Текст книги "Восставшие из пепла"
Автор книги: Слав Караславов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
– Вы должны умереть или сдаться!
– Мы сдадимся, если нам даруют жизнь и сопроводят до мадьярской границы. Смилуйся, государь!..
– Да будет так! – сказал Калоян.
И стали выходить из верхней крепости некогда горделивые рыцари. Бряцало тяжелое оружие, поверженное к ногам Калояна, росла подле него груда рыцарских мечей, словно дровосек складывал нарубленные колья, на пронзительно ярком шелке и бархате сверкало награбленное золото и серебро.
Болгарский царь сдержал свое слово. Затем он приказал Цузмену испытать на прочность стены Фессалоник. Они оказались не столь уж крепкими. Цузмен чуть было не взял город, но поползли слухи, что приближается маркиз Бонифаций Монферратский; Цузмен решил не рисковать и отошел от города. Однако в сердце Калояна все сильнее стучало: Фессалоники… Мои Фессалоники!..
10
Звон наковален не давал спокойно спать жителям Тырново. Ремесленники работали днем и ночью. Приводили в порядок старые камнеметы, строили новые. Гнули крюки для подвижных лестниц, для войска ковали новые арбалеты. Механизмы для натягивания тетивы делали более надежными, на их зубцы ставили хорошо закаленный металл. У Калояна не было времени ни на сон, ни на отдых. Лишь Фессалоники жили в его сердце. Подумывал он и о Константинополе, но идти на его покорение пока не решался. Опасался, может быть, потому, что в свое время познал лицемерие и вероломство этого города. И не мечей он страшился, а ромейского духа – тлетворного, развращающего. Пример тому Борил… Трусливый и коварный, злобный и продажный… Что с ним делать? Отправить его куда-нибудь подальше, как советует Иван Звездица, или оставить в Тырново – пусть, как и прежде, волочится за юбками? Во всяком случае Калоян никогда не возьмет его с собой в поход. После битвы под Адрианополем, когда тот, перетрусив, оставил Слава одного сражаться с двумя рыцарями и их оборонительными клиньями, Калоян еще больше запрезирал его. Таких улиток в их роду еще не было. Севаст Сергей Стрез, Слав – тоже родственники, но они совсем другие люди, верные и надежные, настоящие воины. А этот вечно шушукается с самыми подозрительными людьми, вечно ухмыляется как юродивый, плетет какой-то заговор…
Калоян надеялся, что последние его победы положат конец всяческим тайным намерениям его боляр и их недовольству. Кто дал им земли? Кто их обогатил? Каждый день патриарх[151]151
Патриарх – глава болгарской церкви был провозглашен патриархом в 1204 г. и официально признан другими главами православных церквей в 1235 г.
[Закрыть] начинал утреннюю службу прославлением царской десницы и ума Калояна, хотя он не был честолюбцем, но, как любой мужчина, ценил боевые достоинства в других и хотел, чтобы и они воздавали ему должное… А когда Калояна охватывали сомнения в искренности приближенных, он через Слава проверял свои подозрения. Но сейчас не было рядом Слава, Калоян оставил его в бывших землях Иванко. И хорошо сделал. Недавно Слав порадовал его: гонец доставил голову маркиза Бонифация Монферратского. Поймал-таки его Слав где-то возле Фессалоник! Да, этот город должен стать морским глазом земель Калояна! Тогда ему легче будет поддерживать сношения с папой. Сильная держава должна иметь мощный флот. И он добьется этого своими силами, без помощи таких ненадежных людей, как никейский император Феодор Ласкарис. Ласкарис ведь предлагал ему союз, надеясь, конечно, с его помощью захватить Константинополь. А он, Калоян, что получил бы от этого? Ничего!
