Текст книги "Продавец воздушных шариков"

Автор книги: Шарлотта Армстронг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Но она не могла вернуться в тот дом и жить там. (Значит, мясо протухнет, молоко скиснет. Неглаженое белье покроется плесенью. Она никогда не сможет больше лечь в эту постель.) Хорошо. (Ворота захлопнулись.) Дело еще и в том, что дом находится слишком далеко. У нее нет машины. И не будет, так как старая развалюха в настоящее время в ремонтной мастерской, и Шерри понимала, что не сможет заплатить, чтобы забрать ее из гаража. И вообще у нее было мало денег – как на руках, так и в перспективе.

Шерри открыла кошелек. Там лежали кое-какие бумажки, чаевые, оставшиеся от вчерашнего вечера. Много серебра, много однодолларовых купюр. Она сосчитала. Шестьдесят семь долларов семьдесят пять центов. Ха, неплохо!

Кроме того, у нее была расчетная книжка на их совместный счет в банке. Девятьсот двадцать семь долларов пятнадцать центов. Но Шерри не была уверена, имеет ли она право взять эти деньги. У нее мелькнула мысль, что ей нельзя делать ничего хоть сколько-нибудь сомнительного с точки зрения закона.

Вероятно, ей пока нельзя будет продать мебель. Хотя в любом случае половина ее стоимости все равно не составит богатства. И как сможет она продолжать работать? Клуб находится еще дальше. Она не сможет позволить себе тратить время на то, чтобы преодолевать на автобусе такое расстояние, не говоря уже о силах, которые потребуются на это.

Расстояние откуда? Отсюда? Но не может же она житьв вестибюле больницы – несколько недель, которые здесь проведет Джонни. Итак, значит, первым делом… Хорошо.

Встав, Шерри подошла к справочной регистратуры.

– Не знаете ли вы, – спросила она сидевшую там женщину, – какого-нибудь места поблизости, где я могла бы снять комнату? Одну комнату для себя, и не дорогую?

– Ну, я… – Женщина пристально посмотрела на нее.

– Понимаете, – сказала Шерри, покачиваясь, – я не могу вернуться домой. Мне нужна комната. У меня был трудный день. Мне только нужно…

– Да, но… Вы не обождете минутку? Я сейчас подумала… – Женщина взялась за телефон.

Шерри едва не лишилась чувств и схватилась за край стола. Она не хотела терять сознание и падать. Она склонила голову. «Мне сейчас тяжеловато. Но станет лучше. Конечно же, мне не может стать хуже, чем теперь».

Она уже готова была упасть, но тут ее подхватил под руку молодой мужчина в белом халате.

– Держитесь. Держитесь. Все в порядке, леди? В чем дело, Майра?

– Она говорит, что хочет снять комнату где-нибудь неподалеку, – сказала женщина, сидевшая за стойкой. – Вот почему я подумала о вас, доктор.

– Мне кажется, – сказал мужчина, – что ей необходимо сейчас же прилечь. Так, леди?

– Но мне некуда идти, – сказала Шерри. – В этом-то и дело. Все, что угодно, но недалеко.И недорого.

– Хорошо. Хорошо, – участливо произнес мужчина. – Я понял, что вы имеете в виду.

Шерри вынуждена была опереться на него.

– Я знаю одно место, – бодро продолжал он. – Это всего лишь дом с меблированными комнатами, но ведь для вас это не имеет значения, правда? Я почти уверен, что у миссис Пибоди найдется свободная комната.

– Пожалуйста, скажите, где это находится?

– Прямо через дорогу.

– О, покажите мне! Проводите меня туда!

– В самом деле? Это довольно паршивый старый дом. Но весьма удобный, и мне это известно. Я знала, что вы поможете, доктор, – сказала женщина за стойкой, сияя при мысли о том, какая она умная. – И вовремя вспомнила…

– Послушайте, – сказал молодой человек, – почему бы мне сейчас не проводить вас туда, мисс… э?

– Миссис Рейнард, – подсказала женщина.

– Кстати, я – доктор Бьянчи, интерн. Я сам живу там, и поверьте, это дешево. И удобно. Ну, пойдемте. Посмотрим, что у нас получится.

Его твердая молодая рука повела Шерри к выходу, и она оперлась на нее.

