Текст книги "Перо динозавра"

Автор книги: Сиссель-Йо Газан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

– Его сестра говорила, что нет, – легко ответила Янна. – Хотя я, конечно, именно это подозревала, глядя на кожаную юбку и косметику. И потом, он никогда не знакомил меня с девушками. Но что я знаю о геях? Мне не нравятся геи, и да, какое-то время я считала, что он гей. Но дочь сказала, что он просто член какого-то клуба, в котором мужчины носят юбки и корсажи. Что он совершенно точно не гей. Она это знала, потому что была знакома с его девушкой. С женщиной, вернее, которая была старше его.

– Мне придется поговорить с вашей дочерью, – сказал Сёрен.

– Это невозможно, – ответила Янна Тройборг.

Сёрен пожалел о своей стратегии.

– Мне необходимо поговорить с кем-то, кто знал Йоханнеса, – вежливо объяснил он. – С другом, бывшей девушкой или сестрой, – он умоляюще посмотрел на Янну. – Пока что у меня нет ни одной зацепки.

Янна Тройборг уперла в него долгий взгляд, потом взяла у него альбом и пролистала две страницы. Сёрен видел эту фотографию, когда просматривал альбом, но не остановил тогда на ней взгляд. На фотографии была полная женщина лет сорока, с густыми кудрявыми волосами, прижатыми банданой. Она смеялась, буквально разбрасывая искры смеха вокруг. Сёрен быстро пробежал глазами текст. Двухлетней давности статья о магазине подержанной мебели на Нордре Фрихавнсгаде. Женщину звали Сюзанне Винтер, она была психотерапевтом по образованию, а теперь, как следовало из текста, стала страстным охотником за мебелью. Все выходные она рыскала по блошиным рынкам в Копенгагене и окрестностях в поисках новых находок. Вместе со своим другом Йоханнесом. Имя было выделено маркером.

– Эту вырезку мне дала дочь. Она сказала, что Йоханнес встречается с этой женщиной. Просила, чтобы я передала вырезку отцу, Йоргену, чтобы Йорген не думал, что Йоханнес… не той ориентации.

Сёрен записал в блокноте имя Сюзанне Винтер и поставил рядом дату. Йоханнес встречался с женщиной, которую звали Сюзанне Винтер. Может быть, было бы преувеличением называть это прорывом, сухо подумал он. Но все-таки это что-то.

– Это хорошее предложение, – сказал Сёрен. – Но сначала мне все-таки очень хотелось бы поговорить с сестрой Йоханнеса. Я исхожу из того, что ее фамилия тоже Тройборг? Где она живет?

– На небе, – тихо сказала Янна Тройборг. – Она покончила с собой прошлым летом. Она была шизофреничкой, ей часто приходилось ложиться в психиатрическую клинику. В конце концов она сдалась.

Сёрена ошеломило известие, что женщина напротив него потеряла обоих детей. Вскоре у него закончились вопросы, и он поднялся, чтобы уходить. Янна Тройборг провела его через свой шикарный дом, и он обещал звонить, как только будут какие-то новости.

Возвращаясь на машине обратно в город, Сёрен почувствовал, что кисло пахнет потом.

По идее, Сёрен должен был сначала заехать в Беллахой за Хенриком, и в любой другой день он так бы и поступил. Но тут он оказался в районе Эстербро, на одном из перекрестков на улице Ягтвай, очень далеко от полицейского участка, очень близко к Нордре Фрихавнсгаде и до сих пор страшно злой на Хенрика. Он припарковал машину на Странд-бульваре и пошел по Нордре Фрихавнсгаде, где быстро нашел магазин Сюзанне Винтер, который назывался «Яблоко». Первое, что он увидел, когда вошел, была дюжина пластиковых мисок в форме яблок, выставленных на низком столе палисандрового дерева, который мог бы стоять в доме его детства на Снерлевай. Негромко играла музыка, пахло яблоками и корицей.

