Текст книги "Среди роз"
Автор книги: Шеннон Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Глава 14
К концу второго дня пути Женевьева окончательно изнемогла. Одну холодную ночь под открытым небом она вытерпела с трудом, только теперь поняв, как страшна темнота. Ей всегда нравилось гулять в лесу, но то, что происходило сейчас, ничем не напоминало приятную прогулку. Вчера ночью она прилегла под деревом и ненадолго задремала, но от холода проснулась еще до рассвета. Каждая ветка казалась Женевьеве змеей, ее пугали непривычные звуки – шорох падающих листьев, свист ветра. Совсем некстати она вспомнила о волках, которых часто видели в этом лесу, и медведях, иногда появляющихся в долинах.
К утру ее начала мучить жажда, но, к счастью, Женевьева знала, где найти ручей, чтобы напиться и умыться. Все утро она шла по лесу и к полудню проголодалась. Теперь места уже не казались ей знакомыми. От пригоршни ягод аппетит только усилился. В конце концов она призналась себе, что не готова к такому путешествию.
Прежде она была равнодушна к еде, но теперь только о ней и думала. Женевьева убеждала себя, что если переживет еще один день, то вскоре окажется в монастыре сестер Доброй Надежды. Там она пробудет до тех пор, пока не убедится, что ей ничто не угрожает, а затем покинет эту страну и отправится на родину матери, в Бретань.
Стараясь избавиться от страхов, Женевьева шла вперед. Сумерки наступили очень рано. Ветви отбрасывали призрачные тени, которые словно тянулись к ней, листья касались ее щек, как паутина. Под ногами потрескивали сучья. Несмотря на все усилия, Женевьеве не удалось избавиться от страха. Через некоторое время она свернула с тропы и утолила жажду, подойдя к ручью.
Пожалуй, здесь можно было провести предстоящую ночь – только не рядом с водой, где водятся змеи, и не слишком далеко от нее, чтобы, проснувшись, напиться и умыться. Женевьева прислонилась к стволу дерева и опять задумалась о еде. Об испеченном Грисвальдом ароматном свежем хлебе… жарком и пирогах с почками… Но тут же одернула себя. Она здорова и тепло одета. Еще одна ночь на свежем воздухе ей не повредит – лишь бы только убежать…
Что может быть хуже смерти? Она усмехнулась, вздохнула и попыталась отвлечься от мрачных мыслей. Ее томила тоска по дому, странная и нелепая, поскольку дом теперь принадлежал ненавистному человеку. Где-то поблизости хрустнула ветка. Насторожившись, Женевьева огляделась. Она чуть не вскрикнула, но все же сдержалась.
Возможно, это волк или другой хищник. Или человек – отшельник, охотник или бродяга. В лесу опасно доверять незнакомцам. Женевьеву охватил ужас. Если какой-нибудь грязный мерзавец прикоснется к ней так, как это делал Тристан, ей больше незачем жить. Затаив дыхание, она снова прислушалась. Треснула еще одна ветка.
Сердце Женевьевы ушло в пятки. Заметив толстую палку, она схватила ее, а свободной рукой вынула из кармана юбки кинжал. «Если это волк, – рассуждала девушка, – то очень крупный. Но волки обычно охотятся стаями, выбирая добычу поменьше. Так говорил отец. А вдруг крупный волк счел меня подходящей добычей?»
Внезапно заухала сова и пронеслась над самой ее головой. Взвизгнув, она дико замахала руками и нечаянно ударила себя палкой. И вдруг…
Она могла бы поклясться, что слышит тихий смех. Женевьева напряженно вгляделась в темноту, но не заметила ничего подозрительного. Смех утих, в лесу слышался только шепот листьев и отдаленное журчание ручья, бегущего по каменистому дну.
Снова прислонившись спиной к дереву, она села и обхватила руками колени. Заснуть Женевьева не решалась, поэтому только дремала, поминутно вздрагивая. Наконец наступило утро, в лесу стало светло.
Она с облегчением вздохнула. Вместе с рассветом к ней вернулась смелость. Потянувшись, Женевьева потерла затекшую спину и огляделась. Вокруг не было ни души. Женевьева улыбнулась солнцу, проглядывающему сквозь ветви. Оно уже согрело ее и сделало серебристой воду в ручье. Взяв палку и нож, она сбросила плащ и спустилась к ручью.
