Текст книги "Развод. В плюсе останусь я (СИ)"
Автор книги: Софа Ясенева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Глава 9 Карина
Мне всегда хочется верить в лучшее в людях. Немного наивно, конечно. И жизнь не раз уже показывала обратное. Но разве можно совсем перестать верить? Тогда ведь всё рухнет. Я думаю, именно поэтому я и стала врачом. Чтобы давать шансы. Чтобы там, где кто-то махнул рукой, я могла попытаться изменить хоть что-то. Пусть маленькое, но важное. Шанс на лучшую жизнь, на надежду, на завтрашний день.
Вот и сейчас не могу отделаться от мыслей о том, стоит ли давать шанс Воронцову. Нет, не на то, чтобы вернуться ко мне. Это даже не обсуждается. Но он ведь может передумать насчёт ребёнка. Ну должен же. Отцовский инстинкт, совесть, чувство вины, называйте как угодно. Разве можно так легко отказаться от своей крови? Он не социопат, не маньяк, у него есть сердце. Я сама не верю, что говорю это, но всё же надеюсь.
А если всё пойдёт по худшему сценарию… На случай, если он не передумает, у меня уже есть план Б. Та самая мысль, которую подкинула Надя. Уехать. Сбежать. Бросить работу, привычный ритм, привычный город. Для меня это звучит страшно, почти как катастрофа. Но если выбора не останется, если придётся спасать жизнь ребёнка, я уйду без колебаний. Себя-то я ещё могу поставить под удар, но не его.
Вадим, ты же оправдаешь мои ожидания? Ты же не такой, каким пытаешься казаться?
Как только появляюсь в клинике, сразу замечаю Надю. Она как всегда в ярком платье, лёгкая походка, улыбка, но взгляд внимательный. Подходит ближе к стойке ресепшена, будто специально ждала.
– Ну что, Карин, ты не передумала? – тихонько спрашивает, едва слышно, чтобы никто из случайных ушей не уловил.
Я опускаю глаза, перекатываю в руках телефон.
– Надь, я долго думала… и решила, что посмотрю, как пройдёт сегодняшний вечер.
– Ты сейчас серьёзно? – её скептический взгляд буквально прожигает меня насквозь.
Я машинально перекрещиваю руки на груди, словно это может защитить. Сердце ноет неприятно, будто предупреждает: «Осторожно, впереди снова боль».
– Да, я хорошо подумала, – говорю упрямо.
– Воронцова, ты у меня умная. Но вот конкретно сейчас… – она осекается, прищуривается.
– Давай уж, говори, – выдыхаю, заранее зная ответ.
– Дура, – рубит она, даже не моргнув.
Я смущённо отвожу взгляд. Её слова звучат жёстко, но в них только забота.
– Надь, а вдруг… – начинаю несмело.
– Нельзя быть такой наивной, – качает головой. – Сколько тебе надо звоночков? Чтобы набат зазвенел прямо над ухом?
– Я всё понимаю. Но он же отец. Вдруг он увидит его на экране и передумает?
Надя театрально закатывает глаза и с сарказмом выдает:
– Ага, зарыдает крокодильими слезами, раскается и упадёт тебе в ноги: “Прости меня, глупого, Кариночка. Я всё осознал, теперь буду приходить домой ровно в шесть, уволю всех баб, запишусь на курсы для будущих отцов и стану идеальным мужем и папой.” Так, да?
Морщусь. Грубовато, конечно, но в её словах слишком много правды, чтобы спорить. Она хочет встряхнуть меня, не дать снова увязнуть в иллюзиях.
– Я могу тебе позвонить, если что?
– Звони, конечно. Хоть ночью.
Мы обнимаемся. Но, как только иду на своё рабочее место, снова чувствую пустоту внутри. Решение принято, но уверенности в нём нет совсем.
