Текст книги "Бару Корморан, предательница"

Автор книги: Сет Дикинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Зеленый – цвет леса, цвет Ордвинна – для земель, хранивших верность своим князьям. Наибольшими симпатиями пользовались Вультъяг и Унузекоме, но не мягкий Радашич, не книгочей Лизаксу и – особенно – не Глиняная Бабка Эребог. То есть не те, кто глубже всех увяз в долгах.

И, наконец, синий – огромные пятна небесной, морской синевы, какой бы из ее восхитительно изменчивых оттенков ни попадался под руку – для областей, где любили ее, Бару.

Зате Яву, конечно, не жаловал никто. Впрочем, ее власть и не требовала популярности.

А Бару получила то, чего хотела, – карту лояльности Ордвинна, исследованного сквозь линзы одной из разновидностей власти – той самой, с которой она управлялась наилучшим образом. Теперь надо проверить все эмпирически и понять, вправду ли ей удастся превратить голубые пятна на карте в ревущие толпы народа на улицах.

«Бита Профет» прибыл к устью Инирейна, могучего Тока Света, несшего свои воды на юг с Зимних Гребней и отмечавшего восточные границы Ордвинна.

Бару с князем Унузекоме сошли на берег и отправились прогуляться по площадям и улочкам его столицы, Уэльтони. На карте она была раскрашена синим и зеленым.

Весть понеслась по городу, опережая Бару и князя. Сперва люди восхищенно шептались им вслед, а потом – негромко окликали и даже улыбались. Наконец Бару заметила всадников, поскакавших к усадьбе князя. Бару не расставалась с символическим кошелем на поясе – а уэльтонцы, не питавшие дружеских чувств ни к Каттлсону, ни к Маскараду, бросали работу и кричали – кто на афалоне, кто по–иолински:

– Честная рука! Честная рука!

Довольный Унузекоме шел рядом – с непокрытой головой, подставив ветру гордые ту майянские скулы, свободные от маски.

– Мой корабль принес добрую весть, – пояснил он стражу у ворот усадьбы. – Она к нам не с ревизией!

– Я выросла у моря, – призналась Бару дружиннику, вспомнив о Тараноке и о собственных ту майянских корнях, – но никогда не думала, что встречусь с Женихом Моря!

Она не ошиблась, раскрашивая отдельные участки карты в синий цвет… Толпа зевак, сопровождавшая их, одобрительно взревела. Народу явно польстило то, что эта иноземка понимала смысл прозвища их князя.

– Вам удалось найти способ? – шепнул Унузекоме, увлекая ее за собой сквозь ворота, закрытые дружинниками перед носом толпы. – Галеоны вот–вот возьмут нужный курс. Как будем брать?

– Легко, – ответила Бару и по–братски хлопнула князя по плечу. – Я дам Каттлсону то, чего он хочет. Я оставлю свой пост.

* * *

К тому моменту, как «Бита Профет» покинул Уэльтони, возвращаясь на запад, в Пактимонт, Бару уже написала и скрепила печатью четыре послания – Каттлсону, Тайн Ху, Зате Яве и самому Унузекоме. Князь увез ее послание, направляясь на юг, на встречу с пиратами и ориатийскими каперами.

Стоя на носу и любуясь восходящим солнцем, Бару пыталась разглядеть округлость мира. Она старалась представить себе, как он вращается вокруг солнца, как вертятся вместе с ним гигантские письмена торговли, болезней, преемственности и власти. Письмена, выведенные в течение сотен тысяч лет, безраздельно властвовали над многими миллионами людей. Целые народы, все человечество – это чернила и грамматика самой истории. Вот он, разом и вопрос, и ответ: «Мать, почему они приплывают к нам и заключают пакты? Почему мы не приходим к ним сами? Почему они такие сильные?»

Мер Ло она не написала ни слова. Отказала ему в его просьбе. Ведь письмо наверняка вскроют и обнаружат предупреждение.

По он, конечно, сразу же догадается. Несомненно. Мер Ло вывезет семью. И спасется сам.

Все на свете имеет свою цену.

* * *

При входе в гавань Порт–Рог Бару увидела силуэты кораблей конвоя. Она смотрела на цепочку бакенов, которая протянулась между огненосцем «Эгалитария» и сожженными башнями, и размышляла.

