Текст книги "Пусть небеса падут (ЛП)"

Автор книги: Шеннон Мессенджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Глава 19
Вейн

Одри не в сожженной лачуге, это, кажется... Странным. Не так странно, как эхо от тихого насвистывания ветра, заглушающее жужжание, щебетание, потрескивающие звуки рощи.

– Одри? – Зову я, пытаясь следовать за звуком. Кажется, что это доносится сверху, но солнце слишком яркое, и даже когда я смотрю искоса, все, что я вижу в нечетком свете – это пальмовые листья.

Все мое тело дрожит, когда ужасная мысль приходит ко мне.

Они здесь. Они добрались до нее.

Я понесся назад к сгоревшему дому, карабкаясь в угол, где она спрятала меч. Я вырываю его из щели в земле и держу перед собой. Это труднее, чем я ожидал, и мой желудок сжимается, когда я смотрю на острые края.

Тело разрывается.

Кровь льется на извилистые зубья.

Капает вниз с лезвия.

Картины в моей голове заставляют руки дрожать так сильно, что я почти роняю меч.

Но Одри нужна мне.

Я мчусь сквозь пальмы, следуя за звуком ее рыданий. Сломанные ветки царапают мои ноги, а острая кора – руки, когда я мчусь в чащу рощи.

–Одри! – кричу я.

Плач прекращается.

Громкий визг заменяет его, и яростный ястреб опускается с неба, целясь в мою голову. Я едва успеваю увернуться.

– Я пытаюсь помочь ей, глупая ты птица! – Кричу я, ища меч, хотя он уже вылетел за пределы моей досягаемости.

– Вейн?

Голос Одри эхом откатывается от деревьев в нескольких разных направлениях, я не могу сказать, откуда доносится он. – Где ты, черт возьми?

– Здесь, наверху.

Я смотрю на верхушки деревьев и там, из-за листьев одного из самого высокого дерева выглянула Одри.

Одна.

В безопасности.

Беспокоиться не о чем, кроме блеска в ее глазах, когда она спрашивает, – Что ты делаешь? Зачем ты взял ветрорез?

Ветрорез?

Устрашающее название.

Я отхожу в тень ее дерева, чтобы остыть. Бегать в жару, не лучшая идея. Хорошо, что я дополнительно использовал дезодорант.

– Я... пытался спасти тебя, -признался я, ненавидя, как отвратительно это звучало. – Я думал, что Буреносцы были здесь.

– Ты пытался спасти меня?

– Эй, я услышал плач. Я думал, воины мучают тебя или еще что.

Шиш, а не благодарность?

Она смотрит на меня, выражение ее лица немного гордое, но, в основном, извиняющееся передо мной. Как у родителя, который слушает планы своего ребенка по захвату чудовища в шкафу. – Если бы Буреносцы были здесь, то небо было бы чернильно-черным и ветра швыряли бы эти деревья вокруг, как спички.

Оу, хорошо. С нетерпением жду чего-то такого.

Мы оба взглянули на небо, как будто должны были дважды проверить, что там ничего нет.

Не было видно ни облачка. Но ее ястреб снова пикировал на меня и я почти выронил ветрорез, когда попытался прикрыть свою голову. – Серьезно, отзови свою буйную птицу.

– Иди к своему окуню, Гэвин. – Скомандовала она, и тут же эта глупая птица подчинилась, взвизгнув в последний раз, когда полетела к дому.

Странная птица.

– Отойди, – сказала она, подходя к краю листьев.

Она же не собирается прыгать, это...

Мои мысли обрываются, когда она раскидывает руки в нескольких шагах от ветки. Она шепчет что-то, я не могу понять, что и горячий порыв ветра проносится мимо меня. Порыв обхватывает ее, замедляя спуск, и ставит аккуратно на землю.

– Показушница, – ворчу я.

Она протягивает руку к мечу, и я с готовностью отдаю его. Это действие вызывает у меня тошноту. Она проверяет лезвие, вероятно, чтобы убедиться, что я не повредил его за те пять минут, пока держал. – Зачем ты искал меня?

– Почему ты пряталась на дереве, и плакала? – перебиваю я.

На секунду она выглядит растерянной. Пока не начинает говорить. – Мне нужен ветер, чтобы восстановиться. – И направляется через рощу, обратно к своему дому.

