Текст книги "Бару Корморан, предательница"

Автор книги: Сет Дикинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

– Ваше превосходительство, – вымолвил Отсфир, – мы вот вокруг чего выплясываем. Вышел среди нас спор. Что, если для спасения Ордвинна потребуется иноземец? Как отрицать указания Маскарада, связанные с наследственностью, если мы нуждаемся в чужой крови, чтобы получить свободу?

Бару и раньше задумывалась о том же. Иногда она представляла себе, что какой–нибудь ориатийский принц освобождает ее родной остров и мажется с ног до головы жирной вулканической почвой, будто был рожден именно для Тараноке. Как приняла бы это мать Пиньон?

– Но Ордвинн, в общем–то, основан иноземцами. Он – словно шрам, оставленный чередой чужих вторжений. Почему же иноземец не подойдет на роль освободителя?

– Честная рука! – завопил Лизаксу, подражая скандирующей толпе. – Хотя эта длань была очень занята, дабы написать мне пару строк.

Он рассмеялся. Бару тотчас почувствовала себя виноватой – из–за рефлекса, вбитого еще в школьные времена.

Отсфир не разделял веселья Лизаксу. Он затряс своей бородой, и его лицо приняло серьезное выражение.

– Когда бунт, к которому вы с Тайн Ху подталкиваете нас, закончится, мы либо погибнем, либо победим. Если победа будет за нами, Ордвинн должен остаться единым целым. В таком случае без единоличного правителя, стоящего выше князей, нам не обойтись! Вспомните, как стахечи прогнали ту майя: одна общая нужда мгновенно объединила все дворцы. И прогоним Маскарад, когда они явятся снова, – подытожил он.

Лизаксу торжественно кивнул.

– Единоличный правитель. Король или королева. К этой награде, не названной вслух, постоянно устремлены наши помыслы. Самый близкий и самый жадный до власти претендент – Наяуру, Строительница Плотин. У нее есть дети от Отра и Сахауле. Если она поженит их наследников с отпрысками Игуаке или родит ребенка от одного из ее сыновей, то сумеет узурпировать владения Коровьей Княгини, прикончить старого Пиньягату и объединить пять княжеств под одним троном. Соединив, наконец, свои водохранилища с пастбищами Игуаке, она получит в свое распоряжение плодородные земли, запросто прокормит миллионы! А в итоге она создаст королевство, способное потягаться даже с Фалькрестом. По мы приструним ее, Бару! Вы же понимаете ход моих мыслей, не так ли?

– Наша вражда складывалась столетиями. Десятка лет хватит, чтобы пустячные ссоры въелись в плоть и кровь. Когда возвышается один из нас, в конкурентах просыпается ревность. Только королева, рожденная в иных землях, стоящая в стороне от ордвиннских дрязг, имеет право править нами. – Отсфир покосился на Лизаксу, намекая на какие–то общие воспоминания, призрачный шрам прошлых бед или предчувствие бед грядущих. – Союз Внутренних Земель долго не протянет. Игуаке боится плодовитости и амбициозности Наяуру. Ну а мы наделали изрядное количество ошибок на севере. К примеру, Лизаксу грызется с Эребог. А сама Эребог дала своим помещикам слишком много власти и теперь не может забрать ее обратно. А я из–за жадности до земель и ископаемых решил замахнуться на Вульгъяг, да только все пальцы исколол. Нам нужен настоящий лидер, вождь.

Бару моргнула.

– Вы просите меня стать вашей королевой? Но мы пока не начали восстания.

– Не все сразу!

– Сейчас мы всего лишь рассказываем вам о ваших потенциальных возможностях, – произнес Отсфир, протягивая к ней раскрытую ладонь. – И присовокупляем сюда условия нашей поддержки.

Лизаксу выгнул брови.

– Иноземная королева будет нуждаться и в ордвиннском короле. Это неоспоримо.

– Жаль, что он женат, – ухмыльнулся Отсфир. – Я же знаю, что он симпатичнее. – Гремя сапогами по плиткам пола, он двинулся мимо Бару к выходу. – Ваше превосходительство, совет ждет вас.

Бару встретилась взглядом с великаном Лизаксу.

– Я читала ваши письма, – отчеканила она. – Все до единого. И на каждое хотела ответить, но времени не хватало.

