Текст книги "Пусть небеса падут (ЛП)"

Автор книги: Шеннон Мессенджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Глава 31
Вейн

Только когда птица Одри возвращается со второй дневной охоты, я замечаю, что уже поздно. Я тренировался завтрак и обед... но это, вероятно, к лучшему. Если бы я что-либо съел, перед тем как Одри сказала что учит меня убивать, мне бы вероятно стало плохо.

Это мне напомнило то, как мой организм реагировал, когда врачи давали мне таблетки. Пот, жар, судороги, рвота, мой организм делал что угодно...  все... чтобы очистить кровь от лекарств. Мысль об убийстве воспринимается так же, как и таблетки.

Великолепно... У меня аллергия на насилие. Я уверен, что Одри будет в восторге от этих новостей.

Может быть, я смогу бороться с этим. Я имею в виду, конечно, я не люблю жестоких фильмов или видеоигр, но они не заставляют мои волосы встать дыбом. Возможно, к убийству можно будет подойти тем же путем.

Но там все фальшиво. А это ужасающая реальность. Моя голова кружится, и я делаю вдох, чтобы очистить ее. Я должен перебороть это. На кону человеческие жизни. Невинные люди этой долины.

Я. Одри.

Я сделаю все возможное, чтобы она была жива. Если это означает убить Буреносца или нескольких, хорошо... Я сделаю это. Даже если от простой мысли об этом мне становится плохо.

– Как мои родители выдерживали обучение? – Я спрашиваю, надеясь, что они знали какой-то трюк, чтобы бороться с тошнотой.

Одри кусает губу и отводит взгляд.

Я предполагаю, что это означает, что они не все делали плохо. Я решаю не спрашивать о деталях. Тем более, что я думаю о другом вопросе. – Им это нравилось?

– Твоим родителям?

– Да. – Она упрямо продолжает скрывать мое прошлое, но она могла бы, по крайней мере, сказать мне это. Может быть, это поможет вызвать больше воспоминаний сегодня ночью.

Она вздыхает.

– Я немного общалась с ними. Когда мои родители не пытались обучать их, они держались далеко от ищеек Райдена, которые всегда шли по нашему следу.

Понятия не имею, что это значит, но думаю, это не имеет значения.

–Твоя мама всегда тайком была рядом с тобой, – добавляет она, обращаясь ко мне. Ее губы излучают грустную улыбку. – Я всегда следила, как вы двое играли в поле. Она казалась хорошей мамой.

– Я бы хотел помнить ее. – Я удивляюсь, как тяжело звучит мой голос.

– Я знаю, – шепчет она.

Больше нечего сказать.

– Фактически... – говорит Одри, вскакивая на ноги и направляясь в угол дома, где стоит ее дрянная кровать из пальмовых листьев.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, присоединяясь к ней, когда она начинает рыться.

– Кое-что ищу.

Мой телефон издает звуковой сигнал, и я вытаскиваю его из кармана, чтобы проверить. Это сообщение от Айзека, он просит меня пойти с ним, Шелби, и Ханной сегодня вечером.

– Все в порядке? – спрашивает Одри, когда я пишу ему в ответ.

– Да. Мой друг просто пытается убедить меня пойти на двойное свидание с Ханной сегодня вечером. Я говорю ему спасибо, спасибо, но нет.

– Хорошо, – тихо произносит Одри.

Я вскидываю голову.

– Хорошо?

Я определенно хочу прояснить этот вопрос.

– Конечно, – говорит она. – Тебе нужно тренироваться сегодня вечером.

– Это действительно единственная причина? – Я давлю на нее, подходя ближе. Мой телефон гудит, и я запихиваю его в карман. Я не позволяю ничему прервать этот разговор.

– Что ты имеешь в виду? – Она пытается отстраниться, но она стоит в единственном углу ее сломанного дома, а я блокирую ее путь к побегу.

Хорошо. Пора мне и Одри прийти к пониманию того, что происходит между нами.

– Я имею в виду, ты уверена, что не существует другой причины, почему ты не хочешь, чтобы я пошел с Ханной? – Я наклоняюсь ближе, оставляя только фут пространства между нашими лицами.

Она смотрит в землю.

– На самом деле, существует.

Мое сердце делает дополнительный скачок.

Я шагаю к ней, нежно хватаю ее за талию, чтобы притянуть к себе.

