Текст книги "Бару Корморан, предательница"

Автор книги: Сет Дикинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

– Я – имперский счетовод провинции Ордвинн, – негромко вымолвила она. – А ты – торговец шерстью Кердин Фарьер. Не важно, в каком долгу я перед тобой и что ты для меня сделал, теперь изволь оказывать мне подобающее почтение.

Бару понимала, что становиться в подобную позу – ребячество и глупость, ведь он не мог быть обычным купцом. Но она надеялась поймать его на крючок гордыни.

– Когда произошла революция, – заговорил он, – мы – да, "мы", хотя я даже еще не родился в то время – приняли решение свергнуть аристократию и построить народную республику. Однако никто не верил, что Парламент будет править должным образом. Многие сомневались, что они смогут действовать слаженно и решительно, если, к примеру, с севера явятся стахечи, вновь поднимутся ту майя или федерации Ориати объединятся под началом общего вождя и обретут новые амбиции. А еще их пугало, что слухи с востока – из–за Матери Бурь – могут оказаться правдой. Случись что, Парламент наверняка немедленно погрязнет в коррупции, взятках и протекционизме. И тогда наши химики предложили решение проблемы.

Фарьер заговорщически подался вперед.

– Каждые пять лет мы выбираем в императоры мудрого и ученого гражданина. Он или она принимает секретное снадобье, вызывающее амнезию. Под императорской маской этого человека не может узнать никто, а под воздействием снадобья он лишается личных воспоминаний. Однако познания о мире – о его истории и географии, о политических и экономических факторах – остаются при нем. Но он не имеет ни малейшего представления о том, кем был до того, как стать Императором!

Теперь Бару гадала, что это – гордость, которую ей удалось уязвить, или история, которую ей следует постичь.

А Кердин Фарьер откинулся на спинку кресла, всем видом своим изображая глубокое удовлетворение.

– Разумно, не так ли? Человек, не знающий, кто он такой, лишен своекорыстия. Не отвлекаемый от общего блага ни семьей, ни богатством, он будет править честно и справедливо. Когда же срок истечет и действие снадобья прекратится, он вернется к прежнему своему положению, будь то нищий или глава торгового дома. Он пострадает или выиграет от своей собственной политики наряду с остальными. Прекрасный выход из ситуации, правда?

– Только вот про снадобье – вранье, – догадалась Бару. – Химики и не научились делать его!

– Естественно, – усмехнулся Кердин Фарьер. – В действительности Императора коронуют проще: прокол сквозь глазницу и много–много слюней. Но толпа верит в снадобье и в маску. Люди считают, что овощ на Безликом Троне – один из них.

Сказано было – прямее некуда, но Бару в качестве уступки подвела итог:

– Ты пишешь свою собственную историю. Вот что дает тебе власть.

В другом, более игривом настроении он мог бы изобразить облегченный вздох. Но не сейчас. Голос его звучал резко и ровно:

– Если ты хочешь достичь большего и намерена занять пост, которого, по–твоему, достойна… – Он поднял бокал и посмотрел на темно–рубиновую жидкость. – Если ты жаждешь заполучить настоящую власть – ту самую, что сделала нас повелителями твоей крохотной родины, то ты должна научиться управляться с любыми ее формами.

Пламя свечей на столе всколыхнулось от его выдоха.

– Кто ты? – прошептала Бару, не в силах сдержать любопытство. – Кто ты такой?

Кердин Фарьер поставил бокал на стол и вытянул руки перед собой.

– Здесь Парламент, – произнес он и поднял правую кисть. – А тут – Император на Безликом Троне, – добавил он и поднял левую руку.

Продолжить и завершить метафору он предоставил ей самой: за пустыми ладонями оказалась его голова.

– Ордвинн вскоре восстанет, – сообщила Бару. – А для мятежей требуются деньги. Поэтому ты и сделал меня счетоводом. Чтоб я нашла доказательства этому в счетных книгах.

Кердин Фарьер поднес к губам бокал и отхлебнул из него.

– Однажды я поспорил с моим товарищем Исихастом, – изрек он. – Он уверен, что ваша раса изначально неспособна к правлению. Что легкая островная жизнь и культура негигиеничных склонностей сделали вас мягкими и послушными. По его мнению, вы способны заниматься только земледелием и рыболовством, а в свободное время бездумно развлекаться. А еще он утверждал, что вам от рождения предопределено быть слугами, а не хозяевами, – поэтому мы и правим вами.

