Текст книги "Центральная реперная"

Автор книги: Сергей Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

11. Сергеев

Простой я человек. Даже как-то слишком простецкий. По крайней мере, так выгляжу. И если разговор обо мне заходит, так по-другому и не воспринимают – сам слышал. Хорошо это или плохо – не знаю, оно так само собой получилось. Не старался я. Может, так оно и надо? Чтоб людей не смущать. Вот вернусь на Землю, опять нормальным стану. Если смогу. А то ж переучиваться придется – в приличное общество не пустят. Хотя и не нужно оно мне, это общество. Сноб на снобе сидит и снобом погоняет. Все – пупы Земли, каждый в своей области. Хотя области – курам на смех. Если про такое ребятам рассказать, они целую смену смеяться будут.

Монтаж к концу идет. Скоро по домам. Эксплуатационщики уже прибывать начали – проверяют, как мы им станцию построили. Неплохо построили, на мой взгляд. От проекта не сильно отклонились. Потом всякие комиссии устраивать будут, проверки надежности, испытания на различные сверхнормативные нагрузки и особые технологические процессы. А нам ждать. Если чего найдут – исправлять. Поэтому и не отпускают. Две бригады на Землю отправили, а нашу – нет. Наша, считай, самая лучшая оказалась. Только, на мой взгляд, лучших работников без дела держать – расточительство одно. Я об этом Потапову сказал, он на меня недоуменно посмотрел и ответил, что, дескать, не понимает моих жалоб. Нам же за это время платят. Причем, полную ставку.

Ну, платят, и что? Я не про оплату же! Безделье, за которое деньги дают, развращает. Ладно, мы люди крепкие, выдержим, не обленимся до невозможного. Но это ж стресс для человека, когда он поработать хочет, а ему не дают.

– Вот что, Сергеев, – главный инженер прямо рассердился. – Ты меру знай. А то критикуешь, что ни попадя. Можно сказать, технологический процесс. А он критике подвергаться не может. Он – нечто незыблемое и основное. Ясно тебе?

– Ясно-то, ясно. Да не совсем. Чем нам заняться-то?

– Да чем хочешь, Василий! Только станцию не ломай, а так – чем хочешь! Благо, за бесплатно работать будешь.

– А и всё равно. Лишь бы без дела не сидеть.

– Но как только ваша работа понадобится, чтоб враз на рабочее место прибыл! Без всяких отговорок.

Поэтому пошел я думать, чем бы таким заняться. Полезным и интересным. Для дум лучше всего кают-компания подходит. В это время там никого нет – все делами заняты. А кто не занят, те у себя сидят.

Оказалось, не все. В кают-компании Клим находился. Ему сложнее, чем нам. Мы-то скоро домой всё равно полетим, а ему куда лететь – неизвестно. И главное, этим никто не хочет заниматься, чтобы его дом найти. А он сам никого не просит, будто так и надо. На станции, что ли, остаться хочет? Так на Земле же лучше. Пусть бы на Землю летел, место бы нашлось.

Я подсел к Климу и высказался в таком ключе. Дескать, станция – хорошо, а твердый грунт под ногами – лучше. Мы ж не межзвездные скитальцы по сути. У нас общий дом есть.

– Эх, Вася! Хороший ты человек. Ну, что мне на Земле делать?

– Как что? Да что хочешь! Работать, отдыхать, учиться, творчеством заниматься – полная свобода!

– А вот ты – что хочешь? – и смотрит на меня внимательно, будто видит меня насквозь, какой я на самом деле есть.

Тут задумаешься. Не сбросить ли маску, которую напялил на себя невесть когда? Не поговорить ли по-человечески? Может, именно из-за дурацкого моего поведения вся жизнь у меня кувырком?

