что его палач именно я?

Лязгаю зубами и вонзаю острие… в дерево. Рядом с головой вампира. Он оглядывает стены, словно желая убедиться, что жив, а не провалился в преисподнюю.

Руки дрожат. Я делаю шаг назад. Выдыхаю. Сам едва не хохочу.

Я не смог прикончить того, кто убил сотни людей. Серьезно? Да что со мной не так?!

Вампир смотрит с таким изумлением, что забавно.

Ей-богу, сейчас загогочу как псих.

Несмотря на провал, чувствую облегчение. В один момент, когда власть была в моих руках, я перестал испытывать ненависть к этому мерзавцу. Совсем. Она сменилась жалостью. Голова кружилась. Комната провалилась в серую пелену и запах белого шоколада. Я видел лишь темно-зеленые радужки Висы. Он ничуть не покраснел. Ни от хохота. Ни от страха перед смертью.

С минуту мы упорно таращились. Глаза в глаза. Зеленый и синий. Наши души такие же разные, как лес и океан. Никогда нам не понять поступков друг друга.

Я разворачиваюсь и волочусь вдоль коридора.

– Трус! – крик Висы вслед. – Пожалеешь, что не прикончил меня, слышишь?

Конечно. Я не сомневаюсь, что рано или поздно это выйдет мне боком. И все-таки убить я не могу. Не способен.

Добираюсь до ванной, закрываю дверь и опускаю ладони на края раковины. Смотрю в зеркало. На губе запеклась кровь. Я вытираю раскрасневшееся лицо не очень чистым полотенцем. Снова смотрю на себя. В голову влезает мысль, будто это овальное лицо, с растрепанными черными волосами, щетиной, острой улыбкой, носом-пирамидой – иллюзия. Они не мои. Они принадлежат тому, кто лежит на холодном железе в подвале. Я ничто. Пустота! И какое право имеет пустота уничтожать живое?

Вода ритмично капает из крана. В остальном – очень тихо. Стены в доме удивительно толстые и музыка, звучащая в гостиной, остается в гостиной. Интересно, кто его строил?

Я справляю нужду в раковину и решаю вернуться в спальню.

Пробую оттереть рубашку от красного пятна, но слюни оказываются не самым эффективным чистящим средством. Вкус крови вызывает тошноту.

У подножья лестницы слышу знакомый мелодичный смех.

Навостряю уши. Иларий? Он не с гостями?

Заглядываю в столовую. Никого. Стою растерянным. Звук был совсем рядом. Здесь нет других комнат, кроме… всегда запертой двери в зимний сад. Я не бывал там, но видел со двора. Сара держит растения в двух местах: подвал и зимний сад. Мне ключи от дверей иметь не положено. Иларий – другое дело. Привилегированный домочадец.

Дверь и правда приоткрыта. Я молча протискиваюсь внутрь. И не зря. Иларий не один.

Так вот, кто ему нравится!

Катерина.

Я бы предпочел Эмилию, но я плохой пример – не умею девушек выбирать. Одна меня на алкаша променяла, другая и вовсе убила. Непревзойденный эксперт в любви. Обращайтесь.

Иларий и его русая подруга в гетрах меня не видят, потому как сидят на белом плетеном диване, который развернут к панорамному окну. Под виноградными лозами. К слову, ветки растения облепляют стены и потолок изумрудной паутиной. Цветов здесь полно. Названий я не знаю. Разве что некоторых. В горшке сбоку папоротник. А у самого окна – лимонное дерево, оно благоухает цитрусом на всю оранжерею. За стеклами летнего убежища – двор, заваленный снегом по колено. Выглядит эффектно. И почему Сара не пускает меня в такие места? Чувствую себя ребенком. Не дай бог горшочек разобью с фиалкой.

Самое неприятное – влажность. Как вошел, так рубашка клеем прилипла к коже.

Иларий играет на гитаре. Катерина обнимает его и гладит по золотистым волосам, что-то напевает.

