Текст книги "Бару Корморан, предательница"

Автор книги: Сет Дикинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

Тайн Ху выпрямилась и перевела взгляд на Бару.

– Палимпсест мне, – отрывисто произнесла Бару. Ей требовалось ее оружие. – И чернила.

В заплечном мешке Аке отыскалось и то и другое.

Бару, дуя па озябшие руки, взялась за перо, попутно объясняя свои приказы:

– Мы остановим их сами. «Армия такала» двинется по владениям Наяуру – но севернее ее маршрута, а затем пойдет на юг. Мы перережем, каналы снабжения и поставим под угрозу дома и семьи ее солдат. Войско Наяуру рассыплется без единой стычки. Проследите, чтобы приказы были переданы всем нашим колоннам.

– Была лютая стужа, – предупредила ее княгиня. – Людям нужно отдохнуть, залечить язвы и отъесться после цинги. Ты бросаешь их навстречу испытаниям.

– Отдыха не будет. «Шакалы» идут в поход, – отчеканила Бару. – До падения Пактимонта мы еще не раз встретимся со смертью. Надо привыкнуть к ее компании.

На пути обратно по тропе Кидзуне они остановились – об этом попросила Тайн Ху.

– Здесь чистый воздух, – заявила она. – И по тишине я давно скучаю.

Бару сжала ее плечо – крепко, по–товарищески. В ответ Тайн Ху на миг прислонилась к ней – в знак благодарности, а может, чтоб немного согреться.

* * *

Наяуру вела воинов на восток, сражаться с Игуаке. «Шакалы» начали ответный маневр.

Поход в земли Наяуру возглавляла колонна вольных лучников Отсфира. Они перебили отряд лесовиков и обнаружили на трупах имперские монеты и зловещие приказы с печатью Каттлсона: «Очистить леса. Истребить дичь. Выжечь подлесок. Не оставлять фуража».

– Зачем? – недоумевала Бару, глядя на Тайн Ху и туго натягивая пергамент письма. – Не думают же они, что сейчас, весной, мы пропадем с голоду. Им наверняка известно, что народ кормит нас, куда бы мы ни пришли.

Тайн Ху равнодушно, сосредоточенно чистила клинок промасленной ветошью.

– Нет, они не надеются уморить нас голодом, – проворчала она. – Они хотят вынудить народ кормить нас.

Вслед за лучниками Отсфира колонны Вультъяг проследовали на запад и свернули к югу. Разведчики докладывали о противнике и о дисциплине в армии Наяуру с благоговейным. ужасом. Кавалерия, тяжелая пехота, а с ними – осадные орудия и серо–голубые роты солдат Маскарада. Строительница Плотин превратила свое войско в разящую молнию. Оно шло вперед с устрашающей скоростью, не отклоняясь ни на шаг.

Однако обозы отстали. Фургоны и мулы увязли в грязи раскисших дорог. Весеннее половодье снесло переправы.

Бару почуяла слабость врага. Армия Наяуру была смесью профессиональных воинов с рекрутами, забранными от семей как раз перед посевной. Как ни сильны они были на поле боя, их надо было кормить. Кроме того, они нуждались в жалованье.

И Бару спустила своих «шакалов» на вражеские обозы.

Первыми ударили семьи вультъягских Алеменуксов. Лучники целились в лошадей и капитанов и забавлялись, отстреливая на выбор каждого второго в каждой колонне. Гонцы Наяуру застряли в слякоти, и военачальники врага не успели организовать отпор. А когда Наяуру отправила в леса своих охотников, талантливые вультъягские Обедиры заманили их в засаду. Лучники Отсфира, спеша урвать свою долю славы, атаковали тылы главных сил: зарево пожаров в лагерях запасных полков пылало до рассвета.

Армия Наяуру была создана, чтобы выигрывать сражения, но «шакалы» изловчились выигрывать поединки.

Но тут, волею случая, последовало именно сражение.