Бару напряглась.

– А ты?..

– Я поспорил с ним и сказал, что ты предотвратишь мятеж, – улыбнулся он, салютуя ей бокалом. – Но мне пора. У тебя уйма работы. Надеюсь, что мы увидимся в Фалькресте.

– Кто убил Су Олонори?

– Понятия не имею. Но я даже не пробовал выяснить. Наверное… – Кердин Фарьер на миг задержался на пороге. – Думаю, те же бунтовщики, которые явятся сюда, дабы убить тебя, когда ты вплотную приблизишься к заговорщикам и попробуешь остановить их.

* * *

И Кердин Фарьер убрался восвояси. Бару отчаянно – до ломоты в висках – захотелось узнать побольше. Да, она выяснила многое и заполучила информацию о Троне, о Фарьере, об его коллегах, об их испытаниях… Но нераскрытыми остались и другие ужасные тайны. Что на самом деле творилось здесь, в Ордвинне?

Бару погрузилась в размышления. Нет, медлить нельзя. Она уже стала частью секретов и превратилась в винтик правительственного аппарата.

Пришел час схватиться со зверем, пожравшим отца Сальма.

Не предупредив о визите, она отправилась в Погреба – в белой маске и в перчатках. Небрежно взмахнула знаком технократа перед физиономией часового у ворот, оттиснула личную печать в вахтенном журнале. Миновала несколько уровней досмотра и бдительности. И очутилась в стерильном, добела отмытом бетонном коридоре, залитом масляно–желтым светом.

В самом сердце власти Правоблюстителя Зате Явы.

Из камер нормализации доносился перезвон колокольчиков. Возле хирургических кабинетов квартет музыкантов играл на гобоях и лютнях. На стене висела табличка: «ПРОСИМ НЕ МЕШАТЬ УМИРОТВОРЯЮЩЕЙ МУЗЫКЕ».

Бару шагала но крылу кратковременного пребывания.

– Здесь те, кто нуждается в незначительной коррекции, – объяснила сопровождавшая ее чиновница, пухлая фалькрестийка, точная, немногословная, просто–таки воплощение гениальности. – Эта женщина, например.

Худощавая простолюдинка–стахечи, пристегнутая к металлическому креслу, смотрела на обнаженных мужчин, которые приближались к ней, а затем отходили назад. Некоторые – светлокожие, среднего роста, с подчеркнутым легким, на скорую руку нанесенным макияжем – замирали на расстоянии ладони, и в такие моменты звучала негромкая нежная нота. Женщина расслаблялась и тянулась губами к трубке у рта – но ней подавалось некое жидкое снадобье.

Но при приближении других мужчин – смуглых, высоких, более мускулистых или более привлекательных – камера оглашалась резким, невыносимым жужжанием и наполнялась вонью.

– Добровольное согласие на привитие супружеской верности в целях сохранения брака, – говорила чиновница. – Мудро. О ее поведении доложили двое социальных проксиматов пациентки. Ее могли привлечь к ответственности за гедоническую социопатию или врожденную мисконъюгацию.

– Метод?

– Банальная нормализация. Сочетание положительных стимулов с внешними характеристиками мужа. Если это не подействует, перейдем к внедрению нормализующих поведенческих шаблонов, мануальной стимуляции и стерильной конъюгации с заместителем. Крайняя мера – диагноз «врожденный иммоногамический дефект» и стерилизация.

Бару от души порадовалась, что лицо ее скрыто под маской.

– А хирургическое вмешательство? – спросила она, вспомнив о предостережении Аминаты, о той угрозе, от которой сжималось все ее нутро. – Чтобы конъюгация не могла доставлять удовольствие… Такие операции вы выполняете?

Тайн Ху остановилась, посмотрела на Бару в упор и улыбнулась изогнутыми, словно рекурсивный лук, губами. Дыхание ее было ровным, осанка – уверенной, и при том она явно не испытывала отвращения или страха.

Нет, Бару не попадется в ловушку! Бару хладнокровно отбросила прочь возникший перед глазами образ и навязчивые мысли.

Затем чиновница смерила Бару оценивающим взглядом и пошла вперед.