Калоян знал, что ему делать: без устали воевать за себя и за свой народ? Фессалоники должны пасть! После гибели маркиза Бонифация взятие города представлялось ему простым делом. А затем – Константинополь. И тогда, как бы его ни презирали ромеи, у них не будет другого василевса кроме него. Алексея Ангела уже нет среди них. Маркиз Бонифаций Монферратский захватил его в плен вместе с женой Евфросинией и заточил обоих в тюрьму. Все складывалось в пользу Калояна. Фессалоники должны быть его городом! А там и Царьград…
Но в лихорадочной подготовке к походу некое беспокойство постоянно угнетало царя, заставляло хмурить чело. Недавно он приказал задушить пленного Балдуина, ибо, по словам жены – куманки, тот позволил себе вольности по отношению к ней. Не слишком ли он доверился жене, не оказался ли глупым ревнивцем? А каковы отношения его жены с Борилом? Калоян часто видит, как они шушукаются. Любовь? Да разве он мужчина, этот Борил? Слюнтяй! И все-таки она ни разу не сказала о Бориле плохого слова. Почему? Может, она заболела дурацкой болезнью знатных жен – покровительствовать болванам, обиженным и слабоумным?.. И что с Феодорой? Где она? Может, она в Фессалониках! Скорее в поход!
…Торжественно и величаво гудели колокола. Войска выходили из Тырново. Знамена развевались на башнях города и на улицах, где ехал царь. Сверкали золотые и серебряные доспехи. Какой-то мальчишка-озорник поднял на шесте репу с воткнутыми в нее пестрыми перьями павлина и разных диких птиц и что-то весело кричал. Воины бросали ему мелкие монеты, получали по одному-два пера и укрепляли их на шлемах, дополняя свой наряд. За железной конницей шли арбалетчики и меченосцы, пращники и копьеносцы. Последними тянулись всадники Манастра и повозки.
У городских ворот стояли провожающие во главе с царицей, патриархом, Сергеем Стрезом и Борилом. Борил, уставившись тяжелым взглядом в спину Калояна, недобро ухмылялся. Потом он обернулся, встретился глазами с Манастром и помахал ему рукой, словно лучшему другу. Сергей Стрез всматривался в даль, где сверкал царский шлем, и мысленно желал Калояну успеха в битве за Фессалоники. Он сожалел, что царь не взял его с собой, а оставил охранять Тырново.
Войско все шло и шло, но царя уже не было видно. Калоян спешил. Он спешил перейти Хем, покорить Фессалоники, спешил на встречу с Феодорой и своей смертью…
Деспот[**]**
Деспот – титул самостоятельного феодального владетеля в Болгарии и Византии в XIII–XIV вв.
[Закрыть] Слав
Слав, один из высокопоставленных и родовитых людей, воевал против Борила, хотя и был его двоюродным братом. Борил считал, что земля, коей владел Слав, должна принадлежать ему, Борилу. Слав с этим не соглашался, и потому они воевали друг с другом… Слав, дабы иметь силу, воззвал к помощи и послал императору Генриху предложение заключить союз.
…Потом он (император Генрих) улыбнулся, позвал Слава и сказал ему: «Слав, я отдаю тебе дочь мою, пусть бог дарует вам счастье и радость. А я даю ей в приданое все мои здешние завоевания, но при условии, что ты будешь моим человеком и будешь верно служить мне»…
ТОТ ЖЕ ЛЕТОПИСЕЦ
Этот деспот Слав, обладая сильной и неприступной крепостью Мельник, был полновластным государем и не подчинялся никому из соседних властителей. Порой он выступал на стороне крестоносцев, имея родственные с ними связи, иногда помогал болгарам, как единокровный брат их, и даже Феодору Комнину. Но истинно верным, преданным и надежным союзником он не был никому.
1
По узкой тропе ветер гонял желто-бурые листья, швырял их под ноги стражника, внимательно оглядывающего окрестности. Внизу, на дороге он вдруг увидел трех конников. Неизвестные ехали медленно, не торопя усталых коней. Косые лучи послеобеденного солнца взблескивали на их шлемах и кольчугах, словно крохотные молнии.
Приложив ладонь ко лбу, стражник тревожно рассматривал путников. И, убедившись в их мирных намерениях, как положено, трижды ударил мечом по щиту, вспугнув тишину, царившую в горах. Народ в крепости зашевелился.
Деспот Слав поднял голову от свитков, чтением которых был занят, и посмотрел на Ивана Звездицу, своего доверенного советника. Тот, стоя за спиной писаря Панкратия, составляющего дарственную грамоту на земли соседнему монастырю, с интересом наблюдал за красивым письмом мастера.
– Кажется, гости пожаловали, – сказал Слав.
– С добрыми, надеюсь, намерениями, – откликнулся Звездица.
