Текст книги "Среди роз"
Автор книги: Шеннон Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Мэри расчесывала волосы хозяйки, пока они не заблестели. Женевьева надела белую ночную сорочку из тончайшего шелка, отделанную воздушным кружевом. Ванну унесли, в комнате убрали. Затем зашел Гейлорд, чтобы показать Мэри ее комнату на верхнем этаже, и Женевьева опять осталась одна.
Она взглянула на свою обожаемую дочь, мирно спящую на большой кровати, и прикусила губу. Спросить она не догадалась, а ни Гейлорду, ни другим слугам и в голову не пришло найти колыбель для Кэтрин. Разумеется, их здесь никто не ждал.
В глубине комнаты виднелась еще одна дверь, вероятно, ведущая в детскую. Если бы Женевьева собиралась провести ночь одна, она оставила бы Кэтрин рядом с собой. Но сегодня она ждала Тристана.
Взяв дочь на руки, молодая женщина направилась к двери. Судя по чистоте, которой блистала комната, слуги Тристана были трудолюбивы и расторопны. Но не успела Женевьева сделать и нескольких шагов, как в дверь постучали.
На пороге стоял Томас. Он держал в руках поднос с графином, наполненным вином, и бокалами.
– Я думал, это вам понадобится, – смущенно проговорил он, и Женевьева улыбнулась, понимая, как он встревожен.
– Спасибо, Томас, заходите. Мне необходима ваша помощь, – шепотом добавила она.
Заинтригованный Томас последовал за ней, поставив поднос на стол. Женевьева поманила его ко второй двери.
– Томас, там детская?
Он не ответил. Женевьева толкнула дверь, и та открылась.
– Томас, принесите свечу. – Молодая женщина вошла в прохладную темноту. Через секунду Томас внес в детскую свечу.
– Женевьева…
Увидев колыбель, она радостно ахнула. Кто-то приготовил все, что могло понадобиться Кэтрин. Женевьева увидела свежие простыни на комоде и заметила, что нигде нет пыли. Осторожно уложив Кэтрин в колыбель, она обернулась. Томас стоял сзади, держа свечу. Свет падал на его бледное лицо.
– Женевьева, отойдите. – Он указал на пол. Отступив, Женевьева увидела большое темное пятно прямо под колыбелью. – Она умерла здесь, – мрачно сообщил Томас. – Здесь Тристан и нашел ее. Должно быть, кто-то и вправду приготовил комнату для Кэтрин, но по-моему, вам не следует…
Женевьева упала на колени и прикоснулась к пятну, думая о женщине, которая когда-то жила здесь и умерла над колыбелью для первенца.
– Женевьева, не знаю, что и сказать…
– Так придумай что-нибудь, Томас, и побыстрее! – донесся от двери хриплый и зловещий голос. Женевьева обернулась и вскрикнула, увидев Тристана.
На нем были кожаные штаны, сапоги до колен, свободная белая рубашка и куртка из грубой кожи. Он небрежно прислонился к дверному косяку, а глаза его сверкали от ярости. Тристан подошел поближе, не сводя глаз с Томаса и держа ладонь на рукояти меча. Томас поднялся.
– Так обнажите меч, милорд! Я служил вам долгие годы, а вы сомневаетесь во мне. Вам прекрасно известно, что я не замышлял ничего дурного.
Бросив взгляд на Женевьеву, Тристан опустился в мягкое кресло и указал на ночную сорочку жены.
– Ты привык навещать мою жену в такой час?
– Вовсе нет! – с жаром возразил Томас. – Я пришел объяснить…
– Тебе незачем объясняться с ней! – рявкнул Тристан. Женевьеве хотелось плакать, она предчувствовала схватку, но не могла поверить, что муж ополчился против Томаса.
– Милорд, – холодно ответил Томас, – если вы считаете…
– Прекратите, Томас! – воскликнула Женевьева. Ее сердце ушло в пятки, но она была готова навлечь на себя гнев Тристана. – Разве вы не видите? Он злится не на вас. Он просто не может простить мне то, что я не Лизетта!
– Женевьева! – Тристан зловеще прищурился.
– Прошу простить меня, Тристан. Бог свидетель, я…
Он вдруг вскочил, и Женевьева невольно попятилась. Теперь его гнев обратился на нее. Обернувшись к другу, Тристан осведомился:
– Что она здесь делает?
