Текст книги "Бару Корморан, предательница"

Автор книги: Сет Дикинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

Глава 24

Ночью Бару призвала Зате Олаке в свой шатер для совета. Войдя, Незримый Князь застал ее за поздним ужином – Бару раздирала руками жареного цыпленка и лизала кристалл соли.

– Садись, – велела она.

Постанывая и покряхтывая, Олаке опустился в кресло напротив.

– Зима совсем лишила тебя инкрастических манер, – усмехнулся он, стягивая перчатки и привычно обшаривая взглядом шатер. – Или ты одичала в обществе Тайн Ху?

– Воспитанность княгини Вультъягской в описаниях не нуждается, – подтвердила Бару, разламывая бедренную косточку. Старик кивнул. – Интересно, кому из нас эта зима далась легче?

– Цинга в лесах против пактимонтской бойни… Трудно сказать! – Старик па миг смежил веки и плотнее запахнул плащ. – У меня было ухо в каждой стене и глаз в каждой лампе. Но всему уже пришел конец. – Короткий шипящий смех князя прозвучал как странное придушенное многоточие. – Видела бы ты улицы по весне. Всюду талая вода мешалась с кровью.

Отложив высосанные обломки кости в сторону, Бару слизнула с зубов костный мозг.

– Ты приказал погубить Мер Ло?

Зате Олаке встрепенулся. Его синие глаза полыхнули в полумраке и сделались лиловыми, словно кровоподтеки.

– Не забывай о военных планах Маскарада, которые я привез. Шифр, которым они записаны, можем прочесть только мы с Явой.

– Твой ответ «да»?

– Дитя мое, я очень давно играю в кровавые игры. Я знаю, как сохранить ценность своей жизни, – уклончиво произнес он.

Бару ободрала цыплячье крылышко.

– Если Мер Ло погубили вы с сестрой, то вы, естественно, хотите, чтобы я поверила, будто это было необходимо.

Зате Олаке устало вздохнул.

– Забудь о покойнике.

– Я веду собственную счетную книгу.

– Повторяю, забудь о нем! – взревел Зате Олаке. Бару вздрогнула, и цыплячье крылышко переломилось в ее пальцах. – Я ли погубил его или нет, была ли смерть твоего секретаря необходимой или нет – какая разница? Сейчас жизнь мальчишки уже не значит ничего! Если ты не сможешь сделать союзниками Внутренние Земли, атака Каттлсона на Инирейн завертится успехом, и его войскам будет открыт путь в сердце территории восставших. Сколько морской пехоты ты перетопила в гавани Уэльтони? Туда явятся еще тысячи! И пойдут на нас, как обозленные пришельцы с того света. Ордвинн висит на волоске.

– На Инирейн? Интересно… – Бару поразмыслила, в уме переставляя фигуры по карте. – Вот каков его план? Он пойдет на восток, дабы закрепиться на реке?

– Он намерен использовать реку для переброски войск в наш глубокий тыл. На этом и строится его стратегия. Если мы сумеем встретить его на заливных лугах Зироха, перед самой рекой… – Морщины вокруг глаз Зате Олаке искривились, будто волшебные письмена, сами собой переводящиеся с одного языка на другой. – Решающая битва принесет нам победу в войне.

– Если у нас будут копейщики и конница.

– Если за нами будут объединенные Внутренние Земли.

Бару отодвинула цыплячий скелет, потянулась… и встала на четвереньки, балансируя на носках и кончиках пальцев рук.

– Годится, – проворчала она. – Я проверила книги. У нас почти нет ни гроша. Чтобы протянуть еще зиму, придется совершать грабежи. А денег нам не хватит даже до осени, особенно если дойдет до осады прибрежных фортов, не говоря уже о Пактимонте.

Старик уважительно взглянул на Бару.

– Полагаю, мы сможем победить Каттлсона в открытом бою.

