Текст книги "Пусть небеса падут (ЛП)"

Автор книги: Шеннон Мессенджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Глава 4
Одри

Я пожертвовала десятью годами жизни ради этой работы.

Готовилась физически. Душевно. Эмоционально.

Отказывалась от еды и сна. Страдала час за часом под безжалостным солнцем пустыни. Жила в полной изоляции. Взяла на себя унизительную задачу быть наставницей упрямого и невежественного мальчишки, восстающего против всего, что имеет реальное значение.

А теперь он добился того, что нас обоих, возможно, убьют.

Но я в этом виновата не меньше его.

Я снова слишком громко призвала ветер. И снова выдала нас.

Северный ветер был слишком далек, чтобы призвать его шепотом. Мне пришлось кричать. И значит, в воздухе остался след моего призыва, так же, как и след Вейна. И нет ни малейшего шанса на то, что Буреносцы не прощупают пришедший из жаркой долины холодный ветер. И тогда, все, проверив, они, в конце концов, придут за нами.

Мир начинает вращаться, и я делаю глубокий вдох.

Я не позволю, чтобы это снова случилось.

Я могу остановить их. Могу запутать наши следы.

А после разберусь с Вейном.

Он уезжает на своей белой дымящей машине. Мои ноги дрожат, когда я выхожу из теней и обвожу взглядом улицу в поисках темной фигурки, которая, я знаю, сидит где-нибудь поблизости на крыше. Я вытягиваю вперед левую руку, и маленькая тень падает вниз, хватаясь за рукав моей куртки когтями. Гэвин делает, это молча, он знает, что кричать нельзя. Мы должны быть невидимы и неслышны.

Это Вейн виноват, что мы себя выдали. Ему еще повезло, что я с ним мягко обошлась. Он понятия не имеет, с чем играет. Но очень скоро это узнает.

Я поглаживаю мягкие серые перья на шее Гэвина, пытаясь унять панику, давящую на грудь и не дающую дышать.

 – Лети домой, мальчик, – шепчу я. – Я присоединюсь к тебе, как только смогу.

Оранжево-красные глаза Гэвина встречаются с моими. Я знаю, он понимает, что я ему говорю. Он распрямляет крылья и, мощно взмахнув ими, взмывает в небо. Я завидую его легкому полету. Мне для полетов требуется гораздо больше усилий.

Отступив в тень, я ощупываю пальцами воздух, ища ветерок, которым можно будет замаскировать оставленные нами следы.

Ничего. Придется подождать.

Периодическая неподвижность воздуха в этом месте все равно что черная дыра, высасывающая мою энергию, мои возможности и мое душевное равновесие. Если бы воздух не был так неподвижен чуть раньше, я бы успела испортить "свидание" Вейна вовремя. Мне бы не пришлось разгуливать среди ходячих по земле людей, чтобы его напугать. Не пришлось бы показываться ему. И не пришлось бы призывать северный ветер, чтобы не дать ему связать себя с той девушкой.

Мы бы все еще были в безопасности.

И, конечно же, если бы он не старался так упорно нарушить правила, я бы не заварила эту кашу.

Я обнимаю себя руками, чтобы успокоить дрожь. Так далеко Вейн еще никогда не заходил. Еще бы секунда и...

Глаза застилают слезы, когда я вспоминаю о том, как он стоит на крыльце, как касается ладонью ее щеки, как наклоняется к ней и как их губы сближаются.

Мне даже страшно подумать о том, что было бы, если бы я не остановила его.

Боль в челюсти дает мне знать, что я слишком сильно стиснула зубы. Я заставляю себя расслабиться. Хранитель ежесекундно должен быть спокоен и здравомыслящ – Силы Бури вбили это в меня. Подавление эмоций – ключ к успеху. Только так можно вынести полную самопожертвований жизнь.

К тому же... вины Вейна в произошедшем в принципе – нет. Он ничего не знает ни о законах, которые чуть не нарушил, ни об обязательствах, накладываемых одним-единственным поцелуем. Хотя я не раз предостерегала его разными знаками, он так ничего и не понял.

