Текст книги "Любить мистера Дэниелса (ЛП)"

Автор книги: Ш. Черри Бриттани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

4 глава

Я не думаю, что меня заботило, когда я отгородился от тебя.

Но спустя дни ты все, о чем я могу думать.

~ Скитания Ромео

Я приехал к домику у озера с моим приятелем и товарищем по группе – Рэнди, на пассажирском сиденье. Я переехал в дом после того, как закончил колледж в мае, чтобы помочь заботиться о папе. Это был тяжелый год с тех пор, как мамы не стало, и он стал еще тяжелее, когда прошло время, и у папы отказала печень.

– Ты уверен, что это нормально, что я останусь здесь? – спросил Рэнди, когда вытащил свою сумку и акустическую гитару.

Я улыбнулся ему и пожал плечами. Рэнди был моим лучшим другом годы. Я встречался с его сестрой Сарой на протяжении трех лет, когда мы были подростками. Я, вероятно, все еще встречался бы с ней и сейчас, если бы не несчастный случай.

Я должен был забрать своего брата Джейса с вечеринки, на которой он застрял, но я работал. Я написал Рэнди, чтобы узнать сможет ли он забрать его, но он не ответил. Поэтому я позвонил Саре, и она сказала, что сможет, и по дороге домой пьяный водитель врезался в них со стороны Сары. Она умерла мгновенно.

Я винил себя, что попросил ее забрать Джейса.

Джейс винил себя за то, что был на вечеринке.

Рэнди винил себя за то, что потерял свою младшую сестру.

Трое из нас по-разному справлялись с потерей Сары. Я погрузился в музыку и учебу. Джейс стал принимать наркотики и продавать их, пытаясь заглушить воспоминания того, что случилось в машине. Он видел ее смерть, но никогда не говорил о ней. А Рэнди...

Он стал довольно необузданным парнем, который пробовал всё один раз. Я не знал, какими странными вещами он занимался, или о чем думал, когда мы не играли в группе. В какой-то степени он был свободной душой – находя новые знания, где бы он ни проходил. Он никогда не обвинял Джейса или меня за то, что случилось с его сестрой. В его сердце никогда не было злости или мести.

Я снова подумал о вопросе, который он задал: нормально ли, что он останется со мной. Как это могло быть ненормально?

– Не глупи. Тебе нужно место, чтобы остаться, – я оглядел дом, – и у меня оно есть.

– Спасибо, чувак. Это многое значит для меня. Мне, вероятно, нужно несколько месяцев, прежде чем я кое с чем разберусь. – Он остановился и снова посмотрел на меня. – Ты в порядке, Дэн?

Я натянуто улыбнулся и кивнул.

– У меня есть несколько бутылок пива в холодильнике, если хочешь. Я собираюсь побегать на берегу озера, остальные парни приедут через несколько часов, чтобы прорепетировать.

– Дэнни, я беспокоюсь о тебе. Все мы. – Беспокойство было очевидным в его голосе, пропитанное жалостью к моей жизни.

– Почему? – спросил я, растягивая руки, чтобы размяться перед пробежкой.

Он уставился на меня, как будто у меня выросло три головы.

– Твой отец умер на прошлой неделе, а ты ведешь себя так, будто ничего не случилось.

– Рэнди, люди умирают. Мы оба знаем это.

Рэнди потерял свою маму некоторое время назад, а отца он никогда не знал. Все, что у него было – это Сара, до того несчастного случая. Поэтому если кто-то и знал, какой была смерть, то это были мы двое.

– Да, просто... После того, что произошло с твоей мамой и вся эта фигня с Джейсом... – его слова затихли. – Я просто хочу, чтобы ты знал – мы здесь для тебя. Если ты нуждаешься в нас. Я знаю, что некоторое время мой разум был в другом месте, после смерти Сары. Прежде чем мама умерла, она сказала мне заботиться о ней, а я не смог. Это снедало меня. Это все еще снедает. – Он остановился и огляделся вокруг. – Поэтому, если захочешь поговорить – я здесь.

Существовало два типа скорби. Первый, когда человек открывает свое сердце миру, никогда не принимая все как должное и проживая каждый день на полную. Второй тип, когда человек закрывает свое сердце от мира и живет в своем собственном, не в состоянии общаться с другими.

