Текст книги "Среди роз"
Автор книги: Шеннон Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
– Ненавижу тебя – и Эдвину, и Джона, и Томаса! Вы не имели права, вы…
Она вдруг осеклась – ей в спину будто вонзили нож, Женевьева ахнула и затихла, чувствуя, как на пол льется вода. Ребенок!.. Все уставились на нее. Она была точно в тумане.
– Тристан! – Женевьева судорожно вцепилась в его руку. Он поддержал ее, прежде чем она потеряла сознание.
– Боже мой! – пробормотал епископ. – Еще немного – и было бы слишком поздно!
Глава 22
– Успокойся, Женевьева, – говорила Эдвина. – Чтобы ребенок появился на свет, нужно время!
Она осторожно вытирала мокрый от пота лоб племянницы, глядя в потемневшие от боли фиалковые глаза. Женевьева напрасно испугалась: она не родила в часовне, на глазах у епископа. После церемонии прошло уже несколько часов. Тристан перенес ее сюда, в самую теплую комнату дома, и уложил в постель. Он сидел рядом, застыв от напряжения, стиснув зубы и держа ее за руку. Рядом с ним Женевьеве было спокойнее. Ей хотелось обнять его.
В комнате появилась стройная седовласая решительная женщина. Епископ назвал ее Кэти. Она велела мужчинам, в том числе и Тристану, выйти из комнаты, застелила постель грубыми простынями и, надев на Женевьеву свободную рубашку, сказала, что она была первенцем в семье, где родилось двенадцать детей, поэтому привыкла принимать роды. Дрожащая Женевьева с мольбой посмотрела на нее:
– А он… не умрет? – Она облизнула пересохшие губы. – Малыш должен был родиться через месяц…
– Только Богу известно, что ждет каждого из нас, миледи. Но у вас нет никаких оснований считать, что вы потеряете малыша.
Прошло несколько часов – или дней? Ей хотелось забыть обо всем и громко закричать – схватки шли одна за другой, – но она только стонала. Помогать пришли и две горничные, поэтому Женевьева старалась держаться с достоинством. Однако нож по-прежнему врезался в ее спину. Чтобы не кричать, она стискивала зубы и задерживала дыхание.
– Больше я никогда, никогда не решусь на такое! Подумать только – мы, женщины, по своей воле соглашаемся терпеть подобные муки! Эдвина, как же ты снова вышла замуж, уже пройдя через этот ад? Как можешь спать с мужчиной, зная, чем это кончится?
Эдвина рассмеялась:
– Женевьева, ты все выдержишь и забудешь.
– Миледи, вам станет легче, если вы не будете сдерживаться. У вас все хорошо. Скоро появится ребенок, – заверила ее Кэти.
Женевьева с надеждой взглянула на нее, но тут началась очередная схватка, немилосердно скрутила ее, и она, вцепившись в простыню, подавила крик и слезы.
– Миледи, а теперь тужьтесь изо всех сил! – скомандовала Кэти. – Задержите дыхание и напрягитесь!
Женевьева так и сделала и вскоре откинулась на спину, задыхаясь от усилий.
– Еще раз, – попросила Кэти, Измученная Женевьева только кивнула. – Значит, он жив?
– Будем надеяться, – отозвалась Кэти.
– Эдвина! – Женевьева схватила тетку за руку. – Больше я никогда… никогда этого не сделаю! Если Тристан посмеет прикоснуться ко мне, я разорву его в клочья!
– Ты только что вышла за него замуж.
– Неправда!
– Правда, правда миледи, – уговаривала Кэти. – Ребенок будет его законным наследником!
Женевьеву вновь пронзила нестерпимая боль. Заливаясь потом, она сотрясалась от озноба. Мокрая, с осунувшимся лицом, Женевьева тужилась, следуя советам Кэти и Эдвины. Наконец, не выдержав, она издала пронзительный и протяжный крик.
Тристан мерил шагами столовую, вышагивая вдоль ряда гербов, под развешанными знаменами. Джон, стоя у огня, переглядывался с Томасом, Томас посматривал на епископа. Тот сказал что-то ободряющее, но Тристан прервав его; запустил пальцы в волосы и уставился в пространство.
– Слишком рано! Что же случилось?
– Тристан, не вините себя.
– А кого же еще винить? Кто притащил ее сюда? Кто заставил дать клятву?