– Женевьева ваша жена. Она потребовала, чтобы ее доставили сюда. Что я мог возразить?
Тристан вперил взгляд в Женевьеву.
– Вы потеряли ребенка, – наконец сказала она. – Но у вас появился другой. И если это произошло вопреки вашему желанию, то в этом виноваты вы сами.
Только теперь Тристан увидел Кэтрин. Его губы побелели. Он выхватил девочку из колыбели и бросился прочь, не взглянув на Женевьеву и Томаса.
– Тристан, малышка устала, она только что заснула! – Женевьева кинулась за мужем, но остановилась, увидев, что он нежно прижимает спящую малышку к плечу. Не оглядываясь, Тристан проговорил:
– Томас, ты не мог бы оставить нас?
Тот смущенно посмотрел на Женевьеву, понимая, что не вправе задерживаться и вмешиваться в супружескую ссору, и вышел.
– Что здесь происходит, черт возьми? – закричал Тристан, как только дверь закрылась.
– Не знаю, – с горечью ответила Женевьева и, вспомнив про принесенное Томасом вино, отпила глоток. – Ради Бога, Тристан, сжальтесь над своей дочерью! В колыбели ей будет удобнее! Прошу вас…
Помедлив, он направился к двери детской. Дрожащая Женевьева подошла к камину, потерла руки и вскрикнула – Тристан вернулся и смотрел на нее так мрачно, что ей захотелось убежать. Не сводя с нее глаз, он подошел к столу, налил себе вина и выпил его залпом, как эль.
– Что вы здесь делаете? – спросил он. Она не ответила. Тристан видел, как на ее шее судорожно бьется жилка. Но вместе с тем он заметил, что грудь жены высоко вздымается под полупрозрачным лифом. Под сорочкой вырисовывались изгиб бедер и изящные округлости – молодое прекрасное тело, которого он так давно жаждал.
Ей не следовало приезжать сюда. Тристан никак не мог подавить досаду, он еще не освободился от груза прошлого. Тристан понимал, что Лизетту ему не вернуть, – иначе спустился бы за ней в преисподнюю. Не верил он и в привидения в Бедфорд-Хите, но все же держался настороже и не желал, чтобы Женевьева оставалась здесь, ибо боялся за нее.
Тристан поклялся Богу, что больше никогда и ни к чему не станет принуждать ее. Но устоять не мог: волнение охватило его, едва он увидел Женевьеву в своей спальне. Желание сжигало его. С горькой улыбкой Тристан поставил бокал и снова обратился к жене:
– Спрашиваю еще раз, миледи: что вы здесь делаете? – И он шагнул к ней, увидев блеск в ее глазах. Она молчала, от нее исходил легкий аромат роз. Внезапно Тристан схватил ее в объятия и, с силой впившись в ее губы, властно раздвинул их. Когда же Женевьева уперлась ладонями в его грудь, он невесело рассмеялся и прижал ее к себе еще крепче, давая волю страсти.
– Похоже, миледи, вы явились сюда с одной-единственной целью, и я не могу отказать вам в этом удовольствии!
– Тристан! – Женевьева чуть не плакала. Подхватив жену на руки, он понес ее к постели. О, как она мечтала о нежном воссоединении! О том, как они будут шептать друг другу ласковые слова у огня! Но ее возлюбленный не проявлял и тени нежности, и Женевьеве стало страшно: оказывается, она его совсем не знала.
– Тристан! – Женевьева попыталась вскочить, но он схватил ее в объятия и мгновенно спустил до пояса соблазнительную белую сорочку. Не отпуская жену, Тристан начал раздеваться, его тело пылало огнем. Глядя в его суровое лицо и холодно поблескивающие глаза, Женевьева поняла: от этого человека нечего ждать, милосердия. – Тогда зачем ты приехала сюда? – сухо спросил он. – Другой причины я не вижу.
– Тристан, не надо! Только не так!
Но он, казалось, не слышал ее; очевидно, демоны этого поместья вселились в него. Женевьева попыталась высвободиться, но безуспешно. Его горячие губы прижались к ее шее, ладони подхватили набухшую грудь. Она ощутила, как его мощное, разгоряченное копье проталкивается в нее, и вскрикнула, потому что не ожидала боли. Женевьева не знала, что после рождения Кэтрин ей следует беречься.
