Текст книги "Архитектор душ (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Александр Вольт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Архитектор душ

Глава 1

– Подними руки! – донесся до меня срывающийся женский голос.

Раздался раскатистый оглушающий гул, словно кто-то изо всей силы ударил в огромный церковный колокол. И вместе с болью нахлынули воспоминания. Чужие.

…Парадный вход огромного столичного особняка. Ледяной дождь хлещет по лицу, но холоднее дождя взгляд отца. Его лицо перекошено от злости. Возле ног брошенные на пол саквояжи, а отец, ткнув пальцем, выкрикивает приговор: «Ты – позор рода Громовых. Вон. Чтобы духу твоего здесь не было». Тяжелая дубовая дверь захлопнулась, отрезая от прошлой жизни.

…Бесконечный стук железных колес. Душное купе поезда, несущегося из столицы на юг. Почти неделя пути. Не путешествие – ссылка. Прямо в Крым, в захолустье, подальше от глаз в вечную опалу.

…Пыльный кабинет, запах старых бумаг и казенной краски. В руках официальный бланк с гербовой печатью времен Российской Империи. Приказ о назначении на должность. Виктор Громов. Коронеръ.

Воспоминания оборвались, оставив после себя лишь горечь унижения и тупую головную боль. Я лежал на чем-то твердом и холодном, и гул в ушах постепенно сменялся осознанием реальности.

Коронер… Российская Империя… это что, галлюцинации? Коронер вроде проводит дознание и устанавливает причину смерти насколько я знал. Но раз Российская Империя откуда здесь западная система дознания… Да и вообще какая к черту Российская Империя, если она рухнула в семнадцатом году двадцатого века?

Где я?..

– Я сказала подними руки, чтобы я их видела!

Пронзительный крик заставил меня с трудом разлепить веки. Все плыло. Темные пятна расползались перед глазами. Мутило.

Собрав остатки сил, я попытался сесть. Руки предательски подкашивались, не желая поддерживать тело. Наконец, оперевшись на локти, мне удалось принять сидячее положение и собрать расфокусированные глаза в кучу.

Я сидел на полу в центре грубо начерченного мелом круга. Линии были кривыми, а символы внутри – бессмысленными каракулями, пародией на оккультные знаки из дешевых голливудских фильмов.

Помещение, в котором я очутился, напоминало заброшенную кладовку. Низкий потолок, облупившиеся стены, несколько ящиков под пыльным брезентом.

А в нескольких метрах от меня, за пределами круга, стояла девушка. Похоже, это она кричала. Лет девятнадцать. Огненно-рыжие волосы, сейчас спутанные и растрепанные. Бледное веснушчатое лицо было искажено гримасой, в которой смешались лютая ненависть и страх. На ней была простая фланелевая рубашка и джинсы явно не по размеру.

Она целилась в меня из небольшого, почти игрушечного на вид револьвера, но в ее дрожащей руке он выглядел смертоноснее любой пушки.

Сердце при виде оружия ухнуло и застучало стократ быстрее. Кто она? Что ей от меня нужно? Почему она целится в меня?

– Опусти оружие, – прохрипел я и тут же осекся.

Даже сквозь непрекращающийся звон в голове я понял, что голос принадлежит не мне. Он был ниже, с какой-то неприятной хрипотцой, словно его владелец много и часто курил. Не мой голос.

Ледяной комок страха шевельнулся где-то в желудке, на мгновение перебив тошноту. Это не галлюцинация. Слишком правдоподобно, чтобы быть неправдой. Запахи вокруг, холодная твердость пола. Все настоящее.

Я поднял глаза на девушку и попытался сконцентрироваться на ней. Лицо показалось незнакомым на первый взгляд, но стоило мне на мгновение выхватить четко ее образ, как голову тут же пронзила острая боль.

Картинка вспыхнула перед внутренним взором. Дорогой кабинет, обшитый темным дубом. Я сижу в массивном кожаном кресле, а передо мной, переминаясь с ноги на ногу, стоит грузный седой мужчина с лицом, изборожденным морщинами. Он озадачен и опечален.