Итак, к отплытию приготовилась дюжина громадных галеонов, глубоко осевших в воду под тяжестью золота и серебра. Их сопровождал эскорт – пять быстрых фрегатов под алыми парусами.

Разумеется, их палубы были разлинованы шеренгами морских пехотинцев на учениях.

Какая добыча!

В порту ее ждали солдаты гарнизона, чтобы взять Бару под арест.

Конечно, арестом называть это было нельзя. В письме Каттлсону она позаботилась о надлежащей формулировке: «Временно отстраняюсь от исполнения должности но собственному желанию». То есть она останется имперским счетоводом провинции Ордвинн и сохранит всю власть и ответственность такового, пока не прибудет в Фалькрест и не предстанет перед судом Парламента. Однако для Каттлсона разница была чисто формальной.

Бару будет надежно изолирована на борту одного из кораблей конвоя, подальше от служебной почты и денег. А губернатор сможет охотиться, пить, устраивать брак Хейнгиль Ри с Белом Латеманом и не ломать голову над выходками дикарки с Тараноке, которая путалась у него под ногами, устраивала экономические спады и умудрилась выиграть поединок.

Мер Ло будет распоряжаться канцелярией вместо нее, пока Парламент не вернет ее обратно с возобновленными полномочиями (ха–ха) – или не пришлет нового счетовода.

Она предложила Каттлсону выход.

Составляя письмо, Бару постоянно старалась поставить себя на его место, примеряла мании и страхи здоровяка, точно его шапку из волчьей головы, памятуя о словах Чистого Листа: «Вы не единственный игрок за доской».

Каттлсон может задаться вопросом, отчего Бару сдалась столь рано после победы в поединке. В таком случае он отправится к Зате Яве – выяснить, законно ли предложение Бару. А что тогда сделает старуха? Она намекнет ему, что Бару убедилась в своем бессилии: без поддержки губернатора у нее нет реальной власти, и для продолжения карьеры ей остается надеяться только на милосердие Парламента.

Кроме того, Бару слишком горда, дабы повиниться перед ним. Однако она притворится, что обращается в Фалькрест через губернатора, чтобы добиться реабилитации, а не просить пощады. А Каттлсон, в своей отеческой заботе, все поймет и позволит ей сохранить лицо.

Но Каттлсон был осторожен.

Поэтому он прислал за ней в порт солдат гарнизона, морских птиц в серо–голубых мундирах.

Здесь же стояла сама Зате Ява и сжимала губы в кислой гримаске.

Мантия правоблюстителя выделялась черным пятном, как будто в стаю чаек решила прокрасться ворона.

– Ваше превосходительство! – Она повела рукой в черной перчатке, поманив Бару за собой. – Полагаю, с вашим отъездом в Ордвинне станет спокойнее. По приказу губернатора эти солдаты сопроводят вас на борт фрегата «Сулане», который доставит вас в Фалькрест.

Шагая за ней вдоль строя, Бару не забывала следить за осанкой и шла, высоко подняв голову. Убедительно прикинуться побежденной можно лишь при одном условии – надо просто притвориться победительницей.

– Я не поеду на «Сулане», – заявила Бару, цитируя строки из письма, которое она отправила Зате Яве из Уэльтони. – И я не потерплю вооруженного конвоя. Я проведу путешествие на борту судна «Маннерслет», приводя в порядок бумаги и готовя отчет для Парламента.

– Солдатами командует губернатор, – отчеканила Зате Ява.

– Губернатор командует гарнизоном, – парировала Бару, кивнув в сторону стоявшей в гавани флотилии. – Когда солдаты ступят на палубу корабля, они перейдут в подчинение флота. А как только флот покинет порт, я останусь единственным технократом на борту, и солдаты перейдут в мое подчинение. А я не желаю путешествовать под конвоем.

Зате Ява согласно кивнула.

– Я сообщу губернатору, что вы отвергли его любезность. Я взяла на себя смелость доставить затребованные вами документы и личные вещи на «Сулане», но не сомневаюсь, что их несложно переправить на «Маннерслет». – Она остановилась возле гарнизонного офицера. – Ваши солдаты остаются здесь. Ее превосходительство имперский счетовод едет без сопровождения.

