Текст книги "Развод. Мне теперь можно всё (СИ)"

Автор книги: Софа Ясенева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Софа Ясенева
Развод. Мне теперь можно всё

Глава 1 Лидия

– Мам, ну ты чего, всё хорошо с папой, – сын успокаивает меня, предлагая чай.

– Его до сих пор нет! Корпоратив не длится так долго, Лёш.

– Может, он напился?

– Это что, повод не брать трубку? Да и он никогда не делал так раньше.

Лёша опускает взгляд, и мне почему-то начинает казаться, что он знает больше, чем говорит. Сердце пропускает удар. Что он не договаривает? Почему не смотрит мне в глаза?

Неприятное сосущее чувство под ложечкой появляется внезапно, и сначала я списываю его на отголоски отравления, которое подкосило меня вчера. Из-за него я и не пошла вместе с мужем на корпоратив.

Вместо этого я провела вечер в обнимку с унитазом. Так плохо мне ещё никогда не было. Всё тело ломило, в голове шумело, мир расплывался, как будто я попала в параллельную реальность, где нет ничего устойчивого. Муж периодически присылал фото и отчитывался, что у них там всё проходит не так уж и весело. Мол, ничего интересного я не пропустила. Я улыбалась сквозь тошноту, верила ему. Тогда верила.

У меня нет причин не доверять ему. Наши отношения строятся на взаимном уважении и доверии. И на любви, конечно, куда без этого. Он моя опора, моя скала, и я – его. Мы ведь вместе прошли через многое.

Так откуда тогда эта тревога? Не знаю. Предчувствие такое осязаемое, что мне вдруг становится нечем дышать. Как будто в комнате кончился воздух. Ладони холодеют, и я машинально сжимаю их, чтобы хоть как-то согреться.

– Мам, всё хорошо? Ты побледнела. Снова плохо? – суетится Лёша.

– Нет, всё в порядке.

– Давай ты всё же сходишь ко врачу?

– Найду Диму и схожу, хорошо? – понимаю, что не успокоюсь, пока не узнаю, где он и что с ним.

– Давай я этим займусь? Позвоню в ректорат и узнаю всё, – неожиданно предлагает он, и я на секунду замираю.

Что? Лёша сам хочет позвонить в ректорат? Секретарше? Той самой Марианне, которую он на дух не переносит и всегда старается обойти стороной, как только появляется в университете? Это не похоже на него. Совсем не похоже.

Может, он что-то знает или что-то видел. Почему тогда молчит? Или пытается что-то скрыть от меня, уберечь?

Подозрение прорастает внутри, как сорняк сквозь трещину в асфальте. Я смотрю на сына пристально, но он уже отвёл взгляд.

– Ты же хотел гулять идти?

– Эээ, да. Хотел, – виновато смотрит в сторону.

Вот и выяснилась причина такого рвения узнать, где его отец. Если тот будет дома, то Лёшка с чистой совестью сможет уйти к своей компании. Я могу его понять, кто в пятнадцать хочет торчать дома и ухаживать за больной матерью? Мне не хочется мешать ему жить на полную катушку. Пока может.

– Беги. Я справлюсь. Если что – позвоню тебе.

– Спасибо, Лид, ты самая крутая мама!

Секунда – и я остаюсь одна. Ощущение пустоты глухим эхом обрушивается на грудь. В квартире слишком тихо. Даже тикающие часы словно замерли, выжидают. Мне всё ещё плохо, но не настолько, чтобы я легла обратно в кровать. Вместо этого я начинаю обзвон наших общих знакомых.

Звоню Казакову, другу мужа и проректору. Он говорит, что видел Диму вчера вечером, но звучит как-то неуверенно, и я чувствую – что-то недоговаривает. Судя по женскому голосу на фоне, у него сейчас свои заботы поважнее.

Потом набираю Лену, жену одного из коллег. Та сразу отвечает и говорит, что они с мужем ушли с корпоратива рано, а Дима остался с какой-то компанией возле сцены. Обещает уточнить у подруг, если что-то узнает.

Ощущение тревоги растёт. Никто ничего толком не знает. И это пугает меня сильнее, чем любая конкретная новость.

