Текст книги "Архитектор душ (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Александр Вольт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 13

Я закрыл за Корнеем дверь и прислонился к ней спиной, выдыхая. Напряжение медленно отпускало. Войдя в дом, я прошел по коридору и остановился у двери в одну из гостевых комнат. Оттуда не доносилось ни звука. Я постучал костяшками пальцев по дереву, надеясь, что они в этой.

– Все обошлось, – сказал я негромко. – Можно выходить.

Дверь открылась почти сразу. Первой вышла Лидия, за ней Алиса. На их лицах читалась смесь облегчения и настороженного любопытства.

– Что ему было нужно? – спросила Лидия без предисловий.

– Неформальная встреча, – ответил я, направляясь к лестнице. Они последовали за мной. – Хотел узнать, какой информацией я обладаю, чтобы в дальнейшем иметь рычаги влияния на полицию во время следствия по делу эльфийки. Стандартные игры.

Я не знал, поверили они или нет, но другого, более правдоподобного объяснения у меня не было. Я заведомо отступил на шаг, чтобы барышни не почуяли от меня запах алкоголя и не стали задавать еще больше вопросов.

– Про нас ничего не спрашивал? – переспросила Алиса.

– Спрашивал, – сказал я, хмуря брови. – И именно поэтому завтра я оформлю вас официально у себя в службе.

– Чего? – удивилась Лидия, а затем, замешкавшись на секунду, добавила: – Плевать, делай что хочешь. Но тебе следует знать, что даже несмотря на то, что у меня не самые лучшие отношения с моим отцом и я ушла из отчего дома, как только он узнает куда я устроилась работать… будут проблемы.

Я посмотрел на нее, почесав заросшую щеку.

– Вот когда узнает, тогда и будем об этом говорить. Сейчас есть другие более важные проблемы. И, в конце концов, ты взрослая девочка и вольна поступать независимо от решения папеньки. Разве нет?

– Ты не знаешь моего отца, Громов.

– Будет прелестный повод познакомиться, – ответил я, разворачиваясь.

Лидия лишь тяжело вздохнула.

Мы прошли в холл, где девушки только собрались сесть в кресла, как я взглянул на часы. Дело уже шло к вечеру. Желудок снова начинал напоминать о себе. И поскольку ехать в магазин мне откровенно лень, придется снова навестить нашего друга Торбина.

– Дамы, – огласил я. – Собирайтесь.

– Куда-а-а? – устало, почти капризно протянула Алиса, не поднимая головы – она уже успела удобно расположиться возле потухшего камина.

– Судя по твоему голосу, есть ты не хочешь, – сказал я с легкой издевательской интонацией. У девушки на лице тут же сменилось несколько эмоций: сначала промелькнуло возмущение моей наглостью, но затем его вытеснили живой интерес и предвкушение. Желание поесть явно преобладало над всеми остальными чувствами. – Лидия? – обратился я ко второй девушке.

– Как будто у меня есть выбор, – ответила она мне таким тоном, словно я насильно ее кормил каждые полчаса.

– Выбор есть всегда. Ты можешь просто походить вокруг таверны, можешь даже побегать или постоять в сторонке, любуясь вечерними огнями порта, – пожал я плечами. – Но тогда не порти ни мне, ни Алисе аппетит.

– Я уже говорила, что ты мерзок? – сказала она, поднимаясь со стула с тяжелым вздохом.

– Навскидку раз сто, – парировал я, ожидая их у двери.

Снаружи нас встретил теплый, бархатный южный вечер. В сгустившихся августовских сумерках на улицах уже зажглись фонари, бросая на брусчатку мягкие золотистые пятна. Воздух был наполнен ароматами цветов и соли, а откуда-то из порта доносились далекие, протяжные гудки кораблей, добавляя этой картине умиротворяющей романтики. Дорога заняла примерно полчаса.

Когда мы подошли к таверне Торбина, из ее окон уже лился теплый желтый свет, а изнутри доносился гул голосов, смех и обрывки музыки. Вечер был в самом разгаре.

Едва я толкнул тяжелую дубовую дверь, как нас окутал спертый воздух. Пахло жареным мясом, пролитым элем, мокрой одеждой и дешевым табаком. В углу, на небольшом возвышении, сидел изможденного вида лабух и терзал старое пианино, извлекая из него бравурную и очень бодрую мелодию.

