Текст книги "Анатомия бабника (ЛП)"
Автор книги: Синди Мэдсен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Глава 26
Уитни
Поднимаясь по лестнице, я чувствовала, как адреналин бурлил в моих венах, а затем он смешался с другим, плохим видом адреналина. В руке бедной Лайлы, за которую я схватилась, наверное, перестала циркулировать кровь.
В отличие от Кристен, которая бы требовала объяснений или даже оспаривала их, когда я повернулась к Лайле и сказала, что мне нужно «выбраться отсюда сейчас же», она тут же начала действовать. Прошептав что-то Бэку, она легонько поцеловала его, и мы помчались к выходу. Мы бежали так быстро, как только могли, пока поток людей не замедлил нас.
Мы попали в плотную, я-могу-учуять-десять-различных-видов-пота толпу, которая еле-еле двигалась. До сегодняшнего дня я не осознавала, как сильно ненавидела огромные скопления людей. Мне было бы гораздо легче, если бы вокруг было хотя бы немного места, но его не было, а мне становилось трудно дышать. Я уже решила, что отчасти это связано с тем, что Хадсон находился в том же здании.
Что, черт возьми, со мной не так?
Я влюблялась в несносного, нахального… сексуального, смешного… Я осеклась, когда начала придумывать все более и более лестные эпитеты для описания хоккеиста, мысли о котором не покидали меня. Но, несмотря на это, мой здравый смысл взбунтовался против меня. Или, может, это было мое тело. Оно-то точно было за него.
Неужели оно не помнило насколько бывает больно падать? Хадсон Декер являлся именно тем типом парней, от которых я отреклась месяц назад. И сделала я это ради самосохранения.
Наконец мы добрались до моей машины. К счастью, Лайла приехала с Бэком, так что сейчас могла уехать со мной.
– Ладно, выкладывай, – сказала Лайла, как только мы сели в машину.
И я все ей рассказала. Рассказала о том, как мы смотрели документалку и смеялись, о бабочках, которых я почувствовала, когда он дотронулся коленом до моей ноги.
– Знаю, он мне не подходит, но сейчас я не могу думать ни о ком другом. Я, кажется, хочу стать главной героиней своего собственного эксперимента.
Лайла засмеялась и, когда я пристально посмотрела на нее, она подняла ладошки вверх.
– Извини. Кажется, твоя идея насчет эксперимента как-то связана со мной.
– Так и есть. Кроме того, мне вдруг захотелось заняться сексом с хоккеистом, – я толкнула ее в плечо. – Ты плохо на меня влияешь.
Мы засмеялись, но затем осознали, что в каждой шутке была доля правды. Мой лед таял перед Хадсоном. Не говоря уж о желании, которое усиливалось с каждой секундой. Не знаю, что из этого было хуже. Боюсь, и то, и другое.
Прежде чем мы бы застряли на парковке навечно, я завела машину и встроилась в поток машин. Стуча пальцами по рулю, я старалась отвлечься от мыслей о Хадсоне, но чем сильнее пыталась, тем меньше мне это удавалось. Серьезно, я никогда не видела такого пресса вживую. Разве плохо хотеть узнать, каково это чувствовать его под моими пальцами? Всего разочек?
– Ох, – сказала Лайла. – Раньше я уже видела это выражение лица. Ты начинаешь и вправду влюбляться в него.
– Нет? – конечно, это прозвучало вяло. Потому что мне вдруг стало сложно убедить себя в этом. – Ладно, да. Немного влюбляюсь и очень хочу его. Я обожаю секс. Когда ты в последний раз обходилась без секса хотя бы пару дней?
Лайла открыла было рот и тут же закрыла. Затем открыла снова.
– В начале лета, когда мы с Бэком были в разлуке. Мне пришлось продержаться четыре недели. Если не считать секса по телефону.
Я ахнула и резко нажала на тормоза. Моя машина едва не врезалась в синюю ржавую колымагу перед нами.
– Лайла Уайлдер, я так горжусь тобой.
Она покраснела.
– Зависть и гордость. Странная комбинация, если честно, – я убрала ногу с тормоза, но продолжала держать дистанцию между своей машиной и колымагой. – Я имею в виду, что твои четыре недели, которые вряд ли можно брать в расчет, не сравнятся с моими шестью месяцами.
Она высунула язык, и я снова рассмеялась. По крайней мере, она помогала мне пройти через это.