Мельком смотрю в календарь на стене в прихожей. Сегодня пятница, рабочий день. Сентябрь только начался, а значит, муж должен быть на работе. Поэтому звоню секретарю в ректорат.

– Марианна, это Лида.

– Слушаю, – премерзким голосом отвечает, явно недовольная тем, что отвлекла её от суперважного дела. Например, от выбора очередного комплекта кружевного нижнего белья.

– Толмацкий на месте?

– Сейчас посмотрю.

Слышу стук каблуков, а затем попытки открыть дверь кабинета ректора.

– Заперто. Наверное, опаздывает.

Всё это кажется мне очень странным. Мой всегда пунктуальный муж очень серьёзно относится к своей работе, считая её трамплином в высшие инстанции, где он сможет по-настоящему развернуться как гениальный управленец.

То, что его до сих пор нет на работе, ситуация из ряда вон. Скорее всего, где бы он ни был, сейчас очень торопится.

Мне же не терпится убедиться, что все мои непонятно откуда взявшиеся и выстроившиеся в ряд тараканы в голове – всего лишь происки моего ослабленного отравлением организма. Ведь мой муж ни за что и никогда не сделал бы ничего, что плохо отразилось на нашей семье.

Семья для него – не только место, где всегда помогут и поддержат, но и брэнд, который продвигает его по карьерной лестнице. А я рада помогать ему в этом.

Звоню ещё раз, но теперь абонент не абонент. Наверное, зарядка села. Или он отключил телефон. Или...

Так, Лида, отставить панику. Всё с Димой хорошо. Сейчас ты оденешься, вызовешь такси и отправишься в универ. Там дождёшься мужа, и всё станет ясно. Ну не изменил же он мне, в самом деле?

Да нет, Дима не мог. За десять лет брака он ни разу не давал повода думать, что когда-то посмотрит на другую женщину. Это не в его правилах. Да, у него частые командировки, множество женщин как в штате университета, так и в его собственной компании. Если он с кем-то и где-то был, я бы почувствовала.

Ведь почувствовала, да?

Господи, руки так трясутся, что я с трудом вызываю такси. Кладу в сумочку ключи от его кабинета.

Полчаса и я на месте. Тревога змеёй свернулась в груди и сейчас подняла голову, грозно шипя.

Милый, дорогой, любимый, пожалуйста, пусть это окажется просто лишней дозой виски, выпитой вчера за компанию с кем-то. И просто попыткой не мешать мне, не дышать на меня алкоголем, чтобы мне не стало ещё хуже.

Поднимаюсь в ректорат, уверенно подхожу к двери в кабинет. Сердце грохочет так, что, кажется, его слышит весь коридор.

– Я же говорила, его нет, – подскакивает Марианна.

– Ты прекрасно знаешь, что у меня есть ключи. Подожду там, – решаю идти до конца.

– Стой!

Вставляю ключ, поворачиваю его, хватаюсь за ручку.

– Лида! – секретарша бежит ко мне.

Поздно. Я распахиваю дверь и вижу своего мужа на диване, полураздетого. А на нём лежит какая-то женщина.

В этот момент всё вокруг будто замирает. Звук уходит. Цвета тускнеют. Я чувствую, как будто меня обдали кипятком и одновременно заморозили. Только одно ощущение остаётся – тошнотворная боль, пронзающая сердце, грудь, живот. Всё. До самого основания.

Я не кричу. Не хлопаю дверью. Просто стою. Смотрю. Молча. И внутри всё рушится.

Глава 2 Лидия

Марианна отталкивает меня и протискивается в кабинет. При виде той же картины, что открылась мне, как-то по-бабьи всхлипывает. Лицо у неё сейчас такое расстроенное, что складывается ощущение, будто обманутая жена здесь она, а не я. Это вызывает во мне странную смесь раздражения и отчуждённого любопытства – она что, правда считает, что имеет на него какие-то права?

В целом её реакция кажется мне неуместной, слишком гипертрофированной, ведь какой бы скандал ни случился, она всего лишь секретарь. Ей-то что – сместят одного ректора, появится другой. Уж кто-кто, а Марианна умеет подать себя так, что отправлять её в утиль не захотят. Но всё это ровно до тех пор, пока я не смотрю сначала на мужа, потом на блондинистую дрянь рядом с ним, а потом снова на секретаршу. Тут-то до меня доходит. У него и с ней что-то было?