Она отталкивает меня назад.

– Что ты делаешь?

Возможно, она мне даже отвесила пощечину.

Она толкает меня в противоположную часть комнаты. Ее руки протянуты ко мне. – Есть кое-что, что я тебе не сказала. Я не знаю, как ты на это отреагируешь, но я бы не хотела, чтобы это мешало твоей подготовке.

– И что это? – спрашиваю я, когда она замолкает. Мой голос дрожит от гнева, и я еле сдерживаюсь.

Она вздыхает и это, кажется длиться вечность.  – Ты... не свободен Вейн.

Это... не то, чего я ожидал.

– Что это означает?

– Это означает, что я не могу позволить тебе пойти на свидание сегодня вечером... или в любой другой вечер.

– А что, есть какой-то закон в мире, который говорит, что Вейну Вестону не позволено ходить на свидания?

– Вроде того. Помни, Вейн, ты последний Западный ветер. Ты не такой, как все остальные.

Это серьезно создало мне головную боль. И я собираюсь спросить, что фактически говорит этот долбанный закон, когда ужасная мысль доходит до меня.

– Вот почему ты испортила мое последнее свидание с Ханной, не так ли?

– Да. И если бы ты только ушел из ресторана и пошел домой как, я я и намекала тебе, мне бы не пришлось звать Северный ветер и клеймить его нашими следами. Мы все еще были бы в безопасности.

– Итак, ты говоришь мне, что ты рисковала нашими жизнями, чтобы только помешать моему свиданию?

Она выпрямляется, и ее глаза сверкают.

– Нет. Я вызвала шквал, потому что я должна была помешать тебе, связаться с ней... и у меня не было времени, чтобы думать. Я просто среагировала.

Это так неправильно, я не знаю, с чего начать.

На самом деле знаю.

– Связаться? Что, черт возьми, это означает?

Она потирает переносицу. – Поцелуй для нашего вида это нечто иное, чем для людей. Они делают это ради удовольствия, словно он ничего не значит. Для нас поцелуй несет физические изменения. Он создает связь между парой, которая целуется, соединяя их вместе пока смерть не разлучит их. Вот почему я всегда вмешивалась, чтобы убедиться то ты не сделаешь это ни с одной девушкой, с которой ты встречался. Я не знала, что произойдет, если ты свяжешься с земной девушкой, но и не могла допустить ошибки.

Я мешала свершиться единственному поцелую твоей судьбы, который мог произойти за секунду, но изменить до неузнаваемости всю твою жизнь.

Что она имеет в виду под "вмешивалась" в отношения с девушками, с которыми она находила меня?

Вот. Дерьмо.

– Это была ты. Все мои неудачи с девушками. Напитки, внезапно упавшие ветром и вылившиеся на их одежду так, что они должны были пойти домой. Птицы, испражняющиеся на их головы.

Каждое из этих бедствий было вызвано птицами или ветром или чем-то в небе. Все, кроме Великого Пердежа. Если только...

– О, мой Бог... это ты сделала пукающий звук в тот день, когда я был на Фестивале Свиданий, не так ли? Ты направила ветер так или иначе, заставила его стать похожим на пукание и подставила меня?

Она не отрицает этого.

Я смеюсь.

Как я не могу смеяться над безумием всего этого?

– Ты хоть представляешь, насколько ты мучила мою жизнь за последние несколько лет?

– Я знаю, что это было сложно, Вейн. Но я не могла объяснить, что происходит, пока твой разум не был готов понять твое наследие, до того как несколько дней назад у тебя появился прорыв. Тем временем я выполняла строгие приказы от Сил Бури, чтобы удостовериться, что ты не сблизился ни с кем.

– Зачем твоя армия делает подобное дерьмо с моей личной жизнью?

– Поверь мне, ты совсем согласишься, как только познакомишься с Соланой.

Соланой?

У меня ощущение, что я не хочу знать ответ на этот вопрос, но я должен спросить это в любом случае.

– Черт побери, кто это Солана?

– Наследница нашего бывшего короля... все, что осталось от королевской линии после того, как Райден разрушил ее. Она будет коронованной королевой, когда Райден падет.

– И что ей от меня нужно?

Я могу сказать, что она не хочет отвечать так же, как я не хочу этого слышать. Но мы зашли слишком далеко. Поэтому она закрывает глаза и шепчет.

