Текст книги "Потерянное сердце (ЛП)"

Автор книги: Шэри Райан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 21

Семь месяцев спустя

– Вот так, дружочек. Я вернусь за тобой через несколько часов. Ну-ка, давай крепко обнимемся.

Возить Гэвина в детский сад каждый день в течение последних четырех месяцев было непросто. Я к этому не привык, но Гэвин освоился запросто.

Хантер же каким-то образом умудрялся брать Олив с собой на работу – каждый день в течение пяти лет, но Олив и Гэвин – два совершенно разных ребенка. С тех пор, как Гэвин начал ходить, он вообще не сидит на месте. Постоянно ищет неприятностей. Олив была наблюдателем; так что Хантеру всяко было легче.

– Все будет просто отлично! – успокаивает меня Таня, нянечка детского сада. – Сегодня у нас в планах куча интересных вещей, верно, Гэвин?

Она поднимает Гэвина и усаживает его себе на бедро. Таня много раз говорила мне, что у нее слабость к Гэвину. Может, она говорит так всем родителям, но мне кажется, что Гэвин в хороших руках.

– Люблю тебя, приятель! – говорю я и выхожу за дверь.

Прихожу на работу вовремя – на удивление, вот уже четыре месяца я не опаздываю. Думаю, это потому, что кроме заботы о Гэвине я тратил много времени и сил на то, чтобы помочь Тори. Я стал лучше работать, и мы получили более высокооплачиваемый объект, так что жаловаться было теперь не на что.

– Брат, мы только что заполучили еще один огромный проект. Ты не поверишь, пока не увидишь, – сообщает Хантер.

– Отлично, – говорю я ему. – Когда начнем?

– В следующий понедельник, – говорит он, опустившись на колени с молотком в руке. – Есть новости по делу?

Почесывая затылок, я изо всех сил пытаюсь вдохнуть достаточно воздуха, чтобы легкие работали нормально.

– Да, к ним сегодня должны прийти с домашним визитом. Кэмми волнуется из-за этого.

– Зная Кэмми, уверен, что все пройдет очень гладко, – успокаивает меня Хантер. – А что после?

– Эвер должна заявить о своем намерении судье.

– Разве она еще не слишком маленькая, чтобы идти в суд? – спрашивает Хантер, начиная стучать молотком к концу вопроса.

– Любой ребенок старше двенадцати лет должен быть допрошен судом. Это для ее же безопасности.

– И как только это будет сделано?.. – продолжает Хантер.

– Она станет дочерью Кэмми.

– Боже, они так затянули все это дело. Рад, что хоть какое-то движение.

Мне можно не рассказывать. Эти месяцы тянутся медленнее, чем я мог себе представить. Кэмми пришлось купить квартиру в Филадельфии, чтобы обеспечить Эвер подходящее жилье. Они позволили Эвер оставаться с Кэмми в течение последних трех месяцев, с условием, что к ним могут приходить, и при согласии на консультации. Чувствую себя не у дел.

– Прости, братишка. Я знаю, что часы тикают, и кажется, что это занимает вечность, – говорит Хантер, ползая по комнате на коленях.

– Да. Я просто волнуюсь, жду сегодня хороших новостей. Посмотрим.

– Слышно что-нибудь от Тори? – Все рабочие дни начинаются с сеанса терапии с Хантером. Я знаю, ему не все равно, но теперь он медленно превращается в маму, которая любит вмешиваться во все дела.

– Ничего с тех пор, как в прошлом месяце я получил документы о разводе.

– Невероятно, – вздыхает он.

– Я пытался звонить ей, но ее номер отключен или что-то в этом роде.

Второй неудачный брак беспокоит меня больше всего, но дело не в этом. Дело в том, что я очень долго пытался склеить то, что было разбито. Все было напрасно.

– Мне неприятно это говорить, ЭйДжей, но вам с Гэвином, может быть, лучше остаться вдвоем. Если у нее серьезные проблемы, с которыми нужно разобраться, лучше всего сделать это без ребенка и мужа на буксире.

Знаю, что он прав, но это не кажется правильным. Я не могу не осуждать это. Все это.

– Все будет нормально, хорошо? Точно будет.

И так же, как всегда, я прокручиваю это все в голове и сосредотачиваюсь на выполнении работы. Единственное, что понял за последний год, это то, что я не в силах ничего контролировать. Так что даже не стоит пытаться.