Но бессмысленно зацикливаться на том, чего я не в силах изменить. Я знаю лучше, чем кто-либо, что прошлого не вернуть и не переделать. Остается только двигаться вперед.

Легкий ветерок щекочет мои пальцы. Восточный – наконец-то повезло.

Тихий, не оставляющий следа шепот подчиняет ветер моей воле и обволакивает им меня. Полностью опутанная легчайшим бризом, я выдыхаю приказ на языке восточного ветра, отдаваясь на волю его силы.

Поднимись.

Слово звучит шипением, и ветер тянет меня за собой.

Оседлав ветер, я чувствую себя почти свободной. Поднимаясь все выше и выше, зарываясь в небеса, я вижу свою жизнь четко ясно. Я вижу в ней смысл. Я никогда не смогу полностью контролировать ветер. Я могу призвать его, упросить, уговорить слушаться меня, но он не подчиняется мне и остается, волен делать все, что хочет. Хитрость заключается в том, чтобы слушать, что он говорит, и направлять его по мере необходимости.

Большинство призывателей могут контролировать ветер, как я, только в зрелом возрасте. Я слышу даже самый слабый шепот, чувствую малейшие изменения в воздухе, понимаю любые потоки и вихри и могу быстро подстроиться. Это был подарок моего отца. Он передал мне этот дар в тот день, когда возвратился на небо.

Ни на мгновение я не забываю о том, что не могу вернуть ему этот дар, как бы сильно этого не хотела.

На горизонте появляются темные горные пики, и я шепчу:

 – Вниз.

 Порыв ветра стремительно падает вместе со мной, и пальцы моих ног касаются земли. Я освобождаю ветер на бегу, и, отпустив меня, он уносится прочь, а я останавливаюсь на холодной скалистой земле горного хребта Сан-Бернардино.

Тут, наверху, такой чистейший воздух, такой шквалистый ветер! Я позволяю себе минуту насладиться порывистым дыханием ветра, помогающим восстановить силы. Воздушные потоки ласкают кожу, наполняют меня уверенностью и силой, которые может дать мне только моя стихия. Я бы могла стоять тут всю ночь, насыщаясь ею.

Но я должна выполнить свою работу.

Мне не по себе опять взывать к ветру в полный голос. Но в этом-то и смысл. Чтобы скрыть одну ошибку, нужно совершить другую.

Тем не менее, мой голос дрожит, когда я призываю северные шквалы со всех сторон горного хребта и приказываю им хлынуть в пустыню. Песчаные бури проносятся по сухим дюнам, повсюду оставляя мои следы.

Буреносцы не смогут определить наше местоположение, но они все равно будут знать, что мы здесь. И они не уйдут, пока не отыщут Вейна, разворотив по пути всю долину.

Сильнейший шквал дойдет до крепости Буреносцев к завтрашнему вечеру, а потом им потребуется целый день быстрого полета, чтобы долететь до этого региона. И еще один день они потратят на проверку ложных следов.

Что означает, что у нас есть три дня. Затем начнут гибнуть люди.

Сегодня вечером у Вейна должен произойти первый прорыв. Три дня должно хватить на то, чтобы научить его основам, к тому же я сама сейчас на пике силы, благодаря годам тренировок. Вместе мы сможем дать отпор.

Но есть лишь один способ убедиться, что прорыв произойдет.

При этой мысли во рту появляется привкус желчи.

Я обращаюсь к еще одному восточному ветру. Ладонь покалывает, когда я призываю стремительный воздушный поток и оборачиваю его вокруг себя. Его прохладное прикосновение смывает все страхи.

– Возвращайся, – говорю я так тихо, что ветер своим ревом заглушает произнесенное слово. Он подхватывает меня и нежно несет вниз с горы, через иссохшие пустынные земли, ко мне домой.

Это не совсем дом, но я в нем все равно почти не живу. Я же должна выполнять свою работу.

Сегодня предстоит очень долгая ночь.

Глава 5
Вейн

Родители еще не спят, когда я прихожу домой. Ничего удивительного – сейчас только десять часов. Наверное, я единственный подросток в долине, который никогда не нарушает комендантский час.