Я следую за ней, ожидая, пока она уберет смертельное оружие подальше и повернется ко мне лицом, прежде чем потребовать ответа, который не является подобной чушью. – Ладно, это объясняет, почему ты была на дереве. И, что насчет слез?

Я смотрю на нее, осмелится ли она отрицать это.

– Это не твое дело.

Она пытается пройти мимо меня, но я преграждаю ей путь.

– Ты можешь доверять мне, ты знаешь, – говорю я, мой голос немного эмоциональней, чем я хотел этого. – Я знаю, ты привыкла все делать по-своему. Но сейчас мы во всем этом вместе.

Она ничего не отвечает. Только смотрит на землю, наблюдая, как муравьи снуют в грязи, словно это самая увлекательная вещь в мире.

Я наклоняюсь ближе и беру ее за руки – волнующе странный жест, что вызывает во мне разряд электричества благодаря нашему прикосновению. – Позволь мне помочь тебе.

Воздух между нами становится напряженным, когда она обдумывает мое предложение, и на секунду кажется, что она готова поделиться со мной. Затем она качает головой и убирает свои руки. – Мне просто приснился плохой сон. Вот и все.

– О чем?

Она отворачивается. – О том дне, когда умер мой отец.

Ее голос едва слышен в шепоте, но ее слова ударяют меня, словно камень.

Ее отец погиб, спасая меня.

– Мне так жаль, – говорю я ей, надеясь, что она знает, что это правда.

Она оборачивается, и, когда наши глаза встречаются, я вижу небольшое изменение. Как крошечный кусочек ее железной защиты, треснул. – Это не твоя вина.

Я пожимаю плечами, гадая, действительно ли это правда. – В любом случае, я по-прежнему сожалею, что это произошло.

– Я тоже.

Она прислонилась к стене, в крошечное пятно тени, которое она создает. По ее страдальческому выражению, я могу сказать, что она, переживала каждый момент бури в мельчайших деталях.

Я хочу заползти в ее голову, чтобы посмотреть повтор, даже если это будет больно.

– Как это было? – шепчу я.

– Буря?

– Да, как это все... произошло? – я не могу думать, о более мягком способе произнести это.

Она смотрит на меня так, словно я только что расправился с полудюжиной котят. – Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе ужасные подробности убийства твоих родителей?

– Нет. Да. Я не знаю. – Я провел руками по волосам, пытаясь найти слова, чтобы объяснить это. – За последние десять лет моей жизни сотни людей спрашивали меня, что произошло, а ты знаешь, как они смотрят на меня, когда я говорю, что не знаю? Как будто я повредил мозг. Потому что я не могу не помнить главные моменты моей жизни?

– Тебе повезло, что ты не помнишь.

– Повезло?

Я должен это услышать еще раз...

– Значит, мне повезло, что твоя мать украла мои воспоминания? Стерла первые семь лет моей жизни?

– В некотором роде, да.

Она не понимает, никто не понимает.

– Все что я прошу, это, чтобы ты помогла мне заполнить пробелы. Если я не могу вернуть мои воспоминания, ты можешь поделиться своими.

Я потерял несколько секунд в тишине. Ее голос был холоден, когда она сказала, – Мои воспоминания, только мои.

Она смотрит на потрескавшееся окно и гладит своего безумного ястреба. Одна часть ее знает, что я не подойду к ней. Это не то, что я хочу в этот момент.

Я знаю, что ее воспоминания болезненные, но за все, что я пережил, она могла бы бросить мои долбаные кости.

Постоянно возвращаясь в тот день бури.

Я должен узнать, что произошло.

Глава 20
Одри

Это был только сон, говорю я себе. Только сон.

Но я знаю, это что-то большее.

Это воспоминание.

Воспоминание. О котором я не могу позволить Вейну вспомнить.

Как я скажу ему, что убила его семью.

Это было глупое, импульсивное решение, и только поэтому он не выдел никакой ярости, потому что был потрясен тем, что произошло. Мне повезло, моей матери пришлось стереть его воспоминания, так что мне никогда не придется жить с последствиями моей исповеди.

Больше я так не ошибусь.

Я не скажу ему. Не важно, как сильно он подталкивает меня к этому.

Мои пальцы скручиваются в кулаки, и я сжимаюсь, пытаясь остановить дрожь, я все еще чувствую своими ладонями то, как Вейн взял мои руки.

