Текст книги "Любить мистера Дэниелса (ЛП)"
Автор книги: Ш. Черри Бриттани
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Простить Генри, плакать, потому что счастлива, или смеяться, потому что грустно, напиться и танцевать в баре, вернуть Бентли кольцо обещания, позаботиться о маме, воссоздать знаменитую сцену из Титаника.
Передняя дверь приоткрылась, и я увидела, как мама ходит туда-сюда по гостиной. Я вернула письма в сундучок и закрыла его. Выйдя из спальни, я встала перед ней, и она уставилась на меня на долгое мгновение. Слезы наполнили ее глаза, и ее рот приоткрылся, как будто она хотела что-то сказать мне, но ничего не выходило. Ее плечи поднялись и упали, оставив лишь кучу вопросов.
Она выглядела такой сломленной, измотанной, разбитой.
– Завтра я уезжаю к Генри, – сказал я. Очерчивая ногой круг на ковре. На краткое мгновение мама задрожала. Я подумала забрать свои слова назад и остаться в квартире. Но, прежде чем я смогла предложить это, она заговорила:
– Это хорошо, Эшлин. Ты хочешь, чтобы Джереми отвез тебя на железнодорожную станцию?
Я помотала головой. Мое сердце сильнее забилось в груди, когда мои руки сжались в крепкие кулаки.
– Нет. Я справлюсь. И просто чтобы ты знала, я не вернусь. – Мой голос надломился, но я сдержала слезы. – Никогда. Я ненавижу тебя, потому что ты оставила меня, когда я больше всего нуждалась в тебе. И я никогда не прощу тебя.
Она смотрела в пол, сгорбившись. Затем подняла взгляд на меня еще один раз, прежде чем направилась к передней двери.
– Счастливого пути.
И с этим она оставила меня стоять одну, в который раз.
2 глава
Всегда вспоминаю наш первый взгляд,
И я обещаю твоему сердцу, что меня будет достаточно.
~ Скитания Ромео
На следующий день я быстро уехала. Я сидела снаружи железнодорожного вокзала на огромном чемодане. До этого я никогда не ездила на поезде, и это был новый опыт.
Я узнала три факта о поездах: во-первых, иногда незнакомцы садятся рядом с тобой и храпят, и пускают слюни, но ты ведешь себя так, как будто это нормально; во-вторых, бутылочка содовой будет стоить тебе больше, чем покупка стада коров; в-третьих, кондуктор выглядит точно так же, как парень из фильма «Полярный экспресс», если убрать все эту штуки компьютерной анимации.
Поезда всегда казались круче в фильмах и книгах, но на самом деле, это просто машины, которые могут ездить по рельсам. Что имеет смысл, видя, как они называют каждый вагон «машина». Ну, почти каждый. Передний называется локомотив, а последний служебный вагон.
Улыбка растянулась на моих губах, когда я подумала о слове «служебный вагон» (прим. перев. в англ. языке это слово Caboose). Скажите это пять раз, не улыбнувшись.
Caboose.
Caboose.
Caboose.
Caboose.
Габи.
Ох, нет. Одновременно я громко рассмеялась и заплакала. Все дороги вели к моей сестре. Люди, проходящие мимо меня, вероятно, думали, что я сумасшедшая, потому что я так сильно смеялась сама с собой. Чтобы выглядеть еще более сумасшедшей, я вытащила книгу из сумки и открыла ее. Иногда люди могли быть очень субъективными.
Я забросила сумку снова на плечо и вздохнула. Я ненавидела сумки, но Габи любила их. Она любила все связанное с тем, чтобы наряжаться и выглядеть красивой. В этом она тоже была суперхороша. Я? Не очень-то, но она говорила, что я красивая. Так что это отчасти засчитывалось.
Вы знаете, что было самым лучшим в сумках? В них можно было носить книги. Я прочитала «Гамлета» пять раз за последние три недели. Прошлой ночью я остановилась на части, где Гамлет написал Офелии, чтобы та сомневалась во всем, что видела, кроме его любви. Но глупая девушка все же пошла на смерть в конце истории. Это проклятье – оказаться в Шекспировской трагедии.
