Текст книги "Тайны русской веры. От язычества к империи."
Автор книги: Сергей Перевезенцев
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)
Одним из самых ярких эмоциональных откликов на бедствия, постигшие Россию в Смутное время, стал «Плач о пленении и конечном разорении Московского государства». По мнению современных исследователей, текст «Плача» был создан летом – осенью 1612 года в одном из провинциальных городов, скорее всего в Казани. Автор «Плача» остался неизвестен.
По своему характеру «Плач» напоминает произведения XIII–XIV вв., в которых древнерусские книжники пытались понять причины «гибели Руси» во время татаро-монгольского нашествия. Более всего отдельные фрагменты «Плача» близки к «Слову о погибели Русской земли», ибо в зачине «Плача» его неизвестный автор воспевает настоящую похвальную песнь России и ее красоте.
Однако в этом отношении автор «Плача» идет намного дальше автора «Слова о погибели Русской земли». И основная причина в том, что, по глубочайшему убеждению автора «Плача», к началу XVII столетия Россия стала истинным богоизбранным государством. Поэтому эпитеты и понятия, которые в «Плаче» применяются к характеристике России, связаны не столько с описанием ее красоты, сколько служат подтверждением ее богоизбранности. Россия называется «преславной», «ясносияющей», «превеликой», «превысокой». «Многие годы создававшееся» Российское государство – это «столп благочестия» и «богонасажденный виноградник», оно исполнено «христианской святой верою» и сияет «как солнце на тверди небесной», блеском своим уподобляясь янтарю. «Высота и слава великой России» настолько возвысилась над всем миром, что стала страшна «басурманам, германцам и прочим народам». А русский народ объявляется единственным истинным «народом христианским».
Особо подчеркивается значение Москвы как богоизбранного города. Столица России, Москва – это «высокоименитый и преславно царствующий град», «самой земли око», «вселенной светлость». Именно здесь в Успенском соборе хранится Владимирская икона Божией Матери, и потому Москва является единственным в мире городом, находящимся под покровительством Богородицы – «Пречистой Владычицы нашей град и наследие». И Покров Божией Матери, распростертый над Москвою, неоднократно спасал столицу России от многоразличных напастей. В итоге же автор «Плача» именует Москву «дщерью Нового Сиона», как бы развивая тот ряд идеалов-образов, которые возникли в России в XVI веке, углубляя их ветхозаветные аналогии.
Стоит напомнить, что сами понятия «Сион», «Израиль», «Иерусалим» восходят к библейской символике. Так, «Новый Иерусалим», согласно Откровению Иоанна Богослова, – это святой город, «новый, сходящий от Бога с неба», символ чистоты и правды, «ибо сила Божия осветила его» и «спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою» (Откр. 21:2, 23–24). «Израилем» в Библии называется избранный Господом народ.
Столь же глубок и образ «Сиона», святой горы в Иерусалиме, в Библии трактуется как «вышний Иерусалим» (Евр. 12:22), как символ присутствия и благословения Божиего (Пс. 128:5; 132:13; Ис. 8:18; 24:23; Евр. 12:22; Откр. 14:1). Следовательно, Москва, называемая «Новым Сионом», в данном случае воспринимается как избранный Богом город, таким же, как древний Иерусалим. Образ «дщери (дочери) Сиона» также восходит к Библии – к книге пророка Иеремии (6:2,23; 13:21 и др.). Этот образ используется пророком Иеремией как символ неверной дочери, нарушившей законы, установленные Господом-Отцом. Поэтому Господь грозит неверной «дочери Сиона» многочисленными карами за ее грехи.
Таким образом, Москва, как «дщерь Нового Сиона», – это богоизбранный город, который забыл о Господе и погряз в грехах. Использование этого образа давало возможность автору «Плача» оплакать греховность Москвы с одновременным подчеркиванием идеи ее богоизбранности.
Как видно, текст «Плача» показывает, что идея особой богоизбранной судьбы России, выраженная ранее в учениях «Москва – Новый Иерусалим», Россия как «Третий Рим» и других, к началу XVII столетия стала не только общепринятой, но и основной линией во всех религиозно-философских построениях русских мыслителей этого периода. А ветхозаветная символика, уподобление России ветхозаветному Израилю приобрели самое широкое распространение в сознании людей и в религиозно-философской мысли рубежа XVI–XVII вв.