Как и планировалось – Зате Ява прибегла к своей власти и устранила приставленную Каттлсоном охрану. Значит, Бару будет единственным и вдобавок неподконтрольным представителем властей Маскарада.

Правоблюститель подала ей руку. Что было в ее пожатии – формальная деликатность или зловещая сила, Бару не разобрала. Перчатки скрывали слишком многое.

– Надеюсь, вы не будете поспешны, – вымолвила Зате.

Бару взглянула в ее холодные глаза в поисках отблеска уверенности, страха – любого человеческого чувства! Но во взгляде Зате Явы была лишь деликатная забота.

Она уже предала в руки Фалькреста одно восстание, полагая, что оно обречено. Может предать и другое.

Шлюпка, готовая доставить Бару на «Маннерслет», ждала ее в гавани. Очевидно, вести об отъезде имперского счетовода еще не успели распространиться – порт не бунтовал. «А вдруг я переоцениваю свою славу? Нет, цифры не врут», – подумала Бару.

Кто–то пробивался к ней сквозь толпу. Тревога сковала ее по рукам и ногам, ужас нахлынул волной. Неужели Каттлсон решил присмотреть за ее отъездом лично?

Но тут она узнала Мер Ло. Взгляд его, как всегда, был почтительно опущен, секретарский форменный плащ – застегнут под горло. В руках он держал папку, из которой небрежно торчали бумаги. Бару велела сердцу застыть куском льда.

– Сюда! – окликнула она Мер Ло, упреждая все, что бы он ни задумал.

Она оставила Мер Ло в Пактимонте, поскольку просто не могла взять его с собой. А сейчас было совсем не время для объяснений.

Он шагнул вперед. Волосы его оказались немытыми и не смазанными маслом.

– Простите, – выдавил он, не поднимая головы. – Я хотел его отвлечь.

С внезапным потрясением – резким, как хруст сломанной кости – Бару увидела Чистого Листа. Человек–ремора, покорный инструмент Маскарада, стоял в первом ряду зевак с любезной улыбкой на губах.

– Он назначен вам в телохранители, – объяснил Мер Ло и, наконец–то, посмотрел на Бару в упор.

Выражение его лица оказалось безмятежным, а в глазах не отражалось ни беспокойства, ни паники. Он словно пришел сюда, чтобы мирно попрощаться с бывшим счетоводом, а заодно и полюбоваться морским пейзажем. «Что ж, надо продолжать игру», – сказала себе Бару.

– Правда ли, что вы уезжаете в Фалькрест и оставляете меня замещать вас? – пролепетал Мер Ло.

Скрыв потрясение под улыбкой, Бару переключилась на насущную необходимость. Ей надо выглядеть беззаботно, чтобы придать Мер Ло сил и забыть о занозе в собственном сердце и о его глазах.

– Да, Мер Ло, – подтвердила она. – Прежде чем продолжать работу, мне нужно уладить с Парламентом некоторые недоразумения.

– Ваше превосходительство! – Он шагнул вперед с резкой поспешностью, словно пытался подхватить оброненную вещь. – Что я могу сделать в ваше отсутствие? Не хотите ли вы оставить мне какие–либо указания?

Любезный взгляд Чистого Листа следил за происходящим с ужасающей неспешной пунктуальностью.

Бару ободряюще улыбнулась Мер Ло, обманывая, изгоняя его прочь из мыслей. Она захлопывала дверь перед его носом, отшвыривала его в угол, как пройденный учебник…

Но возможности предостеречь его, не поставив под угрозу весь план, не существовало.

– Никаких особых указаний, – ответила она. – Держи канцелярию в порядке. Если вдруг возникнет что–то срочное, я напишу.

Бару испугалась, что он не удержится от необдуманного опрометчивого жеста. Но Мер Ло расправил плечи и выпрямился под бременем невысказанных слов.

В его голосе зазвучала резкая, непреклонная решимость.

– Ваше превосходительство, когда мы снова встретимся, вы найдете все в полном порядке.

Стоя на причальной стенке, Мер Ло провожал взглядом ее шлюпку. Чистый Лист сидел на корме и покачивался в такт волнам на фоне удаляющегося Порт–Рога… В этот момент человек–менора и сам походил на челнок, рассекающий морскую гладь.