Бару показалось, что за ее глазами блеснули очи самой Зате Явы.

– Сожалею, ваше превосходительство. В крыло соматического вмешательства посетители допускаются только по прямому разрешению правоблюстителя. Но проводимая здесь нормализация поведения не менее важна. Структура ордвиннской семьи требует жестких коррекционных действий. Особенно это касается кровных линий ту майя.

По дороге они миновали камеры ожидания. Первая была полна мужчин и женщин, ожидавших оформления и назначения судей. Обвинения, степень риска, характер ареста были отмечены на специальных ярлыках:

ВЗЯТ НА ОСНОВАНИИ СОЦИАЛЬНО-ГИГИЕНИЧЕСКИХ ПОКАЗАТЕЛЕЙ.

ВЗЯТ ПО ДОНЕСЕНИЮ СОЦИАЛЬНОГО ПРОКСИМАТА.

ВЗЯТ НА ОСНОВАНИИ РЕЗУЛЬТАТОВ ТАЙНОЙ ВЫБОРОЧНОЙ ПРОВЕРКИ ЛОЯЛЬНОСТИ.

ВЗЯТ ПО ДОНЕСЕНИЮ СОЦИАЛЬНОГО ПРОКСИМАТА.

ВЗЯТ ПО ДОНЕСЕНИЮ СОЦИАЛЬНОГО ПРОКСИМАТА.

ВЗЯТ ПО ДОНЕСЕНИЮ ВНЕДРЕННОГО ИНФОРМАНТА.

ВЗЯТ КАК ПОДДАВШИЙСЯ КОНТРОЛЬНОМУ СОБЛАЗНЕНИЮ.

В соседней камере находился прикованный к креслу и накачанный наркотиками человек, который стонал от химического блаженства. Чиновник в маске, белой, точно выбеленная временем кость, декламировал нараспев:

– Фалькрест. Маска. Гигиена. Инкрастия. Лояльность. Подчинение.

Раздался удар скрытых цимбалов. Чиновник поднес к лицу человека курильницу, дымящуюся ядовито–желтым. Цимбалы продолжили звенеть – ритмично, ненадоедливо…

– Бунт, – донеслось из–под маски. Человек в кресле пронзительно завизжал. – Восстание. Девена. Химу. Видд…

Новой каретой, предоставленной Бару для возвращения домой, правил пьяный старик. Совершенно выведенная из равновесия, она едва кивнула в ответ на его приветствие.

– Меня зовут Седобородый – из–за бороды моей, ясно дело. Знаю весь город, вплоть до сточных клоак!

Бару плюхнулась на сиденье и лишь спустя несколько минут поняла, что он возит ее кругами.

– Вы бы осторожней, ваше превосходительство, – посоветовал старик, поблескивая синими вороньими глазками в свете фонаря. – А если б я отвез вас в Северную гавань и отдал какому карманнику с ножом? А то с последним счетоводом, которого я возил, вон как кончилось!

– Зате Ява услышит об этом, – прошипела Бару.

Она думала о Погребах и о судьбе, постигшей Сальма. Каково ему было, схваченному среди ночи и отправленному в лагерь ожидания, в яму, в карцер отходящего корабля, чтобы «нормализоваться» под ножом и наркотиками или уж лучше (пожалуй, лучше) умереть в агонии?

Седой расхохотался в ответ сухим, безжизненным смехом безумца.

– Еще бы ей не услышать!

Однако вскоре экипаж остановился у особняка губернатора.

Глава 6

Кошмары Погребов мучили Бару всю ночь. Поутру, кряхтя и ругаясь, она принялась за флотский комплекс упражнений, чтобы воспоминания оставили ее, ушли прочь с потом и мощными выдохами. В конце концов она смогла снова сосредоточиться на ревизии.

Умывшись, одевшись и снарядившись (жилет, кошель, матросские сапоги – своего рода латы имперского чиновника), Бару вызвала Мер Ло.

– Идем. Мне нужно прогуляться и поразмыслить.

В деловитой суматохе они спустились вниз, гремя каблуками по лестнице, – Мер Ло оказался сбит с толку внезапной спешкой, однако подыграл Бару.

– Мне нужно многое выяснить, – заговорила Бару, отсчитывая тезисы на пальцах. – Но сначала я хочу выяснить, как раскрыть мятеж и подавить его в зародыше. Я уверена, что существуют какие–то социологические и экономические закономерности – и весьма специфического характера.