Он умоляет, говорит о своей пристани, о рабочих, о чести… А я лишь презрительно усмехаюсь, лениво перебирая долговые расписки, каждая из которых скреплены сургучной печатью. А за его спиной в тени дверного проема стоит она. Эта самая рыжая девчонка. Алиса Бенуа вместе с отцом Савелием. В воспоминаниях она моложе на пару лет, но с той же самой ненавистью в зеленых глазах.

– Господин Громов… Коронер, прошу вас…

Видение тут же исчезло.

Я убрал руки от лица. Ничего не понимаю. Последнее, что помню – как закончил очередной отчет на работе, насчет которого мне за день до этого на почту приходило анонимное письмо с угрозой и требованием подделать результаты. Я отмахнулся, потому что это было не в первый раз. Сдал отчет и вышел на парковку.

Мокрый асфальт, перекресток. С правой стороны с моей машиной поравнялся черный седан. Посигналил. Я повернул голову и увидел в открытых окнах прорези балаклав. Помню, подумал, о том, что надо бы срочно дернуть ручку водительской двери и выкатиться, но вспышка с хлопком была быстрее.

Выходит… я умер, что ли? И что теперь, вижу причудливые предсмертные галлюцинации?

– Что… что ты тут делаешь? – прохрипел я.

Мой вопрос, кажется, стал последней каплей. Ее самообладание, похоже, державшееся на тонкой ниточке, лопнуло.

– Что я здесь делаю⁈ – взвизгнула она, делая нерешительный шаг вперед. Револьвер в ее руке качнулся. – Ты смеешь спрашивать, что я здесь делаю, Громов⁈ Ты, мерзавец! Чудовище!

Громов. Она назвала меня Громовым. Фамилия из воспоминаний, которые я видел только что, перед тем как открыть глаза.

– Ты отнял у нас все! – продолжала она кричать. В ее голосе появились слезы ярости и бессилия. – Нашу пристань, дело всей жизни моего отца! Ты загнал его в долги своими махинациями, шантажом из-за несчастных случаев! Он поверил тебе, этому твоему столичному лоску, твоим пустым обещаниям! А ты пустил его по миру, оставив ни с чем!

Она задыхалась от слов, ее грудь тяжело вздымалась.

– Он не вынес этого и повесился на балке в пустом ангаре! Ты знаешь, каково это – перерезать веревку, на которой болтается твой собственный отец⁈ Знаешь⁈ – ее голос сорвался на хриплый шепот, а затем снова взлетел до крика. – Я пришла сюда, чтобы ты ответил за все! Чтобы отправить тебя в ад вслед за ним! Я…

Она запнулась, услышав то же, что и я – тихий стон откуда-то справа. Я скосил глаза и только сейчас заметил еще одно тело, что находилось в полуметре от меня прямо на черте меловой границы, смазав линию.

Девушка. Она с явным непониманием повернула голову в нашу сторону. Ее темные глаза открылись.

Она была полной противоположностью рыжей фурии. Черные волосы, выбившись из прически, темным ореолом лежали на грязном полу. Бледное лицо с тонкими правильными чертами.

На ней было простое, но явно дорогое платье-футляр темно-синего цвета, которое сейчас было измято и испачкано меловой пылью. Элегантность и качество ткани резко контрастировали с общей обстановкой.

Затем ее взгляд сфокусировался сначала на рыжей девушке с револьвером, потом на мне, сидящем в центре ритуального круга.

И я увидел, как ее лицо меняется. Недоумение сменилось узнаванием, а затем… затем было ледяное пронзающее презрение.

Она медленно, с видимым усилием села, поправляя растрепавшиеся волосы и с инстинктивной аккуратностью одергивая подол платья – жест, который в этой ситуации выглядел чудовищно неуместно.

Две женщины смотрели друг на друга с немым вопросом, а потом их взгляды снова сошлись на мне.

– Если ты собираешься его убить, то сначала встань в очередь. Я первая сюда пришла, – процедила она сквозь зубы.

Честно говоря, все это казалось каким-то дурным сном. Единственное, абсолютно абсурдное, но подходящее объяснение было таковым: сейчас я – Виктор Громов. Не Алексей Воробьев, судмедэксперт, которого в прошлой жизни, судя по всему, все же убили. А Виктор Громов. Опальный сын, изгнанный из родных стен к черту на кулички, из столицы далеко на юг.