– Сын мой! – начал епископ. – Вы заключили союз пред всемогущим Господом. Не сомневайтесь, с вами пребудет божественная благодать.
Тристан с криком хватил по стене кулаком. Куда смотрел Бог, когда совершалось злодеяние в Бедфорд-Хите, где Он сейчас? За какие грехи Он погубил Лизетту и ее нерожденного младенца, зачем так мучает Женевьеву?
– Это я во всем виноват… – выдохнул он и сел перед камином.
Джон подал Тристану крепкого подогретого вина, и тот машинально сделал глоток.
– Ты женился на ней, – мягко напомнил Джон. – И поступил правильно.
– Ну разумеется! Конечно!
Тристан вскочил и снова начал расхаживать по комнате.
– Я должен был жениться на ней, как только обо всем узнал. Напрасно я…
Прикасался к ней? Любил ее? Что задевало Женевьеву сильнее? Несмотря на все протесты, он притащил ее сюда, заставил подписать брачный договор. А теперь она лежит наверху, изнемогая от боли, а ему остается только бессильно стискивать кулаки и молиться, чтобы Бог простил его и не дал умереть этому ребенку. «Господи, сжалься надо мной, пощади Женевьеву, и больше я ни к чему не стану принуждать ее…» В этот миг тишину разорвал пронзительный вопль, исполненный муки.
Тристан рванулся к двери. Джон попытался остановить друга, но тот оттолкнул его. Взлетев по лестнице, он ворвался в комнату. Сначала ему показалось, что она лежит неподвижно, с закрытыми глазами и бледная как смерть. Кэти отвела со лба ее мокрые волосы. Тристану вдруг представилось тело, лежащее в луже крови, и он с хриплым стоном рухнул на колени.
– Лорд Тристан, наберитесь терпения. Нам надо еще вымыть миледи и малышку, и…
– Что?!
– Милорд, с ней все хорошо, она просто устала. А малышка – просто прелесть.
– Она жива?!
– Обе живы, лорд Тристан.
У Тристана подкосились ноги, а перед глазами поплыли темные круги.
– Тристан, только взгляните на нее! Какое чудо! А эти волосы – темные, как зимний вечер! – воскликнула Эдвина.
Она вложила ему в руки тугой сверток, и он увидел… свою дочь. Ее еще не успели вымыть, волосы облепили крохотную головку. Малышка хмурила темные бровки, морщилась, молотила кулачками и требовательно кричала.
Растерянный и радостный Тристан боролся со слезами. Десять пальчиков на руках, десять на ногах, пухленький животик, с пуповиной, нежная кожа…
– Она бесподобна! – прошептал он и мысленно возблагодарил Бога.
– Да, прелестная девчушка!
Усталая Эдвина протянула к нему руки, чтобы забрать малышку.
– Тристан, она будет красавицей! Стройной, сильной и гордой!
Эдвина взяла ребенка, а дрожащий Тристан подошел к кровати. Кэти укрыла Женевьеву чистой простыней. Она была настолько бледна, что казалась прозрачной. Опустившись перед Женевьевой на колени, он коснулся ее неподвижной руки.
– Женевьева…
Ее ресницы затрепетали, она открыла глаза и тут же закрыла их.
– Я знаю, ты хотел сына. Мне… очень жаль… – Женевьева умолкла, словно эти несколько слов отняли у нее слишком много сил. На ресницах заблистали слезы. Тристан осторожно и нежно сжал ее пальцы.
– Сына? Миледи, я хотел иметь жену и ребенка. Женевьева, такого чудесного подарка мне еще никто не преподносил. Она восхитительна, превосходно сложена и…
– Милорд! – прервала его Кэти. – Прошу вас, идите выпейте с друзьями за свою дочь – нам надо искупать и мать, и ребенка. Вы нам мешаете.
Тристан кивнул и поцеловал Женевьеву, поняв, что она засыпает.
– Спасибо тебе, любимая, – шепнул он и поднялся. Еще раз взглянув на ребенка, Тристан рассмеялся, а Эдвина улыбнулась.
– Тристан, уходите. Ее надо обмыть. Теперь у меня есть внучатая племянница! Подумать только, я почти бабушка! Ступайте вниз… Джон, а ты что здесь делаешь? Уходи сейчас же!
Обернувшись, Тристан увидел, что Джон стоит в дверях, широко улыбаясь от радости. За его спиной виднелся смущенный епископ.
