Текст книги "Черный порошок мастера Ху"

Автор книги: сёстры Чан-Нют

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Ах вот как? Очень интересно! – воскликнул мандарин. – А поскольку эти вещества нельзя вывозить без разрешения самого императора, то очень возможно, что скопец преступает закон.

– Это подтверждают цифры: грузы отправлялись всегда в разное время и всегда в небольших количествах. Мне понадобилось прошерстить сотни бумаг, чтобы обнаружить этот факт. Господин Доброхот очень старался не привлекать внимания к тому, что он вывозит.

Мандарин Тан сел на своем ложе, одобрительно кивая.

– Молодец, Динь! Отличная работа! С такими данными мы сможем легко поймать нашего приятеля скопца. Надо будет, возможно, еще посмотреть, не замешан ли он тем или иным образом в деле о кораблекрушении – оно ведь тоже касается вывоза грузов. Ну а что относительно ввозимых товаров? Скопец и там проявляет такую же скрытность?

– Скажем так: он выказывает особое предпочтение предметам роскоши. Судя по всему, его заказчики обладают тонким вкусом и толстыми кошельками. Во всяком случае, дорогие ткани и самые разнообразные ароматы ввозились сюда не один раз. Очевидно, у нас имеются большие любители изысканных драгоценностей: я нашел упоминания о перламутровых ожерельях, лазуритовом скипетре, браслете с семью жемчужинами, перстне с белым халцедоном, диадеме с рубинами, – выпалил на одном дыхании Динь запомнившиеся ему названия.

– Отлично! – воскликнул мандарин. – Теперь мы знаем, что через наш порт проходят большие ценности, а не только провизия и ароматы. Интересно узнать, кто заказывал все эти украшения…

– Ну а ты продвинулся как-нибудь в деле о кораблекрушении?

– Трудно сказать. Есть одна странная вещь: рассказывая мне о тех арестантках, госпожа Аконит сказала, что у них была лихорадка, которую они подхватили, когда были в бегах. А вот портовый врач, осматривавший их перед посадкой на судно, утверждает, что видел на их теле какие-то желваки.

– Ну и что из того? Лихорадка, желваки – все равно они были больны.

– Да, но почему она это отрицает?

– Чтобы ее не обвинили в том, что ее подопечные содержатся в грязи, что тюрьма – рассадник вшей, а может, и чумы, – предположил ученый.

– Надо сказать, что это не единственное, чем меня заинтриговала эта молодая женщина. Вспомни, как я следил за Сю-Тунем до нашего с ним отъезда и дошел за ним до самого поселка бродяг. Той ночью я видел, как госпожа Аконит подала ему стакан вина, всыпав в него предварительно какой-то черный порошок. А что, если в этом безобидном факте кроется преступление?

– Ты хочешь сказать, что подозреваешь ее в отравлении Сю-Туня? Но зачем ей это было надо?

– Не знаю, но, возможно, их связывала какая-то тайна, о которой мы ничего не знаем…

Ученый с интересом наклонился вперед.

– Может, что-то плотское?

– Я этого не говорил! – проворчал мандарин.

– В любом случае госпожа Аконит – даоска, а потому должна быть против любого активного действия, в том числе и отравления. Эти паразиты на теле общества никогда не участвуют в политической жизни, проявляя прискорбную пассивность, – произнес ученый, следя за реакцией примерного конфуцианца.

– Все это так, но знай, что госпожа Аконит не входит в число этих прихлебателей. Она утверждает, что принадлежит к последователям Мо-цзы.

Глаза ученого сверкнули, и он присвистнул.

– Надо же как интересно! Это ей идет гораздо больше: я всегда думал, что такой тигрице бездействие должно быть не по нраву. Кроме того, она и по другим статьям отлично вписывается в учение Мо-цзы. Само имя Мо – не настоящее, а означает человека, имеющего позорную татуировку, которую делают некоторым осужденным, навсегда становящимся рабами. А разве наша красавица не присоединилась к бродягам из-за обвинения в убийстве своего господина и повелителя?

– Ладно, ладно, ее вина в смерти мужа никогда не была признана официально, – возразил мандарин. – Хотя твое замечание об имени Мо полнее справедливо, даже если она и сама избрала после суда судьбу добровольной изгнанницы.