– Конечно, – ответил он, разводя руками. – Сперва дело, а уж затем – философия.

Глава 16

Восстание Ордвинна началось в тайном храме – в хижине из бумаги, масла и старой веры.

Выйдя из кареты под теплый летний дождик, Бару направилась за князьями прямо в ламповую мастерскую. В складских помещениях пахло оливковым маслом и глиной. Они шли между бухт конопляной пеньки и полок с керамическими лампами, выставленными на просушку.

– Закрыто, пока не утихнут беспорядки, – объяснил Лизаксу. – Сюда, вверх по лестнице, ваше превосходительство.

Крохотный страж в голове Бару, будто метроном, отсчитывал любые опасности: «Западня, медовая ловушка, убийцы Зате Явы, месть Каттлсона, хитрость Погребов…»

Как она жалела, что рядом нет Мер Ло с его прагматизмом! А ведь она никогда не принимала его на веру!

Наверху оказалась дверь, которую стерегла полная бельтийка, остро пахнущая луком. Она встретила их теплой улыбкой.

– Икари Химу приветствует вас, – сказала она на певучем, но правильном афалоне. – Милости просим в храм Трех Добродетелей. Вы богато одеты, ваше превосходительство, и потому будьте осторожны: масло не отстирывается.

И эта женщина – несомненно, иликари, одна из объявленных вне закона жрецов–последователей Добродетельных – отперла дверь двумя маленькими блестящими ключами.

Бару затрясло от холода и внезапного благоговения. Прежде второй этаж мастерской был отведен под кабинеты. Иликари снесли внутренние перегородки и устроили здесь просторное помещение из белых ширм и кедровых столбов. Храм озаряли лампы мягким золотистым сиянием.

Бару на миг лишилась дара речи. Поразительно, но все здесь было сделано из бумаги – в том числе кельи для медитации и боковые комнатки–приделы.

Ширмы храма рассекали пространство, точно короткие энергичные стрелы, словно требовали, чтобы вновь пришедший двигался, проявлял усердие.

В воздухе сильный аромат оливкового масла. Стянув с руки перчатку, Бару коснулась ближайшего столба. Палец стал скользким.

– Чтобы можно было вмиг сжечь все, если нас обнаружат, – не прекращая улыбаться, сказала иликари. – Следуйте за мной.

Остальные заговорщики ждали в центральной комнате и сидели па циновках, раскинутых по кругу.

Зоркая Зате Ява и Зате Олаке, правоблюститель и седобородый Незримый Князь, устроились рядышком, как голуби, прилетевшие сюда на ночлег. Тайн Ху в костюме для верховой езды (рядом с ней лежали ножны с тем самым мечом, которым она победила Каттлсона). Еще какой–то мужчина в княжеских одеждах… Бару затаила дыхание от радостного удивления. Она узнала Унузекоме, Жениха Моря, который владел доброй четвертью частных судов и верфей Ордвинна и, по слухам, разбогател на пиратстве. Встретившись взглядом с Бару, он улыбнулся.

В храме царила тишина. За спиной Зате Явы текла по желобку из вощеной бумаги струйка воды, падавшая в серебряную чашу. Бару опустилась на циновку, а Отсфир и Лизаксу заняли места возле нее.

Однако тяжесть страшного риска сдавливала грудь, не давая вдохнуть. Все собраны в одном месте, на глазах Зате Явы – да еще в храме иликари. Достаточно лишь словечка, чтобы за ними явился вооруженный гарнизон.

Может, так и задумано? Заговорщики находятся под одной крышей, и гибели им не миновать…

Жрица–иликари прошла в центр круга, шелестя подошвами сандалий, и села. В руках она держала чернильницу и палимпсест, туго натянутый на кедровую рамку.

– В молчании нашем мы воплощаем Видд, дарующую терпение и стойкость. Наша воля к действию воплощает Химу, ведущую нас на бой. Действуя же вовремя, когда настал час, воплощаем Девену, средний путь, примиряющий две крайности.

Бару заметила, как Зате Ява шевельнулась, сжав губы от едва различимого нетерпения. Значит, она и сейчас думает, что час мятежа не пробил? Будь ее воля, ноги бы ее здесь не было. Но Тайн Ху, ее сообщница, начала действовать, и ей поневоле пришлось вступить в игру.