– Знаешь в чем, по-моему, заключается настоящая проблема? – спросила Лайла.
– Кроме отсутствия секса?
– Что ж, это определенно усугубляет проблему. Но ты извлекла из уравнения все переменные, и теперь в нем появились дыры.
– Не поняла, – обычная проблема, когда она начинает говорить на химическом языке.
– Ты вычеркнула всех парней. Я не говорю, что тебе нужно прыгнуть в постель к первому встречному, но что насчет милых ботанов? Тех парней, на которых мы договорились обращать внимание. Знаю, я была большой лгуньей, когда согласилась, но я уже влюбилась в Бэка.
– Хочешь сказать, мне нужно спасти себя, пока я еще могу?
– Да. То есть, нет. Потому что это звучит обидно по отношению к Бэку. Но в каком-то смысле, да. Начни со свиданий. Конечно, полный отказ от парней заставит тебя вешаться на того, кто ближе всего. Особенно, если он выглядит, как Хадсон, и одет в это сексуальное снаряжение.
По тому, как звучал ее голос, я поняла, что она представляла Бэка в том снаряжении. Она слегка потрясла головой, чтобы привести мысли в порядок.
– Он, скорее всего, считает, что заслуживает заняться с тобой сексом. А парень, который действительно заслуживает, думает иначе, – сказала Лайла.
Прокручивая слова Лайлы у себя в голове, я решила последовать ее совету, а затем дотянулась и сжала ее руку.
– Спасибо. Мне нужно было это услышать.
Мое сердце с трудом вернулось в норму. Я была слишком близка к тому, чтобы создать еще одну аварию. Однажды, все разбитые кусочки моего сердца будут стоить того.
В этот раз я собираюсь разорвать этот порочный круг.
Машины разъехались, и мы оказались у выхода, который сейчас больше был похож на открытые ворота рая. Я восприняла это как знак и поклялась сделать все возможное, чтобы противостоять Хадсону Декеру и его соблазнительной анатомии.
Глава 27
Уитни
Оказалось, что избегать Хадсона до конца недели было довольно легко. Одинаковых занятий у нас не было, и я проводила много времени в редакции газеты или библиотеке. Из-за учебы пришлось немного забросить исследования, но настал момент, когда я начала жить, дышать и питаться журналистикой.
За последние несколько дней опрос вышел на новый уровень. Я едва поспевала за ним, а комментарии становились настолько язвительными, что пошатнули мою уверенность в его необходимости. Спортсмены повалили толпами ради того, чтобы высказаться. Большой сюрприз – они действительно считали, что заслуживают особого отношения.
Не удивил и тот факт, что семьдесят два процента людей, принявших участие в опросе, считали, что спортсмены обладают особыми привилегиями. Только тридцать четыре процента считали, что они этого заслуживают. И хотя я не могла этого доказать, но была почти уверена, что девяносто процентов подобных ответов принадлежит спортсменам.
Линдси поздравила меня с успешным исследованием и заверила, что не может дождаться полной истории. Гнетущую мысль о том, что в словах профессора Джессопа была хоть толика правды, я отбросила в сторону, вместе с образом безукоризненной во всех отношениях ведущей новостей, которую я боялась видеть в своем будущем.
Журналистские расследования всегда были моей мечтой. Но каждый раз, когда я читала язвительный комментарий в адрес спортсменов, испытывала крошечный укол боли.
Вот почему в субботу утром, прежде чем приступить к опросу, я собралась с духом и постаралась приготовиться к тому, что там обнаружу. Я пролистала комментарии до того места, где остановилась вчера вечером, и начала читать самые последние ответы:
«Да вы, мать вашу, издеваетесь? Мы пашем как проклятые, да так, что обычным студентам и не снилось. У нас помимо всего, еще тренировки и игры, чего у вас и быть не может!»
«Забавно, они считают себя обычными, и в тот же момент утверждают, что лучше остальных».
Следующий, очевидно, другой спортсмен, использовал слово «линивые» при сравнении с большинством, предполагаю это значило «ленивые». Но тут же он упомянул, что его средний балл держится на 4.0. Что-то здесь не сходится, дружок.
Похоже, даже стоимость обучения спортсменов, которая выше в три – шесть раз, не избавляет от плохой грамматики и множества неправильно написанных слов. Я бы скинула несколько ошибок на Т9 и опечатки, но некоторые едва можно прочесть – хотя, уверена, что ругаются они отменно. Печально, но до того, как он напечатал «STFU» (Примеч. STFU – сокр. от «shut the fuck up» – «заткнись, к черту») парень казался вполне дружелюбным.