Ее крик насторожил Тристана. Он страстно желал ее, но не хотел причинять боли. Резко отстранившись, Тристан замер. Женевьева тоже не шевелилась, не пыталась прикрыться или одернуть подол. Наконец она поднялась и уселась у огня, обхватив колени и притянув их к груди. Тристан с ужасом увидел, что ее плечи вздрагивают.
– Женевьева, зачем ты приехала? – шепотом спросил он. – Ты же ненавидишь меня…
Она расхохоталась сквозь слезы:
– Я ненавидела тебя потому, что… любила. Мне были ненавистны мои чувства. Я здесь потому, что люблю тебя.
Эти слова согрели его, как жаркие лучи солнца, окутали, как белое облако. Не веря своим ушам, он внимал ее словам, но не смел задуматься о них. Ему следовало бы подойти к жене, нежно обнять, зарыться лицом в блестящую копну волос, раствориться в тепле ее тела, а затем погрузиться в нее – не только плотью, но и душой и сердцем. Голос и слова Женевьевы тянулись к нему, точно серебряная нить, оплетали его и влекли к ней.
Тристан подошел к камину, присел рядом с Женевьевой, заключил ее в объятия, поцеловал в лоб и щеки, шепча что-то бессвязное. И она прильнула к нему, как потерявшийся ребенок, а затем начала что-то шептать, всхлипывая и смеясь. Наконец он встал вместе со своей драгоценной ношей. Пока Тристан нес жену к постели, она дрожала, а он тихо обещал любить ее так долго и нежно, чтобы она не чувствовала боли.
Он исполнил обещание, наслаждаясь Женевьевой, удовлетворяя ее желания, разжигая страсть поцелуями и прикосновениями и сам сгорая от страсти. Женевьева покоряла Тристана и утоляла его жажду, наполняла его силой и отдавалась ему, помогая стать прежним. Ничто не мешало теперь Тристану – ни мысли, ни воспоминания о прошлом. Женевьева казалась благоуханной, нежной розой среди грязи и смерти поля брани. Она лежала в его объятиях, была его жизнью. И любила его.
Глава 24
Неподалеку от поместья располагался крестьянский дом, окруженный со всех сторон вспаханными полями. На пастбище резвились новорожденные телята, взбрыкивали, носились кругами, высоко задрав хвосты. Повсюду расцвели нарциссы, позолотив землю. На фоне голубого неба узловатые ветви дуба напоминали старческие пальцы. Женевьева слышала мелодичное журчание мельничного ручья.
Удовлетворенно вздохнув, она пожала руку Тристана, положила голову ему на грудь и покрыла ее легкими поцелуями. Внезапно Женевьева втянула в рот кончики его пальцев, лаская их языком.
Тристан, прислонившийся к стволу векового дуба, задумчиво улыбнулся жене и провел влажным пальцем по ее губам.
– Миледи, такие ласки здесь вряд ли уместны.
Покраснев, она с улыбкой приложила ладонь к его щеке.
– А разве я соблазняю вас, ваша светлость?
– Вот именно. Будьте осторожны, иначе узнаете, на что способен разгоряченный лорд, – отозвался он. Рассмеявшись, Женевьева вскочила и вошла в воду, чтобы остудить ноги. Она весело вскрикнула, когда Тристан догнал ее, обнял за талию и заявил, что она бессердечная мучительница. Обвив руками шею мужа, Женевьева поцеловала его. Она таяла от полноты чувств, от нежности в глазах Тристана, от любви которая наконец стала взаимной.
Взявшись за руки, они пошли вдоль ручья. С тех пор как Женевьева приехала в поместье, они говорили без умолку. Перед камином в спальне она призналась, что вовсе не хотела, убивать его, но поклялась отцу не сдаваться. Женевьева рассказала, как постепенно поняла, что любит его, как влечение к нему побуждало ее к бегству.
– Мне казалось, что ты никогда не полюбишь меня, – заключила она.
Тристан, ласково обняв жену, сказал, что не хотел любить, боялся этого чувства, но был околдован ею. Его неудержимо влекло к ней, а он не осмеливался дать себе волю. Показывая Женевьеве окрестности Бедфорда, Тристан рассказывал о Лизетте. Впервые воспоминания о ней не вызывали у него боли, ее сменила светлая грусть. Он поведал Женевьеве о своем отце и брате, даже рассказал, как в роковой день возвращался домой вместе с Джоном и Томасом, посмеиваясь над милой, но безобразной женой Томаса, которая тоже погибла.