– Минутку подождите, я сейчас, – раздался голос из соседней комнаты. Сёрен уселся в старое кресло, которое кто-то подновил, нашив на прохудившиеся подлокотники красные заплатки в форме яблок. Он подумал о Вибе. О ее открытом лице, о взгляде, в котором со времен первой дискотеки в гимназии всегда светилось доверие к нему. Он подумал о Майе. Тот последний раз, когда он видел ее, ничуть не поблек в его памяти. Ее особый запах, сладкий и манящий, и ножка, такая крохотная в комбинезоне – и казавшаяся еще меньше в его руке. Его тяготила ложь. Кнуд просил его жить правильно, без лжи, без умолчания. Он говорил, что период полураспада лжи длится дольше жизни человека. Но Сёрен самонадеянно верил, что еголожь сразу распадется и исчезнет. И как только это произойдет, жизнь его потечет дальше в обычном диапазоне проблем, без трагедий, потерь, без боли. Тихая и прекрасная жизнь, без драм, без утрат, как при Вибе. Вместо этого он, наоборот, влюбился в Анну. Это опасно и непрофессионально. Анна не просто испытывает на прочность веревки, которые привязывали его к жизни, – она плющит их кувалдой.

Разве он не догадывается, что все это значит? Эти желтые глаза, эта припадочная вспыльчивость, эта ее отчаянность. Он не решался думать, как он будет беситься, все время беситься, если сделает ее своей. Драмы каждый день, и каждое лыко в строку, и ничего не принимать на веру, но выворачивать все наизнанку.

Магазин Сюзанне Винтер был полон яблок. Яблоки были везде. На стене висело пластиковое зеркало в раме в форме яблока, на полу лежал вязанный коврик с вышитым на нем большим красным яблоком.

– Здравствуйте, – Сёрен сразу узнал Сюзанне Винтер с фотографии, она была очень полной и очень красивой. Белая кожа без изъянов, веснушки на переносице и удивительные вьющиеся волосы, сдерживаемые низко повязанной банданой и струящиеся по обе стороны. На ней был фартук в виде большого красного яблока с зеленой лентой. Сюзанне протянула Сёрену поднос, он удивленно вытаращился на нее.

– Я только что испекла, – весело сказала она. – А в чайнике есть чай. Вы что-то определенное ищете?

Сёрен вдруг почувствовал, что голоден, и взял предложенное печенье.

– Вам ужасно нравятся яблоки, – констатировал он.

Сюзанне засмеялась.

– Мы раньше встречались, правда? – спросила она. – Это же вы искали обеденный стол? У меня есть стол на складе, хотите посмотреть? Вы хотели массивное дерево, да? Это же вы были?

Сёрен резко поднялся.

– Я из криминальной полиции, – виновато сказал он, вытирая рот от крошек. Сюзанне улыбнулась, посмотрела на Сёрена дразнящим взглядом и вдруг замерла.

– Вы ведь шутите, правда? – спросила она. Сёрен второй раз за день показал удостоверение. Сюзанне закрыла лицо руками. – Что-то с Магнусом?

У Сёрена в затылке прозвонил звоночек. Он покачал головой:

– Я здесь потому, что Йоханнес Тройборг найден мертвым и у меня есть основания полагать, что вы знали Йоханнеса, – Сёрен следил за ее реакцией, и ему показалось, что она выдохнула с облегчением.

– Простите, – сказала она, опускаясь на диван. – Это ужасно. Что случилось? Понимаете, – сказала она, – у меня есть маленький сын, Магнус, ему семь месяцев. Он сейчас у своего папы, и я испугалась, вдруг с ними что-то случилось – попали в аварию, умерли. – Она встревожено посмотрела на Сёрена. – Йоханнес умер?! Как? Разбился на машине? Почему вы пришли?

– Вы та самая Сюзанне Винтер, которая два-три года назад встречалась с Йоханнесом Тройборгом? – спросил Сёрен.

– Да, мы встречались. Год. Но мы давно уже не виделись, – она снова закрыла лицо руками. – Хотя, господи, мы же только недавно разговаривали по телефону, – сказала она. – Меньше двух недель назад. Мы были хорошими приятелями, ну или как это назвать, когда люди видятся не очень часто. Он очень хотел увидеть Магнуса и должен был перезвонить, объявиться, когда немного освободится, как он сказал. И я совершенно упустила из виду, что он так и не перезвонил. Так значит, Йоханнес умер? – она уставилась на Сёрена. – Он попал в аварию? – спросила она снова.

Сёрен покачал головой.