Я определенно не выбрал первый тип.

Я тяжело сглотнул.

– Ты должен попрактиковать аккорды на Ever Gone. Ты казался немного выключенным, когда мы играли в последний раз.– Я посмотрел на свои часы. – Я скоро вернусь.

Я направился к лодочному сараю легким бегом, но не прошло много времени, прежде чем я увеличил скорость.

После пробежек я всегда в конечном итоге возвращался в одно и то же место – на пристань, уставившись на место, где случилось самое худшее событие моей жизни. Упав на колени, я согнулся и уставился на траву.

Я бы хотел забыть.

Я бы хотел забыть.

Я бы хотел, черт побери, забыть!

Но вместо этого, я закрыл глаза, глубоко вдохнул и вспомнил.

Мы приехали в больницу, но мама скончалась еще до того, как ее загрузили в машину скорой помощи. Рану Джейса перевязали, на его глазу было несколько швов, но он был жив. Херня, если вы спросите меня. Из-за него умерла наша мама, но все, что он получил – это несколько швов.

Он сидел в комнате ожидания, пока отец разговаривал с офицерами полиции. Он не переставал плакать все время. Никогда в своей жизни, я не видел, как отец плакал, даже когда он узнал о своих проблемах со здоровьем.

Я подошел к Джейсу, и он встал. Мы ничего не говорили. Мое горло было сухим, стянутым изнутри. Он притянул меня в объятия.

– Я найду, кто это сделал, Дэнни. Я клянусь Господом, они поплатятся за это.

Я крепко держал его в своих руках и кивал.

– Я знаю, Джейс.

– Это моя ошибка. Но я обещаю тебе, я все исправлю.

Мои руки были обернуты вокруг головы моего младшего брата, и я прислонил свой лоб к его.

– Извини, Джейс... – пробормотал я, прежде чем он отстранился от меня, выглядя в замешательстве.

– Что? – спросил он, прежде чем обернулся и увидел полицейских, идущих к нему.

Один из офицеров взял его руки и надел наручники. Я слушал, как офицер зачитывал Джейсу его права. Все стало размытым, когда они обвинили его в распространении наркотиков – доказательства они получили от меня ранее. Джейс смотрел на меня в замешательстве, но затем до него начало доходить, что происходит, и он закричал.

– Ты сдал меня? Наша мама только что умерла, Дэнни! Мама мертва! – кричал он, его лицо стало красным. – Я твой брат! – его голос охрип, но крик все еще был высоким. – Ты предатель! Мама умерла, а ты отправил меня за решетку!

Его голос отдавался эхом по коридору.

Его голос отдавался эхом в моей душе.

Воспоминания были страшными, они могли разорвать тебя с помощью твоих собственных мыслей.

Я моргнул и отвернулся от места, где умерла мама. Солнце опаляло мою кожу. Перемещаясь к краю пристани, я снял кроссовки и носки. Мои ноги коснулись холодной воды, и я лег на деревянную скрипучую пристань.

Я планировал отремонтировать пристань в ближайшее время. На самом деле я планировал отремонтировать весь дом. Просто не знал, как этого хотели папа с мамой.

На самом деле я еще даже не позволил мозгу обдумать смерть отца – я был все еще шокирован смертью мамы. Не имеет значения, сколько раз ты имеешь с ней дело, смерть никогда не становится легче.

Не было никого, с кем я мог по-настоящему поговорить об этом. Мои друзья не поймут, даже если я попытаюсь объяснить. К тому же я не хотел, чтобы они чувствовали себя хреново, как и я изо дня в день.

Но было одно мгновение, когда я увидел того, кто мог понять. Я понял это исключительно по ее глазам. Они были невероятными, западающими в память. Зеленые, яркие глаза, в которых было столько печали. Разрушенная. Красивая.

Мои глаза закрылись, и я представил ее – девушку с поезда. Мои мышцы дрожали после пробежки, и я сделал глубокие вдохи, пытаясь вспомнить все о ней. Она знала, каково это быть мной – потерянным, одиноким. Я видел это каждый раз, когда она моргала, и ее густые длинные ресницы опускались.