– Что я хочу? Чем дальше, тем меньше. По идее, у меня всё есть. Из всех желаний остался только собственный дом на берегу южного моря. Буду просыпаться с рассветом, открывать дверь, садиться на пороге и смотреть на блестящую воду. На чаек, важно бредущих по песку и подпрыгивающих, когда волна пытается их смыть. На деревья, усыпанные розовыми цветками так, что под ними почти не видно темно-зеленых жестких листьев. На далекие фигурки людей, занимающихся своими делами. На небо. Мне даже сейчас становится спокойнее, когда я всё это только представляю. Я знаю, что никто не потревожит меня в моем доме. Я буду делать только то, что захочу. Может быть, отдыхать, может быть, делать что-нибудь непритязательное. Никакой готовки, уборки, мелкой занудливой работы, с которой вполне справится средний управляющий комплекс.

Клим удивленно смотрит на меня. Чему он удивляется? Что я заговорил не так, как говорил всегда? Или тому, что сказал? Какая разница! Удивлять людей – интересно.

– Тебе не будет скучно?

– Скучно? Нет. Почему мне должно быть скучно? То, что никого не будет рядом – только на пользу. Никто не будет надоедать бесконечными просьбами, никто не будет требовать повышенного внимания и обожания, никто не станет указывать, как мне жить, и пытаться изменить меня. Изменить, чтоб соответствовал неведомому идеалу, который недостижим в принципе. Одному хорошо, Клим. Мне – хорошо.

– Это сейчас. Пройдет время и тебе станет чего-то не хватать. Сначала ты не поймешь – чего именно. Будешь искать занятия, новые впечатления, но всё это будет не то.

– Что – то? Кто это определит? Кроме меня – некому. Я и на станцию пошел, чтобы понять – что из себя представляю. А одиночество? Оно было всегда. Оно есть и всегда останется. Ничего не поменялось. А дом у меня будет. Свой дом. Хочешь, приезжай ко мне.

– Знаешь, Василий, а у меня есть дом. И даже на берегу моря. Там тепло. Там кричат чайки по утрам, и плещут рыбы. Там волны бьют в берег, шурша галькой. Там по утрам из воды вылезает желтое солнце, отряхивается и поднимается в небо. Вечером оно садится за горами, и всё быстро погружается во тьму. Да, дом есть.

Клим прищуривается и вокруг его глаз трещинками в старой кирпичной кладке собираются морщинки, уголки губ опускаются. Он не хочет вспоминать.

– Где твой дом? – спрашиваю я.

Клим не слушает, он продолжает:

– Вернее, он был. Был и остался. Без меня остался. Меня нет там, и я вряд ли вернусь туда. Понимаешь? Нет, не понимаешь. Я сам не всегда понимаю, что произошло. Вот смотри: я умирал. Да, я знаю, что в свою смерть редко кто верит. Но я видел, как вытекала кровь, и знал, что она вытечет вся до того, как мне помогут. Потому что помогать – некому. Совсем некому. Тот человек, что мог помочь мне, уже умер. У меня на глазах. Понимаешь? Не понимаешь. Нет Вики. Я не спас ее, не предупредил. Не успел, не смог. Я понимаю, что и не мог ничего сделать, уж слишком всё произошло внезапно. Но мне нет оправдания.

– Ты не прав, – говорю я. – Иногда обстоятельства выше нас.

– Выше – не выше, какая разница! Не в этом дело. Там, у моря, мы жили совсем не так, как должно. Каждый – сам по себе. Ближайших соседей знали только в лицо, встречались с ними редко – никого не заботило, чем занимаются люди вокруг. Иногда к нам приезжали туристы, и тогда кто-нибудь из нас становился гидом, проводником или кем-то еще. На время. Понимаешь, я мог бы крикнуть, позвать на помощь, но меня всё равно бы не услышали и не пришли. "Каждый сам за себя", – знаешь такую формулу?

– Так живут многие.

– Может быть. Но не здесь. Посмотри сам, Вася. Посмотри на монтажников, на шлюзовых, на энергетиков, на гланг, на кого угодно посмотри! Что ты увидишь? Нет равнодушных. Вы все – сообща, вместе. Вы – соратники. Так правильно.