Но я на сто процентов уверен, что на них не нападают появившиеся из ниоткуда ледяные ветры и они не слышат в их порывах свое имя. Руки покрываются мурашками при одной этой мысли.

Разберусь с этим позже.

Я нахожу маму в нашей захламленной розовой гостиной, читающей на крапчатом коричневом диване. В воздухе все еще витает соленый запах мясного рулета, и, бросив взгляд через мамино плечо, я вижу сложенные в кухонной раковине тарелки. Ну, здорово. Я вернулся до того, как она успела помыть посуду. Попадос.

Отец машет мне из гостиной, но не встает из своего потертого кожаного кресла. Он слишком поглощен одним из экстренных выпусков "Канала открытий" – понятия не имею, как он может такое смотреть, – чтобы пожелать услышать о постигшей его сына очередной свиданческой катастрофе.

Мама же, напротив, закрывает свою толстенную книгу, убирает длинные светлые волосы с лица и показывает, чтобы я сел.

Я не в настроении, чтобы болтать с ней, но понимаю, что если убегу в свою комнату, она придаст этому слишком большое значение. Моя мама чемпион по волнениям. С одной стороны, она довольна, что я сейчас не где-то там оплодотворяю какую-нибудь бедную девушку. С другой же стороны все время переживает, что я не живу нормальной жизнью.

Она и понятия не имеет, насколько ненормальна моя жизнь.

Я ни за что не расскажу родителям о преследующей меня во снах девушке. Не хочу проводить бесконечные вечера, растянувшись на диване, в то время как какой-нибудь психиатр будет нести бесполезную чушь и тянуть деньги из ограниченного сберегательного счета моих родителей. Я достаточно насмотрелся на это "Чудо-ребенком".

– Как прошло свидание? – интересуется мама, когда я пересекаю бурый ворсистый ковер и плюхаюсь рядом с ней.

Я отвечаю пожатием плеч – это мое лучшее оружие против маминых нескончаемых вопросов. Всегда забавно наблюдать, насколько ее хватит.

– Ханна была милой?

Пожатие плечь.

– Чем вы, ребята, занимались?

Еще одно пожатие плечь.

– Вейн! Это вообще-то не ответ.

Опа – хватило всего лишь трех. Обычно она терпит минимум до четырех-пяти пожатий. Должно быть, она очень заинтересована. Или очень обеспокоена. Может, по мне видно, как я шокирован тем, что произошло?

Ее бледно-голубые глаза, не моргая смотрят на меня. Они – единственная наша общая черта, единственное, что заставляет людей думать, что да, возможно, есть какая-то семейная схожесть между высоким темноволосым мальчиком и его низкой светловолосой матерью.

Я пытаюсь ее отвлечь:

 – Ханна была великолепна. Настолько, что мы поехали в Вегас и поженились, потому что ей нужна была американская виза, и я решил: эй, а почему бы и нет? Она классная! Прямо сейчас она собирает свои вещи. Надеюсь, ты не против делить крышу с парой молодоженов?

Мама вздыхает, но уголки ее губ подрагивают – я знаю, что она сдерживает улыбку, поэтому продолжаю:

– Ханна была милой. Мы поужинали. Потом я проводил ее домой. Все было замечательно.

– Тогда почему ты вернулся домой рано? – спрашивает мама.

– У нас... не все заладилось.

И это своего рода правда.

– Но ты в порядке? – ее лоб прорезают морщины.

– Конечно, – улыбаюсь я, чтобы прокатило. – Просто устал. Поиграю немного и отправлюсь на боковую.

Мама расслабляется. Раз уж я в порядке настолько, чтобы играть в видеоигры, то нет причин для беспокойства, – мамино родительское правило номер пятьдесят три. Оно идет сразу после: "Раз директор не вызывает в школу, то нет причин волноваться об оценках", и прямо перед: "Если его глаза не налиты кровью, то он просто голоден, и на него не напал жор после травки".