– Мо-цзы… – как бы про себя задумчиво повторил ученый. – Странная фигура, мечтатель, защищавший мир с оружием в руках. Он хотел убедить правителей не посылать войска на завоевание маленьких беззащитных стран. Надо было обладать особым мужеством, чтобы выступать с таким предложением в Китае с его вечной страстью к завоеваниям.

Мандарин Тан перебил его, нетерпеливо прищелкнув языком:

– Главное в том, что Мо-цзы противостоял великому Конфуцию, хотя в молодости и был его учеником. Можно ли представить себе подобную неблагодарность?!

Зная, что ему не удастся убедить мандарина Тана в том, что противник Великого Учителя мог быть прав, Динь сменил тему разговора.

– Я должен был бы извиниться перед Сю-Тунем за то, что подозревал его в этой истории, – сказал он с виноватым видом. – Я все прикидывал, какой интерес он мог извлекать из оборота ценностей, и вот теперь он при смерти, и мне так жаль…

– Не печалься, мы его спасем, как только доктор Кабан найдет противоядие той отраве, что его убивает. Хорошо еще, что город, в котором жил тот китайский мандарин, находится у самой границы. Если я не ошибаюсь в расчетах, завтра утром мы будем там.

– Интересно, дорого будет сшить себе у китайцев костюм? – проговорил Динь. – Я слышал, что на юге Китая очень оригинальная мода, в том смысле, что они сочетают классический стиль с некоторыми варварскими тенденциями. Неплохо было бы пошить себе такую куртку, фиолетового шелка с воротником из леопардового меха, со складочками, вроде сиамского саронга, но при этом строгого покроя, как кимоно. Вот было бы шуму на официальных банкетах!

Ученый повернулся к мандарину, чтобы узнать его мнение, но тот, вытянувшись во весь рост, спал крепким сном.

– Нет, вы только поглядите на этих оборванцев! – воскликнул доктор Кабан, презрительно скривив рот, и показал подбородком на группу тащившихся по обочине нищих. – Они выглядят еще более отсталыми, чем наши крестьяне. Подумать только, и у этих китайцев хватило наглости напасть на нас, да еще и поработить!

– Да, годы рабства были тяжелы и унизительны, – согласился мандарин Тан. – Но не будем забывать, что бесчестие было смыто кровью в героических битвах, имена которых навеки вошли в историю.

– Батьданг, Лам Со, – подхватил ученый Динь. – Сестры Чунг,[12]12
  В 39 г. н. э. сестры Чунг Чак и Чунг Ньи встали во главе армии и освободили Вьетнам от 150-летнего китайского ига. В благодарность народ избрал их своими правительницами.


[Закрыть] Ли Бон,[13]13
  Ли Бон (около 510–548) – руководитель народно-освободительного восстания во Вьетнаме, основатель династии Ли Ранняя (544–603). В 544 г. объявил себя императором под именем Ли нам-де. С 545 г. вел войну за независимость страны с китайской династией Лян.


[Закрыть] Нго Кюйен и Ле Лой[14]14
  Ле Лой – вьетнамский национальный герой, предводитель партизанской войны против китайцев в 1418–1427 гг., провозгласил себя королем и заключил мир с династией Мин, признав сюзеренитет Китая (1431).


[Закрыть] обрели бессмертие в борьбе против китайских и монгольских завоевателей. Свобода досталась дорогой ценой.

– Да, наш народ был беден и плохо вооружен, однако ему удалось одержать верх над великаном благодаря хитрости и прекрасному знанию местности. Как говорит пословица? «Сильный берет силой, а слабый – хитростью». И пусть эти уроки послужат на пользу будущим поколениям! – сказал врач, гордо вскинув голову.

Так беседовали трое путников, перейдя границу. Пробираясь окольными путями (это стоило ученому Диню всего двух падений с лошади, врач же отделался легким испугом), они избежали встречи с китайскими пограничниками и теперь спокойно смешались с пестрой толпой торговцев и крестьян, направлявшихся в город. По правде говоря, они ничем не отличались бы от представителей местного населения, если бы не язык, которым они пользовались, чтобы свободно делиться своими впечатлениями.