Признавая богоизбранность России, автор «Плача» испытывает тем большее потрясение оттого, «сколь быстро» Российское государство «поддалось разорению и всеядным огнем погублено было!». Ведь это означает, что кары и наказания на Россию могли быть посланы лишь Самим Господом. Причем наказания Божии столь велики, что даже «единственная спасительница и всегдашняя охранительница» России, Богородица, «нас оставила». Следовательно, идея «гибели Руси», вроде бы уже ушедшая в прошлое, вновь становится главным поводом для религиозно-философских размышлений.
Ответы на многочисленные риторические вопросы, которые ставит автор «Плача», вполне традиционны – «грехов ради наших разлился превеликий Божий гнев». Однако автор «Плача» не останавливается на простой констатации данного факта, а дает развернутую характеристику этих грехов, как бы показывая страшную картину морального несовершенства, воцарившегося на Руси. По его мнению, бедствия, постигшие Россию, содеялись Промыслом Божиим «за неправды, и за гордыню, и за вымогательство, и за коварство, и за прочие злые дела». Чуть ниже картина греховности дополняется: «…Правда в людях оскудела и воцарилась неправда, и всяческая злоба, и ненависть, и безмерное пьянство, и блуд, и ненасытное стяжательство, и ненависть к братьям своим умножилась, ибо оскудела доброта и обнажилась злоба, и покрылись мы ложью».
В данном случае автор «Плача» неслучайно употребляет понятие «мы» – «и покрылись мы ложью». Дело в том, что столь глобальные потрясения могли быть вызваны лишь глобальной же греховностью всего русского общества. Идея глобального, всеобщего греха – одна из главных идей «Плача». В тексте этого произведения говорится: «От великих знатных людей, от премудрых и до простолюдинов, – и короче говоря, – от главы и до ног все неисцелимыми струпьями опоясались, и Содома и Гоморры, и прочими бесовскими бесчисленными язвами покрылись». Именно за всеобщие грехи явился на Русь «предтеча богоборного Антихриста», «сын тьмы», «родич погибели» – Лжедмитрий I, с появлением которого и связывают начало собственно Смутного времени.
Однако автор «Плача», рассуждая о том, «отчего пала превысокая Россия и разрушился столь крепкий столп», указывает и на конкретных виновников. Ими оказываются русские цари, причем все цари без исключения. Этим тезисом об особой виновности всех русских царей «Плач» значительно отличается от других сочинений, в которых анализировались причины Смуты. Ведь в данном случае виновным оказывается и царь Федор Иванович, который обычно как раз исключался из списка виновных, ибо прославлялся как «добродетельный» правитель.
Само появление подобного тезиса вполне объяснимо. Именно цари считались на Руси истинными Помазанниками Божиими, которым русский народ доверил и управление собой, и созидание «столпа благочестия» «превеликой» России. Следовательно, цари несут личную ответственность за «разрушение» столь «крепкого столпа». Поэтому-то автор «Плача» и считает возможным возвести на русских царей многочисленные обвинения.
Тезис об особой виновности всех русских царей – это новое явление в истории русской религиозно-философской мысли, свидетельствующий об определенном кризисе устоявшихся, традиционных представлений о роли государя в русском обществе. Понятие «царя» в той или иной степени стало утрачивать свою сакральность, свое религиозно-мистическое значение. Во всяком случае, Смутное время, с его безвластием и засильем многообразных самозванцев, серьезно потрясло представления русских людей о царях как Помазанниках Божиих.
Однако автор «Плача», рисуя ужасные картины «разорения» России, не впадает в абсолютный исторический пессимизм. По его твердому убеждению, Господь не отвернулся от своего избранного народа, а послал России испытание для того, чтобы русские люди очистились от грехов, вернулись к истинной вере и тем самым заслужили бы вечное спасение в «Небесном Иерусалиме»: «…Удилами и уздою, то есть скорбями и бедами, испытывает нас, чтобы стали мы детьми света и жителями небесного Иерусалима и насладились бесконечной будущей жизнью и небесными благами».