Что ж, старухе ума не занимать: конечно, она оставила себе путь к отступлению.

Жрица подняла палимпсест, и Бару различила столбцы незнакомых староиолинских букв.

– Сейчас я прочту вам послания, полученные анонимно и без подписей. – Голос женщины звучал предельно спокойно. – Я поведаю о страхах и надеждах тех, кто собрался здесь, и мы услышим то, чего они не могут высказать. Послушайте, что пишут они: «Я боюсь, что тараноки – орудие Маскарада, и любовь народа к Бару Корморан подорвет его лояльность к нам. Меня страшит, что даже с ней нам не хватит сил одолеть Маскарад, мы упустим возможность, и больше она не представится. Еще меня пугает, что она очень молода и нетерпелива».

Безмолвное умиротворение храма передалось и Бару. Она не верила в древних мужчин и женщин, которые довели свои добродетели до совершенства и в итоге сами сделались их средоточием и воплощением, но хитросплетение тревог в ее голове вдруг ослабло и распуталось. Мелодичное журчание воды, запах масла, мерцающий за бумажными ширмами свет и слова – правдивые, но отчего–то не опасные…

Однако она пыталась угадать, кто является автором проникновенного послания. Любопытство никогда не покидало Бару.

– «Я надеюсь, что мои дочери будут жить к свободном Ордвинне и тараноки окажется той самой искрой, которая нам необходима. – Иликари мягко улыбнулась, точно была тронута прочитанным. – Я надеюсь на ее руку и трон, но самое главное – для меня это свобода. И я не устану повторять, что я надеюсь и верю в свободу».

Снаружи дунул ветер, и капли воды, сочившиеся сквозь ветхую крышу, забарабанили по вощеной бумаге и промасленным кедровым столбам. Огоньки за стеклами фонарей вздрогнули и замерцали.

– За стенами храма некоторые из нас – враги, – заговорила жрица под шум ветерка. – Зате Ява выслеживает и убивает моих собратьев–иликари. Бару Корморан носит маску фалькрестской тирании. Князья Отсфир и Лизаксу ссорятся с Вультъяг из–за возможных брачных союзов и земель. Князь Унузекоме якшается с пиратами, тревожащими наши воды. Поднимая восстание вместе, мы должны быть тесно связаны друг с другом. Я спаяла крепкими узами всех вас, теперь же я соединю с вами и Бару Корморан. Бару, выйди вперед.

Темные глаза Тайн Ху сверкнули золотом в пламени свечей. Бару сделала над собой усилие, чтобы подняться: покой храма словно сковал ее по рукам и ногам.

– Я здесь, – произнесла она.

Жрица подала ей чернильницу, перо и палимпсест, заполненный крохотными квадратными провинциями староиолинского шрифта.

– Здесь мной записаны секреты, которыми поделились со мной собравшиеся. Эти тайны отдают жизнь каждого в руки остальных. Поведай мне о себе, Бару. Я запишу на палимпсесте, и ты будешь связана со всеми нами прочными узами.

Аромат оливкового масла щекотал ноздри и щипал глаза.

– Что, если я солгу? – спросила Бару.

– Я чувствую любую ложь, – ответила жрица, наклоняясь к уху Бару и переходя на шепот, мягкий, точно глина. – Как Кердин Фарьер узрел в твоих глазах огромный потенциал, как Девена видит раздоры в твоем сердце, так и я увижу обман – даже самый крохотный, Бару Корморан.

От неожиданности Бару отпрянула назад, и у нее мурашки побежали но позвоночнику. Князь Лизаксу усмехнулся и почти беззвучно шепнул что–то Отсфиру.

Жрица держала перо низко, крепко стиснув пальцы, как будто удерживала за горло змею.

– Ты не знаешь староиолинского, но не тревожься. Просто скажи мне на ухо свой секрет, Бару Корморан, и Видд услышит.

И самый страшный, постыдный и глубоко хранимый секрет Бару подступил к ее горлу, как рвотный позыв, как тухлятина, которую не принимает желудок. Остановить бы его, направить внутрь по пищеводу – сделать хоть что–нибудь, но удержать его при себе! Только бы не чувствовать его! Он был как обсидиановый столб, привязанный вдоль спины Бару…

Внезапно она схватила жрицу за затылок, притянула к себе и прошептала в ее темное ухо другой секрет:

– Мне хочется не мужчин, а женщин.