День проходит как в тумане. Действую на автомате: проверяю зрение, даю рекомендации, назначаю контрольные осмотры, записываю на операции. Пациенты что-то говорят, улыбаются, благодарят – а я чувствую себя отстранённой, как будто смотрю на себя со стороны. Постоянно посматриваю на часы, будто каждая минута растягивается до вечности.
Когда без пятнадцати шесть в дверь моего кабинета заглядывает Вадим, у меня внутри всё сжимается. Я автоматически выпрямляюсь, напрягаюсь, будто наращиваю броню, чтобы он не увидел моих сомнений.
– Нам пора. Я жду снаружи, – бросает он коротко и закрывает дверь.
Судя по его решительному виду, ничего не изменилось. Он всё такой же непреклонный. Последняя надежда – УЗИ. Может быть, ребёнок заставит его сердце дрогнуть.
Решаю не тянуть время, а поскорее выяснить всё. Накидываю плащ, беру сумку с документами, делаю глубокий вдох и выхожу к мужу.
– Идём?
Он молча кивает. До соседнего корпуса буквально пара минут, но даже за это время я не успеваю его «прочитать». Кажется, он на взводе. Почему? Неужели волнуется не меньше, чем я?
На этот раз мы оказываемся у другого кабинета. Я понимаю: осмотр будет у другого врача.
– Вадим, я была у Сазоновой, ты специально решил идти к кому-то другому?
– Нет. Просто она не делает УЗИ, а я хочу всё сразу.
– Ясно, – выдыхаю.
Как только оказываемся внутри, меня накрывает волнение. Страх тихо скребётся изнутри. Я не знаю, на чьей стороне будет врач. Конечно, Воронцов – главврач, и она это наверняка знает. Но ведь есть врачебная клятва, принцип «не навреди»… Я прижимаю сумку к себе, будто щит.
– Карина Витальевна, давайте начнём сразу с УЗИ, – говорит врач спокойным голосом. – Посмотрим, где находится эмбрион и определим точный срок. Я всё расскажу и покажу.
Я молча прохожу на кушетку, снимаю одежду. Перед Воронцовым нет никакого стеснения, что он там не видел?
Врач вводит датчик и внимательно смотрит на экран.
– Так, ну что, беременность у вас маточная, первая хорошая новость. Прикрепление по передней стенке, эмбриончик уже большой. Сейчас проведу замеры.
Пока врач щёлкает клавишами, я украдкой смотрю на Вадима. Он, как заворожённый уставился на экран, то хмурится, то кусает губу. Будто борется сам с собой.
– Срок у вас уже приличный, пять недель и шесть дней. Попробуем сердечко поймать?
– Да, давайте, – отвечаю без раздумий.
Если он его услышит… если услышит, это ведь должно что-то в нём сдвинуть, заставить сердце дрогнуть. Я верю.
Врач двигает датчик, пытаясь поймать сердцебиение. Писк прибора, щелчки клавиш. Сердце малыша пока слишком тихое.
Я смотрю на Вадима и почти физически ощущаю, как гаснет в его глазах короткая искра. На её месте появляется та самая холодная решимость, которую я знаю слишком хорошо.
– Придёте ко мне через несколько дней, я вас без очереди посмотрю, Карина Витальевна. Тогда уже точно услышим. Не расстраивайтесь.
Она думает, что я расстроена из-за того, что не услышала сердечко ребёнка. Но на самом деле, потому что вижу: Вадим не передумал.
– На таком сроке ведь безопасно делать медикаментозное прерывание? – вдруг говорит он.
Врач смотрит то на меня, то на мужа.
– Эээ… да. Вы уверены?
– Нет. Я не буду этого делать, – резко произношу и кладу руку на живот, защищаю его.
– Выйди, Карина, – Вадим смотрит на меня холодно.
– Не слушайте его, – я смотрю врачу прямо в глаза. – Мы сохраним ребёнка.
– Я сказал, выйди, – его тон такой, что мороз бежит по коже.
Я встаю, не выдерживая этого взгляда, и выхожу из кабинета. Буквально на секунду останавливаюсь у двери, не понимая, куда себя деть. А затем срываюсь с места.