– На самом деле китайцы, даже убрав из нашей страны свои войска, продолжают оказывать давление в торговле, – заметил ученый. – На юге все самые богатые купцы – китайцы по происхождению. Надо признать, что в этом они нас превосходят.

– Как вы можете так говорить, ученый Динь! – сварливым тоном возмутился доктор Кабан. – Эти ловкачи умудряются вывозить из страны материалы, которые и нам самим жизненно необходимы. За последние месяцы я с ног сбился, пытаясь отыскать кое-какие вещества, необходимые для моей профессиональной деятельности: плоды терминалии, желчь питонов, аурипигмент, кварц, гипс… Ни в одной лавчонке в городе – ничего! Бездельник аптекарь утверждает, что все это пользуется огромным спросом за границей, где люди готовы платить гораздо больше, чем местные докторишки. Но, послушайте меня, по-моему, нас просто опять поимели, как в старые добрые времена китайского владычества!

– Ну-ну, доктор Кабан, – вмешался мандарин. – Ведь, наверно, можно выйти из положения, заменив одни продукты на другие, вы просто не подумали об этом?

– Вы, конечно, имеете в виду земляных червей и помет летучих мышей? – язвительно поинтересовался врач. – Все, что служит укреплению и омоложению организма, отправляется в дальние края.

Ученый Динь, восседавший на своей кобыле в весьма рискованной позе, поддакнул:

– На этот раз я совершенно согласен с любезнейшим доктором: не далее как вчера вечером мы выяснили, что от нас уплывают даже ценные минералы.

При приближении к городу толпа стала заметно сгущаться. Хотя Южные ворота и были распахнуты настежь, проходя через них, людской поток становился плотнее и скорость его замедлялась. Кроме того, путники то и дело останавливались, привлеченные видом лотков, ломившихся от спелых фруктов и различных жареных вкусностей, и задерживали всеобщее движение.

– Похоже на собачатину на вертеле, – весело сказал доктор, указывая пальцем на костерок, над которым вился соблазнительный дымок. – Что бы там ни говорили об этих китайцах, в еде они знают толк.

– Да, этого у них никто не отнимет, – согласился мандарин Тан, для которого потрескивание поджаривающегося сала было сейчас сладчайшей музыкой.

Когда стражник потребовал у них назвать себя, они перечислили свои имена, однако своего звания мандарин не упомянул, сочтя это излишним для неофициального визита. Услышав почтительные нотки в голосе служителя, который по их выговору узнал в них образованных людей, они дружно порадовались своему китайскому произношению.

– Вы не знаете, где находится дом престарелого мандарина, что принимал у себя недавно французского монаха? – спросил мандарин Тан.

– Да, господин, – уважительно ответил стражник, – я знаю резиденцию мандарина Чженя. Это большой дом в конце аллеи, усаженной софорами. Вы сразу заметите его.

Так трое путников вошли в город, который показался им знакомым. Они шли мимо лавок с одеждой, притягивавших восторженные взгляды ученого Диня, мимо аптек, возбуждавших интерес доктора Кабана, мимо множества харчевен, в каждую из которых мандарин Тан хотел незамедлительно войти.

– А что это тут сгорело недавно? – поинтересовался ученый, указывая на черный от сажи остов уничтоженной пламенем лавки, внутри которой не осталось ничего, кроме обуглившихся обломков мебели да груды пепла.

– Здесь трудился мастер By, что занимался гаданием по земле, пока его мастерская не была несколько дней назад уничтожена взрывом, – ответил какой-то прохожий.

– Ох уж эти гадатели! – язвительно проговорил доктор Кабан. – Вечно кичатся тем, что могут указать, в каком месте построить храм, а в каком возвести мавзолей, при этом сами не умеют приготовить простейшего блюда!

Пробираясь сквозь толпу, путники добрались наконец до длинной аллеи, усаженной софорами. В конце ее они увидели большую постройку под тройной крышей, окруженную стеной из поливных кирпичей.

