Текст книги "Перо динозавра"

Автор книги: Сиссель-Йо Газан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

– Почему вы так думаете? – спросил Сёрен.

– Скорпионы не агрессивны сами по себе, – ответил специалист. – Они кусают только тогда, когда их зажимают или накрывают. Например, одеялом.

Когда ловец уехал вместе с восемью желтыми скорпионами, тело Асгера вынесли из спальни, и техники принялись за работу. Все указывало на самоубийство. В углу за кроватью валялось восемь пустых переносных террариумов, под рукой Асгера, которая свешивалась с кровати, лежала книга «Самые опасные скорпионы». Далеко за полночь Сёрен стоял в спальне, рассматривая кровать, с которой сняли постельное белье. Вот оно, одиночество, подумал он вдруг. Он нашел на кухне написанное от руки письмо. Шрифт был микроскопическим, а расстояние между строчками таким маленьким, что он едва мог прочесть написанное. Письмо положили в пакет и запечатали. Сёрен вздохнул. Он прекрасно знал эти прощальные письма. Простите меня. Моя жизнь ужасна. Я не хочу больше жить. P. S. Я убил своего отца. Если не брать во внимание последнее предложение, во всем остальном такие письма пишутся по шаблону. Все это от одиночества, снова подумал он. С тяжелым сердцем он поехал обратно к Ханне Моритцен.

Глава 18

Было утро понедельника пятнадцатого октября, первого дня осенних каникул, и Анна проснулась оттого, что Лили, балансируя, вошла в спальню с тарелкой фруктов в руках. Анна пыталась казаться бодрой. Накануне вечером она рассказала Карен о Трольсе, и Карен плакала и не могла остановиться, легли они только в начале пятого.

– Еда для обезьян, – сказала Лили. – Тетя Кара говорит, что это еда для обезьян.

Анна прислушалась к тому, как Карен разжигает камин в гостиной, потом подняла Лили и усадила ее на кровать в подушки рядом с собой.

– М-м-м, – сказала она, гладя Лили по голове. – Я люблю еду для обезьян.

– Разве ты ее раньше ела?

– Конечно, все обезьяны едят еду для обезьян.

– Ты никакая не обезьяна! – восхищенно завопила Лили.

В дверях появилась Карен, она тихо улыбнулась и пожелала им доброго утра.

– Мама говорит, что она обезьяна, – сказала Лили.

Карен засмеялась:

– Твоя мама биолог, так что, если она говорит, что она обезьяна, значит, это действительно так.

Лили принялась поедать фрукты с тарелки, почти ничего не роняя на одеяло.

– Хм, – сказала Карен, глядя на Анну. – Ты свободна сегодня?

– Не совсем, – ответила Анна, глядя на часы. – У меня есть два дела. Первое – в Зоологическом музее. Вы не хотите со мной? Там сейчас выставка о перьях, и настоящий ледник, который можно потрогать, и куча животных, и видеоролики, и все такое. Лили там очень нравится.

– Зачем тебе туда?

– Мне нужно кое с кем встретиться. В одиннадцать часов в Зале позвоночных. Я правда хочу, чтобы вы пошли со мной. Это максимум на час, вы можете съесть хот-дог, пока меня не будет. Потом мне нужно ненадолго заехать в полицейский участок Беллахой и… ну, там посмотрим, – Анна улыбнулась, и Карен присела на кровать.

Анна почувствовала укол совести.

– Ты в порядке? – спросила Анна, испытующе глядя на Карен.

– Я так до сих пор этого не осознала, – сказала та, и у нее из глаз тут же покатились слезы.

– Иди сюда, ложись, – мягко сказала Анна.

Карен положила голову ей на плечо, и Анна прижала ее к себе.

– Я надеюсь, что ему назначат принудительное лечение, – сказала Карен. – Я надеюсь, что оно ему поможет. – Анна кивнула. – Как ты думаешь, где он сейчас?

– До сих пор в Беллахой, – ответила Анна. – Я буду давать показания в час, после этого он предстанет перед судьей, и тот, судя по всему, назначит ему предварительное заключение.

– Я хочу его проведать, – сказала Карен. – Если к нему пускают. Ты пойдешь со мной?

– Нет, – сказала Анна, гладя Карен по волосам.