Я должен был спросить ее имя. Должен был сесть на свой чемодан рядом с ней. Она улыбалась, когда я цитировал Шекспира, но, тем не менее, ее улыбка была грустной. Ей было больно от какого-то горя, и я видел, что это пожирает ее жизнь – та же самая печаль, что разрывала меня на части. И ничего и никто не мог остановить это.

Часть меня не хотела, чтобы это остановилось. Часть меня думала, что я заслужил страдать. Но как бы ни старался, я не мог поверить, что та девушка заслуживает быть такой печальной. Я втайне надеялся, что когда-нибудь, кто-нибудь, заставит ее улыбаться не морщась.

Я надеялся, что когда-нибудь она будет в порядке.

5 глава

Прикоснись ко мне, когда уйдешь.

Оставь меня, когда ты рядом.

Люби меня, разбитого на куски.

~ Скитания Ромео

Следующие несколько дней я делала все, что могла, чтобы держать себя в руках. Я не говорила много, мой разум был где-то далеко. Выяснилось, что семья Генри любила ужинать вместе каждый вечер, и я думала, что это было мило с их стороны, приглашать меня есть с ними.

Но я знала, что не подхожу их столу для четверых. Ребекка вытащила складной стул из своей кладовой для меня. На сиденье был кусок металла, который врезался в мое левое бедро, но я не жаловалась.

Ребекка готовила много еды. Достаточно, чтобы накормить армию. Когда мы сели, я начала ковыряться в своей еде, и Ребекка подняла руку.

– Милая, мы сначала молимся перед едой. – Она подарила мне добрую улыбку, но я могла увидеть немного разочарования, что я даже не подумала об этом. – Генри, ты можешь начать?

Я рассмеялась и фыркнула себе под нос.

– Да, верно. – Все глаза уставились на меня. Мои глаза уставились на Генри, в них плескалось замешательство. – Ты молишься?

– А ты нет? – встряла Ребекка.

Я почувствовала себя грешницей от ее простого вопроса.

Ответом было «нет».

Повисла неловкая тишина, и я пришла к жестокому пониманию. Я ничего не знала о Генри, а эта семья, казалось, знала все.

Я знаю, что это было глупо, но часть меня была довольно опечалена этим. Почему то, что вы хотели игнорировать, притягивало вас больше всего на свете?

Генри говорил молитву, пока все закрыли глаза и сжали руки вместе. Ну, почти все. Я просто сидела и смотрела на них в течение этого времени. Райан также не закрыл глаза.

– Аминь, – пробормотали они вместе и открыли глаза. Затем начали поглощать ужин перед ними.

Хейли не ела стейк на своей тарелке. Она никогда не ела мясо на ужин. Она как-то сказала мне, что убивать и есть беззащитных животных – это ужасный акт. Она говорила, что это против природы, что люди не должны есть мясо. Поэтому она перестала.

Я предположила, что она никогда не оценивала тот факт, что львы никогда не колеблются, чтобы сесть газель, если они голодны.

– Ох, Райан и Хейли... не забудьте. Вы двое изучаете Библию по утрам. – Ребекка могла не заметить, но я видела, как двое ее детей закатили глаза.

Завтра было воскресенье, что означало, что сегодня суббота. Я почти забыла о своем приглашении в бар «У Джо», чтобы услышать выступление мистера Прекрасные глаза. И под «почти», я имела в виду, что думала об этом с тех пор, как увидела его. Я была взволнованна узнать его имя, так как называла его только мистер Прекрасные глаза.

– Я думаю, что пойду наверх, чтобы собраться.

Генри поднял бровь.

– Собраться куда?

Я послала ему ты-серьезно-беспокоишься-о-моем-местонахождении взгляд, и он вздохнул. Затем я испустила он-серьезно-не-беспокоится-о-моем-местонахождении вздох.

– Я сделал тебе ключ. Он висит в прихожей, – сказал он, когда я встала перед столом.

Ну, это было заботливо.

Когда переоделась и была готова идти, я открыла сундучок и вытащила свой список предсмертных дел, уставившись на весь выбор. Я знала, что мне нужно письмо от Габи. Мне просто нужно найти легкий способ получить одно, не нарушая ее правил, просто разорвав конверт.