– Сю-Туня в Китае явно принимали лучше, чем у нас, – признал судья, резиденции которого было далеко до роскоши этого здания. – Теперь я понимаю, почему он ни разу не согласился разделить с нами трапезу!

Стоявший у входа в дом страж в парадной ливрее обратил к ним бесстрастное, как холодный мрамор, лицо.

– Мы – официальные лица, прибыли с Юга, – объявил мандарин. – Проведите нас к управляющему!

Степенно вышагивая, страж провел их по недавно выметенной лестнице, украшенной карликовыми деревцами в кадках. Поднявшись наверх, он подал знак своему собрату, столь же немногословному, как и он сам, который проводил их внутрь дома. Внутренний двор окружала галерея, опиравшаяся на лаковые столбы и уставленная горшками с орхидеями и водяными ирисами. Динь отметил про себя, что жалованье престарелого мандарина на юге Китая намного превосходило, по-видимому, доходы юного судьи с севера Дай-Вьета. Ни слова не говоря, страж раскрыл перед ними дверь, впуская их внутрь, и скрылся.

Оглядевшись по сторонам, ученый отдал должное изяществу архитектуры: колонны из экзотических пород дерева поддерживали высокий потолок, по всему периметру которого проходила кайма из резных цветов. Геометрический рисунок выложенного плитками пола создавал впечатление бесконечности и увеличивал и без того просторный вестибюль, в котором они очутились.

– Вы – управляющий? – вежливо спросил мандарин Тан старца в синей одежде, который подошел к ним, шаркая ногами.

Тот покачал головой, увенчанной копной непокорных волос, странно вьющихся и рыжих, словно опаленных огнем. Искрящиеся глаза имели какое-то отсутствующее выражение, ибо над ними не было бровей. Он приветствовал гостей широкой белозубой улыбкой.

– Ни в коем случае, господин! Я – мастер By, днем занимаюсь гаданием по земле, а ночью – алхимией!

– А мы только что проходили в городе мимо вашей сгоревшей лавки, – весело перебил его доктор Кабан. – Впечатляющие развалины, вот уж пожар так пожар!

Старик принужденно рассмеялся и нетерпеливо махнул рукой.

– В книгах было написано, что с селитрой надо обращаться осторожно, а я во время опытов, должно быть, превысил дозу, и – ба-бах! – все взлетело на воздух! Меня отбросило назад, пламя лишь опалило мои волосы и начисто сожрало брови. Впрочем, это и есть прелести алхимии! – философски заключил он. – Но что же привело вас сюда, почтенные странники?

Мандарин Тан кашлянул и заговорил торжественным тоном:

– Мы из Дай-Вьета, и привели нас сюда трагические события. Один наш друг, французский монах по имени Сю-Тунь, пребывает в настоящий момент между жизнью и смертью, пав жертвой смертельного яда, природу которого мы и пытаемся определить, чтобы найти противоядие. Выяснилось, что наш гость несколько лет провел в этом городе, пользуясь гостеприимством мандарина Чженя.

– Ах, Сю-Тунь! – с воодушевлением воскликнул гадатель. – Я прекрасно помню этого молодого человека с рыжими волосами. Так, значит, он при смерти… Досадно, досадно… Будучи на службе у мандарина, я часто встречался с ним здесь.

– Мы слышали, будто мандарин Чжень тоже страдал каким-то странным недугом. Возможно ли, что и он был подвержен воздействию того же ядовитого вещества? Доктор Кабан, которого я имею честь представить вам, готов попытаться определить это, если нам будет позволено эксгумировать и обследовать тело.

Любезнейший мастер By покачал головой и потер руки.

– Нет никакой необходимости эксгумировать тело!

– Как?! – вскричал ученый Динь, которому становилось не по себе при мысли о вскрытии. – Разве мандарин Чжень не умер?

Не давая прямого ответа на вопрос, гадатель засеменил по коридору.

– Следуйте за мной, господа! Я отведу вас к мандарину Чженю.

Пораженные путешественники поспешили за ним.

– Только не говорите, что вы втравили меня в это опасное предприятие, для того чтобы выпить чаю и полакомиться засахаренным имбирем у здравствующего и полного сил китайского мандарина! – проворчал Динь.