Вода приятно холодила кожу. Какое-то странное ощущение заставило Женевьеву оглядеться, однако она никого не заметила. Сняв платье, бросила его поверх плаща. Скромность не позволяла ей снимать нижнюю блузку, но Женевьева рассудила, что в мокром белье вскоре замерзнет, поэтому сняла ее, бросилась в воду и вскрикнула от холода. Но вскоре вода взбодрила Женевьеву. Волдыри на ногах перестали ныть. Закрутив волосы узлом на макушке, она с удовольствием помылась.
Теперь она чувствовала себя так, словно родилась заново. Скоро, скоро она будет у цели!..
И вдруг Женевьева замерла: на берегу, небрежно привалившись к дереву, стоял Тристан и вертел в руках ветку. Рядом мирно пощипывал траву пегий жеребец.
– Доброе утро, – улыбнулся Тристан. – Хорошо ли вам спалось, миледи? Признаться, здесь весьма подходящее место для купания.
От неожиданности она совсем растерялась. Сердце судорожно билось в груди, отчаяние захлестнуло ее. Не может быть! И все-таки это был он.
Отбросив ветку, Тристан слегка поклонился, присел, и она увидела, что он разводит костер. С собой у него оказался даже котелок. Он-то подготовился к путешествию – в отличие от Женевьевы, которая стояла обнаженная и была не в силах сдвинуться с места.
Тристан снова взглянул на нее, и она подумала, что его равнодушие – самое настоящее притворство. Выражение его лица говорили о том, что он жаждет ее.
Очевидно, Бог не хочет помогать ей. В присутствии Тристана она неизменно теряла рассудок. Сейчас Женевьеве не пришло в голову добраться до другого берега ручья или просто броситься бежать. И вдруг ее осенила мысль, что Тристан не умеет плавать! По пути из Лондона он переплыл ручей на плоту. Значит, догадка верна. И тут она бросилась в воду.
В течение нескольких минут Женевьева ликовала от пьянящего чувства свободы. Он не погнался за ней! А между тем противоположный берег приближался. Еще несколько взмахов руками, и она будет спасена. Еще десять футов – и все…
Вдруг девушка захлебнулась, закашлялась и подумала, что тонет. Тристан схватил ее за плечи, вцепился пальцами в волосы, вытащил из воды и поволок к берегу, гребя одной рукой. Женевьева с досадой поняла, что вновь ошиблась: этот человек умел плавать.
Он вытащил задыхающуюся Женевьеву на берег ручья. Оглядевшись, она поняла, что Тристан не поспешил за ней сразу, не желая мочить одежду. Встряхнув рубашку и надев ее, он молча встал перед ней.
– В таком виде вы мне особенно нравитесь, миледи, – ледяным, как вода, голосом произнес Тристан. – Однако мне совсем не хочется, чтобы вы умерли от простуды. Одевайтесь.
Несчастная и дрожащая Женевьева надела блузку. Тристан приблизился, чтобы помочь ей застегнуть платье. Когда она полностью оделась, он закутал ее в плащ и усадил под деревом. Оба долго молчали. Наконец Тристан подал Женевьеве жестяную кружку, над которой вился ароматный пар.
– Это подогретый эль. Мне уже известно, что вино вы не признаете.
– Преподнесенное, чтобы оскорбить меня, – нет.
– Я просто хотел поблагодарить вас.
– За то, чего я не желала!
– Напротив, Женевьева, вы сами великодушно предложили мне такой дар.
– Грязный, мерзкий ублюдок! – крикнула она, но Тристан не ответил. Женевьева глотнула теплый эль, стараясь избавиться от озноба. – Как вы нашли меня? – устало спросила она.
– Я догадался, куда вы направляетесь, миледи. – Он указал в сторону отдаленного холма. – Вы были почти на месте. Монастырь вон там, за холмом.
Женевьева пришла в отчаяние: он настиг ее у самой цели! Зачем она только решила переночевать у ручья!
– Я могла бы успеть…
Она не заметила, как эти слова вырвались у нее, но Тристан вдруг расхохотался.
– Нет, миледи, вы бы не успели! Я выследил вас вчера вечером, но понял, что вы не нуждаетесь в моей помощи. Как храбро вы защищались от злобной совы! – Он разразился таким хохотом, что чуть не опрокинул кружку.