Когда я читала, боковым зрением я видела мужчину, который вытащил багаж из здания железнодорожного вокзала. Он прислонил багаж к стене здания. Было странно называть его мужчина, потому что он не был старым. Но он был слишком взрослым, чтобы называться парнем. Должно было быть слово между этими годами. Может парчина? Мужрень? Парчина-мужрень?
Этот парчина-мужрень тоже был в моей машине – машиной был наш вагон поезда, – и я сразу его заметила. Как я могла не заметить? Я не очень часто находила кого-то красивым, но он был высшего класса. Его волосы были длинные – слишком длинные. По крайней мере, так я подумала, когда он провел по своим темно-каштановым волосам, и они идеально легли на его голове.
По дороге в Висконсин, он сел на сиденье позади меня. Когда я шла в уборную, то видела, как он отбивает ритм пальцами по своему бедру, и его голова качается вперед-назад. Может, он был музыкантом. Габи всегда постукивала ногой и раскачивала головой.
Он определенно был музыкантом.
Он заметил, что я заметила его, и когда поднял голову, чтобы найти мои глаза, он довольно широко улыбнулся. Что заставило меня чувствовать себя довольно маленькой. Поэтому я опустила взгляд на темно-синий в пятнах от кофе ковер и поспешила вперед. Его глаза были настолько голубые и наполненные интересом. На секунду я подумала, что они были порталом в другой мир.
Прекрасные.
Поразительные.
Потрясающие.
Голубые глаза.
Я вздохнула.
Может, это был портал в лучший мир.
С другой стороны, люди никогда не должны использовать уборные в поезде. Они очень грязные, я наступила на чью-то жвачку.
Когда я шла на свое место, мое сердце сжалось в груди, потому что я знала, что снова пройду мимо мистера Прекрасные глаза. Мой взгляд был опущен, пока я не достигла своего сиденья. Я выдохнула, и затем моя голова непроизвольно повернулась к нему. Что?! Черт бы побрал мои глаза за то, что хотели еще один взгляд в его сторону. Он снова улыбнулся и кивнул мне. Я не улыбнулась в ответ, потому что слишком нервничала. Голубые глаза незнакомца превращали меня в гребаного невротика.
Это был последний раз, когда я видела его. Ну, до этого момента.
Сейчас я стояла снаружи железнодорожного вокзала. Он стоял снаружи железнодорожного вокзала. Мы стояли снаружи железнодорожного вокзала. И на мгновение я взметнула на него взгляд. Сердце пропустило удар.
Пытаясь вести себя спокойно, я повернула голову в его направлении, сделав вид, что смотрю мимо мистера Прекрасные глаза, чтобы увидеть приехал ли Генри. В действительности я просто пыталась еще раз быстро взглянуть на парчину, который стоял у стены железнодорожного вокзала.
Мое дыхание ускорилось. Он заметил меня. Болтая ногами, я напевала про себя, пытаясь выглядеть спокойно, и потерпела в этом неудачу. Я держала свою книгу прямо перед своим лицом.
– Не верь, что звезды – это пламя, не верь, что солнце встанет вновь, не верь, что правда не обманет, но верь в мою любовь, – процитировал он.
Моя книга упала мне на колени. Я в замешательстве уставилась на мистера Прекрасные глаза.
– Да ладно! (прим. пер. в оригинале Эшлин сказала shut up, что так же переводится, как «Заткнись»)
Его улыбка исчезла, и что-то вроде извинения появилось на его лице.
– Ох, извини. Я просто увидел, что ты читаешь…
– «Гамлет».
Он провел пальцем по верхней губе, когда подошел ближе. Удар. Тишина. Удар. Тишина.
– Да... «Гамлет». Извини, я не хотел прерывать тебя, – извинился он, и его голос был очень приятным. То, как я думала, будет звучать мед – было его голосом. Хотя на самом деле я не нуждалась в извинениях. Я просто была счастлива узнать, что были двое людей в мире, которые были в состоянии процитировать Уильяма.
– Нет. Ты не должен. Я не имела в виду это выражение «закрой свои губы и перестань говорить» смысле. Я имела в виду больше как: «Ох, сраные яйца, да ладно! Ты можешь цитировать Шекспира?!» Смысл был больше такой.
– Ты только что сказала «сраные яйца»?
Мое горло сжалось, я выпрямилась.