За столами сидели шумные компании: докеры, матросы с только что пришвартовавшихся судов, какие-то темные личности, которых можно было встретить только в портовых кабаках. Группа моряков, сбившись в кучу, горланила похабную песню про старого кока и морского бога, которые что-то не поделили.

Пока мы искали столик, я краем уха слушал, о чем же, все-таки, они пели:

'Что ты, склизкий замухрышка,

кипятишься на меня?

или мало золотишка

я кидал в твои моря?

хоть не те уж нынче силы,

но я все еще могу

твою тушу тухлой рыбы,

сделать дублинским рагу!

отвечай мне четко, чинно

(пусть я даже жутко пьян!)

разве жители пучины,

мало гадят в океян?'

Лидия, войдя внутрь, поморщилась, словно ей в лицо плеснули помоями. Она старалась держаться с привычной ей аристократичной величественностью, но ее брезгливость была видна невооруженным глазом.

Причем утром я за ней такого не замечал. Наверное, ей не нравился местный контингент, но меня это волновало мало. Обычный паб. Почти идентичный тем, что были в моем мире.

Алиса же, к моему удивлению, чувствовала и вела себя здесь куда вольготнее.

Я заметил, как она, слушая песню моряков, едва заметно улыбнулась и даже начала тихонько подпевать себе под нос, отбивая такт ногой. Лидия, заметив это, покосилась на нее словно на помешанную.

Мы с трудом нашли один-единственный свободный столик в дальнем, самом темном углу. Усадив своих спутниц, я направился к стойке, протискиваясь сквозь плотную толпу.

Торбин, увидев меня, широко улыбнулся.

– Виктор! Снова ты! Какими судьбами?

– Лень всеобъемлющая, Торбин, – я широко улыбнулся. – Нам нужен ужин. На троих. Что-нибудь горячее и сытное. И бокал пенного.

Торбин удивленно вскинул свои густые брови.

– На троих? С дамами? – он покосился в сторону моего столика. – Да ты, я смотрю, не теряешь времени даром. Неужто банк ограбил, а, коронер?

Я рассмеялся.

– Ничего подобного не совершал. По крайней мере в этой жизни, – пошутил я, на что Торбин тоже рассмеялся, но тут же умолк, потому что перевел взгляд на возникший шум.

– Отвали от нее, козел

Голос Алисы, резкий и яростный, пронзил шум паба. Она рявкнула так громко, что даже лабух промазал пальцами по клавишам, отчего пианино издало фальшивый аккорд. Разговоры за соседними столами стихли.

Я резко обернулся и застал удивительную сцену: какой-то здоровенный, бородатый моряк, очевидно, из той самой компании, что распевала песни, бесцеремонно подсел к нашему столу. Он придвинул свой стул вплотную к Лидии и, совершенно не стесняясь, обнял ее за плечи своей ручищей, прижимая к проспиртованному немытому телу. Лидия сидела как каменное изваяние, ее лицо позеленело от смеси ужаса и отвращения.

Алиса же стояла, уперевшись руками в стол и перегнувшись через круглую столешницу, готовая в любой момент вцепиться этому мужлану в глотку.

– Виктор, прошу… – тихо сказал Торбин, заметив, что я весь напрягся. – Давай без кровопролития.

Я удивленно поднял брови, но ничего не ответил. Интересная реакция. Неужели такое уже бывало с предыдущим владельцем тела? Я, естественно, ничего такого делать не намеревался, но и подобного отношения к женщинам терпеть не мог.

Да, у нас не задалось с первой секунду моего перерождения. Да, они меня всего раздражали своими взбрыками, как дикие лошади. Но при всем при этом я считал, что такое поведение недостойно нормального мужчины.

Ничего не ответив, я поднялся с высокого барного стула и пошел к нашему столу. В повисшей тишине шаги моей обуви раздавались неприлично громко.

– Да ладна те, цаца, че ты мнешься, как целка-невидимка? Напялила шмотки красивые и считаешь, што примадонна сразу? – прижимал ее к себе моряк.

– Я сказала, – прошипела Алиса, – руки убрал. Или ты не знаешь, кто я такая?

Моряк повернулся к ней и одарил осоловелым от пива взглядом.

– Как низнать-та, – еле проворочал он языком. – Рыжая шмонька Бенуа. О-о-о, кстати, а как там твой папка, а? Ах, да, тощьна, он же почил во бозе! – и он рассмеялся таким отвратительным булькающим смехом, что меня чуть от злости не вывернуло наизнанку.

