Текст книги "Бару Корморан, предательница"

Автор книги: Сет Дикинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

– Но как мне ее снять? Они правят при помощи денег и своей химической отравы! Они используют свое красноречие, чтобы лгать нам и порабощать нас! Власть Фалькреста огромна, терпелива, несгибаема. Никакими восстаниями ее не одолеть. – Бару понурилась. – Единственный путь вперед начинается в самом человеке, в его душе.

– Цена такого пути ужасна. Вы рискуете потерять саму себя, Бару Рыбачка.

– Я согласна заплатить любую цену и принести любую жертву, – выдохнула Бару. – Лишь так я сумею взять себе хоть кусочек их власти.

Каждое слово ложилось в ее счетные книги – и вовсе не в графу «Приход». Секреты Бару выплывали наружу без причины, без выигрыша – только потому, что так велело сердце. Предательское сердце…

Тайн Ху молча ждала продолжения речи Бару. Похоже, она хотела услышать нечто совсем неожиданное, к примеру, узнать очередную шокирующую правду. Но Бару, разомлев от спиртного, не находила в голове подходящих слов. Она задремала и даже не сумела вспомнить, когда именно Тайн Ху ушла.

Интерлюдия: Криптархи

После той вылазки в таверну Бару дочитала книгу об истории революционного Фалькреста, о временах «Наставления к вольности» и «Рогатого камня». Цареубийства. Древняя благородная кровь, заливающая площадь Комсвиль, выжигаемая горечью химических стерилизаторов из несозревших половых желез королевских детей. Террор, начавшийся после того, как восстание обратилось против себя и злокачественная опухоль нескончаемых предательств принялась пожирать собственные клетки.

Конечно, то был кошмар, дни и месяцы нескончаемых кровавых бесчинств, хотя именно тогда и наступила пора великих возможностей. Те, кто выжил в кровавой бане, обрели власть над Имперской Республикой – и над всем миром.

Как бы поступила Бару на их месте? Сидя в башне счетовода, подперев подбородок ладонями, Бару размышляла: «Смогла ли бы я пережить ту революцию?»

Доверие нуждается в гарантированном обеспечении – точно так же, как и деньги. Значит, ей понадобились бы союзники, которым есть что скрывать. Их секреты дали бы ей власть над ними. Она бы сплела паутину – и никто не смог бы сорваться с крючка Бару Рыбачки.

Да, это бы сработало. Нужен баланс: кто уничтожит остальных, погубит и самого себя. Доверие надо основывать не на любви или страхе, но на уверенности во взаимном уничтожении, на тщательно сбалансированной угрозе неизбежного уничтожения всякого, кто покинет общий строй. На взаимном шантаже.

Именно такую власть над ней едва не получила Зате Ява.

Бару прошлепала к двери и отворила ее.

– Мер Ло! – окликнула Бару секретаря.

Мер Ло допоздна надзирал за восстановлением счетных книг и порой засыпал прямо в канцелярии.

– Ло, поднимись сюда!

Он настороженно выглянул из–за перил лестницы.

– Ваше превосходительство?

– Как на афалоне назвать… – Бару на миг задумалась. – Управление посредством тайн?

– Хм-м… – Мер Ло наморщил лоб. – Не знаю.

– Тащи словари, – велела она.

Однако она отправилась в канцелярию вместе с Мер Ло – босиком по каменным плитам. Со смехом они принялись открывать том за томом, отшвыривая их на пол.

Но нужное слово не находилось.

– Мы не с того конца взялись, – пробормотал Мер Ло, сидя среди разбросанных по полу тезаурусов и потирая виски. – Какие требуются корни? Если приходится изобретать новый термин из нескольких первооснов, то какими должны быть данные первоосновы?

– Допустим, «тайна» – это «крипсис»… – Бару уселась рядом с ним. Когда она постаралась устроиться поудобнее, ее тень буйно заплясала в свете масляных ламп. – А окончание?

– Для «управления»? Полагаю, что «архия».

– Выходит, «крипсархия»?

– Правильнее – «криптархия». А правители будут называться «криптархи».