Тайн Ху, Бару и вультъягские Сентиамуты поторопились свернуть на юг и столкнулись со своими же колоннами – с вультъягскими Одфири и воинами Лизаксу, усталыми и полуголодными. В неразберихе потеряли целый день, а следующим утром, туманным и жарким, часть охотников Одфири вышла прямо во фланг северной колонны Наяуру, на заслон из лучников и легковооруженных велитов с целой ротой солдат Маскарада позади.

Когда гонцы из головы колонны принесли весть о том, что на дороге Сукновален передовыми обнаружены и случайно атакованы силы почти в тысячу воинов, Тайн Ху грязно выругалась.

– Передайте капитану Одфири… – Она взглянула на Бару, наморщила лоб, но тотчас отвернулась и гневно тряхнула головой. – Скажи ему, что противнику неизвестны наши намерения и наша численность. Пусть растянет фланги как можно шире и зажжет лес.

– Сегодня очень сыро, – возразил гонец.

– Передай: пусть обольют деревья льняным маслом. Нужен не огонь, а дым. Надо быть невидимками. – Тайн Ху крутанулась на каблуках и посмотрела на Аке Сентиамут. – Колонна Лизаксу должна соединиться с нами как можно скорее. Увидев дым, враг сформирует в ответ стрелковую цепь. Мы бросим воинов на их левый фланг. Может, нам удастся окружить их. Пошли лучших лучников вперед, на охоту за их разведчиками. Оставим их без глаз.

Гонцы разбежались. Повинуясь жесту Тайн Ху, один из дружинников принес ее лук.

– А у нас получится? – нервно спросила Бару, составляя в уме реестр своих сил – количество и боеспособность «шакалов». – Воинов–то нам хватит?

– Легендарные битвы выигрываются не числом, – парировала Тайн Ху, уверенно сгибая лук, чтобы натянуть тетиву. – Тетка называла такое «ягижион» – лесная война. И выигрывается она только путаницей, обманом и натиском. Сделаем вид, будто в лесу нас – тьма, и им наверняка придет конец, если не побегут. Мне нужно подобраться к линии атаки, вместе с резервами. Не хочу упускать решающий момент.

Казалось, сердце Бару бьется под самым горлом.

– Я пойду с тобой, – тихо произнесла она.

– Нет! – Тайн Ху осмотрела лук, проверила тетиву и отбросила за спину шерстяной плащ. На Бару она не смотрела. – Тобой мы рисковать не можем.

С этим не поспоришь.

– Ваша светлость… – Голос Бару прервался. – Будь осторожна.

Тайн Ху лишь отмахнулась в ответ. Затем княгиня свистнула, взмахнула рукой, повернулась и бросилась вперед. За ней последовала колонна оборванных «шакалов» с воспаленными от усталости глазами.

* * *

Дружина Бару отыскала у ручья неподалеку сукновальню. Воины увели туда Бару – ждать исхода сражения.

Охвативший Бару ужас явился из самых глубин се души. То был ее личный страх, фундаментальная забота – апокалиптическое чувство, будто мир не желает подчиняться разумным доводам. Вокруг властвовал хаос – непостижимый и чудовищный.

«Один–единственный случайный удар судьбы решит все», – подумала она.

Что, если меткая стрела, выпущенная совершенно незнакомым человеком, перевернет все с ног на голову? А ведь такое может произойти…

Неужели базовая логика счетовода, на которую опиралась Бару, превратилась в прах?

Или (что еще хуже) – она просто неспособна что–либо планировать. Вероятно, она слепа, как дитя, слишком ограничена и склонна к самообману, чтобы свести воедино всю необходимую информацию. В один прекрасный день разница между ее умозрительной моделью и истинным, хаотичным состоянием мира скажется, и тогда мир пожрет ее, подобно каракатице или хищной рыбе.

Водяное колесо, отсоединенное от сукновального механизма, поскрипывало, наматывая бессмысленные, бесполезные обороты.