– Вы обручены.

Слово нависает над нами, фактически бросая тень.

Я обручен.

С какой-то избалованной принцессой, которую я никогда не встречал.

Слишком. Большой. Эмоциональный пузырь внутри.

Гнев. Раздражение. Путаница. Разочарование. Страх. Восстание. Ярость.

Но что-то чувствуется сильнее, чем другие, и мне требуется секунда, чтобы идентифицировать это.

Боль.

Требуется еще одна секунда, чтобы понять почему.

– И... тебя это устраивает?

Она смотрит в сторону. Отказывается встречаться с моими глазами. Но она кивает.

Я знаю, что возможно должен остановиться, но я не могу.

– А что насчет нас?

Она ничего не говорит, что вызывает во мне мужество. Я подхожу к ней и прижимаю к стене. – Между нами что-то есть Одри. – Я хватаю ее за руку и чувствую прилив знакомого электричества по коже. – Не говори мне, что ты не чувствуешь этого.

Я не уверен, подталкивает ли меня страх или отчаяние. Но это не может так закончится. Я слишком долго о ней мечтал, чтобы позволить ей остановить меня, потому что ее глупая армия контролирует мою жизнь.

Я знаю, что она чувствует что-то ко мне.

Я знаю это.

–Перестань думать о том, что хочет твоя армия. Их нет сейчас здесь. Здесь только ты и я. – Шепчу я ей. – Я в это не верю. Потому что я хочу тебя.

Тяжело вытолкнуть их себя последние слова. Но я чувствую облегчение, оттого что сказал их.

Я скольжу пальцами по ее волосам, по косе. По слишком плотной одежде. Я наслаждаюсь прикосновениями к ее лицу.

Она не отстраняется, но отрицательно качает головой.

– Я поклялась, Вэйн.

– Закрепи присягу. – Я наклоняюсь пока не чувствую ее дыхание на моем лице, а затем останавливаюсь. Я не хочу торопить ее. – Ты сделала достаточно для них. Ты защищаешь меня. Кто позаботиться об остальных?

– Я все сделаю. – Она закрывает глаза и ее губы дрожат. – Я поклялась, что ты благополучно это пройдешь, и я это сделаю. А после ты вернешься к Силе Бури и удовлетворишь свою невесту.

– Они могут взять свою помолвку и засунуть ее подальше. Я хочу тебя.

Я склоняюсь еще ближе, пока нас не отделяет лишь пара дюймов. Я не знаю права ли она про некую связь, но я не против навеки связать себя с ней. В неком смысле я чувствую, что между нами уже есть связь.

Она делает судорожный вдох, и я знаю. Она сама этого хочет.

– Нет, – кричит она толкая меня так сильно что я пролетаю пол комнаты. – Я не предам Силу Бури.

Она создает меч и направляет в мое сердце. – Я не могу этого сделать. Я не буду этого делать.

– Так что, ты собираешься ударить меня?

Она нажимает  лезвием мне в грудь. Не достаточно чтобы разорвать кожу, но достаточно, чтобы уколоть.

– Не заставляй меня причинять тебе боль, – просит она.

– Ты уже это делаешь.

Ее глаза каменеют. Ее тело принимает позицию, выпрямив плечи, что дает мне понять, что она не отступит.

Она откидывает меня в сторону. Я в плену у девушки, которую ранее не встречал. Дабы угодить ее глупой армии.

Лезвие меча не дрогнет. И она смотрит сквозь меня.

Я уже потерял ее.

Поэтому я делаю единственное, что могу сделать.

Я бегу.

Глава 32
Одри

Я не могу дышать.

Я чувствую, как кто-то сжимает мою грудь, вытаскивая жизнь и воздух из меня, когда я смотрю, как Вейн бежит к автомобилю. Все тепло исчезает из моего тела, оставляя меня дрожать под жарким солнцем пустыни.

Я пожертвовала многим в своей жизни, но ничто не ранило сильнее, чем то, что я сделала сейчас.

Как только Вейн исчезает из виду, я падаю на пол и сворачиваюсь в клубок.

Вейн прав. Мне не все равно. Больше, чем я когда-либо смогу признать.

Но понимание заставляет меня поежиться от отвращения.