Бару принялась размышлять о бессловесном и неразумном Императоре под маской. Она вообразила, как из–под этой маски над ней смеется Кердин Фарьер, и похолодела.

Она негромко кашлянула.

– Сквозняк, – объяснила она, поймав скептический косой взгляд Мер Ло. – Я совсем замерзла!

– А чего вы ожидали, сидя здесь в ночной рубашке?

– Никакого от тебя толку…

Мер Ло пожал плечами.

– Я мог бы принести вам одеяло, но это вышло бы слишком покровительственно, – сухо произнес он. – Прочие же доступные мне методы и вовсе против приличий.

Бару расхохоталась, но тотчас взглянула на себя глазами Мер Ло – разлегшуюся перед ним, бесстыдную, чужеземную, могущественную, хохочущую… Даже после стольких лет маскарадской нормализации странно это было – смотреть на себя со стороны и думать: «Нельзя вести себя таким образом! Ведь он – мой союзник и советник. Это может внушить ему чувства, которых я позволить себе не могу».

Бару устало поднялась и начала собирать разбросанные словари.

– Я помогу прибраться.

Мер Ло вскочил, поклонился и решительно отмахнулся от ее помощи:

– Не стоит. Прошу вас, ваше превосходительство. Вы простудитесь на сквозняке.

Часть II
Вождь

Глава 11

Мечты о карьере рухнули, как только волны, поднятые падением фиатного билета, докатились до Фалькреста. Бару проводила дни за работой. Она сидела в башне, которую постепенно заполнили новые и явно ненадежные служащие. Пока они сновали вверх и вниз по лестнице, Бару старалась справиться с разрухой в счетных книгах, учиненной Олонори. Ко всему прочему, она, конечно же, пыталась и упорядочить хаос в экономике, устроенный ею самой. Вечера посвящались чтению или фехтованию. Мер Ло был вынужден перебраться в подвал после того, как кто–то сжег его жилье. Бару подозревала людей Радашича – даже беззаботному князю Уэльса было ясно, по какой причине опустела его казна!

Иногда Бару ужинала в компании Мер Ло, а порой выбиралась на люди с принципал–фактором Белом Латеманом, чья репутация была уничтожена одной лишь близостью к ней.

Но бедняга служил ей щитом, причем надежным и жизненно важным.

Пока Бару не получила ни единой весточки от Кердина Фарьера. Ни благодарности за предотвращение назревавшего бунта. Ни намека на то, что Парламент чувствует хоть что-то, кроме ярости и потрясения от ее финансовой политики. Большая часть почты поступала от князя Лизаксу – соседа Вультъяга. Из–под его пера выходили длинные, но не лишенные связности рассуждения о феноменологии и философии управления, над которыми Бару подолгу размышляла и даже собиралась найти время для ответов.

Поневоле возникали мысли, что таинственная влиятельность Фарьера, его непонятные коллеги с именами наподобие «Исихаста», его близость к государственной машине, спрятанной за Безликим Троном, – просто–напросто плод ее воображения.

Так продолжалось три года.

Ордвиннские князья роптали, недовольные жизнью в нищете. Груды золота, накопленные Фиатным банком, ручейками текли обратно во Внутренние Земли и северные долины. Беспорядки, вспыхивавшие повсюду, тут же гасли, задохнувшись в парах кислоты. Тайн Ху познакомила Ордвинн со срочными сделками. Мер Ло устроил представление, не сумев скрыть от Бару свою переписку с Фалькрестом, в которой (как полагалось ему по должности) секретарь доносил об успехах и промашках счетовода. Три года работы – и ни намека на прогресс.

Она брела в порт и напивалась в неизменном одиночестве. При этом Бару умудрялась тщательно следить за собой. Она не собиралась создавать никаких шаблонов, кроме одного, самоочевидного – пить раз от разу все больше.

А однажды корабль, пришвартовавшийся в порту, принес новость о том, что Тараноке переименован в Зюйдвард.

Когда Бару топила в вине свою горькую тоску, в таверну вошел мужчина с бледной стахечийской физиономией в обрамлении рыжих стахечийских кудрей. Клиент этот сделал заказ – скандально, неслыханно дорогой.