Сюзанне Винтер закрыла магазин и позвонила мужу. Сёрен слышал, как она тихо разговаривает в соседней комнате, казалось, что она всхлипывает. Он помог Сюзанне занести с улицы два больших сундука, и она пошла за ним к машине. Сёрен открыл перед ней дверцу. Светило солнце, поэтому он надел темные очки. Он поставил телефон в держатель и сунул в ухо наушник. Два новых сообщения. Первое не важное, а второе от Хенрика, который спрашивал, где Сёрена, мать его, черти носят. Эрик Тюбьерг до сих пор никак не объявлялся, и Хенрик интересовался, собирается ли Сёрен вообще заниматься расследованием или нет. Им нужен хоть какой-то прорыв, пусть даже самый маленький, не важно. Сёрен ненавидел, когда Хенрик его поучает, и почувствовал, что закипает, но тут его взгляд упал на газетный щит перед киоском. Большими буквами было написано «Мститель-убийца в Копенгагенском университете» и пониже – «У полиции нет ни единой зацепки». В это время голос Хенрика ворчливо произнес:

– Я не знаю, видел ли ты уже газеты, но. Начальник полиции только что проходил мимо, так у него пар шел из ушей, а на лбу рог. Он тоже очень хотел узнать, где ты. Мне кажется, пришло время собрать пресс-конференцию, и я думаю, тебе не помешало бы найти, чем ублажить этих диких животных. В общем, пока. Я лично совершенно не понимаю, чем ты занят, – с этими словами он положил трубку.

Сёрен и Сюзанне Винтер ехали в молчании. Вдруг зазвонил телефон. Это снова был Хенрик.

– Где тебя черти носят? – прокричал он.

– Я буду в Беллахой через три минуты. Можешь подготовить комнату для дачи показаний? Я привезу Сюзанне Винтер, бывшую девушку Йоханнеса Тройборга.

– Создается впечатление, что вы меня в чем-то подозреваете, – осторожно сказала Сюзанне, когда Сёрен положил трубку. – Показания. Это так серьезно звучит, – она взглянула на Сёрена. – Я встречалась с Йоханнесом пару лет назад, и все продолжалось меньше года. Поэтому кажется, что это как-то чересчур, когда тебя забирает полиция и с мигалками везет на допрос.

Сёрен собирался инстинктивно подыграть ее неуверенности и дать ей немного потомиться в молчании, это он хорошо умел, но вместо этого мягко сказал:

– Мы ни в чем вас не подозреваем. Конечно нет. Но мне нужно понять, кем был Йоханнес, чтобы узнать, кто его убил. Мне нужна ваша помощь. Мне действительнонужна ваша помощь.

– Хорошо, – вздохнула Сюзанне Винтер.

Сюзанне Винтер познакомилась с Йоханнесом в тусовке готов. Они разговорились на одной из встреч клуба «Красная маска», в освещенной свечами полукруглой арке в переполненном баре где-то в районе Эстербро, и спустя сравнительно недолгое время они вступили в интимные отношения, в которых Йоханнес был ведомым. Именно Сюзанне ввела потом Йоханнеса в фетиш-тусовку в клубе «Инкогнито».

Йоханнес был на десять лет моложе Сюзанне, и поначалу, когда между ними не было ничего, кроме секса, это не имело значения, наоборот, но когда они начали по-настоящему встречаться, и Сюзанне рассказала Йоханнесу о том, что хочет ребенка, он отступил. Нет-нет, он не сбежал, а сделал это деликатно. Они много об этом говорили, и расходились не без слез. Йоханнес не хотел иметь детей, а она хотела. Оба одинаково твердо стояли на своем. На этом их отношения закончились. Теперь она замужем за Ульфом, она встретила его на каком-то фетиш-мероприятии.

– Мы с Йоханнесом нравились друг другу, но вопрос о детях оказался тем фундаментальным вопросом, в котором у нас были диаметрально противоположные взгляды. Наш разрыв был окончательным и бесповоротным. Почти сразу после того, как я встретила Ульфа, я забеременела, и мы перестали принимать активное участие в жизни фетиш-тусовки.

– Почему? – спросил Сёрен.

– Потому что мы были влюблены друг в друга, ждали ребенка и были самодостаточны, – улыбнулась Сюзанне. Сёрен рассматривал ее лицо. У нее был открытый уверенный взгляд.