Глава 17

Фрегат Имперской Республики «Судане» повел налоговый конвой на восток, следуя торговым ветрам, которые мчались наперегонки вдоль берегов Ордвинна. Двенадцать кораблей шли в кильватере «Сулане», в погоне за ее кормовыми огнями в сполохах полярного сияния. Величавые близнецы «Юристан» и «Комсвиль» несли вахту на пересекающихся курсах. Тяжелый, грозный «Уэльтерджой» был неторопливым замыкающим, готовым, однако, в любую секунду поднять все паруса, оседлать западный ветер и обрушиться на врага. Вокруг конвоя рыскал «Сцильптер» – юркая и голодная торпедоносная овчарка, спущенная с привязи, чтобы отыскать угрозу и, в свою очередь, пригрозить ей.

Флот не отдаст фалькрестский улов.

А улов и впрямь был баснословен!

Трюм ломился от самоцветов и драгоценных металлов, с которыми столь неохотно расстались ордвиннские князья. Сокровищ далекого княжества Эребог, богатого скотом Игуаке, солончакового Отра и прочих – хватит не на один год полномасштабной войны.

А Бару Корморан, пусть ненадолго, но все же попала на борт корабля, идущего в Фалькрест.

В первый вечер после отплытия она отужинала с контр-адмиралом Ормсмент на борту «Сулане» и нашла ее компанию – по крайней мере, поначалу – на удивление приятной. Ормсмент оказалась урожденной фалькрестийкой, к тому же – городской, и испытывала безграничный и, судя по всему, искренний интерес к Тараноке.

– Меня действительно беспокоит, что, подменяя вашу культуру своей, мы не замечаем некоей силы, первобытной витальности, которая может послужить нам на благо, – заявила она, когда разговор зашел о новом названии, об отвратительном для Бару словечке «Зюйдвард». – Какой смысл в многонациональной республике, если мы причесываем любой народ под одну гребенку?

– Это ведь практически кровосмешение, – согласилась Бару и на миг отвлеклась.

Может, подобные настроения в Фалькресте популярны? А вдруг Парламент поймет, что на условиях равного партнера, а не завоеванного народа, Тараноке мог бы предложить Маскараду намного больше?

Но она не задержится в Фалькресте. А Ормсмент, при всем ее обаянии и авторитете, явно предпочитала рассуждать о «первобытной витальности» и относиться к Бару как к непутевой дочери, чем отвечать на ее вопросы об астрономии.

В любом случае расслабиться и отдыхать, чувствуя за спиной любезную гримасу Чистого Листа, оказалось невозможно.

* * *

С первым ударом пираты поспешили.

Бару заняла койку в каюте «Маннерслета». Конечно, вместо просторного помещения (а она–то на что надеялась?) ей предоставили гамак среди потных, вонючих морских пехотинцев, охранявших груз. Бумаги, которые она взяла с собой для имитации деятельности, было невозможно уберечь от сырости. Она вполне могла бы позволить им сгнить, но выработанная в школьные годы аккуратность выгнала Бару на палубу, просушить их на солнце. Птицы–фрегаты насмехались над ней с высоты.

За пару дней пути до устья Инирейна, за двое суток до назначенного срока Бару разбудил среди ночи звон склянок. Протолкавшись сквозь спешащих наверх морских пехотинцев и матросов на палубу, она увидела вдалеке сигнальную ракету. Описав яркую дугу, она упала в море. Шедший на средней дистанции «Сцильптер» выпустил две ракеты в ответ. Свет отразился в воде, словно упавшая в море луна.

Ослепительная вспышка выхватила из темноты корабли под упругими, туго натянутыми косыми парусами. Быстроходные галеры–дромоны ориатийского образца. Без флагов.

Два рейдера приближались, поймав попутный ветер.

Вероятно, они замышляли проскользнуть в строй и взять на абордаж один из галеонов с золотом. Но, скорее всего, они просто заметили галеон с фрегатом сопровождения. В таком случае капитаны рейдеров решили, что суда идут в Фалькрест по двое, чтобы подстраховаться от капризов погоды и не угодить в жестокий шторм скопом. Видя, что позиция фрегата сопровождения неудобна, они рискнули.

И попались «Сцильптеру».