Я, наконец, понимаю, что означают эти чувства.

Это то же чувство, которое я испытала, когда мы прижимались друг к другу в развалинах после бури. Я забыла эту деталь, но сейчас вспомнила, как тепло разливалось между нами, лучась сквозь мое тело.

Чувство вины.

Это единственное, что я почувствовала, когда взглянула на мальчика, чью жизнь я испортила. Пусть он меня поддерживает. Заблуждаясь, веря в то, что сможет простить меня за то, что я сделала.

Горячее жжение, отблески вины.

Мое тело способно наказать меня за мое преступление.

– Так, – говорит Вейн, напоминая, что я не одна, – Что мы будем делать сейчас?

Честно говоря, я не уверена. Я всегда планировала сделать его мастером всех языков, надеясь, что его увлеченное знакомство с ветром спровоцирует его Западный прорыв.

Сейчас у нас есть восемь дней, при условии, если моя мать выполнит обещание. Меньше, чем восемь дней, поскольку сегодняшний в основном закончен. У нас нет времени, чтобы освоить все.

Самой умной тактикой было бы, спровоцировать его на Северный и Южный прорыв сейчас, и обучать его силе трех. Даже самые элементарные знания в сочетании порывов будут более мощными в ветряном бою, чем хорошее владение одним.

Но, сможет ли он в действительности обучиться трем порывам, меньше, чем в день?

Моя голова практически взорвалась, когда я выбрала, чтобы мой Штормовой тренер обучил меня сразу двум, притом, что я говорила на Восточном языке, почти всю свою жизнь.

Голова Вейна уже нагружена всем, что он узнал и почувствовал, со вчерашней ночи. Если добавить напряжение еще двумя прорывами, то будет огромное искушение его чувств, даже опытным сильфам будет трудно устоять.

– Э-э, ты хочешь объяснить мне, о чем думаешь? – спрашивает Вейн, – Потому что стоять в пальмовой роще в ста двадцати градусную жару*, быть атакованным мухами, не совсем то, что я имел в виду про остаток вечера.

(*прим. В США и англоязычных странах используют систему измерения температуры по шкале Фаренге́йта. Их +120 градусов, приблизительно +48 градусов Цельсия )

Я застыла, заставляя признать себя, что это наш единственный вариант. – Лучший способ обучить тебя, это заставить твой разум услышать более двух порывов. Это то, как мы называем его, когда ветер посещает твое сознание и делает связь так, чтобы ты мог понимать его язык. Я пробудила твой Восточный прорыв прошлой ночью, когда я присоединилась к ветру и вошла в твой разум. Поэтому ты мог видеть меня в моей форме ветра и поэтому ты можешь понимать сейчас Восточный язык.

– Так... притворюсь, что все это имеет смысл, который, кстати, совершенно не понятен, – говорит Вейн, подпрыгивая, – Один вопрос: Почему ты сказала, как ты выразилась, что мы должны отрубить обе мои руки, довести их до белого каления, и скормить мне их на ужин?

Я вздохнула. – Потому что запуск трех порывов настолько близко будет очень... неприятным.

–Неприятный?

– Опасным.

– Ладно, я не фанат этого слова.

– Если бы был другой путь...

– Есть. Ты можешь вызвать подкрепление, как ты обещала прошлой ночью. Что случилось с этим планом? Мне понравился, тот план намного лучше.

– Я просила подкрепления, – мои глаза уставились в землю, – Мне отказали.

– Отказали?

Да. Его манера повторять все, как вопрос, безусловно, толкает меня к краю.

– Но я думал, что я был последним Западным. Будущим королем. Вся эта чушь. Не делает ли это каких-то приоритетов для моей защиты?

– Делает. Они останавливают Буреносцев так долго, как могут. И они знают, что я одна из лучших хранителей в Штормах.

– Ага, а ты сказала прошлой ночью, что ты слишком слаба, чтобы бороться с ними, даже с моей помощью.

– Не... совсем так. Вот что я смогу сделать, так это победить Буреносцев

– А... если ты можешь победить их, то почему мы просто не сделаем это?

– Мы не можем "просто сделать это", потому что это будет последняя жертва.

Слова выскользнули прежде, чем я смогла остановить их.