По мощеным дорожкам губернаторского сада уже гремели сапоги: солдаты гарнизона начали строевую подготовку с рассветом. Раздраженная топотом и воплями сержантов, Бару повернула в другую сторону.

– Следи за логикой. Ордвинн продает в Фалькрест лес, камень, руды и скот.

– Да.

– Прямую выгоду получают лишь несколько князей: в первую очередь те, чьи земли находятся на побережье. Один из них – Унузекоме, Жених Моря, пират. Полагаю, он баснословно богат, поскольку владеет гаванью Уэльтони и имеет доступ к реке Инирейн. Есть еще и Хейнгиль, Охотник на Оленей, друг губернатора Каттлсона. Он вовсе не заботится о деньгах…

– Счетами Хейнгиля управляет его дочь. Предпочитает сидеть в долгу у Фиатного банка – своеобразный залог доверия.

– Интересно. Может, именно поэтому она хотела занять мое место. А кто ее мать?

– По–моему, одна из сестер нынешней княгини Наяуру. Погибла во время Дурацкого Бунта.

– Любопытно. Уже повод для крамольных помыслов. Пригодится, если потребуется напустить па нее Зате Яву.

Они двинулись сквозь лабиринт из живой изгороди, раскинувшийся у подножия северной стены (Бару разгадала его не задумываясь). Вокруг деловито жужжали пчелы.

– И последний из крупных владык побережья – Радашич, Колодезный князь, человек очень легкомысленный, да?

– Ему грех жаловаться, – нейтрально ответил Мер Ло. – Прекрасные земли. Великолепные виноградники. Замечательные сады. С детства рос в доме князя Хейнгиля. Думаю, последнее обстоятельство спасло ему жизнь.

– Но его финансовая политика – это нечто!

Книги Радашича оказались настоящей комедией излишеств. Похоже, он брал ссуды, размышляя, как любой пьяница: «Еще одна не повредит».

– Полагаю, его ничего не тревожит.

– Какая беспечность! Ой, у меня есть идея!..

Минуя жаровню, вокруг которой Каттлсон любил устраивать угощение под открытым небом, Бару подобрала уголек. Она, конечно, испачкала перчатки, но ей было на это наплевать. Недолго думая, Бару полезла сквозь мокрые от росы кусты к белоснежной наружной стене.

– Каждый князь стремится стать могущественнее других. В мирное время сила заключена исключительно в богатстве: простаивающие без дела армии не приносят прибыли и превращаются в дорогие и бесполезные игрушки. Если прямую выгоду от внешней торговли могут получать только трое князей, то прочим нужно искать обходные пути.

– Радашич заметил бы, что радость и довольство жизнью не купишь за деньги. Хейнгиль сказал бы то же самое о чести… Ваше превосходительство, без этого никак не обойтись?

Бару нацарапала углем на стене неровный ящик.

– Вот Ордвинн.

– Прекрасная карта, ваше превосходительство.

– Любому князю необходимо богатство, чтобы не отстать от соседей. Поэтому он бежит к нам, в Фиатный банк, и говорит: «Дайте мне ссуду». Мы идем ему навстречу: фиатных билетов у нас целая куча, а в случае чего напечатаем еще. Взамен просим лишь небольшой залог – какой?

Мер Ло вежливо склонил голову.

– Золото, драгоценные камни, землю, скот…

– Верно. Но князю известно, что залог он потеряет лишь в том случае, если не вернет ссуду. Получается, что все останется при нем, а тратить он будет полученную от нас кучу фиатных билетов. Дармовое богатство! – Бару пририсовала рядом с ящиком улыбающуюся рожицу, которая получилась похожей на разбитое яйцо. – А если не придешь к нам за ссудой, сосед перещеголяет тебя. Радашич накупит выпивки, Унузекоме – новых кораблей, а ты останешься прозябать в окружении подданных, недовольных твоим ничтожеством. Значит, без ссуд не обойтись никому. Правильно я рассуждаю?

Мер Ло страдальчески скривился.

– А в этом примере я – Хейнгиль? Можно, я буду Унузекоме?

– Ты хочешь стать пиратом?

– Я желаю хотя бы сохранить способность улыбаться.