– Брат, твой телефон звонит, – перекрикивает Хантер работающую дрель.

Я вижу, как светится экран лежащего на нижней ступени лестницы телефона, и бегу к нему. На экране вижу имя Кэмми.

– Алло? Что случилось?

– Она наша! – вопит Кэмми в полнейшем экстазе.

– Подожди, что? Я не понимаю. Я думал, должен состояться еще один суд, что она сама должна выступить в суде или что-то вроде того?

– Она выступала на последнем слушании, и думаю, этого оказалось достаточно. В пятницу все будет сделано официально. В эту пятницу, ЭйДжей!

– Я буду там, – говорю я ей. – Не говори мне нет, Кэм. Я приеду завтра.

– Я хочу, чтобы ты был здесь, – говорит она. – У нас появился второй шанс, ЭйДжей. Такого почти ни с кем не бывает.

– Так должно было быть. – Я едва могу говорить.

– До скорой встречи, – шепчет она.

Завершив звонок, я осторожно кладу телефон на ступеньку и смотрю на Хантера с выражением, о котором могу только догадываться.

– Что случилось? – спрашивает он.

– Она наша... Кэмми, но…

– Она твоя, – говорит Хантер, подходит ближе и обнимает меня. – Это чертовски здорово, ЭйДжей.

Обнимаю Хантера за шею, и мне так приятно чувствовать его рядом, пока душа моя исходит слезами. Все, что я пережил за последние несколько лет, наконец, закончилось – так, как и должно было закончиться.

– Ты поедешь туда?

– Да, я должен, – говорю я ему. – Вернусь к понедельнику.

– Что насчет Гэвина? – спрашивает Хантер.

– Он едет со мной. Вся семья должна быть вместе.

Моя семья. Все они.

* * *

Я выезжаю после часа пик и еду ночью – и это оказывается хорошим вариантом. Мне неловко, что приезжаю так поздно ночью, но я не мог ждать еще целый день до момента, когда смогу увидеть Кэмми и Эвер.

Навигатор на телефоне ведет меня к жилому комплексу. Я не знаю, какая у Кэмми за машина, поэтому щурюсь, когда ищу в темноте номера домов. Достигаю конца ряда, и последний дом как раз ее, спрятался за толстыми стволами деревьев. Я выбираюсь из грузовика и укладываю Гэвина на плечо. Он едва ли понимает, где мы. Вырубился по дороге. У входной двери веду пальцем вниз по списку имен и нахожу имя Кэмми, но не нажимаю – вместо этого достаю свой телефон и пишу ей. Эти зуммеры могут быть такими громкими, а я не хочу разбудить Эвер.

Я: Ты сможешь меня впустить?

Кэмми : Что? Что ты имеешь в виду? Ты же сказал, что приедешь завтра.

Я : Я знаю. Пожалуйста, впусти меня. Я у твоей двери.

Сквозь стекло двери я вижу свет и слышу шаги, спускающиеся вниз по ступенькам. Я готов еще раз постучать, когда Кэмми выскакивает на улицу и оказывается прямо у меня на руках. Она обнимает меня ногами за талию, а руками за шею. Кладет голову мне на плечо, и я чувствую аромат то ли лаванды, то ли сирени. Я всегда путаю их, но она пахнет или тем, или другим. Я еле удерживаю Гэвина, хоть и не хочу, чтобы Кэмми меня отпускала. Тут она вздыхает, видит Гэвина и обхватывает его рукой, целуя в макушку.

– Боже мой, ты стал таким большим, – говорит она.

– Знаю, я часто бывал в спортзале, – заявляю я.

Она откидывает голову с легкой улыбкой, а затем наклоняется, прижимая губы к моей щеке.

– Боже, я скучала по тебе.

– Я боялся, что приеду сюда, а ты живешь с каким-то парнем, – бормочу ей в ухо.

– Я боялась, что ты приедешь вместе с Тори, – так же тихо говорит она.

Я держал свой развод в тайне, не желая, чтобы это повлияло на жизнь Кэмми или ее решения. Это изменило бы правду о том, что должно быть и чего не должно. Это было немного мазохистски с моей стороны, но после всей лжи и секретов, с которыми пришлось жить, мне нужно было узнать, что реально в моей жизни, а что нет.