Поэтому автор «Плача» стремится показать и пути выхода, пути спасения гибнущего государства. Так на страницах «Плача» возникает яркий образ патриарха Гермогена – «непоколебимый же столп благочестия, предивный радетель христианской веры, крепкий твердый алмаз, человеколюбивый отец, премудрый священноначальник». Именно устами патриарха Гермогена произносятся слова, которые и указывают путь спасения России – всенародное покаяние: «…Со слезами и с рыданием всенародно, с женами и детьми, прибегнуть к неотсекаемой надежде, ко всемилостивому в Троице славимому Богу и просить милости и щедрот у прещедрой его десницы, до одарит вас разумом благим, чтобы получили пользу душам своим, а царствующему граду и окрестным городам принесли успокоение, а не мятеж».
А в качестве примера истинно-православного поведения, который порождает надежду в сердце автора «Плача», он указывает на героическую оборону Смоленска, жители которого «решились лучше в мученических страданиях умереть», нежели изменить православной вере. Следовательно, сохранились на Руси еще люди, способные своим мученическим подвигом искупить всеобщие грехи и тем самым указать пример другим. Этих-то других автор «Плача» и призывает принять «страх Божий в сердца свои» и всеобщим покаянием испросить Божией милости.
«Плач о пленении и о конечном разорении Московского государства» был услышан в России и получил самое широкое, общерусское распространение. В 1620-е годы он читался по церквам во время ежегодной праздничной службы Казанской иконе Божией Матери. Позднее «Плач» включался в различные рукописные сборники, посвященные Смутному времени.
Сочинение под названием «Временник по седмой тысящи от сотворения света во осмой в первые лета», или более кратко «Временник», долгое время считалось принадлежащим перу дьяка Ивана Тимофеева. Однако современный исследователь В. И. Корецкий установил, что Тимофеев – это отчество дьяка, а настоящая его фамилия – Семенов. Следовательно, полное имя автора «Временника» – Иван Тимофеевич Семенов или Иван Тимофеев сын Семенов (по прозвищу Кол) (ок.1555–1631). Однако исторически в литературе уже сложилось использование имени Ивана Тимофеева, поэтому и в данном случае мы будем пользоваться этим именем.
Иван Тимофеев был крупным политическим и государственным деятелем конца XVI – начала XVII века, уже в 1598–1599 гг. занимая 17-е место среди приказных дьяков. Он принимал самое активное участие во всех политических перипетиях этого периода. С 1606 по 1617 год Иван Тимофеев по распоряжению разных московских правительств находился на службе в Новгороде, где пережил шведскую оккупацию. Впоследствии Тимофеев исполнял разные службы в Астрахани, Ярославле, Нижнем Новгороде, Москве. Умер он в начале марта 1631 года.
Уже среди современников Иван Тимофеев почитался как «книгочтец и временных книг писец». И тем не менее «Временник» – это единственное известное нам сочинение Ивана Тимофеева. По мнению современных исследователей, «Временник» первоначально писался в виде отдельных набросков и статей. Работа над текстом началась еще в конце XVI века, продолжалась во время Смуты. Значительная часть сочинения была написана в Новгороде в «шведском плену». Работа же над завершением текста продолжалась вплоть до смерти Тимофеева, однако так и не была завершена. Именно поэтому общая композиция «Временика» сложна и непоследовательна, а язык очень труден.
Впрочем, сам Тимофеев не стремился создать некое последовательное историческое описание событий конца XVI – начала XVII века, ибо Тимофеев больше размышляет, чем рассказывает о случившемся. Главная тема всего повествования – размышления потрясенного событиями Смуты автора над причинами «разорения» России.