Справедливости ради стоит отметить, что было и несколько более обоснованных мнений – немногочисленных и затерявшихся среди прочих.
Что же касается «обычных», «нормальных» студентов – как нас тут определили – высказывались мы ненамного лучше. В большинстве комментариев упоминались университетские скандалы, которые я уже изучала, а некоторые приводили хорошие аргументы в мирном ключе. Но потом возникали комментарии, похожие на последний, появившийся только что:
«ЗАТКНИСЬ, безмозглый придурок! Хватит ныть о бесплатных поездках, это не так уж и тяжело – несколько кардиотренировок и пара игр. Если ты действительно бываешь на своих занятиях, то видимо не часто. Почему бы вам не собраться и не поехать в страну третьего мира, чтобы посмотреть, насколько ваш спорт никчемен в общей картине мира. Это всего лишь ИДИОТСКИЙ СПОРТ, а не вопрос жизни и смерти в Уганде».
Боль, боль, боль, пока моя грудь не запылала от извергнутой ненависти.
Один укол боли за другим, еще и еще, пока мое сердце не переполнилось вплеснувшейся ненавистью.
Рациональные аргументы давно уже были отброшены обеими сторонами, превратившись в соревнование – обваляй противников в грязи, а расстояние между «нормальными» студентами и спортсменами из широкой долины превратилось в Большой Каньон.
Серьезно, как люди могут быть такими враждебными? Еще в начале недели, я тоже немного злилась, когда спортсмены высказывались, не скрывая превосходства, но я никогда не хотела, чтобы все скатилось к подобному. Мне нужны были мнения, но не такие конфликты между людьми.
Возможно, анонимность давала нам слишком много свободы.
К моменту, когда я собралась на субботнюю игру, мои внутренности уже завязались в тугой узел. Боль, которую я испытывала, читая гневные комментарии, выросла и плотно поселилась в груди, затмевая желание справедливости и равенства, переполнявшее меня в самом начале работы над статьей.
С того дня я пару раз была в раздевалке вместе с хоккеистами, мы также играли в пьяные игры. Некоторые из этих злых комментариев могли принадлежать игрокам на льду, но эти слова не отражают их личности. Горячие темы, как правило, выявляют худшее в каждом, неважно спортсмен ты или нет.
Черт, как же я смогу войти в раздевалку и вести себя нормально? Я боялась, что они только взглянут на меня и каким-то образом поймут, что я ответственна за опрос.
Наверное, именно это должно было меня беспокоить больше всего, но девятнадцатый номер только что забил первый гол, и все остальное ушло на второй план. Несмотря на правильность решения, отгородиться от этого парня будет нелегко, особенно учитывая, что его присутствие затмевало все вокруг и отрезало поступление кислорода в мой мозг.
Я улыбнулась, когда остальные парни бросились на него. Это было больше похоже на наказание, чем на поздравление, но я могла чувствовать счастливые флюиды отсюда, и после нескольких дней без них, мне хотелось наклониться ближе и впитать их.
Лайла посмотрела на меня.
– Я сильная, – сказала я, хотя мне было намного легче чувствовать себя так, когда между мной и Хадсоном было больше пространства.
Учитывая, что нас все еще разделяли несколько рядов кресел, стеклянная стена и тридцать-сорок футов льда, я беспокоилась, удастся ли мне сохранить свою решимость, когда мы окажемся в одной комнате.
– Я собираюсь разорвать этот круг.
– Как раз собиралась спросить, все ли с тобой в порядке.
Откуда она всегда знает, в какой момент я готова сорваться? И почему мне вдруг хочется плакать? Сморгнув слезы, я мысленно отругала себя за то, что они вообще появились.
Лайла поерзала на стуле и положила руку мне на предплечье.
– Не хочу, чтобы ты снова пострадала, но… Надеюсь, я дала тебе не очень плохой совет.
– Совсем нет, уверена, это к лучшему, – делаю глубокий вдох, медленный выдох. – Милые ботаники заслуживают шанса, как и я.
Как только игра закончилась, я направилась в раздевалку. Передвигаться в туфлях было нереально тяжело, будто они приросли к земле, и это, не считая их скучного вида.
