Текст книги "Среди роз"
Автор книги: Шеннон Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Глава 11
Женевьева просыпалась медленно, испытывая смутное неудобство. Огонь в камине погас, в комнате стало холодно. Утро уже наступило, в узкое окно заглянуло солнце.
Слезы навернулись ей на глаза, когда она вспомнила минувшую ночь. Спрятав голову под подушку, Женевьева съежилась. Она хотела сохранить тепло, снова заснуть и мечтала, чтобы Тристан де ла Тер никогда больше не появлялся в ее жизни. При мысли о нем тело Женевьевы воспламенялось, и она задыхалась от стыда. Когда Тристан ушел, она дала волю долго сдерживаемым слезам. Только бы не разрыдаться перед ним… Только бы не сломаться… Но ее воля уже была сломлена.
Закрыв глаза, она прикусила нижнюю губу и дала себе слово, что больше такого не допустит. Вчера ночью была проиграна одна битва, а не вся война. Да, сила на его стороне, но у нее есть свое оружие. Даже если Тристан заставил ее подчиниться, ему не дождаться ни ласк, ни смирения. Тело всего-навсего оболочка. Женевьева задумалась. Ей не хотелось признавать свое поражение. Она не собиралась обвинять или жалеть себя.
Комнату залил яркий солнечный свет. Женевьева решила встать, но тут почувствовала, что тело не повинуется ей так, как прежде.
– Грязный ублюдок! – яростно воскликнула она, понимая, что вот-вот вновь разразится слезами. Женевьева обхватила руками колени и вдруг поняла, что лгала, предлагая Тристану убить ее, отправить в Тауэр или на плаху. Нет, на самом деле она не хотела умирать. Женевьева ненавидела, презирала его за то, что случилось вчера ночью. И еще больше за то, что он заставил ее почувствовать… И все-таки это лучше, чем смерть. Лучше, чем ожидание казни.
Она пошла по холодному полу к сундуку и быстро открыла его, предполагая, что вещей в нем не окажется. Однако вся ее одежда была на месте. Накинув халат, она нахмурилась. Было уже позднее утро, а в комнату до сих пор никто не входил. Робкая надежда снова проснулась в ее душе. Женевьева побежала проверить, заперта ли дверь.
Разочарованная, она отступила, стараясь забыть о том, что оказалась пленницей в собственном доме. В приливе решимости Женевьева поклялась сбежать отсюда. Корона Англии – заманчивая добыча. В стане Йорков найдутся люди, более достойные ее, чем Генрих Тюдор! Они поднимут восстание – ведь и он восстал против Ричарда. И братоубийственная война продолжится. Правда, погибнет еще много благородных людей.
Обдумав это еще раз, Женевьева вздохнула. Для Англии будет лучше, если войны прекратятся. А вдруг Генрих Тюдор окажется опытным и мудрым правителем и сумеет примирить враждующие стороны? Уж пусть лучше народ объединится и направит усилия на процветание страны.
Горькая улыбка скользнула по губам Женевьевы. Мир – это благо, но она не могла желать его душой и сердцем, оказавшись узницей в собственном замке. Воспоминания минувшей ночи были еще слишком свежи, Женевьева еще чувствовала запах Тристана, вспоминала каждую мучительную минуту. «Нет, пленницей я не останусь, – думала она. – Ни за что…»
У нее не было никаких планов, только убежденность в своей правоте, и Женевьева отчаянно цеплялась за это. Необходимо вспомнить, кто она такая, собрать остатки гордости и чести.
Подойдя к двери, она постучала, всей душой желая вымыться. Собственное тело, оскверненное руками Тристана, было противно ей. Но на стук никто не отозвался, хотя в коридоре наверняка были люди. Женевьева озадаченно нахмурилась. Внезапно ее взгляд упал на постель, на сорванный гобелен… Она выругалась, забыв про обещание хранить сдержанность и оставаться гордой, в порыве гнева сорвала простыни с постели и швырнула на пол.
Наконец буря миновала, и Женевьева затихла. Стиснув зубы, она велела себе подавить гнев. Иначе не вернуть спокойствия и терпения, а без них не обойтись, когда ищешь путь к спасению. Если удастся убедить его, что случившееся ничуть ее не задело, она спасена.