– Наш развод был официально оформлен около месяца назад, – говорю я, ощущая, что еще сам не осознал это до конца. Кэмми сползает вниз, пока ее ноги не касаются земли.

– Почему ты мне не сказал?

– Это было трудно принять, Кэм. Мне тридцать, и я дважды разведен. Это немного стыдно.

Она прижимает ладонь к моей щеке.

– Что стыдно, так это оставаться там, где ты несчастлив. У нас одна жизнь, ЭйДжей, и мы должны постараться прожить ее правильно.

Кэмми берет меня за руку и тянет нас с Гэвином внутрь, вверх по лестнице в свой дом. Я не представлял себе, как может выглядеть его убранство, но все в нем говорит о Кэмми. Золотое и коричневое с белой отделкой. Как снег на фоне солнечного неба.

– Эвер спит?

Она улыбается и громко выдыхает.

– Ей было трудно заснуть из-за всех этих эмоций, но думаю, она уснула.

– Значит, она счастлива?

– Слово «счастье» абсолютно не описывает всей ее радости.

Кэмми сияет, и а мне хочется начать целовать каждый миллиметр ее лица, чтобы поделиться своим счастьем.

Я кладу Гэвина на диван, но Кэмми берет его на руки, поддерживая голову, и укладывает себе на плечо. Я следую за ней, пока она идет по короткому коридору в спальню, где установлена портативная кроватка. В воздухе чувствуется запах свежего белья. Кэмми берет со стула одеяло и перекидывает его через другое плечо. Я наблюдаю, как она осторожно кладет Гэвина в кроватку и покрывает его маленьким легким одеяльцем. Прижимает пальцы к губам и прикасается к его голове.

– Спи крепко, малыш.

Наблюдаю за ней с трепетом. Она никогда не заботилась о грудном ребенке, да и о ребенке постарше, и все же это кажется таким естественным. Когда вижу, как она относится к Гэвину – с такой же любовью, как и я, – ощущаю, словно мое сердце тоже укрывают мягким одеялом. Кэмми берет меня за руку и ведет через холл в свою спальню. Мягко закрыв дверь, она прижимается к ней спиной и закрывает глаза.

– Я не думала, что у нас получится, ЭйДжей.

– Я тоже, – признаюсь я едва дыша.

– Я словно куда-то бегу с того дня, как родилась Эвер, и до сих пор это был просто бесконечный марафон. Начиная с восемнадцати, моя жизнь – словно выжженное поле, как будто решето с огромными прорехами. Я так старалась все исправить. Так старалась. Но все, что я пыталась сделать, казалось ничем – просто какой-то временной повязкой на незаживающей ране. До Каспера у меня не было отношений, но это для меня было удобно. Я стала с ним встречаться, потому что потеряла надежду на лучшее. Я даже собиралась выйти за него, и это меня так пугало. Я почти сдалась, когда на пороге появилась Эвер.

Она опускает взгляд и накручивает на пальцы пряди волос.

– Я никогда не видела никаких знаков судьбы, но Эвер была больше, чем знаком. Она пришла тогда, когда я была готова вывесить белый флаг, отказаться от надежды. Она пришла сказать мне, чтобы я не сдавалась, чтобы держалась, и тогда, в тот миг я поняла, что даже если не найду тебя, у меня есть часть тебя – она. Никогда не думала, что мне посчастливится найти тебя – и в твоем сердце еще будет свободное место.

– Прорехи, – отвечаю я. – Не вижу лучшего способа описать свою жизнь с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Моя жизнь – сплошь эти прорехи. Я потерял свое сердце и не знал, найду ли его снова.

Кэмми прикусывает костяшку указательного пальца и прыгает на кровать.

– Я мечтала, что вы приедете сюда, и это было бы похоже на то самое «и жили они долго и счастливо», но потом я убедила себя, что слишком много произошло в твоей жизни и в моей, чтобы у нас было все так по-сказочному. Предполагаю, что ты еще не готов начать что-то новое, и я пойму это. Но я действительно хочу это сделать и вернуть тебе родительские права, если ты захочешь. Я хочу вернуться в Коннектикут и начать все сначала.

Я сажусь рядом с ней на кровати и кладу руку на ее колено.