Внезапно Тристан повел жену к молодой рощице, притянул к себе и закрыл ей рот продолжительным поцелуем, а затем вздохнул.
– Пора возвращаться. Должно быть, Кэтрин уже проголодалась.
Однако он опустился на мягкий дерн, уложил Женевьеву рядом с собой и залюбовался ею, приподнявшись на локте. Видя, как муж лежит рядом, покусывая длинную травинку, Женевьева дала волю чувствам. Как она любила его! Теперь в глазах Тристана часто вспыхивали веселые огоньки. Он помолодел и стал настоящим красавцем. Его сила, прежде пугавшая ее, стала неудержимо притягивать. Женевьева завладела не только телом, но и сердцем Тристана.
Тристан вдруг ощутил укол ревности.
– Ты любила его? – тихо спросил он.
– Да. – Она опустила ресницы. – Тристан, ты тоже полюбил бы этого человека. Он никогда и никого не судил сгоряча. Аксель учился в Итоне и Оксфорде, любил поэзию и музыку, но ненавидел войну. Он уговаривал отца сдаться, утверждал, что английские и уэльские дворяне не должны ввязываться в схватку. Но мой отец был прирожденным воином и дорожил своей честью. Аксель же был очень предан ему. Он был смелым, умным, внимательным и милым. Да, я любила его. – Женевьева улыбнулась Тристану. – Но не так, как люблю тебя. Никогда в жизни я не испытывала такой…
– Страсти? – подсказал Тристан, и она залилась румянцем.
– Нет, скверный мальчишка! Это не подобает леди!
– И все-таки я прав. И я люблю мою страстную леди, клянусь Богом!
– Где же ваши манеры, милорд?
– Манеры? – Он поймал ее руку и поцеловал ладонь. – Они здесь ни при чем. Я счастлив. Нет, я не стану ревновать к несчастному человеку, погибшему на войне, в которую он не хотел ввязываться.
– Ревновать? М-да…
Тристан вдруг прильнул к ней.
– Женевьева, мое сердце было переполнено горечью, пока ты не избавила меня от нее. Лизетта…
– О Тристан! – Она коснулась его щеки. Их овевал ветерок, листья шелестели, ручей тихо журчал. Впервые в жизни Женевьева была так счастлива. – Тристан, поверь: я не ревную тебя к прошлому. Я рада, что однажды ты уже испытал любовь.
Он с улыбкой поцеловал ее, и этот поцелуй был таким пылким, что Женевьева застонала, шутливо хлопнула мужа по шине и отстранилась.
– Нет, сэр, давайте объяснимся! Я слышала, что на земле Эйр у Кэтрин есть по меньшей мере дюжина братьев и сестер! Да, да – так говорят.
– Что?! – Тристан поднялся, поставил жену на ноги и заглянул ей в глаза. – Это ложь! К тому времени, как я отплыл в Ирландию, меня так околдовала одна уэльская ведьма, что я не мог смотреть на других женщин.
– Ты говоришь правду?
– Да, да! Но кто тебе сказал эту чушь?
Женевьева вспомнила, что услышала это от Гая. Она опустила глаза, и сердце ее сжалось от страха. Тристан постепенно простил всех, кто предал его. Даже старому сэру Хамфри позволили вернуться в Иденби. Но Гая он возненавидел. Женевьева была убеждена, что, если бы не Генрих, Тристан давным-давно вызвал бы Гая на поединок и прикончил. Она подняла голову, ненавидя себя за вынужденную ложь, и улыбнулась.
– Не помню. Но эти слухи больно ранят меня.
Он прижал ее к груди.
– Напрасно. Мое сердце переполнено любовью и нежностью.
– О Тристан! – Женевьева обняла его за шею и поцеловала, жалея о том, что им нельзя побыть в роще еще немного. – Надо вернуться к Кэтрин.
– Да, любимая, идем.
Они вновь поспешили к ручью, где под дубом нашли свою обувь. Тристан помедлил.
– Я так благодарен тебе за этот приезд… – Он усмехнулся и добавил: – Больше, чем за вспышку страсти! Женевьева, это было прекрасно. Я и не подозревал, что такое возможно. – Тристан вздохнул. – Пора домой. Мне не терпится превратить Иденби в богатый город. Я только хотел… уладить здесь все дела. Ни Лизетта, ни мой отец не появляются в доме, но здесь творится что-то странное. На нас с Джоном напали в Лондоне…
– Тристан, что же ты молчал?