Потом он подсел к столику Бару. Она подняла на него раздраженный взгляд. И где она могла его увидеть?

В ответ он ослепительно улыбнулся и спросил:

– Вы знаете «Сомнение об иерархии»?

* * *

Мужчина оказался абсурдно, умопомрачительно рыж. Вероятно, все дело было в краске… или же в чистейшей стахечийской крови, которая текла в его жилах, выступала веснушками на щеках и даже проявлялась в цвете его пестрых глаз.

– «Сомнение об иерархии»… – промямлила Бару.

Она частенько встречала всяких странных типов в портовых заведениях, однако ни один не начинал разговора с Фалькрестской революционной философии, с отсылок к старинному «Наставлению к вольности».

– Да, я знаю его. А что?

Как «что»? Очередное испытание, конечно, – произнес рыжеволосый тип, взмахом руки указывая на Пактимонт и на весь Ордвинн, лежавший за спиной имперского счетовода. – Испытания позади, испытания впереди. Мне как–то не верится, что вы его знаете.

– Жаль, – невразумительно ответила Бару.

Мысли ее вновь и вновь возвращались к свежим новостям: «Тараноке переименован в Зюйдвард. На острове построят уже шестой флот. Обилие леса и рабочей силы при условии профилактики массовых волнений среди местного населения принесут пользу Империи…»

Все, что предвидела она, отправляясь прощаться в гавань, где ждал ее «Лаптиар», сбылось.

Рыжий подался вперед. От него явственно пахло солью.

– Странник говорил мне, что вы всегда рады возможности показать свои дарования. Но то было три года назад, и вы еще надеялись сделаться фалькрестским технократом. Похоже, вы сбились с пути, который он предрекал вам.

Бару поставила стакан на стол и невозмутимо взглянула на рыжего. Она с трудом сумела скрыть внезапный приступ паники и болезненного восторга. Наконец–то все вернулось – и таинственные незнакомцы, наблюдающие за ней и оценивающие ее, и политическая клика, из–за которой губернатор Каттлсон держался с неприметным купчишкой как со старшим!

– Фарьер, – сказала она, соединив в уме все точки. – Именно его вы называете Странником. Он говорил о своем коллеге Исихасте. Выходит, я имею честь?..

– Ха! Нет.

Северянин сделал глоток своего баснословно дорогого напитка и состроил блаженную мину. Одетый в простую рубашку свободного кроя и короткую куртку, он смахивал на щеголя, который притворялся моряком. Такой маскарад обманул бы кого угодно, но только не Бару. Да и его шейный платок оказался завязан «тещиным узлом» – и напомнил Бару об известной моряцкой шутке.

– Я не разделяю увлечения Исихаста. Он интересуется научными изысканиями, в которых говорится о том, кто здесь хозяин, а кто – нет. Меня прозвали Вестником, а значит, по разным надобностям посылают именно меня. И вот я здесь, с весточкой. Итак, «Сомнение об иерархии»?

– «Меч убивает, но его направляет рука», – начала Бару, хотя в ее голове крутились строки из «Наставления к вольности» и его доводы в пользу революционного порыва. – «Виновна ли рука в убийстве? Нет. Ее направляет разум. Виновен ли разум в убийстве? Нет. Разум присягнул в верности долгу, и долг направляет разум, как предписано Безликим Троном. Вот отчего слуга Трона безгрешен».

– Давайте прогуляемся, – проговорил рыжий.

Они вышли наружу и двинулись вдоль вечернего порта. Вода тихо журчала среди меди, ракушек и причальных свай. Лучи закатного солнца окрашивали белые паруса купеческих судов в алый цвет военного флота.