Часы на комоде показывали 9:30 вечера. Хейли вошла в комнату и улыбнулась мне.

– Приехала пару дней назад и уже пытаешься уйти? – она рассмеялась.

– Нет... не так. Просто...

– Слишком много изменений? – закончила она мою мысль, даже прежде чем я придумала ее.

Я кивнула и не смогла сдержать улыбки, когда она бросила мне ключи.

– Возьми мою машину. Форд Фокус. Я не буду спрашивать, куда ты собираешься, потому что я ужасная лгунья. А если мне придется выдать тебя, то я буду паршиво себя чувствовать.

– Спасибо. – Я выбрала несколько CD-дисков из своей коллекции, чтобы включить в ее машине, и приготовилась уйти без того, чтобы не проходить мимо Генри и Ребекки.

– Пожалуйста. И Эшлин? – ее голос повысился, когда она потянулась за бутылочкой лосьона и начала втирать в свою кожу. – Здесь не так плохо.

– Да. Просто я скучаю по другому месту. Я скоро вернусь.

В машине Хейли я слушала ревущую на компакт-дисках музыку. Я оглянулась на пассажирское сиденье на краткое мгновение, и могла поклясться, что видела, как Габи сидит и подпевает вместе со мной. За последние несколько недель для меня было не редкостью – сидеть и говорить с ней, как будто она на самом деле там была, попытаться и представить, что бы она сказала, как бы утешила меня.

– Мама не звонила. В любом случае... это не имеет значения. Можешь поверить, что Хейли зовет Генри «папой»? – бормотала я своей невидимой сестре. – Я не ревную или что-то подобное. Это просто... странно. – Я уставилась на пустое сиденье и прикусила нижнюю губу.

Она не ответила.

Потому что когда люди умирают, они забирают свои голоса с собой. Я подумала, знали ли они, сколько людей оставшихся позади, убили бы за то, чтобы услышать их в последний раз.

Когда я ехала по Мэйн-стрит, я увидела, что несколько курящих людей стоят снаружи бара «У Джо». Я остановилась у обочины, поставила машину на режим «парковка» и выскочила.

На доске рядом с дверью было написано: «Живая музыка. Шоты по полцены. Пиво 2 доллара». Голубые и фиолетовые шары были привязаны к табличке. Я наблюдала, как один из курильщиков шутил со своими друзьями и отвязал один из шаров и запустил его в горячий воздух. Он поднимался выше и выше, и выше, позволяя ветру направлять его в путешествие.

Я сжала губы вместе и выдохнула немного воздуха в направлении летающего объекта. Иногда я желала, чтобы это было легко. Просто подняться и улететь. Смотря на свой список предсмертных дел, я прочитала тот пункт, который собиралась выполнить сегодня.

#14. Танцы в баре.

Я могу сделать это – даже если не хочу – если это означает прочитать письмо от моей сестры.

Охранник посмотрел на меня, проверил мое удостоверение личности и поставил огромный, уродливый штамп на мою руку – мгновенный знак того, что я была несовершеннолетней и не могла пить. Я ожидала этого, так как мистер Прекрасные глаза заранее предупредил меня.

Чего я не ожидала, так это эмоций, когда я вошла внутрь. Так много воспоминаний обрушились на меня, просто стоя внутри бара. Группа устанавливала оборудование, а я задыхалась от слез, с которыми боролась. Откуда это? Почему я хочу расплакаться?

– Я сделаю это, – усмехнулась Габи, смотря на сцену, когда мы проходили мимо бара. – Когда мне станет лучше, первое что я сделаю – выступлю в этом баре.

Я закатила глаза, рассмеявшись над своей сестрой.

– Когда тебе станет лучше, первым пунктом на повестке дня будет спеть в грязном баре?

– Что я могу сказать? Мне нравится жить на грани.

Через секунду я снова стояла снаружи бара. Двигаясь к краю здания, я почувствовала, как мои руки вспотели, и глаза снова увлажнились. Это было чересчур – все изменения в моей жизни. Всё старое, что забрали у меня. Я не могла дышать. Я даже больше не могла двигаться. Стояла, согнувшись, и плакала.