Я посмотрел на вторую девушку. И снова головная боль.

Мозг, не спрашивая разрешения, снова взорвался чужим воспоминанием.

Все тот же кабинет с дубовыми панелями. Напротив меня, ну или Громова, стоял молодой человек. Красивый, с честным, открытым лицом и горящими от праведного гнева глазами. Это был мой/Громова ассистент. Он обвинял меня. Говорил о подложных отчетах и о врачебном долге. А я/Громов смеялся ему в лицо. Жестоко, открыто. Говорил, что он наивный дурак, который ничего не докажет. Что я его сотру в порошок.

Картинка сменилась. Прозекторская. Мой личный стол для вскрытий. На нем тело того самого парня. Я/Громов стою над ним с инструментами, диктуя протокол… и выношу вердикт. Самоубийство на почве нервного срыва. Заключение, подписанное моей же рукой. И следом последняя короткая картинка: она, Лидия. Так ее зовут. В черном траурном платье на похоронах смотрит на меня таким же взглядом.

Видение оборвалось, оставив после себя лишь чувство внутреннего напряжения и новый приступ тошноты.

Безумие, в котором я оказался, все еще походило на очень дурной сон при температуре сорок. Но даже при этом я аккуратно предположил, что человек, в чьем теле я, возможно, находился, наделал немало бед и мне, оказавшемуся каким-то неведомым образом в его шкуре, приходиться теперь пожинать плоды.

Эти две женщины, как я смел предположить, пришли мстить мне/Гормову и, по иронии судьбы, выбрали один и тот же день.

Перепалка между ними не заставила себя ждать.

– Какая еще очередь⁈ – закричала Алиса, ее лицо вспыхнуло еще ярче. Револьвер в руке теперь метался между мной и темноволосой женщиной, словно сбившийся с курса компас. – Меня не волнуют твои игры, кукла напудренная! Я прикончу его! А если ты, аристократическая тварь, встанешь у меня на пути, то пристрелю вас обоих! Мне больше нечего терять!

И я в это верил. Если ее слова правда, а как подсказывала мне память так оно и было, эта девушка и вправду находится на грани.

– Тебе стоит заткнуться, малолетка, – произнесла Лидия все тем же беспристрастным голосом, в котором презрения было больше, чем в самом грязном ругательстве. – Твои вопли утомляют. Я долго ждала этого дня и не позволю какой-то рыжей истеричке с игрушечным револьвером все испортить.

– Плевать я на тебя хотела! – выкрикнула Алиса и ее спор с Лидией закончился так же внезапно, как и начался. Вся ее ярость снова сфокусировалась на мне. Она вскинула руку и темное дуло револьвера уставилось мне прямо в переносицу.

Я видел, как ее палец на спусковом крючке дрогнул, побелел от напряжения. Вот оно. Конец моей второй, только что начавшейся жизни.

Но вместо грохота и боли, комнату огласил короткий вскрик. Алиса дернулась, словно ее ударило током, и выронила револьвер. Он со стуком упал на грязные доски пола. Она смотрела на свою руку с ужасом и недоумением и трясла, будто пытаясь стряхнуть невидимый огонь.

Лидия посмотрела на нее с таким пренебрежением, словно наблюдала за неуклюжей официанткой, уронившей ее заказ.

– Неумеха, – скривилась она и, не теряя ни секунды, плавно, как кошка, наклонилась, ее рука в черной перчатке потянулась к валявшемуся на полу оружию.

Ее пальцы уже почти коснулись металла. Мое тело сработало на чистых инстинктах самосохранения. Я рефлекторно дернулся вперед, но девица в дорогом платье оказалась на удивление проворной. Тогда, не имея другого выбора, я резко пнул револьвер ногой. Он отлетел на несколько метров в сторону и со стуком ударился о какой-то ящик в углу.

Я попытался воспользоваться моментом, чтобы наконец встать на ноги, но не успел даже оторвать зад от пола, как перед моими глазами сверкнула сталь. Длинное тонкое лезвие стилета, мелькнув в тусклом свете, устремилась к моему правому глазу. Я инстинктивно зажмурился, ожидая пронзающей боли и рефлекторно выставил руки.