– Кстати, позволь мне поделиться с тобой кое–какой забавной идеей. Вдруг кто–нибудь прознал, что мы надеемся только на одну решающую победу, и послал тебя с фальшивыми военными планами сюда? Может, этот человек хочет выманить нас в открытое ноле?

Зате Олаке ухмыльнулся, и Бару сразу вспомнила о том, что старик долгие годы провел в Пактимонте, терпеливо, кирпичик к кирпичику, складывая фундамент восстания.

– Какой химией или чем–то другим они смогли бы меня принудить? Прежде чем я сломаюсь, им пришлось бы размотать мои кишки через глазницы. Дитя мое, я предаю заговорщиков исключительно по своей доброй воле.

– А твоя сестра, переславшая нам планы Каттлсона? – отрывисто спросила Бару. – Возможно, такова ее добрая воля.

Князь Лахта замешкался. «Даже ты сомневаешься в ней. Похоже, ты считаешь, что никто не способен столь надежно и хитро скрывать свою истинную лояльность. Гем не менее это возможно», – подумала она.

– У нас нет выбора, – подытожил Зате Олаке. – Либо мы объединяем Внутренние Земли и бьемся с Каттлсоном, либо пережидаем лето и опустошаем казну до самого донышка.

Бару дотянулась до настольной лампы – неуклюжего масляного светильника, верно служившего ей целую зиму, – и подняла ее между собой и стариком. Складки на его лбу стали еще глубже. Казалось, он сделался старше, чем этот мир.

– Княгиня Наяуру не присоединится к восстанию, которое возглавляю я, – заявила Бару. – Она не простит «шакалов» и не оставит своей мечты о возрождении империи ту майя.

Лахта прикрыл глаза от света ладонью. Тень пальцев легла на его лицо вороновым крылом.

– Если она присоединится к Каттлсону, за ней последуют и Отр с Сахауле. Они уравновесят Игуаке с Пиньягатой, и нам не победить.

Глядя на многоопытного старика, Бару с легкой печалью подумала, что он слишком стар и умен. Зря она так нагло надеялась, что ей по силам удивить или впечатлить Зате Олаке.

Как бы там ни было, она заговорила:

– Но наши проблемы можно решить одним ударом. Нам не хватает денег на продолжение кампании. Нельзя позволить Наяуру и ее консортам переметнуться к Пактимонту. А Игуаке не пойдет за нами, если я не смогу показать свою мощь.

Бару умолкла и вытерла перепачканные жиром и костным мозгом пальцы о штаны.

– Следующей ночью мы убьем Наяуру, Отра и Сахауле в их лагерях. Мы перебьем всех, кто пришел с ними, и прикажем разграбить их княжества для пополнения казны. Игуаке поднесем в дар лучшие земли Наяуру. Остальные достанутся княгине Эребог.

Как легко, как просто это прозвучало.

Как мало слов – но как много в них крови.

Губы Зате Олаке скривились, но вовсе не от отвращения.

– А я уж испугался, – пробормотал он, – что ты будешь настаивать на деликатных решениях.

Бару выбрала очередную мозговую косточку и примерилась, где ее удобнее разломить.

– А ты и впрямь подсунул мне медленный яд прошлым летом?

– Дитя мое, – ответил Зате Олаке со странной нежностью, – я решил, что ты сумеешь найти свою гибель и без посторонней помощи.

* * *

Бару послала за Тайн Ху, но остановила гонца, не успел он сделать и трех шагов. Нет, ей не нужно встречаться с княгиней! Слишком опасно смотреть ей в глаза, отдавая приказы, или просто ждать, пока золотистые глаза охотницы не отыщут лазейку в сердце Бару.

Зачем зря рисковать? У Честной Руки еще полно дел…

– Приведи лучше кого–нибудь из иликари, – велела она. – Из самых надежных.

Пришедшая на зов жрица была из ныряльщиц Унузекоме – широкоплечая длинноногая пловчиха, привычная к глубине. Ее ту майянская кожа оказалась того же оттенка, что и у Бару. Может, это было совпадением, а может, чьей–то необдуманной попыткой позаботиться о самой Бару, чтобы она чувствовала себя привычнее.