– Немедленно уходите все! – Эдвина топнула ногой. – Тристан, – умоляюще добавила она, – Женевьеве надо отдохнуть. Прошу вас, выпейте или займитесь еще чем-нибудь. – Удовлетворенно вздохнув, Эдвина прижала к себе ребенка. Впервые в жизни она видела, чтобы мужчина так радовался рождению дочери. – Ступайте и напейтесь допьяна!
Она была влюблена, испытывала блаженный трепет и понимала, что никогда в жизни не чувствовала такого счастья. Глядя на дочь, лежащую рядом, Женевьева восхищалась ее красотой. И вправду, на земле еще не появлялся такой прелестный ребенок. Крохотная и хрупкая девочка казалась самим совершенством. Кэти надела на малышку длинное платьице одной из племянниц епископа, и Женевьева решила, что в таком наряде ее дочь выглядит еще лучше. Очарованная малышкой, она забыла о боли и ощущала только легкую слабость и удовлетворение.
Смущенно и гордо улыбаясь, Женевьева думала, что действительно околдована чарами любви. Смутно припоминая ошеломляющую усталость, она не понимала, почему прежде так горевала. Когда Женевьева проснулась, чистая и отдохнувшая, а Эдвина подала ей ребенка, она мгновенно воспрянула духом. Какая малютка! Девочке достались глаза отца – темно-синие, почти черные, и его волосы. «Если в ней и есть что-то от меня, так только пол», – с улыбкой решила Женевьева. Внезапно малышка взглянула на нее, недовольно вскрикнула, и Эдвина объяснила, что девочка проголодалась. А когда малютку впервые приложили к груди, Женевьева была навсегда покорена ею.
Она так увлеклась, что не слышала, как открылась дверь. Войдя, Тристан упрекнул себя за то, что помешал Женевьеве. Она лежала во всем белом, ее волосы, вымытые и тщательно расчесанные, Струились по подушке золотистым дождем. Его дочь тоже нарядили в белое, и она лежала рядом с матерью. Они смотрели друг на друга и казались прекрасными и безупречно чистыми.
Тристан смутился. Ему было совестно вторгаться в этот мир. Но белокурая красавица в белоснежной одежде была его женой, а ребенок – плодом их любви. Напомнив себе об этом, он подошел к постели.
Женевьева встревоженно подняла голову, точно боясь, что у нее отнимут малышку. При виде Тристана ее глаза подернулись поволокой.
Он смотрел на нее, не зная, что сказать, и размышляя, помнит ли она его слова. Переведя взгляд на девочку, Тристан присел на край постели и нежно коснулся ее щеки. Крошечный розовый ротик мгновенно сжался, и Тристан отдернул палец.
– Она голодна. – Женевьева залилась прелестным румянцем. Но смущение быстро прошло: развязав ворот сорочки, она поднесла младенца к груди. Тристан засмеялся и почувствовал себя непринужденнее, увидев, как крошка прильнула к набухшей груди матери.
– Как громко она сосет!
Женевьева бросила на него укоризненный взгляд и пригладила темные волосы дочери.
– Да, у нее еще не очень изящные манеры.
Охваченный небывалой нежностью, Тристан обнял Женевьеву и коснулся волос дочери. Помня, что поклялся любить и почитать эту женщину, он был готов защищать теперь не только жену, но и дочь.
– Надо выбрать ей имя, – тихо сказал Тристан. – Епископ предлагает сразу же окрестить малышку.
– Но почему? – насторожилась Женевьева. – Она крепкая и здоровая… Или я ошибаюсь?
– Ты права. – Он успокаивающим жестом коснулся ее руки. – Она здорова и прекрасна. Но окрестить ребенка надо как можно скорее. Как мы ее назовем?
– Ты позволишь мне выбрать имя? – удивилась Женевьева.
– Только такое, чтобы оно понравилось и мне.
Женевьева затрепетала, не зная, имеет ли для Тристана значение имя дочери. Он заметил ее колебания.
– Прости, я обманула твои ожидания… милорд, вы так мечтали о наследнике…
– О чем ты говоришь? – нахмурился он.
– Она же девочка… – виновато протянула Женевьева.
– Да. – Тристан нежно посмотрел на нее. – И такая прелестная, что я уже поклялся посвятить ей всю жизнь.
Женевьева не осмеливалась выразить радость.