– То, что вы сделали с фиатным билетом три года тому назад, свело на нет все наши усилия. А ведь нам удалось многого достичь здесь, в Ордвинне, – произнес Вестник. – Мы планировали использовать провинцию как налоговую базу для войны против Ориатийской Федерации. Теперь Ордвинн приносит нам одни убытки. Половина Парламента жаждет вашей крови, а другая половина требует отрубить голову тому, кто назначил имперским счетоводом девчонку–тараноки. Они возлагали на Ордвинн большие надежды – как на источник легкой наживы и щит против вторжения стахечи из–за Зимних Гребней. Но сейчас князья свободны от долгов, а золото утекает обратно в Ордвинн, и мы сдаем позиции… – Вестник с донельзя экзотической внешностью покосился на Бару и лукаво улыбнулся. Его лицо казалось портретом, написанным на холсте паруса дромона[14]14
  Быстроходный боевой корабль.


[Закрыть], который стоял на якоре. – Но дело в другом. Бару Корморан, вправду ли вы уничтожили фиатный билет ради блага Трона? И посему безгрешны?

– Парламент не понимает Ордвинна. Я сделала то, что было необходимо для сохранения власти Имперской Республики над Ордвинном.

Бару ничего не писала в Фалькрест в защиту своей политики. О таком нельзя было и помышлять, поскольку любые обвинения счетовода требовали доказательств. Если бы Бару осмелилась черкнуть в Фалькрест пару откровенных строк, власти бы сразу обратились к самой Зате, чтобы проверить, действительно ли Тайн Ху использует для печати фальшивых денег своих крепостных и кое–каких неугодных людей.

Вестник взирал на нее с нескрываемым любопытством, и Бару воспользовалась паузой, чтобы, в свою очередь, разглядеть его. Он был молод – не намного старше ее – и хрупок сложением, однако двигался с неторопливой уверенностью, подняв голову со странной, едва уловимой гордостью, присущей знати. Разнобой слов и осанки раздражали: он говорил, будто Кердин Фарьер, но манерой двигаться отдаленно напоминал Тайн Ху.

– Парламент не понимает ничего, кроме собственной выгоды, – произнес он. – Но мы понимаем Ордвинн. И поэтому послали сюда вас.

– Вы? – Бару долго раздумывала об этом за последние три года! – Вы, Кердин Фарьер и он – Исихаст? Вы – та самая сила, которая прячется за Императором, сидящим па Безликом Троне?

– Кроме нас, есть и другие. Мы, в общем–то, и есть Трон. И… – Вестник замешкался в поисках нужных слов, и Бару подумала, что застала его врасплох. – Так сказать, направляющий комитет. Мы наблюдаем за горизонтом событий, пока Парламент спорит о богатстве Империи… – Вестник скромно потупился. – Всего лишь несколько философов и авантюристов, прекрасно уравновешивающих друг друга и – волею случая – подписывающих свои меморандумы именем Императора. Мы повязаны, каждый из нас находится в руках всех прочих. Как ни круги, а тайны каждого сообщника известны всем.

– Значит, вы послали меня сюда? Вы стояли за моим экзаменом на чин и за назначением на должность счетовода?

– Странник отстаивал ваш потенциал саванта. А нам очевидно, что древнее изречение правдиво, – произнес Вестник и простер руку к далеким Зимним Гребням, строем высившимся вдалеке. – «Ордвинн не подчинить». Князья – отличное средство, чтобы держать в узде народ. Но с ними возникает серьезная проблема: они не слишком лояльны к нам. Если на Империю налетит буря, одни встанут на нашу сторону, а другие присоединятся к врагам. А если нашими противниками окажутся объединившиеся против нас стахечи, империя ту майя, возрождающаяся па западе, или зло из–за Матери Бурь, то никакая рознь в столь критический момент будет просто недопустима! И мы задумались: как же выявить нелояльных? Как подступиться к проблеме князей? Как излечить Ордвинн от его болезни, пока эта хворь не охватила Империю целиком? У нас есть превосходный метод.

Бару быстро поняла, о чем речь. От мощи их бездушного, всесокрушающего размаха перехватывало дыхание. Негласный комитет, надежно спрятанный в чиновничьем аппарате, планировал завоевания и переселения народов, перемещение богатств, культур и моровых поветрий через пространство и время, и все это – с холодной уверенностью в своем научном, инкрастическом подходе.