– Вы назвали Йоханнеса мягким, – сказал Сёрен, роясь в своих якобы записках, хотя ничего не записывал. – Сегодня я разговаривал с его матерью, и она описывает сына немного иначе. По ее словам, он был неблагодарным провокатором.

У Сюзанне потемнели глаза.

– Не слушайте мать Йоханнеса, – резко сказала она. – Она уничтожила собственную дочь и приложила все усилия к тому, чтобы сделать то же самое с Йоханнесом.

Сёрен удивленно поднял на нее глаза.

– Когда я разговаривал сегодня с Янной Тройборг, она казалось очень подавленной смертью сына, – возразил он в надежде, что она клюнет на это возражение как на наживку.

– Я гроша ломаного за это не дам, – резко ответила Сюзанне. – Ну да, не исключено, что она переживает: что же она теперь скажет подругам, с которыми играет в клубе в бридж? В этом кругу модно иметь успешных детей. Директор того, начальник сего. Так что ей, несчастной, наверняка неприятно, что теперь придется объяснять, почему это у нее вообще никаких детей не осталось. Сестра Йоханнеса покончила с собой, но об этом вы конечно знаете, – добавила она, заметив, что Сёрен никак не отреагировал. Сёрен медленно кивнул.

– Но ведь Йоханнес не ладил в основном с отчимом, Йоргеном… – Сёрен продолжал листать свои заметки.

– Кампе, – подсказала Сюзанне. – Тот самый, «Мебельный магазин Кампе» в Люнгбю. Ну да, конечно, отношения не складывались у него с отчимом, но мне кажется, Янну очень устраивало, что у нее муж-тиран. Из этого следовало, что ей не нужно ни за что отвечать – и она этого никогда и не делала. Она играла роль беззащитной хрупкой женщины, которая ничего не может поделать с тем, что вышла замуж за властного тирана, который, как я считаю, совершал насилие над своими приемными детьми. Я не о сексуальном насилии говорю, – поспешила добавить она, когда Сёрен поднял бровь. – В переносном смысле. Сестре Йоханнеса удалось ослабить давление на себя, она спряталась в своей болезни и стала точно такой же пассивной страдалицей, как ее мать, так что Йоханнесу пришлось принять удар на себя. Ему было четыре года, когда в их жизни появился Йорген, а сестра была младенцем. И отчим истязал их с утра до вечера. Опять же в переносном смысле, – повторила она. – Элитное то, элитное се. Мальчик должен был скакать на арабских скакунах, играть в гольф, учиться ходить под парусом, плавать с аквалангом, стоять с прямой спиной, да что говорить, – Йоргена не устраивало даже его телосложение. Настоящий мужик не весит шестьдесят пять килограммов, правда? И ростом настоящий мужик не метр семьдесят, а выше, и руки пианиста настоящему мужику тоже ни к чему. По крайней мере, с точки зрения Йоргена уж точно, – она вдруг резко замолчала, изучая собственные руки. Они были больше, с толстыми пальцами, зато внешняя сторона ладоней была веснушчатой и мягкой, а ногти блестели. Сёрен разглядывал эту красивую женщину, заключенную в слишком толстое тело.