– Нет.
– Эм, я думаю, ты сказала.
Он снова улыбнулся, и в первый раз я заметила, какая ужасная была погода. Снаружи было девяносто градусов (прим. перев. примерно 32 градуса по Цельсию). Мои ладони вспотели. Мои пальцы были липкими. Даже несколько капелек пота скатилось с моего лба.
Я наблюдала, как его рот открылся, и я приоткрыла свои губы в то же самое время. Затем я быстро закрыла свои, желая услышать его голос больше, чем свой собственный.
– Проездом или остаешься? – спросил он.
Я моргнула.
– Что?
Он рассмеялся и кивнул.
– Ты здесь проездом или остаешься на некоторое время?
– Ох, – ответила я, пялясь на него слишком долго, ничего не говоря. Говори! Говори! – Я переехала. Сюда. Я переехала сюда. Я новенькая в городе.
Он поднял бровь, заинтересованный этим небольшим фактом.
– Ох? Хорошо. – Он вытащил ручку чемодана правой рукой, двигаясь ближе ко мне. Его улыбка стала еще шире, и он вытянул свою левую руку в мою сторону.
– Добро пожаловать в Эджвуд, штат Висконсин.
Я посмотрела на его руку, а затем снова на его лицо. Притянув свою книгу к груди, я обхватила ее руками. Я не могла прикасаться к нему потными ладонями.
– Спасибо.
Он слегка вздохнул, но его улыбка осталась.
– Ну, ладно. Приятно познакомиться с тобой. – Прижав свою руку к боку, он начал уходить в сторону такси, которое только что прибыло к обочине.
Я прочистила горло, чувствуя, как мое сердце грохочет напротив страниц о Гамлете и Офелии, и мой разум начал усиленно работать. Мои ноги потребовали, чтобы я встала, поэтому я спрыгнула со своего чемодана, опрокинув его.
– Ты музыкант? – крикнула я парчине, который скрылся за дверью такси. Он оглянулся в мою сторону.
– Как ты узнала?
Я подняла свои пальцы и постучала по своей книге в том ритме, который он отбивал пальцами в поезде.
– Просто догадалась.
Он сощурил глаза.
– Я тебя знаю?
Я сморщила нос и покачала головой туда-сюда. Я задавалась вопросом, видел ли он пот, который капал с моего лба. Я надеялась, что нет.
Медленно, он прикусил свою нижнюю губу. Я видела, как его плечи опустились и поднялись от небольшого вздоха, что он испустил.
– Сколько тебе лет?
– Девятнадцать.
Он кивнул и провел рукой по волосам.
– Хорошо. Тебе должно быть больше восемнадцати, чтобы ты могла войти. Они поставят тебе штамп и будут дважды проверять твое удостоверение в баре, но ты сможешь слушать и тому подобное. Просто не пытайся купить алкоголь. – Я наклонила голову, уставившись на него. Он рассмеялся. Ох, что это за прекрасный звук. – Бар «У Джо», в субботу вечером.
– Что за бар «У Джо»? – крикнула я громко. Я не была уверена, говорила ли я с ним или с собой, или с этими гребными бабочками, что разрывали мои внутренности в клочья.
– Э... просто бар? – он поднял голос на октаву, прежде чем рассмеялся. – Моя группа выступает там в десять. Ты можешь прийти. Я думаю, тебе понравится. – Он продолжил убеждать меня самой доброй улыбкой в мире. Она была такой нежной, что это заставило меня закашлять и задыхаться.
Он поднял свою руку и улыбнулся, когда помахал. Затем закрыл дверь такси и отправился своим путем.
– Пока, – прошептала я, наблюдая, как машина отъезжает. Я не отвела взгляда, пока такси не скрылось за углом и не уехало далеко-далеко. Я посмотрела на книгу, которую сжимала в своих руках, и улыбнулась. Я собиралась начать сначала.
Габи бы понравился этот странный, неловкий момент.
Я просто знала это.
3 глава
Я не буду оглядываться назад,
Я не буду плакать.
Я даже не буду спрашивать тебя почему.
~ Скитания Ромео
Двигатель желтого ржавого пикапа Генри ревел так, как будто собирался взорваться, когда он подъехал к вокзалу Амтрак. Станция была наполнена людьми, которые обнимались и плакали, и смеялись. Люди были погружены в процесс человеческой связи.