– Думал, не придешь.

– Я и сама боялась, что не смогу улизнуть ото всех, – признается она, поправляя шарф, и кладет голову парню на плечо.

– К счастью, Виса, как всегда, разошелся.

– А ты спрашивал, зачем он нужен. Видишь, сколько пользы.

Катерина лучезарно сверкает зубами.

От ее улыбки Иларий тает. Губы у нее небольшие, пухленькие, вечно приоткрыты; темные глаза блестят на свету; ямочки на щеках делают девушку необычно милой, когда она растягивает рот – все это кажется ее особенной красотой, на которую наш парень, видимо, и попался. И не скажешь, что эта леди всего час назад толкала передо мной мудрые речи.

Я плутовато щурюсь. На шее Илария два засоса

Обалдеть! Времени не терял.

– Споешь?

– Тебя понравился мой скулеж? – хихикает она.

– Ты внесла прекрасное в этот вечер. Разбавила мерзкую агрессивную музыку нежными лирическими песнями. Не мог налюбоваться.

Иларий бренчит на гитаре. Ладонь девушки касается его щеки.

– Есть идея получше. Хочу увидеть, – протягивает Катерина приглушенно, – как твои пальцы играют на другом инструменте. А я бы рассказала тебе, какие приятные ноты знает мой язык…

Повисает тишина.

Ведьма откладывает гитару и садится на Илария сверху. Они целуются. Да так страстно!

Я смущаюсь. Видимо, я очень-очень лишний. Аккуратно протискиваюсь в дверь, шагаю в коридор, и доска под ступней вдруг издает громкий мерзкий звук.

Твою мать!

– Рекс, – одновременно восклицают ребята.

– Случайно забрел, извиняюсь. Ухожу, ухожу, – тараторю я.

Катерина слазит с Илария и осаждает меня:

– Нет-нет, останься.

Я вскидываю правую бровь и с недоумением оглядываюсь.

– Третьим?

Они смеются. Катерина целует Илария в щеку.

– Увидимся позже, – подмигивает она и, покачивая завидными бедрами, удаляется.

Иларий пожимает плечами, вроде как смущенный.

Я подаю голос первый:

– Получилось, значит? Теперь у тебя есть замужняя подружка?

– Попугая сложно считать мужем.

Иларий отмахивается.

– Красивая ведьмочка.

– Но не красивей Сары, да?

Вопрос и интонация вводят меня в ступор.

– Сложно найти девушку красивее нашей огненной змеюки.

Иларий вновь берет гитару и тихо бренчит.

– Я не понимаю.

– В смысле?

– Зачем ты хочешь влюбить ее в себя? – спрашивает парень. – Ты говорил, что ненавидишь ведьму.

Первый раз за все время я замечаю настолько грозное выражение на лице парня. И мне действительно хочется рассказать. Правда! Но вряд ли стоит.

И на что он злится?

Вяло шаркаю пяткой о паркет.

– Говорил, но... она не такая тварь, как я думал. У нее есть минусы, однако и плюсов достаточно. Человек без недостатков – мертвый человек.

– Ты целуешь девушку, которая забрала твое сердце. В буквальном смысле! Вырезала!

– Почему тебя это злит? Ты тоже живешь под одной крышей с Сарой! Напоминаю: она и тебя убила.

– Извини. Не хочу, чтобы она причинила тебе боль. Сара... сделает все, что прикажет Волаглион. Помни.

– Давай не будем об этом. Все мои бабы – сплошная катастрофа. Инга и та изменяла мне.

– Ты ведь ей тоже. Она рассказывала недавно. Не так обидно должно быть, нет?

– Один раз! Случайно!

Иларий смеется.

– В смысле? Ты споткнулся, упал и вошел в другую девушку?

– Ну почти. Мой отец умер полгода назад. В тот день я выдул три ведра виски и не понимал, где нахожусь. Утром вспомнил: когда проснулся в чужой квартире и с миллионом пропущенных звонков. От Инги.