Несмотря на мою усердную работу, чтобы сделать обзоры игр более интересными, эта часть моей работы теперь казалась полной ложью, и даже прохладный воздух от кондиционера в раздевалке не мог остудить мои нервы, из-за которых я потела как лошадь.
Чтобы как-то облегчить это чувство, я записывала каждое слово, произнесенное ребятами, решив, что обязательно упомяну о великолепном взаимодействии внутри команды в своей статье.
Мой пульс учащался каждый раз, когда я ощущала Хадсона, оказавшись вместе в одной комнате. Игнорировать его присутствие становилось почти невозможно.
Получив три вполне приличных ответа, я приняла решение, что лучший способ разобраться с Хадсоном – это вообще не иметь с ним дела. Не было необходимости брать интервью у каждого игрока. Но, чтобы привести голову в порядок, я нуждалась в пространстве. Возможно, позже мне не будет так сложно находиться рядом с ним. Уверена, как только встречу парня, соответствующего моим новым требованиям, все станет еще проще. И наконец-то мои тело, сердце и мозг перестанут воевать, заключая и разрушая различные союзы.
Захлопнув блокнот, я направилась к двери, не сводя глаз с зеленого знака «выход».
– Эй, Репортерша, – послышалось у меня за спиной, отчего сердце замерло. Вместо того чтобы развернуться, я увеличила скорость.
За долю секунды до того, как я успела скрыться, большая ладонь обхватила мое запястье. Не было необходимости оборачиваться, я и так знала, что это Хадсон.
– Ты уже второй раз уходишь, не попрощавшись, – сказал он.
– Нет смысла в прощании, если мы даже не здоровались, – я надеялась, это прозвучало резко. Но когда я решилась на него посмотреть, его уверенная улыбка никуда не исчезла, видимо это было не так резко, как я надеялась.
Большим пальцем он очертил круг на моем запястье, вся кровь устремилась к этой точке, в надежде на продолжение.
– Значит, ты должна мне и то, и другое.
Сложно было не заметить, что он был по пояс обнажен. Я судорожно сжала пальцы.
– Хадсон, – я старалась говорить тихо, но строго. – Твои действия неуместны.
Свободную руку он положил на мое бедро и притянул ближе к себе. Наклонившись к моему уху так близко, что почти касался его, он тихо прошептал:
– Если ты считаешь, что это неуместно, подожди, пока не увидишь, что я запланировал на вечер. Встретимся у моего грузовика.
Я безуспешно попыталась сглотнуть.
– Мы больше не можем это делать, – прошептала я. – Мне надоело играть в эти игры. На самом деле, я вообще не хочу играть.
Легким рывком он развернул меня лицом к себе. Я знала, что его физическое присутствие лишь усложнит осуществление моего плана, но была не готова к мощной волне желания, пронзившей мое тело.
Потом мой взгляд переместился на окружающих нас людей: двое его товарищей по команде внимательно наблюдали за нами.
Я уже совершила так много глупостей, но вот-вот подорву не только свой рабочий авторитет, но и личное уважение. Я обещала лучше заботиться о своем сердце и собиралась это сделать. Разорвать этот круг, разорвать этот круг.
Выдернув руку из его хватки, я сделала шаг назад.
– Мистер Декер, рада получить ваши комментарии по поводу игры, но была бы вам очень признательна, если бы вы не забывали, я не одна из ваших «хоккейных заек».
Эти слова явно произвели на него впечатление: его ухмылки и след простыл. Он крепко сжал челюсть, а боль, которую я отгоняла раньше, вернулась с удвоенной силой, моментально распространяясь в груди.
Теперь абсолютно все пялились на нас. Не зная, что еще делать, я решила придерживаться выбранного курса. Подняв блокнот, произнесла:
– В последнем периоде противник почти догнал вас, и игра вполне могла закончиться вничью. Как вы думаете, что стоит предпринять, дабы уберечь себя в будущем от подобной нервотрепки на последних минутах. Особенно, когда противник – команда более высокого уровня?
Хадсон уставился на меня таким холодным взглядом, что мне едва удалось справиться с дрожью.
– Мы сделаем то, что делаем всегда. Будем усердно тренироваться, и менять защиту по мере необходимости. Наши истинные болельщики, даже те, которых презрительно обзывают «хоккейными зайками», знают, на каждой игре мы выкладываемся на полную. Выигрываем или проигрываем, но всегда учимся на своих ошибках.