Воздух наполнял мои легкие, но я не могла вдохнуть достаточно, в результате чего икала от слез. Я была уверена, что это вопрос времени, прежде чем мое тело рухнет на горячий асфальт. Мои колени начали подтверждать мои мысли об обмороке, и я услышала голос, доносящийся из-за угла.

– Эй, ты в порядке? – прошептал глубокий, мужской голос недалеко от меня.

Мои внутренности сжались, когда я услышала, что шаги становились ближе. Я видела, что его руки тянулись ко мне, и подпрыгнула, не желая, чтобы он прикасался. Он, должно быть, заметил мою реакцию и отступил.

– Извини, – извинился он, и я опустилась на колени, ближе к земле.

Когда я увидела его лицо, все замерло. Мир затих, и я уставилась в голубые глаза, которые заставили самые яркие океаны земли выглядеть тусклыми.

Прекрасные.

Поразительные.

Потрясающие.

Голубые глаза.

Это был мистер Прекрасные глаза, и маленьких вздох покинул мои губы.

– Я не собираюсь прикасаться к тебе, – пообещал он. – Я не обижу тебя. – Было что-то искреннее в том, как он произносил слова, что я почти поверила ему. Он оставался на приличном расстоянии от меня, но, казалось, что он был довольно близко. Мне нравилось ощущать его близость.

– Шшшш... – его мягкий шепот принес мне комфорт, в котором я нуждалась.

Я могла ощутить запах его одеколона и геля для душа на расстоянии, что доставляли удовольствие моим чувствам, заставляя меня захотеть вдохнуть глубже.

Мои глаза опустились на землю, и я наблюдала, как он вставал. Я чувствовала себя так глупо.

– Ты в порядке? – спросил он, но с его уст это прозвучало больше как утверждение.

Я кивнула, но слезы все еще стекали по моим щекам.

– Я в порядке.

Он нахмурился и похлопал по карманам.

– Извини. У меня нет платка или чего-то в этом роде.

Слез было больше, возможно, от смущения.

Его пальцы погрузились в задние карманы штанов, откуда он достал свой бумажник. Он потянулся и вытащил перочинный нож, и я ахнула. Он увидел мою реакцию, и чувство вины поселилось в его голубых глазах.

– Я не обижу тебя, помнишь?

В его голосе была уязвимость, мягкость, которая почти заставила меня захотеть посмотреть глубже в его глаза, чтобы я могла увидеть все. Этот незнакомец заставлял меня чувствовать себя вечной, что я не знала, можно было чувствовать. Кто ты?

Он взял перочинный нож и разорвал рукав своей белой футболки. Затем засунул нож обратно в свой бумажник, который снова оказался в кармане его джинсов. Рукав был в его руке, пока он не протянул его мне. Я уставилась на него, в замешательстве, не понимая, что он делает.

– Для слез,– прокомментировал он. Я смотрела на него долгое время, и он вздохнул. Он зажал рукав между большим и указательным пальцем и протянул мне.

– Я не прикоснусь к тебе.

Осторожно взяв у него рукав, я вытерла слезы и услышала, как он облегченно выдохнул.

Мы одновременно вдыхали и выдыхали, и он не двигался, пока мои вдохи не замедлились до скорости его.

– Ты в порядке... – повторил он, когда скользнул руками в карманы джинсов. Я могла почти увидеть его строение мышц под футболкой. Могла даже коснуться его души, которую он так охотно носил в своих рукавах этим вечером.

Ну... в одном рукаве, по крайней мере.

– Я в порядке... – повторила я, все еще чувствуя, что мои колени готовы подогнуться. Я скучала по Габи так сильно, что мне было больно стоять. Это больно – быть живой. Я изо всех сил пыталась больше не плакать, но когда он посмотрел на меня и наклонил свою голову влево, сощурив глаза, я почувствовала, что волна эмоций снова нахлынула на меня.

– Но все нормально, если ты не в порядке, – прошептал он.

Я рыдала в рукав его футболки несколько минут после этого, потерявшись в печали. Он не двигался. Он не устал от моего эмоционального срыва. Просто стоял, по какой-то причине, и я чувствовала объятие, которого на самом деле не было физически.