– Ладно, – сказала Карен, продолжая лежать у нее в объятиях.

В половине одиннадцатого они зашли в музей. Рассмотрели всех разноцветных пластмассовых животных, карандаши и плакаты в магазинчике у входа, и Карен купила Лили резинового динозавра, пока Анна вешала их куртки в гардеробе.

– Ты же должна была с кем-то встретиться, нет? – спросила Карен.

– Да, но это только через полчаса.

Они все вместе медленно пошли по залам выставки, подолгу останавливаясь у экспонатов.

– Я не знала, что птицы – это динозавры, – удивленно сказала Карен, рассматривая стенд, на котором была изображена занявшая двести миллионов лет эволюция пера. Анна улыбнулась.

– Так что, воробей – это динозавр, что ли? – спросила Карен.

Анна кивнула.

– Помнишь, как мы в детстве любили динозавров-гриль?

– М-м-м. С запеченной картошкой, – сказала Анна.

– Ох да. Хотя такая картошка уж точно вымерла, – ответила Карен. Анна толкнула ее локтем.

– Ааааай, мама, смотри, какой хорошенький, – воскликнула вдруг Лили.

Она стояла перед низкой витриной, в которой была выставлена модель детеныша тираннозавра. Он был размером с небольшую собаку, с огромными ногами и весь покрыт мягким слоем пуха. Анна нагнулась и долго рассматривала его маленькое тело.

– Что это? – спросила Карен.

– Детеныш тираннозавра, покрытый перьями, – ответила Анна.

– Ага, – сказала Карен.

– Разве это не удивительно? – спросила Анна.

– Что?

– Что у него были перья?

– Мне кажется, удивительнее то, что у него такие короткие руки. Он наверняка страшно бесился из-за этого.

В ту же секунду Лили заметила ларек с мороженым далеко в глубине актового зала, возле кафетерия.

– Мороженое! – завопила она.

Карен пошла за ней.

– Прости, пожалуйста, я испортила тебе ребенка! – крикнула она через плечо.

– Ничего страшного, – крикнула Анна ей в ответ. – Я отойду на часик, ладно? Встретимся на этом же месте, когда я закончу.

Карен кивнула, не оборачиваясь.

Анна вошла в университетскую часть здания через потайную дверь в Китовом зале, выкрашенную двумя разными оттенками голубого цвета так, что она полностью сливалась со стеной. Она успела мельком взглянуть на скамейку, где накануне сидела с Трольсом, потом дверь захлопнулась за ее спиной, и она оказалась в странной системе коридоров. Но Анна хорошо в ней ориентировалась и, пройдя по одному из коридоров, завернула в другой, ведущий к Залу позвоночных, и увидела издали, что Фриман уже ждет ее. Она знала, что он не сможет устоять! И все-таки почувствовала в груди нарастающий восторг. Фриман снял куртку, перекинул ее через руку и скрестил руки на груди. Весь его вид излучал неприязненность. Анна почувствовала, как у нее учащенно бьется сердце, и попыталась сосредоточиться на том, чтобы рука, которую она протянула ему для пожатия, не дрожала.

– Доброе утро, – сказал он.

– Спасибо, что пришли, – спокойно ответила Анна.

Она открыла дверь в Зал позвоночных и зажгла свет. Лампы мигали и потрескивали, и Анна сразу же услышала где-то вдалеке между шкафами звук отодвигаемого стула. Нужно заставить Фримана что-то сказать, чтобы предупредить Тюбьерга о том, с кем она пришла.

– У вас в Университете Британской Колумбии тоже есть коллекция позвоночных? – спросила она.

Слова «Университете Британской Колумбии» она произнесла так громко, что странно, что Фриман никак это не прокомментировал.

– Да, конечно, – ответил он. – Наша коллекция гораздо больше вашей. Самая большая в Северной Америке… но атмосфера в вашем зале, – добавил он вдруг почти приветливо, – совершенно особенная. Шкафы, систематика – все прямо дышит историей.