– Тогда почему не Радашич?

– Я намерен сохранить способность не только улыбаться, но и здраво рассуждать.

Рассмеявшись, Бару сбилась с мысли.

– Не отвлекай меня. Я подхожу к главному. Итак, князья соревнуются в ссудной гонке, их задолженность растет, а с ней прирастает и доля Фиатного банка в их владениях. На данный момент нам принадлежат значительные доли девяти из тринадцати княжеств. Тебе известно, кто еще не попался в наши сети?

– Унузекоме. Владея гаванью Уэльтони в устье Инирейна и отличным флотом, он может полагаться на доходы от торговли.

– Хорошо. А еще?

Мер Ло раздраженно нахмурился, глядя на неуклюжую карту и изображение довольного князя на стене.

– Отсфир, Князь Мельниц. Владения – к северу от Унузекоме, весьма предприимчив, контролирует большую часть течения Инирейна, имеет немалую прибыль от торговли между севером и югом. И Эребогская Бабка далеко на северо–западе – думаю, она слишком стара и скупа, чтобы заботиться о ссудах. И, возможно, Вультъяг?

– Точно. Кстати, княгиня Вультъягская – гордячка. Она-то, разумеется, не будет брать ссуды и поэтому крайне бедна. Кроме этих четверых, все остальные глубоко увязли в долгах, и с каждым днем их ситуация ухудшается. Но как нам с толком использовать имеющуюся у нас в распоряжении информацию? Как нам заприметить назревающий бунт?

– Думаю, вы предпочтете, чтобы я притворился невеждой. Тогда у вас будет возможность самой ввести меня в курс дела.

– А ты чудесный секретарь, Мер Ло. По подожди, дай убедиться, что я нигде не ошиблась.

Оглядев ящик, изображающий Ордвинн, Бару пририсовала к нему крышу и разделила его на три этажа.

– Как сказочный домик, да? На чердаке высоко, холодно, зато полно полезных вещей. Вот где Эребог и Лизаксу грызутся за камень и глину! Еще там живут Вультъяг и Отсфир, причем у Отсфира есть лестница, по которой он может спускаться вниз. Прямо под чердаком расположены спальни и кабинет, где тоже полно полезных вещей и много жильцов. Например, Наяуру, Строительница Плотин, контролирует княжества Отр и Сахауле, дающие ей воду, соль и искуснейших ремесленников, а под контролем Игуаке находится Пиньягата – с лучшими стадами и… лучшими солдатами.

Мер Ло усмехнулся.

– Что здесь смешного?

– Сравнение со спальнями. Я думал, это шутка в адрес княгини Наяуру.

– Почему?

– Она придерживается старых традиций. Здоровые отцы – залог сильной династии и тому подобное. Поэтому оба князя, и Отр и Сахауле…

Ясно. Значит, дети Наяуру тоже могут с гордостью заявить: «Я – отпрыск охотницы, кузнеца и щитоносца…» Но нет, они такого не скажут – по крайней мере, пока в Ордвинне правит Маскарад.

– Мы должны взимать с любовников Наяуру налоги, а остальное оставим Зате Яве. На чем я остановилась?

– Ордвинн подобен дому. И вы как раз довели свою метафору до этажа спален, то есть любви.

– Ага. На первом этаже есть прихожая, кухня, а еще – кладовые с зерном и прочими припасами. Дом окружен оливковыми деревьями. Чуть не забыла, надо пристроить к нему и арсенал! В реальности это Пактимонт, где в гавани Порт–Рог стоит наш флот.

– В доме – собственный арсенал? Неужели у вас был такой?

– Цыц! Зато метафора хороша.

Бару с гордостью оглядела свой рисунок. Итак, на первом уровне велась морская торговля и хранились припасы, вторым владели потенциальные союзники со стадами и водохранилищами, а третий отдали под леса, рудники и волчьи логова.

– Ты собираешься взбунтоваться и завладеть домом. Что тебе нужно?

– Полагаю, имперский счетовод уверен, что ответ – деньги.

– Да. Для любого мятежа, корни которого – не в идеалах и не в чистой ненависти, необходимы средства. – Бару пристукнула угольком по карте, нацарапанной на стене. – Вот что выдаст мне мятежников с головой. Это будут те, кто попытается выбраться из нашей ловушки.