Женевьева вздрогнула. Кто поможет ей, если она вновь решится бросить ему вызов? Тристан проявил снисходительность – снисходительность завоевателя! – и столкнулся с предательством. Вспомнив о темных глубинах его глаз и жажде мести, Женевьева поняла, что он вряд ли когда-нибудь поверит ей… Услышав смех и голоса в коридоре, она метнулась к двери и закричала, чтобы ее выпустили. Однако шаги утихли. Пораженная Женевьева нахмурилась. Это ее замок, ее слуги! Этих людей освободил отец! Увы, Тристан дал ей ясно понять, что она уже не хозяйка в замке.
Наверное, он догадывается, как она мечтает вымыться! Тристан нарочно заставил ее страдать, мучиться и теряться в догадках. Подумав, Женевьева снова подошла к двери и громко закричала:
– Пожар!
Дверь открылась так быстро, что Женевьева догадалась: стражник все время стоял за ней. Она опрометью выскочила в коридор и успела добежать до лестницы.
Большой зал был пуст; из кабинета доносились голоса. Увидев вышедшего из кухни Грисвальда, Женевьева вскрикнула от радости и крепко обняла его.
– Леди, вы живы! И вы здесь! А я слышал…
Грисвальд не успел закончить: по лестнице сбежал стражник, из кабинета вылетели Тристан и Джон. Стражник смущенно потупился под укоризненным взглядом Тристана. Старый Грисвальд скрылся на кухне. Тристан обратился к стражнику:
– Что все это значит?
– Милорд Тристан, леди закричала… я услышал слово «пожар» и бросился в комнату, а она…
– Если вновь услышишь такой же крик, Питер, не обращай внимания – пусть она сгорит заживо. Ясно?
Питер опустил глаза, а Женевьева пришла в ярость, поняв, что Тристана ничем не проймешь. Взглянув на Женевьеву, он насмешливо поклонился и жестом приказал увести ее.
Она сделала вид, что ничего не заметила. Она не могла признаться даже себе, как жаждет ощутить прохладное прикосновение ветра к щекам. Женевьева направилась к очагу, где приветливо горел огонь, и встала к нему лицом. Надо вновь обрести смелость – или по крайней мере выказать ее. Потерев рука об руку, она холодно заговорила:
– Прошу прощения, если отвлекла вас от грабежей и подсчетов награбленного, милорд Тристан, но меня мучила жажда и желание вымыться.
– Женевьева! – Это слово прозвучало как приказ. Она невольно затрепетала. Если бы удалось добраться до двери!
Тристан раздраженно повторил ее имя, но она не шелохнулась. Выругавшись, он направился к ней.
– Тристан!.. – воскликнул Джон, но остановить его было невозможно. Чувствуя, как он приближается, Женевьева не выдержала и обернулась.
Он взял ее за плечи. Вздернув подбородок, она в упор посмотрела на него и была награждена мрачным, холодным взглядом. От этого взгляда она внутренне содрогнулась.
– Вы пойдете сами, или?..
– Отдавайте приказы своим слугам, лорд Тристан, а я не служанка. Пока сила, преимущества и победа на вашей стороне – но только до поры до времени. Я никогда не сдамся. Можете мстить мне как угодно. Я не отступлю ни на дюйм!
Долгую минуту он смотрел на нее со странным выражением лица – Женевьева так и не поняла, что оно означало: уважение, насмешку или ярость. В какой-то миг она решила, что Тристан задумал нечто ужасное, но ошиблась.
– Да будет так. – Он бесцеремонно перекинул ее через плечо. Женевьева повела себя совсем не так, как подобало даме: униженная и оскорбленная, она выкрикивала проклятия, отбивалась ногами и руками. Но Тристан со стоическим спокойствием направился к лестнице, на ходу бросив Джону:
– Прошу меня простить… я сейчас вернусь. Нет, подожди. Мы встретимся… скажем, через час.
Женевьева не слышала, ответил ли Джон. Паника охватила ее, она вдруг поняла, что бороться бесполезно. Да, ей удастся стать для него извечным источником раздражения, но какой ценой?
– Нет! – выкрикнула Женевьева, молотя кулаками по плечам Тристана и пытаясь высвободиться. – Нет, храбрый победитель! Не отвлекайтесь от грабежей ради презренной пленницы!
В его темных глазах блеснул дьявольский огонь.