Но ее не последовало.

Я с опаской открыл глаза. Стилет застыл буквально в миллиметре от глазницы. Я чувствовал веющую от него прохладу. Лидия стояла надо мной, склонившись, ее рука с зажатым в ней оружием мелко дрожала от чудовищного напряжения. Ее лицо, доселе непроницаемое и холодное, исказилось гримасой боли и недоумения. Она пыталась преодолеть сопротивление невидимой стены.

– Что происходит? – прошипела она сквозь стиснутые зубы.

Она попыталась надавить второй рукой, но как только ее левая ладонь коснулась правой, ее тоже словно ударило разрядом. Она вскрикнула коротко и зло, а стилет со звоном упал на пол рядом со мной.

Пользуясь замешательством, Алиса снова подскочила к револьверу и потянулась к нему. Но едва ее пальцы коснулись рукояти, как она снова громко вскрикнула, будто прикоснулась к раскаленному металлу.

Обе женщины теперь смотрели то на свои руки, то на меня. В их глазах больше не было чистой ненависти. К ней добавилось нечто новое – страх. Иррациональный страх перед необъяснимым.

А мой мозг, мозг судмедэксперта, заработал, отбрасывая панику. Хотя не могу сказать, что мне не было страшно. Было. Страшно, непонятно и еще многие уместные синонимы. Но также я был вынужден анализировать.

Случайность. Совпадение. Закономерность. Три этапа. Сейчас было два случая. Две попытки причинить мне прямой физический вред – и обе провалились, причинив боль им самим.

Мне нужна от них третья попытка, чтобы убедиться в своей догадке.

Ситуация продолжала накаляться, потому что-то, что случилось, выходило за все рамки обычной здравой логики. Почему? Почему они не смогли меня убить? У них все карты на руках, чтобы закончить начатое. Но вместо этого, словно в плохом фильме ужасов, они роняют оружие в самый ответственный момент и не могут убить маньяка.

Если это не deus ex machina, то я даже не знаю, как это объяснить.

– Ты подонок, Виктор Громов, – прошипела Лидия, отступая на шаг. Ее лицо было бледным и выражало легкий испуг с непониманием, но ненависть во взгляде никуда не делась. – Я с самого начала знала, что ты связан с чернокнижием… Надо было сразу донести на тебя в Святую Инквизи…

Ее челюсть сомкнулась с такой силой, что я услышал отчетливый щелчок зубов. Она замолчала на полуслове, ее глаза расширились от новой волны ужаса и боли. Лидия схватилась за подбородок, словно пыталась силой разомкнуть сведенные судорогой челюсти.

Что это? Почему ее челюсть сомкнулась, как только она озвучила идею, как бы от меня избавиться? И что что за Святая Инквизиция? Что за бред? Церковный суд в двадцать первом веке? Или так называется какая-то местная спецслужба?

Могу ли я засчитать это как третье подтверждение? Нет… вдруг тут про этих церковников вообще вслух говорить нельзя.

Я медленно поднялся на ноги. Тело было слабым, ватным, но все же слушалось. Я смотрел на двух напуганных женщин, на разбросанное оружие и этот дурацкий меловой круг на полу. И понимал, что никакие здравые объяснения сюда не подойдут. Вообще.

– Давайте успокоимся хотя бы на минуту, – прохрипел я и откашлялся. Слегка пошатывало. Я медленно поднял руки ладонями вперед, универсальный жест «я безоружен».

Это не произвело на Алису ровным счетом никакого впечатления. Она снова бросилась к револьверу, что лежал в полуметре от нее. Пальцы уже почти что коснулись рукоятки, но в следующее мгновение она громко ойкнула и отдернула руку, словно там был не револьвер, а какая-нибудь змея или огромный паук.

И это однозначно было «три». Закономерность… Она даже не смогла прикоснуться к оружию.