И, конечно же, они не сомневались в том, что они лучше всех понимают, какую цену следует заплатить.

И какую цену заплатит она, Бару Корморан.

– Цивилизация должна выжить, – добавил Вестник, словно прочтя ее мысли. – Мы не допустим гибели Империи. Жизни, спасенные нашей гигиеной и дисциплиной, победы, которые мы одержим в грядущих столетиях над эпидемиями и хаосом, оправдывают любую жесткость. Мы должны править. Любыми средствами.

– А я догадалась, чего вы от меня хотите, – сказала Бару, поражаясь собственному спокойствию. Возможно, она поняла, какая крупная рыба угодила в ее сети три года назад, когда общалась с Мер Ло в каюте «Лаптиара». – Но что я получу взамен?

Вестник хлопнул в ладоши.

– Вот это стиль! Странник очень прозорлив! Бы и впрямь показали блестящие результаты на экзамене, Бару Корморан! Вы действительно савант, и не только в вычислениях, по в понимании самой природы власти! Вы – тараноки, в вас смешалась кровь ту майя, правивших половиной Пепельного моря, и ориати мбо, подаривших миру величайших мыслителей последнего тысячелетия. Вы владеете ключом, который отопрет последнюю дверь, и тогда мы узрим мир, который до сих пор ускользал от нас! Попять – значит подчинить себе, а именно это нам и нужно.

– И вы сделаете меня…

Лицо Вестника вдруг разом приняло торжественное, формальное выражение.

– Имейте в виду, что тогда вы должны остаться в живых, Бару Корморан. Мы дадим вам то, чего вы хотите больше всего на свете. То, чего вы жаждете с детства.

Ей стало смешно. Она едва не ответила на его блеф: «И вы наградите меня властью за банальный обвал фиатного билета?» Или, может: «Отчего же не позволить мне сделать чиновничью карьеру, набраться опыта и показать себя? Вы лжете, чтобы обманом заставить сделать все это для вас. Вы превратили меня, туземку, которой не жаль и пожертвовать, в свое орудие».

По Бару осознавала, что самой ей никогда не сделать карьеры чиновника. Слишком многое уничтожила ее выходка с инфляцией. В том числе и ее саму.

Вспомнилась любимая присказка Кердина Фарьера: «Важны лишь талант и достоинства, и только они». Стало ясно, к чему он готовил ее.

– Итак, Бару Корморан, – Вестник с улыбкой поправил шейный платок, – исполните ли вы волю Трона?

* * *

На другой день она отправилась в канцелярию переписи и учета. То была основа основ могущества Империи: в бесчисленных кипах реестров значились все ценности в Ордвинне – камень и золото, соль и древесина, плоть и кровь. Демографические прогнозы прироста рабочей силы. База налогообложения и внешнеторговые обороты. Относительные пропорции стахечийской, бельтикской и ту майянской крови.

Канцелярия находилась в ведении Зате Явы. Глаза правоблюстителя зорко следили за работой Бару – так же, как и на улицах, и в башне счетовода, и на собраниях представителей правительства.

Здесь Бару не рисковала даже встречаться взглядом с женщинами. Фаре Танифель взяли по обвинению в безнравственности – недопустимо страстному влечению к мужчинам. Порок Бару был гораздо страшнее.

Она работала с тихой злостью.

С нее довольно. Хватит подчиняться. Пора прекратить молча и послушно играть свою роль. Судя по реакции Парламента, обвал фиатного билета ляжет клеймом непригодности не только в ее личное дело, но и на все ее потомство до седьмого колена включительно. Мечты о Фалькресте, об академиях и телескопах, о Метадемосе и профессуре, не говоря уж о самом Парламенте, погибли. Ее оплошность может отозваться и на других тараноки на имперской службе. Могут казнить Пиньон и Солита!

Преуспев в должности имперского счетовода, ей не спасти Тараноке. Ей никогда не бывать технократом, ученым или членом Парламента.

Но перед ней открылся иной путь.

Сила имперской бюрократии заключена в ее способности исчислять и оценивать мир, дабы наиразумнейшим образом превращать его в деньги и армии, – оптимальный экстракт из налогов и пактов.