– Ты думаешь, так было с самого начала? – невесело усмехаюсь я. – Когда начинали строить, все думали только о себе, о своем достатке, о своих деньгах, о премиях, выработке, штрафах и прочей ерунде! Почему изменилось? Я не знаю. Не уловить момента, когда человек думает лишь о себе и вдруг начинает думать обо всех. Чтобы не только ему лично было хорошо, но и другим – тоже. Это похоже на второе рождение.

Я пытаюсь вспомнить, как это происходило, и действительно не могу.

– Не все такие?

Я молчу. Размышляю.

– Не все, Клим.

– Сказать, кто пытался убить меня? Я его видел один раз на станции. И больше – ни разу, хоть и искал. Возможно, он опять переместился в мой мир. И что он делает там? Не знаю. Опять убивает? Перестраивает мир под себя? Стремится к власти? Тебе нужна власть, Вася?

– Зачем? Что с ней делать?

– Вот и я о том же. Как думаешь, почему тот человек убил Вику? Да, он боялся. Но ведь мы ему ничем не угрожали! Он мог спокойно уйти обратно, никто бы ему не помешал. Он мог бы уйти куда угодно. Направлений – тысячи, и все ведут в разные места. Понимаешь, я уже не хочу просто пристукнуть его, как увижу. Я понять хочу – зачем? Разобраться.

– Не будет он тебя слушать. Не встречайся с ним, Клим.

Клим вздыхает.

– Если бы в этой жизни что-нибудь зависело от нас и от наших желаний…

* * *

12. Вадим

Ветер бил в окно холодной океанской водой. Стёкла, впаянные в частые свинцовые переплеты, гудели под напором шторма. Если присмотреться, то сквозь водяные потеки можно было разобрать черные скалы, зеленовато-белесые гребни волн, и кружащую над волнами птицу с чудным фиолетовым опереньем. Совершенно чуждую здесь, в яростном буйстве мира двух оттенков.

Пэм в очередной раз попыталась определить, что за птица мечется рваным лоскутом над водой, не в силах ни сесть, ни улететь дальше от скал. Прищурила глаза, уткнулась лбом в холодное стекло, еще мгновение, и она узнает… Птица мелькнула и пропала. Как всегда.

Девушка с досады стукнула по переключателю, и видовое окно сменило картинку на показ наружного пространства.

Привычный надоевший ландшафт, на который уже невмоготу смотреть. Слепящий день. Под сиреневым небом белый песок, отражающий солнце. И человек, неторопливо идущий к станции.

Пэм моргнула. Человек не исчез, неторопливо приближаясь к входу и оставляя продолговатые следы на мелком песке, почти сразу оплывавшие. Судя по тому, что белая пыль только начала оседать на одежду, шел он не так давно. Шляпа с обвисшими полями, жилет, штаны до колен – всё светло-коричневое – вполне гармонировало с пустыней. Пэм автоматически посмотрела на параметры внешней среды. Нет, конечно, тридцать пять градусов – не такая уж и высокая температура. Содержание кислорода – семнадцать процентов. Азот, ксенон, углекислота. Микроорганизмы. Жить можно. Даже без особых проблем, если имеешь стандартный спас-набор. Только мужчина ничего не нес. Ни в руках, ни за спиной.

Девушке очень сильно захотелось переключить окно обратно на бушующий океан, чтобы отгородиться от того, что не может быть никогда. Пэм прекрасно знала, что она – единственный человек на планете. Что смена прибудет только через неделю. Что посадка чужого корабля не прошла бы незамеченной.

Человек. Откуда он взялся? Что ему нужно? Кто он?

Заверещал контролер, и Пэм вздрогнула.

– Внимание! К станции приближается биологический объект, подлежащий идентификации. Пожалуйста, включите определитель, – Пэм нажала на сенсор. – Спасибо.

Тут же по стеклу побежала строка: "Видовое самоназвание – человек разумный. Пол – мужской. Возраст – 35 стандартных лет. Идентификационного номера не имеет. Данные о последнем местопребывании – отсутствуют. Общая угроза – средняя. Принятие решения – на усмотрение ответственного работника".

– Впустить, – сказала Пэм.

Дверь открылась перед мужчиной, и он вошел.