– Идем, – приказала Бару.

Они спустились со склона, заросшего высоким сосняком. В низине туман загустел, смешавшись с едким дымом. Издалека доносились крики – то громче, то тише, словно Ордвинн качался вверх–вниз на штормовых волнах.

Неожиданно прямо па них, крича по–урунски, выбежал человек. Один из охотников Сентиамутов пустил стрелу над его головой, а потом – и другую, вонзившуюся в живот. Бару, замершая от его крика, в котором теперь звучала нотка удивления, не успела даже обнажить саблю.

Человек рухнул в мокрые от росы кусты.

Мельком подумав о том, что скажут о ней после этого эпизода, Бару ринулась к упавшему. Странно, но она почему–то почти ничего не чувствовала и только надеялась, что вид у нее не слитком испуганный. Мужчина истошно кричал, цеплялся огромными ручищами за корни кустарника и бился черепом о землю, пытаясь уползти, утопиться в раскисшей от влаги земле или просто избавиться от стрелы в брюхе. Он явно пробовал выдернуть ее – и разорвал рану зубцами наконечника.

Какой–то охотник выругался.

Его стахечийский был достаточно примитивен и вполне понятен Бару.

– Это кто ж, Ала Одфири?

– Нет, у Алы зубов поменьше. Может, Ора?

– Его двоюродный?

– По–моему, родной брат.

– Ора вечно так – уж заплутает, так заплутает.

Глаза упавшего выпучились.

«Наверное, – подумала Бару (мысль эхом отдалась в голове – та внезапно сделалась гулкой и звонкой, опустевшей, точно глазница, из которой вынули глазное яблоко), – он открыл для себя новую боль и новый страх, прежде невообразимый».

Содержимое кишечника растекалось под упавшим вонючей лужей.

– Он из наших, – сказала Бару.

Охотник, выпустивший стрелу, согнулся пополам в приступе рвоты. Бару с опаской прислушалась к собственным ощущениям, но ее не стошнило. Охотник выпрямился, сплюнул и прохрипел:

– Он бы хоть кричал не по–урунски. Я по–урунски почти не понимаю.

Человек на земле продолжал кричать. Бару обнаружила, что вся охрана молча смотрит на нее. Тогда она сделала повелительный жест. Он ничего не значил, однако она каким–то образом осознавала, что отдает определенный приказ.

– Уде, сделаешь? – спросил рослый дружинник.

Тот, кого стошнило, сплюнул и вынул нож.

– Нет… – Посмотрев на клинок, он добавил, как будто это было важно: – У него борода.

– Там, в колодце, – просипел умирающий и вдруг зашелся в крике, замолотил но корням, глядя на стоящих вокруг него. – В колодец бросил! – с отчаянием завыл он.

Его придержали и перерезали ему горло.

– Кто скажет Але? – спросил Уде.

– Я, – ответила Бару.

Дым поредел. За деревьями показался просвет – дорога и иоле битвы.

– Не стоило сниматься с места, – произнесла Бару. – Назад, к сукновальне.

* * *

Лесная война поражала воображение.

Сначала колонна Наяуру увидела дым, который окутал опушку леса, смешавшись с туманом и тучей стрел. Капитаны заорали: «К бою – стройся! В строй, собаки!» Пехота Маскарада в белых масках заняла центр, велиты Наяуру встали по флангам со своими дротиками. Лучники находились позади.

«Шакалы» Одфири стреляли из–за деревьев и дымовой завесы, стараясь прижать противника к земле. План Тайн Ху оказался до идиотизма прост, но иначе не получалось, поскольку держать связь с ее разрозненными отрядами во время боя было невозможно.