– Неужели коллеги ввели меня в заблуждение? – возмущался доктор Кабан, начиная уже обдумывать план мщения. – Но ведь они убеждали меня в том, что это очень интересный случай! Ну, если они посмеялись над прославленным доктором Кабаном, им несдобровать!

Мандарин Тан шел молча. А что, если и правда они зря проделали такой путь, а в это время Сю-Тунь там, далеко, доживает последние часы?

Коридор привел их к внушительной двери, на которой из кусочков перламутра были выложены небесные сцены, изображающие сонмы богов, отдыхающих на облаках благовоний. Господин By раскрыл обе створки и широким жестом пригласил их войти.

Задернутые шторы не пропускали дневного света, но путешественникам понадобилось всего несколько мгновений, чтобы глаза их привыкли к сиянию сотен свечей, расставленных на эбеновой мебели и полках тикового дерева. В кресле с высокой спинкой спиной к ним сидел человек, положив руку на подлокотник.

Мандарин переглянулся со своими спутниками, пребывавшими в такой же растерянности, как и он, и обошел кресло. То, что он увидел, заставило его остолбенеть от ужаса.

Мутные глаза сидевшего перед ним человека глядели вдаль угасшим взглядом, от которого кровь стыла в жилах. Седые волосы, уложенные в высокую прическу, выглядели ломкими и пыльными, а сквозь приоткрытые неестественно красные губы виднелись желтые, словно слоновая кость, зубы. Сведенные мускулы лица позволяли, однако, угадать печать светскости, которой когда-то были отмечены его черты. Пальцы лежавшей на подлокотнике руки были разведены, и с близкого расстояния хорошо были видны изогнутые, острые ногти, придававшие ей сходство с птичьей лапой. Тело старца, скрытое официальным нарядом, шитым золотыми нитями и богато украшенным драгоценными каменьями, выглядело крепким, хотя и чуть осевшим. Однако главным, от чего лоб мандарина покрылся капельками пота, была кожа старика: коричневая, почти черная, какая-то ломкая на передней части и по бокам шеи, она лоснилась, будто лакированная.

При виде этого зрелища ученый Динь отпрянул и отвернулся, тогда как доктор Кабан с плотоядной радостью бросился к телу, обнажив в знак крайнего удовольствия белые клыки.

– Потрясающе! – воскликнул он, кружась вокруг кресла. – Смею заметить, мандарин Чжень пребывает в отличном состоянии!

Он в восхищении покачал головой и послал лучезарную улыбку гадателю, который столь же радостно на нее ответил.

– И запаха никакого нет, что крайне ценно! – продолжал он. – Подойдите, подойдите, ученый Динь, не бойтесь – мандарин Чжень не причинит вам беспокойства, уверяю вас!

– Но, гм… если я правильно уловил, мандарин все же мертв, – осторожно произнес ученый, предпочитавший, несмотря на приглашение врача, все же держаться на расстоянии. – Тогда почему же он не лежит в гробу?

– Вы совершенно правы, но, как видите, наш хозяин находится в безупречной сохранности. Вы только взгляните на эту гордую посадку головы, на приветливые черты лица! Кожа просто невероятно гладкая, – заметил доктор Кабан, нежно гладя руку старого мандарина.

Гадатель, в восторге от произведенного эффекта, добавил:

– Наш мандарин Чжень таков, каким был в последний день своей жизни: все его внутренности и органы на месте.

Мандарин Тан, до сих пор не проронивший ни слова, кашлянул.

– Мой досточтимый забальзамированный коллега выглядит не таким уж больным. А я думал, что он был отравлен…

Указательный палец гадателя взлетел в воздух, и он живо уточнил:

– Да будет известно моему господину, что мы его не бальзамировали.

– Ах вот как? – спросил крайне заинтригованный доктор Кабан. – Как же удалось сохранить его в столь восхитительном состоянии? Нет уж, дайте-ка я сам посмотрю!