Два небольших помещения между тамбур-шлюзом и диспетчерской человек прошел не останавливаясь, что показал датчик перемещений. Прошел и без стука, словно к себе домой, открыл дверь.

Ростом он был чуть ниже Пэм. Поля шляпы скрывали глаза мужчины в тени, отчего девушке захотелось вдруг присесть, чтобы выяснить, куда тот смотрит. Но Пэм не поддалась искушению, а даже наоборот, выпрямилась, чуть подавши вперед грудь, что всегда производило на мужчин эффект щелчка, привлекающего внимания. Так и теперь: гость приподнял голову, уставившись сначала в вырез комбинезона, а потом перевел взгляд выше, на лицо.

Лицо мужчины Пэм не понравилось. Точнее, не лицо, а выражение на нем. Уж слишком уверенно чувствовал себя гость, снисходительно разглядывая и ее саму, и место, куда попал. Ни извинений, ни вопросов. Ничем не обоснованное превосходство.

Мужчина перевел взгляд на пустынный пейзаж за окном, и Пэм неосознанно нажала на переключатель, возвращая окно к показу бушующего моря. Любезно улыбнулась и тут же возвратила губы в привычно-сжатое состояние.

– Ты кто?

Пришелец что-то невнятно пробормотал, и Пэм поспешно защелкала кнопками переводчика на манжете. Не то, не то… "Поиск соответствий"… "Анализ фонетических групп"… Наконец, высветилась надпись "Готов к работе", и Пэм еще раз задала тот же вопрос: "Ты кто?"

Гость сказал. Переводчик затрещал и, подражая голосу мужчины, ответил:

– Меня зовут Вадим. А тебя?

– Памела, – ответила Пэм и сразу перешла к интересующим вопросам: – Что ты здесь делаешь?

Мужчина пожал плечами.

– Гуляю… Нельзя?

– Можно. Только не везде. Закрытая зона.

– Понимаю, – отозвался Вадим, блуждая взглядом по стенам и кривя губы в подобии улыбки. – Неплохо у вас тут, да?

– Кому как, – Памелу уже начал раздражать незваный гость.

– Да, кому как… Это у тебя что? – он ткнул пальцем в видовое окно.

– Картинка.

– Нравится?

Памела повела плечом и нехотя сказала:

– Под настроение.

– Прекрасное настроение, – Вадим широко улыбнулся и повернулся спиной к Пэм. – Чем занимаешься?

– Я тут работаю.

– Это понятно. Кем же?

– Неважно. Что ты делаешь здесь? Кто ты такой? – Памела вернулась к первым вопросам, которые Вадим практически проигнорировал.

– Тебе – неважно, мне – неважно… Остынь.

– В помещении комфортная температура, – зло проинформировала девушка.

– Видишь, как хорошо, – Вадим повернулся обратно и начал бесцеремонно разглядывать фигуру Памелы. Она почти чувствовала, как чужие липкие пальцы скользят по телу, подбираясь к самым укромным местам. Становилось неуютно и противно. И сразу хотелось стукнуть гостя чем-нибудь тяжелым по шляпе. Чтоб не хамил. И чтобы знал место. А то приперся незваным и выспрашивает. Что ему нужно?

– Что тебе нужно?

– Да ничего особенного, – Вадим наклонил голову набок и посмотрел в глаза Пэм. – Ничего. Поговорить. Развлечься… У тебя же есть время?

Время у Пэм было. Целых семь дней. И эти дни она распланировала полностью. Общение с незнакомцем в планы не входило. И если бы он не появился, Памела находилась бы уже за километр от станции.

– Ухожу я сейчас, – Памеле даже обманывать не пришлось. – По делам. Далековато.

– Куда? – в глазах Вадима блеснул интерес.

– Да какая тебе разница?! Что ты всё выспрашиваешь?!

– О-о-о… Девушка не в духе, – Вадим счастливо улыбнулся. – Могу проводить.