Над «Сцильптером», а затем и над «Сулане» захлопали ракеты – красная, синяя и три белых. Приняв сообщение, флагман раздал приказы остальным. Бару следила за происходящим с опасливым изумлением, а капитан «Маннерслета» истошно заорала, приказывая держать заданный курс.

Птичьи силуэты фрегатов выдвинулись из темноты. Рейдеры повернули назад, прибирая паруса, поворачивая круто к ветру, и «Сцильптер» повторил их маневр. На миг ночь превратилась в день: град ракетных вспышек не давал рейдерам скрыться из виду.

В ту же секунду развернулись в сполохах полярного сияния, наполнились ветром паруса «Уэльтерджоя». Корабль ринулся наперехват, круша фронт волны. Он шел без огней, доверяя сигналам «Сцильптера» и приказам «Сулане». Поглощенная величественным зрелищем, запутавшаяся в механике ветров, парусов и маневров, Бару окликнула облепивших ванты матросов и указала на «Уэльтерджой». Те возбужденно зашумели. Только морские пехотинцы хранили молчание.

Яркая вспышка на носу «Уэльтерджоя» – и две белые ракеты метнулись вперед, будто летучие рыбы. Ветер подхватил их и швырнул в воду за кормой рейдеров.

– Берут поправку на ветер, ваше превосходительство, – пояснил Чистый Лист.

Бару подскочила от неожиданности.

«Уэльтерджой» выстрелил вновь, выпустив восемь ракет под нужным углом. Одна из толстых стальных труб запуталась в такелаже переднего рейдера, принялась бешено плевать раскаленными искрами и взорвалась, окатив все вокруг струями жирного пламени.

Ванты и палуба рейдера загорелись. Все усилия команды привели лишь к распространению пожара. Гротовые паруса и мачты вспыхнули разом, словно окутавшись огненными полотнищами. Ужаснувшаяся и потрясенная до глубины души, Бару наблюдала в деле легендарный «Морской Пал», последнее достижение химиков Маскарада. Ветер принес с собой запах – едкую, невыносимо искусственную вонь испепеленной парусины, пеньки и плоти.

Когда «Уэльтерджой» покончил со вторым рейдером (огонь горел даже в воде, растекаясь по поверхности жестоким полярным сиянием), с «Сулане» взлетела в небо строка сигнальных ракет.

– «Помощи выжившим не оказывать, – расшифровал послание Чистый Лист и кивнул. – Конвою следовать заданным курсом в заданном порядке».

Но корабли не могли принадлежать Унузекоме. Не на двое суток раньше. Не столь ничтожными силами…

Впрочем, не важно! Флотилии Унузекоме не взять золотой конвой – ни при двукратном, ни даже при четырехкратном численном превосходстве. Имперский флот не одолеть в открытом море.

Выиграть битву предстояло Бару. Несмотря на неотвязное присутствие Чистого Листа.

* * *

Бару вызвала контр–адмирала Ормсмент на борт «Маннерслета», прежде чем Ормсмент успела пригласить ее на «Сулане». Чтобы все получилось, Бару требовалось отдавать приказы – превратить номинальную власть в реальную. Сейчас в глазах Ормсмент она – бедное дитя с Тараноке. Молодая, попавшая в беду карьеристка вела битву с враждебно настроенным начальством и мечтала реабилитироваться. Что ж, только Бару и могла привлечь на свою сторону Ормсмент: ведь та была сызмальства воспитана на крепких флотских традициях покровительства. Женщины–офицеры всегда защищали своих юных протеже…

Но Бару не нуждалась в материнском совете. Она хотела, чтобы Ормсмент увела эскорт от золотых галеонов. Поэтому ей следовало быть одним из трех высших технократов Ордвинна, а не бедняжкой с Тараноке.

Капитан «Маннерслета» предложила для их совещания свою каюту, однако Бару заняла салон картографии.

– Встань здесь, – приказала она Чистому Листу. – Выше. Можешь держаться серьезнее? Хорошо.

Он повиновался с явным удовольствием. Да, Каттлсон приказал ему наблюдать за Бару, чтобы предотвратить любой ее ход. Но человек–менора привязался к Бару. Условные рефлексы требовали приносить как можно больше пользы представителям правительства Имперской Республики.