– В идеальном варианте я приходил сюда и говорил, что разобрался с Тори. И я здесь не для того, чтобы заняться сексом и уехать утром, а потом, может быть, позвонить тебе через неделю.

– Ты так вел себя, пока был один, ЭйДжей? – спрашивает она, глядя на меня своими красивыми, удивленными глазами.

– Кэм, последнее, о чем я думаю, это найти какую-то случайную цыпочку на ночь. К тому же, Гэвин начинает говорить, и этот парень вскоре сможет сдавать меня с потрохами.

Кэмми игриво шлепает меня тыльной стороной ладони и кладет голову мне на плечо.

– Ты флиртуешь со мной? – спрашиваю я.

– Ты бы знал, если бы я флиртовала с тобой, – говорит она. – Я просто пользуюсь возможностью быть рядом.

– В чем разница?

– Разница в том, что я любила тебя с шестнадцати лет. Я никогда не переставала любить тебя, ЭйДжей. Это чувство нельзя включить или выключить. Нельзя навесить ярлык или скрыть. Я просто хочу быть рядом.

Ее слова трогают меня так, как никогда раньше. Не потому, что они идут прямо от сердца, а потому, что именно это я чувствовал с того момента, как она ушла из моей жизни. Я злился на нее за то, что она отказалась от меня, и так долго просто хотел ненавидеть ее, но мое сердце не позволило этому чувству развиться.

– Я тоже не переставал любить тебя, Кэм. Ни на секунду. Пытаться заменить тебя было невозможно, потому что я сравнивал с тобой каждую женщину. С тобой сложно конкурировать.

Она поднимает голову от моей груди и смотрит на меня сквозь густые темные ресницы.

– Честно?

– Обычно женщинам не нравится слышать о бывших девушках. Это не особенно заводит, – говорю я, ухмыляясь.

– Ну, это заводит, если бывшая девушка – ты.

– А сейчас ты флиртуешь, думаешь ты так или нет.

– Видишь, я же говорила, ты узнаешь, когда я начну флиртовать, – говорит она, и уголки ее губ приподнимаются.

Кэмми наклоняет голову набок, позволяя волосам упасть на плечо, и прикусывает нижнюю губу.

– Тогда ты точно знаешь, что делаешь со мной в эту секунду?

Ее улыбка становится чуть шире.

– Возможно.

Моя грудь никогда не сжималась так сильно при мысли о поцелуях с женщиной – никогда с тех пор, как мы с Кэм были подростками, но тогда я просто нервничал, потому что не умел целоваться, наверняка не умел.

Колеблясь, я смотрю в глаза Кэмми, пытаюсь прочитать мысли, но все, на чем могу сосредоточиться, это как быстро вздымается ее грудь. Почти так же быстро, как стучит сейчас мое сердце.

Поднимаю руку и провожу по ее шее к уху, чувствуя мягкость каждой пряди волос, скользящей по моим пальцам. Ощущение от прикосновения к ней так знакомо – и это похоже на возвращение домой после слишком долгого отсутствия. Ничто не может сравниться с этим.

– ЭйДжей, – вздыхает она.

– Кэм?

– Пожалуйста, не заставляй меня страдать, – умоляет она.

– Страдать? – Я сбит с толку.

Придвигаюсь немного ближе, наслаждаясь дрожью, охватившей тело. Облизав губы кончиком языка, чувствую, как Кэм сжимает руку на моем бедре. Ее прохладное мятное дыхание касается моего лица, пока я наслаждаюсь этими мгновениями, заставляя ее страдать. Всего лишь сантиметр разделяет нас, и я беру ее руку и кладу на себе на грудь, где бьется сердце.

– Я потерял его так давно, Кэмми. Только для тебя оно бьется вот так. Каждый его такой удар – только для тебя.

Кэмми закрывает глаза, и ресницы мягко ложатся веером на ее светлую кожу – я так любил смотреть на них, прежде чем закрыть глаза. Громко сглатываю – наверное, так громко, что она слышит – и мягко прикасаюсь к ее губам своими. И замираю. Я словно ступаю в ледяную воду, и мне нужно время, чтобы тело привыкло к температуре. Ощущение такое сильное, и двигаться вперед можно только очень медленно.