– Ко всему я привык, брат…
Слав вздохнул. Да, весь мир будто сошел с ума, повсюду витала смерть. Давно пресытившаяся жизнями беспомощных простолюдинов, она охотно посещала и знатных особ. Императоры – и те бессильны были перед нею. Смерть настигала их порой неожиданно, и они засыпали вечным сном, низвергнутые в небытие ядом или ударом меча. Кто думал, что так короток окажется земной путь императора Генриха Фландрского?! Смерть пришла за ним после обильного и веселого ужина. Тотчас же разнеслась лихая молва: о кончине императора позаботилась его жена, дочь Калояна. И многие стали тут же находить подтверждение старой истины: яблоко от яблони недалеко падает; гнев Калояна настиг Балдуина, а коварство дочери царя – брата Балдуина, Генриха – смелого и бесстрашного императора Анри, как называли его рыцари.
Папа Гонорий III[155]155
Папа Гонорий III – римский папа (1216–1227 гг.), преемник Иннокентия III и продолжатель его политики.
[Закрыть] короновал императором Пьера де Куртене[156]156
Пьер де Куртене — французский феодал, граф Неверский и Оксеррский, в 1217 г. был избран латинским императором. На пути в Константинополь был убит эпирским владетелем Феодором Комнином.
[Закрыть]. Тот не без помощи венецианского дожа решил тотчас попытать военного счастья в эпирских землях. Но у стен Диррахия фортуна изменила новому императору – его армия была разбита, сам он попал в плен и был казнен местным правителем Феодором Комнином[157]157
Феодор Комнин — византийский аристократ, родственник императорской фамилии Ангелов. После падения Константинополя в 1204 г. вместе со своим братом Михаилом Комнином основал Эпирское государство в Северной Греции. После смерти Михаила в 1215 г. стал правителем Эпира. Значительно расширив территорию своего государства за счет соседних болгарских и греческих земель, Феодор Комнин в 1224 г. взял Фессалоники и провозгласил себя императором, претендуя на главенство в борьбе за восстановление Византийской империи. В 1230 г. потерпел жестокое поражение от болгар в битве при Клокотнице и попал в плен в Тырново.
[Закрыть]. Так уж случилось, что не успела заглохнуть молва о таинственной смерти Генриха, как под куполами святой Софии зазвучали погребальные молитвы за упокой души раба божьего Пьера.
Слав, как затворник, сидел среди неприступных горных утесов и следил за событиями, используя малейшую трещину в отношениях разных властителей и государей, чтобы расширить свои владения. Чаще всего он в этом преуспевал, и только противоборство с Борилом не принесло успеха. Смерть Калояна сделала их врагами. Борил, подлый Борил отнял у царя жизнь и захватил болгарский престол. Слав остался верен покойному царю и, свив себе неприступное каменное гнездо в Крестогорье, не раз выводил оттуда свои войска на север. При этом Слав не упускал случая напоминать всем, что если на болгарский трон вернутся законные наследники Калояна, он без малейшего колебания преклонит перед ними голову. И всевышний, видимо, решил проверить истинность слов его. В последнее время калики перехожие разнесли по горам весть, что Борил свергнут и сын убитого Асеня Иван занял Тырновградский престол[158]158
…сын убитого Асеня Иван занял Тырновградский престол… – В 1218 г. вернувшийся из изгнания сын царя Асеня I Иван после долгой борьбы сверг и ослепил захватившего престол Борила, провозгласив себя болгарским царем под именем Ивана Асеня II.
[Закрыть].
…Писарь все еще держал в руках незаконченную дарственную грамоту и ждал дальнейших распоряжений. Деспот взял пергамент из рук Панкратия, скомкал его и бросил в угол.
– Дарственная, если ее составление прервали на середине, не к добру… В другой раз…
– Как прикажешь, государь! – отозвался писарь. Он поклонился и, собрав свой прибор, быстро вышел.
– Хотим мы или нет, а принимать гостей надо, Иван, – сказал деспот. – Приготовь все!
– Слушаюсь, государь! – ответил советник.
Прибывшие всадники спешились, вошли во двор крепости, и вскоре в узкой каменной передней послышались их голоса. Болгарская речь! Но сердце Слава все равно забилось тревожно, он нахмурился. Если это послы Борила, добра не жди. Если же это послы наследника законного властелина, кто знает, что повлечет за собой их приезд…
Слав опустился в кресло и, откинувшись на спинку, приготовился к встрече. Первым вошел кастрофилак Недю. Он отвесил деспоту поклон и, отступив вправо на один шаг, встал, опершись на тяжелый меч. Сверкая железными кольчугами, в открытой двери показались и гости.