Я чувствую, что он смотрит на меня, но я отказываюсь смотреть на него, отказываюсь видеть те эмоции, которые написаны на его лице. Я не знаю, что я хочу, чтобы он чувствовал.

Я не знаю, что я чувствую.

– Если я правильно понимаю, – через минуту говорит он, – Ты так долго поклонялась Штормам, чтобы они послали тебя на смертельную миссию, вместо того, чтобы обеспечить подкрепление?

– Это не совсем так.

– В самом деле. Тогда что это, Одри? Почему то это кажется довольно ясным, для меня. И это неправильно. Они не могут сделать тебя... чтобы ты...

Его голос замолкает, и я не могу помочь, украдкой разглядывая его лицо.

Мое сердце подскакивает, когда я вижу взгляд его светло-голубых глаз. Уже долго никто не смотрел на меня так, я почти не узнаю этих чувств.

Он заботится.

Вейн Вестон заботится обо мне.

Я смаргиваю, слезы прежде, чем они смогут пролиться.

Это ничего не меняет.

– Я дала клятву защищать тебя ценой своей жизни, и я намереваюсь сдержать ее. Что бы ни случилось.

Это просто заявление, но оно глубоко влияет на Вейна.

Он подходит ближе. Достаточно близко, что я могу почувствовать его тепло в воздухе. Ближе, чем я должна позволять ему стоять.

– Этого не будет, – говорит он, его голос – более серьезный, чем я когда-либо слышала. – Вызови прорывы. Чего бы это ни стоило.

Я сглатываю, чтобы вернуть голос, – Ты понимаешь, что процесс будет очень трудным?

– Да.

– Даже болезненным.

– Я... согласен на это.

Кто этот мальчик и что он сделал с Вейном?

– Ты уверен?

Он берет мои руки, мягко переплетая наши пальцы.

– Я не позволю ничему случиться с тобой, Одри.

Я отвожу взгляд, борясь с взрывом эмоций, извергающихся внутри меня.

Мои ладони покалывают настолько сильно от его прикосновения, что фактически пульсируют. Мое горящее, жгучее чувство вины наказывает меня за новое преступление.

Я не заслуживаю этого. Я позволяю Вейну рисковать всем, чтобы спасти меня... и он понятия не имеет, что я – та, кто разрушил его жизнь.

Я никогда не скажу ему. Это разбило бы его приверженность миссии. Взяло бы его в плен, и убило бы меня вместе с тысячами невинных людей.

Но это не единственная причина.

Вейн – первый человек, с тех пор как умер мой отец, который заботиться, живу ли и дышу ли я. Я не могу оставить это.

Чувство вины жжет сильнее, когда я честно признаюсь в своем эгоизме, но я переношу боль. Это меньшая боль, чем боль от одиночества, которое я перенесла за последние десять лет.

Таким образом, я глубоко вздыхаю, чтобы прочистить голову.

– Ты, вероятно, должен присесть. Это будет... тяжело.

Глава 21
Вейн

Одри сидит на полу, скрестив ноги на куче пальмовых листьев, и они такие же колючие, как выглядят. Я не могу поверить, что она спит на этом. Она диктует длинный список инструкций, мне, вероятно, следует обратить на них внимание... но я не могу сосредоточиться. Мой мозг застрял на автоповторе.

Сильнее. Сильнее. Сильнее.

Я вполне уверен, что она имеет в виду сильную боль... и мне точно неизвестно, смогу ли я терпеть это.

По крайней мере, Одри кажется довольно впечатленной, что я готов сделать это, чтобы помочь ей... хотя это кажется сумасшествием. Она действительно думает, что я хочу, чтобы она умерла, чтобы спасти меня?

– Обними меня покрепче, Вейн. Северный – невероятно агрессивный ветер.

Трудно не застонать. "Агрессивный" почти так же плохо как "опасный".

Она регулирует мои кисти и руки, сгибая меня.

– Ты в порядке? – спрашивает она, когда я подскакиваю от ее прикосновения.

– Ага, прости. Просто нервы, я думаю.

Разве она не чувствует, как искры проскакивают между нами? Теперь, сильнее.

Волны жара пробиваются к моему сердцу, обосновываются там, где им самое место. Я знаю, как отвратительно это звучит... Исаака бы ранило, если бы он знал, что я думал об этом. Но мне нравится это. Такое чувство, что она становится частью меня, с каждым прикосновением все больше.