Господин By отошел в сторону, уступая место врачу. Тот сразу принялся кружить вокруг неподвижного тела, на мгновение задержался на шее, тщательно ощупав ее, а затем с удивительным для его чудовищной тучности изяществом опустился на колени. На глазах у изумленных судьи и Диня он начал снимать с ног старого мандарина расшитые жемчугом туфли. Ступня с темными, как дерево, пальцами была усыпана язвочками с запекшимися краями. Довольный собой, врач приподнял шелковую штанину и обнажил голень, на которой виднелись такие же изъязвления. С заговорщическим видом он поднялся с пола, послав понимающий взгляд господину By, который энергично кивал в знак одобрения его действий. Тогда восхитительно точным движением врач схватил тело старого мандарина в охапку и принялся задирать его парчовое одеяние.

– И до каких пор вы намерены раздевать усопшего мандарина Чженя? – пробормотал ученый Динь, которому уже невмоготу было смотреть на это вяленое мясо.

– Я уже почти закончил, – ответил тот, обнажая потемневшую спину, испещренную глубокими ранами – точно такими, какие они видели на коже Сю-Туня.

– Это же те же симптомы! – воскликнул мандарин Тан, вновь обретая надежду. – Как вы думаете, у него и во рту есть те же самые язвочки?

– Справедливый вопрос, в самом деле! – откликнулся врач, пользуясь случаем, чтобы продолжить осмотр.

Он решил во что бы то ни стало разжать губы старца, что было не так-то просто сделать, учитывая окоченевшие челюсти. Тяжело пыхтя и обливаясь потом, огромный доктор Кабан как следует уперся ногами в пол, чтобы получше подступиться к делу. В конце концов его усилия увенчались успехом, и нижняя челюсть подалась со зловещим хрустом, не на шутку обеспокоившим гадателя.

– Осторожно, доктор Кабан! Не забывайте, что мы здесь почитаем мумий!

– Не бойтесь, господин By, я сделаю все, как было. Подойдите сюда, ученый Динь! Видите эти язвочки вдоль десен? Если угодно, можете потрогать пальцем. Афты просто огромные, вся поверхность рта ими усыпана, и притом они в отличном состоянии, уверяю вас.

Отводя взгляд, Динь возразил:

– Я верю вам на слово, дорогой доктор. Честно признаться, я не такой уж любитель желваков и язв.

– Так каково же ваше заключение? – нетерпеливо спросил мандарин Тан.

По-прежнему заговорщически поглядывая на гадателя, тоже ожидавшего его ответа, доктор напустил на себя таинственный вид.

– Исходя из наличия изъязвлений на спине и во рту, я пришел к выводу, что наш монах и мандарин Чжень страдали одним и тем же недугом. Впрочем, многие яды могут вызывать подобные симптомы, и у меня до сих пор не было достаточно данных для определения искомого вещества. Однако, благодаря осмотру тела нашего досточтимого хозяина, я узнал главное.

Тут врач остановился и начал рыться в недрах своих бездонных карманов. Через несколько мгновений, показавшихся мандарину Тану вечностью, он извлек оттуда квадратный кусок льняной ткани и промокнул свой влажный лоб. Затем, пригладив пальцем брови в форме усиков бабочки, он спокойно продолжил:

– Недостающий признак заключается в идеальной сохранности тела старого мандарина. Есть единственное вещество, препятствующее разложению плоти после смерти, единственное вещество, порождающее столь глубокие поражения на коже живого человека. Из этого я делаю вывод, что этим ядом является…

Он опять заговорщически подмигнул гадателю и закончил фразу:

– …мышьяк!

Господин By, расплывшись в улыбке, громко захлопал в ладоши.

– Браво! Вот мудрое рассуждение и абсолютно верный вывод! Мандарин Чжень сохранился благодаря действию мышьяка.

Пораженный мандарин Тан потребовал разъяснений.

– Простите, я не улавливаю чего-то: по вашим словам, вы видите в таком употреблении мышьяка нечто совершенно очевидное. Но разве речь здесь идет не об отравлении?

– Вы правы, мой господин. Однако все это следует рассматривать в общем контексте.