В дальних частях зала было тихо, Тюбьерг теперь наверняка услышал, что Анна пришла с англоговорящим гостем, и не мог не догадаться, кто это. Накануне вечером Анна до мелочей продумала ход своих действий и теперь целенаправленно вела Фримана к тому месту, где нашла Тюбьерга в среду. Она включила настольную лампу, отодвинула стул и предложила Фриману сесть. Потом открыла сумку, вынула диплом и набросок речи, которую должна была произнести на защите через неделю.

– Так что вы должны были мне передать? – спросил Фриман.

– Я соврала, – сказала Анна, глядя Фриману прямо в глаза. – Я просто хотела, чтобы вы выслушали то, что я должна вам сказать.

Фриман потянулся за своей курткой, которая соскользнула на пол, – похоже, он собрался уходить.

– Если вы уйдете – значит, вы трус, – тихо сказала Анна.

Клайв моргнул и позволил куртке снова соскользнуть на пол.

– У вас есть пятнадцать минут. И ни секунды больше, – угрюмо ответил он.

Анна вздохнула. Ее речь была рассчитана на час, экзамен, который за ней последует, – еще на сорок пять минут. Теперь ей нужно было уложиться в пятнадцать.

– Мой диплом посвящен спору о происхождении птиц, – начала она, – и вы играете важную роль в этом споре.

Клайв смотрел на нее так, будто ему было наплевать на то, что она говорит.

– Я прочла все, что вы написали, и статьи, и книги. Очень тщательно, – она пристально посмотрела на него. – И так же тщательно я прочла все, что написали ваши оппоненты.

Клайв Фриман по-прежнему делал вид, что скучает.

– Наиболее заметные из ваших оппонентов, – продолжала Анна, – это Уолтер Дэррен из Нью-Йорка, Чанг и Лаам из университета в Китае, Т. К. Гордон из Сиднейского университета, Белинда Кларк из Университета Южной Африки, ну и конечно Ларс Хелланд и Эрик Тюбьерг из нашего Копенгагенского университета, – она пролистала свои бумаги. – Общим для всех ваших оппонентов является то, что они критикуют ваши анализы окаменелостей и на основании этой критики опровергают ваши выводы, касающиеся происхождения птиц, – опровержения, которые вы не принимаете, не так ли? – Она продолжила, не ожидая его подтверждения: – Пятнадцать с лишним лет между вами идет позиционная война из-за окаменелостей, хотя эксперты сходятся на том, что спорить больше не о чем. Вот пример высказывания ваших оппонентов, Белинда Кларк в журнале «Nature» в сентябре 2006 года, – Анна взяла бумагу и зачитала: – We basically try to ignore him. For dinosaur specialists it’s a done deal. Birds are living dinosaurs, [5]5
  Мы попросту стараемся его игнорировать. Для специалиста по динозаврам это решенный вопрос. Птицы являются прямыми потомками динозавров (англ.).


[Закрыть] – она опустила бумагу. – Ваши оппоненты утверждают, что они вас игнорируют, но это не совсем так, не правда ли? Потому что споры продолжаются. Но почему?

– Да, как вы думаете – почему? – спросил Клайв, без выражения глядя на Анну. – Потому что мы не можем прийти к согласию. А почему мы не можем этого сделать? Потому что они ошибаются. Кларк, Лаам, Чанг, Хелланд и Тюбьерг. Они ошибаются.

Анна не обратила внимания на его реплику.

– Вас невозможно уличить в анатомических или связанных с изучением окаменелостей ошибках. Невозможно. Я просмотрела все материалы и увидела, что сценарий всегда один и тот же. Вы и ваши оппоненты по-разному смотрите на одни и те же кости, поэтому вы делаете разные выводы. Это порочный круг. Вы никогдане придете к общему знаменателю. Я была близка к тому, чтобы сдаться, – она вдруг угрюмо посмотрела на Клайва. – Я не представляла, что я могу добавить в этот спор. Вы стояли каждый на своем в течение стольких лет, как же я должна была бы… – Фриман посмотрел на свои часы. Анна сделала шаг по направлению к нему и посмотрела на него испытующе.

– Тогда я проверила ваш фундамент. И он насквозь гнилой.

– Утверждения без доказательств, – сказал Клайв, зевая. – Ненаучные голословные утверждения студента-дипломника, – он снова потянулся за курткой.

Анна протянула ему лист бумаги, который он инстинктивно взял.