Вот поэтому я ее люблю. Она знает, когда нужно держать меня в узде, а когда – дать мне волю. И отец тоже это знает. Мне реально повезло с приемной семьей. Даже, несмотря на то, что мама с отцом не похожи на меня и живут в маленьком городишке, где погода будто бы нас всех за что-то изощренно и жестоко наказывает. И еще они позволили мне оставить мою фамилию, что просто офигительно, поскольку Вестон звучит намного лучше, чем Брейзер, что рифмуется с Фрейзер. Но я знаю, что для всех и каждого в школе я – Вейн Брейзер.

Моя фамилия – это то, что осталось мне от той, "другой жизни".

Мое прошлое – это гигантская бездна, из-за которой хочется биться головой о стену, чтобы, наконец, выбить все воспоминания. Меня плевать, что врачи твердят, что это нормально – подавлять болезненные воспоминания, я на это не куплюсь. Как может быть нормальным полностью забыть свое детство?

И каким же надо быть эгоистичным засранцем, чтобы стереть воспоминания о своей семье только потому, что больно думать о ней?

Моя улыбка тает, и я спешу уйти, прежде чем мама это заметит. Закрыв дверь своей спальни, включаю старенький телевизор, доставшийся мне после того, как родители приобрели плоскоэкранный и с выходом в интернет, и морщусь, потому что начинает запускаться одна из военных игр Айзека.

Айзек не понимает, почему я не люблю играть в стрелялки от первого лица. Вообще-то, я и сам этого не понимаю. У меня кровь от них стынет и желудок переворачивается. Я ему об этом, конечно же, не говорю – не хватает только, чтобы он еще и из-за этого меня доставал.

Но я все равно не собираюсь играть. Я выбираю первый подвернувшийся уровень – мой игрок приседает на корточки в углу – и прибавляю громкости, чтобы мама в гостиной слышала взрывы. Надеюсь, она не пойдет смотреть, что я делаю.

В игре бабахают выстрелы, а я опускаюсь на груду одеял, сброшенных прошлой ночь с постели. Мама с ума сошла, что ли? Одеяла? Летом? И закрываю глаза. Прохладный воздух из потолочного вентилятора дует на лицо, и мои плечи расслабляются. При ветре у меня всегда проясняется в голове. Что мне сейчас просто необходимо, так как нужно подумать о серьезной херне.

Да, я видел ту девушку мельком и раньше, но всегда сомневался в том, что видел действительно ее, а не похожую на нее темноволосую девчонку. В этот раз все было по-другому – я смотрел ей прямо в глаза.

И я слышал в ветре шепот из снов. Незнакомый голос в них шептал непонятные мне слова и никогда, никогда не произносил мое имя.

Не говоря уже о том, что на меня никогда еще не нападал ветер. Да, бывало, что внезапно возникали слабые ветра, которые, казалось, тянутся ко мне. Но они никогда не шокировали меня. Знаю, это звучит странно, но я не боюсь ветров. Даже после того, что случилось с моими родителями. Даже после того, что случилось сегодня вечером. Каким-то образом ветер успокаивает меня. Я никогда не понимал, почему.

Так что не из-за дикого холодного ветра мои руки сейчас дрожат.

А из-за того, что этот ветер призвала ко мне та девушка. Она каким-то образом управляла им. Атаковала меня с помощью него. Странное шипение, услышанное мной перед тем, как ветер напал на нас, было издано ей.

И что из этого следует?

Что она волшебница? Какая-нибудь богиня ветра? Ангел?

Я смеюсь над собой, хотя от слова "ангел" у меня скручивает желудок.

Она была там, в тот день, когда я пережил торнадо. В глубине души я всегда задавался вопросом: не она ли спасла меня? Иначе, как бы я выжил?

Неужели она мой... ангел-хранитель?

Нее. Не верю я в этот бред. К тому же, меня не нужно было сегодня ни от чего защищать. Я был на гребаном свидании – где, спрашивается, в этом опасность?

Так что же?

Она ревнует?

Ревнивый ангел-хранитель... вот так свезло.

Так, я реально себя пугаю. Не потому, что считаю, что что-то из этого может быть правдой, а потому, что мой мозг вообще додумался до этого. У меня явно едет крыша.