Он пожал плечами.
– В то время мне казалось, что тебе все равно, но… – Тристан умолк, засмотревшись в ее фиалковые встревоженные глаза. Он хотел сказать, что напавшие были не просто уличными грабителями, но передумал, боясь встревожить жену. – Пустяки, Женевьева. Все обошлось. Не знаю, почему я вдруг вспомнил об этом. Просто… видишь ли, мне хотелось убедиться в том, что здешние «призраки» – на самом деле существа из плоти и крови. Томас останется в поместье и в конце концов найдет виновных. Жаль только, что я не успел сделать это сам.
Женевьева колебалась, не зная, стоит ли упоминать о тени, которую видела в ночь приезда. С тех пор она не замечала ничего подозрительного и не собиралась говорить Тристану, что верит в существование призраков.
Тристан свистнул, и Пай, который мирно пощипывал травку неподалеку, послушно подбежал к нему. Тристан подсадил Женевьеву в седло и сел у нее за спиной. Прижавшись друг к другу, они направились к дому.
У крыльца дома поводья Пая принял молодой конюх. Тристан и Женевьева рука об руку поспешили в дом. На пороге их встретила Эдвина. Она держала на руках истошно вопящую Кэтрин.
– Слава Богу, вы здесь! – с упреком воскликнула Эдвина. – Женевьева, девочка проголодалась, а она еще вспыльчивее, чем ты!
– Вовсе я не вспыльчивая. – Женевьева взяла дочь на руки, наслаждаясь чистым и легким младенческим запахом. Кэтрин ткнулась носом ей в грудь, нетерпеливо отыскивая сосок. – Я унесу ее наверх, – сказала Женевьева мужу.
Он удовлетворенно улыбнулся.
– Я скоро приду. – Поблагодарив Эдвину за заботу, он вдруг окликнул Женевьеву: – Миледи, сегодня вечером Мэри соберет ваши вещи. Завтра мы возвращаемся ко двору.
Кивнув, Женевьева взбежала по лестнице – Кэтрин уже не скрывала нетерпения. В комнате было тепло, повсюду горели свечи – здесь явно ждали хозяев. На постели кто-то заботливо разложил одежду для малышки. Мэри знала, что Женевьева любит кормить дочь лежа и глядя ей в лицо. Ласково уговаривая Кэтрин потерпеть, молодая женщина обнажила грудь и направилась к постели, но вдруг замерла, заметив в окне удаляющуюся искру.
Она бросилась к окну и нахмурилась. В роще за домом трепетал огонек, высвечивая две тени. Женевьева прижалась к стеклу, чтобы как следует разглядеть их, но Кэтрин закричала, и мать приложила ее к груди, не отрывая взгляда от окна.
Двое неизвестных шептались о чем-то в тени деревьев, и обменивались какими-то предметами – возможно, совершали сделку.
Пораженная Женевьева бросилась к двери, чтобы позвать Тристана, но не решилась. Один из неизвестных вышел из-за деревьев, ведя за собой коня. Он был элегантно одет, на темном бархате рубахи поблескивал золотой медальон. Женевьева не разглядела его лицо, но походка показалась ей знакомой. И в этот момент она узнала коня – гнедого жеребца с белым чулком на передней ноге. Это был жеребец из конюшни ее отца. На нем отправился на битву при Босуорте сэр Гай.
Крик застрял в горле Женевьевы. Что он здесь делает? Надо предупредить мужа… нет, это невозможно. При упоминании о Гае Тристан словно терял рассудок, он мог воспользоваться любым предлогом, чтобы прикончить заклятого врага.
Женевьева прикусила губу. Она считала себя в долгу перед Гаем – он заботился о ней и хранил верность. Рассказать о нем Тристану она не могла. Оставалось только самой встретиться с Гаем и выяснить, что происходит.
Встревоженная, она улеглась на постель. Малышка вскоре заснула, и Женевьева перенесла ее в колыбель. Затем пришла Мэри, чтобы уложить вещи, а позднее в спальне появился Тристан. Женевьева могла бы завести разговор, но в его объятиях забывала обо всем. К худу или к добру, но вскоре говорить о случившемся стало уже поздно.