Я взяла себя в руки.

Я была в порядке. По крайней мере, сейчас. Я пожала плечами и высморкалась в рукав, издав очень непривлекательный звук. Он слегка рассмеялся. Я просто чувствовала себя глупо.

– Я должен вернуться... – заявил он, звуча извиняющееся за то, что должен уйти, но я знала, что, по правде говоря, это был идеальный момент для него, чтобы исчезнуть. – Я вижу тебя внутри? – спросил он.

Он все еще хотел увидеть меня внутри? После этого?

Один кивок – это все, что я могла дать ему, и один кивок – это все, что было ему нужно. Без колебаний, он завернул за угол и снова исчез в баре, не оглядываясь на меня. Мои глаза следовали за ним, молчаливо благодаря за то, что был той самой стеной, когда мне нужна была поддержка.

После нескольких минут того, пока я брала себя в руки, я вернулась в здание, направившись к бару, и заказала воду с лимоном. Живая музыка уже началась, и от звуков, заполняющих мои уши, я поняла, что мистер Прекрасные глаза был прав. Я буду наслаждаться этим.

Опустив взгляд, я увидела, что их диски лежат на барной стойке. Подняв один, я повернулась к бармену.

– Сколько?

– Десять баксов.

Я положила деньги на барную стойку и поблагодарила бармена за напиток и диск. Я ощущала себя странно, находясь в баре, хотя мне не было двадцати одного. Немного бунтарства вспыхнуло внутри меня, даже с этими черными чернилами на моей руке.

Я повернулась и рискнула пойти к сцене, чтобы смотреть выступление группы, уже очарованная их энергетикой. Каждый участник группы звучал легко в своей зоне комфорта.

Мои глаза замерли на солисте – человеке, который обнимал меня на расстоянии. Как свободная птица он сидел на стуле и пел. Он пел так, как будто это последний раз, с эмоциями в каждой ноте, чувствами в каждой паузе. Огни бара мигали над ним, и он закрыл глаза, поднося микрофон ближе к губам. Его глаза снова открылись, и в них была любовь и нежность сияющих звезд.

Он был прекрасен. Не в том смысле, что самым сногсшибательно красивым, а в своем собственном стиле. Он был в простой белой футболке, которая была пропитана его потом – и на ней не хватало рукава, также на нем были темные джинсы, и цепь была продета через петли ремня, тянувшаяся к кошельку, который находился в заднем кармане. На его руках не было татуировок, но то, как крепко он держал микрофон, демонстрировало его телосложение.

И эти губы. Ох, эти губы. Мои щеки покраснели, когда я уставилась на его рот.

Музыка почти затихла, но затем взорвалась как сдерживаемый поток. Чем громче становился звук, тем более интенсивным становился его голос. Он жил в словах, которые пел, он принял рифмы, которые исполняла группа, как будто они были его собственными детьми, и он вдохновлял меня. Его голос был таким же легким, как дождь, тем не менее, я знала, что он мог превратиться в бурю, если подпитать его энергией.

Он обхватил микрофон своей большой рукой и сжал его, как будто это была его любимая, и когда его взгляд устремился на публику, он нашел меня. Я не отвела взгляда, не могла. Он гипнотизировал меня, оставляя меня в оцепенении. Я была на сто процентов в порядке, когда находилась под пристальным вниманием этих глаз.

«Я буду твоим лучшим другом, дорогая, если ты скажешь мне свое имя. Я буду твоим солнцем, когда ты устанешь от дождя».

Уголки его губ поднялись, когда он продолжил петь. Его улыбка заставила меня ухмыльнуться. Когда я последний раз улыбалась? Он кивнул мне, и спел финальные слова песни, как будто давал мне приватный концерт.

«Ты можешь уйти, и я буду в порядке. Но просто знай, ты будешь сегодня в моих снах...»

Я отвела от него взгляд и уставилась в пол. Розоватый оттенок моих щек намекал на смущение. Мои глаза оставались приклеенными к полу следующие несколько песен, и я неловко постукивала ногой в такт.

Я могла услышать улыбку в его голосе, когда он благодарил публику после шести песен.