Послы опустились на колени и приложились лбами к сапогам Слава. Затем они встали, и главный из них, держа в руке пергамент, произнес приветствие и передал свиток Славу. Слав, сорвав шнур и печать, сразу же глянул на подпись. Писал Иван Асень. Он обращался к нему попросту, как к своему близкому родственнику, которому без обычных высокопарных слов излагал новости: божья правда восторжествовала – он возвратился в столицу, город Тырново, сверг с престола Борила и ослепил его. «Человек познает себя, когда судьба лишает его соблазнов, которые он может видеть, – писал он. – Я еще проявил милость к тому, кто отнял жизнь у всеми любимого царя Иваницы, и приказал лишь выжечь ему глаза, чтобы он остался навсегда во тьме своего одиночества»…
Последние слова письма болью отозвались в сознании деспота. Слав понимал, что все изложено ясно, прямо и твердо и что так писать может лишь человек, чувствующий за собой могучую силу. Слав передал свиток Ивану Звездице и внимательно оглядел послов.
Впереди стоял человек среднего роста с черной ухоженной бородкой. Черными были у него волосы, брови, усы. И только кожа его иконописного лица была белой и светилась чистотой. Лицо это Славу кого-то напоминало. Деспот прикрыл рукой глаза, пытаясь вспомнить, – кого же? Ну да, волосы цвета воронова крыла и такие же глаза были у жены убитого Асеня, царицы Елены! Перед ним, кажется, младший сын Асеня – Александр[159]159
…младший сын Асеня – Александр… – брат Ивана Асеня II, сопровождал его в изгнании и в военном походе за возвращение трона. В царствование брата был севастократором, наместником царя в западных болгарских землях с резиденцией в Средеце (ныне – София). Портрет сына Александра – Калояна сохранился в росписях всемирно известной Боннской церкви.
[Закрыть], брат Ивана. Но спросить об этом он не посмел, его смутило, что такой знатный человек, как брат нового тырновского царя, преклонив колена, смиренно стоит перед ним, деспотом Крестогорья, словно перед императором!
Слав поднялся с кресла и пожелал гостям приятного отдыха.
Когда за гостями закрылась дверь, деспот почувствовал усталость. Он прошел через две смежные залы, миновал коридор, украшенный оленьими рогами, и толкнул тяжелую дверь своей спальни. Там царил полумрак. В очаге догорали дубовые поленья. Голубые искорки летели вверх, оставляя тонкие серебристые следы.
Слав подтянул к себе медвежьи шкуры и, не снимая одежд, задумавшись, медленно опустился на постель.
2
Утро началось с первых петухов. Гости рано вставать не хотели, но и заснуть уже не могли. Боль в пояснице после многодневной езды верхом еще давала о себе знать каждому. Путь был труден. Опасности, едва они пересекли Хем, подстерегали их на каждом шагу. Сколько стрел просвистело над их головами! Сколько засад пришлось им преодолеть. Сколько отбить нападений! Выехало их пятеро, а в Мельник прибыло только трое. И теперь они надеялись, что обратный путь будет легче, что Слав, конечно, даст им охрану, которая сопроводит их хотя бы до большого перевала. А там, за перевалом, они, считай, уже дома.
Петухи один за другим отпелись. В открытое окно потекли запахи сырых осенних листьев. Александр поднялся первым, оделся и вышел во двор. Караульный на крепостной стене приветствовал его взмахом руки. Александр ответил ему кивком. Он умылся из дубовой кадки и не спеша поднялся на крепостную стену. Отсюда ему открылась потонувшая в утренней дымке горная котловина. Очертания гор, лесов, холмов и селений едва различались в тумане и совершенно слились на горизонте, и не было видно, где кончаются горы и начинается небо. А город за крепостной стеной лежал перед ним как на ладони, и он уже жил своими повседневными заботами. Мужчины мели улицы перед своим жильем; женщины с глиняными кувшинами спешили за водой; из ближайшего монастыря пастухи гнали в город коз, поднимая на дороге, несмотря на осеннюю сырость, клубы ныли. Откуда-то доносился запах неперебродившего вина. Александр впервые был в этом южном крае и в Мельнике. Но не любопытство привело его сюда, к своему родственнику. Боляре нелестно отзывались о деспоте Славе. Одни считали его предателем, другие – хитрым и коварным разбойником, третьи даже имени его не хотели слышать. Александр решил своими глазами увидеть деспота, понять его замыслы, договориться с ним о присоединении в будущем Крестогорья к большой Болгарии. Сначала он намеревался поговорить об этом с кем-нибудь из приближенных Слава. В Тырново ему называли имя Ивана Звездицы. Но при первом знакомстве человек этот не вызвал у него доверия. Чересчур уж независимо он держался. Сам деспот вел себя куда проще и человечнее. И, кажется, он узнал его. Нет, действовать надо открыто, говорить прямо обо всем с самим деспотом. И скрывать свое настоящее имя глупо.