– Так вы были здесь!
– Все это время.
– Негодяй! – Охваченная бешенством, Женевьева вскочила. Она перепугалась до смерти – и все по его вине!
– Если я правильно понял, вы опасались волков? – Он усмехнулся.
– Нет, только одного волка. И не без причины! – Эти слова еще сильнее рассмешили Тристана. Она метнулась к нему, собираясь плеснуть в него элем. Но он отскочил и схватил ее за руку.
– Женевьева, разве это разумно?
В его словах отчетливо слышалось предостережение. Прикусив губу, она отступила.
– Да, вы правы. Незачем тратить на вас эль!
Пламя зашипело. Тристан присел на корточки, а голодная Женевьева уставилась на котелок. В нем варились две крупные рыбины, на земле были разложены ломти сыра и хлеб.
В желудке у Женевьевы громко заурчало. Она отвернулась, не желая, чтобы Тристан заметил ее состояние. Ей так хотелось рыбы! Она присела на мягкий мох и вперилась взглядом в пространство. К счастью, Тристан не обращал на нее внимания.
– Отлично! – сказал он, и Женевьева услышала, как Тристан выкладывает рыбу на тарелку. Не предложив Женевьеве присоединиться к нему, он принялся за еду. – Гораздо вкуснее вчерашнего кролика!
Не выдержав, она обернулась.
– Сукин сын! Вчера вы ели кролика, а я умирала с голоду! Вы заставили меня ждать утра, хотя я извелась от страха и…
– И, вероятно, это пошло вам на пользу, дорогая.
– Мерзавец! – вскричала она, но Тристан пропустил оскорбление мимо ушей. Он ел рыбу, облизывая пальцы.
– Вы голодны? – наконец спросил Тристан.
– Нет!
– Вот и хорошо. Значит, и вторую я съем сам.
– Прекрасно! Странно, что до сих пор вам не приходило в голову морить меня голодом.
– Удивляюсь сам себе.
– Вы и вправду ненавидите меня.
– А вы наблюдательны! – усмехнулся он и устремил на нее долгий взгляд. Его голос неожиданно смягчился: – Сказать по правде, миледи, я и сам не знаю, что чувствую. Зато я уверен в одном: вы будете принадлежать мне до тех пор, пока я не решу отказаться от вас.
Внезапно охваченная надеждой, Женевьева бросилась к Тристану, опустилась на колени и заглянула ему в глаза.
– Почему бы вам не отпустить меня сейчас же? Монастырь уже близко. Прошу вас, умоляю! Тристан, я не взяла с собой ничего – кроме одежды, которая на мне…
– И кинжала.
– Но я не взяла ни драгоценностей, ни…
– О них вы просто не подумали.
– Какая разница? Тристан, я ничего не значу для вас, вы могли бы…
Он коснулся ее щеки, заставляя замолчать.
– Неправда. – Тристан подхватил ее влажные волосы. – Вот это дороже любых драгоценностей, Женевьева. – Отдернув руку, он уставился в тарелку и резко добавил: – К сожалению, пока я не могу отпустить вас. – Когда Тристан вновь поднял голову, Женевьева изумилась: его глаза стали черными – они меняли цвет в зависимости от настроения. Отставив тарелку, он нашел в кожаном мешке вторую, прихваченную для Женевьевы, и положил на нее рыбу, хлеб и сыр. Она решительно покачала головой и отвела глаза от аппетитной снеди.
– Ешьте! Только медленно, иначе вас стошнит.
Женевьева деликатно приступила к еде, но тут в ней проснулся такой голод, что она стала жадно поглощать рыбу. Тристан отнял у нее тарелку.
– Я же сказал – ешьте медленно.
Женевьева кивнула и снова взялась за еду. Тристан отошел и негромко заговорил с жеребцом. «Интересно, способен ли он так же ласково обращаться с женщиной?» – подумала Женевьева. Покончив с едой, она вымыла в ручье тарелки и вытерла их юбкой, а вернувшись, увидела, что Тристан затаптывает костер.
Он сложил посуду в седельный мешок. Женевьева подошла ближе. Огромный жеребец обнюхал ее и толкнул носом.
Она рассмеялась и потрепала его по морде. Конь потерся головой о ее ладонь.