Мне нужно покончить с этим безумием. Я инстинктивно принял правильное решение с Ханной. Я не могу продолжать гоняться за приходящей в снах девушкой и думать о магической силе ветра и ангелах, если не хочу оказаться звездным пациентом в местной психушке.

Пора уснуть и, проснувшись, забыть обо всем случившемся.

Вот только она будет ждать меня. Проникать в мои сны, отказываясь быть забытой.

Жизнь была бы гораздо проще, если бы я мог окунуться под действием лекарств в сон без сновидений. Но когда я пережил торнадо, врачи дали мне снотворное – меня бросило в пот, все тело обсыпало сыпью, после чего меня вырвало и я отрубился. У меня такая реакция на все лекарства, так что хорошо, что я никогда не болею.

И все же каждый раз, как я чищу зубы перед сном, меня искушает аптечка. Может быть, мне хватит и половины таблетки, чтобы я вырубился без аллергических последствий?

Но риск не стоит того. Мне придется научиться игнорировать темноволосую девушку, пока она не оставит меня в покое... кем бы она ни была.

Или, может, просто не стоит сегодня спать...

Нет.

Пусть она придет. Тогда я наконец скажу ей, чтобы она оставила меня в покое.

Я залезаю в кровать, выключаю свет, укутываюсь в простынь и крепко сжимаю подушку.

Приходи же, девушка из снов. На этот раз я готов.

Глава 6
Одри

Я думала, он никогда не заснет.

Я скорчилась в тенях под окном Вейна в ожидании, когда его дыхание замедлится – от этой позы всегда сводило ноги, как бы много ночей мне не приходилось этого делать. А сегодня удовольствие дополняли еще и шипы пираканта, впивающиеся в кожу через тончайшее платье, в которое я переоделась.

Но боль ничто в сравнении с тем, с чем мне предстояло столкнуться. В сознание Вэйна должен проникнуть ветер. И сделать это я могу только так.

Последние девять лет я каждую ночь пыталась пробудить его разум, создавая легкий ветерок, гуляющий по его комнате во время сна, и нашептывая слова. Это самый простой способ изучить язык ветра – так дети учатся говорить, слыша разговоры родителей. Но мне никак не удавалось достучаться до Вейна, и все, чего мне удавалось добиться, ускользало как сон при утреннем свете, стоило только ему проснуться.

Нужно время и терпение, – сказали мне Силы Бури.

Но я подобной роскошью больше не обладаю.

По босой ноге проползает огромный жук, и я едва сдерживаю крик. Я училась достойно встречаться лицом к лицу с любыми противниками, но нет ничего ужаснее ползающего по земле коричневого паразита размером с кулак. Их практически невозможно убить, они лишь уползают, когда я шлепаю по ним клинком. А еще они умеют летать. Это нечестно, что у таких бесполезных и противных созданий умений больше, чем у Вейна.

Эта мысль показалась бы мне смешной, если бы не была столь пугающей. Вейна могут слишком легко раздавить, и я знала лучше всех, с чем мы столкнемся, когда прибудут Буреносцы.

Волна боли накрывает меня, когда воспоминания, от которых я так старалась укрыться, сносят мои ментальные барьеры.

Родители Вейна. Мои родители. Непостижимая сила циклона, швыряющая их из стороны в сторону как сухие листья в грозу. Мстительная усмешка на губах Буреносца.

Я закрываю глаза, как в тот день – но не могу абстрагироваться от налетающего на меня с ревом ветра, от эха криков Вестонов. От голоса отца перед тем, как он сдался, чтобы спасти нас, наказывающего мне позаботиться о Вейне.

От звуков, которые будут звучать у меня в ушах до самой смерти, а может быть и после нее.

Четверо из них боролись с одним Буреносцем, и только одна мама выжила.

Райден всегда посылает своих Буреносцев парами. Какие шансы у нас с Вейном?

Мне безумно хочется вскочить и побежать – схватить Вейна и унести из этого душного места. Спрятать его. Защитить.

Я подавляю это желание.