Кто я такая, чтобы заботиться о Вейне Венстоне.

Когда он узнает, что я сделала, он будет ненавидеть меня так же,  как ненавижу себя .

Я цепляюсь за тот резкий факт как за спасательный круг, вытягивая себя в твердые, бесчувственные стены, которые я поддерживала в течение прошлых десяти лет.

Вейн никогда бы не захотел меня, если бы он знал, что я – причина того, что его родители умерли. Я эгоистичная, бесчувственная тварь, которая все испортила, потому что я решила сохранить Гэвину жизнь... птице, которую Вейн ненавидит. Тогда я солгала ему о том, что его воспоминания могут быть полностью утеряны, потому что я не могу вынести мысли о том, что он узнает, о моей вине.

Как я объясню Силам Бури, если я соединюсь с Вейном? Украду их короля? С потенциалом силы Вейна, они захотят убедиться, что он связан с королевской линией, так что наши люди будут уверены в нашем мире вновь. Выйдут из укрытия. Поверят Силам Бури.

Плюс Южная Солана и ее связь будут мягко влиять... сила четырех должна проникнуть в его голову.

Если я вмешаюсь, я буду изгнана за такое предательство. Навеки заклеймена как предатель.

Нет, это не должно быть так. Даже если мое предательское сердце по-прежнему жжет внутри груди.

Я горю такими разными чувствами к Вейну.

Вина. Желание. Но худшее. Палящий жар потери.

Я погружаюсь в боль, позволяю огню уничтожить меня. Это сделает меня жестче. Сильнее.

Вода может ослабить мое тело... но это не ослабить мою решимость.

Это время доказать, какая я сильная.

Я встаю, сжимая кулон одной рукой. Моя другая рука давит на виски, ослабляя головную боль, вызванную моей косой.

Мне понадобилось полгода, чтобы мастерски заплетать замысловатый стиль. Волосы делятся на пять равных секций и четыре наружные скручиваются и оборачиваются вокруг центральной, это представляет нашу жизнь, неразрывно связанную четырьмя ветрами. Даже мужчины носят разновидность косы. Это физическое отображение, чтобы показать, что мы живем не для нас, но для того, чтобы служить ветрам. Служба стражей.

Я – страж.

Мои планы были вывернуты наизнанку и разорваны в клочья, но моя цель сохранена. И я буду соблюдать ее. Со всем, что у меня есть.

Но я должна выяснить, что делать с Вейном. Мы все еще должны тренироваться вместе, и судя по тому, как больно и сердито он смотрел, когда уходил, это будет проблемой.

Пятна мерцают позади моих глаз, просто от мысли о том, чтобы быть близко к нему снова. Лететь вместе. Держаться друг за друга...

Я соскребаю последние силы воли и вытесняю эти переживания прочь.

Я могу сделать это.

Мне просто нужно привыкнуть к нему. И Вейн явно нуждается в отдыхе. Поэтому сегодня мы будем находиться вдали друг от друга. Мне нужно со всем смириться. Никакого вреда от этого не произойдет.

Если только...

Паника окутывает мои легкие.

Вейн присущи бунтарские стороны. Я видела в нем это даже при малейших попытках управлять им во время нашего обучения, и они очень сильные. Кто знает, что он может сделать?

Я могу думать лишь об одной очень плохой вещи.

Необратимой.

Я проклинаю свою глупость, когда несусь через рощу, перескакивая через упавшие ветки, и передвигаю ноги быстрее, чем я когда-либо прежде. Но когда я добираюсь до главной дороги, его машины уже давно нет.

Грациозно словно кошка я перемещаюсь стоя на шаткой ветке. Меня не волнует, что кто-то меня увидит. Я должна чувствовать столько воздуха, сколько это возможно.

Руки дрожат от волнения, адреналина и злости на себя за еще одну катастрофу, я расстегиваю пуговицы на своей куртке, снимаю ее с плеч и ложу на землю, обнажая плечи настолько, насколько это возможно. Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на воздухе окружающем меня в поисках следов Вейна каждой клеточкой своей кожи.