– Оу, и что ты ей сказал?

– Да то и сказал. Вернулся домой и рассказал как есть. Напился, проснулся неизвестно где и неизвестно с кем.

– Смело.

– Глупо. Она и раньше называла меня бабником, а так получила доказательства. Короче, жизнь превратилась в ад. Инга стала устраивать трагедии по любому поводу. Один раз стукнула меня по голове во сне, мне якобы кто-то снился; другой раз заперла в туалете, чтобы проверить телефон; звонила каждый вечер, если я хоть на секундочку задерживался. Да, я виноват. Но это было что-то несоизмеримое с моей виной.

– Сочувствую. И по поводу отца тоже.

Я фыркаю.

– Мой отец – не тот человек, о котором стоит грустить. Все нормально.

– Минорные ноты в твоем голосе кричат об обратном, – улыбается Иларий. – Что между вами было?

Я смотрю на друга и чувствую себя самым одиноким и несчастным человеком в мире, единственным камнем на песчаном пляже, который прибило к берегу. Иларий... Могу ли я вообще называть его другом? Я никому не рассказывал о своих отношениях с отцом. Даже матери. Учитывая, что она бросила меня с ним и уехала за границу – я с ней в принципе не мог говорить.

– Мой отец... был параноиком. И фанатиком. Отпетым. Больным на всю голову. В шестнадцать лет я сбежал из дома.

– И где ты жил?

– У дяди. Отец не разрешал мне с ним общаться, но, когда я сбежал, дядя смог оформить попечительство.

– Параноик, фанатик. В каком плане?

– Он ненавидел людей и боялся нечисти. Развешивал дома какие-то сорняки, в углы соль сыпал, кругом иконы, кресты. Не выпускал меня на улицу. Только в школу, но сам отвозил и забирал. Он не разрешал мне заводить друзей, считал, что все, кроме него, желают мне зла, поэтому держал запертым в комнате. С решеткой на окнах. Когда он уезжал, то закрывал дверь на замок. Решетки были на всех окнах в нашем доме. Я и через форточку не мог вылезти. Пытался, правда. За что всегда был наказан...

Иларий пучит глаза. Я вспоминаю, как отец привязывал меня наручниками к батарее в спальне со словами: таких бесовых, как ты – нужно держать на цепи. Вспоминаю, как выглядывал со второго этажа за ворота. Там играли ребята. Они задирали голову, улыбались и звали меня к себе. Но я не мог спуститься. Потом они перестали звать. Я ждал этого приглашения хотя бы просто так. Боялся стать невидимкой. Пустотой.

Иларий сжимает мое плечо.

– Не знаю даже, что сказать.

– Я помню, как смотрел в окно, вставал на подоконник и махал ребятам во дворе. Они не отвечали. И тогда я колол себе палец иглой, чтобы напомнить, что я существую. Что я... не призрак.

– Вот это да, – бледный Иларий поджимает губы. – Ты теперь словно улитка с клаустрофобией.

– Не стоит переживать за меня. Думаю, я поборол свой страх. К тому же в этом доме у меня есть, по крайней мере, один друг.

Я хлопаю его по спине.

– Ты общался с отцом будучи взрослым?

– Несколько раз. Без особого желания. У меня в голове всегда была лишь работа.

– Скорее ты заткнул ей дыры, заклеил раны. Все забываю спросить, чем ты занимался-то?

– Отец был сантехником, кое-чему меня научил, так что в семнадцать я уже работал. Шабашил. Учился делать ремонт. Затем дядя отправил меня к своему другу, который был директором завода по производству декоративного камня. Я помогал ему. Заочно окончил университет. Дяде мне и с деньгами помог, когда я начинал заниматься своим делом. Разное пробовал. Наливные полы, изготовление гибкого камня, затем открыл производство акриловых ванн.

– Да, мало романтичного, – усмехается Иларий. – Было что-то не настолько скучное?