– Я с вами согласен, но…

– Исключительно тупой мятежник мог бы взять гигантскую ссуду и начать войну, рассудив, что ничегошеньки ему даже не придется отдавать. Но воевать на вражескую валюту – идиотизм. Люди доверяют фиатным билетам только потому, что могут обменять их на что–либо ценное. Начни воевать против той стороны, на которой Фиатный банк, и доверие к твоей заемной бумаге сразу же рухнет. Это – наш крючок, понимаешь? Князья заглатывают приманку в виде ссуд, обменивают свое богатство на бумажки, а мы их подсекаем, вытаскиваем из воды – и на кукан![9]9
  Приспособление в виде петли, созданное для сохранения выловленной рыбы.


[Закрыть] А как бы ты избавился от крючка?

Мер Ло заморгал.

– Я до сих пор Хейнгиль? Ему и в голову ничего не придет. Он принес Каттлсону вассальную присягу, для него срываться с крючков Каттлсона – против чести.

– Нет. Допустим, ты – Вультъяг…

Тайн Ху – рисковый взгляд, упругие движения рыси…

– Но за ней нет долгов. Значит, и крючка нет.

– Она отчаянно бедна. А чтобы финансировать восстание, необходимо богатство. Как ей превратить наши бумаги в сокровища бунтовщика?

– Наверное, через закупку особых товаров. Драгоценных камней, золота, скота, камня, руд, тканей…

– Именно. Мятежники будут стараться превратить свои долги в материальные ценности – в кровь восстания. Но!..

Но против мятежников встанет Маскарад – непревзойденный богатырь экономических войн. Что за блестящая афера! Какая невероятная ловушка! Фиатный банк любит скупать золото, серебро и драгоценные камни себе в убыток. Сидя на них, он умоляет: «Они так нужны нам для обеспечения фиатного билета, чтобы вы не сомневались в ценности ваших банкнот! Прошу вас, помогите же нам, и тогда мы будем рады помочь вам! Отчего бы вам не платить налоги серебром и золотом? Мы сделаем вам скидку! Но у вас самих столько ценных товаров! Увы, в таком случае мы будем вынуждены повысить налоги. Не лучше ли попросту превратить товары в фиатные билеты и уклониться от повышения?»

Бару вообразила себе огромный насос, высасывающий из Ордвинна богатства и перекачивающий их в Фалькрест, а взамен наводняющий Ордвинн фалькрестскими бумажками. Вообразила – и едва нс заплакала в восторге от его красоты. И, естественно же, оттого, что этот насос давал ей власть – силу, способную сорвать с мятежников маскировку и представить их Империи как подарок и доказательство своего таланта.

– Но вы же прекрасно понимаете, что для восстания важны не только деньга и что местная знать куда, менее расчетлива и рациональна, чем вы думаете? – продолжал за нее Мер Ло. – Вам необходимо прочесть монографию Хейнгиль Ри о перспективах союза Внутренних Земель. Она предрекает междоусобную войну только потому, что у Наяуру имеются наследники от князей Отра и Сахауле, которые могут представлять серьезную угрозу для будущего рода Игуаке.

– Хейнгиль Ри считает это важным потому, что и сама – знатного рода. Она чрезмерно зашорена феодальной помпезностью, чтобы свести проблему к базовым экономическим факторам. – Бару вскинула ладонь, предотвращая возражения. – Скоро они начнут превращать свои долги в необходимые для восстания материальные ценности! Ничего, их возня не останется незамеченной! Любые товарные сделки будут за

несены в счетные книги. Итак… – сжав кулак, Бару раскрошила уголек в пыль, хлопнула ладонью о ладонь, отряхнула перчатки и двинулась к своей башне. – Ответы в наших книгах. В числах. Нужно только искать.

* * *

И Бару с жаром принялась за работу. Она надеялась, что составит «карту» бунта со всеми крамольными князьями и захлебывающимися в тайнах чиновниками уже к концу дня.

Она обнаружила среди книг целую страницу из записной книжки, исчерканную лихорадочными, неровными строками на афалоне. На сей раз почерк принадлежал Фаре Танифель.

«Они добрались до меня с неожиданной стороны. Объявили безнравственной и негигиеничной, как будто Каттлсон сдерживает аппетиты и отказывает себе в излюбленном лакомстве! Если меня отправят в Погреба на «осмотр», я погибну. Она заявляет, что не в силах защитить меня».