Каждая сильфида оставляет свой след на ветру. Изменение в мелодии, как будто ветер столкнулся с другом и добавил новые заметки к своей песне, чтобы унести память о встрече. Мы можем заклеймить ветер, командуя им слишком громко... как я и сделала, когда позвала Северный ветер и атаковала Вейна... и ветер несет наш след постоянно. Но даже тихий контакт оставляет слабый след. Контакт только несет его, пока ветер не находит что-то еще, о чем можно спеть, и отпускает мелодию. Перед этим любой слушающий может взять след и последовать за ним к источнику.

Я читаю следы в родных ветрах лучше, поэтому в роще фокусируюсь на Восточных ветрах. Большинство из них не несет никаких признаков, что видели нас. Но когда я слушаю рядом с домом Вейна, нахожу мягкое, тихое пение с легкой дрожью, обусловленной тем, что тот о ком поют, бежит.

Это должно быть Вейн.

Я зову к себе порыв и вдыхаю след.

Колющая атака отбрасывает меня назад, и я теряю опору в виде ветки под ногами, устремляясь к земле. Близко находящие Южные ветры спасают меня от болезненного падения, но когда я вновь безопасно стою на ногах, то не могу унять дрожь.

Все так, словно я взяла маленькую частичку него, отломленный кусочек, который он оставил после себя.

Почти как потеря.

Не имею понятия, возможно ли это – или если возможно, то, что это значит – но я буду беспокоиться об этом позже. Сейчас только одно имеет значение – найти Вейна. Я должна найти его раньше, чем он сделает что-либо, о чем пожалеет. Что-либо, о чем пожалеем мы оба.

Уже разгоняясь, я вызываю Северные ветры и закручиваю их вокруг себя так быстро, чтобы от меня ничего кроме размытого пятна в небе не осталось.

– Выше, – шепчу я, переводя дыхание, когда порыв уносит меня прочь.

В считанные секунды я на главном шоссе, заходящее солнце заставляет меня щуриться, когда я концентрируюсь на воздух. Теплое покалывание следа Вейна скажет мне, в какую сторону повернуть. Внутренний компас направляет меня прямо к нему.

Я лишь надеюсь, что добирать до него вовремя.

Глава 33
Вейн

Я не планировал встречаться с Айзеком после того, как я уехал. Я просто должен был проложить достаточное расстояние между мной и той сумасшедшей жизнью, в которую Одри пыталась меня запихнуть, прежде, чем станет слишком поздно, чтобы убежать. И я был слишком сердит/расстроен/чувствовал отвращение, чтобы продолжать на нее смотреть.

Но затем мой телефон завибрировал, и я понял, что первый шаг к возврату моей жизни был прямо здесь, в моих руках. Ну, в моем заднем карман... но все же.

Это то, как я могу повернуть реку вспять, на сей раз на шумной, переполненной Фабрике Чизкейков. Они действительно должны построить какие-то приличные места, чтобы отдыхать в этой дрянной долине. Я втискиваюсь в кабинку рядом с Ханной, с Айзеком и Шелби через стол, наблюдающих за нами с самодовольными улыбками, которые есть у всех долгих пар, когда они наблюдают за своими друзьями на двойном свидании.

Вероятно ожидая, что я выкину на сей раз.

Глядя и зная Айзека, они, вероятно, сделали ставки.

Я не собираюсь ничего выкидывать сегодня вечером. Я оставил Одри и ее компаньонские навыки из ада, в пыли ее дома.

Что хорошо, потому что у меня большие планы в отношении меня и Ханны.

План номер один – поцеловать ее и доказать, что:

(a) я не нуждаюсь в Одри,

(b) я принимаю свои собственные решения, касающиеся моей жизни, и

(c) поцелуй – это только поцелуй.

И плевать я хотел на эту хрень про "связь". И я намерен доказать это.

Эта мысль заставляет мои ладони потеть, сердце биться, а желудок крутиться, как будто я проглотил что-то живое. Я говорю себе, это нервы.

Но я знаю, что это в основном вина.

Я чувствую вину перед Ханной. Это не, потому что она мне не нравится, она действительно хорошая. Даже хорошенькая. Немало парней оценили ее. Но когда она толкает мою ногу под столом или задевает руку, я не чувствую тепла. Вообще-то, я чувствую холод. Словно мое тело говорит мне, что я сижу рядом с неправильной девушкой.

Также есть другой тип вины.

Вина за предательство Одри. Обманываю ее просто, будучи здесь, с Ханной.

Это безумие. Она очень ясно дала понять, что она не хочет меня... по крайней мере, не на столько, насколько она хочет понравиться ее проигравшей армии.