– Ничего, с грабежами можно подождать. – Он скривил губы в усмешке, ясно давая понять, что выходка Женевьевы не останется безнаказанной.
– Я пойду сама! – задыхаясь закричала она и, к своему удивлению, заметила, что коридор начинает наполняться людьми – воинами Тристана, слугами и даже ее близкими. Среди них стояла смертельно бледная Эдвина, прижав ладонь к сердцу. И Темкин, дорогой Темкин ждал возле лестницы…
Они явно были в ужасе, но не осмеливались вмешаться. А Женевьева невольно втягивала их в борьбу. Нет, она не допустит, чтобы они пострадали из-за нее!
– Я пойду сама, – яростным шепотом повторила она, но было уже поздно. Не обращая внимания на молчаливую толпу, Тристан пошел вверх по лестнице, кивнув Эдвине и Темкину.
Эдвина что-то проговорила, но Тристан не остановился, и она схватила его за руку.
– Тристан, прошу вас, позвольте мне поговорить с ней! – От этих слов растаяло бы даже каменное сердце, но только не его. Он вежливо, но твердо отклонил просьбу.
– Нет, Эдвина. В другой раз.
– Тристан, даже пленникам Тауэра позволяют повидаться с близкими! – продолжала Эдвина. Женевьева обернулась, изумленная ее тоном и фамильярностью обращения к нему. Судя по всему, тетка смирилась с победой Ланкастеров.
– Нет, леди, иначе эта фурия лишит вас покоя. Она втянет вас в заговор, а этого я не допущу. Со временем, возможно, я удовлетворю вашу просьбу.
Догадавшись, что тетка готова разрыдаться, Женевьева крикнула:
– Ради Бога, Эдвина, не унижайся! Не надо умолять о пощаде грабителей и убийц!
Она извивалась, пытаясь взглянуть на тетку. Руки Тристана сжались, и Женевьева поняла, что пробудила в нем ярость. И все-таки он держался вежливо с Эдвиной. Женевьева горько пожалела о том, что тетка так легко смирилась со своей участью.
Эдвина молча отступила. Женевьеве все же удалось поднять голову и посмотреть на нее. Тетка была очень бледна, ее лицо исказилось от боли, в глазах светилась мольба. Но Женевьева не вняла ей.
Тристан пинком распахнул дверь спальни и бросил ее на постель. Быстро приподнявшись на локтях, она приготовилась отразить нападение. Но на нее никто не собирался нападать. Тристан подбоченился и расставил ноги.
– Впредь не вздумайте поднимать ложную тревогу, миледи. Неужели вы никогда не читали басни Эзопа? Даже если здесь и вспыхнет пожар, никто не придет к вам на помощь – потому что не поверит.
– Если вы прикажете своим людям исполнять мои просьбы, мне не придется прибегать к уловкам.
– Мадам, со временем так и будет. Я был занят, иначе пришел бы сам.
– Вы мне не нужны. Я звала слуг!
– Не бойтесь, вам не дадут умереть с голоду.
– Эдвина сказала правду, благородный лорд, – с безмерным презрением процедила Женевьева. – Даже в Тауэре узников кормят и позволяют встречаться с родными!
– Но вы не в Тауэре, леди Женевьева.
– Уж лучше бы я попала туда! Я вправе…
– У вас нет прав. Ровным счетом никаких, леди. Вы лишились их в ту ночь, когда пытались убить меня.
Женевьеве показалось, будто стены просторной комнаты сдвигаются вокруг нее. В присутствии Тристана спальня казалась тесной.
– Не понимаю, почему вы отказываете мне в таких простых вещах, как горячая вода и помощь слуг…
– Вам ни в чем не отказывают. Просто вы здесь больше не хозяйка: это мои слуги, а не ваши. И когда я сочту нужным…
Женевьева поняла, что рядом с этим человеком ей не удастся сохранить самообладание. Она схватила подушку и запустила ею в Тристана, громко и хрипло выругавшись.
Он поймал подушку на лету и помедлил, очевидно, набираясь терпения, а затем повел бровью, давая понять, что она совершила глупость. Женевьева была готова признать это, но от его взгляда ее охватила тревога.
Внезапно заметив на полу простыни, Тристан посмотрел на нее и издевательски усмехнулся:
– Вы слишком строптивы.
Женевьева отвернулась, чувствуя себя побежденной и беспомощной. В этот миг ей хотелось лишь одного: чтобы он ушел.