– Разумеется, менязапихнули на второй этаж, – весело продолжал он. – У хозяйки дома старомодные понятия, поэтому мужчины наверху, женщины на первом этаже. Как все оторвано от действительности, да? Идемте же. Левой. Правой. Умница.

Он казался ей добрым – молодым, легкомысленным, дерзким, но добрым. В эту минуту Шерри любила его.

Он перевел ее через улицу, держась белых линий разметки для пешеходов. Затем, повернув направо и пройдя несколько ярдов, они подошли к старому, посеревшему от ветхости бревенчатому зданию, неряшливо закутавшемуся в древние заросли.

В гостиной было большое окно-эркер, оно полукругом выступало из стены фасада. Внутри в его изгиб вписывался круглый стол, а за этим столом, на трех старинных стульях с бархатной обивкой, сидели три дамы, являвшиеся обитательницами этого дома многие годы и привыкшие следить за течением жизни с этой наблюдательной позиции.

Глава III

– Знаете, такое случается не часто, – сказал Сэм Мерчисон, откидываясь назад и заставляя стул описать небольшую дугу. – Это противоречит общепринятому. Сколько лет ребенку?

– Джону меньше четырех лет.

– Значит, его мнением интересоваться не будут. В тех случаях, когда детям меньше двенадцати, их, как правило, оставляют матерям.

– Разве из моих слов можно было заключить, что это обыкновенный случай? – огрызнулся его посетитель. – Я хочу знать следующее. Что в глазах закона составляет понятие «неспособна»?

– Неспособная мать, да? Наиболее вероятно, что вывод будет делать конкретный судья. Но что это должно быть чем-то серьезным – это я могу заявить определенно. И весьма четко доказанным.

– Например?

– Например, сумасшествие. И, можете быть уверены, не просто небольшое отклонение в психике.

– Еще что?

– Полагаю, замешанность в преступлении. Доказанная судом. Хронический алкоголизм? Возможно. Неизлечимое заболевание, серьезная физическая неполноценность.

– Аморальность? – бросил Рейнард. – Неразборчивость в связях?

– Как посмотреть. Если это действительно проявляется в ужасной форме. И, кстати, имеет место в настоящее время. Ибо многое простительно в прошлом. – Мерчисон слегка крутанул стул. – Разумеется, все зависит от точки зрения судьи.

Адвокат был спокоен и слегка ироничен.

– Вульгарность? Необразованность? – Эдвард Рейнард выставил вперед бледный подбородок.

– Не-ет.

– Неспособность содержать ребенка в приличных условиях?

– Не шутите с этим, – быстро произнес адвокат. – Судье может прийти в голову, что, если Эдвард Рейнард действительно озабочен тем, чтобы ребенок получал необходимые средства, почему он просто не предоставит их? Разумеется, от лица своего сына? Кстати, ваш сын отвечает за содержание своего ребенка.

– У негонет денег.

– Ему, возможно, придется обнаружить, что пора начать суетиться… – начал было адвокат, но, увидев выражение на лице своего клиента, сказал: – Я был бы плохим адвокатом, если бы не предостерег вас от того, с чем вам предстоит столкнуться. Вы хотите развод? Вы не хотите, чтобы невестка воспитывала сына? Ваш сын думает то же самое, да?

– Разумеется.

– Он, однако… э… не пришел вместе с вами.

– Он лежит в постели, не может встать от увечий, нанесенных ему этой женщиной. Разве одного этого недостаточно, чтобы признать, что эта женщина недостойна быть матерью?

Адвокат потер нос.

– Ваш сын доходяга? А она амазонка? Он никакне спровоцировал ее действия? Есть свидетели, готовые поклясться, что она действовала не из опасений за свою жизнь? Кстати, она симпатичная? Прошу прощения, но я должен выяснить это. Подобный аргумент, на мой взгляд, произведет смехотворный эффект.

– Во время потасовки ребенок получил увечья, – мрачно произнес Рейнард.

– О-о, – сказал Мерчисон, – но для того, чтобы танцевать танго, требуются двое. – Он поиграл с письменным прибором. – Побои ребенка, побои жены или, как в данном случае, побои мужа – все это не имеет юридического веса. Закон, разумеется, не предпримет никаких шагов.

Он поднял глаза.

Рейнард не обращал на него внимания.

– Предположим, я представлю вам доказательства, – прорычал он.

– Чего?