Это ее выбор, не мой.

Ханна рассказывает несколько хоккейных историй – она настолько канадка, что даже забавно – и у меня есть возможность изучить Айзека и Шелби. Он держит руку на ее плече, его пальцы играют с ее мягкими рыжими кудряшками, обрамляющими лицо. Она прижалась к его боку, будто не желает оставлять ни миллиметра пространства между ними. Усмешка Айзека подсказывает, что он вовсе не против.

Все в них кричало о том, что они "пара". И я должен это перенять. Они выглядят счастливыми. Я имею ввиду, что знаю, почему счастлив Айзек. Шелби не из его лиги. Он неплох собой, или был бы неплох, если бы сбрил ужасные усы, на которых настаивает из спортивного интереса и которые удивительно тонкие и тощие, учитывая, что он полнокровный Мексиканец. Все другие парни в его семье – включая его четырнадцатилетнего брата – носят бороды.

А Шелби горячая. Длинные ноги, несмотря на то, что она маленького роста, и достаточно изогнутая, чтобы почти на каждой рубашке, которую она надевает, пуговицы были натянуты... не то чтобы я смотрел. Ну ладно смотрел, но не теперь, когда она с Айзеком.

Но Шелби выглядит еще более счастливой, чем Айзек. Когда она держится за его локоть. И она провела столько месяцев, так держась за него, что я почти не могу представить его без нее. Это отчасти раздражает, когда я хочу встретиться со своим другом без его девушки, которая присоединяется везде. Прямо сейчас, тем не менее, это прокладывает осторожное расстояние между мной Ханной, это чувствуется подобно Большому каньону.

Может быть, мне стоит попробовать настойчивее. Хана оставляет руку лежать на столе, и пока я не передумал, я беру ее.

Ханна вздрагивает, и я ослабляю свою хватку, понимая, что мое движение больше похоже на нападение, чем на романтический жест.

Айзек и Шелби обмениваются взглядами.

Первый страйк за Вейном.

Но я еще не выбит из игры. Ханна не вырывается, она расслабляет руку, переплетая наши пальцы.

Я ухмыляюсь Айзеку. Как я тебе теперь?

Это здорово. Я делаю это. Я на нормальном свидании, с нормальными друзьями замечательно нормальной ночью. Никаких сумасшедших ветров. Никаких разговоров о злых войнах, языков ветра или договоренностей о помолвке. Просто бессмысленная болтовня о кино, или музыке, или школе, или о чем угодно – в точности то, каким должно быть свидание.

Так  почему все в этот момент, выглядит не правильно?

Официантка приносит еду, и я улыбаюсь, когда вижу огромную тарелку пасты, стоящую перед Ханной. Девушка, которая ест, когда голодна. Очко Ханне.

Наступает неловкий момент, когда я смотрю на наши соединенные руки и пытаюсь решить что делать – ход второй. Затем я отпускаю руку Ханны, чтобы погрузиться в уплетание гигантского сэндвича и горы картошки фри. Я ем, не беспокоясь о полноте, словно в знак протеста.

На, получи, ты просто сумасшедшая сильфида, которая не ест и контролирует чужие жизни.

Я придвигаюсь ближе к Ханее, позволяя нашим ногам соприкоснуться. Кожа к коже, так как мы оба в шортах. Еще одно очко в пользу Ханны: она одета в точности для лета в пустыне. Не застегнута до самой шеи, не в смешной униформе.

Я все еще ничего не чувствую, прикасаясь к ней, но ее близость приносит своего рода острое ощущение. Ощущение успеха.

Ханна берет мою руку снова, наши пальцы плотно переплетены.

– Вейн, – зовет меня кто-то через шумный ресторан.

Мои сэндвич и картошка фри грозятся выйти наружу.

Айзек, Шелби и Ханна поворачиваются, чтобы посмотреть, кто меня зовет. Я созерцаю тарелку, интересно, думая смогу ли я зарезать себя насмерть ножом для масла?

Вейн, – повторяет Одри, ее голос теперь громче. Я задерживаю дыхание.

Тень падает на стол, но я не поднимаю взгляд. Мой план – притвориться, что ее здесь нет. Это не сработает, но это все, что я могу.

Айзек и Шелби молчат. Вероятно, предвкушают шоу.