– Прочтите, пожалуйста, то, что здесь написано, и скажите, согласны вы с этим или нет.

Фриман на мгновение озадаченно взглянул на Анну, потом опустил голову и быстро пробежал глазами страницу.

– «Основополагающие правила, которых следует придерживаться каждому, кто хочет называть свою работу научной», – прочитал он. – Что это?

– Просто прочтите, пожалуйста, и скажите, согласны ли вы с тем, что здесь написано.

Клайв продолжил читать. Пожал плечами.

– Да, это же элементарно, – сказал он наконец. – Требование внутренней последовательности и убедительной аргументации при выборе любой научной позиции или отказе от нее. Что, вот такому вас учат в магистратуре Копенгагенского университета?

Анна заметила вдруг, что покрылась испариной.

Он направлялся прямиком в ловушку.

– То есть вы согласны с тем, что здесь написано?

– Совершенно согласен, – Клайв положил бумагу на колени и снова без выражения посмотрел на Анну.

– Тогда вы можете объяснить, почему ваша аргументация, в частности касающаяся вопросов, посвященных перьям, страдает именно вопиющей непоследовательностью, которой, как вы только что признали, не должно быть места в научной работе?

Наступила тишина, потом Фриман спросил:

– Это что еще за чушь?

– Это ваша чушь, профессор Фриман, – Анна пролистала свои бумаги. – В 2000 году Чанг и Лаам описали синозавроптерикса как имеющего хорошо сохранившиеся перьеподобные кожные образования, и с тех пор динозавры, снабженные более или менее выраженными перьеподобными образованиями, в буквальном смысле просто возникают из-под земли один за другим, например тираннозавр рекс, найденный в 2005 году. Ваши противники убедительно и аргументированно доказывают, что эти структуры гомологичны перьям, что перья поэтому не являются диагностической характеристикой, свойственной только птицам, но характеризуют гораздо более широкую группу хищных динозавров, включающую в себяптиц. Одним из наиболее невероятных следствий этого является факт, что развитие перьев предшествовало появлению способности к полету, – Анна мельком взглянула на Фримана. – Вы, разумеется, совершенно с этим выводом не согласны и пишете в 1985, 1992, 1995 годах, три раза в 1997 году, снова в 1999 году и еще шесть раз в период с 2001-го по 2004 год в разных научных журналах, что развитие пера связано исключительно с развитием полета и что только гораздо позже перья стали служить животным для сохранения тепла. Так?

Фриман неприветливо кивнул.

– Вы также несколько раз пишете, что, с точки зрения эволюции, было бы расточительством развивать сложные контурные перья только для того, чтобы использовать их только для теплоизоляции. Таким образом, найденные образования, может быть, и являются перьеподобными, но это не настоящиеперья. Вместо археоптериксавы и ваша команда указываете на архозавра лонгисквамакак на кандидата на пост предка птиц, правильно?

– Правильно, – Клайв более-менее взял себя в руки, но Анна видела, что все происходящее вовсе не доставляет ему удовольствия.

– Тогда давайте вернемся к научно-теоретическим проблемам, по-прежнему при условии, что вы согласны с тем кодексом научной последовательности, изложенным на вон том листе бумаги. Вы согласны с этими правилами?

– Да, – хрипло ответил Фриман.

– Вы можете объяснить мне, почему вы в двух статьях, первая из которых написана в 1995 году, а вторая – в 2002 году, скептически оцениваете найденные на лонгискваме перьеподобные образования и говорите, что эти образования имеют поразительную схожесть с растительным материалом, если в 2000 году вы подробно аргументируете, что именно эти образования показывают гомологическую связь между современными птицами и лонгисквамой? Растительный материал,профессор Фриман?

Фриман собирался что-то сказать, но Анна настойчиво продолжала:

– Заставляет задуматься уже сам факт, что вы вообще смело полагаете, что лонгисквама является архозавром – согласно остальным экспертам, это совершенно не доказано, и вы тем самым обнаруживаете весьма наивное понимание фальсификации. Недостаточно просто указать на птицеподобность лонгисквамы, это просто-напросто недостаточноеоснование для того, чтобы позволить лонгискваме сбросить археоптерикса с трона, – Анна бегло взглянула на Фримана и продолжила, зная, что Фриман вот-вот взорвется.