Отыскав нужные карты, Бару приколола их к прокладочному столу.

Ормсмент прибыла со свитой, перепачканная сажей и измученная. При виде Чистого Листа, стоявшего в тени с подсвеченным снизу лампой лицом, она нахмурилась.

– Ваше превосходительство?

– Контр–адмирал! – Бару отсалютовала, коснувшись лба. На ней был официальный плащ, белые перчатки, кошель на поясе и полумаска. – Ваши команды прошлой ночью были выше всяких похвал, что я особо отмечу в моем отчете Парламенту.

– Не стоит, – хмыкнула Ормсмент, стягивая холщовые перчатки и сдержанно улыбаясь комплименту. Ее адъютанты зашептались, почти не обращая внимания на начальство. – Вчерашние гости, ваше превосходительство – глупые оппортунисты, пытавшиеся урвать крохи до начала настоящего пира. Первые ласточки.

– Так я и думала! – Бару щелкнула пальцами и склонилась над прокладочным столом. Направление взгляда Чистого Листа было несложно определить, поскольку адъютанты перестали шептаться и окаменели. – Какие вести со «Сцильптера»? Удалось ли ему обнаружить главные силы противника?

Ормсмент выгнула бровь.

– Вы ожидаете, что пираты придут крупной флотилией?

– Я полагаю, что каперы ориатийского синдиката Эйоты под фальшивыми знаменами уже оттеснены на север нашими новыми силами в Зюйдварде. Тем не менее они продолжают препятствовать республиканской торговле, их главное желание – заполучить добычу! – Бару коснулась карты и обвела пальцем побережье, пятнистый веер дельты Инирейна. – Уверена, что за нами гонятся как минимум пятнадцать кораблей. Чтобы вернуться в Пактимонт, нам придется пробиваться сквозь них – а ведь попутный ветер на их стороне. Серьезное преимущество в морском бою, верно?

Ормсмент кивнула и хотела что–то сказать, но Бару опередила ее:

– Уйти от них так просто не получится. Как нельзя и ждать нападения: ваши фрегаты потеряют преимущество в скорости и маневренности. Галеоны – это кандалы, с которыми нельзя идти в бой.

Контр–адмирал скрестила руки на груди и ухмыльнулась.

– Да, тараноки – прирожденные мореходы!

– Я – имперский счетовод! – рыкнула Бару, давая немного воли искренней злости. Чистый Лист за ее спиной чуть шевельнулся, что заставило Ормсмент вытянуться и замереть. – Прирожденный или не прирожденный, но знающий, как обеспечить безопасность собранных средств. Вот мой приказ, контр–адмирал: сопровождение конвоя прекратить. Следующие за нами силы противника – найти и уничтожить.

Воодушевление свиты Ормсмент явно свидетельствовало, что они с самого начала собирались на коленях выпрашивать именно такую возможность.

– Но если в наше отсутствие корабли подвергнутся нападению другой флотилии рейдеров? – спросила Ормсмент. – Если они как раз и рассчитывают отвлечь нас?

Первый вопрос касался тактики. Не утверждения ее приоритета в военных делах. Не сомнительного политического положения Бару.

Прекрасно.

– Мы встанем на якорь в Уэльтони, где Инирейн впадает в море, – ответила Бару, стукнув костяшками пальцев по карте. – До вашего возвращения охрану обеспечат флот и дружина князя Унузекоме. Вы получите необходимую для победы свободу действий.

– Вы доверяете Унузекоме?

Здесь приходилось блефовать, полагаясь на то, что Ормсмент плохо разбирается в ордвиннской политике и князьях.

– Вы забыли о дюжине кораблей морской пехоты? Да и мой Чистый Лист будет приглядывать за ним! В общем, я нахожусь под надежной защитой.

Секунду подумав, Ормсмент крепко стиснула углы прокладочного стола и склонила голову.

– Вы понимаете, насколько все рискованно? – спросила она.

– Я принимаю всю ответственность на себя.

– Об этом и речь. Если бы тактику предложила я—ая уже размышляла о чем–то подобном – и она привела бы нас к поражению, вы могли бы скормить Парламенту меня. У меня есть поддержка в Адмиралтействе. У меня – много союзников. Я имею преимущества, какие только можно приобрести за долгие годы службы. Я могла бы позволить себе ввязаться в авантюру. Но вы – иноземное дитя, и без того стремительно выпадающее из фавора! Вы понимаете, что вас ожидает, если что–то пойдет не так? – мягко спросила она.