– Я больше не буду обманывать стражников, – пообещала она. – Идите и управляйте своим поместьем.
Тристан сухо рассмеялся:
– Украденным поместьем?
– Да, и это невозможно отрицать! – крикнула Женевьева, недоумевая, зачем вообще отвечает ему.
– Вам не о чем беспокоиться, леди. Вы переполошили весь замок и добились своего. Да, вами пренебрегли, вам отказали в необходимом. Но теперь я здесь и исправлю это упущение. – Подойдя к двери, Тристан приказал стражнику принести еду. – И воды – да, миледи? Чан горячей воды?
Женевьева яростно покачала головой. Она хотела только одного – чтобы Тристан убрался отсюда.
– Но вы же требовали воду! По крайней мере мне так послышалось. Вы просили ее? Питер, прикажи, чтобы сюда немедленно принесли чан с горячей водой.
Он закрыл дверь и прислонился к ней. Женевьева спиной чувствовала, что Тристан не сводит с нее холодного, безжалостного взгляда.
Горячий трепет охватил ее. Когда Тристан держал ее в объятиях, его взгляд был совсем другим. Но это еще ничего не значит. И ее сопротивление ничуть не задело его.
– А вот и слуги. – Он открыл дверь, услышав негромкий стук. Женевьева не обернулась. Она сидела неподвижно, слушая, как юноши вносят тяжелый чан и наполняют его водой из ведер. Какая-то женщина тихо обратилась к Тристану – судя по голосу, это была Эдди из кухни. Наконец шаги смолкли, тяжелая дверь закрылась, засов опустился на место. Где же Тристан?
Женевьева обернулась и увидела, что он стоит на прежнем месте. Поставив ногу на крышку сундука, Тристан не сводил с нее глаз. На туалетном столике стоял поднос с едой, над водой поднимался пар.
– Вы требовали чан, миледи.
Он насмехался над ней, наслаждаясь ее замешательством. Заставив себя улыбнуться, она саркастически отозвалась:
– Да. Никогда в жизни не чувствовала себя такой грязной. – Женевьева опустила глаза и чуть вздрогнула, понимая, как глупо сердить Тристана. Но он лишь покачивал головой, словно сочувствуя ей.
– Что ж, миледи, я сейчас же помогу вам.
Женевьева нахмурилась, глядя, как он подошел к туалетному столику и перебрал стоящие на нем флаконы. Наконец Тристан взял один и обернулся к ней с притворной улыбкой.
– Розы! Думаю, аромат роз вас устроит?
Она не ответила, а Тристан подошел к чану вылил в него ароматную жидкость и принюхался.
– Хотел бы я знать, что это за запах – алых роз или белых? А может, это не так уж важно?
Она не шевелилась и не отвечала, настороженно наблюдая за ним. Его улыбка стала шире, и это особенно встревожило Женевьеву. Игривость Тристана пугала ее сильнее, чем его гнев.
– Разве вам не пора вернуться в кабинет? – спросила она, отступая. – Вы же обещали Джону, что вскоре придете.
– Нет, леди, у меня в запасе еще много времени. Я искренне раскаялся, услышав ваши упреки в том, что жестоко обращаюсь с пленниками! И верно: моя пленница буквально тонет в грязи. Каким же надо быть негодяем, чтобы бросить ее в такую минуту?
Он шагнул к ней, обнял за талию, и Женевьева зажмурилась, ощутив его трепет. Напряжение быстро нарастало, угрожая взрывом. Посмотрев в сверкающие глаза Тристана, Женевьева вдруг поняла, что для него она – отнюдь не пленница, а игрушка.
– Не смейте! Я закричу во весь голос! Все в замке узнают, что новый хозяин…
Он расхохотался:
– Само собой, миледи! Услышав такие вопли, все тотчас поймут, что здесь происходит… а кричать вы будете довольно долго. Но время еще не пришло…
– Ненавижу вас! Пустите! – Она увидела, как улыбка сбежала с его лица, оно вновь стало суровым. И Женевьева дрогнула. Разве можно так ненавидеть и вместе с тем испытывать такое… желание? Его она распознала безошибочно: этот жар, возбуждение, дрожь и слабость нельзя иначе истолковать. Только не это!