Глава 10 Карина
Выбегаю из клиники так, будто за мной гонятся. Лабиринт коридоров остаётся позади, и холодный вечерний воздух сразу обжигает кожу. Я даже не успела застегнуть плащ, ветер распахивает полы, пробирая до костей.
У пешеходного перехода не торможу. Он нерегулируемый, машины несутся потоком, фары слепят глаза, но я упрямо топаю вперёд, едва убедившись, что не задавят. Главное – уйти подальше, чтобы Вадим меня не нашёл.
– Долбанашка, смотри по сторонам, переедут тебя! – орёт из окна несдержанный водитель, которому пришлось экстренно затормозить.
Даже голову не поворачиваю. Пусть орёт. Я просто иду, цепляясь за мысль: только бы подальше.
Потом иду дворами. Узкие проходы, тёмные арки, влажные пятна света под фонарями. Петляю, не задумываясь, куда. Вода под ногами хлюпает, ботинки становятся мокрыми. В какой-то момент понимаю, что места уже совсем незнакомые. Притормаживаю, осматриваюсь. Дворы чужие, дома старые, облупленные.
Сажусь на холодную железную лавочку. Не могу восстановить дыхание. Сил нет даже плакать. Просто задираю голову вверх, смотрю на проплывающие тёмные облака в свете фонарей. Ветер гоняет их, как мои мысли. Жду, когда отпустит.
– Девушка, вам плохо? – интересуется сердобольная бабушка.
– Нет, всё в порядке. Спасибо, что спросили, – выдавливаю улыбку.
Она недоверчиво осматривает меня, но уходит. Физически я в норме, чего не скажешь о моральном состоянии. Надя была права всё это время. Я не хотела её слушать. Дура и есть.
Только как вот так взять и перестать надеяться на лучшее? Наверное, надо совсем разочароваться в мире и людях. У меня ведь хорошая семья, где я всегда находила поддержку. Можно сказать, что росла в тепличных условиях, такое не каждому ребёнку удаётся. Поэтому у меня никогда не было сомнений в себе, проблем с самооценкой и с доверием к людям.
Оказывается, это тоже может стать проблемой. «Доверяй, но проверяй» – говорили. А я верила слепо.
Всхлипываю, всё-таки не справившись с эмоциями. Сижу, смотрю в одну точку и не обращаю внимания на текущие по щекам слёзы. Только когда ноги замерзают и холод пробирается сквозь пальто, понимаю: дальше сидеть может быть чревато последствиями. В первом триместре нельзя болеть.
Поднимаюсь с лавки, обхожу ближайший дом по кругу в поисках адреса. Улица Павлова. Я знаю, где это. Теперь осталось дозвониться до Нади.
– Ну что, пропажа, ты где? – отзывается подруга, голос напряжённый.
– Вадим искал меня?
– Конечно. Всех на уши поднял, думал, ты в больнице.
– Я сбежала, Надь. Можно я воспользуюсь твоей помощью? – голос дрожит.
– Спрашиваешь ещё. Нужно, – фыркает моя спасительница.
– Только я боюсь к тебе приезжать. Воронцов же знает, куда я могу податься.
– Давай подумаем. Я хотела отправить тебя к бабушке, за город. Поедешь? Туда Вадим точно не сунется, он будет тебя искать у родни или у меня, максимум у кого-то из персонала клиники. Так далеко он не заглянет.
– Х-хорошо. А твоя бабушка не будет против? – мне совсем не хочется кого-то стеснять. Тем более чужого человека.
– Она будет только рада, готовься слушать невероятные истории из жизни, – хохочет Надя, а потом становится серьёзной. – Так. Давай я сейчас соберусь быстренько и подъеду. Посмотри по карте ближайшее кафе, погрейся там. Скоро буду.