Бару захотелось понять, что конкретно думают о ней простые ордвиннцы.

Она тщательно прочесывала дополнения к переписям – длинные опросы, которые переписчики могли проводить от имени губернатора, а порой и самого имперского счетовода. Переписи обычно проводились с целью выяснить общественное мнение, а на самом деле – для сбора различных сведений. Разочарованно хмурясь, она прочла: «Дополняющие переписи опросы должны быть рассмотрены и одобрены полномочным представителем губернатора».

Получалось, что новая перепись нс даст ей никакой информации. Сперва надо заручиться поддержкой Каттлсона.

Сложная задачка!

Уходя, она не стала скрывать своего разочарования и выставила его напоказ. Пусть поздно вечером кто–нибудь из чиновников правоблюстителя прочтет донос: «Бару Корморан, разумеется, осталась недовольна».

Только в резиденции губернатора, по пути наверх, через множество деловито гудящих комнат своей башни, она наткнулась на решение загвоздки с переписью.

– Мер Ло! – окликнула она секретаря, проносясь мимо его стола (Мер Ло не любил работать в подвале). – Ко мне!

За три года они успели привыкнуть, притереться друг к дружке. Бару привыкла к Мер Ло: он стал для нее нянькой, советчиком, портным, служащим, ходячей записной книжкой и не слишком усердным соглядатаем. А что же она дала ему взамен?.. Вечное одиночество, захламленную тесную комнатушку в подвале башни.

Кроме того, они оба порой чувствовали себя неуютно. Бару знала, что ему приходилось строчить послания, адресованные одной важной персоне в далеком городе, и это отнюдь не радовало ее. Вдобавок Мер Ло ощущал острую неприязнь к «непростительно грубому» принципал–фактору Белу Латеману, что временами только подливало масла в огонь.

– Ваше превосходительство? Очередной налет на банк?

Прикрыв за собой дверь кабинета – от посторонних глаз, – Мер Ло устроил целое представление, разливая вино и позванивая бутылью о бокалы.

Бару подошла к нему и зашептала на ухо:

– В этом сезоне я хочу сделать небольшое дополнение к стандартной налоговой форме. Там будет сказано, что десять билетов из уплаченного налога будут распределены между местным князем, губернатором Каттлсоном, правоблюстителем Зате и мной и пойдут на наши личные планы. А как разделить данную сумму между нами – решать им самим.

– Но что я отвечу, если подчиненные спросят о причинах? – поинтересовался Мер Ло, вытаращив глаза.

Бару хлопнула его по плечу.

– Уверена, причины они придумают сами. Важно одно: дополнения к переписи должны быть утверждены Каттлсоном, а вот налоговые формы он не читает никогда. Распорядись.

– Надо ли приготовиться к распределению десяти билетов?

– Нет, – отмахнулась Бару, направляясь к лестнице в свое жилище. – Не потребуется. Мне нужны только ответы.

Она была очень довольна собой. Теперь–то она сможет составить карту лояльности ордвиннцев.

Несомненно, она продвигалась вперед.

* * *

Бару сидела у окна, поджав колени к подбородку, и смотрела на город.

Если она сделает это, она попрощается со своей прежней жизнью. Она уже не будет наслаждаться тишиной и покоем и никогда не почувствует настоящего умиротворения. Неизвестность немного пугала ее.

Она провела в Ордвинне целых три года и приспособилась к здешней жизни. В принципе, в Ордвинне было хорошо, несмотря на все, что она успела туг натворить. А у Бару набралось много прегрешений: она обесценила валюту, разорила местных купцов и даже игнорировала письма князя Лизаксу, всегда оставляя их без ответа. У нее были апартаменты на вершине башни, горячая ванна и толковый секретарь.

Каждый день, едва продрав глаза, она разворачивала пергамент и тренировала свой ум и навыки. Она честно боролась с бесконечной финансовой катастрофой, постигшей Ордвинн.

Но была ли она счастлива?