Я увидел, как на глазах Алисы блеснули слезы, а лицо снова исказилось той яростной гримасой, которую я видел у себя в доме. Она кинулась на моряка через стол. Очень необдуманное решение с ее стороны.

Рука моряка так и застыла в воздухе, готовая ударить девушку наотмашь, я успел перехватить его за запястье. Липкое, почти сальное запястье.

Я не был брезгливым человеком. Работая судмедэкспертом, очень быстро привыкаешь ко многому. Именно поэтому я без стеснения сжал его кисть во всю силу, что была в руках этого тела.

А было ее, на удивление, достаточно.

И, благо, этого же времени хватило, чтобы Лидия выскользнула из его лапищ и успела оттянуть Алису назад.

– Э?.. – удивленно повернулся ко мне моряк. – Ты ещь кто таков?

– Коронер Громов, – сказал я спокойно, глядя на него сверху вниз.

– Впервые слышу, – сказал он как-то брезгливо. – Ты рук-то мью а-апусти, – он дернул ею, пытаясь высвободиться. – А не то, глядишь, чевой сломаю ненароком

Я наклонился к нему так низко, чтобы он слышал только меня. Запах дешевого пива и перегара с немытым телом тут же ударил в нос.

– Я не понял, ты мне сейчас угрожаешь? – спросил я ледяным тоном. По своей прошлой жизни я знал, что с таким отребьем можно разговаривать только на их языке. Гопники были во всех мирах, судя по всему, как и быдлячья манера общения. И внутри я понимал, что аристократичность в такой ситуации откладывается на дальнюю полку и забывается до лучших времен. – Что-то мне подсказывает, что ты берега попутал, морячок.

Он встал так резко, что я едва успел увернуться, чтобы он не схватил меня второй рукой за шиворот, но запястье его не отпустил.

– Э, народ, тут ко мне какой-то тип мутный пристал, – обратился он к своим через мое плечо.

Да, он был крупнее меня в плечах, но рост позволял мне все равно смотреть на каждого свысока. Да и взгляд у меня был очень тяжелый. А если при этом я смотрел, чуть наклонив голову и поджав губы – выдержать вряд ли мог каждый. Уверен, что этим приемом Громов часто пользовался в своей практике. Чистая психология.

Я услышал шорохи и шаги за спиной.

– Еще шаг, – рявкнул я, не оборачиваясь, – и вы все окажетесь либо в каталажке за нападение на представителя короны, либо у инквизиторов в подвалах для дознания!

Мой голос прогремел как выстрел в закрытом помещении. Кажется, до кого-то из его сослуживцев стало доходить, кто я такой, ну либо кто-то шепнул на ушко. Человек, которого в этом городе недолюбливали и боялись. Либо не боялись, но ненавидели и считались из-за положения.

– А ты, – я поднял голову и вперился взглядом в матроса, – сейчас же извинишься перед девушками за свое поведение, – я крепче впился пальцами в его запястье.

– Да нихрена я не буду делать! – гаркнул он мне в ответ так, что слюна полетела из его рта.

Я ощутил волну гнева и ненависти. Ощутил такую кипяще-бурлящую злобу внутри себя, что голова на мгновение пошла кругом, а мир стал слегка расплываться.

Секунду… это что, психея?

Она светилась в центре грудной клетки под солнечным сплетением у матроса прямо за его толстым брюхом.

– Я считаю до трех, – сказал я, глядя на руку мужчины и на то место, где мои пальцы держали его запястье. Я видел психею. Стоит мне немного сместить руку, и я искажу его душу. – Раз, – сказал я. Мой голос звучал отдаленно, но при этом рокотал, словно в пустом тоннеле.

Он не послушал и попытался дернуться. Дальше тянуть смысла не было. Я сжал пальцы, дотянувшись до нитей его психеи и фактически передавил ее.

Крик, который перешел в истошный вопль, мгновенно заполнил таверну, и мир вокруг меня снова обрел форму. Я понял только то, что новообретенный дар, способность, проклятье, магия – не знаю, что это, сыграл мне на руку.

Матрос орал так, словно я сломал ему руку. Он упал на колени, слезы и сопли перепачкали ему лицо, а глазные яблоки покраснели.