Так или иначе, но иликари слегка походила на Наяуру, но гораздо сильнее – на двоюродную сестру Лао.

Бару подвесила масляную лампу к потолку, и та закачалась, играя тенями, будто крохотное, чахлое солнце.

– Отдыхай, – распорядилась Бару.

Иликари молча села. Бару наблюдала, как она устраивается, оценивая геометрию ее мускулов, рук и ног с тревожным восхищением. Она была сильна и высока ростом; в дыхании, наполнявшем ее грудь, в линиях бедер чувствовалась мощь. Труд сделал ее выносливой. Конечно, в масштабах мира ее сила невелика – она всего лишь сводится к способности глубоко нырять, высоко взбираться, побеждать в шуточных состязаниях и привлекать к себе восхищенные взгляды. Нет, этой иликари явно не судьба разорять князей и давать островам новые имена. Однако ее вполне хватило бы, чтобы властвовать в шатре и неприятно удивить Бару внезапным нападением или еще чем–то неожиданным.

Бару пожалела, что не убрала остатки цыпленка.

А жрица сидела и ждала – созерцательно, умиротворенно. Должно быть, последовательница Видд.

– Что ты делаешь?

Жрица наморщила лоб, вникая в неуклюжий иолинский Бару.

Глаза ее были круглыми, как у стахечи.

– Я ловлю жемчуг и принимаю роды.

– Ты ушла из дома, чтобы воевать. Но ты, наверное, мать, сестра, дочь. Как ты узнаешь, что с твоей семьей?

– Так же, как и прочие воины. Вся моя семья живет иод одной крышей. Рабочие руки там есть: при нужде без нескольких человек можно обойтись.

Несмотря на свои тревоги, Бару не удержалась от мысли, что Кердин Фарьер пришел бы в восторг. В Имперской Республике под семьей понимали мужчину и женщину, отца и мать, необходимый минимум. Но здесь, как и на Тараноке, подход был иным – практичным, позволяющим освободить молодых и здоровых для войны и труда.

Хотя, нет, Бару ошиблась насчет Кердина. Ему, конечно, стало бы любопытно, как это можно исправить.

Мысль съежилась и снова спряталась в клубке тревог. Почему–то Бару захотелось плакать и забиться в угол.

– Я совершила ужасное злодеяние, – произнесла Бару и поразилась своим спокойным интонациям. – Настолько чудовищное, что теперь я могу совершить любой грех, обмануть любое доверие и пойти на все что угодно. Какой бы вред ни причинила я себе, хуже мне уже не будет.

– Продолжай, – отозвалась иликари.

Бару раскрыла рот, но теперь слова застряли в легких, как будто наткнулись на набухшую опухоль, на лавину, обрушившуюся с гор, на плавучую ориатийскую мину. Масштаб, глубина корней, выпавшее ей испытание, участь, на которую она обрекла себя…

– Нет, – прошептала Бару. – Не могу сказать.

– Что ты делаешь? – спросила жрица.

Наверное, это было в духе Видд – обратить к ней ее собственные вопросы и потом добраться до ее секретов.

– Я хочу спасти свой дом, Тараноке, – хрипло выдохнула Бару. – И я делаю для этого все.

– Ты покинула свой дом, чтобы спасти его, – откликнулась жрица.

Другие вопросы – о «матери, сестре и дочери» и о том, как она может знать, что с ее семьей, – остались невысказанными.

– Я зашла слишком далеко…

Бару задохнулась: она уже не могла плакать, да и не хотела: все силы вдруг разом оставили ее. Сейчас она даже не понимала, разумно ли она поступила – и грозит ли ей чем–либо только что сделанное признание.

– Я зашла слишком далеко, – еле слышно повторила она и поникла.

* * *

На рассвете она отправилась в шатер Тайн Ху, чтобы отдать приказ убивать.