Мозг лихорадочно перебирал одни варианты за другими: гипноз, психотропные вещества, какие-то вшитые под кожу блокираторы, типа электрических ошейников? Но откуда? Как? Нет, это глупости…

Это не наука. Я не мог объяснить происходящее ни с точки зрения медицины, ни физики или какой-нибудь еще науки. Может, конечно, теология, но я ее в расчет не брал.

Это что-то другое. Что-то, для чего в моем словаре не было подходящих терминов. Кроме одного. Того самого, которым можно объяснить почти все непонятные явления в мире.

Магия.

Глава 2

– Невозможно, – сказал я тихо, не веря в происходящее. – Этого просто не может быть.

– Чего не может? – удивилась Лидия. – Что ты ужасный человек, которому самое место в преисподней? Очень даже похоже на правду.

– Это еще нужно доказать, – парировал я ее словесные выпады. Мне было ясно ее негодование, но ситуация, в которой я оказался, мне не нравилась еще больше, чем их желание меня прикончить. – Но вы не можете мне навредить.

Я проматывал в голове последние несколько минут.

– Раз: ты попыталась выстрелить, – я указал пальцем на Алису. – Два: ты, Лидия, попыталась ударить меня ножом. И три: ты, Алиса, снова попыталась схватиться за оружие. Все три попытки прямого вреда провалились. И каждый раз это причиняло вам боль. А то, что ты даже не смогла закончить мысль про Инквизицию, я изначально даже в расчет не брал.

– Бред! – воскликнула Лидия. – Я в любой момент могу расцарапать тебе лицо, если захочу!

Во мне не было стопроцентной уверенности. Это была лишь догадка, основанная на трех странных инцидентах. Что, если я ошибся? Что если это было три случайных спазма, а сейчас она вцепится мне в лицо и выцарапает глаза? Но я должен был убедиться в своей правоте раз и навсегда, чтобы понимать свое положение. И единственный способ это проверить – рискнуть.

– Попробуй, – сказал я, разводя руки в стороны.

Я смотрел ей прямо в глаза. Это был вызов не девушке, нет. Чисто по-человечески мне было ее отчасти жаль, а отчасти все равно. Она чужой человек, и ее проблемы меня касаются лишь косвенно, да и то потому, что я, черт возьми, оказался в другом теле.

Это было все, что ей нужно. Лицо Лидии исказилось во время замаха. Движение было быстрым, злым и унизительным. Она со всего размаху попыталась ударить меня коленом ниже пояса, туда, где мужчине больнее всего.

Я даже не дернулся, поставив все на свою догадку.

И не прогадал. Ее колено не долетело до цели каких-то нескольких сантиметров. Оно замерло в воздухе, а в следующее мгновение Лидия закричала. Это был не визг Алисы, а сдавленный, полный шока и острой боли вопль.

Она повалилась на пол, как подкошенная и схватилась почему-то не за колено, которым наносила удар, а за лодыжку. Она каталась по грязному полу, ее прическа окончательно растрепалась, а из глаз брызнули слезы от невыносимой физической боли.

Алиса смотрела на это с открытым ртом, ее собственная «обожженная» рука была забыта. Непонимание и страх окончательно завладели выражением ее лица.

– Что… что ты со мной сделал⁈ – выкрикнула Лидия сквозь рыдания.

– Ничего. Ты сама это сделала, – мой голос был ровным, почти бесстрастным, хотя отчасти мне было ее жаль. – Я лишь предложил тебе меня ударить и предположил, чем это закончится. Ты же сама сказала, что можешь сделать со мной что захочешь, – я развел руками, – видимо, не все.

– Ты подонок, Виктор Громов, – прошипела она сквозь слезы. – Это все ты и твоя черная магия, – и затем зашлась в рыданиях.

– Возможно, – согласился я, потому что и сам пришел к такому выводу. Либо какая-то магия, либо проклятие. Я протянул ей руку, чтобы помочь подняться. – Но это тоже нужно проверить. А пока что вставай.

Она посмотрела на мою ладонь с пренебрежением и хотела было ударить наотмашь, но вовремя остановилась. Не то ощутила подступающий приступ боли от этой мысли, не то что-то еще и не рискнула закончить действие.

При этом за руку тоже браться не стала. Сцепив зубы, она сама, опираясь о пыльный ящик, медленно поднялась на ноги.