– Вы ему понравились, – сухо заметил Тристан.
– Почему бы и нет? – Женевьева почесала коня за ухом. – Привет, дружище! – Она взглянула на Тристана. – Как его зовут?
– Пай.
– Пай… Такой огромный, и такой послушный!
– Как щенок, – подтвердил Тристан.
– И он участвовал в сражениях, слышал стрельбу и лязг мечей…
– Как и многие мужчины. Самых отважных из них можно уподобить укрощенным зверям. Пай отлично вышколен, можете не сомневаться.
– А я и не сомневалась.
– Вот и хорошо. Мы едем в замок, и немедленно. И впредь не пытайтесь бежать, Женевьева. В этом лесу водятся звери – их больше, чем вы думаете.
– А какое вам дело до того, что станет со мной?
– Терпеть не могу терять боевые трофеи.
Она промолчала. Пай фыркнул и снова толкнул ее носом. Он казался Женевьеве совсем не норовистым. Тристан повел коня из чащи леса к тропе, и Женевьева последовала за ним. Только теперь она разглядела то, чего не увидела в темноте: стены монастыря возвышались на расстоянии полмили. Свобода была совсем рядом. Возможно, ей уже никогда не представится такого шанса.
– Вы натерли ноги? – спросил Тристан. Она кивнула. – Я пойду пешком, а вы сядете в седло.
Она опустила ресницы. Тристан обхватил ее талию и подсадил в седло. Женевьева взяла поводья и шагом пустила коня по тропе. Тристан скоро отстал, и тогда она склонилась, прошептала что-то на ухо жеребцу и вонзила пятки ему в бока. Конь послушно свернул вправо. Этот огромный жеребец оказался поразительно проворным и так взял вправо, что она чуть не вылетела из седла, но вскоре конь перешел на плавную рысь. Пригнувшись к шее коня, Женевьева вцепилась в гриву. Холодный ветер развевал ее волосы, жег глаза. Но от этого полет к свободе был еще более прекрасным.
Копыта Пая глухо постукивали. Монастырь быстро приближался. Женевьева отчетливо видела низкую ограду сада, а чуть дальше – вторую стену, за которой монахини, похожие на неуклюжих птиц в своих мешковатых черных одеяниях и апостольниках, возделывали грядки. Казалось, они совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Наверняка ее заметили… Но тут послышался резкий свист.
Услышав его, Пай остановился как вкопанный, а затем развернулся и сбросил всадницу. Женевьева ударилась о землю так, что из глаз посыпались искры. Она была уверена, что конь затопчет ее, но Пай стоял неподвижно. А звук шагов приближался. Она попыталась встать, прикидывая, удастся ли убежать. Монахини спасут ее! Приставив ладони ко лбу, они наблюдали за происходящим.
Женевьева бросилась вперед. Расстояние до стены и до Тристана было одинаковым. Если она доберется до стены, Тристан едва ли посмеет увезти ее – тем более на виду у святых сестер. Женевьева задыхалась, ее ноги саднило, в икры словно вонзились иголки. Но все это не имело значения. Она уже видела удивленное лицо одной из молоденьких монахинь, почти добралась до стены…
И вдруг рухнула, придавленная к земле чем-то неимоверно тяжелым. Над ней стоял мрачный Тристан.
– Боже милостивый! – послышался возглас, и Женевьеву охватила радость: одна из монахинь смотрела на них из-за ограды. Но тут Тристан одним махом разрушил ее надежды.
– Женевьева, любимая, дорогая! Я же предупреждал: будь осторожна с этой лошадью! – воскликнул он и крепко поцеловал ее.
Женевьеве казалось, что жизнь вот-вот покинет ее.
– О Господи! – пробормотала вторая монахиня.
Тристан оторвался от губ Женевьевы, когда у нее уже закружилась голова и она потеряла дар речи. Тристан поспешно вскочил, поднял девушку на руки и поклонился сестрам.
– Добрый день, леди! Прошу простить нас. Да благословит вас Бог! – Он расплылся в обаятельной улыбке. – Мы только что поженились.
Из-за ограды донеслись обрадованные голоса и смешки. Опомнившись, Женевьева выпалила:
– Поженились?! Да это же… – Она не успела договорить: закрыв ей рот новым поцелуем, Тристан изящным жестом поднял руку и помахал сестрам. К ужасу Женевьевы, монахини замахали в ответ, а несколько совсем молодых как зачарованные наблюдали за происходящим. Только старые женщины неодобрительно качали головами. Вскоре все вернулись к работе.