Княгиню она застала за привычным занятием. Тайн Ху сидела на коленях напротив Аке Сентиамут, а между ними лежала деревянная игральная доска. Бару умышленно избегала обучения этой игре: любая партия подразумевала бы череду поражений с ее стороны, и Тайн Ху, конечно, сразу сделалась бы невыносимой. Однако общий принцип Бару понимала. «Крестьяне» занимали «поля». «Знатные» получали силу после того, как «поля» возделывали «хлебопашцы», а затем сражались с другими «знатными».

Но сейчас высшая каста Тайн Ху явно туго затянула пояса. Княгиня читала книжицу в кожаном переплете, неуверенно шевеля губами, и, в зависимости от ее успехов в этом таинственном занятии, Аке улыбалась, хохотала или качала головой и снимала с доски несколько «крестьян» Тайн Ху. Вероятно, партия была обучающей – положение Тайн Ху на доске улучшалось или ухудшалось соответственно ее успехам в чтении, что помогало ей сконцентрироваться.

Как любопытно они выглядели рядом: ночная птица, пантера – Тайн Ху и бело–золотой олень в медвежьей шубе – Аке. Однако при всей своей несхожести они держались как равные.

Мгновение Бару наблюдала за ними молча (стража не объявила о ее появлении: «шакалы» знали, что громко объявлять о прибытии Честной Руки просто означает указать на нее наемным убийцам). Тайн Ху сидела, будто готовая стремительно выпрямиться пружина. Она сосредоточенно смотрела в книжку и порой задумчиво наматывала на палец прядь распущенных волос.

Бару почувствовала некоторое удовольствие: в походе Вультъяг никогда не позволяла себе непроизвольных жестов. Необычной оказалась и сама беседа с Аке: женщины то и дело перебивали друг друга, жестикулировали живо, без расчета, смеялись свободно… А когда Тайн Ху отвела взгляд в сторону и окаменела лицом, встревоженная только что сказанным или пришедшей в голову мыслью, Аке по–товарищески хлопнула ее по запястью. Это, насколько Бару могла судить, не несло в себе двойного смысла, не скрывало под собой тайного сообщения или глубоководного маневра.

Было бы здорово еще чуть–чуть постоять и посмотреть на другой мир, к которому Бару не принадлежала никогда. Но и это было чересчур рискованно. Все–таки она находилась на территории Тайн Ху – в ее княжеском шатре…

– Вультъяг! – позвала она княгиню. – На пару слов.

Тайн Ху вздрогнула от неожиданности, а Аке едва не прыснула со смеху.

Но они разом встали и склонили головы, и Тайн Ху отпустила своего командира охотников, положив Аке руку на плечо и шепнув что–то на стахечийским. И вот в этом жесте Бару распознала некий скрытый смысл, переданный сквозь плотное сукно и медвежью шерсть.

– Не стесняйтесь, – произнесла Бару с притворной беззаботностью. – Покажите, что это у вас?

Аке покосилась на Тайн Ху. Вультъяг выгнула бровь:

– Приказ Честной Руки.

И Аке, выходя из шатра, подала Бару книжицу. Раскрыв переплет, Бару прочла название, отпечатанное аккуратными блоками иолинских символов: «Букварь и основы грамматики афалона, торгового языка Империи, изложенные доступно пониманию туземцев Ордвинна».

Будто сколопендру взяла! Ей тотчас захотелось отшвырнуть книжицу прочь.

Тайн Ху наблюдала за Бару с безучастной улыбкой – год назад эта улыбка еще могла скрыть от Бару глубокое смущение княгини.

– Учусь читать. Хочу иметь возможность не только подглядывать, как ты пишешь, но понимать твои заметки, – объяснила Тайн Ху. Губы полуоткрыты, взгляд лукав – в общем, все контрмеры приняты! – И наконец–то я узнаю, что ты читаешь. Ох, скоро я разгадаю, что за безумие движет тобой!

Чтобы не думать, Бару начала действовать. Она смерила Тайн Ху пронзительным взглядом, буквально подчиняя княжеский шатер себе, и шагнула вперед.