– М-м-м, недавно открыл ферму конопли.

– Другое дело.

– Из нее изготавливается бумага, ткань, биотопливо. На самом деле потенциал у этой сферы большой, главное было документы получить и...

Я понимаю, что Иларий скорее делает вид, чем слушает, поэтому перевожу тему:

– Короче, я делал все, чтобы не стать как отец.

– Чокнутым?

– Неудачником. Который не может прокормить семью. Отец считал, что нужно жить скромно, не высовываться. Нам вечно не хватало денег.

Иларий кивает.

– Ну а что насчет тебя? Ты был дизайнером. Много путешествовал. А что насчет семьи? Невеста, девушка, жена?

– Я не просто путешествовал. Я жил в Европе. Мне предложили стать модельером в известном доме моды, но мне пришлось вернуться в Россию.

– Почему?

– Моя мать... Она сильно болела. А кроме меня у нее никого не было. Я хотел забрать ее в Европу, но она была против. Умоляла остаться в России. Она ненавидела европейцев. Не знаю из-за чего, честно. Так и не выпытал.

– Значит, как истинный альтруист, ты пожертвовал карьерой ради семьи. Так а... что с дамой сердца? Осталась в Европе?

– У меня не было на это времени. Моя единственная любовь – искусство. Я обходился короткими встречами с теми, кому отношения не нужны.

Я ухмыляюсь.

– Что? – краснеет он.

– Я думал, что ты романтичная натура, которая любит сопливые подарочки, ужины под луной, сопение под ухо по утрам.

На стеклянной крыше скрипит форточка. В комнату проникает легкий сквозняк. Я поднимаю голову. Окна чернеют ночью. Свет горит только в одной комнате на втором этаже, где шторы распахнуты.

Внезапно я замечаю нечто, что меня настораживает.

Инга. И Деркач. Вместе.

Одни.

Странное дело. Рон где-то в другой части комнаты? Не знаю зачем, но надо бы проверить. Рон ни разу не оставил ее за весь вечер, а сейчас вдруг исчез?

– Ты куда? – вскидывается Иларий, когда я поднимаюсь.

Кажется, он думает, что чем-то меня обидел.

– Скоро вернусь, добудь пока виски.

Я выхожу в коридор. Музыка в гостиной играет куда громче, чем час назад. Где-то на кухне хохочет Зои. Макс горланит песню: если хочешь идти...иди, если хочешь послать... пошли! Виса танцует. Сара требует, чтобы он слез со стола. Праздник в самом разгаре. Но Рона там нет. Видимо, с Ингой.

Темнота, одинокие картины на стенах, тишина.

По пути к лестнице останавливаю взгляд на двери в подвал. Задумываюсь о том, что ведь в нем и находится сердце дома. Тайник. Именно оттуда берет начало хищная сущность этого места, пускает метастазы по комнатам, просачивается в щели ядовитым газом.

Взбегаю на второй этаж.

Длиннющий коридор – депрессивное место. Жуткое место. Мертвое место. Чему удивляться? Здесь призраки живут. И один из них сейчас рассуждает о том, что ему страшно. Смешно. И все-таки... как же я ненавижу эту темно-серую темницу с вечно мигающим светом.

Прохожу спальню Илария, сворачиваю за угол и спешу к Инге. Где-то под полом раздается грохот. Видимо, в районе спортзала. Кто додумался пойти туда в двенадцать ночи?

Останавливаюсь у двери, но решаю сначала послушать, что там происходит. Голос Инги звучит приглушенно, не могу разобрать, поэтому вслушиваюсь в мужской голос.

Минуточку.

Вы шутите?

Тихо отворяю дверь, чтобы не обратить на себя внимания. Дальше – как во сне. Деркач прижимает Ингу к стене. Рона нет. На Инге разорвана блузка, она пытается ее застегнуть, но пуговиц не хватает. Затем она отпихивает Деркача, который тянет ее к себе и лихорадочно шепчет:

– Да не обижу, не обижу. Тебе понравится, детка, не ломайся.