Тристан быстро и бесцеремонно посадил Женевьеву в седло. Едва она собралась позвать на помощь, он зажал ей рот ладонью.
– Одно слово – и да поможет мне Бог, у вас появятся волдыри не только на ногах! И никакие святые сестры вас не спасут!
Измученная и взволнованная, Женевьева приникла к шее Пая и тяжело вздохнула. Тристан вскочил в седло и стиснул ее талию. Поводья он держал сам. Пай сразу двинулся рысью. Тристан молчал, сидя за спиной Женевьевы. Она изнемогала от усталости.
– Когда мы будем в Иденби?
– К ночи.
На глаза девушки навернулись слезы. А она шла так долго! И все напрасно! Ей следовало отправиться в путь верхом.
Но раньше она об этом не подумала. Пай преодолел расстояние до замка вдвое быстрее, чем Женевьева.
В пути они остановились только однажды, Тристан молча протянул Женевьеве хлеб с сыром и перекусил сам. Еду они запили элем из одной кружки.
Когда они двинулись дальше, она уже не могла прямо держаться в седле: усталость и бессонница сломили ее. Она устало закрыла глаза и прислонилась к груди Тристана.
Женевьева проснулась, как от резкого толчка. Она и вправду падала – но только в руки Тристана.
– Где мы? – сонно прошептала Женевьева.
– Дома, – ответил он, и она тут же начала отбиваться. – Нет, миледи, даже не вздумайте! – Тристан стиснул ее в объятиях.
Передав поводья конюху, он понес Женевьеву к двери. Дверь открылась, из зала пахнуло теплом. Джон и Эдвина посторонились, пропуская Тристана.
– Вы нашли ее! – Эдвина даже не взглянула на племянницу, и та поняла, что тетка глубоко оскорблена. Все правильно, подумала Женевьева, она предала их.
– Да, нашел. – Тристан прошел мимо них, девушка снова забилась у него в руках.
– Тристан, прошу, позвольте только объяснить им… Эдвине и Джону… что мне очень жаль…
Он скептически посмотрел на нее:
– Жалеете о том, что сбежали?
– Нет! Я должна сбежать от вас, и когда-нибудь вы поймете это! Мне жаль, что я…
– Предала их?
– Черт возьми, отпустите меня…
– Они не станут вас слушать, Женевьева.
Она промолчала. Тристан прошел мимо двери ее спальни и стал подниматься по лестнице в маленькую башню.
– Вы прошли мимо моей комнаты.
– Моей, миледи. Она пришлась мне по душе.
Удивленная Женевьева промолчала. Тристан распахнул дверь комнаты, расположенной в башне, и она огляделась.
Комнату убрали и приготовили к ее возвращению. В очаге пылал огонь. Широкая мягкая кровать была застелена, возле нее стояли стол и стулья, а вдоль стен – сундуки.
Здесь не было окон – кроме одного, почти под потолком. Комната не казалась мрачной и неуютной, но она находилась в стороне от остальных покоев замка. Тристан поставил Женевьеву на ноги, но, крайне утомленная, она чуть не упала, поэтому он отнес ее на постель.
– Вы решили запереть меня здесь? – спросила она. Тристан кивнул. – Вы так долго преследовали меня, чтобы притащить в замок и запереть в башне?!
– Вот именно, миледи.
Обезумев от ярости, Женевьева вскочила с постели, как разъяренная тигрица, и ударила его. Ее ногти оставили кровавые полосы на щеке Тристана. Схватив ее за волосы, он дернул их так резко, что она с криком упала на пол. Тристан тут же отпустил ее, но Женевьеве казалось, что она избита до полусмерти. Устремив на него ненавидящий взгляд, она молчала, а по щекам ее текли слезы.
– Вы чудовище, – тихо вымолвила она. – Я никогда не встречала более бессердечного существа.
– Я пытался проявить милосердие, миледи.
– Вы сама жестокость!