– Контр–адмирал Ормсмент, – заговорила Бару, глядя в ее ясные Фалькрестские глаза. – Я – имперский счетовод провинции Ордвинн, высшая власть на борту данной флотилии. Вы будете действовать по моему приказу.

* * *

Штурман «Маннерслета», гибкий ориатиец с заячьей губой, ночами трудившийся над собственным переводом «Наставления к вольности», разрывался между раздражением и паникой от постоянного присутствия Бару. Но она дорвалась до карт течений и ветров, до искусно составленных планов моря и звезд, слишком прекрасных, чтобы не увлечься ими. Круговые ветры торгового сезона предельно упрощали каботажное судоходство. Тем не менее здесь, в открытом море, единственной защитой от штормов, мелей и от кораблекрушений оставалось лишь искусство штурманов Маскарада.

А Бару всегда хотелось стать штурманом, если со счетоводством не заладится.

Когда, по расчетам штурмана, до устья Инирейна осталось двенадцать часов пути, корабли контр–адмирала Ормсмент покинули строй, развернулись против ветра и галсами пошли в крутой бейдевинд[22]22
  Острый курс относительно ветра, при котором ветер дует под углом от нуля до восьмидесяти градусов.


[Закрыть]. Первым – «Сцильптер», за ним – «Юристан» и «Комсвиль», после – «Уэльтерджой» и, наконец, «Сулане».

Бару представила себе, что на одном из них – Амината, рычащая на вахтенных и нагоняющая на команду жути историями о том, что может произойти от открытого огня вблизи ракет и торпед. Но Амината, конечно, далеко, на борту «Лаптиара», а то и на новой должности.

И ни огня, ни битвы не предвидится. Пиратская флотилия, следовавшая за золотыми галеонами, заманит Ормсмент как можно дальше, а затем оторвется, уйдет на юг, прочь из круга торговых ветров, и скроется. И не бывать Унузекоме прославленным пиратом – его час еще не настал.

Теперь путь к золоту восставшим преграждала только морская пехота на борту кораблей.

Они приближались к дельте Инирейна, и море изменило цвет. Птицы кружили над волнами и стремительно ныряли в мутную илистую воду. Бару мерила шагами палубу и докучала штурману вопросами, на которые могла бы ответить и сама.

В полдень впередсмотрящие закричали:

– Земля!

Бару поманила к себе человека–менору.

– Передай лейтенанту пехотинцев и другим кораблям: по прибытии на городской площади будет проведен строевой смотр. Морским пехотинцам надо готовиться, чтобы сойти на сушу. Пусть местный князь увидит, какими силами мы располагаем, и остережется связываться с нами.

Он кивнул, не выказав никаких подозрений, и удалился.

Замерев у леера па корме, Бару подставила лицо попутному ветру, зажмурилась и подумала: «Скоро все на корабле превратятся во врагов. Люди Зате Олаке пойдут по Пактимонту с ножами и факелами – «Маски долой!». А Мер Ло… ох, Мер Ло…»

– Лист! – окликнула она.

Тот немедля возник на ступеньке трапа, ведущего на верхнюю палубу.

– Ваше превосходительство?

– Какие приказы ты получил от Каттлсона?

– Не подлежит разглашению согласно приказу свыше.

Бару отмахнулась, обрывая человека–менору на полуслове (Чистый Лист улыбнулся – даже столь незначительное повиновение доставило ему радость).

– При каких обстоятельствах ты должен убить меня?

Ответом были расширившиеся в детском изумлении глаза.

– Вы служите Безликому Трону. Зачем мне убивать вас?

– А если я прекращу служить ему?

– Как? – Он просиял – некий условный рефлекс дернул нужную струнку в его сознании. – Рука Трона движет каждым из нас.

Неторопливые и незначительные приливы и отливы, высокие скалы, надежно защищающие бухту от непогод… Неглубокая гавань Уэльтони оказалась и впрямь хороша! Однако ее никогда не чистили от речного ила, так что экипажам золотых галеонов пришлось изрядно понервничать. С великими предосторожностями суда встали на якоря в тщательно выбранных местах, отмеченных на карте.