Тихо вскрикнув, Женевьева высвободилась из объятий Тристана, но поняла, что ей некуда сбежать. Можно было попытаться лишь выиграть время и убедить себя в том, что ей ненавистны эти прикосновения. То, что объятия Тристана возбуждали в ней желание, казалось ей нелепым, неуместным и пугающим.
Он схватил ее за руку и в упор посмотрел на нее.
– Не надо! – воскликнула Женевьева, но Тристан уже притянул ее к себе и, сорвав халат, понес пленницу к чану. – Прошу вас, не надо…
Она погрузилась в ароматную и горячую воду. Тристан подхватил ее волосы и перекинул их через край ванны, чтобы они не намокли. Действуя проворно и уверенно, он освободился от сапог, чулок, туники и прочей одежды и застыл перед ней, невозмутимый и великолепный.
«Красивое животное, – подумала Женевьева. – Молодое сильное тело, состоящее из мускулов, мощное, сметающее все на своем пути»…
Тристан взял мыло и присоединился к ней. Женевьева увидела, как вода переливается через край чана; сердце ее учащенно стучало. Несмотря на весь ужас происходящего, его тело завораживало ее, не позволяло отвести взгляд. Их колени соприкоснулись; чан был слишком тесным для двоих, и потому Женевьева остро ощущала близость Тристана, испытывала то, чего не желала знать… Их обволакивал аромат роз – алых или белых…
Грубая мужская сила Тристана опьяняла ее, его руки творили чудеса, мощь тела возбуждала. От жаркого поцелуя Тристана у Женевьевы закружилась голова. Ее подхватило и понесло в загадочный мир, где ей оставалось только шептать его имя и подчиняться – не мужчине, а ощущениям, древней пляске внутреннего огня и извечному ритму…
Внезапно на его лице сверкнула дьявольская усмешка, от которой он сразу помолодел.
– Леди, я опять забыл о своем долге – помочь вам отмыться!
Она пыталась разрушить чары, вскочить, но их руки и ноги переплелись. Засмеявшись, Тристан взял ее за руки и притянул к себе, коснулся грудью ее высокой и упругой груди. Их глаза встретились, Женевьева не отвела взгляд.
Она была словно загипнотизирована этими полыхающими глазами.
Мучительный холод исчез. Ее окутало тепло, она не видела и не чувствовала ничего, кроме глаз и рук Тристана, а его поцелуй, горячий, как вода в чане, пробудил в ней страсть. Его ласки обжигали тело.
Наконец он поднялся, увлекая Женевьеву за собой и не сводя с нее пристального взгляда. Вода струйками стекала по обнаженным телам. Тристан перенес Женевьеву на постель. Насмешки прекратились, боль ушла – осталась только страсть, глубокая и всепроникающая. Женевьеву захватил вихрь движений Тристана, она впилась ногтями в его плечи и вскрикнула, ощутив первое прикосновение стального копья. Все завершилось восхитительным взрывом, от которого Женевьева окончательно обессилела. Тристан затих, продолжая обнимать ее. Постепенно оба успокаивались.
Придя в себя, Женевьева закричала от ярости, высвободилась, спрыгнула с кровати и набросила халат. Тристан следил за ней насмешливым взглядом. «Он вправе смеяться надо мной, – с горечью подумала Женевьева, – ведь он так легко подчинил меня себе!»
Но он не смеялся, а лишь задумчиво наблюдал за девушкой, пока она не отвернулась. Охваченная отчаянием, Женевьева пошла к камину. Плакать нельзя, даже после того, как он уйдет. А Тристан скоро уйдет. Оденется, вернется к Джону и через несколько секунд забудет о ней, тогда как она…
Так он и сделал. Ею овладел страх: на миг показалось, что Тристан направляется к ней, но он приблизился к чану и плеснул водой себе в лицо. Продолжая исподтишка наблюдать за Женевьевой, он взял полотенце, вытерся и тут заметил, что она дрожит.
– Не забудьте, миледи, что ваш завтрак на подносе, – сказал Тристан. – Поешьте, пока еда не остыла.
– Убирайтесь отсюда!
Он усмехнулся – негромко и горько.
– Ах да! Вы же с ног до головы покрыты грязью! Прошу меня простить, миледи. Но должен признаться, вы постепенно начинаете выполнять свое обещание. – Его голос звучал гневно. Женевьева съежилась, услышав гулкий стук захлопнувшейся двери.