Само по себе потрясение, которое испытал Иван Тимофеев, вполне понятно. Он был уверен в особом, Богом данном, предназначении России, верил в то, что Россия будет вечно и неколебимо стоять под небесами. И недаром в разных местах своей книги он пишет, что Россия – это «как бы другой Рим», это «часть вселенной под небом», воплотившая в себе «все благочестие» мира. Следовательно, «разорение» «другого Рима» (иными словами – «Третьего Рима») могло свершиться только по воле Божией. Саму же Россию Тимофеев уже в заглавии вступительной главы именует «Новым Израилем», позднее это именование повторяется еще несколько раз. Вообще, «Временник» полностью проникнут апокалиптикой, ожиданием конца света и связанными с этими идеями ветхозаветными аналогиями. Даже само название – «по седмой тысящи от сотворения света во осмой в первые лета» – свидетельствует, что Смута, по мнению Ивана Тимофеева, является доказательством истинности давнего убеждения: восьмая тысяча от сотворения мира – это время воцарения Антихриста.
Поэтому религиозно-мистическая основа «разорения» Ивану Тимофееву ясна – Россия наказана Господом «за грехи наши». Самому понятию греха Тимофеев придает всеобъемлющее значение, ибо виновно все русское общество: «Все от младенца до старцев согрешили»; «Ибо согрешили все от головы до ног, от великих до малых, т. е. от святителя и царя, от иноков и святых».
Только подобная всеобщая виновность всего русского народа перед Господом и могла стать, по убеждению Тимофеева, причиной глобальных бедствий. И недаром он пишет: «Не чужие нашей земли разорители, а мы сами ее погубители».
Главный же грех конечно же заключается в том, что русские люди в «безумной гордости» своей утеряли страх Божий и уклонились от заданного Господом пути: «Ради этого на нас, как знающих Его волю и не исполняющих ее, прежде всех народов пало гневное определение Божие, и Он наказаниями, как рулем, обращает нас к Себе от уклонения с пути Его».
Однако Тимофеев не останавливается лишь на утверждении всеобщего морального несовершенства и нравственного оскудения русского народа. В отличие от других мыслителей Смутного времени, он стремится определить степень виновности различных слоев русского общества. Таким образом, Тимофеев переносит акцент из моральной сферы в область социальных отношений.
Простой народ, перестав бояться Бога, утерял, по мнению Тимофеева, основу всякого благоустроенного общества – истинное «самопослушание». Забыв о «страхе Божием», народ стал бояться только своих властителей, оказывая им честь, «едва не равную Богу». Однако подобное «самопослушание» властителям, т. е. таким же людям, противно Богу. Ведь столь «самопослушный» народ подобно «рыбам безгласным» развращает властителей, поскольку своим «бессловесным молчанием» оправдывает всяческий произвол. И на протяжении всего своего сочинения Иван Тимофеев многократно подчеркивает более чем пагубную роль «бессловесного молчания» народа в различных конкретных исторических событиях Смуты.
В свою очередь, властители, привыкшие к безусловной покорности народа и тоже забывшие страх Божий, начали произвольно менять древние порядки, установления, добрые обычаи. Забыв о нуждах государства и народа, они преследовали только собственные интересы. И тем самым все больше теряли авторитет в глазах своих подданных. В итоге же все общество утеряло «между собой общий любовный союз» и впало в «разногласия и небратолюбивое расхождение»: «Все у всех начало совершаться против установленных прежними царями законов; малые стали одолевать великих, юные старых, бесчестные – честных и рабы – своих владык».
Подобная ситуация, которую Тимофеев рассматривает как социальную причину «разорения», привела к тому, что во всем русском обществе «загорелся огонь соблазна самовластия» – «во всем поступать по своему безумному хотению». Как сторонник истинного, древнего «самопослушания» Тимофеев резко осуждает «самовластие», особенно когда этому соблазну оказывается подвержен простой народ. Ведь в этом случае «лишенная разума чернь», задумавшая «управляться сама собой», «уподобляется скоту» и ввергает государство в еще более страшную пучину бедствий.
В своих рассуждениях Тимофеев старается определить и конкретных виновников «разорения». Отсюда возникает еще одна сквозная тема всего «Временника» – роль личности в истории. И недаром Тимофеева интересует изображение сложности, противоречивости, изменчивости человеческого характера, а его сочинение превращается в собрание характеристик деятелей времен Смуты. При этом автор сознательно избегает характеристик однотонных, старается дать многомерные портреты различных людей, найти истинные мотивы людских поступков, взвешивая на весах справедливости доброе и злое в душах своих героев.