– Еще два научно-теоретических несоответствия в вашей аргументации относительно перьев, и я оставлю вас в покое. В статье, опубликованной в «Nature» за 2001 год, вы подчеркиваете, что невозможно установить, гомологичны ли перья хищных динозавров перьям современных птиц, потому что их невозможно подвергнуть биохимическому анализу. Но в другом месте, – Анна пролистала бумаги, – а именно в вашей книге «Птицы», изданной в 1998 году, на сто четырнадцатой странице вы сами себе противоречите, говоря, что «с научной точки зрения неправильно применять биохимический анализ для того, чтобы установить, имеют ли образования на лонгискваме животный или растительный характер», что для меня является ярким примером той непоследовательности, которая отмечает большую часть вашей аргументации. Вы позволяете весомости аргумента зависеть от конкретной ситуации, и это не соответствует общепринятым правилам науки, – теперь Клайв Фриман был мертвенно-бледным.

– И наконец, в 2000 и 2002 годах вы пишете в «Science» и «Scientific Today» соответственно, что невозможно представить, чтобы такие сложные структуры, как перья, могли развиваться несколько раз независимо друг от друга, что, по всей видимости, верно. Несоответствие тем не менее возникает в тот момент, когда вы несколько раз, в 1996, 1999 и 2000 годах, утверждаете, что другие, не менее сложные структуры, являющиеся общими для птиц и динозавров, например полулунная кость запястья, вполне могут быть результатом конвергентного развития. Разве это не противно здравому смыслу, что перья, по-вашему, немогут развиваться несколько раз независимо друг от друга, а полулунная кость запястья может? – Анна вопросительно посмотрела на Фримана.

– Еще что-то? – хрипло спросил он.

– Да, – сказала Анна, – я проследила ту же форму коренной непоследовательности и недостающих методических обоснований в вашей аргументации, посвященной вопросам стратиграфического разрыва, запястья, дужки, восходящего положения таранной кости, пальцев передней конечности и положения лобковой кости. Но мне кажется, что мое время истекло.

Еще несколько секунд ничего не происходило. Воздух не колебался, сердце Анны громко билось. Потом Клайв отодвинул стул и вышел.

Анна грузно уселась на опустевший стул Фримана. Она слышала, как хлопает дверь, как стихают шаги Фримана, чувствовала, как его поражение растворяется в тишине зала. Ее сердце не могло успокоиться очень долго.

– Выходите, Тюбьерг, – сказала она.

Она произнесла это негромко, прекрасно зная, что он стоит совсем рядом.

Анна с Тюбьергом посадили Карен и Лили на автобус № 18 на Ягтвай. Нельзя сказать, чтобы Тюбьерга очень радовала перспектива разговора с полицией, но Анна настояла на своем и помогла ему надеть куртку, как будто он был ребенком.

– Я вернусь через час, – пообещала Анна.

Карен взглянула на нее недоверчиво.

– Карен, я вернусь через час, – настойчиво повторила Анна. – Если вы сделаете тесто, я напеку блинов, когда вернусь домой.

Лили завопила от радости, и Карен оттаяла.

Когда автобус отъехал от остановки, Тюбьерг сказал:

– Я никогда раньше не видел вашу дочь, – и Анна ответила:

– Да.

Потом они пошли в сторону Беллахой и запрыгнули в автобус по дороге. Тюбьерг казался обессилевшим и все время щурился на свету.

Они сообщили о своем приходе дежурному и не успели присесть, как в дверь влетел Сёрен Мархауг и ошеломленно уставился на Анну и Тюбьерга.

– Привет, – сказал он. – Хорошо, что вы пришли.

Их рассадили по разным комнатам. Тюбьерг смотрел на нее со страхом, когда его повели давать показания, но Анна легко покачала головой. Все будет хорошо, сказала она беззвучно.

Дача показаний заняла полчаса. Вопросы Сёрена были точными и основательными, и она старалась давать на них такие же ответы. Когда Сёрен рассказал ей, что Асгер Моритцен мертв, у нее по щекам покатились слезы. Сёрен поднялся со своего места. Сейчас он даст мне салфетку, подумала она, и попросит меня вытереть слезы, взять себя в руки, быть сильной. Но он ничего такого не сделал. Только мягко сжал ее плечи и сказал, что она может идти, как только подпишет протокол.