Как только они вернулись ко двору, Женевьеве представился случай встретиться с Гаем – точнее, он сам нашел ее. В первый же вечер пребывания во дворце король призвал Тристана на встречу с лордом-мэром Лондона. Женевьева позволила Анне, дочери Эдвины, поиграть с Кэтрин. Как объяснили Анне, малышку подарил Женевьеве Тристан, и та серьезно заявила, что непременно попросит его подарить ребенка и Эдвине. Женевьева, рассмеявшись, предложила ей попросить об этом Джона.
Вскоре Мэри увела Анну в спальню Эдвины и отчима. Женевьева стояла над кроваткой дочери, когда распахнулась дверь. Она с улыбкой обернулась, уверенная, что пришел Тристан, но увидела Гая. Он огляделся и захлопнул дверь.
– Женевьева!
– Гай, нам надо поговорить. Что…
– Женевьева!
Он бросился к ней и заключил в объятия. Она пыталась оттолкнуть его и отчаянно отбивалась, боясь, что их застанут вдвоем. Как он отважился явиться сюда? Впрочем, Тристан, давно перестал стеречь ее днем и ночью.
– Гай, прекрати! Если Тристан застанет нас вдвоем, он убьет тебя!
– Он не придет. Сейчас Тристан у короля, меня предупредят, когда встреча закончится. Доверься мне, любимая: я не допущу, чтобы погибло дело всей моей жизни. Женевьева, наше время уже близко! Я все продумал, ему не спастись.
– Гай, прошу, перестань…
– Мы наконец-то будем вместе.
– Гай, ты спятил! Он мой муж, это наш ребенок. Все, что было между нами, давно в прошлом. А теперь объясни мне…
– Неужели ты ничего не понимаешь, дорогая? – Гай печально улыбнулся. Женевьеве вдруг вспомнилось, как она вместе с Акселем и Гаем ездила охотиться, как они смеялись в большом зале замка, еще не зная, сколько в мире страданий и войн. – То, что ты замужем, не важно! Вскоре он умрет. И когда его голова скатится с плахи, Тристан больше не будет стоять между нами!
Женевьева в ужасе отпрянула:
– С плахи?! Этого не будет! Гай, что ты натворил? Отвечай сейчас же. Я все знаю, я видела тебя в Бедфорд-Хите, я…
Он расхохотался:
– Все дело в бумагах, Женевьева! Да благословит Бог наследников Плантагенетов! Эдуард, Ричард, Генрих… и снова Эдуард и Ричард… Эти имена повторяются из поколения в поколение!
– Гай, о чем ты говоришь?
– О заговоре, Женевьева! – воодушевленно откликнулся он. – Нанять соглядатая было проще простого! Он на редкость умен. Его брат погиб от руки Тристана после резни в Бедфорд-Хите. Охотно взяв мои деньги, этот человек стал «призраком» Бедфорд-Хита. Поскольку он служил на кухне, то легко получил доступ в дом. И представь себе, теперь у меня в руках вся переписка десятка наследников Плантагенетов! Адресованная эрлу Бедфорд-Хита и подписанная эрлом Уориком и другими! Женевьева, ты понимаешь, в чем дело? Это неслыханная удача. Мне достались письма давних времен, когда королем еще был Эдуард, но они выглядят так, словно эрл Бедфорд-Хита, благородный Тристан де ла Тер, замышляет заговор против короля! Как только я найду способ подбросить эти письма королю, с Тристаном будет покончено, а ты станешь свободной. И король отдаст мне Иденби – вместе с тобой. – Он снова обнял Женевьеву в порыве безумной радости.
– Гай, остановись! Послушай меня внимательно. Ничего подобного ты не сделаешь! Это безумие! – Женевьева задрожала. Генриху известно, что Тристан предан ему всей душой… или он все-таки под подозрением?
Ее бросало то в жар, то в холод. Она должна остановить Гая. Генрих, несомненно, благоволит к Тристану, однако он опасается заговоров, а еще больше – появления новых претендентов на престол. Он не захочет устраивать кровопролитие, но ему придется проявить твердость. Поверив в то, что Тристан восстал против него, король будет безжалостен.
– Женевьева, я люблю тебя давно и буду любить всю жизнь. Ты должна стать моей. И будешь моей! Я отомщу за твоего отца и Акселя, за твою погубленную честь, сотру с твоего имени клеймо позора!