Глава 12
– Чудесный день! – сказал Джон. Он и Тристан шагом ехали по дороге, ведущей из Иденби.
День и вправду выдался славным – такие воспевают в стихах поэты. Высоко в небе сияло солнце, легкий ветерок овевал холмы, луга и поля. Осенние листья окрасились в золотистые, оранжевые и красные тона. Наступило время сбора урожая, обещавшего изобилие. Это чуяли лошади, коровы и овцы, пасущиеся в полях, ощущали кружащиеся в воздухе бабочки и пчелы.
Тристан только хмыкнул. Джон видел, что его друг мрачен. Казалось, на его лицо набежала тень грозовой тучи.
– Не забывай, дружище, – мягко заметил Джон, – что мы – люди доброй воли. Маска тирана нарушает мир и гармонию.
Тристан встрепенулся.
– Да, Джон, день прекрасный. Осень предстала сегодня во всей красе. Все вокруг говорит о величии природы и щедрости Бога. Похоже, земля не подозревает о том, что Ричард убит, а королем стал Генрих. – В голосе Тристана по-прежнему сквозила горечь. Джон, пришпорив коня, поравнялся с другом. – А теперь хмуришься ты, – заметил Тристан.
Джон пожал плечами:
– Я видел тебя всяким, Тристан, – и в ярости, и в муках. Мне известно, как ты умен, добр и милосерден. Я видел, как ты смотрел в глаза смерти, оставаясь прочным, как кремень, и невозмутимым. Но я еще никогда не видел тебя таким встревоженным, разгневанным и угрюмым.
– Таким я стал с тех пор, как Генрих взошел на престол. Страна должна обрести покой.
– И ты тоже.
– Человек обретает покой только после смерти, – возразил Тристан. – Свернем вон туда, где пасутся гуси. – И он пустил коня рысью. Вздохнув, Джон последовал за ним.
Они подъехали к глинобитной хижине, крытой соломой. Навстречу гостям вышли крестьянин-арендатор, седеющий мужчина, трое его сыновей и крупные щенки мастифа. Ответив на поклон хозяина дома, Тристан объяснил, что отныне в Лондоне правит Генрих VII, Тюдор, а он сам, Тристан де ла Тер, стал владельцем этих земель. Однако ничего не изменилось и арендная плата не увеличилась.
Крестьянин слушал его, разинув рот; сыновья почтительно молчали. Наконец один из них заверил Тристана, что они расплатятся вовремя, ибо земля плодородна, а они умеют работать.
– Какая нам разница, кто сидит на троне – Ричард, Генрих, Том или Пит, – продолжал он, глядя на двух могучих рыцарей. – Лишь бы нам не мешали работать в поле!
Из двери хижины выглянула женщина и вышла поздороваться с гостями. Она была дородной и румяной, с узловатыми натруженными руками. Покраснев, она низко присела перед рыцарями, признавая их господами, и объяснила, что ее зовут Мэг, а мужа Сетом. Женщина спросила, не хотят ли благородные господа выпить эля и отведать жаркого.
– У меня больше ничего нет, но я предлагаю вам угощение от чистого сердца, милорды.
– Мама отлично готовит, – вставил один из сыновей. Тристан и Джон переглянулись.
– Искренне благодарю вас и принимаю ваше приглашение. – Тристан кивнул Джону, и они спешились;
– А я присмотрю за этими красавцами, сэр. – Парень с восхищением взглянул на лошадей.
– Конечно, – ответил Тристан. – Как тебя зовут?
– Мы назвали его в честь святого Матфея – Мэтью, – ответила Мэг.
– Ладно, Мэтью, бери поводья. Вижу, ты любишь лошадей.
Парнишка кивнул, а Мэг опять зарделась, гордясь сыном. Взволнованная, она поспешила в хижину. Входя, Тристан пригнулся. В своем пурпурном плаще и начищенных сапогах он казался здесь человеком из другого мира, однако сам чувствовал себя как дома, и хозяйка быстро освоилась в его присутствии. Джон радовался: Тристан вновь помолодел, обрел способность смеяться и болтать, чего не случались со времен осады Иденби.