– Нет, миледи. Объяснить вам, что такое жестокость? – Глаза Тристана вдруг потемнели, и Женевьева поняла, что в этот момент он не видит ее. – Жестокость… – В его голосе слышалась такая боль, что у Женевьевы сжалось сердце. – Жестокость – это когда людей убивают среди ночи, в постелях. Жестокость – это когда крестьянок убивают возле печей, где они пекут хлеб, а седых мужей этих женщин приканчивают их собственными серпами. Жестокость – это насилие, грубое насилие, за которым следует смерть… несмотря на все крики женщины, мольбы о пощаде, о том, чтобы ее не калечили и не убивали хотя бы ради ребенка, которого она ждет… – Он осекся. Казалось, Тристан вновь увидел Женевьеву но это было для него невыносимо. Он поднялся. Она уже не сознавала, что по ее щекам струятся слезы. Кто-то вошел в комнату.
Тэсс. Краснощекая, большеглазая, готовая угодить. Тристан прошел мимо нее, даже не обернувшись.
– Милорд? – обратилась к нему Тэсс. Он раздраженно оглянулся и пожал плечами.
– Приведи ее в порядок. – Звуки его шагов быстро стихли вдали, на винтовой лестнице.
Глава 15
– Я выхожу замуж!
Эдвина произнесла эти слова с таким ликованием, что Женевьева радостно улыбнулась и крепко обняла тетку. Это и вправду было чудом. Эдвина всей душой любила Джона, несмотря на то что вместе с ним в замок явились горе и смерть. Однако Эдвина твердо решила забыть о недавних бедствиях.
– Я так рада за тебя. – Женевьева старалась не выдать досады. Она удивилась и смутилась, когда сегодня утром к ней вошла Эдвина, ибо полагала, что Тристан намерен держать ее взаперти, под присмотром вертихвостки Тэсс. А еще ее мучил вопрос: простила ли ее тетка.
Глаза Эдвины сверкали как звезды.
– Завтра, Женевьева! Отец Томас обвенчает нас завтра! Боже мой, как я счастлива!
Женевьева потупилась. Она любила Эдвину и всей душой желала ей счастья, но вместе с тем ощущала опустошенность. Господи, что здесь происходит? Жизнь продолжается: отец Томас молится в часовне, крестьяне работают на полях, старый Грисвальд трудится в кухне. Можно подумать, что недавняя осада им только приснилась… Даже у Эдвины все сложилось превосходно – она влюбилась в недавнего врага. За предательство поплатилась только Женевьева, став пленницей и вызывая всеобщее недоброжелательство: именно ее обвиняли во всех бедах.
«Впрочем, – задрожав, подумала Женевьева, – именно я нанесла удар Тристану и была твердо убеждена, что он умер и похоронен». Она помнила слова Тристана и выражение его лица. Почти ничего не поняв, Женевьева испытала жалость к нему, которой он, конечно, не хотел вызвать, и потому особенно опасалась за свое будущее. Ждать милосердия от этого человека нечего.
Женевьева отвернулась, не желая, чтобы Эдвина увидела ее слезы.
– Я буду думать о тебе. Уверена, все пройдет замечательно.
Иначе и быть не могло. Эдвина собиралась замуж, Бог свяжет ее и Джона священными узами, а после церемонии предстоят пиршество, танцы и… Но Женевьева понимала, что ничего этого не увидит. Ее, как пленницу, оставят здесь, в башне.
– Ты непременно должна увидеть это! – заявила Эдвина. – Попроси Тристана – и он согласится.
Женевьева подавила вздох разочарования. Эдвина не знала, каким был Тристан вчера ночью. Если бы она видела его гнев, отчужденность и боль, то промолчала бы.
– Сомневаюсь, что он посетит меня сегодня, а уж тем более не станет выслушивать просьбы. И кроме того… – Женевьева помедлила, не зная, как объяснить тетке, что бесполезно умолять столь жестокого человека. – Словом, я не могу просить его. Если я попрошу его прийти сюда, он откажется. В сущности, мне некого даже послать за ним.
– Если хочешь, его попрошу я. Или Джон.
– Эдвина, это ни к чему. Тебя ждет самый чудесный день в жизни. Это твой день. Не надо ничем омрачать его. И пожалуйста, не беспокойся. Мысленно я буду рядом с тобой, обещаю!
Эдвина приуныла.
– Женевьева, ты не так ведешь себя с ним…
– Я не так веду себя с ним? Эдвина, он отнял мое наследство! Убил моего жениха и отца…
– Они погибли в бою.