Оказывается, ничего ближе бургерной тут нет. Сто лет не ела ничего такого. Старалась придерживаться правильного питания. И Вадима приучила. Но сегодня такой день, когда можно всё. Заказываю себе бургер, который обещают приготовить за десять минут, и колу. Скидываю Наде адрес.
Посетителей тут немного: у окна сидит влюблённая парочка, лениво ковыряющая картошку фри, ближе к кассе подросток с наушниками, уткнувшийся в телефон. Я выбираю столик в самом углу, где свет падает мягко, а тени создают ощущение укрытия. За окнами уже совсем темно, и фонари размыто отражаются в стекле. Полумрак в зале действует успокаивающе, будто я действительно скрылась от всего мира. Сюда Вадиму в голову не придёт заглянуть, это же спонсоры повышенного холестерина, инфарктов и инсультов.
Когда приносят мой бургер, мне кажется, что это пища богов. Тёплый запах свежей булочки, поджаренной котлеты, расплавленного сыра и маринованных огурчиков накрывает с головой. Слюна течёт непроизвольно. Первый укус, и я словно возвращаюсь в детство, когда еда была простой радостью. Я такая голодная, оказывается, что уплетаю бургер и картошку за считанные минуты, даже не заметив, как кола приятно обжигает горло пузырьками.
Откинувшись на спинку, глажу живот. Он ещё совсем плоский и останется таким долго, но мне нравится думать, что так я становлюсь ближе с моим ребёнком.
– Фух, мать, я тебя еле разглядела, – чмокает в щёку Надя. – Поедем сразу или я тоже перекушу?
– Я подожду тебя, если ты голодная. Нам сколько примерно ехать?
– Мне, пожалуйста, то же самое, что было у девушки, – сообщает Надя официанту и поворачивается ко мне. – Где-то часа два. Если будут пробки, то и все три.
– Блин. Ты успеешь вернуться завтра на работу?
– Встану пораньше, не впервой.
Я наблюдаю, как она с аппетитом уплетает бургер. Удивительно, как легко с ней становится дышать, будто вся тяжесть последних часов делится пополам. Мы смеёмся над какой-то ерундой, спорим, кто будет оплачивать счёт, и, конечно же, я проигрываю.
На улице встречает резкий холод и запах бензина. Порыв ветра подхватывает волосы, и я поёживаюсь, сильнее запахиваясь в пальто. Вечер тихий, непривычно спокойный. Стоит нам только подойти к авто, как машина напротив вдруг включает дальний свет и ослепляет нас.
Я рефлекторно закрываю глаза рукой. В голове вспыхивает одна мысль – «Он нашёл меня».
– Надь?..
– Давай быстро в машину, – резко говорит она, толкая меня к двери.
Её решительность немного успокаивает, но пальцы дрожат так, что я едва справляюсь с замком. Свет всё ещё бьёт в лицо, и я чувствую себя уязвимо.
Глава 11 Карина
Сижу в машине, сотрясаясь крупной дрожью. Вижу только силуэты Нади и Вадима, они стоят в свете фар, словно две фигуры на ринге. Она что-то эмоционально ему высказывает, размахивая руками так, что её пальцы едва не касаются его плеч. Вадим стоит неподвижно, лишь чуть склоняет голову вперёд, как зверь, готовый прыгнуть. Я знаю: ему ничего не стоит просто сдвинуть её в сторону, рывком открыть дверь и вытащить меня наружу.
Но он этого не делает. И это ещё страшнее. Внутри нарастает липкое ощущение, что его сдерживает не жалость, а расчет. Представляю, насколько он сейчас зол. Настолько, что воздух между ними словно искрит.
Не хочу даже разговаривать с ним. Я свой выбор сделала. Если он его не поддерживает, значит, он автоматически против меня. А мне нужны рядом только те, кто на моей стороне, кто поможет выдержать это.
Уже сейчас понимаю: спокойной моя беременность не будет. Но в моих силах хотя бы оградить себя физически от человека, который угрожает моему ментальному здоровью.