Буреносцы разрушат всю долину в поисках нас. Как хранитель я не могу позволить этому случиться. К тому же они все равно пойдут по нашему следу. И, в конце концов, догонят нас.

Заставить Вейна впервые открыться – лучший способ.

И наш единственный шанс.

Кроме того, я сильная и подготовленная. Я не привязывала себя к земле ни кусочком пищи, ни каплей воды с того самого дня, как десять лет назад погиб мой отец. Ни один другой из Сил Бури не приносил жертвы так долго. Но я училась на ошибке отца. И это сослужит мне хорошую службу.

У меня есть время научить Вейна, сражаться. Возможно, даже привести к дальнейшему раскрытию его способностей. Если он сможет раскрыть хотя бы часть своего потенциала, этого будет вполне достаточно, чтобы встретить их. Если, конечно, у меня все получится сегодня...

Во время обучения я сливалась с ветром только раз и смогла вытерпеть боль лишь несколько секунд. Разуму Вейна потребуется несколько минут, чтобы прорыв состоялся.

Я буду держаться столько, сколько потребуется. Это мой шанс.

Я поднимаюсь, чтобы открыть окно. Время пришло.

Обычно я пропускаю легкий ветерок через трещину внизу, чтобы песни ветра пробудили чувства Вейна, а сама жду снаружи. Сегодня я решила войти в прямой контакт с его разумом. Если это его не разбудит, то уже ничего не поможет. Я дотягиваюсь до Северного ветра, ощущая покалывание на кончиках пальцев, и направляю его под раму, подталкивая вперед, пока замок не щелкает. Еще один порыв ветра, и окно бесшумно распахивается.

Вейн лежит, растянувшись на кровати – спящий беспокойным сном. Он запутался в простынях, крепко сжимая в руках подушку.

Мне почти жаль его. Он не представляет, что сейчас с ним будет.

Как и я.

Глубокий вдох.

Я медлю, но у меня нет времени на слабость.

Закрываю глаза.

Слияние с ветром требует абсолютной концентрации. Но даже при этом очень легко потерять себя в нем.

Воздух наполняют северные ветра, посланные мной с гор, но сейчас мне нужны восточные. Ветры – мое наследие. По моим венам течет не только кровь, но и воздушные потоки. И если я отдаю себя им, они освобождают меня от моей земной оболочки.

Я шепчу призыв, заклиная все восточные ветра найти меня. К счастью, они достаточно близко, потому их движение не будет замечено.

Я шагаю в открытое окно. Из-за ветра волосы падают на лицо. Обычно я заплетаю волосы в косу, как предписано Силами Бури, но во время трансформации ветер не сможет воспроизвести затейливые завитки волос, поэтому их нужно распускать.

Вытянув руки, я даю прохладному воздуху скользить по обнаженной коже. На мне короткое темное платье без рукавов, созданное Силами Бури специально для этой задачи. Оно скроено так, чтобы большая часть моего тела была открыта. Гладкая, скользкая ткань соткана из крошечных волокон, которые сцеплены друг с другом в сетку, но могут быстро разъединяться. Как пух одуванчика разлетается от дуновения ветра, так ткань платья может распускаться и принимать другую форму.

Если бы только мое тело могло меняться так же просто.

Интересно, что бы Силы Бури сказали, увидев меня сейчас? Что бы сказала мама?

Волновалась бы она?

Беспокоилась бы?

Нет. Она бы увидела в этом справедливое наказание за преступление, которое я совершила и никогда не смогу искупить.

Может быть, так оно и есть.

Я пытаюсь сдержать дрожь от проникающих сквозь кожу прохладных волн воздуха. Просачиваясь в глубины моего тела, они кружатся и мечутся, желая вырваться на свободу.

Я должна выпустить их.

Мне трудно объяснить момент подчинения. Оно происходит на подсознательном уровне, где-то глубоко внутри меня. Я всего лишь доверяю своей выдержке. И терплю боль.

Вздохнув в последний раз, я утихомириваю свое сопротивление и позволяю ветрам разорвать меня на части.