Решительно сжимаю объятия, обхватываю затылок Кэм рукой, пока другой спускаюсь по ее спине. Прижимая ее к себе так крепко, словно боюсь потерять, я теряю чувство контроля. Мои губы больше не подчиняются рассудку и отказываются целовать ее медленно и мягко. Я показываю Кэм всю свою тоску и боль, свою нужду в ней, свое желание, страсть и все остальное. Наше дыхание смешивается, и эти мелодичные вздохи – самые красивые звуки, которые я когда-либо слышал.

Простыни накрывают нас, как легкий ветерок; я так увлечен, что пропустил момент, когда наша одежда исчезла, и между нами теперь нет ничего, кроме наших сердец и душ.

Я слышал, что когда двое предназначены друг другу судьбой, Вселенная создает обстоятельства, неподвластные логике и ничтожной силе нашего разума, которые будут работать, как мощная сила, чтобы свести вместе то, что никогда не должно было быть разделено.

Считаю, что мы с Кэм должны были быть вместе, но нам нужны были Эвер и Гэвин, чтобы сделать нас такими, какие мы сегодня.

Чувствуя острую необходимость насладиться каждой секундой этого момента с Кэмми, я одновременно испытываю желание смотреть на нее, запоминать, чтобы сохранить в себе навсегда. Моя жизнь имеет тенденцию к резким поворотам, и я не смог удержаться в прошлом, но отказываюсь снова совершать ту же ошибку.

Провожу руками по ее обнаженному телу вверх и вниз, и она скользит кончиками пальцев по моей груди. Ее голова откинута, губы слегка приоткрыты. Мне нужен другой ракурс, я обнимаю Кэм за талию и перемещаю на спину. Мои руки продолжают свободно скользить, касаясь каждого миллиметра ее тела, губы следуют за ними. Когда мы были подростками, между нами все было невинно и наполнено захватывающим трепетом от совершения самого действа, но теперь все это наполнено любовью, желанием и намерением доставить удовольствие – такое, которое никто не доставлял.

Провожу языком по ее груди и вокруг соска, и тело Кэм вздрагивает подо мной, а ногти оставляют следы на моей коже. Ее стоны становятся громче, рот приоткрывается, и она совсем теряет контроль. Я опускаю голову к ее шее и захватываю губами мочку уха, а потом провожу языком вниз до самой ключицы.

– Только ты, – стонет она. – Боже мой, ЭйДжей.

Обнимаю Кэмми, провожу руками вниз к ее ягодицам и крепко удерживаю, толкаясь еще глубже. Она кончает со стонами и криками, и ее мышцы дрожат, когда Кэмми, тяжело дыша, падает ко мне в объятия. Тепло нашей связи течет от меня к ней, а затем я падаю рядом с ней на кровать.

– Раньше такого не было, – шепчу я ей на ухо.

– Вот чего мы ждали, – тихо смеется она. – Женщина, занимающаяся любовью с мужчиной – это совсем другое, нежели два подростка, нарушающие правила.

Кэмми прижимается лицом к моей шее, и я чувствую, как к моей все еще чувствительной коже прикасаются ее улыбающиеся губы.

– Все хорошее стоит того, чтобы ждать.

– Я мог бы всегда ждать этого – ждать тебя, – вздыхаю я, позволяя голове упасть на подушку. – Итак, мы уже встречались подростками, так что мне остается только удостовериться, что мы снова парень и девушка, раз у нас был секс, – говорю я ей.

Она поворачивается на бок и касается ладонью моей щеки.

– Я думала, ты больше никогда меня не попросишь.

– Одно условие, Кэмерон.

– Да, Эндрю.

– Никогда больше не оставляй меня, – говорю я ей, нежно обнимая.

– Я не смогла бы пройти через еще раз. Но могу я спросить тебя кое о чем?

– О чем угодно.

Кэмми проводит пальцем по моей груди – в том месте, где бьется сердце.

– Когда ты сделал татуировку?

– На той же неделе, когда мне исполнилось восемнадцать.

– Родимое пятно Эвер, – говорит она тихо и понимающе.

– Это был единственный способ хоть немного склеить мое разбитое сердце.

Глава 22

Не знаю, сколько мы спали и спали ли вообще, но мы встали час назад, и теперь наблюдаем, как за окном поднимается солнце, и пьем кофе в тишине.

– Я редко просыпаюсь раньше Гэвина, – говорю я Кэмми. – Но есть что-то в этой тишине, отчего хочется вставать на рассвете.