– Какого черта? – громко восклицаю я.

– Вышел вон, – рычит Деркач и продолжает стягивать с брыкающейся Инги одежду.

Будто меня здесь нет.

– Отвали! Сейчас же отпусти, козел, – возмущается Инга.

Я подлетаю и размахиваюсь, чтобы сломать колдуну нос, но в момент, когда кулак едва касается его лица, пальцы немеют от боли.

Деркач произносит заклинание. И мой кулак прилетает, словно в стальную завесу, возникшую перед его хмурой рожей.

– Забыл, с кем имеешь дело? – ухмыляется он.

– Не смей ее трогать! – ору, держась за перебитые костяшки.

– Я трогаю кого хочу. Если надо, и тебя потрогаю.

Он бьет меня ногой в живот. Я отлетаю. Боюсь затылком о шкаф. Нащупываю кровь на макушке. Деркач снова хватает Ингу, придавливает ее, поднимает вдоль стены, пока она пищит и колотит его в грудь.

Силы у Инги, как у канарейки. Колдун задирает ее юбку и смеется мне в лицо:

– Наблюдай, герой.

ГЛАВА 7. Трагедия падающих звезд

В глазах двоится. Удар затылком о шкаф был оглушительно-мощным. Стараюсь подняться, но шатаюсь.

– Сара плохо воспитала своих прислужников, – фырчит Деркач и бьет ногой мне по ребрам. – Совершенно не умеете себя вести.

Удар. Еще один. В челюсть. Висок. Бок. Тону в помутнениях рассудка. Приподнимаюсь на локте. Во рту соленый вкус. С губ падают капли крови.

Оцепеневшая Инга сидит на корточках у стены. В серебряных глазах – ужас. Колдун связал ее запястья оторванным желтым балдахином. И ему, похоже, куда интереснее меня пинать, чем наслаждаться тем, ради чего это устроено.

Я хватаю колдуна за лодыжку, рывком переворачиваюсь и валю мерзавца на спину. Кидаюсь сверху. Душу. Он хрипит какую-то несуразицу.

Острое вонзается в плечо.

Поворачиваю голову. Из металлического кольца Деркача на среднем пальце выросло острие размером с карандаш. И он воткнул его в мою руку!

Получаю кулаком в нос: когда отвлекся на торчащую из моей шкуры спицу, колдун вывернулся – и залез сверху.

Он срывает с шеи одну из трех металлических цепей. Обхватывает мое горло. Цепь сдавливает до хруста, до искр в глазах, и я наконец-то осознаю, что этот черноволосый урод управляет металлом куда лучше, чем своими причиндалами.

Деркач не пытается меня убить. Хочет, чтобы я отключился. Умно. Ведь я перерожусь. И вернусь. Чтобы надрать ему зад! Опускаю невидимую шляпу – план отличный. Меня отключает. Мрак подступает. Еще... чуть-чуть...

Где Рон?! Хватаю воздух. Кто бы подумал, что я буду умолять явиться это чудовище. Проклятый Рон! А Сара? Где она?!

– Сладких кошмаров, – произносит Деркач, облизывает губы и издает сухой смешок.

Клянусь, его одержимая ухмылка взаправду будет сниться мне в кошмарах. Но не сегодня.

Деркач слетает с меня, словно одеяло с бельевой веревки.

– Ты совсем разучился ходить в гости, братец. Никаких манер.

Макс. Будь он неладен. В бусах (с иероглифами?) и с зеленой банданой в ржавых волосах. Деркач на его фоне – в аспидно-черном костюме – выглядит тенью на стене.

– Что ты здесь забыл? – хрипит Деркач, подскакивая к Максу. – Сгинь!

– Хотел поглазеть, насколько глубока депрессия, Хрипуша ты наша. У-у-у... и не зря. Куда хреновастей, чем я думал.