Бару торчала над плечом капитана, без всякой надобности досконально контролируя корабельные маневры и бурно протестуя, когда судно проходило в рискованной близости от рыбацкого буя. «Кордсбрет» угораздило нарушить строй, и Бару настояла, чтобы он поднял якоря и сменил позицию. Этот ужасающий маневр занял целый час и потребовал от гребцов шлюпок–буксиров невероятных усилий.

Теперь требовалось, чтобы все поверили, будто положение настолько безопасно, что позволяет одновременно спустить на берег морскую пехоту. И что грозный военный парад интересует имперского счетовода гораздо больше, чем сохранность собранного ею за целый налоговый сезон богатства…

Конечно, саванту с Тараноке не следовало быть столь наивным.

Лейтенант морской пехоты «Маннерслета», краснолицый, не обученный должным образом обращаться к технократам, взлетел на верхнюю палубу.

– Хватит с меня! – заорал он и выругался.

Выслушав его с гордым видом, Бару согласно кивнула. Разумеется, ни при каких обстоятельствах недопустимо спускать на берег личный состав, оставляя суда без охраны.

– Вы правы, лейтенант, – вымолвила она. – Но я решила, что наши люди пригодятся нам на суше – на случай каких-нибудь глупостей со стороны местных жителей. Но, пожалуй, смотр лучше отложить до утра. Сегодня вечером я нанесу визит князю Унузекоме и оценю его умонастроение. Вы можете отправить на берег разведчиков.

Щеки лейтенанта приняли более естественную окраску, выставив напоказ лесенку порезов после недавнего бритья. Он был очень молод – моложе Аминаты, примерно тех же лет, что и Бару.

– Ваше превосходительство… – пролепетал он, наконец–то вспомнив о положенном обращении. – Будет сделано, ваше превосходительство.

Бару сжала губы, чтобы не завизжать от ярости. Смотр должен был стать ловушкой, ключевым элементом ее плана. Но все это предназначалось для спасения множества жизней! Пока морские пехотинцы находились на борту, добраться до богатств было невозможно.

Почему она не доверилась негласному пиратскому опыту князя Унузекоме! Он предупреждал Бару, что ее план не сработает. И оказался прав.

На закате она приказала спустить шлюпку и отправилась к берегу. Чистый Лист – ей удалось настоять на том, что в иной охране она не нуждается – покорно греб полпути до суши, но внезапно у нее совсем расшалились нервы.

– Пересядь на нос, – велела она и забрала у него весла.

Князь Унузекоме встретил их в порту в сопровождении почетного караула, облаченного в легкие доспехи. Они отсалютовали друг другу – резко, натянуто, холодно, как договаривались. Правда, Бару подозревала, что Унузекоме не пришлось притворяться: он взирал на человека–менору с нескрываемой тревогой.

– Один из Очищенных, – объяснила Бару. – Мой телохранитель.

Унузекоме (запястья его были в свежих ссадинах от канатов после недавнего плавания) наморщил лоб.

– Это фалькрестский орден? Никогда о таком не слышал… – Он покосился на человека–менору и снова уставился на Бару. – А он в порядке? Выглядит он как–то отстраненно.

– Не волнуйтесь, – заявила Бару и улыбнулась. – Он абсолютно лоялен.

Она не посмела подать даже оговоренный условный сигнал, означавший затруднение. Лист был слишком зорок.

Может, Унузекоме поймет. Что, если он найдет способ избавить ее от меноры, прежде чем солнце сядет, а Чистый Лист поймет, что она задумала?

Но нет. Они еще ужинали, когда в гавани грохнул взрыв.

* * *

Мины раздобыли в Ориати Мбо, а именно – в Сегу. Флотское оружие, разработанное для обороны от возможного вторжения Маскарада, было контрабандой вывезено из страны и переправлено в Ордвинн каперами синдиката Эйоты. Оиатийским химикам так и не удалось догнать фалькрестских соперников и создать вслед за ними безжалостный «Морской пал»[23]23
  Выжигание растительности под посевы.


[Закрыть] или средства улучшения человеческой породы, приписывавшиеся сплетниками Метадемосу.