Да, Лидия явно была гордой. Эта гордость была заметна даже сквозь размазанную по лицу тушь, покрасневшие белки глаз и общее эмоциональное измождение. И это вызывало уважение.

Алиса же, которая ранее осела на пол, сейчас сидела с абсолютно безэмоциональным лицом. Я видел такое не раз. Эмоциональное выгорание после сильной встряски. Словно перегорают предохранители, и человек неспособен проявлять ни капли чувств в ближайшее время. Может час. Может десять, а может и сутки.

– Давайте мы с вами все же, успокоимся, – сказал я и поднял с пола стилет Лидии, затем прошелся к ящику и подобрал револьвер Алисы. Оружие было тяжелым, явно настоящим. Я молча положил его на верхушке одного из пыльных ящиков подальше от их рук. Они не сопротивлялись, лишь следили за мной взглядами.

– Сейчас мы выйдем из этой комнаты, пройдем в дом, присядем и спокойно все обсудим, потому что другого варианта я просто не вижу.

– Нечего обсуждать, – еле сказала Лидия, подавляя накатившие на нее чувства. – Ты мерзкий и гадкий оккультист, который несет людям только боль и страдания.

– Я согласна с ней, – сказала тихо Алиса, тяжело выдохнув. Ее взгляд оставался отрешенным и почти что стеклянным.

– Ваше мнение меня мало интересует в данный момент, – сказал я спокойно, хотя внутри все сжималось от напряжения.

Все же в их словах явно была правда. Я попал в какое-то дерьмо по самые ноздри, и мне нужно было как можно скорее навести порядок, замести следы этого безумного ритуала и договориться с этими двумя взбалмошными особами. – Но, как вы видите, убить меня вы не можете. И, как мне кажется, рассказать об этом происшествии тоже у вас не выйдет. Самое логично, что я могу предложить – это открыть дверь, – я подошел к ней и толкнул от себя, – после этого выйти в зал, сесть там, все обсудить и договориться.

– Виктор, – сказала Лидия, – утирая слезы и еще сильнее размазывая тушь по лицу. – Ты слышишь себя? С кем договариваться? С тобой? Это равносильно тому, чтобы заключить сделку с дьяволом. Хотя… – она горько усмехнулась, – мне кажется, даже с ним выгоднее иметь дела.

Я тяжело вздохнул. Ну вот что им сказать? Если я сейчас заявлю, что больше нет никакого Виктора Громова, что я другой человек из другого мира, они просто решат, что я окончательно спятил. Или, что еще хуже, решат, что в меня вселился бес.

И я был на сто процентов уверен, что они начнут искать способ сдать меня той же Инквизиции, даже если им придется переступать через боль и ограничения проклятия. Нет, этот путь был закрыт.

– Ты хочешь продолжать валяться в этой подсобке на полу, реветь и мазаться в грязи? – мой голос стал жестче. – Пожалуйста. Только носить тебе еду и кормить я не собираюсь. Если хочешь мне что-то предъявить – встань и пойди за мной в зал. Там предъявишь все, что тебе хочется, и дальше мы подумаем, что из этого можно исправить.

Она ничего не ответила, лишь продолжала буравить меня взглядом.

– Тебя это тоже касается, Алиса, – обратился я к рыжей.

– Угу, – апатично отозвалась она, даже не подняв головы.

Терять время было нельзя. Я подошел к ней и, не церемонясь, взял за предплечье, рывком поставив на ноги. Она оказалась на удивление легкой и все такой же безвольной, как тряпичная кукла. Алиса пошатнулась, но устояла.

Я посмотрел на них обеих – одну сломленную горем, другую опустошенную яростью.

– Идемте, – скомандовал я. – И поживее.

За дверью обстановка менялась разительно. Мы оказались в настоящем особняке – большом, когда-то, без сомнения, великолепном. Но сейчас он казался запущенным и одиноким. Я ожидал увидеть снующих уборщиц, услышать звуки готовки с кухни, но… ничего. Только звук наших шагов и не более того.