И, встав рядом с мумией мандарина, гадатель принялся излагать факты, сопутствовавшие его кончине:

– Мандарин Чжень был чрезвычайно ученым человеком и очень увлекался историей Древнего Китая. И вот однажды, изучая эту эпоху, он натолкнулся на упоминание какого-то снадобья, которое было названо «черным порошком мастера Ху» и которое служило якобы мощным средством от множества болезней. Со временем формула «черного порошка мастера Ху» претерпела изменения и кроме веществ растительного происхождения стала включать пять минералов: так появился на свет «порошок холодной еды». Он состоял в основном из минеральных веществ и вскоре стал считаться эликсиром долголетия, так как под воздействием воды и огня эти элементы, в обычное время инертные, начинали оказывать противодействие веществам, разрушающим тело.

– Коль скоро речь зашла о поисках бессмертия, мы имеем дело с даосским учением, не так ли? – спросил ученый.

– Совершенно верно, – согласился гадатель. – Эти минералы позволяли тому, кто их принимал, превратиться в существо света, сообщая ему тем самым вечную жизнь. В те времена порошок пользовался огромным успехом, потому что все это соответствовало веяниям времени. Вспомните конец правления династии Хань, около тысячи четырехсот лет тому назад…

– Это был период упадка, во время которого страну раздирали междоусобные войны, что было на руку вырождающейся императорской власти, – продолжил за него мандарин Тан, который так же любил рассуждать об истории древнего Китая, как и расхаживать по комнате. – После этого наступил период военной диктатуры, вызвавший возмущения в образованных кругах, представители которых принялись подрывать традиции посредством поэзии и литературы.

Тут в разговор вступил ученый Динь, чья острая память пробудилась окончательно:

– Ван Би,[15]15
  Ван Би (226–249) – китайский философ, один из родоначальников сюань сюэ – «учения о таинственном», синтезирующего конфуцианство и даосизм.


[Закрыть] ранний гений и талантливый толкователь «Книги перемен»,[16]16
  «Книга перемен» («И цзин», Чжоу И [«(Книга) перемен (династии) Чжоу»]) – наиболее авторитетная книга канонической и философской китайской литературы (1-я пол. 1 тыс. до н. э.), использовавшаяся в гадательной практике.


[Закрыть] «Семь мудрецов бамбукового леса», общество, члены которого – поэты, музыканты, философы и вольнодумцы – отличались особой эксцентричностью взглядов…

– Точно так! – подтвердил господин By. – Все эти личности, противостоявшие официальной власти, употребляли пресловутый «порошок холодной еды» в неумеренных количествах. Восхищение перед этими гигантами прошлого и заставило мандарина Чженя самого попробовать снадобье.

Доктор Кабан, который слушал это историческое отступление вполуха, стараясь вправить челюсть престарелого мандарина, решительно не желавшую вставать на место, вступил в разговор:

– И каков же был состав этого порошка?

– Я к этому и веду. Основу составляют пять минералов – флюорит, кварц, сталактит, красная глина и сера. К ним добавляется мышьяк, делающий снадобье особо ядовитым. Готовится все очень просто: вещества толкутся в порошок и размешиваются в спиртосодержащем подогретом напитке. Для усиления действия снадобья предписывается быстрая ходьба, сопровождающаяся энергичным размахиванием руками.

Удивленный названием снадобья, ученый Динь поинтересовался:

– А почему это снадобье, происходящее от «черного порошка мастера Ху», называется «порошком холодной еды»?

– Потому что попадание всех этих веществ в организм вызывает страшный жар, с которым пытаются бороться при помощи холодной еды и омовений ледяной водой.

Мандарин вздрогнул: он вспомнил о странном поведении и жестах иезуита – упорный отказ от горячей пищи, купание в ледяной реке, тазик с водой у него дома, прогулки в бешеном темпе и облизывание сталактитов там, в пещере. Так, значит, Сю-Тунь тоже принимал это ужасное снадобье! Однако кое-что было ему еще не понятно.

– Я допускаю, что престарелый мандарин стремился продлить себе жизнь, но мне трудно представить себе, что это же заботило и нашего монаха. Если ему и уготована вечная жизнь, он получит ее иным способом, нежели принимая какое-то снадобье.

Не выпуская из рук непокорной челюсти мандарина Чженя, доктор Кабан позволил себе замечание:

– У даосов все рецепты долголетия имеют побочное действие: они стимулируют половое влечение.