Первой ударила стахечийская ягата – Тайн Ху доверяла им меньше всего, но они были самыми крепкими. Дзиранси повел воинов Дома Хуззахт – бледнолицых, рыжеволосых, оглушающих ревом и ослепляющих блеском стальных лат – на фланг Наяуру. Они ударили по охотникам, набранным Наяуру в рекруты, словно призраки прошлого. Ни один ордвиннец – ни простолюдин, ни князь – не забывал страха перед воссоединенной империей Стахечи: та частенько обрушивалась на Ордвинн со склонов Зимних Гребней стальной лавиной. Теперь этот страх явился к ним во плоти.

Кроме них, у Тайн Ху не было тяжелой пехоты. Из всех «шакалов» только они могли вступить в открытый бой.

Но капитаны Наяуру ни о чем даже не догадывались. А велиты в легких кожаных доспехах увидели атакующую их армию длинных копий и непробиваемых лат. Поэтому они поступили так, как сделал бы на их месте любой разумный воин. Поступок их был столь же разрушителен, сколь и предсказуем.

Они начали оттягиваться к солдатам Маскарада, стоявшим в центре, и оголили фланг.

Тайн Ху и ее «шакалы» ринулись в прореху. Они стремительно пересекли дорогу, стреляя на бегу, и скрылись в лесу позади строя Наяуру. За ними шла следующая колонна. То были не защищенные ничем, кроме красной боевой раскраски, берсерки–книжники Лизаксу. Они напоминали диких зверей, яростно рвущихся с привязи.

И Тайн Ху предоставила слово им.

Они устремились вперед, выкрикивая постулаты нигилистического самоотрицания и вращая глазами. Когда они врубились в гущу лучников Наяуру, фонтаны крови взлетели над полем боя под отвратительный хруст и визг.

Воины Наяуру, расстреливаемые с фронта и с тыла, завопили, заметались, кинулись врассыпную.

Строй удержали солдаты Маскарада. Прикрывшись «черепахой» из поднятых щитов, они с гротескной целеустремленностью начали отступать. Но легконогие лучники не давали им покоя.

Наконец Тайн Ху, опасаясь, что у них кончатся стрелы или их могут выманить на запасный полк, объявила конец охоты.

Тайн Ху явилась к сукновальне во главе ликующего войска и преподнесла Честной Руке дар – отрубленную голову в маске и шлеме, покрытом вмятинами от меткой стрелы. Оттуда, где сталь оплошала, – прямо из виска – торчало древко с ярко–синим оперением.

– Есть пленные, – сообщила Тайн Ху. – Оставим их головы здесь, на страх врагу?

– Вели им отправляться домой, к своим семьям, – приказала Бару. – Пусть передадут княгине Наяуру мое послание: встань на нашу сторону, и мы пощадим тебя.

– Справедливая участь для воинов Наяуру, – сказала Тайн Ху, поднимая перед собой отрубленную голову. – Но как поступить с фалькрестийцами – с теми, кто в масках?

– Тоже отпустить. Но вначале – перерезать им сухожилия, – произнесла Честная Рука. – Пусть Каттлсон захлебнется в своих увечных.

Глава 22

Ночью Бару отправилась в свой шатер из оленьих шкур. Когда она задремала, ей приснился кошмар. Она увидела орла с синим оперением. Стрела пронзила голову птицы от виска к виску, однако орел продолжал кружить над ириадским торгом и кричал ей с высоты: «И бросил его в колодец!»

А из жерла мертвого вулкана Тараноке с грохотом вырвалось пламя. Она подняла взгляд и узрела, что склон горы покрыт алой парусиной. Огромный тюк, разматываясь, катится прямо на нее, в воздухе крики, земля дрожит от ужаса…

– Сударыня, – шепнул дружинник, встряхнувший и разбудивший ее. – Сударыня…

– А?! – Разом сев, Бару схватила его за запястье. – Что случилось?

– Вы кричали во сне. – Он отвел взгляд, и Бару, к стыду своему, поняла, что не помнит его имени. – Я решил, что вас лучше разбудить.

– Конечно, – сказала Бару, охваченная внезапным приступом благодарности. – Ты все сделал, как надо.