Тайн Ху замерла от удивления, а потом тряхнула головой.

Приблизившись, Бару отдала ей букварь.

– Ведь ты говорила, что от врага не стоит перенимать ничего.

– Одну вещицу не стоит упускать из виду, – промурлыкала Тайн Ху, захлопывая книжку, но не забирая ее. На миг книжка соединила их – Бару не касалась ее пальцев, но чувствовала их тепло. – Я оценила кое–что из созданного Маскарадом. Может принести пользу. Или даже удовольствие.

Тайн Ху заправила за ухо прядь распущенных волос, но та выскользнула обратно.

Ее проклятые глаза – такие жгучие, так близко, ее ужасная, ненавистная, незабываемая улыбка… Бару была в панике, вызванной и книжкой, и тем, что могло случиться в эту секунду. Отчаянно избегая ошибки, которую ей безумно хотелось совершить, Бару прибегла к инструменту тупому, но действенному. Потянув носом, она сказала:

– Да, кое–что полезное у них имеется. Например, чистка зубов – буквально творит чудеса.

Тайн Ху рассмеялась:

– Капризная девица! Выкопала столько нужников и до сих пор жалуешься на утреннюю вонь изо рта? – Отступив к своему вещмешку, Тайн Ху отыскала кисет с анисовой жвачкой. – Чем могу служить? Ты знаешь, что ответить Наяуру?

– Почему ты не с ней?

– Хм?..

– Она горда, толкова и амбициозна. Кроме того, молода и привлекательна. Твой типаж, с какой стороны ни взгляни.

– Истинная правда, – согласилась Тайн Ху, бросая Бару жвачку – зернышки аниса, завернутые в лист мяты. Бару поймала ее, не удержала и подхватила в воздухе со второй попытки. – Но ее вкусы далеки от подобных союзов. Уверена, ты убедилась в этом собственными глазами.

– Хватит! – Изобразить недовольство было совсем не сложно. – Что такое со всеми вами стряслось? Стоит кому-нибудь помянуть Наяуру, моментально начинаются ехидные замечания о ее страсти к мужчинам. Она построила величественные плотины и отличные дороги, создала грозное войско, ее амбиции естественны, ее союзы прочны. Неужели вы настолько боитесь ее, что жить спокойно не можете, если не низведете княгиню до уровня портовой сводни, развлекающейся со своими мальчиками?

Некоторое время Тайн Ху молча жевала, сузив глаза.

– Ты ее уважаешь.

– Да, – Бару позволила себе вздох. – Она хитра. И может переиграть меня снова.

– И как ты считаешь…

– Без всяких тонкостей.

Челюсти Тайн Ху замерли.

– Я прикажу убить ее, – проговорила Бару, глядя в глаза своего генерала. – Ее, Отра и Сахауле. Сегодня ночью, в их собственных лагерях.

Тайн Ху смотрела на Бару немигающим взглядом и не шевелилась. В конце концов она отступила к игральной доске, опустилась на колено и оперлась руками оземь. Теперь темнозолотые глаза взирали на Бару со страстной преданностью, говорившей яснее всяких слов. Сердце Бару дрогнуло: она поняла искреннюю мольбу Тайн Ху. Княгиня безмолвно говорила Бару о своей чести. Она относилась к Наяуру как к равному и достойному противнику и уважала себя. В жилах Тайн Ху текла благородная кровь – она не могла опуститься до подлого ночного убийства.

– Как прикажешь, повелительница, – произнесла Вультъяг, нарушив тишину.

– Нет, – выдавила Бару. У нее запершило в горле, как будто от дыма и выпивки. – Нет, Вультъяг, не ты. Ты не услышишь от меня подобных просьб, у меня есть другое оружие.

Тайн Ху не отводила от Бару пытливого взгляда. Сейчас опасность была в полуоткрытых, губах и в силе дикой пантеры, но следовало быть начеку.