– Сомневаюсь, что мы сможем объяснить этим поведение Сю-Туня, – возразил мандарин, в то время как Динь усмехнулся уголком рта.

Но на это гадатель лихорадочно замахал указательным пальцем.

– Если я правильно запомнил, это средство обладает еще одним свойством: регулярный прием порошка влечет за собой феноменальное раскрытие духовных сил, так сказать духовное просветление. Возможно, это могло бы объяснить интерес вашего друга к порошку.

Мандарин Тан вздохнул с облегчением, обратив на гадателя полный благодарности взгляд.

– А вот это гораздо более правдоподобный мотив! И правда, насколько я его знаю, его привлекает все, что позволяет духу освободиться от оков разума и устремиться вперед. Я очень хорошо представляю себе, как он принимает «порошок холодной еды», чтобы попытаться расширить свой горизонт, увлекаемый духовными поисками или стремлением к обретению нового внутреннего опыта.

– Нет ли тут очевидного несоответствия? – перебил его Динь. – Снадобье, обещающее вечную жизнь, в конце концов убивает того, кто его принимает.

– Но в этом парадоксе и заключается главная привлекательность порошка. Не забывайте о полном противоречий историческом контексте. Так же и это двойственное средство предполагает действие воды и огня, сочетает в себе укрепляющее действие с крайней токсичностью. Тем не менее оно действительно вызывает зависимость, требуя постоянного приема, что в конце концов приводит к смерти. Начав принимать это вещество, человек, ослепленный вызываемыми им яркими видениями, стремится переживать их вновь и вновь, идя на все ради этого, отсюда и постоянное увеличение доз и частоты приема. К несчастью, эти яркие видения сопровождаются такими симптомами, как потеря сна, беспокойство, страх, которые могут повлечь за собой желание убить себя.

– Именно это и произошло с нашим другом! – воскликнул мандарин Тан во власти сильнейшего возбуждения.

– Только этим и можно объяснить тот факт, что монах покусился на собственную жизнь, – заметил Динь.

На что доктор Кабан, зажав голову мандарина Чженя под мышкой, мрачно возразил:

– Однако наш досточтимый хозяин, кажется, не пытался сам сократить свои дни.

Господин By поспешил подтвердить слова врача.

– Вы правы. Мандарин Чжень скончался после необратимого удара. У него остановилось дыхание, челюсти свело судорогой, и он упал замертво. Однако тело его оставалось теплым, а кожа сохраняла нормальный вид. Несколько дней спустя он отправился к Желтым Источникам.

– А почему бы его не похоронить? – спросил ученый.

– Мандарину Чженю были известны сохраняющие свойства мышьяка: в те времена, когда «порошок холодной еды» был в моде, многие из принимавших его погибли от отравления, и окружающие не могли не отметить поразительной сохранности их тел. Мышьяк как бы вызывал в организме губительный жар, убивавший всякую плесень и гниль, способствовавшую разложению трупа. Однако тело мумифицируется наилучшим образом лишь в том случае, если в конце жизни человек, принимающий порошок, придерживается строгой диеты. Наш мандарин Чжень избегал любых злаков, питаясь одними каштанами да сосновой корой. От этого он стремительно похудел. И это очень хорошо: чем меньше жира в теле, тем тверже будет мумия и тем слабее будет запах. Мандарин взял с меня обещание, что в случае, если век его окажется короче задуманного, я придам ему естественную позу; так будет казаться, будто он живет вечно. После того как он умер, я высушил его тело над огнем и как бы прокоптил его с благовониями. Кроме того, он желал, чтобы через год после его кончины я воздвиг в его честь небольшую пагоду. Этим я и занимался, когда явились вы.

Тут гадатель почесал затылок с явно озабоченным видом.

– Да, я как раз вспомнил, что мне надо срочно сделать запасной магнит, потому что мой инструментарий погиб в огне, а нового я еще не успел себе раздобыть.

Мандарин Тан позволил себе высказать последнее пожелание:

– Глубокоуважаемый господин гадатель, не позволите ли вы понаблюдать за вашими действиями? Все, что связано с магнетизмом, в высшей степени меня интересует.