– Он очарователен, – говорит она. – Как он все это перенес?

Я долго смотрю на Кэмми, прежде чем ответить. Все вокруг так непринужденно – прямо как в моих мечтах. Кэм во фланелевых пижамных штанах и белом легком топе. Ее карамельного цвета волосы собраны в небрежный узел и даже без макияжа ее кожа сияет, как и во времена нашей юности.

– Ты прекрасна, прекраснее, чем когда-либо была, – говорю я ей, не отвечая на только что заданный вопрос.

– Ты меняешь тему, – замечает она с мягкой улыбкой.

– Труднее всего было быть с Хантером, когда умирала Элли. И теперь как будто Тори тоже умерла. В некотором смысле, так и есть. Тори, которую я знал до того, как родился Гэвин, перестала существовать. Первые несколько недель после того, как она уехала, Гэвин сидел и плакал и каждые две минуты звал маму. Она никогда не была идеальной матерью, но Гэвину это было и не важно. Я вынужден был слушать, как он звал ее ночь за ночью, а я сидел и плакал, как ребенок, пока он ее звал. Я не знал, сколько ему понадобится времени, чтобы понять, что она не вернется.

Глаза Кэмми наполняются слезами, и она быстро стирает со щек скатившиеся капли.

– Мне очень жаль.

– Я возил его к педиатру почти каждый день, боялся, что он заболеет из-за разбитого сердца. Не знаю, как на маленького ребенка влияет такое, и я боялся, что делаю все неправильно, понимаешь?

Я чувствую, что глаза снова начинает жечь, но не хочу сейчас плакать, поэтому делаю еще один глоток кофе и долго молчу.

– Могу я тебе кое-что сказать? – спрашивает Кэмми.

Все еще не уверенный в своем голосе, я киваю.

– Ты делаешь все лучше, чем могла бы сделать я. Он хорошо одет. Ты надел на него даже больше, чем нужно, – хихикает она.

– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я с усмешкой.

– Он просыпался в четыре утра. У него подгузник был мокрый, так что я поменяла его и снова уложила спать.

Слезы теперь не остановить, и я зажмуриваю глаза и сжимаю переносицу. Я в полнейшем раздрае. Мысль о том, что кто-то еще заботится о моем сыне, так много для меня значит. Мне приходилось упрашивать Тори сделать что-то для ее собственного сына, а Кэмми сделала это просто так, без вопросов. Я начинаю осознавать, каково это, когда есть кто-то рядом.

– Эй, – успокаивает Кэмми, наклонившись и положив руку мне на колено. – Все будет хорошо.

– Почему ты меня не разбудила?

– Ты ехал всю ночь, чтобы увидеть меня. Ты устал. Это было самое меньшее, что я могла сделать. Плюс, я хотела провести с ним время.

Она не пытается впечатлить меня своими ответами. Она правдива, но я все еще не могу осознать, как это – когда кто-то так сильно заботится обо мне. Это такое странное чувство.

– Боже мой, – восклицает Эвер. – ЭйДжей, ты здесь!

Дочь подбегает и плюхается ко мне на колени, обхватывая за шею руками.

– Я так рада, что ты здесь.

Я немного отстраняюсь, глядя на нее.

– Кто эта девушка, что душит меня прямо сейчас? – шучу я. – Я помню другую, одетую в черное, с огромным, не по возрасту, количеством макияжа на лице.

Она наклоняет голову на бок и позволяет мне еще крепче обнять себя.

– Мама убедила меня одеться получше, – говорит она мне на ухо.

Мама. Слово, которого Кэмми никогда не слышала; слово, которое она заслуживала услышать миллион раз за тринадцать лет.

Смотрю поверх спутанной копны волос Эвер на Кэмми: она держит руку у рта, глаза прикрыты, наверное, чтобы скрыть слезы.

– Она назвала меня мамой, – одними губами шепчет мне Кэмми.

– Как все прошло? – спрашиваю я Эвер.

Дочь спрыгивает с моих колен и садится за стол между нами.

– Первый месяц было отстойно, но потом я перебралась жить сюда, и это было лучшее время.

– Ты понятия не имеешь, как это меня радует, – говорю я ей.