Мне хочется схватить ее, притянуть к себе, почувствовать, как распространяется тепло, когда я провожу руками по...

– Ты готов? – спрашивает она, выдергивая меня из фантазий.

– Да. – Я ненавижу свой голос за то, что он дрожит.

– Хорошо. Давай закончим сначала самую болезненную часть.

– Звучит потрясающе.

Ее губы сложились в подобие улыбки, уже знакомой мне. – Единственный совет, который я могу дать – не сопротивляйся. Я буду управлять ветрами, чтобы проникнуть в твое сознание, но ты должен вдохнуть их. После того, как порывы войдут, ты должен постараться, сконцентрироваться. Они почувствуют сопротивление и что-то чужое и твоя голова, скорее всего, будет пульсировать. Просто помни, что твой разум не знает, как это делать.

– Ты можешь потерять меня в момент «пульсирования», но я сделаю все возможное. Давай просто... покончим с этим.

Она кивает. Затем закрывает глаза и шепчет что-то, похожее на змеиное шипение. Ветра поднимаются вокруг нее.

Холод проходит по нам... что на самом деле не так плохо после жары. Порывы оборачиваются вокруг меня, потрескивая пальмовыми ветками, когда они поднимают меня с земли. Давление, намного более сильное, чем я ожидал, и мои искривленные конечности разворачиваются, пока я не становлюсь растянутым, как и дом, наполняющимся штормом.

– Вдохни их, Вейн. Сконцентрируйся на том, что ты слышишь, – кричит Одри, перед тем, как рев в воздухе заглушает ее. Оставляя меня в одиночестве, дрожащего в коконе холодного ветра, когда порывы бьют меня в лицо.

Я хочу спрятаться от них, закрыться от всего это и надеяться, что они уйдут. Но я сжимаю челюсть, чтобы остановить стук зубов, и в следующий раз, когда порыв с новой силой дует в мое лицо, я делаю длинный, глубокий вдох. Вместо того чтобы заполнить мои легкие, воздух проникает в мой мозг. Это похоже на жжение, когда вода попадает в нос, только в тысячу раз больнее.

Ветры в моей голове формируют вихрь и ударяют меня самой сильной мигренью, как будто мой мозг пинают и бьют и колит, разрывая на куски. Я хочу оторвать себе голову, чтобы освободить ветер.

Одри говорила сконцентрироваться.

Как, черт возьми, я должен сосредоточиться, с ветром, кружащем в моей голове? Это, как стоять под водопадом, когда струя воды падает на тебя удар за ударом и в то же время ударяют миллионы ударов грома.

Но во всем этом хаосе – есть простое, одинокое указание.

Все оглашается долгим, низким воем... я ничего не могу понять. Но чем больше я напрягаюсь, чтобы услышать его, тем ближе и яснее он становится, когда он прокладывает свой путь от лица к центру, требуя моего внимания.

Это напоминает мне о том, когда Исаак включает сабвуфер в своем грузовике. Вся музыка и слова заглушены дрожащим, пульсирующим басом, это заставляет грузовик вибрировать, и его старые, сварливые соседи впиваются в нас взглядом, когда наша музыка отдается в их домах.

Боль в моей голове усиливает, когда я концентрируюсь на звуке, и ветер чувствует, что замораживает меня в Вейно – цикле.

Давай, ты, глупый ветер, прорвись, прежде чем я потеряю сознание.

Это безнадежно. Я больше никогда не буду чувствовать или слышать все, что я должен слышать или чувствовать. Я – неудачник, как Гуляющий Ветер, и Одри умрет из-за меня.

Понимание возвращает меня назад к моим чувствам... и именно тогда я ловлю это.

Одно слово. Снова и снова.

Сила.

В момент, когда я выделаю слово, ветер просачивается в мое сознание. Он ощущается, как осушение высокого бокала с водой одним большим глотком... только в качестве бокала выступает мой мозг.

Мои конечности все еще дергаются, и я сосредотачиваюсь на тексте в мелодии, которую я теперь понимаю. Северный ветер поет о власти. О непобедимости. О балансе.

– Вейн, ты слышишь меня? – Одри зовет меня откуда-то издалека. – Открой глаза.