– Гай! – Она удивленно смотрела на него, не зная, спятил он или без памяти влюблен. В своем желании отомстить за нее Гай выглядел трогательно. – Прошу, не мсти за меня! Даже не пытайся. Послушай. Ты мой друг, и самый близкий. Мне не хотелось бы причинять тебе боль, но я не люблю тебя. Неужели ты не понимаешь, он мой муж, я люблю его и хочу только…
– Женевьева! – Он схватил ее за плечи и встряхнул, с невыразимой нежностью заглядывая ей в глаза и словно пытаясь образумить. – Я знаю, чего ты боишься, и не виню тебя. Бедная моя, скоро все уладится. Клянусь тебе, я позабочусь обо всем.
– Не надо, Гай!
Он впился в ее губы. Женевьева вырвалась, но Гай уже разжал объятия и метнулся к двери.
– Скоро, любимая, уже скоро! – поклялся он и закрыл за собой дверь.
– Постой! – Женевьева выбежала в коридор, но Гай уже скрылся из виду. В комнате заплакал ребенок. Она вернулась, взяла Кэтрин на руки и начала убаюкивать. Наконец Кэтрин задремала. Охваченная страхом, Женевьева ходила по комнате.
Что же делать? Рассказать обо всем Тристану? Но тогда погибнет Гай, и его смерть ляжет тяжким грузом на ее совесть. Ничего не предпринимать? Позволить Гаю подбросить письма королю и навлечь подозрения на Тристана? А если… если Генрих отправит Тристана в Тауэр? У Тристана, как и у всех влиятельных людей, найдутся враги. И возможно, эти враги напомнят Генриху, что когда-то Тристан де ла Тер был сторонником Йорков.
Застонав от ужаса, она опустилась на пол. Внезапно ее осенило: письма находятся у Гая! Женевьева видела, как соглядатай передал их ему, как Гай увез их из Бедфорд-Хита. Но куда? В Лондон? В свои покои во дворце? Если обыскать их, можно найти бумаги и уничтожить! Гай ничего не сможет доказать, а Тристан никогда не узнает, какая опасность ему грозила!
Она понимала, что ее решение более чем опрометчиво, но, охваченная отчаянием, выбежала из комнаты, нашла Мэри и велела ей остаться с Кэтрин. Убедившись, что малышка под присмотром Женевьева побежала по коридорам, но вдруг поняла, что не знает, куда идти. Наконец она спросила у стражника, где покои сэра Гая, и тот указал ей дорогу. Женевьева молилась о том, чтобы Гая не оказалось дома и ей никто не помешал. Прежде чем войти в комнату, она огляделась.
Закрыв за собой дверь, Женевьева снова огляделась. В чисто убранной комнате было холодно. Здесь стояло несколько сундуков, кровать и письменный стол с горящей свечой. Женевьева замерла: Гай мог вернуться в любую минуту.
Обыскав стол, она ничего не нашла. С досадой молодая женщина бросилась к первому сундуку, но там были только перчатки, кожаные куртки и чулки. Быстро роясь в других сундуках, она расшвыривала одежду. Коснувшись дна сундука, Женевьева нащупала замок второго дна, надавила на него и вытащила из тайника свернутые и перевязанные лентой письма. Развязав ленту, она быстро просмотрела бумаги и похолодела. Это и вправду были письма, адресованные эрлу Бедфорд-Хита из стана Йорков; в них его просили о помощи В то время отец Тристана готовился к участию в сражении при Тьюксберри. Тристан не имел к письмам никакого отношения, но мог поплатиться за них головой.
В коридоре послышались шаги. Быстро сунув письма под платье, Женевьева захлопнула крышку сундука и выбежала в коридор. Пламя свечей, укрепленных в шандалах по, стенам коридора, трепетало. Тень Женевьевы на стене казалась огромной, эхо ее шагов гулко разносилось по коридору.
– Стой!
Ее охватила паника: она была уверена, что вернулся Гай. Поймав ее, он отберет письма невозможно, сразу отнесет их королю! Женевьева снова бросилась бежать.
– Стой! Именем короля!
Поняв, что это не Гай, а стражник, Женевьева вздохнула и обернулась. Стражник с разбегу налетел на нее, и она упала на холодный каменный пол. От удара головой об стену у нее потемнело в глазах.