Из-за всего этого я чувствовала себя некомфортно.
Я сидела на верхушке чемодана с сундучком Габи у меня на коленях. Проведя пальцами по волосам, я надеялась избежать тех же связей, которых весь остальной мир, казалось, желал.
Я парилась в своем черном до бедра платье, и ночной теплый воздух Висконсина непрошено подкрался под мои ноги. Я не думала, что мне придется ждать час, чтобы Генри забрал меня. Я должна была знать лучше, но увы. Иногда я задумывалась, научусь ли я когда-нибудь на своих ошибках.
Я ждала, пока Генри подъедет ближе к обочине. Его переднее колесо проехало по пустой бутылке воды. Я наблюдала, как пластмассовая бутылка сплющилась под давлением колеса, и крышка выскочила, пролетев через тротуар прямо к моим ногам. Оттолкнувшись от своего винтажного цветочного чемодана, который мама подарила мне на мой шестнадцатый день рождения, я нажала на кнопку и дернула ручку, покатив чемодан к машине.
Брр, его машина обязательно должна быть такой громкой?
Генри вышел из машины и обошел спереди, чтобы поздороваться со мной. Его темно-зеленая футболка была заправлена в джинсы с ремнем. Его левый ботинок был развязан, и я могла ощущать запах табака от его бороды, но по большей части, он выглядел хорошо.
На одно краткое мгновение он боролся с мыслью обнять меня, и желание испытать тот же самый опыт связи, что и у людей вокруг, было осязаемым, но он изменил свое мнение после того, как посмотрел на мои туфли на каблуках.
Он издал короткий смешок.
– Кто надевает платье и туфли на каблуках в поезд?
– Эти вещи были любимыми у Габи.
Тишина создавала напряжение, и приливная волна воспоминаний начала заполнять мой разум. Генри, вероятно, тоже одолевали воспоминания. Разные воспоминания об одной и той же необыкновенной девушке.
– Это все, что у тебя есть? – спросил он, указывая на мою жизнь, что жила внутри моего чемодана. Я не ответила. Что за глупый вопрос. Очевидно, что это было все.
– Дай мне взять его. – Он сделал шаг вперед, чтобы взять чемодан, и я замялась.
– Я сама.
Он вздохнул, проведя рукой по своей бороде. Он выглядел старше, чем был, но я думала, что сожаление и чувство вины, могло сделать это с человеком.
– Ладно.
Я бросила чемодан в заднюю часть грузовика и подошла к пассажирской двери, чтобы забраться. Дернув дверную ручку, я закатила глаза. Не стоило удивляться, что это дерьмо было сломано – Генри был профессионалом в том, чтобы что-то портить.
– Извини, ребенок. Эта дверь доставляет мне много проблем. Ты можешь забраться с моей стороны.
Я снова закатила глаза и пошла к водительской стороне, забралась внутрь, надеясь, что не сверкнула нижним бельем перед проезжающими машинами.
Мы ехали в тишине, и я думала, что так и будут проходить мои следующие несколько месяцев. Неловкая тишина. Странное взаимодействие. Случайные пересечения. Возможно, имя Генри и было на моем свидетельстве о рождении, но когда ему нужно было взять на себя ответственность, он всегда лажал.
– Извини насчет жары. Проклятый кондиционер сломался на прошлых выходных. Я не думал, что здесь может быть такая духота. Ты знала, что позже на этой неделе температура поднимется до сотен (прим. пер. имеется в виду шкала Фаренгейта)? Гребаное глобальное потепление, – заявил Генри. Я не ответила, полагаю, он воспринял это как приглашение продолжить разговор. Это не было никаким приглашением. Я правда хотела, чтобы он не старался вести светскую беседу. Я ненавидела светские беседы. – Габи говорила, что вы работали над книгой? Я смогу устроить тебя на продвинутый английский с хорошим учителем. Я знаю, что люди говорят, что мы нанимаем лучших из лучших, но, если быть честным, попадаются зануды. – Он рассмеялся.
Генри был завучем в старшей школе Эджвуда, которая скорее всего станет моей старшей школой через несколько дней, когда закончатся летние каникулы. Последние сто восемьдесят дней моей школы пройдут с моим биологическим отцом, снующим по коридорам. Идеально.