Александр спустился со стены и направился к небольшой двери. Она вела в сад, что был за крепостью. Он взялся было за засов, желая его отодвинуть, но один из стражников торопливо подбежал и распахнул перед ним дверь. Пестрый ковер из опавших листьев заглушал шаги Александра. Он шел под раскидистыми кронами вековых деревьев и не мог налюбоваться на них. Кипарисы, смоковницы, каштаны, какие-то неведомые южные кустарники, смешные карликовые дубки. Сад кончался глубокой пропастью, естественным непреодолимым препятствием для любого врага. Внизу, куда доставал глаз, торчали скалы-столбы, похожие на острые кабаньи зубы. Одни были покрыты редкими деревьями, другие – совсем голые. Дожди и ветры поработали здесь на славу и создали чудо, на которое Александр смотрел со смешанным чувством восторга и удивления.
Вдруг Александр услышал детский голосок. В десяти шагах от него смуглый мальчик лет девяти целился из лука в пустое птичье гнездо на дереве. Стрела, коротко свистнув, попала точно в середину гнезда и застряла там.
Мальчик камнем пытался сбить стрелу, но это ему не удавалось. Он пнул ногой дерево – толстый ствол и не дрогнул. Александр подошел к нему.
– Как зовут тебя? – спросил он.
– Алекса! – ответил мальчик, недоверчиво глядя на незнакомца. – А тебя?
– И меня так же…
– Да ты не гость ли?
– Гость.
Мальчик замолчал. Потом наклонился, взял камень и снова бросил в гнездо. Камень попал в ветку, но стрела не шелохнулась.
– Почему не влезешь на дерево?
– Отец не разрешает…
– Уж не сын ли ты деспота?
Мальчик утвердительно кивнул.
– Если тебе не разрешают, тогда влезу я. – И Александр, ухватившись за нижнюю ветку, ловко взобрался на дерево. Алекса с восторгом глядел на него.
– Держи! – крикнул Александр и бросил стрелу чуть в сторонку от мальчика.
Спрыгнув на землю, Александр увидел полную женщину, которая вышла из узкой двери и позвала Алексу. Мальчик схватил стрелу и подбежал к ней.
Александр почти ничего не знал о семейной жизни Слава. Когда он с братом Иваном бежал от преследовании Борила, Слав еще не был женат. Вести о его женитьбе дошли до них лет десять тому назад. Тогда они жили при дворе галицкого князя[160]160
…при дворе галицкого князя… – после убийства царя Калояна и захвата болгарского престола Борилом малолетние Иван и Александр Асени были вывезены на Русь, в Галицкое княжество.