Нет! Зачем она это сделала? Кто тянул ее за язык? Какая же она дура набитая – что за отчаяние исторгло из нее признание в том, что она каждый день скрывала с таким трудом?!

Перо забегало по пергаменту, выводя короткие правильные полукружья.

– Готово? – спросила Зате Ява, нарушив тишину. – Даст ли секрет Бару Корморан власть над ней самой?

– Маскараду этого довольно, чтобы лишить ее жизни, – произнесла жрица. – Путь назад для нее закрыт навсегда.

– Отлично! – воскликнул морской князь Унузекоме, хлопнув себя по коленям. – Тогда начнем!

* * *

И восстание быстро переродилось в военный совет.

Зате Ява заговорила первой, подчеркивая свое главенство:

– Я остаюсь в Пактимонте. Продолжаю играть роль правоблюстителя, пока остается хоть какая–то возможность. Если узнаю нечто жизненно важное, передам через брата.

Голос ее звучал непринужденно, почти беззаботно.

Как жутко было видеть рядом с ней Зате Олаке – две пары острых вороньих глаз, буравивших собеседников!

А что они видят и чувствуют, глядя друг на друга?

Скрывают ли они что–то друг от друга или нет?

Вместе они являли собой средоточие бдительности. Наверное, они – инстинктивно или при помощи специальной мантры – даже не моргают одновременно, чтобы один из Зате всегда был настороже?

– Мои соглядатаи весьма надежны, – заговорил Олаке. – Нужно выяснить, кто из князей присоединится к нам, кто пойдет за Каттлсоном и кого можно переманить. Хейнгиль, конечно, встанет за Каттлсона. А вот Радашича, хоть они с Хейнгилем и были как братья, я надеюсь склонить на нашу сторону. Сейчас он в раздумьях над книгами, которые дал ему Лизаксу, и над ущербом, причиненным его владениям Бару Корморан. И оковы ему порядком надоели.

– А Внутренние Земли? – поинтересовался Лизаксу.

– Наяуру и Игуаке могут качнуться в любую сторону, если трещина между ними станет глубже. За Наяуру пойдут Отр с Сахауле – это соль и тренированные солдаты. За Игуаке побежит Пиньягата, чьи достоинства нам хорошо известны.

– Его достоинства – в том, – шепнул Бару Отсфир, – что он и его дружина – бешеные ублюдки, рожденные разъяренной медведицей. Они появились на свет прямо с копьями в руках.

Бару ухмыльнулась, вспомнив жутковатую встречу с Пиньягатой, но быстро посерьезнела, дабы не вводить Отсфира в заблуждение.

Олаке новел рукой, как будто отодвигал названных князей в угол или выплескивая воду из ведра.

– Но Внутренние Земли могут подождать. В первую очередь – твоя соседка, Лизаксу. Чтобы закрепиться на севере, нам нужна Эребог. Надо прийти ей на выручку, чтобы она справилась со своими помещиками.

– Зачем нам север? – осведомилась Бару, раздумывая, как долго и тщательно составлялись эти планы. Она пришла на их совет поздно – на исходе ночи и после стольких лет работы в одиночку! – Разве вы не собираетесь начать с захвата Пактимонта?

– Пактимонт – западня, – пояснил Унузекоме, Жених Моря. Голос его звучал азартно: он наконец дождался возможности действовать. – Хейнгиль, Охотник па Оленей, поддержит своего приятеля Каттлсона при помощи сильной кавалерии. А Радашич может и не пойти за нами – он любит и боится Хейнгиля.

Соколиные глаза Тайн Ху отражали золотистый свет ламп, но Бару казалось, что это – отсветы внутреннего пламени.

– Радашич подождет, у нас есть дела и поважнее. Кстати, насчет Пактимонта надо держать ухо востро, иначе наши планы пойдут прахом. Заняв Пактимонт, мы будем заперты в нем. И не сумеем защитить свои владения, когда из Фалькреста прибудут подкрепления.

Негромкий голос Зате Олаке ассоциировался у Бару со вкусом отравленного вина на языке и принес воспоминания о медленно действующем яде.