Памела глубоко вздохнула и успокоилась. Надо рассуждать логично, а не поддаваться эмоциям. Так. Можно уйти одной и оставить этого здесь, внутри. Нет гарантии, что вернувшись, она не застанет станцию полностью раскуроченной. Можно оставить его снаружи, а станцию запереть. А когда она вернется, обнаружит у стены обезвоженный труп. Можно взять его с собой. Будет под присмотром. И продолжит досаждать идиотскими вопросами и издевательской манерой разговора. Зато станция останется целой, и на ее совести не будет чужой жизни. А она отделается всего лишь испорченным настроением и нервным срывом. Какая чаша весов перетянет?

Победило чувство служебного долга. Девушка скривилась и через силу произнесла:

– Ладно, пойдем. Сейчас выдам спас-набор.

– Что, без него нельзя? – весело удивился Вадим.

– Нельзя. Далеко идти, я же говорю. Будешь задерживать.

– У меня есть опыт хождения по пустыне, – посмотрел в окно и добавил: – и у морей – тоже.

– Тьфу на твой опыт! Кессель шутников не любит.

– Кто он такой – твой Кессель?

– Планета так называется. Не дури, а? И без тебя проблем хватает. Надо успеть до заката. А с тобой и так задержалась…

Памела вскрыла аварийный бокс, вытащила из ниши универсальный спас-набор и кинула его в руки Вадиму. Он поймал и начал его рассматривать.

– Надевай.

Вадим пожал плечами и развернул пакет. Поднял за плечи защитный комбинезон, повертел его перед собой и без вопросов начал в него втискиваться. Пэм застегнула ворот, надела на лицо дыхательную маску и приготовилась ждать. Что ж, Вадим справлялся неплохо. Защитный комбинезон явно раньше не носил, но что-то подобное всё же использовал: кое-какие навыки имелись. Памела шагнула к мужчине, подергала за язычки подгонки и удовлетворенно кивнула. Сняла маску и сказала:

– Теперь – маску. Она – не дыхательный аппарат, просто защита от высокой температуры и пыли. Плюс дополнительные бонусы. Дает возможность достаточно комфортно себя чувствовать, смотреть и разговаривать в приделах видимости. Надевай.

Вадим надел.

– Консервация станции после выхода, – объявила Памела. – Код – стандартный. Запрет – недифференцированный. Выполнять.

После чего вновь надела маску и показала рукой на дверь.

Ветер резанул по лбу острым песком. Памела поморщилась и ускорила шаг. Вадим чуть отставал, но шел ходко, спокойно, без особых усилий. Не задерживал. Так что можно было ожидать, что через три часа они дойдут. И солнце еще не сядет. Условие будет выполнено. А Вадиму придется где-нибудь в сторонке постоять. Не тащить же его на встречу. Да и приглашение относилось к одному человеку. Второй наверняка будет лишним.

Голос Вадима в наушниках маски раздался совершенно неожиданно для Пэм:

– Памела! Может, поговорим? Чего всю дорогу молчать?

– Ну, давай, – буркнула Пэм, – попробуй.

– Скажи, чем ты всё-таки занимаешься? И что это за место?

Памела справилась с улыбкой – наконец-то гость начал задавать правильные вопросы – и ответила:

– Научно-исследовательская станция на Кесселе. Координаты звезды не надо говорить? – Вадим промолчал, и девушка продолжила назидательным тоном: – Основная задача – первичная разведка. Цель – определить, можно ли тут организовать колонию на постоянной основе. Кроме того, станция служит для наведения космических кораблей при их посадке.

– Много садятся?

– Ты – первый. После меня.

– Я – не садился.

Памела обернулась, зацепила носком ботинка слишком много песка и чуть не упала.

– Что значит "не садился"? В каком смысле?

– Да не бери в голову. Я по-другому в пространстве перемещаюсь.

– Как это – "по-другому"?

– Будет время – расскажу.

– Нет уж, давай начистоту! А я-то думала, у меня аппаратура барахлит, не может посадку зафиксировать. Оказывается, он вообще не садился…

– Объяснять я могу только в спокойном состоянии, – перебил Вадим. – Вот остановимся – тогда пожалуйста.