* * *

Победоносная колонна Алеменуксов, разгоряченная славной битвой на дороге Сукновален, отнесла раненых в селение под названием Имадифф, что по–бельтикски означало «Добрая роща». Местной знахарке не удалось спасти от заражения крови любимого сына Алеменукса. Обезумевший от горя отец, вдовец и человек суровый, взял взамен сына знахарки и принялся тянуть из него кишки сквозь разрез в животе. Двое из старших матерей деревни застрелили его, не дав завершить казнь. Это повлекло за собой погром. «Шакалы» Алеменуксы, оголодавшие, обезумевшие от крови, сожгли деревню дотла. Опьяненные победой, они отправились на юг, в ближайшую долину Наяуру. В первой же придорожной деревне они обнаружили склады соли и мяса и разграбили их, перебив стражу и отряд, пустившийся в погоню.

Начали сказываться зимние невзгоды и бешеный темп лесной войны. Обезумевшие от цинги, измотанные «шакалы» не питали к людям Наяуру ни малейших симпатий.

– Нельзя трогать крестьянство – ни вольных, ни крепостных! – шипела Бару. – Нельзя восстанавливать против себя народ!

Военный совет Вультъяга согласно кивал, глядя на знамена с раскрытой дланью или с монетой и кометой. Но Тайн Ху потемнела лицом, покачала головой и выступила с мрачной отповедью. Армия разрослась: «шакалы» очень соскучились по солонине, пиву и крови.

Воюя в землях врага, «шакалам» приходилось охотиться.

– В природе, – сказала Тайн Ху, – повсеместно существует естественное равновесие. Чтобы жил один хищник, требуется много добычи. Мы привели во владения Наяуру целые стаи «шакалов».

И Бару воочию увидела результат работы Маскарада. Они разослали повсюду лесовиков, те распугали дичь и выжгли подлесок, а добычу переправили в крепости. Они не оставили «шакалам» ничего, кроме крепостных Наяуру.

Взгляд Маскарада на войну был широк. Маскарад мог воевать не только в чистом поле, конем и копьем, но чем угодно и где угодно. Кроме того, планы Империи имели дальний прицел. Бару знала это лучше, чем кто–либо из мятежников, – она не сомневалась, что враг способен воспользоваться малейшим недочетом противника и переиграть его в любую секунду.

После совета она подошла к Тайн Ху. Бару дважды набирала в грудь воздух, чтобы заговорить, и в конце концов произнесла:

– Я собираюсь приказать «шакалам» обложить данью деревни Наяуру. Провизия, одежда, стрелы, козы. Только самое необходимое.

– Они так и поступят – что по твоему приказу, что без него.

– Но тогда я смогу хотя бы сделать вид, что держу их под контролем, – ответила Бару.

Она сверилась со своими личными картами, спрятанными в роговой футляр и тщательно охраняемыми. Княжество Наяуру на них было сплошь ярко–синим. Крестьяне Строительницы Плотин, привыкшие к золотым ссудам, любили ее.

Но «шакалам» требовалось мясо.

* * *

Ударные силы Наяуру достигли приграничных крепостей Игуаке и взяли их в осаду. Отчаявшиеся гарнизоны Игуаке не продержались бы против отборных осадных инженеров Строительницы Плотин и месяца. Это обеспечило бы Наяуру власть над приграничными землями и открыло бы перед ней Поясную дорогу, путь к Загону – к столице Коровьей Царицы. Она смогла бы предложить Пактимонту безопасный проход на север, дабы ударить по Эребогу, и ее окончательная победа была бы реальна.

Вглядываясь в донесения и карты, Бару хмурилась над осколками пьяных воспоминаний. Обрывки внутреннего монолога, отражение горизонта в темных глазах, уверенный смех – словно янтарные отблески заката на поверхности водохранилищ… Откуда это взялось, почему вспомнилось? Впрочем, какая разница…

Но прежде, чем форты пали, во владения Наяуру явилась «Армия шакала».