– Я предупреждал, – сказал я, ощущая металлический привкус во рту, словно после долгого и надсадного кашля. Голова стала чугунной и тяжелой, а мир стал слегка плыть перед глазами. Но не так, как от взора, когда я могу видеть психею, а наоборот, когда понимаешь, что вот-вот потеряешь сознание. – А теперь живо извинился перед девушками.

– Ты мне руку сломал!!! – проревел матрос. – Руу-у-ук-у-уу, – он поднял изувеченную кисть, держа второй рукой за предплечье.

– Нет, – отрезал я. – Просто передавил тебе артерию, кровоснабжение остановилось, и ты испытал невероятную боль.

Я врал. Врал нагло и беспринципно. Я понятия не имею, что могло случиться с его рукой после такого сильного вмешательства в его психею. Мой прошлый опыт показал, что я одним касанием пальца к своей психее вызвал онемение и тупую ноющую боль. А что могло случиться, если бы я сжал нить всеми пятью пальцами?

Не исключаю, что физическая оболочка могла пострадать: сломаться кость, порваться мышечная ткань или сразу возникнуть внутренний некроз. Это же магия. Могло буквально случиться что угодно. И то, что я не знал последствий своих действий, пугало не меньше происходящей ситуации.

Позади раздался шорох. Видимо, кто-то из его дружков, самый смелый или самый пьяный, решил все же сдвинуться с места.

– Сзади! – крикнула Алиса.

Я среагировал инстинктивно. Тело двигалось быстрее, чем я успевал думать. Ловким, отточенным движением, которое, должно быть, принадлежало Громову, я выхватил из-за пояса маленький револьвер и, развернувшись, наставил его на несмышленого матроса. Тот как раз ухватился за пустую бутылку из-под рома и явно собирался не просто мне ее показать, а познакомить с ней мою затылочную кость как можно ближе.

– Куда это ты собрался? – спросил я у него таким тоном, словно только что не потерял половину энергии на один нехитрый финт с психеей. Головокружение мешало сфокусироваться, но ствол пистолета смотрел прямо ему в переносицу.

– Гыы… гы-гыы… – осклабился он ртом, в котором недоставало половины зубов, и медленно поднял руки в примирительном жесте, роняя бутылку.

– АААА!!!

Крик раздался не сзади, а чуть справа-сбоку. Тот самый моряк, что ревел от боли в руке, с яростью обезумевшего быка ринулся на меня. Он не пытался ударить. Он просто сбил меня с ног как таран.

Мир перевернулся во мгновение ока. Грянул выстрел. Мой палец рефлекторно нажал на спусковую скобу, и маленькая пуля, ни в кого не попав, с визгом ушла в потолок, выбив щепки.

В таверне поднялся вой. Паника. Женщины завизжали, мужчины, опрокидывая столы и стулья, бросились к выходу. Кто-то заорал: «Стреляют!».

Я рухнул на грязный, липкий пол, и здоровяк тут же навалился на меня сверху всем весом. В нем было явно за сотню килограммов потной и разъяренной плоти. Воздух вышибло из легких. Он не обращал внимания на свою поврежденную руку, действуя на чистом адреналине. Матрос здоровой рукой, которая напоминала стальной капкан, вцепился мне в горло и принялся душить, рыча от ярости.

Его лицо было прямо перед моим – красное, искаженное, слюна брызгает во все стороны. Я пытался сбросить его, упирался ногами, но он был слишком тяжел. Перед глазами поплыли темные пятна. Я хрипел, царапая его руку, но хватка лишь усиливалась.

Я услышал треск дерева. Это Алиса, не раздумывая, схватила стул и со всей силы опустила его на спину моряка. Но тот лишь глухо крякнул, не ослабив хватки. Стул с тоскливым хрустом бесполезно развалился на куски.

Кислорода не хватало. Сознание начало уплывать. Мир сужался до темного тоннеля, и на самом его краю, там, где гасло сознание, я вдруг увидел его. Не физическое тело, а то, что было внутри. Психею. Она не была похожа на тонкие, упорядоченные нити. Это был мутный, багрово-красный сгусток, нить которого тянулась к основанию его черепа.

Моя рука, что до этого пыталась дотянуться до его глаза, сама, повинуясь новому инстинкту, изменила траекторию. Пальцы потянулись не к плоти, а к этому свету. Я вцепился в невидимое, но осязаемое, и с последним усилием дернул.