Вздрогнув от ужаса и сочувствия, Бару сложила листок и отложила в сторону.

Надежды ее не сбылись. К закату она не нашла абсолютно ничего подозрительного. Фиатный банк отслеживал, приход, расход, финансовые активы и пассивы княжеств Ордвинна. И в банковских записях ничто не выделялось и не напоминало прелюдию к восстанию. При всех своих недостатках князья оказались скрупулезно честны. Они лишь беззаботно залезали в долги, агрессивно тратили средства и были откровенно туповаты в финансовых вопросах.

Но за что убили Су Олонори? Па то должна быть веская причина! Наверняка он вплотную приблизился к разгадке. А до него – Танифель казнили за коррупцию…

Значит, в чем бы ни заключался фокус, какой бы финт ни проделали заговорщики, чтобы найти деньги, тайна не может ускользнуть от имперского счетовода.

Кто знает, может, Бару даже предстоит стать до некоторой степени соучастником бунтовщиков…

Она почти не замечала головной боли, пока Мер Ло не постучал в дверь, – звук резко отдался в висках.

– Войдите! – простонала она.

– Ваше превосходительство, к вам лейтенант Амината с результатами ревизии банковских хранилищ.

Бару стиснула голову ладонями. Какими сальными сделались ее немытые волосы! Кроме того, целый день она грызла кофейные зерна и сейчас почувствовала настоятельную необходимость дочиста вылизать зубы.

– Пусть войдет.

– Ваше превосходительство!

Войдя в кабинет, Амината отсалютовала и вытянулась по стойке «смирно». Бару откашлялась и от души позавидовала чертовски бодрому и свежему виду Аминаты. Наверное, по пути сюда успела почистить форму или загодя послала на корабль за запасной. Так или иначе, но выглядела Амината безукоризненно. С годами она все так же оставалась выше ростом, а должностные обязанности заставляли ее сохранять силу, грацию, прямолинейность и стремительность метательного копья. В общем, причин избегать ее на борту «Лаптиара» имелось множество.

Бару встала и обогнула стол.

– Все мышцы затекли! Но ничего не поделаешь: я просидела целый день. Итак, приступим к делу. Обнаружены ли расхождения?

– Нет. Материальные ценности в хранилищах точно соответствуют представленной принципал–фактором описи, как количеством, так и качеством. Признаков злоупотребления или растраты не обнаружено. Даже качество металла превосходно, – доложила Амината, подавая Бару палимпсест. – Вот данные сверки.

Бару устало приняла документ.

– Благодарю морскую пехоту за помощь, лейтенант.

– К вашим услугам. Рада сообщить, что дисциплина моих людей оказалась на высоте.

– Хорошо.

Внезапно Бару почувствовала желание душевно и физически опереться на Аминату – на ее безупречную выправку, сияющий мундир и неистощимое терпение. Но это было невозможно. «Амината», – мысленно произнесла Бару и незамедлительно ощутила безумное смущение. Сердце словно превратилось в сгусток боли. Тот безжалостный поединок и яростный выговор (неужели она решила, что речь шла о самой Бару? Но если так, она же ни словом не обмолвилась…), формальный тон и отстраненность – все явно свидетельствовало о злости.

Но позже она предложила Бару свой клинок и привела морских пехотинцев – может, она все–таки подобрела?

– Ваше превосходительство, уже стемнело, – сказала Амината. – Вы совсем заработались. Что, если…

Вероятно, Бару не смогла скрыть удивление.

– Простите за нарушение приличий, – продолжала Амината. – Я еще не использовала увольнение на берег и полагаю, что мы могли бы вспомнить Тараноке, пока «Лаптиар» не ушел…

«И мы не расстались навсегда…»

Желудок Бару сжался в комок.

– У меня есть вино.

– Ваше превосходительство…

Все часы краденой свободы, проведенные вместе в учительской кладовой… Наверное, они все еще чего–нибудь да стоят.

– Не надо, Амината. Зови меня по–прежнему – Бару.

Амината скрестила руки на груди, отставила ногу в сторону и беззаботно улыбнулась.

– Не знаю твоих вкусов, Бару, но мы в порту, а моряку не пристало проводить увольнительную среди конторских книг с бокалом вина.