[Закрыть] и живо интересовались событиями, происходящими в Болгарии. Слав не признал незаконного царя Борила, и это их радовало. С его помощью они надеялись однажды вернуть потерянное – престол Асенева государства. Смущало их лишь то, что деспот женился на дочери латинского императора Генриха, правда, незаконнорожденной. Это родство могло предать забвению истинную причину его разрыва и вражды с Борилом. Но жена Слава, оставив ему сына, умерла во время родов…
Все эти годы братья Асени жили лишь думами о своем отечестве. Многих послов отправляли они для встреч с тырновскими соплеменниками, но немногие из них остались в живых. А те, которым посчастливилось вернуться, приносили малоутешительные вести: Борил прочно укрепился на престоле, уничтожил или изгнал почти всех верных Калояну людей, возвысил новых боляр. Но наконец пришли и добрые известия: в битве под Пловдивом против войск Генриха Борил потерпел сокрушительное поражение, многие из его боляр трезво оценили события и отшатнулись от новоявленного царя. Пришло время, когда поездки верных братьям Асеням людей в Тырновград стали более или менее безопасными, некоторые из них даже нашли дорогу и в горы, к деспоту. Слав обещал помочь братьям в борьбе с Борилом, но теперь, когда они, наследники Асеня, вернулись на престол и без его помощи, кто знает, как он воспримет их предложение воссоединиться с Тырновским царством. Вспомнит ли Слав свое обещание…
Под ногой Александра заскрипел песок, и он вскинул голову. Сад кончился. Перед ним была вторая каменная крепостная стена. Отсюда узкая дверь вела в город. Стражники преградили ему путь, и он пошел назад. Тут его взгляд привлекли стоящие под навесом огромные чаны для сбора воды. Вода в них была свежей и прозрачной. Да, видно, деспот хороший хозяин. Осматривая его орлиное гнездо, свитое над глубокими пропастями, крутыми и сыпучими горными склонами, Александр не мог скрыть своего восхищения. Взять приступом эту крепость невозможно. Слабым местом ее было разве что отсутствие естественного источника воды…
Александр свернул на широкую главную аллею, подошел к большой расписанной фресками церкви и вдруг вспомнил о заутрене. Ему ведь надо преподносить царские дары святой Богородице, покровительнице этих земель, без этого не начнется богослужение.
И он заспешил.
3
Всю ночь деспот Алексей Слав не сомкнул глаз. Он дважды вставал, раздувал поленья в очаге, чтобы тлели до рассвета, потому что по ночам уже заметно холодало. Но что холод? Не холод мучил Слава и лишил его сна. Мысль, что один из послов – Александр Асень, не давала ему покоя, заставила вспомнить всю прожитую жизнь – далекие и близкие времена, годы утрат, борьбы и побед. И вот пришел день, которого он с некоторых пор стал бояться, но который, он знал, должен был прийти. Все, что им создано за эти годы, создано во имя его верности покойному царю, изгнанным, но законным наследникам престола. Сейчас наследники вернули себе трон. Что же делать теперь ему, Славу? Преклонить, как он обещал когда-то, перед ними голову? А если он отвык кланяться? Как-никак, а когда-то Слав восседал возле самого императора Генриха! С ним считаются властители и государи соседних земель. А эти вот горы он давно привык называть «моими горами», другие называли их «горами Слава». Он любил на быстроногом скакуне объезжать свои владения. Этой ночью, лежа на пушистых медвежьих шкурах, он еще раз мысленно объехал их, думая о начале своего возвышения. Где же оно, это начало? Там, где вьется, протекая сквозь детские годы, река Этер, или у смертного одра Калояна? Пожалуй, смерть Калояна у стен Фессалоник была его началом…
Воспоминания вернули Слава в ту далекую, сырую осень, когда болгарское войско возвращалось из бесславного похода, везя набальзамированное тело убитого царя. Слухи, одни тревожнее других, летели навстречу и, как злые, голодные псы, кидались к самому горлу, до боли рвали душу. Борил занял престол! Царица-куманка, не дождавшись даже тела бывшего супруга, якобы уже повенчалась с узурпатором. А мертвый Калоян покойно лежал на пурпурной мантии, скрестив на груди руки. От сильной тряски верхняя губа его слегка приподнялась да так и застыла, приоткрыв ряд белых зубов. Крепкие и красивые зубы были у царя, и, когда он смеялся, они блестели из-под светлых усов, как серебристый серп луны. Слав много раз видел его улыбку. Она появлялась на лице царя неожиданно, сверкая как молния. Слав по матери был племянником Калояна. Но не родственное чувство привязывало его к царю. Слава удивляла и поражала его энергия, тот неисчерпаемый источник сил, который таился в крепком мускулистом теле, его необузданная жажда жизни. Когда царь услаждался музыкой – гайды готовы были лопнуть от напряжения, а когда пировал с друзьями – опустевшие бочки катились одна за другой в тырновскую пропасть; если любил, то любил щедро, но когда уличал во лжи, пощады от него не было. Калоян не терпел лицемерия. И лицемеры получали по заслугам: смерть через повешение за ноги. Прямота и искренность царя нравились всем. Люди готовы были идти за ним в огонь и в воду. С придворными царь держался, как с равными, однако не любил, когда ему противоречили. В грубоватой внешности Слава Калоян нашел что-то созвучное себе, своей прямоте и решительности. И в знак особой милости подарил ему Крестогорье – все земли от Цепины до Мельника. Прежний тамошний деспот Иоанн Спиридонаки не удержался у власти, как и Иванко выступив против императора Алексея Ангела. Крестогорцы не захотели подчиниться воле ромея, и он сдался на милость владетелям Тырновграда. Вот тогда-то царь, оглядев своих приближенных, остановился перед Славом и сказал:
– Ты и горы – большие друзья. Хлеб на камне не растет, но там может родиться огонь и песня. В горах также растет лес, а лес – это смола. А смола нужна мне для обороны крепостей. Вот иди и владей Крестогорьем. Где звучит песня – там и эхо далеко разносит вести о добрых делах…
Слав помнил, как Калоян пожелал ему тогда успеха, но обжиться в новых владениях не дал, ибо решил во что бы то ни стало завладеть Фессалониками, городом святого Димитрия[161]161
…городом святого Димитрия… – Имеются в виду Фессалоники, покровителем которых считался святой Димитрий Солунский, один из самых почитаемых в православной церкви святых. Ему, например, посвящен Дмитриевский собор во Владимире.