– Правды, – свирепо ответил Рейнард. – Должна же быть какая-то справедливость. Эта женщина не может, разрушив лучшие годы жизни моего сына, просто уйти, забрав с собой ребенка. Я заявляю вам: у мальчика невроз.

Мерчисон, обративший внимание на его интонации, на неожиданно вспыхнувшее краской лицо, на блеск в глазах, почувствовал удивление. Он давно имел дело с Рейнардом и считал этого человека непреклонным, упрямым как бык, несшимся по жизни, не понимая и не разделяя человеческих чувств и даже не сознавая безжалостности своего поведения.

Но теперь адвокат, кажется, разглядел признаки чувства. Глаза Рейнарда горели; в голосе ощущались спазмы, сжимавшие горло; его душила какая-то безумная ярость.

– Я бы не стал упирать на эмоциональный срыв вашего сына, – мягко произнес адвокат.

– Вы хотите сказать, что все будет истолковано в пользу этой женщины? Что я не смогувыиграть?

«Так, значит, ты? – подумал Мерчисон. – Я так и предполагал. Но что такого сделала тебе бедная девочка?»

– Я сказал, что подобное случается не часто, – сказал он своему клиенту. – То есть в том случае, если есть разногласия. Ведь может так случиться, что она не пожелает оставить ребенка – знаете ли, боится беспокойства, ответственности или, например, связана с другим мужчиной и хочет быть свободной для нового брака, – и тогда она окажется в глазах судьи плохой матерью, ноющей о хлопотах и так далее, – что ж, тогда все может сложиться по-другому.

– Она может добровольно отказаться от ребенка?

– Нет. Нет. Решение принимает судья. Но такая точка зрения, вероятно, произведет на него впечатление, понимаете?

– Понимаю. Она может вывезти ребенка за пределы штата? – грозно спросил Рейнард.

«Хо, – подумал адвокат, – так она, значит, хочет оставить ребенка».

– Как только признают ее права на опеку, – сказал он. – Разумеется, она просто может выехать – в обход закона – в любое время. Граница не обнесена колючей проволокой.

– Если она сделает это… – Рейнард не стал продолжать, но выражение его лица таило в себе угрозу.

– Права на опеку, – сказал адвокат, – обыкновенно определяются к моменту слушания дела перед принятием постановления. Разумеется, если это право оспаривается, процесс может продолжаться и продолжаться – становясь бесконечным, отвратительным, – предостерег он, – и унизительным.

– Понимаю. А когда состоится слушание?

– Кто знает! – Адвокат пожал плечами. – Довольно скоро.

– Вы согласитесь, что необходимо предотвратить возможность увоза ребенка за пределы штата до слушания?

Мерчисон удивился:

– Предотвратить?

– Я не могу представить себе, как она сможет протащить его через всю страну, – горько произнес Рейнард, – до тех пор, пока он не оправится от увечий. Она определенно не имеет денег на то, чтобы нанять санитарный самолет и тому подобное… А как насчет их собственности?

– Они должны будут заключить соглашение, – сказал Мерчисон, пристально глядя на него.

– Я не хочу, чтобы они встречались. Она наймет адвоката. Вы не могли бы…

– Защитники смогут сами обсудить это. Какова позиция вашего сына в вопросе собственности?

Но Рейнард уже задал другой вопрос:

– Может ли она завладеть всеми имеющимися деньгами?

– Может, как только будет достигнуто соглашение.

– Значит, оно не будет достигнуто.

– Минуточку, мистер Рейнард. – Адвокат выпрямился.

– Мой сын – потерпевшая сторона. Он будет требовать себе всю собственность. – Рейнард откинулся назад.

– Он ее не получит, – резко возразил адвокат.

– Я полагаю, это вправе решить только судья?

Адвокат смотрел на него некоторое время, затем сказал:

– Это ваша идея не позволить ей уехать с ребенком? Не слишком ли вы подозрительны? Поверьте мне, в данных обстоятельствах вы рискуете восстановить судью против себя. Не делайте этого, мистер Рейнард. Почему вы так опасаетесь того, что она попробует сбежать с мальчиком?

– Она сама сказала мне это, – бросил Рейнард.

– Вы уверены? Вы правильно поняли?