– Э-э…

Желудок не отпускало. А сердце, похоже, забыло, когда и как ему биться. За Аминату говорил Кердин Фарьер. Кердин незримо присутствовал здесь, в кабинете Бару, и наблюдал за ней глазами Аминаты. И совсем недавно – для того, чтобы спасти себя, хватило одной–единственной фразы…

«Благодарю, лейтенант, но воздержитесь от фамильярностей».

Но, как бы там ни было, а утро вечера мудренее.

– Я только переоденусь, – выдавила Бару.

* * *

– Ничего себе вкус! Натуральная моча! – воскликнула Бару, поперхнувшись.

– Откуда ты знаешь, какова моча на вкус?

Бару фыркнула в кружку.

– Я дикарка из диких земель!

– Ладно тебе! В здешнем захолустье мочу пьют только ордвиннцы! – Амината проказливо постучала по донцу кружки Бару. – До дна, до дна, Бару! Еще по одной?

Заглянув в опустевшую кружку, Бару попыталась обдумать предложение. Инстинкт – возможно, впервые за всю ее жизнь – не возражал.

– Да, – ответила она. – Согласна.

– Только платишь ты, – предупредила Амината, опираясь о стойку бара. – У тебя теперь деньжищ – сколько угодно.

– Нет, это работает совсем не так… – Бару нахмурилась. Она понимала, что некоторые темы затрагивать не стоит, и в итоге решила, что о денежных вопросах можно говорить лишь в общих чертах. – Нельзя забывать об инфляции и… Знаешь, я даже не составила требований на закупку перьев и чернил. Столько дел, Амината!.. Я‑то думала, меня ждут сложные вычисления и скучные примитивные обязанности, а получилось – в точности наоборот!

– Для тебя нет ничего сложного! Ты же гений, забыла?

Звучно рыгнув, Амината приняла от бармена еще пару кружек. Бармен старался следовать той же фалькрестской моде, что и изобиженный Бару принципал–фактор Бел Латеман, – фартук, обнаженные плечи, спортивный корсет с распущенной шнуровкой, броский макияж…

– Рада, что ты так считаешь, – произнесла Бару, внимательно изучая геометрию ее поднятого указательного пальца. – Я пьяна. Наверное, в первый раз в жизни.

Но, даже во хмелю, следовало держаться настороже. Ей нельзя выдать себя и сболтнуть нечто вроде: «А мне тебя не хватало…»

– Рано плакать, пташка, – за полночь едва перевалило! Пожалуй, надо найти тебе… – Амината подалась к ней и приподняла бровь. – Компанию, а?

Вблизи лицо Аминаты оказалось очередной идеальной геометрической теоремой во плоти: ровные углы, совершенная концентрическая топология склер, радужек и зрачков. Навалившись на стойку, Бару вспомнила о своей паранойе. «Правоблюститель всегда начеку».

– Верно, – пробормотала она, оценив выражение своего лица в зеркале во всю стену и оставшись довольной. – Но так приятно поговорить с кем–нибудь. С кем угодно, лишь бы слушал меня… Но ведь не слушают… Я не могу…

Амината молча кивала. За ее спиной женщина со шрамами на лице кричала притихшим собутыльникам, что намерена убить князя Сахауле, Конскую Погибель, за какой–то его ужасный поступок.

«Вероятно, он что–то сделал с ее конем», – подумала Бару.

– Не знаю, как сказать, – сказала Бару вслух и потрясла отяжелевшей головой.

– Нет–нет, продолжай! Все это не важно – я скоро отбываю!

– Я и не помню, какой была, пока не пошла в школу. Кажется, мне никогда не позволяли ничего! Даже иметь свои собственные чувства!

– Как это? – крикнула Амината, перекрывая вдруг поднявшийся рев.

– Ну…

Форменный мундир Аминаты был вывернут наизнанку в знак того, что она «не при исполнении», но Бару все же вяло подергала ее китель.

– Вот ты – солдат Маскарада. Но ты же ориати! И служишь тем, кто хочет завоевать твою родину. Начнись новая Война Армад – придется убивать своих! Что ты сделаешь?

«От меня ждут подобных сомнений и колебаний в лояльности, – с пьяной хитростью предположила она. – Ха! Пусть те, кому она доносит, сожрут и будут довольны».