– Это не имеет значения, Генри.
Я увидела, что он поморщился, когда я назвала его по имени, но как еще я должна звать его? «Папа» казалось слишком личным, а «отец» казалось лишком нравоучительно. Поэтому я говорила «Генри». Я немного опустила свое окно, чувствуя, как потрясение от этой новой жизни наполняет мой разум.
Генри посмотрел в мою сторону и прочистил горло.
– Твоя мама упоминала, что у тебя сильные панические атаки?
Я закатила глаза, отдав этим дань подростковому поведению. Правда была в том, что я страдала от панических атак с того момента, как мы узнали, что Габи больна. Но Генри не нужно было это знать.
Он сменил тему... снова.
– Мы правда счастливы, что ты останешься с нами, – сказал он.
Я повернула голову в его сторону, и мои глаза изучали его, пока он снова не стал смотреть на дорогу. Я была неподвижна как надгробие, нуждаясь в ответах.
– Кто мы?
– Ребекка...
Ребекка? Кто такая Ребекка?
– ...и ее дети, – пробормотал он, прочистив горло.
Я повела плечами, и мои глаза расширились.
– Как долго ты живешь с ними?
– Недолго, – его голос был сладкозвучным, умоляя меня не расспрашивать подробно.
Мне было плевать, чего он хотел. Также я знала, что когда его голос был таким гладким, он определенно врал.
– Я имею в виду, они уже жили с тобой, когда ты позвонил нам на наш день рождения в этом году, правда три дня спустя? – его тишина была ответом на мой вопрос. – Что насчет прошлого года? Они жили с тобой, когда ты вообще забыл позвонить на наш день рождения?
– Дерьмо, Эшлин. Какое значение это имеет сейчас? Это в прошлом.
– Да, и сейчас это, кажется, будет в моем настоящем. – Я повернулась на своем сиденье, смотря вперед.
– Только несколько месяцев... – прошептал он. – Я живу с ними только несколько месяцев. – После нескольких минут тишины, он снова попытался разговорить меня. – Так, чем ты увлекаешься сейчас?
Чувствуя усталость от долгой поездки на поезде – и от моего текущего состояния жизни – я вздохнула, ковыряя то небольшое количество лака для ногтей, что осталось с похорон Габи.
– Генри, мы не должны делать это. Нам не нужно пытаться наверстать упущенное время. Оно ушло, после всего этого. Ты понимаешь?
Он не говорил много после этого.
Нитка висела на нижней части моего пиджака. Я потянула ее и улыбнулась сама себе. Габи сказала бы мне не делать этого, так как это полностью разрушит шерсть. На секунду, острая волна горя охватила меня. Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох горячего воздуха.
Прошло почти три недели с тех пор, как я потеряла ее, и не было ни дня, чтобы я не плакала. Я плакала так много, что была поражена, откуда берется столько слез.
Люди всегда говорят, что когда теряешь кого-то, то становится легче. Люди все время говорят, что становится легче со временем. Но я не могла понять, как это может быть правдой? С каждым прошедшим днем, становилось тяжелее. Мир становился темнее. Боль становилась сильнее.
Я прислонила голову к окну, и когда открыла глаза, вытерла одинокую слезу со своей правой щеки. Моя нижняя губа дрожала от сдерживаемых страданий. Я не хотела плакать перед Генри или перед кем-либо. Я предпочитала плакать в одиночестве в тени.
Я бы хотела, чтобы Габи все еще была жива.
И я хотела бы не чувствовать себя такой мертвой.
Грузовик Генри вырулил на подъездную дорожку его дома – мое временное место жительства. Я быстро отметила два других автомобиля перед домом: новенький черный «Ниссан Альтима» и старый голубой «Форд Фокус».
Дом был огромен по сравнению с двухкомнатной квартирой, в которой я прожила всю жизнь. Передние кусты были идеально подстрижены, и американский флаг развевался на легком ветерке.
И я не шучу, у них был забор! Белый забор!
На втором этаже было два окна, и в одном из них я увидела парня с наушниками, выглядывающего через шторы. Когда наши взгляды встретились, он исчез в спешке.