– У нас будет пятнадцатиминутный перерыв. Спасибо, что тусуетесь с нами сегодня, и помните, что наши диски продаются в баре. Посмотрите их, захватите еще один напиток или два и оставайтесь на продолжение выступления. Мы группа «Скитания Ромео», и мы так чертовски в восторге от появления каждого из вас засранцы, столько красивых людей здесь сегодня.

Скитания Ромео. Как они пришли к этому названию? Кто учил участников группы играть на инструментах? Как барабанщик заставлял мое сердце улыбаться своими навыками?

И кем был этот солист?

Я улыбнулась на диск в своих руках и подошла к пустующей кабинке в углу. В разделе благодарностей компакт-диска было написано, что его зовут Дэниел Дэниелс, и я ничего не могла поделать, а ухмыльнулась от этого.

– О боже... только не говори мне, что ты на самом деле купила один из этих дерьмовых дисков? – я подняла взгляд и увидела, что Дэниел уставился на меня, и все что я могла сделать – уставиться в ответ. Он скользнул в кабинку напротив меня с пивом в руке. Как будто вылепленный во сне, он улыбнулся мне, и я задержала дыхание.

Внезапно, спасовав перед незнакомцем и почувствовав застенчивость, я коснулась пальцем левой мочки уха.

– Тебя зовут Дэниел Дэниелс?

Он улыбнулся так легко, как светит солнце, и скрестил руки.

– Мой отец хотел назвать меня Джек, но мама всегда беспокоилась насчет проблем с алкоголем. Когда дело дошло до моего имени ну... У мамы всегда был двойной вариант.

– Двойной вариант?

Он слегка рассмеялся, потерев подбородок ладонью.

– Двойной вариант – это когда у тебя есть что-то, что ты на самом деле любишь, поэтому ты идешь и делаешь то же самое, просто в случае, если первое сломается или что-то подобное. Когда она вышла замуж за отца она влюбилась в идею взять его фамилию, поэтому думаю, для нее подходило, что у меня будет имя соответствующее фамилии.

Я замерла, когда наблюдала, как его губы образуют слова, и любопытство сотрясало мою сущность, я хотела знать больше. Больше о двойных вариантах. Больше о его родителях. Больше о нем. Я хотела знать все о незнакомце, который играл музыку, у которой была сила заставить меня почувствовать себя хорошо на какое-то время.

Я хотела знать больше о незнакомце, чьи слова окутали меня и выдернули из печали. Его таинственное появление привлекло меня, и его дружелюбная натура удерживала меня на месте, и я была сосредоточена на нем.

– Мне жаль твою футболку, – сказала я, глядя на недостающий рукав.

– Это просто футболка, – улыбнулся он.

Тем не менее я знала, что это было больше чем это.

Снова повисла тишина, и мои глаза опустились на мою воду, и я смотрела на лимон в течение какого-то времени. Когда я снова подняла взгляд, он все еще улыбался, и я раздумывала что бы такого сказать, чтобы я не казалась простой девятнадцатилеткой, сидящей в баре.

– Откуда название твоей группы? – спросила я.

– Шекспир. Скитания Ромео в поисках любви.

– Эта пьеса закончилась довольно трагично.

– Да, но я не знаю... Есть что-то в трагических историях Шекспира. Как будто мы знаем, как все закончится, но риск делает это стоящим. И история сложная, но не настолько как другие. Ромео любит Джульетту, и она любит его. Просто жизнь сделала все по-своему. Мне нравится думать, что скитания стоили конечного назначения.

– Это так депрессивно, – я рассмеялась. О боже мой... Когда я последний раз смеялась? Я не смеялась так давно, что это звучало неестественно. И тепло. И взволнованно. И свободно.

– Я музыкант. Депрессия мое второе имя. – Он прислонился к мягкой обивке кабинки, устраиваясь поудобнее. Его слова почти шепотом слетали с его языка. – Говоря об именах... как твое?

Я хотела впечатлить его по какой-то причине. Скользнув рукой со штампом под другую руку, я улыбнулась. Я хотела развеять все его сомнения, что он сидит напротив девушки, которая сидела в баре только потому, что у нее был штамп, что она определенного возраста.