– Ты – Честная Рука, – вымолвила Тайн Ху. – А я – твой генерал, и я поклялась добыть тебе победу любой ценой. От своей клятвы я не отступлюсь. – В голосе ее, прежде спокойном, зазвучал горячий, необузданный гнев. – Я правлю маленьким, бедным и слабым княжеством! У меня нет ни мужа, ни наследников, ни надежных союзов, ни прочных плотин! Мне нечего предложить повелительнице, кроме изворотливого ума и преданности. Не отказывайся же принять мои скромные дары.

Она продолжала смотреть на Бару.

Скользя к краю гибельной пропасти, Бару предпочла поддаться меньшей слабости, чтобы совладать с большей. Сжав предплечье Тайн Ху крепкой хваткой воина, она вздернула ее на ноги – и пробуравила ее взглядом Рыбачки.

– Ты дала мне клятву, и ты – мой инструмент, лучшее мое оружие, – прошипела она со всей яростью, на какую была способна. Наверное, она солгала, потому что успела спрятать истину за красивыми и все–таки правдивыми словами. – Преданность обоюдна, ваша светлость. Я не стану использовать свой лучший меч для того, с чем прекрасно справится яд.

Тайн Ху обнажила зубы и по–волчьи оскалилась, скрывая под ненавистью прочие чувства.

– Повинуюсь, – прошептала она.

И вновь воцарилась тишина. В силе ответного пожатия Тайн Ху чувствовалась благодарность, которую она не могла высказать вслух. Бару хотелось, чтобы тишина длилась вечно, однако Тайн Ху заговорила:

– Только не Зате Олаке. Он – лучший в нашей пактимонтской разведке, но его сеть уничтожена, а сам он сильно изможден и нуждается в отдыхе. И не Отсфир – он весьма нахрапист и прямолинеен. Лизаксу мог бы подойти, но он…

– Философия помешает ему.

– Да. Он – идеалист. Эребог меня пугает. Полагаю, лучший выбор – Унузекоме.

– Его иликари?

– Да! – Тайн Ху дерзко улыбнулась. – Они любят действовать сообща. И прежде никогда не обманывали моего доверия. Твоего, думаю, тоже. Кстати, ты и впрямь звала к себе в шатер Улу Зе составить тебе компанию?

– Ту ныряльщицу? Я не спрашивала ее имени.

– Вот чертовка! – рассмеялась Тайн Ху, ткнув Бару кулаком в плечо.

– Нет! – воскликнула Бару в безуспешной попытке оправдаться. – Я не затем… я хотела просить ее совета, а не…

– Ладно, храните свои тайны, ваше превосходительство, – произнесла Тайн Ху и посерьезнела. – Унузекоме – беспроигрышный вариант. Но будь с ним очень осторожна.

Бару кивнула и направилась к выходу, но напоследок оглянулась.

– Конечно, ты бы и сама прекрасно справилась с задачей, – сказала Бару, побуждаемая какой–то гибельной, неразумной лояльностью. – Я не сомневаюсь в способностях вашей светлости.

Княгиня низко ей поклонилась. Броня ее вновь была тверда, а взгляд – насмешлив и незамутнен.

– Тогда поверь мне: я знаю, когда лучший способ помочь повелительнице – недеяние.

* * *

Стража Жениха Моря расступилась перед ней, освобождая проход, перешептываясь по–урунски и по–иолински: «Справедливость… Справедливость. К нам пожаловала сама Честная Рука».

Унузекоме завтракал в одиночестве, поеживаясь от утренней прохлады.

– Мне нужно попросить тебя об одолжении.

Он поднял взгляд от бумаг и карт. Хмурая озабоченность па его лице сменилась улыбкой.

– Все, что угодно, – ответил он вполне искренне. – Сколько же месяцев минуло с тех пор, как один из твоих замыслов едва не лишил меня жизни, и вот мы опять вдвоем! Что я могу сделать?