Дома они съели сначала блины, потом лазанью с зеленым салатом и на десерт – мороженое.

– У нас праздник, – повторяла Лили несколько раз, и Карен с Анной каждый раз смеялись.

Когда Лили уснула, они сели перед камином и выпили бутылку вина, пока Анна рассказывала Карен всю историю от начала до конца. Делать это она наверняка не имела права, но Анне было плевать на запреты. Когда она закончила, Карен посмотрела на нее долгим взглядом.

– Ты должна открыть дверь в комнату Томаса.

Анна закрыла глаза и не ответила.

– Анна…

– Я открою ее, конечно, – перебила она. – Я не боюсь ее открывать. Там ничего нет. Она пустая, – она выпрямилась. – Но сначала я должна сделать что-то, чего я действительнобоюсь, – она подняла взгляд на Карен. – Сиди здесь, – сказала она, – ничего не говори, ничего не делай. Просто побудь здесь, хорошо?

Карен кивнула.

Анна постояла немного перед темным окном, держа руку на телефоне и глядя на улицу, по которой текла талая вода. В окне было видно отражение Карен, она сидела на стуле слева от камина, поджав под себя ноги и уперев подбородок в колени. Анна сделала глубокий вдох, чтобы воздух дошел до диафрагмы, потом подняла трубку и набрала шведский номер Томаса. Было начало двенадцатого, он взял трубку только после шести гудков и ответил сонным голосом.

– Привет, это Анна, – сказала она.

Томас вздохнул.

– Что тебе? – спросил он, как будто она звонила ему по пять раз на дню. – Я уже сплю. У меня ночное дежурство.

– Я звоню сказать, что я тебя прощаю.

– Что?

– Я говорю, – Анна чеканила слова, как будто гравируя их на большой тяжелой железной доске, – что я тебя про-ща-ю. Я прощаю тебе, что ты так небрежно обращался с моей жизнью и жизнью Лили, – ее голос поднялся на тон. – Я прощаю тебе твою вечную ложь. Я прощаю тебе, что ты никогда по-настоящему меня не любил, я прощаю тебе твой холод. Я прощаю тебе, что ты трус, я прощаю тебе все то дерьмо, что ты сделал, все то, что тебе не хватает смелости увидеть, я прощаю тебе все твое вранье. Я прощаю тебя за то, что ты видишь только то, что хочешь увидеть, я прощаю тебя за…

– Знаешь что, я не обязан выслушивать весь этот бред, – сказал он и бросил трубку.

Анна выглянула в окно на Флорсгаде.

– Нет, конечно, ты не должен это выслушивать. Но я, черт побери, прощаю тебя все равно, – сказала она и добавила в трубку: – Прощаю тебе все, кроме одного. Я никогда не прощу тебе, что ты отобрал у Лили отца, – с этими словами она положила трубку.

Она повернулась и посмотрела на Карен, которая продолжала сидеть перед камином.

Анна вернулась на свой стул и спросила:

– Ну что, пойдем посмотрим твою новую комнату?

Карен улыбнулась.

Йоханнеса отпели в четверг восемнадцатого октября. Накануне Анна позвонила Янне Тройборг, чтобы спросить, где и когда это будет происходить, и Янна сказала, что отпевание будет камерным и скромным, но она рада будет видеть там Анну. Придя в часовню при шарлоттенлундской церкви без десяти час, Анна была встречена семьюдесятью пятью готами в полном облачении, которые стояли перед входом. Это было фантастическое зрелище. Янна Тройборг стояла на краю толпы и выглядела потерянной. В церкви она в одиночестве села на переднюю скамью, но вдруг, вскоре после того как началась служба, поднялась и спросила тонким голосом:

– Может быть, вы пересядете поближе к гробу?

Все встали и пересели поближе, скамейки быстро заполнились, и когда Янна вдруг начала всхлипывать, ярко крашенная девушка с черно-зелеными волосами осторожно взяла ее за руку. Анна сидела в четвертом ряду и не пыталась сдержать слез. Гроб был белым как мел. Так и хотелось надеть на него гавайскую рубашку.