Ханна елозит по сидению.

– Вейн, что здесь происходит?

Тон ее голоса подсказывает, что она вовсе не рада вновь видеть Одри.

– Я здесь, – отвечает вместо меня Одри. – Потому что я его девушка. И я бы была признательна, если бы ты убрала руки от него.

– Чувак, – говорит, наполовину смеясь, наполовину ворча, Айзек.

Он хрюкает, кажется, Шелби ткнула его локтем.

Я ничего не говорю. У меня неприятностей по уши, но, помоги Боже, все, о чем я могу думать – как хорошо из уст Одри звучит фраза "его девушка".

Я рискую взглянуть на нее... и, о Господи, она горячая. Несколько локонов выбилось из косы, и очертили ее раскрасневшееся лицо, и ее жакет раскрылся, ее черная майка еще больше обтягивала и была еще меньше, чем я помню. Я не уверен, что "горячая", достаточно сильное слово. “Пламенная” возможно более точное.

Ханна избегает моего взгляда, отдергивая руку, и отодвигается так далеко к стене кабинки, как это вообще возможно.

Я знаю, что каждый ждет от меня каких-то слов, но мой мозг не в состоянии справиться с ситуацией.

Айзек прочищает горло.

– Чувак, если у тебя есть девушка, должен был хотя бы сказать.

– А еще важнее, – прерывает Шелби. – Ты не должен был ничего затевать с Ханной.

– А никто и не затевает, – пробормотала Ханна так, словно сама идея заинтересовать меня была ей отвратительна.

– Да. И он ушел с тобой несколько ночей назад. Тогда у тебя тоже была девушка, Вейн?

– Эй, я, – начинаю я, не уверенный с кем я заодно.

– Это недавнее приобретение, – прерывает Одри. Затем она наклоняется и гладит пальцами мое лицо.

Не игриво.

Притягательно.

Я не вырываюсь. Может быть, я даже наклоняюсь к ее руке, когда десять тысяч искр проносится сквозь мою кожу от ее прикосновения. Что я могу сказать? Я слаб.

Разница между тем, как мое тело реагирует на Одри и Ханну – день и ночь. Все в них – день и ночь. У Ханны светлые волосы и голубые глаза – солнце, Одри черноволосая, черноглазая – ночь.

– Я бы хотела пойти домой, – объявляет Ханна. Ее голос звучит так, будто она сейчас расплачется.

Она не заслуживает этого.

Я обязан перед ней извиниться. Я просто не могу придумать, что сказать.

Она не ждет объяснений. Она даже не ждет, чтобы я встал и дал ей выйти из кабинки. Она поднимается ноги, потом на стул, потом на стол. Тарелки и стаканы подскакивают, когда она проходит по столу, спрыгивает и мчится к двери, как только она приземляется на пол. Шелби пихает Айзека из кабинки и бежит за ней... стреляя в меня смертельным взглядом на выходе.

Айзек смеется.

– Хорошо, я выручу тебя, парень. Ты находить самые невероятные способы разрушать свидания.

– Я...

Он поднимает руку.

– Я умираю, как хочу услышать то, что произошло, но я должен отвести девочек домой. Видишь, с каким ущербом нам нужно разбираться.

Я киваю, и он поворачивается, чтобы уйти.

– Кстати – он поворачивается и указывает на Одри, – Мииииииииииило.

Интересно, кто из нас покраснел сильнее я или Одри.

Когда Айзек исчезает из виду, а заставляю себя посмотреть в глаза Одри.

– Ты пошел на свидание? – рычит она. – Ты в своем уме?

– Я? – Мой гнев снова возвращается. – Я люблю, как ты думаешь, что можно просто сбросить с "подруги Вейна" шляпку всякий раз, когда это удобно для тебя. Дергать меня, портить мою жизнь, потом топтаться на моих чувствах, как только мы одни. Все, чтобы угодить твоей драгоценной Силе Бури.

– Мы не можем разговаривать здесь.

Она идет в сторону выхода, и я достаю бумажник и бросаю все деньги, которые у меня есть на стол, прежде чем я следую за ней.

Я думал, Одри будет в милях надо мной, летя домой, так она сможет разорвать меня в ту секунду, когда я доберусь туда. Но она стоит у моего автомобиля, ее руки скрещены, ее глаза бурят дырку в моем черепе. Я просто в ярости, но мое сердце по-прежнему замирает, когда я думаю о долгой поездке домой, только для нас двоих.