Меня пронзает холодной волной – не от ревности даже, а от чувства тотального унижения. Я видела её почти каждый день, говорила с ней, смеялась. И всё это время – она тоже спала с моим мужем? Я даже не знаю, чего боюсь больше – того, что он изменил однажды... или того, что это была система.

Комната плывёт перед глазами. Я еле удерживаюсь на ногах и прохожу внутрь, сразу сдвигаюсь чуть в сторону и прислоняюсь к стене. Не хватало мне ещё упасть. Надо дышать. Стараюсь делать глубокие вдохи и медленные выдохи. Внутри всё горит – от гнева, от боли, от желания закричать. Но я молчу. Потому что если начну говорить – могу сорваться.

– Дмитрий Александрович? – дрожащим голосом зовёт Марианна.

Оба голубка на диване шевелятся и еле продирают глаза. Количество выпитого алкоголя явно превышает разумные пределы, потому что в кабинете стоит запах перегара. Я почувствовала его сразу, и от этого меня замутило с новой силой. Так что сейчас я борюсь не только с отвращением к тому, что вижу, но ещё и с подступающей тошнотой.

Как только Толмацкий осознаёт, кто он и где он, он отталкивает блондинку с себя и садится. Трёт глаза и морщится. Похмелье не щадит никого, тем более в таком возрасте. Внутренне я почти кричу: «Посмотри на меня! Протрезвей! Скажи, что это сон!» Но он даже не удивляется. Не пугается. Он просто... раздражён.

Я во все глаза рассматриваю его спутницу, пытаясь для себя понять, что в ней такого, что он решил спустить в унитаз наш счастливый почти десятилетний брак. Отмечаю, что у неё кукольные локоны, дорогой платиновый блонд, на который она ежемесячно спускает несколько десятков тысяч рублей. Хорошая фигура с чётко выраженной талией и крутыми бёдрами. Грудь полного третьего размера. Да и на лицо она не уродина, вполне себе симпатичная. И да, по возрасту она ближе к мужу, чем я, ей около сорока.

То есть информация о том, что мужчины предпочитают помоложе, в моём случае не соответствует реальности. Меня предали не ради юной, а ради эффектной. Может, мне надо было всё это время быть такой же? Ухоженной, нарочито сексуальной, вызывающей? Я даже сейчас, посреди всего этого ужаса, думаю о себе в сравнении с ней – и от этого хочется выть.

– Вы же… вы же с ней… – повторяет по кругу секретарша.

– Марианна! – рявкает он так громко, что мы все трое вздрагиваем. – Держи при себе свои умозаключения. Принеси кофе.

– Сколько? – хлопает глазами та, будто реально собирается варить его на четверых.

– Один.

– А… Ну ладно.

– Ты ещё здесь? – грозно смотрит.

Та быстро уходит, явно желая вернуться поскорее и услышать всё самое интересное из первых рук. Потом она будет звездой в местных кулуарах, ведь именно она принесёт интересную информацию, которую минимум неделю будут обсасывать со всех сторон. Сплетни такого масштаба случаются нечасто, так что они на вес золота. Марианна тщеславна настолько, что любое внимание для неё как бальзам на душу.

– Дима, я, наверное, пойду? – блондинка подходит к мужу и интимно касается его плеча. И я понимаю – между ними явно не первый раз. Это не случайность.

– Иди, Оля.

Никого не стесняясь, она поправляет юбку, затем застёгивает блузку, перед этим наклонившись так, чтобы Толмацкий заметил её выдающиеся формы в вырезе. Собирает с пола разбросанные туфли и максимально сексуально надевает их. Встряхивает волосы, а затем подкрашивает губы помадой. Одним словом, ведёт себя так, будто она хозяйка ситуации.

Вышагивает из кабинета, активно виляя бёдрами, и я замечаю, как Толмацкий смотрит на неё. Он её хочет. Раздевает глазами, прямо при мне, ничуть не стесняясь. И это добивает меня. Я больше не чувствую себя человеком – я чувствую себя пустым местом.

Не понимаю. Как можно так поступить со мной? Я ничем не заслужила такого. Все десять лет я была его правой рукой. Поддерживала во всём. Даже, не побоюсь таких слов, именно благодаря мне он достиг тех высот, что имеет.