Моряк не просто закричал. Его тело выгнулось дугой, а истошный вопль был полон не столько боли, сколько неврологического шока. Хватка на моем горле мгновенно разжалась.

Этого мгновения хватило. Я судорожно, словно утопающий, вдохнул и, собрав все силы, нанес короткий, но точный удар в челюсть. Голова здоровяка мотнулась в сторону, и он мешком повалился набок, отключаясь.

Я едва успел перевернуться, пытаясь встать, как услышал топот. Один из его дружков, тот, с беззубой ухмылкой, с ревом кинулся на меня.

Но добежать он не успел. Краем глаза я заметил коренастую фигуру. Это был Торбин. Он неторопливо вышел из-за стойки, держа в руках огромное двуствольное ружье, больше похожее на маленькую пушку, и без лишних слов навел оба ствола прямо в грудь несущемуся на меня матросу.

– Вон, – сказал дварф.

Его голос был тихим, почти спокойным, но в нем звенело столько безжалостного железа, что несущийся на меня матрос замер на полпути. Он медленно опустил руки и поднял их, показывая, что безоружен.

Торбин, не опуская ружья, перевел взгляд на того, кто лежал рядом со мной без сознания.

– И его забери, – все так же тихо приказал он.

Беззубый матрос, бросив на меня полный ненависти взгляд, подошел к своему товарищу. Он с трудом растолкал его, приводя в чувство. Здоровяк застонал, открыл мутные глаза, и его дружок помог ему подняться на ноги.

– Вон. Из. Моей. Таверны, – повторил Торбин, не отводя ружья. – И чтобы я вас здесь больше никогда не видел.

– Ты за это ответишь, – буркнул беззубый, закидывая руку покалеченного товарища себе на плечо.

Не говоря больше ни слова, он потащил грузное тело к выходу, расталкивая последних зевак. Их дружки уже давно испарились.

Я сидел на полу, кашляя и хватая ртом воздух. Голова гудела, горло горело адским пламенем. Алиса и Лидия стояли в стороне чуть ли не в обнимку. В их глазах я впервые увидел не ненависть, а неподдельный страх. Страх за меня. Или, может, за себя? Кто знает, что бы случилось, умри я прямо здесь? Может, наша связь утянет их следом за мной.

Торбин опустил ружье и протянул мне свою огромную, как лопата, руку.

– Я же просил, Виктор. Без кровопролития.

Я схватился за его мозолистую руку и поднялся. Со стороны это выглядело комично. Полутораметровый коренастый дварф, который помогает подняться почти двухметровой шпале.

– А где ты, кха!.. – я закашлялся от накатившего спазма. – Где ты видишь кровь?

Дварф шмыгнул носом, скептически осматривая помещение, после чего положил двустволку себе на плечо.

– И то верно. Но стул вы мне оплатите, – сказал он, после чего поднял голову, глядя на зияющую в потолке дырку. – И отделочные работы тоже.

– Все оплачу, Торбин, – сказал я сипящим голосом, после чего уселся на стул. – Так что, можем мы поужинать? – спросил я у дварфа, улыбнувшись самой кривой и ироничной из всех возможных улыбок.

Он покачал головой, но не смог сдержать усмешку.

– Сейчас принесу.

* * *

Когда у ворот прозекторской появились инквизиторы, Лидия почувствовала, как железный обруч сжал ее сердце. Она была уверена, что сейчас мастер Корнелиус посмотрит на нее своим пронзительным взглядом, увидит ее душу, увидит ту силу, что связывает их, и все закончится.

Весь ее план мести обратится в ничто. Она стояла в тени здания, как им велел Громов, и старалась не дышать, хоть они с Алисой и были на безопасном, но предельном для их связи расстоянии.

И когда фургон Инквизиции скрылся за поворотом, забрав с собой лишь тело эльфийки, облегчение, которое она испытала, было почти болезненным. Но оно тут же сменилось новой волной недоумения.

Поведение Громова было за гранью ее понимания. Он не лебезил и не старался подмазаться. Он вел себя с Инквизицией на равных. То есть так, как и должно было бы быть в нормальной жизни. Это был не тот сломленный и опустившийся человек, за которым она наблюдала последние месяцы.

Лидия не понимала его. Громов купил им платья, дал воды, приготовил ужин, а теперь оберегал от Инквизиции. Зачем?