Рука дрожала, когда я записывал эти слова. Особенно трудно мне далось слово «ошибки». Могу поклясться, его убийственный взгляд, когда он это говорил, так и кричал, что я одна из них. Упоминание о «зайках» укололо, добавляя очередной твердый кирпич вины к общей куче.
– Есть причина, по которой мы находимся на вершине, и мы планируем остаться там, – закончил он.
Прежде чем я смогла выдавить из себя «спасибо за ваши комментарии», продолжая играть выбранную роль, Хадсон уже ушел.
Остальные игроки вернулись к своим делам так, будто не следили за происходящим несколько минут назад. Воздух в раздевалке стал плотным и удушливым. Я сбежала, но воздух за ее пределами был ненамного лучше.
И видимо дело было совсем не в воздухе. Я поклялась быть сильной и обойти эти прекрасные грабли под названием «Хадсон», но теперь, когда все закончилось я не чувствовала себя победителем.
Казалось, только что я чего-то лишилась. Чего-то, о чем сама даже не подозревала.
Глава 28
Хадсон
Нет ничего хуже, чем кинуть свою команду. Именно поэтому, мысль сказать тренеру, что я повредил лодыжку, даже не приходила мне в голову. На вчерашней вечерней тренировке я устроил целое шоу, вскакивая после столкновения с Оксом, и плевать хотел, что каждое движение вызывало приступ тошноты.
Проснувшись сегодня, обнаружил, что левая лодыжка стала насыщенного пурпурного оттенка. Потребовалось довольно много сил, времени и ругательств, прежде чем я смог засунуть ногу в ботинок.
Войдя в Макгуин-Холл, я стиснул зубы до хруста из-за чертовой боли, пронзавшей ногу с каждым новым шагом.
На лбу выступил пот, а завтрак в виде вафлей с беконом и яйцом так и рвался наружу. Мне необходимо просто продержаться до конца занятий. Потом нас ждет самолет до Колорадо, там будет достаточно времени после заселения для отдыха и сна перед завтрашней игрой. Это все, что нужно моей несчастной лодыжке. И к началу игры я буду как новенький.
Устроившись за партой, я не смог сдержать облегченный вздох. Достал еще несколько таблеток ибупрофена, проглотил их, не запивая. Противный вкус заставил меня пожалеть, что я не рискнул пройти пару-тройку лишних метров до питьевого фонтанчика в конце коридора.
Профессор Хамель начала лекцию, я заставлял себя записывать абсолютно каждое слово. Хотя это слабо помогало, ее речь больше походила на иностранный язык.
Я ожидал, что меня вышвырнут с этого семинара – прямо как Маккафри, с его постоянным «ты-обязан-отчитываться-мне» и не забудем про «если-ты-тупой-возьми-репетитора» – но, в итоге, у меня пока еще оставалось время до декабря, когда будут выставлены оценки.
Конечно же, я не позволю этому случиться. Также как не позволю, чертовой пустяковой травме, сорвать мои планы.
Если бы я не заботился о своей правой ноге, этого никогда бы не случилось. Моя старая травма колена недавно обострилась. Поэтому я старался не перегружать его во время тренировок, насколько это было возможно. Потому что, все же ясно как день, я не хотел получить травму перед игрой с Денвером. Ходили слухи, что они завербовали нескольких крупных игроков. И статистика по играм у нас одинаковая. Мне нужно быть уверенным, что в конце игры именно они уйдут с поражением.
Я поправил ногу, поставив ее на нижнюю перекладину стула перед собой, чтобы моя лодыжка была на весу. Парень, сидевший передо мной, повернулся, будто хотел что-то сказать.
Поймав мой взгляд «Какие-то проблемы?», он уловил намек и быстро отвернулся.
Я был абсолютно не в настроении для занятий. Не то, чтобы обычно я прыгал от радости, но всю неделю я отдыхал. Хотя я точно могу сказать в какой момент, все полетело к чертям собачьим. Одна маленькая блондинистая репортерша надрала мне зад перед всей командой. Лишь мысль об этом вызывает во мне волну гнева. Я чувствую еще что-то, но предпочитаю не капаться и сосредоточиться на гневе.
Даже Дейн наконец-то заткнулся со своими подколами о пари и бесконечными нотациями о моей успеваемости. После напряженного разговора в воскресенье вечером, мама так и не перезвонила, чтобы уточнить принял ли я решение о ее свадьбе. Одно чудо за другим – прямо не верится.