– Всю юность мне всегда казалось, что я должна стать не такой, какая есть, – внезапно сказала она, смущенно глядя на Сёрена. – Лет в двадцать стало особенно тяжело. Тогда я была уверена, что счастье – это когда у тебя торчат ребра, и стоит мне похудеть, как я наверняка немедленно начну встречаться с прекрасным мужчиной с темной щетиной, отменным здоровьем, без вредных привычек, зато с машиной. Стоит мне только похудеть. К тридцати годам у меня совершенно не осталось сил, так что я почти два года просто пролежала, переживая по поводу своих… – она лукаво посмотрела на Сёрена, – форм. А потом все изменилось. Я пошла к психотерапевту, я отправилась путешествовать, позже сама выучилась на терапевта. Проработала почти пять лет, потом вдруг ужасно устала от всего этого бесконечного ковыряния в переживаниях и купила «Яблоко». Я знаю, это кажется абсурдным на первый взгляд, но я вдруг четко поняла, что непременно хочу заниматься чем-то, связанным с яблоками и мебелью. Это было весело, – вдруг сказала она с радостью. – Выстроить магазинчик с самого начала. Мне было тридцать восемь, и моя жизнь стала вдруг очень веселой. Одна из моих клиенток, Стелла, спросила, не хочу ли я сходить с ней в «Красную маску». Я была наслышана об их вечеринках, понятное дело, я ведь ходила на фетиш-тусовки много лет, а многие фетишисты одновременно еще и готы, но мне они никогда не были близки. Я ходила на фетиш-мероприятия исключительно ради сексуальной составляющей и, честно говоря, не видела особого смысла в готической культуре. Но Стелла позвала, и я согласилась. Стелла – один из организаторов мероприятий в обеих тусовках, и она часто заходила ко мне в магазин, – пояснила она, глядя на Сёрена. – Готическая тусовка стала для меня поворотным пунктом. Здесь человек априори признан, уважаем и любим, и к тебе относятся так всегда, если ты ведешь себя соответствующим образом. Для готов очень важны открытость и толерантность по отношению ко всему, что не подпадает под общепринятые нормы. Я чувствовала себя там как рыба в воде. На третьем мероприятии я познакомилась с Йоханнесом. И знаете что? – Сёрен покачал головой. – Это было как встретить саму себя – только в мужском обличье и на десять лет моложе. Поначалу мне все это не очень нравилось. Его недостаточное уважение к себе так сильно напоминало мне обо всем, что я тщательно пыталась в себе искоренить…

Сёрен внимательно посмотрел на нее.

– Но потом до меня дошло, какой он на самом деле глубокий человек. Конечно, на него не могли не повлиять унижения, которым он подвергался в детстве, и в некоторых вопросах его самооценка была дырявой, как решето, – она на мгновение задумчиво уставилась в никуда. – Но самым интересным в Йоханнесе было стремление сломать шаблон, так что во всех остальных отношениях он был сильным и целеустремленным. Он решил не идти по жизни как побитая собака, хотя все детство его третировали и шпыняли. Вот за эту решимость я в него и влюбилась. Он прекрасно умел давать отпор за пределами постели, но признавал, что в сексе доминировала я. Это были очень гармоничные отношения. Мы встречались шесть месяцев и общались душа в душу, – продолжила она. – А потом мы заговорили о детях. Я была совершенно шокирована, когда поняла, что он не хочет детей, сама я всегда о них мечтала. Мы оба были ужасно расстроены, но разрыва было не избежать, – Сюзанне замолчала.

– Вы знаете что-нибудь о том, что в то время происходило у него в семье? – внезапно спросил Хенрик. Сёрен и Сюзанне синхронно повернули головы в его сторону, как будто одновременно осознали его присутствие в комнате.

– В семье у Йоханнеса?

– Да.

– Мы, кажется, были знакомы всего пять недель, когда Йоханнес разорвал отношения с Йоргеном, а тем самым и с Янной. Позже Йоханнес несколько раз пытался возобновить отношения с матерью, но Йорген пресекал эти попытки, и Йоханнес, конечно, ужасно расстраивался. У него никогда не хватало сил остановить напор Йоргена Кампе, поэтому, когда он вырос, его стратегией выживания стало освободиться из-под влияния Йоргена полностью. Мы много говорили о том, что ему со всем этим делать. Когда Йорген умер, Йоханнес надеялся, что теперь все изменится. Вскоре после похорон он поехал проведать мать и узнал, что Йорген вычеркнул его из завещания. На это Йоханнесу по большому счету было наплевать – но Янна заявила, что он приехал единственно за тем, чтобы получить наследство, и это совершенно выбило у него почву из-под ног. В тот вечер он навсегда закрыл за собой дверь родительского дома. Йоханнес рассказал мне все это, когда вернулся… – она неуверенно взглянула на Сёрена. – Сама я так и не успела с ними встретиться, но…

– И все-таки вы, похоже, очень категоричны в своих заключениях, – возразил Хенрик. Сёрен раздраженно пошевелил ногами под столом.