– Действуя неожиданно, мы не вырвемся из замкнутого круга «Сомнения предателя». Необходимо продемонстрировать прочность нашего положения, показать Наяуру с Отром и Сахауле и Игуаке с Пиньягатой свою надежность. Они нужны нам для окончательного триумфа.

– А прочность нашего положения зависит от того, удастся ли нам до зимы решить три задачи, – заговорила Тайн Ху, барабаня пальцами по полу и обводя взглядом круг заговорщиков. – Во–первых, следует закрепиться на севере и показать народу, что мы можем предложить ему более справедливое правление. – Она умолкла, взгляд ее скользнул по Бару, и она продолжила: – А уж потом мы восстанем открыто и обрушим мосты через Инирейн. Мои соседи согласны со мной?

Отсфир и Лизаксу, сидевшие по обе стороны от Бару, кивнули.

– Прочие князья прекрасно понимают, что им не выкурить нас из лесов, – заявил Лизаксу. – Взять в осаду Высокий Камень невозможно. Лучникам Отсфира нет равных. А Вультьяг – это место силы!

Унузекоме поднял руку.

– Мой друг Отсфир не женат – на случай, если понадобится подсластить кашу для Наяуру или Игуаке. Обе они не венчаны. Наяуру, конечно, придерживается древних ту майянских обычаев, но будет заинтригована идеей выгодного политического брака, если он не привяжет ее к одной–единственной постели.

Отсфир вздохнул.

– Мой южный сосед всегда заботился о моем благе!

– Она очень привлекательна.

– И очень хорошо это понимает.

– Уверен, перед твоим сердцем ей не устоять.

– Чтобы тягаться с Сахауле, нужно не сердце, а…

– Вторая задача, – встряла Тайн Ху, оборвав перебранку с восхитительной лаконичностью. – Наши крестьяне не оставят семьи и не пойдут воевать, если мы не дадим им пищу, защиту и жалованье. Значит, нам потребуются деньги. А после начала мятежа наши расходы только возрастут.

Заговорщики посмотрели на Бару. Она кивнула, изображая – да и на самом деле ощущая – уверенность. Она чувствовала себя как рыба в воде. Хитросплетения, денежные потоки и измены не пугали ее. Хватит ей сидеть в кабинете счетовода, пить вино и прятать крамолу среди вежливых фраз. Ей так долго приходилось быть мягкой и уступчивой. Какое счастье – действовать! Наконец–то!

– Я могу отдать вам собранный налог – золотые галеоны. С помощью Зате Явы я устрою так, что они пойдут в Фалькрест конвоем, и их можно будет взять разом. Но чтобы захватить их, необходим флот.

Она покосилась на Унузекоме и поразилась энтузиазму и уважению в ответном взгляде. Неужто она заслужила его уважение?

– Если вам удастся оторвать их от эскорта из военных судов, мои корабли довершат дело, – проговорил Унузекоме. – Но почему вы считаете, что губернатор Каттлсон позволит вам распоряжаться налоговым конвоем после… – Он указал жестом на Тайн Ху, напоминая о поединке, повергшем Пактимонт в хаос. – Он наверняка подозревает, что ваша лояльность колеблется. В последний раз, когда имперский счетовод – то была женщина – примкнула к восставшим, он казнил ее. С чего же он теперь подпустит вас к собранным налогам?

Зате Ява улыбнулась тонкой победной улыбкой.

– А я не позволю ему удержать Бару! Он может не доверять счетоводу, но не имеет права отменять распоряжения правоблюстителя без предписания из Фалькреста. А предписание придет не сразу.

Тайн Ху поднялась с циновки, прошуршав по полу кончиком ножен.

– Отсюда следует третья задача. Как только мы захватим золото, Каттлсон затребует подкрепления. Корабли пойдут против торговых ветров и течений, чтобы успеть до конца лета и начала штормового сезона. Разумеется, губернатор будет уповать на быстрое подавление восстания… Князь Унузекоме, ваши суда – единственное средство преградить им путь. Это выполнимо?

Кураж князя явно свидетельствовал о том, что он не знаком с военно–морским флотом Маскарада. Впрочем, князь мог быть настоящим лихачом.