Вполне понятно, что наибольшее внимание Тимофеев уделяет личностям «властителей» – русским царям, которые являются ведущими участниками русской истории и, следовательно, несут особую ответственность за совершенные деяния. Начало трагедии русского общества, по мнению Тимофеева, положил Иван Грозный, поведение которого во времена опричнины Тимофеев осмысливает как ужасную игру людьми – «тако Божиими людьми играя». Разлад в обществе несколько утих при Федоре Ивановиче, отличавшемся благочестивостью и добродетельностью. Однако, как пишет Тимофеев, «хотя державный Федор, благочестиво и пресветло над нами царствующий, богател своими добродетелями, но не мог, при случившихся несчастиях, один покрыть своим избытком нашу скудость и недостаток в добрых делах».
И Ивана Грозного и Федора Ивановича Тимофеев не подвергает жесткому осуждению. Причина в том, что он считает их «законными», т. е. истинными богоданными государями, получившими престол по праву наследия. Зато после смерти Федора Ивановича, когда династия Рюриковичей пресеклась, на престоле один за другим оказываются властители незаконные. Эти государи вознеслись к власти исключительно благодаря «бессловесному молчанию» народа, да и сами, даже будучи боярами, оставались «рабами»: «Начали возводить на верх царства рабов – людей из среды бояр».
Главную персональную вину за все последующие события Тимофеев возлагает на Бориса Годунова – первого, кто беззаконно захватил царский престол. Поэтому, отмечая многие достоинства этого правителя, автор «Временника» в то же время гневно осуждает Бориса за гордость, жестокость, коварство, непомерное властолюбие. Еще при Федоре Ивановиче Борис Годунов запятнал себя многими богомерзкими поступками, и особенно – убийством царевича Димитрия. Множились недостойные деяния Бориса и во время его царствования. Все это в итоге привело к окончательному разложению русского общества и рождению Смуты. И как бы подчеркивая то, что Борис Годунов не был достоин царского звания, Тимофеев дает ему уничижительную характеристику – «рабоцарь».
Размышляя над причинами бедствий, постигших Российское государство, Иван Тимофеев, естественно, пытается определить и пути выхода из сложившейся ситуации. А выход один – познать грехи, покаяться в них и возвратить утерянное: веру, единомыслие, общественное согласие, древние обычаи общественного устройства. Как пишет Тимофеев: «До тех пор, пока не совокупимся в братской любви, как достойно быть по Писанию, – враги наши и далее не перестанут вредить нам и одолевать нас».
Впрочем, сам Тимофеев, находящийся под впечатлением Смуты, высказывает серьезные сомнения в возможности нового объединения всего русского общества: «Наша неспособность к совместному объединению… и доныне во всем нашем народе не допускает твердого и доброго содружества, потому что мы поражены страхом перед неблагонадежными». Даже выборы «всем миром» нового царя Михаила Федоровича Романова, которого сам Тимофеев всячески превозносит, не снимают его сомнений. Он уже не верит в способность всеобщего «большого собрания» русского народа найти всех устраивающее решение: «Такое собрание у нас из-за страха невозможно».
Однако в то же время Иван Тимофеев понимает и другое – иного пути кроме объединения нет. Поэтому он и заканчивает свое повествование призывом к единению, в очередной раз предупреждая своих читателей: «Если же окажется иное, то мы уже не живем, а являемся безответными ответчиками в будущем за всеобщую погибель земли».
Подводя итоги, необходимо сказать, что «Временник» Ивана Тимофеева стал одним из немногих литературно-философских произведений периода Смутного времени, в котором столь глубоко и последовательно были осмыслены важнейшие причины «разорения» Русской земли. Выдвигая на первый план, в полном соответствии с традицией, причины религиозно-мистического характера, Тимофеев в то же время оказался способен внести в свое сочинение определенную долю исторического прагматизма. Этот исторический прагматизм проявился прежде всего в том, что Тимофеев стремился осмыслить поступки людей как причины тех или иных исторических событий.