– Я понимаю так, – сказал Рейнард, – что чем скорее все это будет оформлено по закону и мы с Эмили сможем начать заботиться о ребенке надлежащим образом, тем лучше. Я не хочу отсрочек. Я не хочу долгого, утомительного процесса. Но я также не хочу натравливать на нее людей. Я собираюсь позаботиться о доказательствах…

Мерчисон неумолимым тоном произнес:

– Позвольте дать вам совет. Не разбрасывайте деньги и не пускайте собак по ее следу, мистер Рейнард. Свидетельства на основе личной неприязни ни в коей мере не помогут вам. А вы, очевидно, испытываете к ней неприязнь. Сдерживайте ее, хорошо? Судья обязан быть на стороне ребенка, но, если вы не будете следить за собой, он перейдет на сторону матери. Уже, возможно, есть свидетельства того, что вы и ваша жена никогда не принимали эту женщину. Я полагаю, есть свидетельства того, что последние год-два вы не отличались особой щедростью. Я настоятельно советую вам помнить, что противденег, возможно, сложится предубеждение.

– Благодарю вас за совет, – холодно сказал Рейнард.

– Не хотите взглянуть на то, что притащил кот? – спросила миссис Моран. – Вот идет доктор Бьянчи вместе с малышкой.

– Что это? Что это? – отозвалась миссис Кимберли. – Он не посмеет?

– Что скажет мадам? – подхватила миссис Линк, и все трое, покачиваясь на стульях, тихо заворчали.

Они вели бесконечную карточную игру, прерываемую по давно установившейся привычке только тогда, когда происходило что-либо стоящее внимания, особенно, если на короткой дорожке, ведущей в приемный покой, появлялась ревущая сиреной карета «скорой помощи».

Некто веселый и образованный, кратковременно проживавший в комнате наверху, одарил дам прозвищем, которое прижилось. В доме и на той части улицы, где знали об их существовании, три дамы были известны как Норны. [1]1
  Богини судьбы в скандинавской мифологии. (Здесь и далее – примеч. пер.).


[Закрыть]

Доктор Джозеф Бьянчи (знавший их и их жизнь) провел Шерри Рейнард (ничего о них не знавшую) по дорожке мимо высокого деревянного штакетника, на котором висела большая вывеска, достигавшая козырька над крыльцом и гласившая: «Здесь будет построен новый корпус клиники Святого Антония стоимостью 2,5 миллиона долларов». Шерри даже не заметила эту вывеску.

У дверей молодой человек позвонил.

– Вам надо будет переговорить с мадам, – сказал он. – Простите, я хотел сказать, с миссис Пибоди, хозяйкой. Поэтому я и позвонил.

Но открывшая им дверь девица была слишком молода для хозяйки. Это была странного вида девушка лет четырнадцати-пятнадцати, с чрезмерно большой головой и крупными, но почему-то совершенно невыразительными чертами лица. Она была невысокого роста и со слишком развитыми для своего детского платьица из голубого хлопка формами.

– Привет, Элси, – сказал молодой врач. – Иди, позови маму, будь умницей.

Девушка безучастно смотрела на него.

– Иди, позови маму, будь умницей, – повторил молодой врач, и на этот раз просьба дошла до нее. Девушка, похоже, очень обрадовалась тому, что поняла ее. Кивнув головой, она упорхнула.

– Как говорится, умственно отсталая, – шепнул доктор Бьянчи Шерри на ухо. – Особенно беспокоиться нечего.

Через старинную широкую дверь они прошли в почти квадратную прихожую, застланную вытертым ковром. Слева была лестница – шесть ступенек до площадки, откуда под прямым углом уходил вверх еще один пролет. Кругом было полно глянцевых поверхностей: ступени, перила, балясины, поручни, все желто-коричневое дерево было покрыто толстым слоем блестящего лака.

Под лестницей на стене висело обычное для таких мест зеркало с обычным полукруглым столиком под ним, на котором была разбросана почта. Правая стена была оклеена обоями с головокружительным геометрическим рисунком розового и желтого цвета, и на ней висел телефон-автомат. Прямо впереди стены не было, и большая полутемная комната была заставлена мебелью.

Откуда-то со стороны лестницы появилась худая и подвижная женщина в выцветшем платье.

– Миссис Пибоди, – сказал молодой человек, – вот эта женщина справлялась в больнице о комнате.