Вибрация пространства вокруг Деркача, которая не дает мне покоя весь вечер, уплотняется в два женских образа. Белесые. Похожи на снежные фигуры. Но они смотрят на меня. И шушукаются.

Макс замечает мое лицо. Хихикает.

– Кто это? – восклицаю.

Деркач морщится. Макс улыбается. Инга молча открывает и закрывает рот, будто не находит слов, чтобы выразить негодование происходящим, но на девушек не смотрит.

– Глянь, Деркач, – радуется Макс. – Он из наших. На-а-аш... Стыдно. Стыдно. Тебе должно быть стыдно!

Я не понимаю, кому должно быть стыдно. Видимо, Деркачу. Он кидается на Керолиди – тот резко уворачивается, перехватывает кулак соперника.

– Так не может продолжаться, дружище, – цокает Макс. – Посмотри на себя. На людей кидаешься. Думаешь, они виноваты в твоей проблемке?

– Закрой рот! – скрежетает хмурый колдун.

Девушки носятся вокруг и визжат, комично размахивая руками. Я держусь за пострадавший череп. Ощущаю себя пациентом дурдома.

– Популярность – штука непредсказуемая, братец, – Макс плюхается на пол.

В стену, где он стоял, вонзаются длинные иглы. Деркач кидает их точно сюрикены: вытаскивает из-под жакета и запускает в товарища. Рожает их что ли? Откуда он их берет? Игольная фея, твою мать!

Я хватаю Деркача подмышки, но колдун отталкивается от шкафа, и мы оба падаем. Колдун достает нож. Момент – и острие торчит из моей ладони.

Проткнута насквозь!

Руку жжет. Алчное лицо маячит на фоне. Боже, неужели я принимал Деркача за идеального гостя?! Идиот!

Вот вам еще факт обо мне – если уж ошибаюсь, то смертельно.

Макс хватает Деркача за волосы. Оттягивает. Я пялюсь на кровавую дыру по центру кисти. За шоком не замечаю, как Керолиди вырубает Деркача и связывает куском балдахина, снятого с запястий Инги.

– Убить тебя? – потряхивает меня рыжий за плечо.

– Что? – взвываю.

– Ну это... переродишься же.

Я смотрю в его огромные, добрые глазища, они золотистые и напоминают глаза бездомных щенков у помойки.

Отрицательно качаю головой. Нет уж. Все лучше, чем опять помирать.

– Обалдеть ты дерешься, рыжий, – ахаю и стискиваю зубы. Макс обвязывает мою ладонь своей банданой. – Не ожидал.

– Представляю, что бью дядю Валеру. – глубокомысленно выдает Макс и бурчит: – Ох, как я ненавижу дядю Валеру...

Макс пинает Деркача по колену.

– Расчленю! Уничтожу! – вопит пленник.

Образ хмурого аристократа сыпется песком.

– Да, да, ты крутой, – кряхтит Макс, поправляя плащи. Девушки кружат вокруг него каруселью. – Успокойтесь, дамы, жива ваша любовь.

– Любовь?

– Вопрос терминологии, – причмокивает рыжий с мечтательным лицом, – но разве самоубийством кончают не ради того, по кому слюни пускают?

Макс рассеянно проводит пятерней по немытым волосам.

– Что, прости?

– Ох, Хрипусь, ты ведь не против? Я расскажу парнишке о твоем гаденьком секретике, ладушки? – Деркач дергается и посылает друга в сказочные миры мужских органов. – Видишь ли, наш мрачненький пры-ы-ынц не всегда разговаривал, как скрипящий табурет, не так уж много времени прошло, совсем не так чтобы он принял тот факт, что больше не обладает тем чудным контральто, за которое девки бегали за ним табунами.

Я неуместно смеюсь.

– Постой, постой, – не могу остановиться, – эта ржавая кочерга певцом была?

– О, еще каким. Звездой сцены!