В какой-то момент Надя резко разворачивается, садится за руль и с силой хлопает дверью. Ключ в замке зажигания щёлкает громко. Двигатель гулко рычит, и она давит на газ.
– Ты что! – вскрикиваю, испугавшись резкого толчка, и закрываю лицо руками.
– Спокойно, жив твой Воронцов, – огрызается она. – Что ему будет, гаду такому. Отскочил в сторону.
Я оглядываюсь через заднее стекло и ловлю его взгляд. Бешеный. Прожигающий насквозь. Словно обещание – это ещё не конец. От этого взгляда мороз бежит по коже. Боже, я как будто в Санта-Барбаре. Со стороны, наверное, захватывающе наблюдать, почти сериал. Но в жизни переживать такое я бы не пожелала никому.
Когда его силуэт исчезает за поворотом, мышцы всё равно не отпускает. Сижу, держа спину прямо, будто прут заглотила. Ни прижаться к сиденью, ни расслабиться не могу. Всё тело как камень.
– Карин, всё, он за нами не поедет, – уверенно говорит Надя, бросая быстрый взгляд на дорогу, потом на меня. – Я тебе обещаю. Давай, успокаивайся, ладно?
– Что ты ему сказала? – мой голос хриплый, сухой.
– Пообещала вызвать полицию, если он не оставит тебя в покое.
– Ну да, напугала, – горько усмехаюсь. – Что бы они сделали? Он и пальцем меня не тронул.
– Нашла бы что сказать. Какая разница? Главное, чтобы приехали. Соврала, что с ножом на нас нападает.
– За такое штрафуют. Это же ложный вызов.
– Вот ты, Рин, правильная, когда не надо, – раздражённо фыркает она. – Нам надо было уехать оттуда любой ценой. И ещё так, чтобы он тебя не заставил выйти из машины. Вот я и импровизировала. А что именно ляпнула, уже неважно. Главное, подействовало.
Меня аж подташнивает от того, что Надя назвала сокращение, которым меня постоянно звал Воронцов. Когда-то я млела от этой близости, от того, что у нас есть тайное слово для двоих. Никто другой меня так не называл. Но теперь это будто пятно, которое не отстирать, ассоциации стали горькими.
Надя уверенно ведёт машину по проспекту. Городские огни мелькают за стеклом. Она даже не сверяется с картой, видно, дорогу знает отлично. Я не хочу болтать, отвечаю на её редкие вопросы односложно. Постепенно тепло салона пропитывает одежду, размораживая замёрзшие мышцы. Дыхание становится ровнее. Я откидываюсь на спинку кресла, и веки тяжелеют.
Через полчаса меня клонит в сон, и город за окном превращается в размытые пятна света. Голова сама падает набок, и я проваливаюсь в тёмное забытьё.
Когда кто-то трогает меня за плечо, я дёргаюсь всем телом и испуганно вскидываюсь.
– Спокойно, мать, это я, – усмехается Надя. – Ты уснула, и я не стала будить. Приехали.
Я осматриваюсь. Впереди кованые ворота, за которыми скрывается аккуратная дорожка к дому. На подоконниках стоят цветочные горшки, видно, что за всем ухаживают с любовью. Даже воздух тут другой, свежий, с запахом хвои и чего-то печёного, словно в доме всегда тепло и уютно. Мы медленно проезжаем вперёд. Территория большая: клумбы, аккуратный огород, дровяник сбоку. Всё так ухожено, будто каждый кустик стоит на своём месте.
Когда выходим из машины, из дома выходит Надина бабушка. Широкая улыбка, в руках полотенце, словно только что из кухни. Она сразу обнимает Надю, прижимая к себе крепко.
– Ну хоть заглянула ко мне, засранка. Вы, городские, совсем забываете, как на природе хорошо.
Надя смеётся, пряча лицо у неё на плече.
– Бабуль, это Карина, я о ней тебе рассказывала. Она поживёт у тебя, хорошо?