– Может быть, назовем ее Кэтрин? – прошептала она.
– Кэтрин… Кэтрин-Мария де ла Тер. Сим окрещаю тебя, малютка!
Женевьева ощутила его горячее дыхание на щеке и силу руки, обнявшей ее за плечи. Она – его жена: вспомнив об этом, молодая женщина вздохнула. Все, что было между ними, осталось в прошлом, теперь они одна семья. «Я люблю тебя, – хотелось сказать ей. – Разве ты не видишь, как я тебя люблю, и боюсь, и помню, что любовь причиняет боль?»
Опустив голову на подушку, она услышала, как маленькая Кэтрин делает последние жадные глотки. Тристан тихо засмеялся и подхватил с губ дочери каплю молока.
– Кэтрин…
Женевьева улыбнулась и закрыла глаза. Положив руку ей на бедро, Тристан наблюдал за дочерью. Это был прекраснейший момент в жизни Женевьевы, но от усталости у нее уже слипались глаза.
– Спи, Женевьева, – прошептал Тристан, снова обдавая ее щеку горячим дыханием.
– Не могу. За ней надо присмотреть…
– С этим я справлюсь сам. А теперь спи. Ты обещала слушаться меня.
– Нет, не обещала.
– Я сам слышал. Ты дала мне клятву. Закрой глаза и спи.
Она послушно смежила веки, позволив Тристану взять у нее девочку. Протяжно зевнув, Женевьева забылась сладким сном.
Женевьева провела в доме епископа две недели – никто не ожидал, что она так быстро оправится после родов. Чувствовала она себя превосходно, хотя из-за слабости не могла подолгу оставаться на ногах. С каждым днем она все сильнее привязывалась к дочери. Тристан был бесконечно внимателен к ней. На следующий день после родов он преподнес жене инкрустированный изумрудами медальон в золотой оправе. Украшение очень понравилось Женевьеве. Тристан пообещал заказать миниатюрный портрет малышки Кэтрин, чтобы Женевьева всегда могла носить его на груди, и ласково поцеловал ее в лоб.
Она жаждала поцелуя в губы, но он быстро отстранился. Тристан не мог проводить с женой все время: его отвлекали дела. Он составлял хартию, согласно которой Иденби становился городом, и возвращался в дом епископа только к ночи. Спал Тристан в отдельной комнате. Женевьева понимала, что оправится полностью только через несколько недель, но ей очень хотелось ощутить прикосновения мужа. Она мечтала лечь рядом с Тристаном и прижаться к нему…
Однажды днем, когда Женевьева стояла у окна с малышкой на руках, ее вдруг охватил страх. Неужели она стала женой Тристана только затем, чтобы навсегда потерять его? Как понимала Женевьева, дела складывались удачно: хартия была уже составлена, и днем ее муж вместе с другими рыцарями упражнялся с мечом.
Тристан сообщил жене, что ему необходимо закончить дела при дворе, вернуться в Бедфорд-Хит, уладить кое-какие мелочи и поручить управление поместьем Томасу. Когда же Кэтрин исполнится два месяца, они отправятся в Иденби. Женевьева удивилась, узнав, что Тристан привязан к ее дому сильнее, чем к своему. Впрочем, Бедфорд-Хит напоминал ему о смерти Лизетты.
Каждый день она с нетерпением ждала его прихода. Епископ оказался радушным хозяином. Женевьева уже извинилась за то, что случайно ударила его, но епископ заверил ее, что он не в обиде. Когда он высказал осторожное предположение, что брак не радует Женевьеву, та покраснела и опустила голову. Больше всего она радовалась рождению дочери, была готова отдать за нее жизнь.
Но вместе с тем Женевьева считала, что потеряла Тристана. Она его жена, а он не только не любит ее, но даже и не желает! Тристан больше не пытался покорить ее, сделать своей, отпраздновать победу.
Он был просто ее мужем – привлекательным, сдержанным, неизменно учтивым. Появляясь по вечерам, Тристан брал на руки ребенка и не спеша рассказывал о том, как прошел день. Женевьеву уязвляло его пренебрежение. Да, она не хотела выходить за него замуж, но смирилась со своим положением. Но если прежде он добивался ее, то почему теперь охладел?
Может, Тристан недоволен тем, что ребенок родился раньше положенного срока? Прежде они оба впадали в гнев, иногда ненавидели друг друга, порой вместе смеялись. Каким бы ни было прошлое, их связывала страсть. А теперь осталась лишь пустота. Их соединял только ребенок.