– Я доверяла Йоханнесу. Он заслуживал доверия. В каком-то смысле он был искалечен воспитанием, – она скорчила гримасу, – но он был очень хорошим человеком. Очень старался в отношениях с людьми, и никогда не стал бы выдумывать таких историй про свою семью. Никто не стал бы оговаривать так своих родителей, тем более Йоханнес. Он был для этого слишком… умный, – она высокомерно посмотрела на Хенрика и снова повернулась к Сёрену.

– Я все-таки хотел бы услышать ответ на свой вопрос, – упрямо сказал Хенрик. Сюзанне посмотрела на него так, как будто считала неприличным его вмешательство в разговор, и Сёрен не мог не позлорадствовать.

– Что, если вы ошибаетесь? Что, если Янна и Йорген Кампе на самом деле были приятными людьми с самыми лучшими намерениями, а Йоханнес пустил вас по ложному следу?

– Нет, это невозможно, – уверенно ответила Сюзанне. – Человек всегда чувствует такие вещи. Вы же понимаете, о чем я говорю, – она снова смотрела на Сёрена, как будто Хенрик ее не интересовал. – Человек прекрасно знает, когда имеет дело с игрой на публику. Да, бывает так, что порой мы решаем игнорировать очевидные сигналы, но в глубине души мы все равно все знаем. Я в это верю, – она вздохнула и продолжила: – Да, у Йоханнеса было много проблем, но он сам сделал из себя человека, отлично функционирующего в жизни, хотя и очень нежного. Человека, который разделался со своим прошлым и с оптимизмом смотрит в будущее.

– Он был бисексуал? – с напором спросил Хенрик. Сюзанне продолжала какое-то время смотреть Сёрену в глаза, потом медленно повернула голову к Хенрику.

– Нет, – ответила она.

– Вы уверенны?

– Абсолютно. Мы строили наши отношения на полной открытости. No code, no core, no truth. Это относилось и к нашей сексуальной жизни. Все было разрешено, у нас не было табу, и нет, у Йоханнеса не было никаких бисексуальных склонностей.

– Да он же в платьях ходил, – зло возразил Хенрик, указывая на папки с материалами дела, которые лежали перед ним на столе. – Я видел много его фотографий в платьях.

– Да, ходил. Но человек не становится гомосексуалистом от того, что ходит в платьях. Точно так же, как штаны не делают из человека гетеросексуала, – сказала Сюзанне, глядя на джинсы Хенрика в стиле 80-х годов. – Йоханнес был трансвеститом. Ему нравилось приходить в «Красную маску» в юбке и с полным макияжем. Ну и в чуть более смелых нарядах – в «Инкогнито», – Сёрен ощущал, как в Хенрике нарастает раздражение.

– Трансвеститы же и есть гомосексуалисты, – упрямо возразил он. Сёрен почесал затылок.

– Ага, а все мотоциклисты безмозглые, а все педофилы носят усы, – миролюбиво ответила Сюзанне Винтер и задержала взгляд на усах Хенрика, которые не мешало бы подстричь. – Вы что-то плохо подготовились к занятию, – твердо сказала она. – Трансвеститы – это люди, которых возбуждает так называемый «кроссдрессинг»,то есть ношение одежды, которая традиционно связывается с противоположным полом. Транссексуалы – это женщины и мужчины, которые чувствуют себя плохо в данном им от природы теле и поэтому хотят сменить свой пол с помощью операции. Но транссексуалов нельзя рассматривать как гомосексуалистов, даже если они испытывают тягу к представителям одного с ними пола, потому что… да, ну это ведь логично. Если человек на девяносто процентов является женщиной и влюблен в мужчину, но у него до сих пор есть причиндал только по той идиотской причине, что в этой стране очереди на операцию, черт бы их побрал, такие длинные, мы же не будем считать его мужчиной. Не причиндал ведь делает мужчину мужчиной, правда? – Сюзанне Винтер пристально посмотрела на джинсы Хенрика.

Сёрен прекрасно понимал, что точка кипения близка.

– Давайте-ка вернемся к нашим баранам, – прочирикал он. Сюзанне Винтер посмотрела на него открытым взглядом.

– Йоханнес не был бисексуалом, – твердо повторила она. – Почему это вообще так важно?

– У нас есть основания полагать, что Йоханнеса убил мужчина. Об этом говорят некоторые детали, найденные на месте преступления, которых я не могу раскрыть…

– Да, конечно, я понимаю, – сказала Сюзанне.