Поэтому происходящее бьёт больнее во сто крат. Я ведь и не сказала ничего до сих пор только потому, что в голове неразбериха творится. От попыток понять, что произошло, до сравнения себя с этой женщиной, в её пользу, разумеется. Не знаю, как это работает. Видимо, то, что муж предпочёл её, даёт ей какие-то автоматически применяемые в моих глазах бонусы.

Только тогда, когда Дима встаёт и делает шаг ко мне, я поднимаю взгляд на него.

– Стой там. Не подходи.

– Лида, дай мне всё объяснить, – не слушая меня, прёт напролом.

До меня доносится резкий запах перегара, и желудок сжимается. Молчу, потому что изо всех сил пытаюсь проглотить ком в горле. Его лицо, такое знакомое, сейчас кажется мне чужим. В нём нет раскаяния – только страх потерять тот уровень комфорта, что есть.

– Я сам не знаю, как всё произошло. Ничего не помню. Это ничего не значит. Я люблю только тебя, – муж встаёт напротив, ставит руки на стену по бокам от меня.

Смотрит прямо мне в глаза холодным взглядом. Что он хочет сейчас? Чтобы я кивнула, сказала, что всё прощаю, и мы закрыли вопрос? При всей моей любви к нему, я не могу так сделать. Не хочу, чтобы он думал, что со мной можно так поступать. Чтобы потом всё повторилось. Потому что повторится – я уже это чувствую.

– Дима, я хочу развод.

– Нет.

Боже, как сильно меня мутит. Внутри всё сжимается в болезненный узел. Это «нет» звучит как приказ. Как отказ мне в моём праве чувствовать, выбирать, жить.

– Пожалуйста, отойди.

Он ни на миллиметр не двигается. Как будто решает за нас обоих. Как будто всё, что произошло – мелочь, недоразумение. Как будто моё страдание – несущественно.

В кабинет заходит Марианна с чашкой кофе. От той так резко пахнет, что тошнота достигает критического уровня. Я наверняка побледнела, потому что взгляд Толмацкого становится очень обеспокоенным.

– Лида, ты как себя чувствуешь?

Меня выворачивает прямо на него.

И это подчёркивает, кем он стал для меня. Человеком, от которого меня буквально тошнит.

Глава 3 Лидия

Марианна брезгливо смотрит на мужа и выискивает взглядом, куда бы поставить кофе. Видно, как ей не терпится убраться подальше отсюда из этой комнаты. Она держит чашку на вытянутых руках.

Дима делает шаг назад, хватается за рубашку и тянет её вверх, чтобы достать полы из брюк. Всё это делает резко, раздражённый тем, что я не бросаюсь ему помогать.

– Лида… – кидает в мою сторону укоризненный взгляд. Такой знакомый, такой домашний. Будто мы поссорились из-за соли, не из-за того, что он предал меня самым грязным способом.

Мне же в этот момент даже не стыдно. И это, наверное, самое страшное. Потому что в любой другой момент моей жизни я бы кинулась к нему, схватила салфетки, стянула с него рубашку, побежала в туалет, чтобы тут же застирать её. Я бы делала это машинально, по накатанному сценарию хорошей жены. Ведь если на официальной одежде Толмацкого есть хоть какое-то несовершенство – пятно, отсутствует пуговица, застиранный ворот – она из его гардероба пропадает навсегда. Я знаю это. Я следила за этим. Я была хранителем его идеального образа.

Внешний вид – главное. Для него. Для всех. Но не для меня больше.

Причём речь идёт не только и не столько о внешности, сколько о том впечатлении в комплексе, которое производит он и его семья. Прилежный ректор, сильный управленец, надежный муж, человек с идеальной биографией. Человеку с запятнанной репутацией в губернаторы путь будет закрыт. Он всегда смотрел выше, дальше. Университет – только ступень.

И вот я стою в этой комнате, где он предал меня. Наблюдаю эту вялую попытку оправдаться. Ловлю этот укоризненный взгляд, как будто я в чём-то виновата.

Не представляю даже, на что будет готов Дима, чтобы слухи не поползли дальше. А они будут. Уж Марианна постарается. Я вижу, как она внимательно смотрит на нас, как в её голове складывается чёткий план, как рассказать об увиденном так, чтобы получить максимум бонусов и внимания. Её губы поджаты, но глаза блестят.