– Тристан вторгся в мой дом и обесчестил меня, а ты говоришь, что я не так веду себя с ним!
– Женевьева, он мне нравится, я восхищаюсь им. Тристан не только любезен, но и справедлив. И если бы ты смирилась…
– Вот как? Он притащил меня в замок, запер меня здесь и…
– Он взял то, что ему предложили с самого начала. Дорогая, так уж устроен мир. Тристан победил, а мы проиграли. И если бы ты не принимала все так близко к сердцу…
– Эдвина, довольно! Ты полюбила Джона – что ж, я рада. За твое будущее можно не опасаться. Но не жди смирения от меня! Я ненавижу Тристана, считаю его зверем, я… – Женевьева вдруг осеклась, размышляя, в какой момент начала лгать. Помолчав минуту, она спросила: – Эдвина, что с ним случилось?
– Он… не любит, когда говорят о его прошлом, и до сих пор злится на Джона за то, что тот рассказал мне все.
– Эдвина, мы здесь вдвоем! Ты упрекаешь меня в непокорности, но не хочешь даже помочь мне понять, в чем дело. Кое-что я знаю… на его людей напали, и…
– Но не в бою, – перебила ее Эдвина. – Родные Тристана были сторонниками Йорков, а сам он – приближенным Ричарда…
– Что?! – изумилась Женевьева.
– Когда король Эдуард умер, а власть попытался захватить Вудвилл, отец Тристана был в числе тех, кто верил, что правление Ричарда станет благом для страны. А затем маленьких принцев отправили в Тауэр. Тристан открыто выступил против Ричарда, требуя пощадить детей. Он не мог поддерживать короля, ибо подозревал, что тот приказал убить племянников. После этого Тристан и Джон вернулись домой и обнаружили, что случилось самое страшное. Деревни сожгли дотла, женщин изнасиловали и зарезали, мужчин перебили. Но это еще не все. Погибли все родные Тристана – его отец, брат, жена брата и жена самого Тристана. Джон говорил, что это был кошмар. В то время Тристан и его жена ждали первенца. И вот Тристан нашел младенца рядом с трупом жены… – Помолчав, Эдвина добавила: – У нее было перерезано горло.
Женевьеве стало дурно. Похолодев от ужаса, она опустилась на постель.
– Я сочувствую ему, – вымолвила она, – как посочувствовала бы любому. Но все это не моя вина. Я…
– Да, ты обманула его, зазвала к себе в спальню и попыталась убить кочергой.
– Черт побери, Эдвина! Это не я затеяла!
– Знаю, – негромко отозвалась Эдвина и быстро сменила тему. – Смотри, я принесла тебе Чосера, Аристотеля и того итальянца, которого ты так любишь. А теперь мне пора – пока кто-нибудь не заподозрил, что мы опять строим козни. – Она крепко обняла Женевьеву. – Ты еще будешь свободной. Только наберись терпения, молчи и жди. И… попроси его о милости. Объясни, что сидеть здесь в одиночестве тебе тяжело.
Женевьева горько усмехнулась:
– Ладно, если смогу – попрошу.
Эдвина ушла, после нее в комнату ненадолго заглянула Тэсс, а когда удалилась и она, Женевьева расплакалась. Как повезло Эдвине! Ничего не понимая, она живет в своем уютном раю, где царит любовь. Ей не приходилось заглядывать в мрачные глубины души человека, которого непрестанно терзают воспоминания… Эдвина не знает, какой страх временами одолевает Женевьеву.
Покориться было бы глупо и опрометчиво. Тристану все равно – она и так принадлежит ему. Для него она всего лишь игрушка. Со временем он наверняка пресытится ею. И если помнить, что ее тело – всего лишь оболочка, она выживет. И сможет начать жизнь заново.
«Он отнял у меня все. За одно это я вправе презирать его», – подумала Женевьева, уверенная в своей правоте. Может, Тристан вовсе не зверь – вероятно, ему не чуждо милосердие, хотя он предпочел забыть о его существовании.