Я хочу повиноваться, но я не знаю, как заставить сейчас мое тело слушаться. Ветры парят вокруг моего разума. Поддразнивая. Дергая. Прося меня идти с ними. И я хочу. Северные кажутся настолько храбрыми и сильными.

Они защитят меня.

– Вейн, послушай меня! – кричит Одри. – Ты не можешь верить всему, что говорят ветры. Я знаю, что это похоже на мудрость, но ты должен сопротивляться. Они разделяют тебя, и если ты позволишь этому произойти, то ты не вернешься.

Я не хочу ее слушать, но поток тепла проходит по моим рукам, как электрический ток.

Мое тело вздрагивает, и глаза резко открываются. Солнечный свет ослепляет меня, голова ударяется, и громкий стон срывается с губ. Затем мой взгляд очищается, и я мельком вижу Одри, склонившись надо мной, сжимая мои запястья тонкими пальцами.

– Дыши, – приказывает она.

Почему она должна была говорить мне...

Жгучая боль в груди пробуждает меня, намекая, что прошло время, с тех пор как я дышал. Я втягиваю воздух большим глотком, ломаясь и кашляя, когда он входит в мое изголодавшееся по кислороду тело.

Одри сажает меня и стучит по спине.

– Ты как?

– Бывало и лучше. – Я обнимаю себя, чтобы снова почувствовать свое тело. Я на секунду забыл о нем. – Что случилось?

– Ветер начал уносить твое сознание.

Я потираю гудящую голову.

– Еще раз на английском, пожалуйста.

Она улыбается, грустной улыбкой. – Я не совсем понимаю сама. Мой отец рассказывал мне, что Идущие по ветру оказались между двух миров. Между землей и небом, и когда мы позволяем себе слишком долго контактировать с одним из них, это вводит нас в заблуждение. В земном случае, пища и вода земных, привязывают нас ним. Перекрывая наши возможности. И призывают нас, пытаясь взять нас к себе, как старый друг, предлагающий нам присесть на дорожку.

Это я понимаю. Часть меня, все еще хочет следовать за ним.

– Но если мы позволяем ему уводить нас, мы оставляем наши земные формы, чтобы никогда не вернуться к ним, – предупреждает она.

– Почему я не чувствовал это прошлой ночью? – Я не спал большую ее часть, но ничего не помнил, когда с трудом проснулся.

– Когда я пробуждала твой Восточный порыв, я была в твоей голове, и я могла контролировать порывы и делать нужные для тебя соединения, не подвергая тебя полной силе ветров.

– Так... ты в буквальном смысле была в моем разуме... как только что ветер? – Я содрогаюсь, вспоминая странное свистящее, тянущее чувство.

– Да. Когда мы переходим в наши истинные формы, мы становимся ветром. Мы передвигаемся и работаем и чувствуем себя точно так же, только с большим контролем. По-моему это самое странное из всего, что я тебе говорила.

Она вознаграждает меня другой, частичной улыбкой. Затем она смотрит вниз, глядя на свои пальцы, сцепленные вместе. – Я не уверена, должна ли я призывать Южный порыв. Это может быть слишком для тебя, чтобы справиться с этим прямо сейчас.

Я не могу объяснить, как сильно я не хочу проходить через это, снова, никогда. Но сейчас это не главное. – Мне нужно выучить три языка, верно? Как можно скорее?

Проходит несколько секунд, прежде чем она говорит, – Время уходит.

– Тогда мы должны сделать это.

Я не могу поверить, что сказал это.

Но, я не могу быть сейчас слабаком. Люди могут погибнуть. Одри может умереть. – Я знаю, что теперь ожидать. Со мной все будет хорошо.

Если соблазн был силен от суровых, холодных Северных ветров, то он будет в десять раз сильнее с теплыми, гостеприимными Южными ветрами.

–Я вернусь.

–Как ты можешь быть так уверен?

Я беру ее руки. Она пытается вырваться, но я держу крепко. – Когда ты прикоснулась ко мне, ты выдернула меня. Так, просто сделай это снова, и я вернусь. Для тебя.

Последние слова я тихо пробормотал, но я уверен, что она услышала их, потому что это выдавал румянец, появившийся на ее щеках.

Она несколько секунд смотрела на наши руки, делая медленный, глубокий вдох. – Хорошо. Давай покончим с этим.