Кстати, о ней. Едва избавившись от кофе, она разворачивается на каблуках и направляется к двери, оставляя нас наедине. Её спина выражает почти оскорблённое достоинство. Уверена, она слышит, как за её спиной разлетается в клочья наша семейная жизнь.

В этот момент Дима стягивает с себя рубашку и оказывается передо мной голым по пояс. Его тело – как из глянцевой рекламы дорогих часов: широкие плечи, чёткий рельеф груди, крепкий пресс, который не исчез, несмотря на возраст. Кожа чуть загорелая, ровная, без единого изъяна – видно, что он регулярно ходит в спортзал. Невольно скольжу взглядом по его рукам – сильные, с выступающими венами, мужественные. Тёмные волосы на груди и ниже по животу подчёркивают его природную брутальность.

Фигура у него всегда была что надо. Что в тридцать, когда я зелёной студенткой влюбилась в него без памяти, что сейчас, в его сорок. И да, он по-прежнему красив. По-мужски. Всё же теперь мне противно на него смотреть.

Это тело, которое я знала, любила, хотела – теперь кажется чужим. В нём больше нет тепла. Только холод и измена.

Дима разворачивается и подходит к небольшому шкафу в углу, где всегда хранит сменную одежду на случай форс-мажора. Его движения резкие, резче обычного – он напряжён, раздражён, и, кажется, не может справиться с этой новой для нас обоих реальностью. Переодевается в новую рубашку и возвращается ко мне, делая глубокий вдох, словно набирается терпения.

– Лида, давай поговорим, как взрослые люди. Без истерик.

Я едва удерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Истерик? Он действительно думает, что я сейчас начну рыдать, кричать, ломать мебель? Да я стою на обломках нашей жизни и держу спину ровно, как никогда.

– Кто сказал, что я собираюсь закатить истерику? Мне это не нужно. Я всего лишь хочу, чтобы ты понял, что с этой секунды мы с тобой больше не муж и жена.

– На этот счёт я с тобой готов поспорить. Паспорт скажет тебе совсем другое.

– Ты сейчас не в том положении, чтобы заговаривать мне зубы, – говорю, удерживая в голосе сталь, хоть внутри всё дрожит, как лист на ветру.

– Даже не пытался, – поднимает руки вверх. – Всего лишь хочу рассказать, как всё было на самом деле.

– Дай угадаю. Ничего не было, я всё не так поняла?

– Ты всё не так… Да твою мать! – внезапный взрыв ярости, и его кулак с глухим звуком ударяет в стену.

Я вздрагиваю, инстинктивно отшатываюсь назад, сердце колотится в груди.

– Не бойся. Я никогда не подниму на тебя руку, – произносит он уже спокойнее, глядя на меня с тем усталым взглядом, который я раньше считала тёплым. Теперь он просто чужой.

– Я прекрасно это знаю. Такого тебе не спустят с руки СМИ. В этом причина?

Он молчит. Пауза тянется. И когда он, наконец, говорит, голос его звучит глухо:

– Причина в том, что я тебя люблю.

Это должно бы тронуть меня. Но я не чувствую ничего, кроме отвращения и злости.

– Сомнительно, Дим. Скажу банальную вещь, но любящий муж ночевал бы дома. И любящий муж не изменил бы жене.

– Я что, не могу расслабиться по полной раз в год? – бросает на меня тяжёлый взгляд исподлобья, будто обвиняет меня в том, что я смею чувствовать боль.

– Ни в чём себе не отказывай, дорогой. Теперь у тебя на один сдерживающий фактор меньше. Ты ведь свободен, – змеёй шиплю в ответ, но не позволяю слезам взять верх.

Кто бы знал, как мне сейчас хочется вцепиться ему в горло, вонзить ногти, оставить на нём следы. Пусть хоть где-то отпечатается моя боль. Не замечала за собой такой кровожадности раньше. Но и ситуация не рядовая. Мне никогда не изменяли. Никогда так не предавали.

– Ты сейчас в состоянии аффекта. Перенервничала. Ещё и не здорова. Я предлагаю не пороть горячку. Отправляйся домой, пар у тебя сегодня нет. Отдохнёшь, а вечером я приду и мы всё обсудим.