На крестинах присутствовали Генрих и Элизабет, король даровал Женевьеве земли, предназначенные для ребенка, чем обрадовал и удивил ее. Она не упрекнула короля за то, что он принудил Тристана к браку. Генрих и сам понимал, что творится у нее в душе.
– Кэтрин… – сказал он, точно пробуя имя на вкус. – В честь кого вы назвали девочку? Может, в честь моей прекрасной предшественницы, возлюбленной Джона Гонта?
Женевьева улыбнулась:
– Я люблю книгу, написанную о них, ваше величество.
– У Кэтрин не будет отбоя от поклонников, – заметил король, и Женевьева поцеловала перстень на его руке. Так как Тристан был рядом, Генрих подмигнул ей, словно обещая хранить общую тайну.
Но даже в эту ночь Тристан не остался с Женевьевой.
Утром, на пятнадцатый день пребывания в доме епископа, Женевьева проснулась от умиленных возгласов. Открыв глаза, она увидела, что у кроватки стоит Тристан и прижимает к себе голенькую Кэтрин, а та колотит его по груди кулачком. Ласково приглаживая ей волосы, он целовал дочь и объяснял:
– Ты поедешь в прекрасной карете, запряженной четырьмя лошадьми, детка! Карета вся позолоченная. У ворот тебя встретят самые благородные рыцари страны, но ты не обратишь на них никакого внимания! Ты будешь носить мягкий бархат, нежный шелк и бриллианты… – Он осекся, заметив, что Женевьева проснулась. Их взгляды встретились. Женевьеве безумно хотелось заговорить с ним, протянуть к нему руки, позвать его к себе. Но в этот момент в дверь постучали.
– Войдите! – отозвался Тристан и улыбнулся жене. – Кэтрин срыгнула себе на платьице и мне на сорочку. А вот и подмога!
Кэти принесла чистое платьице для Кэтрин и темно-синюю сорочку для Тристана. Когда муж оделся и застегнул пояс с мечом, Женевьева подумала, что на свете нет человека красивее. С болью в сердце она попросила подать ей малышку и приложила ее к груди. Кэти сказала, что принесет завтрак через несколько минут, а затем уложит вещи миледи. Когда она вышла, Женевьева вопросительно взглянула на Тристана.
– Малышка проголодалась, – улыбнулся он.
– Мы возвращаемся ко двору?
– Ты возвращаешься в сопровождении Джона и Томаса. А я уезжаю в Бедфорд-Хит. Женевьева, береги малышку.
Она прижала к себе ребенка, чувствуя, что Тристан бесконечно далек от нее.
– Я предпочла бы уехать домой.
– Не теперь. Ты еще слишком слаба для такой поездки.
– Я вполне здорова.
– Как только я вернусь, мы отправимся домой.
На ее глаза навернулись слезы. В чем дело? Откуда эта невыносимая пустота? Может, у него и вправду осталась возлюбленная в Ирландии? Почему он утратил к ней всякий интерес?
Тристан вновь стал прежним – далеким и невозмутимым. Присев на постель, он погладил дочь по голове.
– Я отправляюсь через несколько минут, Женевьева.
– И оставляешь меня на попечение Генриха, Джона и Томаса.
– И что в этом такого, миледи?
Она не могла смотреть на него, смущенная тем, что приходится кормить дочь в его присутствии. Женевьева прикрыла грудь простыней.
– Малышке неудобно, – заметил Тристан.
– Не беспокойся, я все знаю сама!
– Если ты не желаешь кормить ее…
– Отправляйся по делам. О своих я позабочусь сама.
Он раздраженно поднялся.
– Я пришлю к тебе Эдвину. – Сдерживая гнев, Тристан кивнул ей, поцеловал дочь и направился к двери. Подавив рыдания, Женевьева крикнула:
– Почему я всегда должна оставаться с твоими сторожевыми псами? Когда же ты начнешь доверять мне?
Он обернулся.
– Миледи, вам нельзя доверять.
– Но я родила тебе ребенка!
– Да, и я желаю ему только добра.
– У меня и в мыслях нет отнять дочь у тебя!
– Я позабочусь о том, чтобы этого не случилось.
– Мы женаты!
Тристан скрестил руки на груди.