– Мои предки ходили вдоль этих берегов столетиями. Я помню каждый фьорд, каждую гавань моей родины! Я угадаю, где появится очередной водоворот! Между прочим, на север идут пираты, вытесненные из таранокийских вод. Давайте предложим им золото. Думаю, они не откажутся.

Тайн Ху обратилась к Зате Яве:

– Вы сомневались, что время пришло.

Зате Ява пожала плечами.

– Скоро никаких сомнений не останется.

Все разом поднялись на ноги. Бару не поняла, что послужило сигналом к окончанию совета.

– Расходимся по одному, – шепнул ей Отсфир. – И не одновременно.

– Могу себе представить, – буркнула Бару, отступая от него. Его покровительственный тон раздражал, но истинной причиной раздражения было нетерпение, жажда действий. – Унузекоме! Уделите мне минуту, ваша светлость!

Жених Моря вышел из круга вместе с ней. Кожа на его предплечьях над перчатками пестрела свежими ссадинами и ожогами от пеньковых тросов. Совсем недавно ему довелось ходить под парусом.

– Вы сказали: из таранокийских вод. Не зюйдвардских.

Он – понимающе, по–товарищески – улыбнулся ей.

– На моих картах написано: «Тараноке». Так и будет, пока я правлю своим княжеством.

– Спасибо, – искренне поблагодарила его Бару.

– Ясно, – протянул он, и пламя свечей за его спиной колыхнулось в такт завыванию ветра, доносившемуся снаружи. – Вы ввязались в мятеж из–за родного Тараноке? Пираты рассказывали, как он пал.

Бару запнулась, почувствовав проверку. Он заговорил в тишине:

– Я мечтаю освободить Ордвинн и править им. Думаю, все мы думаем об этом с самого начала оккупации. У меня были и флот, и ненависть к врагу. Но я не представлял, как взяться за дело. – Он сжал кулаки, перчатки его туго натянулись, словно наполненная ветром парусина над невидимыми такелажными узлами. – Я запутался…

Он говорил с ней совершенно откровенно. Бару была ошеломлена.

– Я знаю, как взяться за дело, ваша светлость! – выпалила она. – Мне слишком долго пришлось быть слугой. Теперь я хочу помочь хоть кому–нибудь стать свободным.

Он признательно склонил голову.

Отсфир внимательно наблюдал за их разговором из–под полуопущенных век.

* * *

Возмездие Каттлсона последовало незамедлительно – в виде письма, разосланного по всем органам и представителям правительства провинции.

Ускользнуть из Порт–Рога Бару помог Унузекоме – он провез ее на крохотном почтовом суденышке под названием «Битл Профет» мимо сожженных башен и огненосных фрегатов. Они направились на восток, в его родной Уэльтони – туда, где впадал в море великий Инирейн.

Перевалило за полдень. Стоя на носу, рядом с Унузекоме, Бару читала письма.

– Расскажите историю, – попросил князь.

– Историю… В Пактимонте – беспорядки.

А ведь беспорядки, начавшиеся с поединка, устроила Бару. Недовольство из–за нищеты и похищений детей, варившееся в котлах Малого Уэльтона и Арвибона, вскипело и выплеснулось наружу, подняв клубы пара и искр. Силы гарнизона устремились в Порт–Рог, чтобы обезопасить судоходство. Многое осталось без охраны. И группа лесовиков в зеленой шерсти повела толпу на штурм Погребов.

– Какая же это история, ваше превосходительство? Скорее отчет! – Князь балансировал, стоя на бушприте[18]18
  Брус, выступающий впереди носа судна.


[Закрыть] и едва касаясь пальцами штагов[19]19
  Корабельные спасти, при помощи которых удерживаются мачты.


[Закрыть]. – Нынче трудно найти хорошую историю. Я, видите ли, не умею читать на афалоне – у меня очень плохо с…

Из рассекаемых носом корабля волн выскочила летучая рыба, и Унузекоме рванулся вперед в стремительном выпаде, пытаясь поймать ее за серебристые крылья. Бару в ужасе вцепилась в его рубаху, заранее думая: «Идиот, как ребенок, они же скажут, что это я столкнула его…»

Но князь держался твердо – пальцы босых ног впились в дерево, руки легли на канаты. Летучая рыба ускользнула.

– Ох, – вздохнул князь, оборачиваясь к Бару, – вы думали, я упаду?