– Конечно! Здравствуй, внучка, – бабушка неожиданно для меня обнимает и меня, так, что у меня перехватывает дыхание. – Меня зовут Зоя Васильевна, но можешь называть меня бабушка.
Она выглядит удивительно молодо для своих лет: румяные щёки, прямой взгляд, лёгкая походка. И сразу чувствуется сила характера. Я бы ни за что не сказала, что ей уже семьдесят.
Мы проходим в дом. Внутри пахнет свежим хлебом, мятой и деревом. Половицы поскрипывают, но не раздражающе, а уютно, по-домашнему. На стенах – фотографии семьи, в углу – старинный шкаф, накрытый вязаной салфеткой.
– Девочки, чаю хотите? – спрашивает Зоя Васильевна, уже направляясь к плите.
– Давай. Твой с травками сделаешь? – оживляется Надя.
– Конечно.
– Ой, а его беременным можно? – спохватывается подруга, взглянув на меня.
– Там ничего такого нет, можно. Я зверобой не добавляю, – отвечает бабушка с лёгкой усмешкой, будто уже десятки раз слышала подобный вопрос.
Через пару минут на столе появляются вазочки с печеньем, конфетами, мёдом, горячие чашки с чаем. Мы устраиваемся за круглым деревянным столом, и я чувствую себя так уютно, словно вернулась в детство.
Моих бабушек и дедушек уже нет в живых, и вдруг я понимаю, как сильно мне не хватало вот такого простого внимания, заботы, тепла.
– Я вам не буду мешать? – спрашиваю я неуверенно.
– Что ты, – машет рукой Зоя Васильевна. – Что мне тут делать осенью? Огороды закончились, дачники поуезжали. Будет для кого суетиться на кухне да с кем поговорить. Плохо разве?
– Всё равно как-то неудобно…
– Ой, отстань-ка хоть, – бабушка ставит чашку так решительно, что чай чуть не выплёскивается. – Если бы было неудобно, я бы так Наде и сказала. За словом в карман не лезу. Так что давай заканчивай с этим.
– Постараюсь, – улыбаюсь, наблюдая за её живой жестикуляцией. – А уехать отсюда обратно на чём можно?
– Куда это ты собралась? – прищуривается она. – Только приехала.
– Мало ли… Я на всякий случай интересуюсь.
– На двух электричках надо ехать. Часов пять в одну сторону. Уж лучше Надю если что позвать, довезёт тебя. Да ты погоди, сейчас освоишься, уезжать не захочешь. У нас воздух такой, не чета вашему городскому. Спокойно тут, тихо.
– На жизнь деньги нужны будут, долго я не смогу тут оставаться.
– Я с тебя ни копейки не возьму, даже не думай, – бабушка качает головой и мягко касается моей руки. – Сама когда беременная была, мне женщина одна помогала. Теперь я тебе помогаю. И ты потом кому-то поможешь. Так и расплатишься со мной.
Я так растрогалась, что украдкой вытираю слёзы. От чужих людей не ожидаешь такого доброго к себе отношения, и от этого внутри становится теплее.
Вечером мы раскладываем постели. Дом наполнен тихими звуками, потрескивание печки, где-то за стеной скрипнула дверь, на улице слышно, как стучит дождь по крыше. Я засыпаю быстрее, чем ожидала.
Рано утром Надя уезжает, и мы с Зоей Васильевной остаёмся вдвоём. Я проверяю телефон, но связи нет.
– У нас тут проблема с этим, – спокойно говорит бабушка. – Надо если позвонить, так идти до переезда надо или ещё дальше, под провода. Зато хорошо, муж твой точно не дозвонится.
– Я всё же схожу после завтрака, – решаю я. – Надо предупредить в клинике, что меня не будет.