[Закрыть], и позвал с собой его, Слава. Слав пошел, но город они взять не сумели. Войско возвращалось осиротевшим. Тяжело скрипела по размытой дождями дороге повозка с телом царя. Многие спешили поклониться Борилу первыми, чтобы тот не обвинил их в верности покойному царю. Однажды ночью какой-то подвыпивший вояка разбудил Слава, по ошибке приняв его за своею приятеля, и стал уговаривать: чего, мол, ждать, ведь мертвый не накормит, надо идти и падать на колени перед Борилом. Страшный гнев перехватил Славу дыхание, кулаки налились каменной тяжестью, и пьяный с воплем перелетел через кусты. А наутро у повозки с телом покойного царя остались лишь верные из верных, да кое-кто из старейших воевод и приближенных Калояна. Остальные же отреклись от славы и памяти того, кто привез в Тырновград плененного им самим императора латинян Балдуина, кто в пух и прах развеял легенду о непобедимости крестоносцев.
Тырново встретило тело своего царя закрытыми воротами. Стража на башнях ощетинила копья, выставила медные щиты, словно ждала врага. Весь день воины во главе со Славом простояли перед крепостными воротами. Этого позора Слав никогда не забудет. Но еще больше вознегодовал он, узнав о предательстве тех, кто еще вчера искал милостей Калояна и всеми силами стремился заслужить его благоволение. А теперь все они смотрели в рот Борилу, не скупились на подобострастные улыбки и поклоны. Некоторые из них даже выползли на стены и нагло хулили и проклинали покойного. Душа Слава содрогнулась от боли и гнева. И он вдруг понял свою долю, свою судьбу, осознал, что до сих пор он не жил, а просто существовал среди людей, что истинная жизнь, для которой он предназначен, только сейчас и начинается. Слав велел выпрячь коней из повозки, принести им сена. Затем перекрестился, склонил голову, прощаясь с телом своего царя. Вынул из его ножен тяжелый меч, – взял себе на память. Поднял голову. Воины впервые увидели на глазах своего сурового военачальника слезы. Он взял тугой лук, натянул тетиву и пустил стрелу в закрытые ворота крепости. Со стен поднялся бешеный вой. Этот вой, взлетев к низкому осеннему небу, понесся вдоль Этера.
Неслыханное дело – болгарин открыто объявлял войну своему властелину.
Пока разъяренный Борил опомнился, пока верные ему войска вышли за крепостную стену, Слав со своими людьми был уже далеко от столицы. Кони вихрем несли их к неприступным скалам Крестогорья, чтобы положить начало тому, конец чего был тогда никому неведом.
Теперь конец уже можно было предвидеть. В Тырново вернулись законные властители, и вот их послы прибыли узнать, что думает деспот Слав о своем присоединении к болгарскому царству. А что он думает?
Слав и ненавидел и боялся Борила. Первый шаг против него и его несправедливости он сделал в порыве гнева. Отрезвление пришло уже по дороге в Крестогорье: сможет ли он пронести до конца свою верность покойному царю, свою честность? Не похитят ли ее время и невзгоды? На размышления у Слава впереди была целая зима. Крылатые ветры севера замели вершины гор снегом, сугробы завалили ущелья, перевалы, все дороги в горах, став самыми верными его стражами.