Если это была попытка задобрить, то она выглядела нелепо. Купить их лояльность? Ради чего? Он и так держал их на коротком поводке проклятия. Эта бессмысленная доброта пугала ее больше, чем откровенная жестокость. А его слова про провалы в памяти? Или тот ритуал действительно повредил его рассудок?

Затем в дом к Громову пожаловал Мастер Корнелиус с личным визитом. Они с Алисой сидели тихо в комнате и не высовывались, хотя желание подкрасться и послушать, о чем говорят эти двое, было велико.

Соблазн выйти и припасть ухом к щели между дверной рамой и створкой, был огромным, но страх быть застигнутой врасплох и последующий вероятный переезд в подвал к экзекутору с ссылкой пугал куда сильнее.

Поход в таверну стал для нее пыткой. Запах дешевого алкоголя, пота и горелого жира вызывал тошноту. Шум, грубые крики, похабные песни – все это было чуждо и отвратительно. Она сидела за липким столом, стараясь сохранять невозмутимый вид, хотя и давалось ей это с трудом.

Лидия не заметила, когда здоровенный моряк оказался рядом. Девушка осознала его присутствие в момент, когда он обратился к ней. Его вонь, сальные шутки, его тяжелая рука на ее плече – все это вызвало волну омерзения и абсолютной беспомощности. Она застыла, не в силах пошевелиться. Как бы не звучала такая мысль пафосно, но она была готова к смерти, но не к такому унижению.

Лидия не ожидала, что Громов вмешается. Когда он подошел к их столу, спокойный, глядя на моряка сверху-вниз, Лидия впервые за все это время почувствовала укол облегчения. На одно короткое мгновение она увидела в нем не своего мучителя, а защитника.

И она тут же мысленно отругала себя за эту постыдную слабость. Это все еще Громов. Подонок, разрушивший ее жизнь. Именно он привел ее в это гадкое место. А значит, он и виноват в том, что с ней случилось. То, что он ее выручил, ничего не меняет. Это лишь еще одна его манипуляция.

Но где-то внутри была и вторая мысль: ты же сама зашла в этот паб. Он же сам предложил тебе пройтись по округе, если не хочешь заходить. Но ты пошла, не так ли?

Драка началась слишком внезапно, и выбила Лидию из колеи. Выстрел, паника, крики. Она видела, как Громов упал, как здоровяк навалился на него и начал душить. И в этот момент ее охватила паника, но уже другого рода.

Ее мысли заметались. «Вот и все, – пронеслось в голове. – Сейчас он его убьет, и все закончится». Но эта мысль не принесла облегчения. Следом за ней пришел пробравший до костей ужас.

А вдруг не закончится? А вдруг эта магическая связь утянет их души следом за ним? Вдруг они умрут прямо здесь, на грязном полу этого вонючего кабака?

«Нужно помочь ему!»

Эта мысль была такой отчетливой, что Лидия замерла. Помочь Громову? Но как? Чем? ЗАЧЕМ⁈

Ее стилет остался в доме. Она безоружна. Лидия беспомощно смотрела, как багровеет лицо Громова, как он хрипит, как совершенно не помог удар Алисы стулом по спине. Казалось, все кончено. Но потом что-то изменилось. В глазах почти потерявшего сознание Громова появилась пугающая концентрация. Его рука, до этого беспомощно царапавшая руку матроса, двинулась с какой-то странной целеустремленностью.

Раздался не просто крик боли, а выворачивающий душу вопль. Здоровяк выгнулся, его хватка на горле Громова разжалась, и тот, жадно глотнув воздуха, добил его коротким ударом. Не успела Лидия осознать произошедшее, как второй матрос кинулся на Громова.

Именно тогда вмешался дварф. Лидия выдохнула так шумно, что Алиса обернулась на нее. Опасность миновала. Громов жив.

А потом они сидели за столом в опустевшей таверне и ели жареное мясо с картофелем как ни в чем не бывало. Громов о чем-то негромко говорил с Торбином, который присел к ним за стол тоже поужинать. Они что-то живо обсуждали и периодически смеялись, но Лидия их не слушала.

Она не слушала, потому что не могла понять одну очень важную вещь. Почему ей, Лидии Морозовой, на одно страшное мгновение стало так невыносимо страшно за жизнь Виктора Громова? Почему он стал ее защищать? И что, во имя всех святых, он сделал с тем моряком?

В этом не было смысла. И от этого было еще страшнее.