– Как удобно спихнуть всё на меня! – отрезаю. – Я с тобой не хочу разговаривать. Ни сейчас, ни потом. Единственная причина, по которой я всё ещё тут, – это то, что я до сих пор такси не вызвала.

С этими словами демонстративно достаю смартфон, вызываю машину. Пусть видит. Пусть знает: я ухожу. И не оглянусь.

***

Когда я захлопываю за собой дверь квартиры, ноги буквально подкашиваются. Я хотела… нет, я была уверена, что сейчас соберу ему чемодан. Все его вещи – костюмы, носки, галстуки – швырну в чемодан, как он швырнул мою жизнь в пропасть. Но я не могу. Сил нет совсем. Как будто воздух вокруг стал вязким, как кисель, и даже двигаться в нём трудно. Меня бросает в дрожь, ноги подкашиваются.

Я дохожу до спальни и просто падаю на кровать, в обуви, в одежде, даже не раздеваюсь.

Дрожащими пальцами тянусь за телефоном. Захожу в чат с девочками. Они мои подруги, моя опора.

Пишу только одну фразу:

"Мне изменил Толмацкий"

Глава 4 Лидия

«Мне изменил Толмацкий»

Эти слова производят эффект взорвавшейся бомбы. Вибрации и уведомления начинают сыпаться одно за другим. Галя, моя коллега из онлайн-школы, пишет капсом:

"ГДЕ ОН? Я СЕЙЧАС ПРИЕДУ!" – и сопровождает это шквалом сердитых и боевых стикеров, от которых, несмотря на весь накал ситуации, у меня на секунду даже возникает улыбка. Как она умудряется быть одновременно грозной и забавной – загадка.

Марина, работающая в департаменте образования, с холодной яростью в голосе записывает голосовое, в котором спрашивает, дома ли я, и предлагает устроить «мужской разговор» с этим изменником, словно способ решить проблему раз и навсегда.

Таня, хозяйка салона красоты и моя давняя подруга, присылает голосовое с характерным лязгом ножниц на фоне. В её голосе слышится явное возмущение и решимость:

"Лида, я ему причиндалы почикаю! Адрес кидай, где твой ненаглядный".

"Лида, я серьёзно. Ты сейчас одна? Лёшка свинтил?", – интересуется Галя.

Она всегда такая – готовая кинуться грудью на амбразуру, не теряя ни секунды на пустые разговоры. Для неё важны не слова, а действия. В этом её суперсила. Пока Марина с Таней накидают в панамку пару ласковых, параллельно вынашивая планы мести и морального уничтожения врага, Галя успевает приехать, сварить бульон или распить бутылку горячительного, в зависимости от ситуации. Они все разные, но каждая мне дорога и любима по-своему.

Сначала я думаю, что не хочу никого видеть – хочется уединения и тишины. Но молчание давит, и я ловлю себя на том, что совсем одна я не справлюсь. В итоге соглашаюсь – компания сейчас не помешает.

Сказано – сделано. Спустя полчаса Галя звонит в дверь.

– Мать, ты чего такая зелёная? Это тебя так приложило от вида той швабры, что к твоему герою-любовнику в трусы залезла? – деловито подпирает бока Галя, появляясь в дверях с привычной уверенностью и энергией.

– И от этого тоже, – выдыхаю я, пытаясь улыбнуться. – Но на самом деле я никак не могу отойти от вчерашнего. Не знаю, что ещё сделать, чтобы стало легче. Кстати, твой вчерашний совет… сам собой как-то осуществился.

– И как, стало легче? – с надеждой спрашивает Галя, ведя меня в кухню.

– Учитывая, что вырвало меня прямо на Диму, в какой-то момент да. Но ненадолго.

– Ахах! Представляю его лицо, – смеётся Галя, осматривая всё по хозяйски. – Что будем, чай или чего посущественней?

– Прости, Галочка, но я совсем без сил. В холодильнике шаром покати.

– А то, что я имела ввиду, в баре хранится, – подмигивает мне.

– Не упоминай при мне ничего резко пахнущего, иначе рискуешь присоединиться к тому-кого-нельзя-называть, – с улыбкой предупреждаю.