– Ага, спасибо, – глупо ответил Сёрен. Повисло молчание.

– Ну и правда же, – сказал он в приступе доверия. – Я и сам думал, что он гомосексуалист. Из-за одежды и вообще всего внешнего вида. Мы видели фотографии с сайта «Красной маски». С нашей стороны, конечно, неправильно, что мы… – Сёрен откашлялся. – Да, что мы… что я не понимаю точного значения некоторых терминов. И то, что мы нашли на месте преступления… ох. Эта сцена просто… Ладно, на месте преступления была найдена сперма, и это не сперма Йоханнеса.

Хенрик изумленно уставился на него.

– И похоже, что Йоханнеса сперва подвергли очень жестокому насилию, а потом убили.

– Ты что делаешь, а? – Хенрик вскочил и указывал пальцем на Сёрена. – Ты что, чокнулся, что ли? – Рука Хенрика была в десяти сантиметрах от лица Сёрена, когда тот схватил ее за запястье.

– Сядь, – сказал Сёрен и сам усадил Хенрика на стул. – Я знаю, что делаю.

– Ты раскрываешь свидетелю обстоятельства дела, которыми он может злоупотребить, – прошипел Хенрик. – Мне, мать твою, страшно осточертели эти твои сольные выступления, понял? Ты сошел с ума, Сёрен. Что с тобой творится, черт побери?

– Я ей доверяю, – рявкнул вдруг Сёрен. И Хенрик, и Сюзанне вздрогнули. – Просто доверяю тому, что вижу, задери тебя лягушка! – он яростно указал двумя пальцами на свои глаза. – Понимаешь ты или нет? У нас нет никаких зацепок в этом деле, потому что мы видим только то, что видели вчера, все то же старое дерьмо. Мы ослепли, – он чуть сбавил напор. – Мы ослепли. Все это в несколько слоев обернуто ложью, так что я ничего не могу разглядеть. Теперь я хочу зайти с другого конца, понимаешь? С того места, где вода чистая и не взбаламученная. И язнаю, когда кто-то врет, – он задержал взгляд на лице Хенрика и прищурил глаза. – Уж поверь мне, кто-кто, а я знаю, врет человек или нет. И она не врет. Вы не врете, – последнюю фразу он сказал, повернувшись к Сюзанне Винтер.

– Нет, – сказала она.

Хенрик не сказал больше ни слова. В перерыве он быстро исчез в коридоре, а когда они продолжили после перерыва, прислал вместо себя Лау Мадсена. Ну и хорошо. Сёрену было совершенно наплевать, доложит ли Хенрик о происшедшем. Иногда человек должен решиться и довериться кому-то. Даже если он из полиции. Даже если это Сёрен.

Сёрен проводил Сюзанне Винтер к выходу.

– До свидания, – сказала она, протягивая ему руку. Ладонь была твердой и холодной, как вымытое спелое яблоко. Ее глаза сияли.

– До свидания, – сказал Сёрен и вздохнул. – Я позвоню, если появятся какие-то новости.

– Да, позвоните, – она повернулась, чтобы идти. Сёрен разглядывал ее пальто. В самом низу, под коленками, было пришито светоотражающее яблоко. Она вперевалку шла через парковку.

Сюзанне назвала ему одно имя. Стелла Марие Фредериксен. Стелла Марие была той самой клиенткой, позвавшей Сюзанне в «Красную маску». Сёрен записал ее имя и сидел теперь у себя в кабинете и глядел на записку, позабыв о стычке с Хенриком. Он не понимал, за какой конец тянуть. Хенрик такой вспыльчивый сейчас, заводится с полпинка, подумал он. И вчера, и сегодня. Как будто его мучают угрызения совести. Неужели это связано с Анной? Сёрен, ты становишься параноиком, сказал он себе. Хенрик прав – Сёрен предпочитает выступать в одиночку. Сольные выступления, как крикнул Хенрик… Более точно его жизнь описать нельзя.

Он нашел в полицейской базе живущих в Дании Стеллу Марие Фредериксен и узнал, что она проживает в районе Нёрребро, на улице Эльмегаде, и у нее есть и мобильный, и домашний телефоны. Он набрал домашний номер.