Хозяйка склонила набок голову, темные волосы ее были уложены так, что производили впечатление надетой шляпки. Вероятно, парик. Темные глаза слегка косили. Правый уклонялся от центра, хотя и несильно. Голос у женщины был высоким и холодноватым.

– Ах да, мисс… э…

Шерри пришлось слегка встряхнуться, чтобы все объяснить.

– Меня зовут Шерри Рейнард. Миссис Рейнард. Моего мальчика положили в эту больницу. Мне нужно место, где я могла бы остановиться, чтобы быть рядом с ним. Всего лишь комнату.

– Понятно, – сказала миссис Пибоди. – Ну…

Довольно неохотно она обернулась.

Молодой доктор Бьянчи внезапно покинул их и понесся вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступеньки.

– Вы знакомая доктора Бьянчи? – холодно спросила хозяйка.

– Простите?

– Доктора Бьянчи? – Хозяйка терпеливо повторяла фразы в тех же выражениях, напомнив Шерри о существовании умственно отсталой дочери.

– А… А, этого молодого человека? Нет, нет. Его попросила помочь мне женщина в регистратуре.

– Понятно. – Миссис Пибоди стала чуть более любезной.

Шерри последовала за ней в просторную комнату с окнами, выходившими на улицу, которые были тщательно завешаны тюлевыми занавесками и выцветшими розово-бурыми шторами. У нее сложилось впечатление пространства, сумбурности и некоторой старомодной элегантности. Резные деревянные рамы, туго натянутая обивка, фарфоровые украшения, матерчатые абажуры с бахромой. Миссис Пибоди вела ее через все это пространство. Со стороны улицы комната была лучше освещена, и теперь Шерри могла разглядеть окно в фонаре и трех пожилых женщин, сидевших за столом. Они сидели молча. Карты со шлепком ударялись о поверхность стола. Несмотря на то, что дамы не обернулись, Шерри почувствовала, что они внимательно вслушивались в каждый ее шаг.

– Комната, которую я могу сдать, – словно извиняясь, сказала миссис Пибоди, – была раньше верандой, но зато в ней, разумеется, очень свежий воздух.

Она обогнула резную деревянную ширму, закрывавшую проход, в котором не было двери, и открыла первую дверь слева, обильно покрытую лаком.

За ней находилась небольшая комната, две стены которой и половина третьей были застеклены. Все стекла, включая доходившие до пола, где, вероятно, когда-то была дверь, были завешаны сборками белой ткани. Свет казался очень холодным, но в комнате было чисто. В ней были односпальная кровать, узкий высокий шкаф, один стул и большой сервант, стоявший у стены.

– Выглядит замечательно, – сказала Шерри. – Ест ли она не очень… Сколько это стоит?

– Двадцать пять долларов в неделю, – быстро произнесла миссис Пибоди враждебным тоном. – Разумеется, в это включается завтрак по-европейски.

– О, мне кажется, это очень…

– Я не могу позволить готовить в комнатах, – прервала ее миссис Пибоди. – Но люди все равно будутпытаться готовить завтраки. Поэтому я их обеспечиваю ими и избавляю от лишних хлопот. Обеды и ужины я не предлагаю.

– Понятно.

– Что, еще? Ванная общая, – сказала миссис Пибоди, чувствуя необходимость принять заботливый, радушный вид, – но она весьма удобная. Очень просторная. Прямо в конце коридора.

Шерри, которой хотелось немедленно броситься в кровать, тем не менее, проследовала осматривать очень просторную ванную. Она была допотопной, краны подтекали. Однако чисто. Сойдет.

– На какой срок вам требуется комната? – спросила миссис Пибоди, и ее слегка косящий взгляд забегал вверх-вниз по Шерри.

– Не могу сказать. Я не знаю. – Шерри слишком устала, чтобы говорить. – Это зависит от того, как будет поправляться мой малыш. Я могу заплатить за неделю и поселиться? Я хотела бы отдохнуть, а затем мне нужно будет съездить за вещами. Сегодня утром Джонни привезли в больницу на «скорой». (О, пожалуйста, скорее позвольте мне расплатиться с вами и оставьте меня одну.)

Однако комнаты не снимаются так быстро. Необходимы осторожные формальности. Миссис Пибоди должна была справиться о причине вызова «скорой», возрасте ребенка, прогнозе на ход лечения и местонахождении отца.