Высокие потолки. Стены, обитые выцветшим шелком. Под ногами скрипел паркет. На окнах портьеры из тяжелого побитого молью бархата, в воздухе стоит запах старого дерева. Я шел туда, куда подсказывала мне память или чем бы ни были эти фантомные картинки.

Мы прошли по коридору, и наши шаги гулко отдавались в тишине. Я вел их в центральный холл – огромное, двухсветное пространство с массивной деревянной лестницей, ведущей наверх, в темноту второго этажа.

Здесь царил тот же беспорядок. В центре холла стоял гигантский камин из черного мрамора, но его явно давно не топили. Посреди комнаты громоздился длинный обеденный стол из темного дуба, способный вместить не меньше двадцати гостей, но сейчас на нем стояли лишь несколько пустых бутылок. Вокруг стола были расставлены стулья с высокими резными спинками.

– Садитесь, – сказал я, и мой голос прозвучал в гулкой тишине неестественно громко.

Я подошел к стулу во главе стола, оттянул его и развернул так, чтобы видеть обеих девушек, куда бы они ни сели. Затем я сел сам, чувствуя, как ноет все тело. Алиса все так же безвольно опустилась на ближайший стул, уставившись в одну точку. Лидия, помедлив, выбрала стул подальше от меня, села с прямой, как струна, спиной и отвернулась к окну, ее плечи все еще мелко подрагивали.

Мы молчали. Я не знал, с чего начать. В голове крутился миллион вопросов, но ни одного ответа. Если сейчас я уже и мог примерно представить, что происходит, то все равно не имел ни малейшего понятия, как сделать так, чтобы эти две девицы от меня отвязались и при этом избавить их от настойчивого желания свести меня в могилу.

Это было похоже на самое сложное вскрытие в моей жизни, только на секционном столе лежала не одна жизнь, а целых три.

Они молчали по своим причинам. Алисе, судя по ее виду, сейчас ничего не хотелось, кроме как раствориться в небытии, последовать примеру своего драгоценного отца и покачаться на «качелях» при помощи шеи и веревки.

Лидия же просто продолжала тихо всхлипывать. Тишина была тяжелой и вязкой, как желатиновый студень.

Но самая главная причина была проста: я/Громов – человек, который испоганил им жизни. И, естественно, что им со мной не то что договариваться не хотелось, а даже стоять рядом.

– Почему ты назвала это «черной магией»? – нарушил я тишину, обращаясь к Лидии.

Она вздрогнула и медленно повернула голову. Ее глаза, красные от слез, смотрели с прежним презрением.

– А что это, по-твоему, было? – она словно обвела рукой круг на полу в той комнате. – Эта кругограмма, символы внутри нее, черные свечи и… вот это? – она неопределенно развела руками.

– Что – «это»? – настойчиво переспросил я, глядя ей в глаза. Мне нужно было понять, как они это воспринимают.

– Невозможность свернуть тебе шею, – глухо, не отрывая взгляда от столешницы, подала голос Алиса. – Она это имеет в виду.

Лидия молча кивнула, подтверждая ее слова.

Получается… магия здесь существует? Полноценная магия, как… как в книжках про Гарри Поттера, что ли? Я что, могу крикнуть какое-то заклятие и убить ненароком человека?

Это же просто невозможно!

С другой стороны… я очутился в теле другого человека. Что можно считать более невероятным?

Нет, конечно, можно предположить, что меня не убили сегодня ночью и сейчас я лежу в палате после операции и вижу цветные сны.

Я поморщился и провел рукой себе по лицу, надавив на глазные яблоки. Голова все еще раскалывалась.

– Тебе ли не знать про магию, Громов, – снова подала Лидия голос. – Последние полгода ты только и делал, что тратил все свое состояние на покупку гримуаров, поездки ко всяким сомнительным личностям, которые якобы сведущи в «запретных искусствах» и прочие вещи. И как только Инквизиция тобой не заинтересовалась, не пойму.

Это был хороший вопрос. Но…

– Откуда ты это все знаешь? – я прищурился, делая вид, что удивлен. Хотя я и вправду удивился.

– Потому что я следила за тобой. Думаешь, я пришла сегодня просто так? Чаю с тобой попить с плюшками?