Еще до снегопадов один странствующий богомолец принес весть, что законные наследники престола – сыновья Асеня, братья Иван и Александр, избежали смерти от рук Борила, сумели спастись, переправились через Дунай, поклялись вернуться и свергнуть самозванца. Обнадеживающими были вести из Струмицкого края. Сергей Стрез объявил себя там независимым властителем. Значит, Слав не один поднялся против самозванца.
Но со временем становилось ясным и другое – обширное государство Калояна распадалось. И Слав перестал колебаться, отряхнул с себя чувство страха. Чтобы стать сильным и независимым властителем, надо укрепляться, укрепляться и укрепляться. Ранняя весна открыла все пути-дороги в горы. Теперь в окнах башни Цепины, где всю зиму провел Слав, допоздна светился огонь. Слав вел разговоры о работах по укреплению подвластных ему предгорных крепостей. Вскоре прибыл кастрофилак крепости Станимак. Он заметил некое подозрительное движение латинян со стороны Пловдива. Затем примчался Чернота из Кричима, один из самых верных людей Калояна. Слав доверял ему, ценил его преданность. Закрывшись в башне, они почти до утра обсуждали совместные военные действия против Борила. А утром их поднял топот лошадиных копыт и громкие голоса. Жители Пловдива и его окрестностей, напуганные выступлением латинян, не однажды испытавшие на собственной шкуре гнев и жестокость крестоносцев, прибыли к Славу со всеми пожитками, прося приюта и защиты в его неприступных ущельях. В глазах людей деспот читал страх, мольбу и надежду. Прибывшие были вооружены, в основном, топорами и вилами. Но у некоторых были мечи, кое на ком блестели даже рыцарские латы – видно, добыча недавних битв.
Деспот и Чернота долго смотрели на этот людской муравейник. Перед отъездом Чернота сказал:
– За то, что эти люди доверились тебе, не жалко пролить и кровь…
– И я о том же думаю! – произнес Слав.
С высоты крепостной башни хорошо были видны горные дороги, блестевшие под солнцем бурные потоки и ручьи, козьи тропы, грозно белевшие зубья скал, затаенно темневшие леса. У Слава редко выпадала минута на созерцание этой красоты. Его гонцы колесили по горам, объезжали все подвластные ему крепости: Устру, Перперек, Эфрем, Криву, Мельник, Моняк, Перистицу[162]162
Устра, Перперек, Эфрем, Крива, Мельник, Моняк, Перистица – средневековые болгарские крепости в горах Родопах.
[Закрыть] и другие. В горах было неспокойно, как в растревоженном пчелином улье. Люди собирали смолу для обороны крепостей, ковали копья и мечи. Все от мала до велика готовились к тяжелым битвам. Но далеко не все верили в счастливую звезду своего деспота Слава. Первым усомнился в этом кастрофилак крепости Моняк по имени Янтай. Доверенные люди сообщили Славу, что зачастили к Янтаю какие-то подозрительные люди. Ночью, когда петухи и те спят, он открывает ворота гостям и в темноте же выпускает их, провожая по тайным тропам вниз, в сторону Фессалоник. Это не на шутку встревожило Слава, он помрачнел. И вскоре, собрав своих приближенных и доверенных, снял со стены меч царя Калояна и подал его Манчо, кастрофилаку крепости Устра.
– Этот меч держала царева десница, – сказал он. – И каждый, кто преступил свою клятву, да познает его тяжесть. Янтай давал клятву верности Калояну, а теперь протягивает руку его врагам. Смерть ему!
Слав долго думал, прежде чем решиться на такой шаг. Если он, властитель, будет с первых дней мягкотелым и бесхарактерным, он погибнет, и даже ближайшие друзья отвернутся от него, ибо люди идут только за сильными.
Столько лет прошло с тех пор, а он не может забыть казнь Янтая. Манчо под каким-то предлогом явился в крепость Моняк с отрядом, связал Янтая, сумел вывезти его из крепости и доставил в Цепину. Ему удалось даже захватить вместе с ним тайного посла из Фессалоник. Ромей так испугался, что на первом же допросе выложил: Янтай готов был сдать крепость, как только войска ромеев и латинян войдут в долину.