Разведка Лизаксу обнаружила заманчивую цель: крупный охраняемый караван, увязший в весенней грязи близ переправы через реку. Лучники Отсфира сожгли мост и начали охоту. Сперва они перестреляли лошадей и вьючной скот, а после принялись за людей.

Лучники Отсфира были обучены брать числом, а не меткостью, и охранники каравана вполне могли бы подождать, пока у них не кончатся стрелы. Но им не хватило духу засесть за фургонами и надеяться на авось. По одному, а затем и стайками, они бросили караван и разбежались по лесу. «Шакалы» свидетельствовали, что некоторые перед тем, как скрыться, шарили в собственных фургонах.

Однако там обнаружились мешки и сундуки с монетами: жалованье для осадных инженеров и рекрутов на передовой.

Новости заставили Бару затрепетать от восторга.

– Мы победили! – объявила она. – Воины Наяуру знают, что она не может оборонить их земли и семьи. Если не будет и жалованья, они взбунтуются.

Тайн Ху сидела рядом с Бару в тесном штабном шатре и помогала Честной Руке читать зашифрованные сообщения на иолинском. Княгиня приняла вести о караване куда более скептически.

– Но осенью ты твердила, что Наяуру связана финансами. Однако она уже раз удивила нас – и может удивить снова.

– Верно. Но ее воины оплошали. Мы спугнули их. Теперь она вступит в переговоры.

Бару не ошиблась. Княгиня Наяуру отправила верховых к Игуаке, чтобы сговориться о встрече и упросить отозвать «шакалов» со своих земель.

А Игуаке отправила гонцов в Эребог, Лизаксу, Отсфир, Вультъяг и Унузекоме. Она предлагала прислать во Внутренние Земли посольства и обращалась за советом к Честной Руке. Молила восставших встретиться с великими силами колеблющихся.

Пактимонт же хранил гробовое молчание.

Мятежникам предстояло сесть за стол переговоров с повелителями Внутренних Земель. Заколдованный круг «Сомнения предателя» трещал но швам.

* * *

По пути обратно на восток, в княжество Игуаке, следуя на совет, Бару обнаружила странную вещь. Она делала заметки и поймала себя на том, что писала о нем так, будто он уже состоялся, сделался достоянием истории будущего, творимой руками восставших.

«Совет во Внутренних Землях будут помнить как первый великий перелом, триумф зимней стратегии «Армии шакала». В этот судьбоносный момент Ордвинн вырвался из порочного круга «Сомнения предателя», и восстание стало реальностью».

Глупо. Наивно. Но очень тяжело остановиться! Наверное, так видел будущее Унузекоме – словно саму историю, героическую сагу, близящуюся к кульминации.

Встреча была назначена близ Хараерода, во владениях Игуаке, под сенью горы Кидзуне. И они собрались.

Унузекоме с Отсфиром пришли вместе, двигаясь от Инирейна на запад через Зирохскую равнину и по пути обмениваясь шпильками по поводу женщин, денег и вопросов чести. Отсфир взял для охраны десять рот отборных следопытов и лучников. Унузекоме привел из гаваней и прибрежных поселков ныряльщиц–иликари. Эти женщины, вооруженные талантом отличать истинное от ложного, были готовы распознать и остановить любую измену. На хараеродской дороге к ним присоединился Пиньягата – он ехал в полном одиночестве, уверенный, что при военной мощи его княжества он гораздо ценнее в качестве союзника, нежели пленника или трупа. С его появлением пикировки прекратились: старый солдат оказался весьма разговорчивым и легко побеждал в споре любого противника.

Хараеродские купцы и пивовары приветствовали новых клиентов – долговязых лучников в табардах с эмблемой Отсфира – мельничным жерновом, и прозорливых матерей, которые знали толк в листе каменщицы.