– Да, миледи, я женился на вас. Но вы не желали быть моей женой. У меня есть бумаги, согласно которым мы являемся мужем и женой, но это всего лишь бумаги, подписанные вами не по вашей воле… за несколько минут до трагедии. – Он горько усмехнулся. – Мне пора, Женевьева. Джон и Томас – твои друзья. Если хочешь, можешь звать их сторожевыми псами и тюремщиками. Я оставляю тебя на попечение Генриха, поскольку здесь ты в безопасности. Всего хорошего, жена. Я постараюсь вернуться поскорее – хотя и знаю, что такой тюремщик, как я, вам ненавистен.
Тристан поклонился.
Осторожно положив ребенка на кровать, Женевьева бросилась за ним. Кэтрин заплакала.
– О Кэтрин! – Почувствовав себя виноватой, Женевьева дала волю слезам, взяла дочь на руки и приложила ее к груди. Малышка удовлетворенно зачмокала.
Женевьева будто окаменела. Чтобы подавить рыдания, она прикусила губу, но слезы бессилия и боли струились по ее щекам.
Глава 23
– Томас, если ты не возьмешь меня с собой, клянусь, я найду другой способ уехать! – решительно заявила Женевьева. Джон увильнул от разговора, ограничившись неопределенными обещаниями, поэтому сегодня она решила заручиться согласием Томаса. Искать его не пришлось. Он следовал за ней по пятам. А когда исчезал, тут же появлялись Эдвина и Джон.
Кэтрин крепко спала в колыбели, подаренной Элизабет Йоркской. Томас пребывал в благодушном расположении духа – благодаря подогретому вину, поданному Женевьевой. К делу следовало приступить немедленно.
Томас окинул Женевьеву скептическим взглядом и допил вино. Она казалась такой же непреклонной, как при осаде Иденби.
«Она похожа на легендарную воительницу, – думал Томас, – особенно сейчас, с распущенными волосами и пылающими глазами». О такой мужчина может только мечтать. Женевьева и женственна, и упорна. Маленькой леди Кэтрин не исполнилось и пяти недель, а ее мать уже снова стала стройной, как тростинка, и соблазнительной, как юная девушка.
Какого черта Тристан отказывается от такого подарка судьбы? Почему до сих пор так мрачен, зачем усугубляет ее страдания? Томас напомнил себе, что некогда Женевьева пыталась убить Тристана, однако от его руки полегло немало доблестных противников. Если бы причина была в том заговоре, Тристан давно простил бы Женевьеву. Но удивительнее всего то, что Тристан любит ее – в этом Томас не сомневался.
– Томас! – Она чуть не плакала от отчаяния. – Я знаю, что меня стерегут днем и ночью, но прежде мне удавалось сбежать. Томас, пожалуйста! Его нет уже три недели…
Томас грустно усмехнулся:
– Теперь Тристан редко будет засиживаться дома. Он унаследовал целое графство, король пожаловал ему титул герцога Иденби, как своему верноподданному. Не надейтесь понапрасну: ему еще не раз придется вступать в битву с претендентами на престол.
Женевьева подошла к колыбели.
– Это мне известно. Но зачем он снова уехал в Бедфорд-Хит? Вы и без него справитесь с делами.
Томас пожал плечами и отвел взгляд.
– Томас, прошу вас! Вы в долгу передо мной. Разве вы не помните, что участвовали в заговоре против меня?
– Женевьева, Тристан отправился в Бедфорд-Хит потому, что даже самые преданные слуги и стражники убеждены: в поместье появились привидения. – Томас смущенно развел руками. – Там пролилось немало крови, и мне бы не хотелось…
– Он запретил вам привозить меня туда?
– Нет. Никому и в голову не приходило, что вы пожелаете посетить поместье! И вправду, Женевьева, зачем это вам? А как же быть с Кэтрин? Неужели вы поручите заботам няни такую крошку?
– Я оставлю ее на попечение Эдвины и Мэри. Мэри пообещала найти хорошую кормилицу. У дочери плотника молока с избытком хватит и для Кэтрин.
Женевьева уже переселилась в просторные покои при дворе, и в ее жизни произошло немало приятных перемен. Мэри вновь стала прислуживать ей! Кроме того, вернулся сэр Хамфри, который, по требованию Тристана, встретился с ним у короля, попросил помиловать его и получил прощение. Но Женевьева все так же тосковала по Тристану и стремилась к нему, рискуя навлечь на себя гнев. Если уж она стала его женой, Тристану от нее не отделаться!