Прочистив горло, я приготовилась опозориться.

– Не смею назвать себя по имени. Оно благодаря тебе мне ненавистно… – когда сомневаетесь, что сказать, цитируйте Шекспира. У него всегда есть что-то хорошее, чтобы выразить свои мысли.

– Когда б оно попалось мне в письме. Я б разорвал бумагу с ним в клочья, – сказал он, закончив мою цитату. И через секунду, я была очарована этим прекрасным незнакомцем. Его уголки губ приподнялись. – Иисус. Я бы солгал, если бы сказал, что это не сексуально слышать, как красивая девушка цитирует Шекспира.

– Я люблю Шекспира, – ответила я, несколько взволнованная этим фактом. – «Отелло» был первым, что я прочитала в пятом классе. – Дэниел выглядел немного ошеломленным моим заявлением.– Что? Что такое?

Он провел рукой по волосам и наклонился вперед.

– Ничего. Я просто хотел сказать... Не каждый день я сижу в баре и разговариваю о Шекспире. Мое собрание сочинений дома довольно впечатляющее, но это точно не приносило мне много свиданий.

– Да, то же самое. Большинство людей думают, что это странно – мое увлечение Шекспиром. Моя сестра была единственной, кто на самом деле понимал это, но больше никто. Она называла это моим золотком.

– Твоим золотком?

– У всех есть золотко. Это может быть все что угодно – песня, книга, человек. Что-то, что делает тебя таким счастливым, что твои внутренности кричат от счастья. Такое чувство, что ты на таблетках, но это лучше, потому что это естественный кайф. Шекспир – мое золотко.

– Мне нравится, как работает твой мозг.

Мои щеки покраснели от его комментария. Он флиртовал со мной? Потому что, если бы я когда-либо и хотела, чтобы со мной флиртовали, это определенно во время разговора о чтении. Не было ничего сексуальнее умного парчины, особенно когда он был в состоянии заставить мое сердце делать кульбиты.

– Ваша музыка заставила меня улыбнуться, – сказала я, отпивая воду. – Я не улыбалась уже давно.

Дэниел поставил локти на стол и сцепил пальцы вместе. Некоторое время он изучал мое лицо. Улыбка, которой он пользовался, наполняла тишину как идеальный разговор. Его глаза пронзили мою душу, прежде чем он оторвал свой взгляд и глотнул пива.

– Это правда стыдно.

– Почему?

– Потому что когда природа одаривает человека улыбкой, как эта, это должен быть единственный вид деятельности, в которой его губы принимают участие.

Мои щеки снова покраснели, и я провела рукой по волосам. Разговор о моих губах заставил меня задуматься о его губах и о вещах, о которых я не должна была думать. Время сменить тему.

– Так все ваши песни с различных пьес Шекспира, или я была чрезмерной поклонницей Шекспира, услышав его в словах?

Дэниел наклонил голову в сторону, и уголки его губ приподнялись. Я увидела взгляд изумления на его лице. Мне нравился этот взгляд. Ладно, на самом деле мне нравились все его взгляды.

– Ты на самом деле шаришь, да? Большинство людей не улавливают это, но да. Каждая песня основана на какой-либо работе Шекспира.

– Это так одновременно заумно и сексуально. Я не уверена, как относиться к этому.

– Что я могу сказать? Я сексуальный ботаник.

Я захихикала и отпила из стакана.

– Так, сначала, конечно, была из «Ромео и Джульетты». Затем... – я сделала паузу, пытаясь вспомнить точный порядок его песен. – «Гамлет», «Ричард III», «Буря», «Сон в летнюю ночь» и «Отелло»?

Рука Дэниела взлетела к его сердцу, а затем он ударил ею об стенку кабинки.

– Выходи за меня, – пошутил он. Я тоже задумалась об этом. Губы Дэниела приоткрылись, и клянусь, я вздохнула только от вида.

– Так расскажи мне, девушка без имени. Чем ты занимаешься по жизни?

– Чем занимаюсь или чем хочу заниматься? Это две разные вещи, я думаю. Сейчас я студентка, надеюсь, что когда-нибудь буду называться автором.