О боже мой. Генри на самом деле жил с другими людьми. Когда он вылез из грузовика, я проскользнула через водительское сиденье и вышла. Прежде чем смогла разгладить свой пиджак, женщина – Ребекка, как я полагала, – встала передо мной. Обнимая меня.
Почему, черт побери, эта незнакомка прикасается ко мне?
– Ох, Эшлин! Мы так рады, что ты здесь! – она сжала меня, в то время как мои руки оставались по бокам. – Бог привел тебя к нам. Это ниспослано с Небес, я это точно знаю.
Я моргнула и сделала шаг от нее.
– Небеса убили мою сестру, чтобы я смогла пожить с чуждой мне семьей моего отца?
Повисло тягостное молчание, пока Генри не испустил неловкий смешок, который привел к тревожному смеху Ребекки.
– Вот милая, позволь мне взять твои вещи. – Ребекка отправилась к задней части грузовика, и Генри последовал за ней. Они начали тихо переговариваться друг с другом, как будто я не стояла в метре от них.
– Где ее багаж, Генри? – прошептала она, громко вздохнув.
– Это все, что у нее есть.
– Один чемодан? Все? Боже, могу только представить как она жила в Чикаго. Мы должно купить ей кое-какие вещи.
Я слушала, но не реагировала на их слова. Незнакомцы. Вот кто эти люди возле грузовика были мне. Поэтому их обвинение и попытки разобраться, какой жизнью я жила раньше с Габи и мамой, только делали их невежество еще больше.
Генри подошел ко мне с моим чемоданом в руке, и Ребекка подошла ближе к нему.
– Пойдем Эшлин, я покажу тебе все здесь.
Зайдя в вестибюль, я была потрясена увидеть, что на стене в рамке висит портрет их миленькой маленькой семьи. Там была брюнетка, которая была вылитая Ребекка, голубые глаза как у лани и все такое.
Она выглядела на мой возраст, но более серьезная в своем свитере-безрукавке и юбке до колена. Рядом с Генри стоял парень, которого я видел в окне. На его губах была вынужденная улыбка и странный взгляд замешательства в глазах.
Генри заметил, что я разглядываю фото, я видела, что в его горле образовался ком. Его рот открылся, но он быстро закрыл его, когда слова не пришли на ум.
– У тебя прекрасная семья, Генри, – сказала я сухо, направляясь в гостиную. Брюнетка с фотографии сидела на большом кресле, которое казалось мягким, читая книгу.
Она встала с кресла, когда услышала, что мы вошли, и тепло улыбнулась мне во все тридцать два зуба.
– Привет. Ты, должно быть, Эшлин. Я Хейли. Мы так много слышали о тебе. – Она казалась искренней в своем радушии, но я знала, что не могу вернуть улыбку.
– Да? Хотела бы я сказать то же самое.
Она не вздрогнула от моего грубого комментария, все еще продолжая улыбаться.
Ребекка встала позади меня и положила свои руки на мои плечи. Я правда очень хотела, чтобы она перестала касаться меня.
– Хейли, ты можешь показать Эшлин свою комнату?
– Мы будем делить комнату? – спросила я, ненавидя идею, потому что очень нуждалась в своем собственном пространстве.
– Да. Надеюсь с этим все в порядке. Не беспокойся. Я не неряха. – Хейли улыбнулась и забрала мой чемодан у Генри. Я потянулась за ним, говоря ей, что могу справиться с этим, но она отказалась.
– Все в порядке. Доверься мне. Мы, вероятно, скоро будем ненавидеть друг друга, поэтому какое-то время можем быть милыми друг с другом, – пошутила она.
Ее комната была розовой. Очень-очень розовой. Четыре розовые стены, розовые одеяла, розовые шторы. Была книжная полка с наградами и ленточками разного типа. Верховая езда, футбол, конкурсы на лучшее правописание. Было очевидно, что у нас с Хейли были совершенно разные образы жизни.
Можете себе представить? Книжная полка без единой книги.
– Я освободила два верхних ящика для тебя и правую сторону шкафа. – Хейли села на свою кровать, которая была прямо напротив моей. Я тоже села, проведя рукой потому, что, казалось, было домашним одеялом.
– Итак, папа сказал, что ты из Чикаго? – спросила она.