– О, у нас новое правило? – удивляется Галя.

– Я придумала его только что.

– Любой каприз, моя хорошая, лишь бы тебе стало легче.

Галя открывает специальный отсек в кухонном гарнитуре и достаёт бутылку.

– Не против?

– Конечно.

Она включает плиту и объявляет:

– Сейчас я тебе забацаю бульончик. Что-то же тебе надо есть.

– Да не нужно. Мне совсем ничего не хочется.

– Ты что, из-за него собралась себя голодом морить? – приподнимает брови Галя.

В представлении Гали Морозовой диета – самое страшное слово, наравне с голодовкой. При том, что Галя – женщина весьма пышных форм, это нисколько не мешает ей оставаться очаровательной и желанной. Мужчины вокруг неё всегда в изобилии. К слову, именно она крутила пальцем у виска, когда я, в свои двадцать, через месяц после знакомства с тогда ещё будущим мужем, с полной серьёзностью ответила "да" на его предложение.

– Нет. Я обязательно поем, потом, – успокаиваю я её.

– Вот на потом и сварю, – решает она, включая плиту. – А ты пока расскажи, что и как там у вас случилось. Насколько всё плохо по шкале от одного до десяти?

– Одиннадцать? – слегка задумавшись, отвечаю.

– Ты что, застала его прямо с корнишоном в пещерке? – смеётся Галя, подкалывая меня.

– Пффф, Галь, ну ты как скажешь, – улыбаюсь от её непосредственности. – Если бы это было так, я бы сказала сто. Да и ты прекрасно знаешь, что у Толмацкого всё в порядке с размерами. Всё было гораздо прозаичнее, она спала прямо на нём, пуская слюну на его рубашку, на диване в его кабинете.

– Зато ментальный размер у него подкачал, раз он тебе изменил. Козлина он!

Галя с чувством вонзает нож в целую курицу, будто это Дима, и прямо сейчас она выпустит все его кишки.

Я же кладу голову на сложенные на столе руки, и погружаюсь в свои мысли.

В какой момент Дима от меня отдалился? Ума не приложу. Перебирая в голове воспоминания одно за другим, кажется, что всё было как обычно. Но я точно знаю на примере многочисленных знакомых, что просто так мужчины не изменяют. Им нужно чувствовать себя важными, нужными, добытчиками и объектами сексуального желания своих жён.

Так что же я делала не так?

– Лидусь? Ты может спать хочешь? – осторожно спрашивает Галя, словно понимая, что я где-то далеко.

– Нет, просто задумалась, – отвечаю я, приподнимая голову.

– О чём? Уж не о том ли, что именно в тебе причина?

– Откуда ты знаешь? – удивляюсь.

– Да у тебя на лице всё написано, красотка. Не вздумай загоняться на эту тему. Кстати, что планируешь делать дальше?

– Собрать чемодан.

– А Лёша?

– Ох… – я закрываю глаза руками, не находя ответа. – Понятия не имею, как ему всё объяснить.

В этот момент хлопает входная дверь.

– Лида, ты дома? – громко и настойчиво спрашивает Дима.

– Тс-с-с, сиди пока, я выйду, – шёпотом прижимает палец к губам Галя, глядя на меня.

– Ну что, гражданин без определённого места жительства, зачем явился? – с усмешкой добавляет она.

– Галя, вот только не начинай. Я знаю, что она дома. Дай пройти, – грозно рычит Дима, пытаясь прорваться.

– А ты мне тут не указывай! На меня твои фокусы не действуют.

Видимо, Толмацкий просто молча отодвигает Галю, потому что в следующую секунду встаёт передо мной, весь такой красивый и с иголочки одетый, пахнущий дорогим парфюмом, и сверлит ледяным взглядом.

– Проводи подругу.

– Если я тебе нужна, с места не сдвинусь, – Галя не менее воинственно настроена.

Я понимаю, что разговор между нами неизбежен. Не вижу смысла его откладывать. К тому же, это отличный повод заставить Диму самостоятельно собрать вещи и покинуть квартиру, раз уж у меня не дошли руки.

– Спасибо тебе, но все в порядке. Я напишу.

Она смотрит на меня с недоверием, но, чмокнув в щёку, уходит, оставляя нас с ним одних.