Глава 12 Карина
Позавтракав вкусной манной кашей без единого комочка, которую Зоя Васильевна подала с вишнёвым вареньем и кружкой свежего молока, я выхожу из дома. Сейчас, при свете дня, он кажется мне ещё более красивым. Невысокий, но крепкий. Не обшит модным сейчас сайдингом, а сохранил свою деревянную обшивку, выкрашенную в яркую зелёную краску. На солнце она чуть выгорела, но от этого дом кажется ещё теплее и живее. На окнах белые резные наличники с узорами, похожими на снежинки. На подоконниках – герань и фиалки в керамических горшках.
Едва я ступаю на крыльцо, под ноги бросаются несколько курочек, возмущённо кудахтая. Пернатые скачут так решительно, что я невольно отшатываюсь в сторону, прижимая ладони к животу.
– У меня для вас ничего нет, – растерянно сообщаю я.
– Ко-ко-ко? – будто с упрёком отвечает самая бойкая.
– Совсем ничего, – оправдываюсь я, чувствуя себя виноватой перед птицами.
– Они кормленые, не бойся, не клюнут, – выглядывает из окна Зоя Васильевна и машет рукой. На её лице улыбка: очевидно, ей забавно наблюдать, как я пугаюсь.
Сторонясь явно заинтересовавшихся мной несушек, я выхожу за ворота и иду вперёд. Воздух прозрачный, свежий, пахнет влажной землёй и дымком из соседних труб. По утоптанной дорожке идти легко, под ногами похрустывает прошлогодняя трава. Согласно инструкциям бабушки, заблудиться здесь невозможно. В самом крайнем случае я либо выйду к реке и развернусь, либо обойду посёлок вокруг. Других дорог тут нет.
Минут десять иду, поглядывая по сторонам. Большинство домов и правда стоят пустыми: ставни закрыты, калитки заперты. Видно, хозяева уехали до весны. Но вдруг в одном дворе замечаю старушку в тёплой кофте поверх халата. Она аккуратно раскладывает яблоки в деревянном ящике.
– Здравствуйте! – здороваюсь первой.
– Здравствуй, здравствуй. Городская? Чья будешь? Не узнаю что-то, – прищуривается она подслеповато, прикрывая ладонью глаза от солнца.
– Я в гостях у Зои Васильевны.
– А, у Зойки. Ясно. Надолго?
– Пока не знаю, – уклончиво улыбаюсь.
Она ещё несколько секунд рассматривает меня, словно пытается понять, кто я такая и зачем приехала. Странно слышать такие расспросы. В городе никому и дела нет, где ты и что ты, а тут в первый же день вычислили, что я нездешняя. Хотя, конечно, долго гадать не пришлось, уж слишком выделяется моё городское пальто и сапоги.
И тут меня будто током бьёт: я же толком и не взяла вещей! Всё осталось там, у Вадима. У меня нет ни сменной одежды, ни элементарных удобных вещей. Надо будет спросить у бабушки или у Нади, где тут можно хотя бы по минимуму закупиться.
До железнодорожного переезда дохожу как раз в момент, когда вдали слышится гул, и рельсы начинают дрожать. Сигнал тревожно звенит, опускается шлагбаум. Я останавливаюсь у деревянного забора, наблюдаю, как мимо медленно останавливается длинный состав. Дачники с большими сумками, торопливо шагая по тропинке, расходятся кто куда. Их лица усталые, но довольные: видно, что возвращаются с покупками и запасами.
Я проверяю телефон и радостно вздыхаю: наконец-то появляется сигнал, две полоски связи. Сердце сразу учащённо бьётся. Набираю номер регистратуры.
– Администратор Елена, клиника “Альфа-мед”, слушаю.
– Лен, привет, это Карина.
– Ой! Кариночка Витальевна, у нас тут такое…
– Тихо ты, не голоси, – шепчу, озираясь, будто кто-то может услышать. – Никто не должен знать, что я звонила. Точнее, скажи, что я… ну, передала через кого-то. Меня не будет в ближайшее время.
– Так ведь Вадим Александрович тут такой шум поднял, когда вы прямо с приёма ушли. И сейчас все боятся к нему подходить. На Надежду Юрьевну вообще так кричал, думали, уволит её.