Эль и жаркое им подали на грубо сколоченном столе, стоящем перед очагом. Сыновья крестьянина остались во дворе, сам крестьянин не посмел сесть, а Мэг хлопотала вокруг гостей, болтая без умолку – она рассказывала, каков нынче урожай, о соседях, а потом вдруг пробормотала:
– Жаль только нашего долгого лорда Эдгара. Какой был прекрасный человек! Он погиб в бою… – Ее муж задрожал, Мэг, поняв, что натворила, пролила эль на стол. Тристан взял ее за руку:
– Смерть храброго человека в бою надо оплакать, мистрис. А лорду Эдгару было не занимать храбрости. Не смущайтесь. Вы не сказали ничего плохого.
Мэг и ее муж с облегчением переглянулись. Женщина вытерла пролитый эль и вернулась к очагу, где кипел котел. Прислуживая, она то и дело поглядывала на Тристана. Наконец любопытство возобладало над страхом, и Мэг спросила:
– А леди Женевьева… как она?
– У нее все хорошо, – ответил Тристан.
Но непринужденность исчезла. Быстро покончив с трапезой, гости собрались в путь, и Тристан вежливо поблагодарил Мэг. Они вышли из хижины, и Тристан предложил Мэтью работу конюха в замке. Паренек вспыхнул от радости.
– Я приду, милорд, обязательно приду!
– Сет, ты слышал? – в восторге шепнула Мэг.
– Еще бы! – Сет приблизился к Тристану, который садился в седло. – Да благословит вас Бог, милорд!
– Парень знает толк в лошадях. Он станет хорошим конюхом. – Тристан взмахнул рукой в перчатке и пустил коня быстрой рысью. Джон последовал за ним.
– Ты осчастливил беднягу! Избавил его от тяжелого труда, от нищенской жизни, от…
– Джон! Что ты говоришь? Эти люди гордятся тем, что честно зарабатывают свой хлеб. Я не сделал ничего особенного.
– Ты вправе рассчитывать на преданность, лорд Тристан. Вчера ты взял в горничные для миледи дочку вдовы, сегодня – назначил деревенского парня конюхом…
– В любом поместье нужны работники, Джон.
– Да, но все-таки ты облагодетельствовал этих людей.
– Не в этом дело, Джон: многие слуги старого Эдгара погибли в бою. Чтобы проявлять великодушие, не обязательно быть великодушным.
Тристан осекся и замолчал. Осенний день вдруг утратил свою красоту: оба путника вспомнили убийство в Бедфорд-Хите. Тристан дорого поплатился за службу у Ричарда и за свою попытку выяснить, что случилось с принцами.
«Он лишился всего, и тут уж ничего не поделаешь», – думал Джон. Мягкий ветер сменился резким и холодным. Джон вздрогнул, вспомнив и о том, что леди Женевьева нанесла удар уже раненому противнику.
– Забудем об этом, – мрачно пробормотал Тристан, пришпоривая пегого жеребца и вырываясь вперед. Встревоженный Джон последовал за ним, размышляя, как быть: продолжить разговор или замолчать. Возможно, со временем гнев Тристана утихнет. Джон от души надеялся на это, зная, что время исцеляет. Ричард III мертв, Генрих занял престол Англии. Иденби и даже Женевьева достались Тристану. Он отомстил сполна. И близок час, когда Тристан вновь научится смеяться. Но Джона беспокоило то, что даже в самые трудные времена Тристан не был столь мрачным и угрюмым.
Поднявшись на утес, откуда открывался вид на замок, Тристан придержал жеребца. Стены замка уже приводили в порядок, кузницы работали, крестьяне собирали урожай. Раны Иденби затягивались. Исцелиться оставалось только новому хозяину владений.
– …Тридцать восемь, тридцать девять, сорок.
Сорок. От двери спальни до противоположной стены было ровно сорок шагов. Сколько раз Женевьева пересчитывала их? Сколько еще раз ей придется проделать этот путь, прежде чем она окончательно лишится рассудка?
Она вернулась к камину и подержала над огнем озябшие ладони. В комнате было прохладно. Солнце уже не согревало толстых каменных стен. Женевьева решила, что уже сошла с ума – ведь сейчас она обрадовалась бы даже приходу Тристана.
Но он не появлялся в спальне уже три дня. По утрам слуги убирали в комнате, приносили воду и еду и тут же уходили. Каждый вечер один из стражников стучал в дверь и вносил поднос с ужином. Все три дня Женевьева провела в одиночестве.