Посмотрев на молодую женщину, Томас вздохнул. Не сказать ли Тристану, что она ускользнула из-под стражи? Или признаться, что у него не хватило сил переубедить ее? А может, разрешить Женевьеве отправиться в Бедфорд-Хит? Это пошло бы на пользу им обоим…
– Так и быть. – Томас развел руками.
– Томас, вы согласны? – Женевьева бросилась к нему, крепко обняла и поцеловала в щеку. Томас улыбнулся. Если когда-нибудь она смотрела и на Тристана таким взглядом, то он наверняка влюблен.
– Мы выезжаем на рассвете. Вы поедете в экипаже.
– Спасибо, Томас!
В конце концов Джон и Эдвина решили сопровождать их. Джон считал, что эта затея безнадежно глупа, но не решился отпустить Женевьеву одну, и она взяла с собой Мэри и Кэтрин. Все они разместились в экипаже, а мужчины поехали верхом. На дверце экипажа красовался герб эрла Бедфорд-Хита.
Карета оказалась не только красивой, но и удобной; в ней с избытком хватило места Женевьеве, Эдвине, Мэри и малышке. Стояла весна, все вокруг цвело. Выехав за пределы Лондона, путники увидели в полях крестьян, занятых севом. Дикие цветы пестрели на лугах, слышалось гудение пчел.
Время от времени Джон садился в карету, иногда его сменял Томас. Путешественники перекусили на постоялом дворе, где им подали сметану, хлеб и форель, только что выловленную в ближайшем ручье. Снова сев в экипаж рядом с Женевьевой, Томас пояснил:
– Отсюда начинаются владения эрла Бедфорд-Хита, миледи.
Близилась ночь, и праздничное настроение вдруг покинуло Женевьеву. Она нервно прижала Кэтрин к груди, убаюкивая ее. Темнота наступила неожиданно. Молодая женщина видела только, что земли, по которым они проезжали, на редкость обширны. Им все чаще попадались строения – большей частью крестьянские дома с освещенными окнами, кузницы и мастерские. Вдалеке показалось несколько величественных кирпичных особняков.
Томас указал на широкую подъездную аллею и двор.
– Это дом Тристана. Унаследовать его должен был старший брат Тристана. Это поместье было построено через пять лет после битвы при Тьюксберри.
Экипаж остановился перед входом. Томас вышел первым, опустил подножку и помог спуститься Женевьеве. Пока остальные высаживались, Женевьева с любопытством разглядывала огромный особняк – не дом, не замок, а нечто среднее между ними.
Внезапно, увидев, что в окне второго этажа мелькнула тень, она вдруг почувствовала тревогу. Но почему? В доме наверняка полным-полно слуг. И Тристан, должно быть, здесь. Но вдруг Женевьева поняла, в чем дело: тень двигалась крадучись.
– Женевьева! – окликнула ее Эдвина. Двери распахнулись, из дома выбежали слуги. Томас заговорил с коренастым мужчиной в ливрее, молодые парни начали вносить в дом сундуки. Поднимаясь по ступеням, молодая женщина нервничала все сильнее. Муж так и не вышел встретить ее.
Между тем Джон радостно обнял коренастого мужчину, а Томас рассмеялся и представил его Женевьеве и Эдвине, назвав Гейлордом. Джон заверил дам, что Гейлорд исполнит любое их желание. Женевьева улыбнулась, увидев, что Гейлорд пристально разглядывает ее. Он спросил о ребенке. Этот вопрос удивил ее, но Джон объяснил, что Гейлорд помнит детьми и его самого, и Тристана. К радости Женевьевы, ее дочь ничуть не испугалась, когда Гейлорд взял ее на руки и понес в дом.
Последовав за ним, Женевьева зацепилась за дверной косяк. Томас быстро пришел ей на помощь. Она взглянула поверх его головы в темноту и вновь ощутила страх. За поместьем, прямо за строениями, начинался лес. Там, среди вековых дубов, Женевьева снова заметила тень – она медленно удалялась, унося крохотный огонек.
– Томас!
– В чем дело?
Но огонек уже исчез за деревьями.
– Кажется, я видела… впрочем, не важно. – Женевьева решила промолчать. Если в округе и вправду считают, что в доме есть привидения, не стоит говорить о тени никому, кроме Тристана. – Томас, а где же Тристан?