– Стелла, – сказала она в трубку после первого же гудка. Голос был запыхавшийся. Сёрен положил трубку, поднялся и вышел в коридор. Хенрик сидел за своим столом и стучал по клавиатуре. От щеки к самому горлу тянулось красное пятно. Дверь в его кабинет была открыта, и Сёрен проскользнул внутрь и некоторое время незаметно рассматривал Хенрика, пока тот не обернулся и не уставился на Сёрена.

– Нет, – сказал он.

– Что – нет? – спросил Сёрен.

– Не надо только рассказывать, что ты обязательно посвятишь меня во все свои секреты летом, на Пасху или к Рождеству. Завтра, скоро. Я этим уже сыт по горло, – Хенрик ударил ладонью по столу. – Мы вдвоем берем у свидетеля показания, но знаешь, зачем я тебе нужен? Для украшения. Только для гарнира, черт побери. Ты делаешь все, что тебе заблагорассудится. Перехватываешь мяч у игрока своей команды и сам его ведешь через все поле как сумасшедший, вот что ты делаешь, – Хенрик в ярости ткнул пальцем в сторону Сёрена.

– Одно дело – твоя личная жизнь, – продолжил Хенрик. – Да, может быть, мы не так уж друг другу доверяем, как я раньше думал. Может быть, то, что мы знакомы с двадцати лет, ничего не значит. Может быть, ты правильно поступаешь, посвящая меня только в самое необходимое. Может быть, у тебя просто такой характер и ты всегда выглядишь герметически запечатанным, хотя каждому видно, что тебя что-то мучает.

– У тебя тоже есть тайны, – угрюмо сказал Сёрен. Хенрик взглянул на него удивленно.

– У меня нет от тебя никаких тайн, Сёрен. Но ты прав, я давно уже ни черта тебе не рассказывал, и знаешь, почему? Чтобы проверить, заметишь ли ты это вообще. И знаешь что? Ты вел себя так, как будто тебя более чем устраивает, что я стал таким же закрытым, как ты. Ну и прекрасно. Если мы должны работать вместе, как два чертовых придурка, то давай работать. И если ты намекаешь на тот вчерашний разговор в машине, то ты идиот. Мы были на работе. Я же не мог начать рассказывать тебе, что…

– Что? – Сёрен почувствовал, как у него сжимается горло.

– Что я изменяю Жанетте, доволен? – тихо огрызнулся Хенрик. – Уже пять недель. Дерьмо какое-то. Я же совершенно не хочу разводиться с Жанетте, но я не собираюсь сейчас об этом говорить, – Хенрик покосился на открытую входную дверь.

– Пять недель?

– Да. Это девушка из фитнесс-клуба. Ее зовут Лине. Все как-то само собой получилось, – Хенрик выглянул в окно. Сёрен на секунду закрыл глаза.

– Но мы говорили о тебе, – сказал Хенрик, – а не обо мне. Ты делаешь вид, что у тебя все в полнейшем порядке, хотя все знают, что это вранье. Все знают, что твой срочный отпуск почти три года назад был совершенно не из-за того, что ты переутомился. Уж чего точно там не было, так это переутомления. В то Рождество что-то случилось, я прекрасно это знаю. Но ладно. Как я уже сказал, это твоя личная жизнь, и если ты не хочешь никого в нее пускать, это твое дело, – он взглянул на Сёрена, и его взгляд стал ледяным. – Но с работой так не получится. Здесь никто не скрывает свои дела от других, и знаешь почему? Потому что мы одна команда.

– Я твой начальник, Хенрик, – возразил Сёрен.

– Да будь ты хоть премьер-министр, мне плевать, – рявкнул Хенрик. – Все те укрепления, которые ты выстраиваешь между собой и окружающим миром, ты можешь оставить у себя дома в Хумлебеке. Приходя на работу, ты становишься частью команды. Мне уже несколько лет назад это надоело. Ты ведешь себя так, будто ты Шерлок Холмс, а я дурачок Ваттсон, который в изнеможении разглядывает великого детектива, а тот знай играет на своей скрипке, стоя у окна в эркере, под кайфом, потому что не умеет делиться мыслями и идеями с тем, кто ему ближе всего.

Сёрен ничего не ответил. Он хотел защититься, но передумал – зачем? Разве ему есть что защищать?