Шерри сообщила ей о травмах, полученных мальчиком. Она также сказала, что разъехалась с мужем.

– Комната на одного человека, – резко сказала миссис Пибоди. – Я не позволяю джентльменам заходить на этот этаж… Я также не позволяю дамам подниматься наверх.

– Да, я понимаю, – сказал Шерри. Открыв кошелек, она молча протянула деньги.

– Внутри есть задвижка, – ледяным голосом произнесла миссис Пибоди, – ключей, разумеется, нет, чтобы можно было убирать. Хотя мои постояльцы – честные люди, вам не следует оставлять ценности без присмотра.

– Разумеется, я не стану делать этого, – торжественно заверила ее Шерри. – Благодарю вас.

О Боже! Наконец-то ей удалось закрыть дверь этой странной маленькой комнаты, задвинуть засов и остаться одной.

Она положила сумочку на комод, опустилась на край узкой кровати и скинула туфли. Очень медленно Шерри вытянулась во всю длину в мертвенном свете холодной комнаты. Она подумала: все в порядке. Все будет хорошо.

Миссис Пибоди пересказала Норнам все, что ей сообщила Шерри; большую часть они уже знали, но все равно жадно слушали. Когда хозяйка оставила их, миссис Моран сказала:

– Я удивлена поведением мадам, впустившей в дом женщину моложе девяноста.

Ее бледные сухие губы под белыми усиками слегка изогнулись. Миссис Моран было шестьдесят восемь.

– Доктор, вероятно, будет задерживаться за завтраком, – сказала миссис Линк, ероша белую солому, в которую бесконечные полоскания превратили ее волосы. Миссис Линк было семьдесят три.

– Она здесь пробудет недолго, – сказала миссис Кимберли, обладательница беличьей мордочки, пухлых щек и крохотного острого подбородка. – Скоро за ней прибежит муж. Или дружок. Или оба.

Она хихикнула. Миссис Кимберли было шестьдесят пять – совсем девочка.

– А!

По улице проехала карета «скорой помощи».

– Ничего серьезного, – сказала миссис Моран. – Сирена не включена.

Они проследили, как из автомобиля вынесли носилки.

– Вон она бежит, – заметила миссис Линк. – Опять опаздывает. Смотрите, как несется.

Они проследили за сбегавшей по ступеням медсестрой.

– Роженица, – сказала миссис Кимберли. – Взгляните на мамашу в кресле-каталке. Некоторое время ей не придется пользоваться ногами.

– Обратите внимание на папашу. Каким умником он себя чувствует! – добавила миссис Линк.

– О-о, – протянула миссис Моран. – Вот идет Великий Профиль.

Карты громко зашлепали. Норны услышали, как открылась входная дверь и по лестнице зазвучали Шаги Лотона Арчера.

– Он не получил роль, – сказала миссис Моран.

– Он их никогда не получает, – отозвалась миссис Кимберли.

– Ладно, девочки, кто дал мне даму пик?

Игра, в которую они играли, называлась «черви».

В просторной старой кухне хозяйка сообщила:

– Я сдала веранду.

– Это хорошо, – отсутствующим тоном произнес мистер Пибоди. Он сидел в углу кухни на древнем кресле-качалке, которое он провозгласил своим гнездом, и, читая газеты, потягивал пиво.

Его жена довольно резко опустилась на стул.

– Я должна принимать всех, – слабо произнесла она, – пока у меня еще есть такая возможность. Я не знаю, что нам делать, Гарольд.

– Не беспокойся, – ответил мистер Пибоди. – Не беспокойся. Дом не снесут до сентября. – Он взглянул на зажатые в руке жены деньги. – Тебе что-нибудь нужно в торговом центре? – с надеждой спросил он.

Хозяйка одарила его суровым взглядом и свернула деньги в тугой комок. В торговом центре был винный отдел.

Когда Шерри, отдохнув часок, заскочив на минуту к Джонни и добравшись до дома на автобусе, позвонила в дверь миссис Айви (она чувствовала себя обязанной еще раз навестить соседку), было уже четыре часа дня. Никто не ответил. Шерри прошла по знакомой дорожке и вставила ключ в дверь дома, в котором она когда-то жила – еще сегодня утром.