– Миледи…
Кто-то бросился ей на помощь, кто-то спрашивал, почему она убегала, Женевьева попыталась подняться, но тут письма вывалились на пол. Прежде пустынный коридор вдруг ожил, отовсюду послышались шаги и голоса.
– В чем дело?
Письма начали подбирать.
– Как вы смеете? – воскликнула Женевьева. – Я – графиня Бедфорд-Хит и герцогиня Иденби, вы не имеете права брать мои письма! Я…
– Боже милостивый! Ты только взгляни, Энтони! Это письма предателей!
– Она заговорщица! Сейчас же доложите королю.
– Леди Иденби! Сторонница Йорков! Она давно строила козни против Генриха!
Эти возгласы доносились до нее как сквозь туман. Десять королевских стражников окружили молодую женщину.
– Нет, это не заговор! – крикнула она. – Это…
– Здесь замешан лорд де ла Тер! – воскликнул кто-то. Подошел еще один мужчин и взглянул на письма. Женевьева узнала сэра Невилла – члена могущественного и многочисленного клана, рвущегося к власти. Он состоял в родстве с королевской семьей.
– Сэр… – начала она, но он оборвал ее.
– Мадам, я обвиняю вас в государственной измене. Отведите ее в Тауэр. А я немедленно извещу обо всем лорда де ла Тера.
Сэр Невилл пошел прочь, Женевьеву поставили на ноги. Она попыталась высвободиться.
– Я пойду сама! Не прикасайтесь ко мне!
Сердце ее неистово колотилось, ноги подкашивались. Тауэр… узников из Тауэра обычно отправляют на плаху… А сэр Невилл ушел за Тристаном. И унес письма. Теперь Тристану предъявят обвинения и…
Кэтрин! Наверное, она уже проснулась, плачет и ждет мать. Девочка голодна… Господи, если бы это было страшным сном! Что станет с ее малышкой, если они с Тристаном окажутся в Тауэре?
Женевьева пошатнулась. Один из стражников подхватил ее за локоть, но она отдернула руку и высоко подняла голову.
– Вы не могли бы… Не могли бы найти леди Эдвину, жену Джона, и поручить ее заботам мою дочь?
– Слушаюсь, миледи! – Один из стражников поклонился и отошел. По бесконечным коридорам Женевьеву вывели к черному ходу и Темзе. У причала ждала барка.
Женевьева услышала плеск воды о борта лодки, запрокинула голову и увидела небо, усеянное мириадами звезд. В вышине сияла полная луна. Смотреть на нее было легче, чем на воду. Весла опустили. Барка двинулась. Женевьева старалась ни о чем не думать, не упрекать себя, но не могла совладать со страхом. Что она натворила! Ей следовало сразу уничтожить письма! А теперь Тристана казнят… или Гай погибнет, а Тристана обвинят в убийстве. Тристан. Где он сейчас?
Тристан с холодным бешенством уставился на сэра Невилла, не сказав ни слова в свою защиту. Невилл застал Тристана у короля в тот момент, когда оба потягивали прекрасное бордо, уютно устроившись у камина.
– Как видите, ваше величество, – продолжал Невилл, обращаясь к Генриху, перед которым была разложена заготовленная для Иденби хартия, – эти письма – неопровержимое доказательство тому…
– Что мой отец и прочие родственники сражались за короля Эдуарда в битве при Тьюксберри, – пренебрежительно перебил его Тристан. Он указал королю письма. – Взгляните! Сейчас эрлу Уорику десять лет, а это почерк взрослого человека!
– Вздор! – фыркнул Невилл. – Письмо было написано под его диктовку!
– Ваше величество, если пожелаете проверить архивы, вы убедитесь, что это почерк Эдуарда Третьего.
Генрих оттолкнул письма и посмотрел на Невилла.
– Мне незачем рыться в ветхих бумагах, я повидал их слишком много. Это почерк Эдуарда. Пергамент старый, уже пожелтевший, только слепой может решить, что письма написаны недавно. Сэр Невилл, откуда они у вас?
– Их нашли у герцогини Иденби, ваше величество. У жены лорда де ла Тера, сторонницы Йорков.
Тристан похолодел. Женевьева! Гнев застилал ему глаза, Женевьева приехала в Бедфорд-Хит, соблазнила его, нашептывала ему слова любви. Он уступил, это было уже не раз, попал в ее ловушку, стал жертвой ее чар… и очутился в аду.