Бару приходилось посещать собрания представителей правительства, где ей весьма доходчиво объясняли смысл ее же собственной работы и политики… но могла ли она продегустировать там вкус самой власти? А доставляли ли ей искреннюю радость ночи в припортовых тавернах, когда Бару, заранее изменив свой облик, притворялась другой женщиной? В такие часы она играла роль чужеземки из загадочной страны и говорила с сильным акцентом, но разве стоило тратить на подобные развлечения столько времени и сил?

Бару продолжала смотреть в окно. Взвод солдат гарнизона в перчатках и масках патрулировал улицу, проверяя нищих и явившихся с петициями посетителей. Зате Ява держала на восточной границе города, сразу за оборонительной стеной, госпиталь, где имперские доктора из министерства грядущего изучали воздействие заморских и местных заболеваний на ордвиннские расы. Некоторые утверждали, что это лучшая экспериментальная клиника в провинции. Обладателей естественного иммунитета предполагалось размножать в крупных масштабах: предпочтение отдавалось мужчинам, поскольку они были способны произвести большое количество потомства за краткий срок. Ходили слухи, что носителей самых страшных хворей сгонят на специальные корабли и увезут к берегам Ориати Мбо, а потом выпустят во вражеские города в случае войны.

В голове Бару зазвучал голос Тайн Ху. Кажется, княгиня сказала, что она, Бару, – часть всего этого…

Уже три года минуло, но Бару до сих пор вздрагивала от давнего воспоминания о той беседе.

Разве она с самого начала не стремилась изменить ход событий? Разве, глядя на алые паруса над ириадской гаванью, она не упрашивала мать Пиньон объяснить, как ей поступить?

А ведь она столько усвоила! Странно, неужели она забыла уроки инкрастической философии и направительной истории? Ведь еще в школе учителя объясняли, что Имперская Республика – лучший путь развития цивилизации. Он продиктован законами разума, признающими различия и особые способности представителей разных полов и рас. Законами, которые могли вычислить негигиеничное поведение в чертогах власти и колыбелях и спальнях далеких земель, прежде чем данные характеристики станут наследственными и испортят кровь. Библиотеки Имперской Республики до краев полны знаний, которых хватит, чтобы сто тысяч звезд таранокийского неба показались детскими каракулями, убогим чудом примитивного мирка. А судьи и ученые–инкрасты систематизировали гораздо больше разновидностей и последствий порока, чем дети Тараноке могли хотя бы представить себе.

Какая же она наивная! Как она могла подумать, что троюродная сестра Лао и отец Сальм важнее, чем судьбы народов?

Конечно, это будет нерационально. Надо идти вперед по узкой безопасной тропке. Она останется имперским счетоводом! Она не собирается рисковать, согласившись на дикую авантюру.

Мысли – горькие, самоедские – постоянно крутились в ее голове.

В конце концов она позвала Мер Ло.

– Ваше превосходительство?

– Если хочешь что–то изменить, но точно не знаешь, что или как, – заговорила она, – как логичнее всего поступить?

– Император Унане – «Диктаты». В отсутствие указания пути – утверждай и расширяй свободу действовать по своему желанию.

– Хорошо, – произнесла Бару, убеждаясь, что в этом они согласны.

«Возьми больше власти, и сможешь изменить мир», – подумала она.

– Конечно, – сказала она вслух. – Мер Ло, мне нужно организовать необычную встречу.

Она выдержит все. Она – Бару Корморан, Бару Рыбачка – завладеет тайной тайн. А сейчас ей предстоит сделать первый шаг на этом пути.

Решено! Она бросит свое место в башне счетовода и рискнет.

Кстати, этот ход Мер Ло подсказал ей еще три года назад, когда они ожидали восстания в любой момент: «Покойная тетка Тайн Ху была замужем за братом Зате Явы, Зате Олаке, Незримым Князем Лахтинским».

Тем самым, кто убил Су Олонори.

– Мне необходимо встретиться с Незримым Князем. С Зате Олаке, – вымолвила Бару. – Где бы он ни был, разыщи его и приведи ко мне.

Мер Ло пристально посмотрел на нее, а затем с поклоном удалился.