– Знаешь, – начинает Эвер, – у меня была хорошая жизнь. Обо мне заботились и все такое. Я ни в чем не нуждалась и ничего не хотела, потому что они были всегда заняты, но единственное, чего мне не хватало, это настоящей любви. Я не знаю, чувствовали ли они когда-нибудь ко мне то, что, насколько я могу судить, чувствуете ко мне вы двое.

Чувство вины снова просачивается в мои вены, хоть у меня и не было никакого права голоса, когда Эвер отдавали на удочерение. Я знаю, как сильно некоторые родители хотят усыновить ребенка, и как сильно потом его любят и проводят с ним каждую секунду жизни. А еще я знаю, что есть дети, которых усыновляют по неправильным причинам, и я всегда молился, чтобы с Эвер такого не случилось, но что мы можем контролировать? Они, казалось, были искренне рады ей в тот день в больнице тринадцать лет назад. Откуда мы могли знать?

Некоторые приемные родители приходят на эту землю, чтобы спасти какого-нибудь ребенка. А некоторым биологическим родителям просто нельзя жить без своего ребенка. А еще есть те, кому нельзя иметь детей.

– Мы все в этой жизни встречаем тех, кто нуждается в любви.

– Я знаю, – говорит она. – Я знаю почти все, что нужно знать об усыновлении. Я исследую этот вопрос с десяти лет.

– Скучаешь по ним? – спрашиваю я ее.

Я не хочу притворяться, что у нас все прекрасно, чтобы спасти положение. У нее была целая жизнь с этими людьми, и они заботились о ней, обеспечивали ее безопасность и здоровье, пока не умерли, и пока не пришло время для Эвер снова вернуться в нашу жизнь. Я должен их за это уважать.

– Да, – говорит она. – Да, но их никогда не было рядом. Мне больше не хватает няни.

– Понятно, – со вздохом говорю я. – Итак, завтра большой день, да?

Эвер складывает ладони вместе и улыбается так широко, как я никогда еще не видел.

– Я не могу дождаться!

– Мы тоже, – гордо говорит Кэмми. – Кстати, погоди-ка. У меня есть кое-что для тебя – то, что я хотела тебе отдать сегодня.

Кэмми несется по коридору в свою спальню и возвращается через мгновение, вручая Эвер маленький замшевый мешочек.

– Я хочу, чтобы ты это взяла.

Эвер достает из мешочка серебряное кольцо и разглядывает его с блеском в глазах.

– Кольцо?

Я тоже разглядываю его и узнаю.

– Я не смогла бы придумать лучшего дня, чтобы отдать его тебе. ЭйДжей подарил его мне перед тем как ты родилась. Это кольцо-обещание – обещание того, что мы будем вместе, как семья.

– Я не понимаю, – говорит Эвер. – Но мне оно нравится. Спасибо!

Эвер обнимает Кэмми, а потом меня.

– Не могу поверить, что ты сохранила его после стольких лет, – говорю я Кэмми.

– Я спрятала его в «сундук моей надежды», – говорит она с легкой улыбкой.

Я понимаю.

– Кстати, у меня есть вопрос, – говорит Эвер. – Это ведь означает, что ты официально мой папа?

Знаю, каков должен быть ответ, и знаю, какого ответа хотел бы я сам.

– Все немного сложнее, – говорит Кэмми за меня.

– Вы имеете в виду, что должны пожениться или что-то вроде такого, чтобы узаконить все это?

– Это один из способов, да, – соглашается Кэмми. – Но…

– Понятно, – говорит Эвер.

– Я наполовину ответственен за то, что ты живешь в этом мире, и уже только по этой причине всегда буду твоим отцом. Все будет узаконено в свое время, хорошо?

– Хорошо, – говорит она, чуть дергая плечами. – Я хочу есть.

Эвер меняет тему, напоминая мне, что она – подросток, поднимается из-за стола и идет на кухню, чтобы насыпать себе миску хлопьев.

– Папа! – кричит Гэвин. – Папа, папа, папа!

Вбегаю в другую комнату и вижу Гэвина почти в слезах. Он выглядит потерянным, наверное, и в четыре утра он был растерян, но тогда хотя бы было темно. Теперь же ему ясно, что он в комнате, в которой никогда до этого не был.

– Я здесь, дружочек.

Вынимаю его из кроватки и быстро меняю подгузник. Схватив сумку с подгузниками, я тащу и ее на кухню, чтобы накормить Гэвина какой-нибудь едой.