Я съежилась от ее выбора слов.
– Ты называешь Генри «папой»?
Она съежилась в ответ на мои слова.
– Ты называешь папу «Генри»?
Этого всего было слишком много. Я хотела спросить ее, как долго они живут с Генри, как долго она называет его папой, но я не хотела знать ответов.
После того как потянулась к своему чемодану, я затащила его на матрас. Расстегнув его, я вдохнула запах любимого парфюма Габи, который доносился изнутри.
Когда я порылась в чемодане, то вытащила любимые платья Габи и ее любимую удобную одежду. Затем последовала ее коллекция дисков, и я уставилась на ее любимые мелодии, которые мы обычно включали в гостиной в воскресенье утром, пока ели Cap’n Crunch и зефирки.
– Вы двое были близки? – спросила Хейли. Затем она закатила глаза на свой вопрос. – Это глупый вопрос. Извини. Я имею в виду, сожалею о твоей потере.
Я посмотрела на фото на стене Хейли и увидела больше семейных фото и фото друзей – ну, одной подруги и парня, руки которого были обернуты вокруг ее талии.
– Это Тео, мой парень. Ну, что-то вроде этого. Мы расстались на остаток лета, чтобы подумать о том, что хотим от этих отношений. Когда начнется школа, мы увидим, тянет ли наши души все еще друг к другу.
Озадаченный взгляд, который я послала ей, заставил ее рассмеяться.
– Тео изучает буддизм, и я немного о нем узнала. Мы занимались йогой вместе, что было одним из наших сильных взаимодействий, когда мы выпускали негативную энергию наших тел.
Мама была очень увлечена йогой на выходных. Она не увязла в этом, но сказала, что чувствует себя самой собой во время занятий йогой больше чем когда-либо. Я не знала, что сказать Хейли, потому что она была своего рода странной. Не такой странной как я, а странной сама по себе.
Я была убеждена, что все в мире имели свою форму странности. И круто было то, на что я, по крайней мере, надеялась, что где-то в мире был такой же странный человек, как и ты. Мысль найти другого чудака была очень привлекательной для меня.
Я все еще искала такого.
– Он хочет секса со мной, – выпалила Хейли, и я начала краснеть. Обожемой! Она продолжила: – Я жду. Поэтому у нас перерыв в отношениях.
Я не знала, что сказать ей, потому что эта тема была очень личной, а я даже не знала ее фамилию. Все жители Эджвуд, Висконсин, такие откровенные как Хейли? Девушки говорят о своих сексуальных контактах и вещах вроде этого как о чем-то, что не является личным?
Я упала на свою кровать. Потолок был расписан облаками и птицами. Хейли лежала на своей кровати и тоже смотрела вверх.
– Тео помогал мне с ним. Он сказал, что это уравновесит мою энергию и привлечет покой в личное пространство.
– Хейли, без обид... но ты действительно очень странная для кого-то такого красивого.
– Я знаю, но думаю, что вот так я и выделяюсь.
Я подумала, что она была права. Быть красивой и снобом было так банально, но быть красивой чудачкой? Сейчас это заслуживало внимания.
Парень, который пялился на меня из окна ранее, вошел в комнату, и его голова повернулась по направлению к Хейли.
– Могу я воспользоваться твоей машиной?
– Куда ты собираешься? – Хейли спросила своего... младшего брата? Он казался младше. Но ненамного.
– Прогуляться.
Она потянулась за расческой на ее стороне стола и начала проводить ею по своим длинным прядям.
– Райан, ты познакомился с Эшлин?
Райан посмотрел на меня с таким скучающим взглядом, что было бы оскорбительно, если бы я не вернула ему то же самое выражение.
– Ключи, Хейлс.
– Папа сказал, что ты можешь пойти?
Райан вытащил картонную коробочку из кармана, открыл ее и вытащил невидимую сигарету, которую невидимо поджег. Великолепно. Я живу с сумасшедшими детьми.
– Он не наш отец, Хейли. Господи! Он ее отец! – Райан показал на меня.
– Мог бы и не упоминать этого, – пробормотала я, распаковывая остальные вещи.
Райан повернулся ко мне, на этот раз его губы растянулись в довольной улыбке. Он моргнул и его взгляд вернулся к Хейли.