За ними прибыли Эребог и Лизаксу, Глиняная Бабка и князь-философ. Если они и не забыли годы холодного соперничества на суровом севере, им хватило мудрости и здравого смысла, чтобы не поминать старое. С высоты перевала через Кидзуне они увидели приближение Строительницы Плотин Наяуру: величественную реку латной кавалерии, струившуюся с запада. Во главе ехала Наяуру – в белом платье, прямая и гордая. По левую руку от нее – Отр Тузлучник, могучий, широкоплечий, смуглолицый, вооруженный молотом. По правую руку – Сахауле, Конская Погибель с копьем, покрытым коркой запекшейся крови.

– Вкусы у нее вполне определенные, – заметил Лизаксу, наблюдая за колонной в подзорную трубу. – Предпочитает потомков определенного народа.

– Ты, мальчик, тоже носишь ту майянское имя, – со скрипучим смешком сказала Эребог. – И твоя кровь сгодится для ее великой мечты. А Му скажешь, что это – ради государственных интересов. Она простит.

– Инкрасты, если можно так выразиться, принадлежат к каете людоводов, – произнес Лизаксу, опуская подзорную трубу. – Они бы заявили, что древней крови Запада во мне – лишь пара капель, – и были бы правы. Конечно, она разбавилась, побледнела после стольких браков с северянами! Но это несущественно. Мы шепчемся о Наяуру, а сплетни уводят нас в сторону от главного.

– Поведай же мне свою великую теорию, мудрейший.

Лизаксу аккуратно сложил подзорную трубу.

– Нет тут ничего хитроумного. Просто она любит их, а они – ее. Вот о чем мы постоянно забываем.

Эребог сощурилась и отвернулась.

– Глупость какая – любить благородного консорта! До добра не доведет.

Лизаксу не стал настаивать на продолжении. Взгляд Эребог мог сказать о многом. Но и на горизонт она старалась не смотреть, будто далекие Зимние Гребни могли нанести ей рану.

Двумя днями позже прибыла княгиня Игуаке. Поступь ее боевых коней оказалась столь тяжела, что следом за колонной пришлось пустить отряд дорожных рабочих. Они настороженно обменялись с Наяуру дарами мира. Теперь мятежный север и Внутренние Земли были в сборе. Оставалось дождаться только Честной Руки и ее генерала… или вестей о том, что из Пактимонта идут армия Маскарада и кавалерия князя Хейнгиля, чтобы перебить всех разом.

«Шакалы» вышли из лесов разрозненными, одичавшими отрядами.

Бару, Тайн Ху, стахечийский богатырь Дзиранси и дружинники поднялись на утесы, возвышающиеся над Хараеродом. Внизу раскинулась цветущая долина. Яркие княжеские тартаны, великолепная и ненасытная масса шатров и коней, наконечники копий фаланг хараеродской стражи, поблескивающие в лучах солнца…

– Девена… – благоговейно ахнула Тайн Ху, опускаясь на колени. – Узри старый Ордвинн и древнюю мощь наших предков! Ваше превосходительство! – Она поднялась и обернулась, балансируя на носках. Глаза ее светились восторгом, от улыбки на щеках, под алыми мазками, появились ямочки. – Смотри, что мы сделали! Видишь, как взошло по весне то, что мы посадили за зиму! – и она показала рукой в латной перчатке на долину.

Они спустились под знаменем монеты и кометы, которое развевалось на погнутом древке. Княгиня Игуаке выслала навстречу свою кавалерию, а Наяуру, спеша не отстать от соперницы, – своих воинов. Отсфир тоже поехал им навстречу, ведя в поводу лошадей для Бару Рыбачки и Тайн Ху. Бару отказалась садиться в седло, пока ее дружина идет пешком, и Отсфир, спрыгнув на землю, присоединился к Честной Руке. Его борода уже отросла, а тон был полон вульгарного оптимизма.

Они вступили в Хараерод под грохот подков и бурю приветственных возгласов.

«Устрашающее восхищение, – тревожно подумала Бару. – Слишком большие силы собрали мы в долине. И еще неизвестно, чем все закончится».