– Он любит яйца? – спрашивает Кэмми.

– Наверняка больше, чем сухие хлопья, – смеюсь я.

– Яйца! – вопит Гэвин.

– Я сделаю тебе самый вкусный омлет, – нежно говорит ему Кэмми.

Гэвин кричит в экстазе и извивается в моих руках, пытаясь слезть на пол. Он бежит к Кэмми и обхватывает ее ноги своими ручками, пока она колет яйца в миску.

– Я помогаю!

– Конечно, ты можешь помочь! – Кэмми поднимает его, сажает на кухонную столешницу рядом с собой и вручает ему венчик. – Давай.

Яичная масса разлетается повсюду, но Кэмми, кажется, все равно. Она неудержимо хохочет, и Эвер широко улыбается, наблюдая за ними.

– Плохая идея!

Не помню, доводилось ли мне бывать в одной комнате с четырьмя так громко смеющимися людьми. Может, такое и было, но очень давно. Я соскучился по ощущению счастья и свободы от тревог.

* * *

– Наконец-то пятница, – говорит Кэмми, потягиваясь в постели с улыбкой на лице. – Боже, эта неделя тянулась так медленно, пока ты не приехал.

– Я слышу тебя, – говорю я, вытаскивая свою одежду из сумки. – У вас есть утюг?

Она указывает на шкаф и встает с кровати.

– Ты меня утомляешь, – стонет она.

– Я могу остановиться, если это для тебя слишком.

Я иду к ней через комнату, обхватываю Кэмми руками и притягиваю к себе. Она откидывает голову, и я наклоняюсь вперед, прижимая свои губы к ее губам, и ощущения еще идеальнее, чем в последний раз, когда я ее целовал.

– Сегодня самый лучший день, – бормочет она мне в губы.

– Ты говорила так вчера, – напоминаю я ей.

– Завтра будет еще лучше.

Разомкнув объятия, которые я готов не размыкать никогда, достаю из шкафа гладильную доску и утюг. Кэмми расхаживает позади меня, перебирая вешалки с одеждой и громко рассуждая о том, что ей надеть в день, когда она снова станет мамой.

Через час и двадцать минут мы все одеты подходящим образом – ну, или в то, что показалось нам подходящим для того, чтобы получить второй шанс на семью.

– Я поведу, – говорит Кэмми, когда мы выходим на улицу. – Никаких грузовиков в таком платье.

– И я не собираюсь спорить, – уверяю я. – Я только возьму автокресло Гэвина из грузовика.

Ставлю Гэвина в траву рядом с ней, и он тут же поднимает руки, решительно настроенный оказаться у Кэм на руках. У него явно хороший вкус в отношении женщин.

Усевшись во внедорожник Кэмми, мы отправляемся в суд, который находится примерно в получасе езды от ее дома. Музыка играет, девушки поют, Гэвин пинает ногами мое кресло, и я расслаблен, зная, что жизнь готовит впереди много радости.

Или, по крайней мере, готовила, прежде чем грузовик, который ехал на встречу, выехал прямо перед нами. Черт возьми.

– Кэм! – кричу я. – Берегись!

Оборачиваюсь вовремя, чтобы увидеть искаженное страхом лицо Эвер и беззаботную улыбку Гэвина, но звук металла, сминающего металл, отправляет меня прямиком в темную дыру и не оставляет шанса оглянуться снова на грузовик, летящий навстречу.

Когда тьма поглощает меня, звуки вокруг захватывают все мои чувства. Крики и стоны наполняют воздух, и я хочу вырваться из тумана, чтобы помочь своей семье, но не могу двигаться. Чувствую себя тяжелым, вжатым в сиденье.

Шум утихает, а затем снова растет. И снова затихает, и растет, вызывая невероятную тошноту. По мере того, как проходят минуты, шум уменьшается, стоны стихают, а крики становятся беззвучными. Мир вокруг перестает двигаться, и вдруг все замирает.

Все замерло. Как моя жизнь в одну минуту может быть почти полностью идеальной, а через несколько секунд – разрушенной до основания?

Рассудок и мысли угасают, и часть меня задается вопросом, а справится ли мой разум с реальностью происходящего, в то время как другая часть решает, что сознанию лучше покинуть меня.