Собравшись с силами, она шагнула внутрь, где воздух уже стал каким-то нежилым, поспешно прошла в свою спальню, достала с полки два чемодана и быстро уложила в один свои вещи, а в другой – вещи Джонни. Она нервничала. Ее поджимало время. Шерри тяжело было быть вдали от Джонни продолжительное время. Ей хотелось поскорее уйти отсюда.

Склонившись над коробкой с украшениями, где не было ни одного действительно ценного камня – одна мишура, – Шерри обнаружила двадцатидолларовую купюру, которую давным-давно сама там припрятала. Нужно ли тащить чемоданы до автобуса или лучше вызвать такси? Она не могла сообразить.

Ей совсем не хотелось заходить на кухню, но, поразмыслив, она все же зашла туда – только для того, чтобы достать из холодильника быстропортящиеся продукты и выбросить их. Она ни к чему не притронулась. Она должна была испытывать голод, ведь она не обедала, но тем не менее; не могла заставить себя съесть что-нибудь. Затем, как будто решившись, Шерри взяла телефон (кто оплатит счет?) и заказала такси.

Дожидаясь машины, она позвонила в клуб своему шефу, мистеру Додду, который, выразив возгласами свое сожаление и участие, пообещал переслать по почте всю причитавшуюся Шерри зарплату – хотя сумма была небольшой. В конце концов, на этой работе основное составляли чаевые, а не оклад. Шерри продиктовала адрес дома миссис Пибоди.

Это заставило ее подумать о почте. Шерри взглянула на поднос под щелью в двери. Ничего, кроме счета за газ. Кто оплатит его? Шерри положила его обратно. Она не могла позволить себе забивать этим голову. Шерри подумала, не сообщить ли в почтовое отделение свой новый адрес. Нет, по крайней мере, не сейчас.

Шерри даже ощутила какой-то восторг от мысли, что никто на свете не знает, куда она скрылась. Завтра об этом должен будет узнать адвокат. Она договорилась с ним о встрече.

Вытащив чемодан на улицу и заперев за собой дверь, не испытывая ни малейших сомнений, что за ней следят чьи-то соседские глаза, Шерри остановилась у проезжей части, поставив на землю все имущество, которое позволила себе унести. Теперь у нее нет ни дома, ни мужа, ни работы; очень мало наличных денег. У нее есть ребенок. И у меня есть здоровье, мрачно напомнила себе Шерри.

Хотя у нее была привычка мысленно сглаживать неприятности надеждами на лучшее, но ведь действительно у нее прекрасное здоровье. И у нее действительно есть друзья – ее собственные друзья. О, не здесь, добрые, старые друзья там, на Востоке, люди, которые знали ее родных. И ее лучшая подруга и бывшая соседка по общежитию, теперь вышедшая замуж.

Надо будет перетащить барахло на новое место, а затем зайти в больницу, где можно перекусить в кафетерии, и посмотреть, как приготовят Джонни ко сну. Потом раздобыть бумагу и конверты. Можно было бы захватить из дома. Но нет, она больше не вернется туда никогда. Надо будет написать своим друзьям – старым друзьям. Они помогут ей.

Шерри не знала, сколько времени ей потребуется на то, чтобы найти, что у нее осталось в этом мире помимо того, что было сейчас при ней. Ей придется вести себя осторожно. Она также не знала, сколько ей достанется из девятисот двадцати семи долларов. А ей предстояло много расходов. Да, необходимо быть осторожной и действительно написать друзьям и попросить их помочь деньгами.

Заполнив мысли арифметическими расчетами, Шерри могла теперь уехать, не оглядываясь назад. Так, посмотрим. Шестьдесят семь долларов семьдесят пять центов плюс двадцать долларов – это будет восемьдесят семь семьдесят пять. Минус двадцать пять долларов, уплаченных миссис Пибоди. Минус билет на автобус, сорок центов, минус стоимость такси и, конечно же, ужин. И бумага с конвертами. И марки.

Лишь расплатившись с водителем и затащив чемоданы в свою комнату, Шерри вспомнила, что не связалась с няней, мисс Эрскин. Что ж, миссис Айви, несомненно, известит ее о том, что произошло, – и в самом скором времени. Шерри прошла мимо телефона-автомата, висевшего на стене, раздумывая, что она может и чего не может себе позволить. В сумочке под мышкой лежало шестьдесят два доллара тридцать пять центов. Няне она была должна девять долларов. Это показалось Шерри очень большой суммой.