– Улаживает земельные тяжбы.
– Сегодня он вернется?
– Да, поздно ночью, как сказал Гейлорд. И это к лучшему. Иначе он спустил бы с меня шкуру, застав вас здесь. Пойдемте, я покажу вам дом. – Томас взял ее за руку и ввел в великолепный холл. Слева размещались столовая и галерея, справа – кабинеты и кухня. Войдя в большой зал, Женевьева ахнула от восторга. На широких подоконниках лежали бархатные подушки, на полах – экзотические ковры. На стенах висели изысканные гобелены, мягкие кресла стояли у камина.
– Как он может ненавидеть этот дом? – удивилась Женевьева.
Гейлорд, державший на руках Кэтрин, нахмурился. Малышка расплакалась, напомнив Женевьеве о том, что она голодна и измучена – в экипаже девочке не спалось. Улыбнувшись, Женевьева взяла дочь. – Будьте любезны, покажите, где мне уложить ребенка.
– Миледи, – почтительно отозвался Гейлорд, переглянувшись с Томасом, и Женевьева поняла: старый слуга считает что Тристан не захочет видеть ее здесь.
– Гейлорд, мне надо покормить дочь, – спокойным и властным тоном добавила она. Он быстро кивнул одному из лакеев.
– Я провожу вас…
– Нет, Гейлорд, я сам. Иначе его светлость убьет меня, – вздохнул Томас.
– Благодарю. – Женевьева улыбнулась Эдвине и Джону. Ей показалось, что они слишком бледны. Джон пожелал ей спокойной ночи, и мысленно Женевьева назвала его трусом: он спешил улечься с женой в постель, прежде чем Тристан вернется домой. Но разве она вправе винить Джона? Приезд в поместье – не его затея.
Второй этаж дома был отделан так же изысканно, как и первый. Комнаты и коридоры были отделены друг от друга высокими арками, на стенах висели портреты. Томас доказал Женевьеве двери библиотеки и музыкального салона, прилегающих к кабинету хозяина. Наконец он остановился у одной из дверей, взялся за медную ручку и пропустил Женевьеву вперед. Затрепетав, она переступила порог.
И застыла, разглядывая пушистые ковры и плотные шторы на окнах. Посреди комнаты возвышалась огромная кровать с четырьмя резными столбиками: с каждого свешивались занавески из плотного Дамаска. В таких домах супруги предпочитали иметь отдельные спальни, но, судя по всему, Лизетта и Тристан проводили ночи вместе.
– Я пришлю Мэри и лакея с вашими вещами, – сказал Томас. – Хотите выкупаться?
Женевьева кивнула. Да, она мечтала о ванне! Ей не терпелось смыть дорожную пыль и пот, а потом соблазнить того, кого она ждала. Томас направился к двери, а Женевьева, вновь устремив взгляд на окна, вдруг поняла, что именно за этим окном заметила промелькнувшую тень.
– Томас, подождите. Вы уверены, что Тристана здесь нет?
– Разумеется. Гейлорд не мог ошибиться. А почему вы спрашиваете?
Она смущенно улыбнулась, похлопывая Кэтрин по спинке.
– Просто так, Томас. Идите.
Едва он ушел, Женевьева прилегла на постель имеете с малышкой. Пока девочка с жадностью сосала молоко, молодая женщина еще раз обвела глазами комнату. Здесь было так чудесно, тепло, уютно. Она попыталась представить себе Лизетту – грациозную, стройную, в шелестящем шелке, загадочную красавицу, сидящую за туалетным столиком. Вновь вспомнив про тень, Женевьева почувствовала, как по ее спине пробежал холодок, но постаралась отогнать пугающую мысль. Она не верила в то, что злые духи являются на землю и мстят живым. Более того, Лизетта была добра. Женевьева не сомневалась, что эта женщина поняла бы ее и стала бы ей лучшей подругой.
Наконец Кэтрин уснула. Появилась Мэри, а следом за ней – лакеи с тяжелой медной ванной и ведрами горячей воды. Женевьева мылась долго и тщательно, стараясь избавиться от тревоги. Как поступит с ней Тристан? Этот вопрос она задавала себе множество раз. Отошлет обратно? Но даже если, он будет недоволен, застав ее здесь, едва ли откажется повидаться с дочерью.