Бару объяснила, какие вести принес Зате Олаке, почему Наяуру и ее консорты станут для них балластом и что она решила предпринять. Унузекоме внимательно слушал ее, стиснув губы.

– Тебе скажут, что так в Ордвинне не принято поступать, – заявил князь, когда Бару закончила говорить. – Дескать, нельзя нарушать древний кодекс чести. Но я пережил Дурацкий Бунт и видел, чего стоит соблюдение кодекса чести во время междоусобных войн. Тогда земля в Ордвинне пропиталась кровью…

Как непохоже все это было на реакцию Тайн Ху.

– Ты согласен?

– Да. И, с твоего разрешения, попрошу кое о чем взамен.

Бару ухмыльнулась, отнюдь не разочарованная его прямотой.

– Попробуй.

Унузекоме отодвинул в сторону хлеб, бутыль с вином и резко подался вперед.

– Я организую убийство. А мы вместе поедем на юг, в Уэльтони!

Надо же!

Да, она не забывала о такой возможности и ожидала чего–то подобного – хотя, скорее, от Отсфира.

Унузекоме часто спрашивал ее, отчего Бару решилась на бунт, и добавлял: «на моих картах сказано: Тараноке». Он всегда держался любезно, был уважителен и терпелив, что не мешало ему оставаться князем, никогда не забывающим о власти.

А может, он услышал историю, закончившуюся чем–то еще более желанным, чем неизведанные моря.

– Погоди, дай сказать! – воскликнул он и протянул руки к Бару. Ссадины от канатов на его запястьях поблекли, превратившись в браслеты шрамов. – Просьба, конечно, своекорыстная. Каждый из нас думает о том, чем закончится наша игра, кто станет королем. Но послушай меня: у тебя есть настоящий дар управлять, а я могу предоставить тебе целый флот! Ты будешь повсюду, Бару! А муж и дети помогут получить признание народа! – Он невинно захлопал ресницами и простодушно улыбнулся, дескать: «А я что? Я здесь абсолютно ни при чем!» – В общем, ваше превосходительство, я считаю, что это – рациональное решение. Но я, разумеется, не счетовод.

Какую тайну открыл он жрице–иликари в храме масла и света? Какой секрет может уничтожить Жениха Моря?

Отчего ей сразу подумалось именно об этом? Ведь он – князь. Он с детства привык к политическим интригам. Кроме того, он даже не нападает на нее. По крайней мере, с его точки зрения.

Унузекоме уверенно смотрел на Бару. Ей захотелось отказаться немедленно – вот к чему толкал инстинкт, старый, как ее дружба с Аминатой.

Ох, Амината, дошли ли до нее вести о предательнице Бару Корморан?

Бару насупилась. Нет, она не позволит превратить собственное тело в орудие политики.

А на задворках ее сознания угнездилась мысль (до чего же Бару дошла, если приняла ее во внимание в последнюю очередь?), что это – совсем не то, чего ей хочется. И Унузекоме – совершенно не тот, кого ей хочется.

Однако Унузекоме ей необходим.

Пять минут назад она думала о нем как о друге, нежели как об орудии Честной Руки. Дурочка! Она вела себя глупо – ведь испытание так близко! Но, если она откажет и даст Унузекоме повод заподозрить ее в намерении отдать руку кому–то другому, как он поступит? Отсфир долго враждовал с Вультъяг после подобного отказа.

Бару не могла позволить себе ошибаться. Нельзя оставлять без контроля ни единой детали, как бы любезна и симпатична та ни была.

Чем ближе развязка, тем бессовестнее и бесчеловечнее она должна действовать.

Бару мило улыбнулась, опустила взор.

– Надеюсь, ты понимаешь, что я выслушаю и остальных. Мне нужно подумать, – тихо произнесла она.

– На большее я и не надеялся.

Надо бы пошутить. Гортанно рассмеяться. Поднять подбородок, взглянуть ему в глаза, без слов сказать: «Не теряй надежды»…

– Они должны умереть, – добавила она. – Сегодня ночью.