В меня впиваются ледяные иглы и острые зубы, раздирая тело на кусочки, миллиметр за миллиметром. Трансформация длится всего лишь секунду, но каждая клеточка моего тела запомнит эту агонию навечно.

К боли примешивается ощущение невообразимой свободы.

Нет границ. Нет пределов.

Я ветер.

Годы обучения исчезают, когда неуправляемый порыв тянет меня за собой. Я стремлюсь взлететь, последовать за дразнящейся песней ветра к концу земли и за его пределы. Там утихнет боль, и я освобожусь.

Освобожусь.

Эта мысль так заманчива...

Нет!

Я представляю себе единственное, что удерживает меня на земле: лицо отца.

Его губы растянуты в широкой улыбке. На левой щеке виднеется ямочка, а в уголках небесно-голубых глаз – морщинки. Он выглядит счастливым. Гордым. Мне хочется верить, что он был бы горд за меня.

Подчиненная ветру, я врываюсь в открытое окно и, взволнованная своей быстротой и мощью, обвиваю Вейна.

Время просыпаться.

Мои мысли заполняют воздух шепотом, говорят с ветром на тайном языке. Но слов недостаточно, чтобы пробиться. Вейн нуждается в большем, нежели в щекотании моего бриза, обволакивающим его, поглаживающим его щеки и перебирающим его волосы.

Он должен меня вдохнуть.

Я стремительно подлетаю к его лицу и жду, чтобы Вейн вдохнул меня. Он делает вдох, и я следую за утягивающим меня воздухом. Проносясь мимо губ Вейна, я отделяюсь от остальной части его дыхания и проникаю глубоко в его сознанию. К его сущности.

Здесь темно и тесно. Я пытаюсь убежать, стремлюсь освободиться, когда Вейн делает выдох. Боль усиливается, и мои ветра начинают безумствовать. Я – буря, разбивающая мысли Вейна, пытающаяся прорваться на волю.

«Прос-нись». Что-то шевелится вокруг меня, теплое покалывание энергии переходит в гудение... но прорыва не происходит. Пока еще.

Желание улететь терзает меня ледяными когтистыми пальцами. Но я думаю об отце. Он всегда был спокоен, всегда был уверен в себе. Был полон жизни и любви. Что бы сделал он?

Он был бы нежным. Был бы заботливым.

Не обращая внимания на боль, я расслабляюсь и мягким, легким ветерком проникаю в сознание Вейна.

«Пожалуйста, Вейн. Проснись». 

Его тело шевелится.

Я дотягиваюсь до него.

«Твои люди нуждаются в тебе, Вейн». 

Я чуть не добавляю, что нуждаюсь в нем сама, но все-таки не могу заставить себя произнести эти слова. Я не хочу, чтобы они были правдой.

Ему не нужно их слышать.

Судорожно вздохнув, Вейн просыпается, и я оставляю его сознание вместе с вырывающимся у него изо рта неровным дыханием.

Наконец-то.

Мое тело наслаждается свободой, и я смотрю в дикие от испуга глаза Вейна.

Есть лишь один способ узнать, состоялся ли прорыв.

Я собираю все ветры – мои ветры. Себя. Все части меня, парящие в воздушных потоках, – и зависаю над ним. Если прорыв состоялся, Вейн сможет увидеть мою истинную форму. Если нет – я буду невидима как ветер.

Пожалуйста, увидь меня.

Его глаза расширяются, и он вскакивает на ноги, крича что-то, чего я не слышу за шумом ветра.

Но он видит меня.

Вейн Вестон готов.

Из последних сил я стягиваю себя в потоках воздуха в единое целое и отсылаю ветры прочь.

Это пытка раскаленной кочергой, жуткое избиение и миллион других приносящих боль мучений, которые я не могу описать. Частички платья остужают меня в местах соприкосновения с телом, но их недостаточно, чтобы погасить огонь в моей коже во время трансформации тела.

Я шатаюсь, встречаясь глазами с Вейном. Его рот открыт – он, должно быть, что-то говорил мне, пока я была слепа и глуха от боли.

– Как вовремя, – шепчу я.

И теряю сознание.