– Захлебнись!

– Поклонницы, слава, деньги... но посмотри на нашего потрепанного черного котика сейчас. Он разве что страх на детей нагоняет. Облезлый стервятник. На девочек нападает, гадюн. Ну, ну, – Макс сочувственно обнимает Ингу. – Прости, малышка. У него бывают сдвиги по фазам луны. В остальные дни он просто душенька!

Инга прыгает по нам взглядом, которым можно убивать. Я зацикливаюсь на девушках, гладящих Деркача. Они как бы это... голые. И аппетитные. Сразу было не разглядеть. Фигуры проявились яснее. Детали там занимательные. Округлые.

– Погоди, так эти двое убили себя ради него? Зачем?

– Я потерял голос в аварии, – вдруг заявляет Деркач. – Едва выжил. Всем заранее сказали, что погиб. Мои поклонницы в тот же день выпили яд, – поразительно гордо заявляет он.

– Ну посмотрите, какая эгоистина, – взвивается Макс, скрещивая руки. – Что взять с таких... что взять. Всегда был, а сейчас так совсем... не смирился с новой жизнью и портит ее окружающим. А кто захочет иметь дело с нытиком? Не одна мадама, уж поверь!

Я поджимаю губы. Макс прав. Последнее время я и сам так часто ною о том, что оказался в доме и из-за кого оказался, что, скорей всего, невыносимо всем надоел. Тем более, Саре, подлый случай!

Деркач вымещает злость на других. Его лишили всего. Это понятно. И глупо. А я?

Господи, помилуй, если капнуть поглубже? Еще до моей смерти. Я всю жизнь вымещал гнев на других. И из-за чего? Из-за детства? Возможно. Вокруг были счастливые семьи. У меня же – ад. И, честно говоря, я думал, что оставил это бремя в прошлом. Но если поразмыслить... это не так. Я ношу его с собой. И черт возьми, мое нытье нереально мешает плану!

Пора бы уже смириться с вероятным поражением. Да, первый раз в жизни. Все бывает в первый раз, верно? Нужно смириться с тем, что будет, если у меня ни черта не получится. Успокоиться. Иногда лучше наплевать на дерьмо, засасывающее вас, прямо как на мнение окружающих.

Макс развязывает Деркача. Инга взвизгивает от ужаса. Осмыслить не успеваю: отворяется дверь, и перед нами возникает ее холоднокровие – Сара Шенкман.

– Какого дьявола происходит?

– Наша упавшая звезда решила развлечься с малышкой Ини, – восторженно декларирует Макс. – Только крошка его звездность не оценила. Рекс тоже. Увы и ах!

Сара стреляет в Деркача строгим взглядом.

– Эта девчонка даже не живая, – возмущает он. – Что такого?

– Она под моей защитой. И в этом доме можно делать лишь то, что разрешаю я. Тебе ясно? – С ведьмы можно лед отбивать. – Или объяснить доходчивее?

– Да с чего? Кем ты себя возомнила?!

Деркач нависает над Сарой темной башней. Она щелкает пальцами, и металлическая цепь на шее колдуна подпрыгивает. Душит хозяина. Деркач шипит заклинания, отдирая металл от кадыка.

– Одно мое слово и твой кадык переломит, – тихо произносит Сара. – Не забывайся, Деркач. Твои силы – пыль для меня, так что помалкивай, оставляя свои психологические проблемы за порогом дома. Моего дома. А член, будь добр, засунь в другое место.

Ведьма обходит задыхающегося Деркача и подает Инге руку, помогает подняться.

– Очень дружелюбный коллектив, – замечает мне Макс.

Запах перегара.

– Господи, не дыши на меня! Я чуть не ослеп.

– Это элитная водка, между прочим! – Он намахивает в мою сторону еще запаха. – Распробуй, тебе понравится!

– Да, да, – сдаюсь, разрешая трепать мою шевелюру, – слушай, а Рона ты не видел?