Она открыла томик Чосера. Как ни странно, строки давно умершего прославленного поэта Джеффри Чосера пришлись как нельзя более кстати. Его невестка была возлюбленной Джона Гонта, прожила с ним долгие годы, стала матерью Бофора и в последние годы сочеталась с любимым узами брака. Какая прекрасная и печальная история! А Генрих, нынешний король, был правнуком ее действующих лиц… Женевьева закрыла книгу. Ее глаза блестели от слез. Прежде она не раз плакала, читая эту чудесную книгу. Но сейчас ей стало горько совсем по другой причине. Она не знала, кого оплакивает, – себя, Тристана или то, что судьба сделала их заклятыми врагами.
К концу дня одиночество стало так тяготить ее, что Женевьева начала ходить по тесной комнате, опасаясь сойти с ума. Она пробыла здесь совсем недолго, но если Тристан продержит ее взаперти несколько дней, недель, лет… Время тянулось так медленно!
Она выкупалась и, чтобы скоротать время, долго расчесывала длинные волосы, штопала одежду, читала и даже придумывала узоры для вышивания. А день все не кончался.
Наконец Женевьева бросилась на постель и свернулась клубком. Ее вновь охватила злость на Тристана, но она не понимала почему. От него девушка ничего не ждала. Однако грудастая Тэсс тоже не появлялась, и перед глазами Женевьевы встало мучительное видение: Тэсс и Тристан вдвоем. Забыв о гневе, Тристан смеялся и поддразнивал вертихвостку; его глаза стали ярко-синими, волосы разметались. А Тэсс хихикала, опьяненная вином, превратившим ее в податливую игрушку… не умеющую требовать. Дочь крестьянина никогда не осмелится поднять на Тристана руку, доставить ему хоть какое-то неудобство. О, из нее получится чудесная подружка! С такой незачем считаться. Конечно, он никогда не женится на этой девчонке, но Тэсс будет рада и подаркам, полученным, от такого благородного лорда. К тому же он молод, силен и привлекателен…
Женевьева со стыдом прижала к вискам ладони. «Забирай себе Тэсс, люби ее, только оставь меня в покое!» Он и вправду будто забыл о ней. Она вдруг расхохоталась. Гордость не позволяла ей послать за Тристаном стражника – а может, и не гордость, а твердая уверенность в том, что он не придет.
Но вопреки всем доводам рассудка она надеялась увидеть его. Если Тристан появится, она воспользуется случаем и попросит разрешения не присутствовать на свадьбе тети. Подумав об этом, Женевьева смутилась. Нет, она попросит об обратном, а если он откажет, промолчит. Она будет холодна и отчужденна. Но Тристан не приходил.
Женевьева с ужасом представила себе бесконечную вереницу одиноких дней и ночей. Ей предстояло просыпаться каждое утро только затем, чтобы дождаться вечера и заснуть. Узница замка Иденби… Так пройдут годы. Когда-нибудь люди будут спрашивать, кто эта древняя старуха из башни Иденби…
В дверь тихо постучали. Она попыталась взять себя в руки. Возможно, сейчас войдет сияющая Тэсс… Дверь отворилась, и на пороге появился Джон. Женевьева вспыхнула. С Эдвиной она уже помирилась, но знала, что Джон возмущен ее предательством. Он поклонился.
– Джон, мне очень жаль.
– Не сомневаюсь.
– Мне действительно неприятно, что я предала вас. Джон, ну как вы не понимаете! Попробуйте поставить себя на мое место! А вы выдержали бы такое? Неужели вы молча покорились бы?
– Идемте, – сказал он.
У Женевьевы екнуло сердце.
– Куда?
– Тристан велел привести вас.
Она затрепетала. Да, ей хотелось увидеться с Тристаном, но теперь… Неужели он придумал какую-то новую пытку в наказание за побег?
– Скорее, Женевьева.
Едва преодолевая страх, она последовала за Джоном.
– Джон, я очень рада за вас и Эдвину.
– Вот как? – холодно бросил он.
– Конечно! Эдвина – моя тетя, и я люблю ее.
Он не ответил, и разговор оборвался. На площадке второго этажа Джон взял ее за руку, подвел к двери, впустил в комнату, а сам остался снаружи. Женевьева замерла.
За окнами было уже темно, но комната была освещена мягким светом. В камине пылал огонь, пламя свечей трепетало. Тристан стоял спиной к двери, у камина, в белой сорочке, кожаных штанах и высоких сапогах. Все казалось Женевьеве нереальным.