Откуда-то снизу, со двора, послышался шум. Она бросилась к окну, шелестя шелковой юбкой. Выглянув, она увидела Джона и Тристана, вернувшихся из какой-то поездки. Тристан сидел верхом на своем рослом пегом жеребце. Конюхи бросились к нему, чтобы принять поводья. Мужчины спешились.
Женевьева вдруг попятилась, заметив, что Тристан смотрит на ее окно. Тристан не видел ее – окно было слишком узким, но ее поразило мрачное, даже угрюмое выражение его лица.
Оно испугало ее. Она поняла, что Тристан не забыл про нее и ничуть не смягчился. Женевьева покачала толовой, признавшись себе, что более импозантного мужчины еще не встречала. Высокий, сильный, привлекательный и загадочный, он казался к тому же воплощением благородства.
– Нет, это сущий дьявол! – выдохнула она, зная, что Тристан не только красив, но и безжалостен.
– Джон! Тристан!
Услышав детский крик, Женевьева замерла. Анна! Девчушка выбежала во двор, придерживая клетчатую юбку. Джон со смехом подхватил ее на руки, и Женевьева с изумлением увидела, как Анна улыбнулась Тристану. Тот засмеялся, забрал девочку у Джона и посадил к себе на плечи, чтобы малышка могла погладить огромного пегого жеребца. Анна залилась счастливым смехом и гордо огляделась.
– О Анна! Даже ты предала меня! – воскликнула Женевьева, но тут же одернула себя: ей следовало бы порадоваться тому, что Анна живет как маленькая леди. Ведь так когда-то жила и она сама. Ее вновь охватил озноб, и она отошла от окна.
Но что же будет дальше – когда Эдвина надоест Джону, а Тристан пресытится местью? Может, всех их вышвырнут отсюда?
Услышав, что подняли засов, Женевьева обернулась. Ее сердце неистово заколотилось. Нет, это не Тристан. Он наверняка еще во дворе, да и не успел бы так быстро подняться в башню! В дверь постучали.
Тристан никогда не стучал! Он входил в спальню, когда вздумается.
– Войдите! – отозвалась Женевьева.
Вошла молоденькая девушка с огромными карими бархатистыми глазами, пышной грудью и округлыми бедрами. Она уставилась на Женевьеву, а затем, вспомнив о хороших манерах, присела.
– Миледи, меня зовут Тэсс, я ваша горничная. Я буду убирать в комнате и приносить то, что понадобится.
– Тэсс? Как… мило…
Похоже, служанка и вправду так думала – в отличие от Женевьевы. А где же Мэри? Милая Мэри, по которой она так скучала? Женевьева вдруг пожалела, что ей нечем заняться – у нее не было здесь ни вышивания, ни книг. Она подошла к камину и стояла перед ним, пока Тэсс ходила по комнате, наводя порядок и поминутно вздыхая.
Наконец любопытство победило, и Женевьева оглянулась. С мечтательным, выражением лица Тэсс водила ладонью по покрывалу. Почувствовав, что Женевьева смотрит на нее, девушка смущенно улыбнулась. Казалось, ей нравилось быть горничной госпожи, но вместе с тем она сознавала, что положение ее госпожи более чем непрочное.
– Так, значит, вот где он спит! – вздохнула Тэсс.
– Кто? – Женевьева подняла брови.
– Лорд Тристан.
Женевьева ощутила мучительную боль в висках, но принудила себя улыбнуться. О Господи! Только этого не хватало! Эта маленькая вертихвостка влюблена в Тристана де ла Тера! Откуда она взялась? Скорее всего ее прислал Тристан… Где он провел эти три дня? Решил оставить ее в покое или нашел себе другое развлечение?
Женевьева стиснула кулаки.
– Тэсс, по-моему, в комнате уже все в порядке.
– Но мне велено прислуживать вам…
– Я хочу остаться одна.
Горничная нехотя двинулась к двери.
– А я-то думала, – пробормотала Тэсс, – что она мне обрадуется!
Дверь громко хлопнула, и Женевьеву охватило желание чем-нибудь запустить в нее. Поднос с нетронутым завтраком ждал на столе. Она поспешила к нему, мечтая швырнуть весь поднос через комнату, но тут заметила на нем полную бутылку бордо. Вино должно ей помочь.