– И почему не заявила в полицию? – задал я логичный вопрос, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула. Мне приходилось играть на публику, стараясь скрыть свою неосведомленность об этом мире и не выбиваться из образа старого Громова. По крайней мере сейчас.

– А ты, походу, крепко головой приложился, – подала голос Алиса. – У нас в Феодосии каждая собака знает, что ты на короткой ноге с полицией. Какой смысл куда-то заявлять?

Феодосия? Значит все-таки Крым! И то что она говорила… похоже это правда. Коронер Виктор Громов не просто опальный сын, а еще и взяточник, шантажист и махинатор. Прелестно. Если это не «бинго», то я даже не знаю что.

Мои мысли прервал звук откуда-то явно с улицы.

Сначала отдаленное, а затем все более отчетливое тарахтение мотора и шуршание колес по гравию. Звук приблизился и, наконец, замер прямо напротив дома. Раздался скрип, а затем глухой хлопок закрывающейся дверцы автомобиля.

– Господин Громов! – раздался с улицы громкий старческий голос. – Господин Громов! Откройте!

Ну и кого это еще принесло? Час от часу не легче. Мне и так есть над чем подумать, так тут еще дополнительная задача со звездочкой образуется?

Пауза. А затем снова, и еще настойчивее.

– Вас вызывают на службу, сударь! В доках нашли тело! Утопленник!

Я выглянул в окно. Внизу, у подножия лестницы, ведущей к парадному входу, стояла невысокая, сутулая фигура в длинном плаще и кепке. Память Громова услужливо подсказала имя. На этот раз обошлось без болезненных всполохов. Аркадий Петрович. Водитель коронерской службы.

Другой вопрос, что даже в моей практике утопленники не были особо громкими делами. Их вылавливали постоянно, особенно в курортном городе, по весне или в разгар сезона.

Обычно, как подсказывали те же обрывки воспоминаний, вызов личного служебного автомобиля означал, что дело непростое, и начальство хочет видеть коронера на месте немедленно.

– Сидите здесь. И не дергайтесь, – бросил я девушкам через плечо. – Я сейчас вернусь.

Естественно, на меня не обратили никакого внимания. Лидия все так же смотрела в окно, а Алиса в пустоту. Их личные трагедии были куда важнее моих приказов.

Я подошел к массивной входной двери, повернул тяжелый кованый ключ в замке и открыл ее. На крыльцо тут же ворвался порыв сырого, промозглого ветра, пахнущего морем и мазутом.

– Господин Громов, сударь, – затараторил Аркадий Петрович. – Простите за беспокойство в столь ранний час, но господин пристав настоял. В доках у третьего причала, обнаружили тело. Нужно ваше присутствие. Немедля.

Я потер переносицу. Голова все еще гудела. Идти куда-то, смотреть на утопленника, изображать из себя коронера – последнее, чего мне хотелось. Тем более что я понятия не имею, какие он здесь выполняет обязанности. И это меня беспокоило больше всего.

– Аркадий Петрович, я неважно себя чувствую. Передай приставу, что я буду позже, – сказал я и попробовал закрыть дверь.

– Боюсь, это невозможно, сударь, – вежливо, но непреклонно возразил водитель, как бы невзначай сунув ногу между створкой и рамой. – Если бы все было так просто, то обошлись бы вашими помощниками. А так там уже собралась толпа, журналисты скоро налетят. Господин пристав сказал, дело на его личном контроле. Так что нужны именно вы.

Я мысленно выругался. Отвертеться не получится. И… мне не послышалось – помощников? У меня помощники есть? Надо же… и как назло никаких вспышек. Память по-скотски молчала и не хотела давать мне подробностей на этот вопрос. Почему-то от этой мысли сделалось нехорошо, но я взял себя в руки.

– Одну минуту, – бросил я, не вдаваясь в подробности.

– Конечно, сударь, – кивнул Аркадий Петрович.

Я сделал несколько шагов к залу, где сидели мои новые «подруги» и сказал им:

– Никуда не уходите, я скоро вернусь. Это не должно занять много времени.

На меня, как и в прошлый раз, не обратили особого внимания. Каждая была погружена в собственное горе. Это меня устраивало. Не хочу сцен.