Блин, наверняка он тряс её по поводу того, куда она меня увезла. Надеюсь, Надя – кремень.
– Лен, спокойно. Поорёт и успокоится. Куда денется, – стараюсь говорить уверенно.
– А почему он не знает, где вы? – осторожно спрашивает она.
Я понимаю её любопытство, но у нас с ней не настолько близкое знакомство, чтобы я делилась своими проблемами.
– Так надо. Ты меня поняла? Скажи, что я уехала надолго. Приёмы отменить нужно.
– Да-да, поняла. Передам всё.
Я сбрасываю звонок, пока болтушка Лена не начала задавать ещё больше вопросов. И так уже хватит обсуждений на целый день.
Возвращаюсь в дом. Внутри пахнет тушёной капустой и печёным хлебом. Зоя Васильевна что-то напевает, помешивая в кастрюле. Я подхватываю веник и подметаю пол, хоть она и ворчит, что мне надо отдыхать. Но я не могу просто сидеть. Лежать целыми днями – значит слушать тишину и свои мысли. А они такие навязчивые, такие тёмные… Нет, лучше уж руки занять.
К переезду хожу ещё несколько раз, проверяю телефон, в надежде услышать Надин голос. Но она почему-то не отвечает. Каждый раз сердце болезненно сжимается, когда в трубке слышу только длинные гудки. Я начинаю грызть ногти от беспокойства.
Она выходит на связь только через несколько дней. К этому моменту у меня уже подступает паника: в голове мелькают десятки худших сценариев.
– Что там Вадим? Терроризирует тебя? Ты почему не звонила? – принимаю видеозвонок.
– Прости, закрутилась. То одно, то другое. Ты же знаешь, тебе не позвонишь в любой момент.
– Это да, – киваю я. – И плюс, и одновременно недостаток.
– Вадим злой как собака. Грозился меня уволить. И тебя, кстати, тоже.
– Так он не может меня уволить, я же беременная.
– Вообще да. Но ты ведь в отдел кадров документы не относила?
– Не успела, – Надя морщится и отмахивается, будто это мелочь.
– Ой… он со злости, конечно, может. Но ты не бойся, я к нему схожу.
– Не надо, Надь. Он ведь и так спрашивал, куда я делась?
– А то! Еле отбрехалась, – закатывает глаза подруга. – Сказала, что на автовокзал тебя отвезла.
– Он поверил?
– Вроде. Но я не уверена, – она пожимает плечами.
– Надь, если он вдруг будет тебе угрожать, мало ли…
– Ой, да что он может сделать? – она дерзко вскидывает подбородок.
– Уволит.
– Пойду в другую больницу. Хороших эндокринологов мало, – отвечает она с той самой уверенностью, которая иногда кажется мне почти безрассудной.
– И всё же, не геройствуй. Звони, я приеду. На то, чтобы найти новое место, нужно время, а у тебя мама с её дорогими лекарствами. Ты у меня, конечно, боевая, но не стоит рисковать.
Надя хмыкает. И я уже не понимаю, то ли она действительно готова стоять насмерть, то ли Вадиму быстро надоедает её допросами изводить. В любом случае на две недели наступает тишина.
Я за это время обзавожусь необходимой одеждой и обувью: покупаю удобные кроссовки, пару длинных футболок, штаны на резинке. Много не беру, да и куда тут прихорашиваться? Главное, чтобы было комфортно. Каждый день превращается в спокойный и размеренный: сон, длинные прогулки, редкие звонки Наде, частые мысли о будущем.
Жизнь течёт тихо, и я понемногу начинаю привыкать к этому новому распорядку. Но в один из дней, когда в очередной раз выхожу с телефоном на связь, раздаётся звонок. На экране высвечивается незнакомый номер.
– Карина? Это Алексей, – раздаётся в трубке мужской голос. Он звучит вежливо. – Извините, что беспокою… У вас есть время поговорить со мной?