Она не смотрит на меня, когда я открываю ей дверь. Просто садится и захлопывает ее.

Я знаю, что моя машина маленькая. Но наполненная нами с Одри и всей горой запутанных эмоций между нами ощущается как коробка для обуви.

– Почему мы не едем? – спрашивает она.

– Ты должна пристегнуться. Или ты соблюдаешь только законы Бурь?

Ее вздох эпически длинный. Потом она возится с ремнем безопасности, создавая комическую ситуацию, крутя его всеми возможными и неверными способами.

– Как это адское устройство работает? – наконец, спрашивает она.

Я фыркаю и склоняюсь над сидением.

Она резко отодвигается.

– Что ты делаешь?

Я наклоняюсь ближе, мои глаза приклеены к ее, когда я беру ремень безопасности из ее руки и тяну его через ее тело. Мои пальцы проходят по ее руке, когда я защелкиваю ремень на месте, и я слышу, что ее дыхание перехватывает от моего прикосновения.

– О, – бормочет она, когда я отодвигаюсь.

Мы едем обратно.

Она смотрит на размытые пятна торговых центров, ее пальцы опираются на стекло. Я нажимаю на кнопку, и ее окно убирается, усмехаюсь, когда она подскакивает.

Ночь жаркая и липкая, но потоки ветра проходят через окно, и Одри протягивает руку, махая пальцами в бризе.

– Ты хотя бы понимаешь, что ты чуть не сделал сегодня? – Она не смотрит на меня, и ее голос трудно услышать сквозь ветер. Но она не сердится.

Я вздыхаю.

– Плевать я хотел на эту хрень со "связью".

– Это потому что ты никогда не испытывал ничего такого.

– А ты?

– Конечно, нет.

Мы останавливаемся на красный свет, и я поворачиваюсь к ней.

– Тогда откуда тебе знать, что это не очередная история, которые заставляют детей хорошо себя вести? Как родители, которые лгут о Санта Клаусе, чтобы дети слушались весь год? Откуда тебе знать, правда ли это, если ты никого никогда не целовала?

– Потому что я видела эффект, который имеет связь. Моя мать все еще привязана к моему отцу, даже все эти годы после его смерти. Она никогда не восстановиться от потери. И я сомневаюсь, что она когда-либо сможет восстановиться.

Ладно, это... печально. Но ничего не доказывает.

– Человеческие пары счастливы тоже, но это не значит, что они связаны или что-то вроде того. И потом, я думал, ты сказала, что со смертью узы разрываются.

– Это так.

– Таким образом, твоя мама могла быть не связана вообще. Возможно, она просто любила его.

Она ничего не говорит. Просто смотрит на звезды.

Я понятия не имею, о чем она думает, но я никогда не видел, чтобы ее взгляд был настолько печальным. Я хочу потянуться и взять ее руку, но я знаю, что не могу.

Свет становится зеленым, и мы начинаем двигаться снова.

– Ты не ответил на мой вопрос. Ты представляешь, чтобы случилось, если бы ты связал себя с той девушкой сегодня вечером?

– Нет, но я предполагаю, что твоя армия не была бы слишком довольна мной.

– Это мягко сказано. Тебя бы наказали. А я  была бы опозорена.

– Звучит не так уж плохо.

Она медленно вздыхает.

– Ты не понимаешь.

– Ты права... не понимаю.

Дальше тишина. Потом она шепчет, – Честь – это все, что у меня осталось. Бури. Моя клятва. Отними это, и у меня ничего нет.

Она говорит это без какой-либо жалости к себе. Но это заставляет меня простить ее в любом случае. Я не могу представить себе, как одиноко ей было последние десять лет, сидя на корточках в этом Ветхом домике.

– И это только начало, – добавляет она. – Ты – наш будущий король. Они могут расценить мой поступок как предательство. Запрут меня так глубоко под землей, что ветер будет не более чем воспоминанием.

– Они могут сделать это? За поцелуй?

– За связь. Связь нашего обрученного короля... та, которая была очень тщательно устроена. Твоя жизнь должна быть обработана лучшим возможным способом, чтобы принести пользу всем. Включая тебя.