И если бы я не чувствовал себя настолько дерьмово, то держался бы как можно дальше от всего этого до конца семестра. Чертова Репортерша!
Сначала я думал, мы играем как обычно. Наша стандартная игра для раздевалки: туда-сюда-обратно, стараясь друг друга задеть. Но неожиданно, она схватила конек и, вонзив его лезвие мне в грудь, хорошенько провернула.
И все же, я чуть не написал ей… дважды… глупее мысли не придумаешь. Я говорил себе, что все ради пари, но самообман никогда не работает так хорошо, как хотелось бы. Правда в том, что я скучал по нашим разговорам. Мне было интересно расстроена она или нет, смотрит ли трогательные документальные фильмы или, может, борется за свои права по всему кампусу.
Я рассказал ей то, что никогда и никому не рассказывал. Она дарила мне чувство покоя, даже когда выбешивала, и мне показалось, что мы перешли на новую стадию.
Но Уитни доказала, что я был прав, когда держался подальше от свиданий и неизбежно разбитого сердца, которое рано или поздно настигнет, стоит лишь начать о ком-то заботиться. Теперь я чувствовал себя глупо, постоянно прокручивая это в голове. Кому она вообще нужна? Я уж точно обойдусь. Мне даже париться не надо, чтобы девушку найти.
Я перестроился, в очередной раз, задев сиденье парня спереди. Каждый нерв в моем теле был натянут до предела, как перед дракой. Признаться, я жаждал этого. И вот вам еще одна причина, по которой я обязан быть завтра на льду. Едва удавалось сдерживать агрессию, ей срочно нужен выход, иначе я взорвусь.
По дороге на следующую лекцию я столкнулся с одной из своих постоянных фанаток.
– Эй, Хадсон! – когда-то она предложила написать за меня любую работу по английскому. Но тогда я уже сдал курс, хотя слышал, несколько парней из команды не отказались. И меня долго мучал вопрос: ее тексты были такими же девчачьими, как она сама, со всеми этими «лайками» и другим бредом? Надеюсь, что на бумаге отфильтровать бессмысленную болтовню было проще.
– Что случилось, дорогуша? – стоит признаться, понятия не имею, как ее зовут. В моем мозгу не так много места, чтобы выделять уголок для однообразных клоновых кукол. Вообще я старался держаться подальше от таких девушек, как она. Предпочитаю обходить стороной популярные группки девиц для развлечений, так популярные у моих товарищей по команде. Никаких ожиданий с обеих сторон и это намного проще, особенно, когда вы часто сталкиваетесь. Вот еще одна причина, по которой мне не стоило ввязываться во всю эту игру с Уитни.
В конечном счете, у каждого из нас были свои цели. И это к лучшему, что все закончилось до того, как закрутилось бы по-настоящему.
– Уверена, ты уже слышал о большой вечеринке в клубе «Квод» в субботу в честь Хэллоуина…
Вообще-то нет, но это вполне ожидаемо. Большинство праздников в моем доме были отстойными, но мне всегда нравился Хэллоуин. Одеться кем захочешь и получить конфеты? Я в деле! Повзрослев, мы с Дейном, замаскировавшись, устраивали небольшие беспорядки. Добавьте сюда девушек в сексуальных коротеньких костюмчиках и я, конечно же, не пройду мимо.
– Знаю, у вас выездная игра, – продолжая говорить, она накручивала прядь темных волос на палец. Не блондинка – не то, чтобы это было важно, и я уж точно не сравнивал ее с одной светловолосой девушкой. – Но как думаешь, может, вы успеете вернуться?
– Увы, красавица, но вероятнее всего, у нас не получится.
Она тяжело вздохнула, поддаваясь вперед всем телом.
– Ну-у-у… Я бы так хотела, чтобы все ваши игры были домашними.
– Не поспоришь.
Держать свой вес на правой ноге становилось все сложнее. А если еще учитывать мою подстреленную походку, опоздание на следующий урок не избежать.
– Увидимся…
– Надеюсь, как можно раньше, – закончила девушка, подмигнув мне, перед уходом. Несколько мгновений я пялился на ее короткую юбку, размышляя, стоит ли мне забить на спор и просто развлекаться как раньше. Учитывая мое нынешнее раздражение, это могло бы помочь.
Но это было так просто и не интересно, поэтому я развернулся и захромал на следующий урок, ругаясь, каждый раз, когда наступал на левую ногу.
Осталось четыре часа, всего-то четыре часа…