Бару спрятала смущение. Он был лет на десять старше, просоленный, властный, капитан любого судна, па котором ему вздумается пройтись. Ей следовало держаться вровень.

– Я просто хотела исключить случайности.

– А Вультъяг еще предупреждала, что вы думаете только о себе.

Бару позволила себе хмыкнуть.

– Допустим. Каттлсон был бы рад обвинить меня в убийстве князя.

– Ха! Но вы сами находитесь в розыске по обвинению в измене, разве нет?

– Нет. Я всего лишь под подозрением в подстрекательстве… – Бару на миг помрачнела, вспоминая точные формулировки законов Маскарада. – У него недостаточно полномочий, чтобы арестовать меня без поддержки правоблюстителя. Но заклеймив меня подстрекательницей, он получает право пересмотра всех моих распоряжений, что позволит ему противодействовать мне. Будь я в Пактимонте, он снова поместил бы меня под стражу. Из соображений безопасности.

– Хм-м… – Растянувшись на фока–штаге[20]20
  Корабельная снасть.


[Закрыть], словно корабль был лишь подпоркой для его гамака, князь уставился на воду, бурлящую перед носом судна. – Но все это больше похоже на отчет, чем на историю. Героя не хватает.

– А необразованный князь, командующий почтовым судном?

Унузекоме вздрогнул как ужаленный, воззрился на нее и расхохотался.

– Простите, – произнес он. – Вероятно, я выглядел тщеславным ублюдком, прыгающим на бушприте.

– Я не ставлю под сомнение княжеские родословные.

– Я вас умоляю! Я всегда мечтал о том, что в действительности я ублюдок, бастард. Мать ходила в плавания с синдикатом Эйоты, понимаете? Она обожала дерзких ориатийских пиратов–буканьеров, любила рейды и приключения. – Князь прищурился и поднял взгляд к солнцу, клонившемуся к горизонту. – С ней было гораздо интереснее, чем с отцом – тот вечно думал об углублении гаваней да о речной торговле.

У Бару имелись соображения о том, что случилось с княгиней Унузекоме и ее супругом. Трагедия, которая произошла в прошлом, оставила княжества в руках молодежи с немногочисленными живыми родственниками… и кладбищами, полными костей знати. Но спрашивать о Дурацком Бунте она не хотела.

– Вам еще предстоит отправиться буканьерствовать, – заявила она. – Если моя затея будет успешной.

Он приподнялся, опираясь на канаты такелажа, и испытующе взглянул на Бару.

– Точно? Сможете ли вы организовать захват золотых галеонов, когда на вас охотится Каттлсон?

Губернатор пытался отменить ее приказ, отданный Адмиралтейству, – тот самый, жизненно важный, ключевой: «В целях безопасности отправить собранные налоги в Фалькрест единым конвоем». На этом мятеж мог и закончиться, не начавшись, но Зате Ява прикрыла ее. В конце концов, Бару законно выиграла поединок и даже не допустила грубого нарушения законодательства Маскарада. Буква имперского закона не позволяла Каттлсону снять ее с должности или отменять установления счетовода. Чтобы лишить Бару власти, требовалось согласие правоблюстителя, но Каттлсон не получил его.

– Пусть поработает до конца налогового периода, – посоветовала Каттлсону сама Зате Ява (если верить сообщению Мер Ло). – Она будет из кожи вон лезть, чтобы выглядеть в глазах Фалькреста лучше, чем вы. Но этого недостаточно. К середине зимы Парламент снимет ее с должности.

Но Унузекоме ни к чему было знать, как близок конец, и Бару отмела его тревогу, словно отмахнулась от назойливой мухи.

– Галеоны пойдут туда, куда я скажу. Закон на моей стороне.

Унузекоме напружинился, как будто он приготовился к атаке дикого зверя.

– Зате Ява – па вашей стороне точно так же, как на моей – море. А вода течет сама по себе, Бару. Будьте начеку, чтобы Зате не расстроила ваши планы.

– Зачем волноваться? Мои планы основаны на вашем флоте, ваша светлость, – произнесла она в качестве увещевания и лести.

Но Унузекоме поднялся с каната и двинулся к ней по бушприту, покачиваясь в такт волнам.