– Это «да» или «нет»?
– Нет.
– Тьфу. Ты разрушаешь мою жизнь. – Он подошел к ней и шлепнулся на ее кровать.
– Ох, вырасти Райан, – продолжила Хейли расчесывать свои волосы и посмотрела на меня. – Не обращай на него внимания. Он в этом странном периоде подростковых лет: «Я ненавижу мир», и к тому же курит травку.
Ну, по крайней мере, я могу подружиться с одним человеком в этом доме. Минус ту часть про курение травки.
– Не слушай ее. Она в этой странном, хиппи-периоде подростковых лет: «Я люблю мир». – Райан ухмыльнулся, сев. – Я Райан Тернер.
– Эшлин.
– Крутое имя.
– Моей маме нравились имена Габриэлла, Эшли и Линн, и она не могла выбрать. Поэтому Габи стала Габриэлла, а я Эшлин,– я посмотрела на двоих, сидящий напротив меня, и сощурила глаза. – Кто из вас старше?
– Я, – улыбнулась Хейли.
Райн закатил глаза.
– В эмоциональном возрасте, может. Но в соматическом, у меня пальма первенства.
– Я одиннадцатиклассница, он выпускник. Мы погодки. Разница девять месяцев. – Рассмеялась Хейли, толкая своего «эмоционально младшего» брата в плечо.
– Почему у тебя нет машины, Райан?
– Потому что моя мама ненавидит меня.
– Она не ненавидит тебя, – спорила Хейли.
Он послал ей саркастичный взгляд, и Хейли нахмурилась, как будто Райан сказал правду. Он пожал плечами.
– Ты на самом деле не дашь мне воспользоваться своей машиной?
– Нет.
– Но... я не видел, – Райан остановился и посмотрел на меня, – ты-знаешь-кого несколько дней.
Я изогнула бровь.
– Кто это «ты знаешь кого»?
Райан и Хейли обменялись взглядами, у них был содержательный разговор с помощью взглядов и нескольких движений руками. Я посмотрела на молчаливое общение погодок и почувствовала себя так, как будто наблюдая за фильмом с Чарли Чаплином.
Это напомнило мне, как мы с Габи могли общаться без слов, только взглядами. Я задавалась вопросом, понимали ли Райан и Хейли, что они счастливчики, что так близки. Я также задавалась вопросом, понимали ли они, что это было и проклятьем.
Райан подбросил руки в воздухе от раздражения на свою сестру и встал.
– Я собираюсь спать, – сказал он, проигнорировав мой вопрос. – Рад познакомиться с тобой, Эшлин.
– Я тоже. – И он ушел. Я посмотрела на Хейли в замешательстве.
Она пожала плечами.
– Он очень избирателен по части того, с кем делится деталями. – Она сделала паузу. – Много всего происходит в его жизни.
– Это в какой-то степени приятно знать, что ваша семья не такая идеальная как на фото, – сказала я, расплетая свой неряшливый пучок волос, только чтобы сделать еще более неряшливый пучок на макушке.
– Никакой семейной идеальности.
Я открыла рот и остановилась, когда Генри просунул свою голову в комнату. Идеальное время.
– Вы в порядке, детишки?
Хейли кивнула.
– Да. Как раз готовимся ко сну.
Он усмехнулся и повернулся в моем направлении.
– Если ты голодна, Эшлин, пицца в холодильнике. И если тебе что-нибудь нужно…
– Мне ничего не нужно, – быстро сказала я, чтобы заставить его уйти.
Морщины на его лбу углубились, когда он потер рукой над бровями.
– Ладно. Спокойной ночи.
Он покинул комнату, и Хейли издала длинный свист.
– Вы двое – лучшие в неловком общении.
– Это странно, что он завуч в старшей школе? Я имею в виду, я едва видела его всю свою жизнь, а сейчас живу с ним, а еще буду видеть каждый день в школе. Это значит видеть его двадцать четыре часа в сутки. Это вроде как переизбыток Генри.
– Он не такой плохой, как ты думаешь, ты поймешь это, как только узнаешь его. Просто дай ему шанс.
Как только я узнаю его?
Незнакомка дает мне совет о моем биологическом отце.
Что было не так в этой ситуации?