– А все мои надежды – на вас, ваше превосходительство. Объясните мне, как взять галеоны. Скажите, где их найти, какой будет эскорт, и я позабочусь об остальном. Если вы хоть кому–то доверяете, доверьтесь мне. Но сперва обеспечьте все, что нужно.

А он и вправду считал, что справится! Бару посмотрела на босоногого, пропахшего потом князя морских волн и задумалась. В нем чувствовалось нечто важное, жизнеутверждающее – уверенность, властность, беззаботность…

«Наверное, это особая манера знатных, не связанных с какими–либо обязательствами. Им незачем постоянно следить за собой и притворяться – ведь они не добиваются своего положения тяжким трудом», – пронеслось у нее в голове.

Унузекоме любил занятные истории – гораздо сильнее, чем скучные планы. И если у него будет шанс стать легендарным капитаном, плывущим на смерть, – он своего не упустит.

Но Бару знала, что на свете бывают и другие истории. Она вспомнила о хвастливых рассказах Аминаты, которая бахвалилась, что единственный фрегат Маскарада способен выйти против четырех боевых дромонов Ориати и сжечь их дотла.

Флот Империи правил Пепельным морем. Унузекоме никогда не взять галеонов. Даже если на помощь придут пираты с юга. Его победу предстояло организовать Бару.

Но каким образом?

Письма, которые она пошлет в пактимонтское Адмиралтейство, будут вскрыты и прочитаны. Каждый отданный ею приказ будет изучен Каттлсоном: губернатор–здоровяк будет тщательно искать любую зацепку для его отмены. Нужно выдать восставшим золотой конвой, не выдав себя.

Как?

Унузекоме пытливо смотрел на нее. Князь терпеливо ожидал, когда она поделится своим великим планом, очередным ловким ходом, который даст ему шанс стать героем саги. Бару улыбнулась ему туманной улыбкой, хранящей за собой множество тайн.

– Я собираюсь полазать по вантам[21]21
  Корабельные снасти – канатные растяжки, при помощи которых укрепляются мачты.


[Закрыть], – объявила она. – Хочу подвигаться. Не прихватите ли мой плащ?

Карабкаясь на мачту, она гадала, наблюдает ли за ней Унузекоме. Думает ли о том, что и его мать взлетала на ванты быстроходных судов, а в будущем, быть может, то же самое будут делать его дети? Таковы ведь все истории о князьях, не правда ли? Благородные предки, их чудесные наследники…

Ей – дикарке с Тараноке и талантливому саванту – надо найти преимущества и в своем происхождении.

Бару стиснула губы и продолжила лезть наверх.

А стоит ли ей верить князю? Но подозревать Унузекоме было неприятно. С ним ей легко, а его откровенность попросту обезоруживала.

А в глубине души Бару и сама любила истории.

Когда забралась на верхушку мачты, ее ладони горели, но она уже знала, как взять золотые галеоны.

* * *

«Битл Профет» сделал остановку, чтобы принять отчеты о ходе налогового периода. Бару читала их с беспокойством. Она не сомневалась, что Бел Латеман рассказал Каттлсону о ее дополнении к налоговой форме, о совершенно безобидном вопросе, заданном каждому ордвиннцу, простому и знатному: «Кого ты любишь больше?»

Отчеты Мер Ло пестрели цифрами, которые словно выпали из огромной вспучившейся от сырости мозаики. Теперь повсюду вскипали беспорядки – крепостные бунтовали против князей, толпы рвали в клочья сборщиков налогов, а гарнизоны отвечали на это жестоким возмездием. В частности, отмечалось нарастание напряженности во Внутренних Землях: и Строительница Плотин Наяуру, и Коровья Царица Игуаке подвергались дерзким набегам таинственных бандитов, каждый раз скрывавшихся на территории соперницы.

Ткань правления ветшала.

Бару развернула карту Ордвинна, приготовила острое перо счетовода и несколько чернильниц.

Дополнение к налоговой форме предлагало плательщику разделить десять фиатных билетов между ней самой, местным князем, губернатором Каттлсоном и правоблюстителем Зате. Сейчас, взяв эти данные из отчетов Мер Ло, Бару, весьма довольная изобретенным инструментом, наносила на карту цвета лояльности.

Алый цвет парусов имперского флота – для городов и княжеств, склонявшихся на сторону губернатора (в основном это оказалось княжество Хейнгиль).