Гость явно не собирался рассказывать Пэм больше, чем хотел. Ей оставалось только заткнуться и спокойно идти дальше. Вадим же продолжил расспросы:

– Много людей на станции? Куда мы направляемся?

– Может, и на мои вопросы ответишь? – не сдержалась девушка.

– На какие – твои? – удивился Вадим.

– О тебе.

– Я же говорю – будет привал, всё расскажу.

– Не будет привала. Скоро придем.

– Да куда придем?!

– На Кесселе нет людей. На Кесселе есть сельваны. Мы идем к ним. Они меня пригласили. Хотели поговорить до того, как прилетит основная группа. Я – разворачивала станцию к их прилету. Первый этап освоения. Понятно?

– Примерно – да. То есть, ты одна здесь?..

– Ну, не совсем, – улыбнулась Памела, поднимаясь на песчаный гребень и делая широкий жест рукой, охватывая всё, что было перед ней.

Вадим сделал два шага и тоже увидел.

Перед ними, а, точнее, под ними лежала широкая котловина, наполовину срезанная почти прямой линией прибоя. По всей ее площади копошились живые существа, занимаясь своими делами, непонятными стороннему наблюдателю. Виднелись конусообразные невысокие сооружения, рядом с ними – шесты, между которыми были натянуты полотна, окрашенные в различные цвета, иногда плотные, иногда прозрачные, похожие на сети. Сельваны подпрыгивающей походкой перемещались между полотнами, иногда останавливались, общались друг с другом, размахивая верхними конечностями, и опять расходились.

Всё это напоминало земную ярмарку с ее цветастыми шатрами, толчеей, криками зазывал и выступлениями балаганчиков. Толпа и толпа. Люди, как люди. Вот только вместо рук у аборигенов были крылья.

Вадим присмотрелся. Сельваны одевались одинаково: в свободные рубахи с очень широкими рукавами. Подолы рубах доходили до колен, вывернутых назад. Маховые перья крыльев, торчащие из рукавов, различались по цвету, но неизменно заканчивались черной каймой.

– Птицы? – спросил Вадим.

– Почти. Не думаю, чтоб летали.

– Жизнь заставит – полетишь.

Пэм покачала головой, но возражать не стала. Она пыталась отыскать среди бурлящего столпотворения сельвана, с которым договаривалась о встрече. Нужный сельван всё не появлялся. Зато другие начали останавливаться, поворачивать к людям головы на длинных шеях и смотреть.

– Надо же! Заметили. Или ты им сигнал подала?

– Это не нужно. Они видят нас. У них специфическое зрение.

– Откуда ты всё знаешь? Давно контактируете?

– Когда я прилетела, пришел старейшина, чтобы выяснить планы землян. Задавал вопросы. Рассказывал о себе. Не подробно, а так, в общем.

– Прямо так сразу и пришел? – не поверил Вадим. – У него культурного шока не было? Или вы – не первые?

– Не знаю, – недовольно ответила Пэм. Почему-то раньше ей не пришло в голову анализировать поведение сельвана. Наверно потому, что была слишком занята обустройством станции, а контакт не входил в перечень обязательных работ. Конечно, Памела сообщила основной группе о встрече с аборигеном. Там в восторг не пришли, но ничем не ограничили действия Пэм. Разве что графиком активации. Дескать, в свободное время занимайся, чем хочешь. Когда всё сделаешь.

Памела хотела. Пусть контакт с иным разумом достаточно тривиальное событие, но для нее он был первым. Славу первооткрывателя еще никто не отменял. Может быть, она войдет в историю, как открыватель нового вида разумных. Хотя сейчас их известно столько, что простому человеку всех и не запомнить. Всех даже специалисты не помнят – справочниками пользуются. Ксенобиологию в школе преподают, и на Землю отводится всего один параграф во введении. Дескать, чего свое изучать, если можно выбраться на природу и самому убедиться в многообразии оставшихся на планете видов растений и животных.

– И чего дальше? – недовольный голос Вадима вернул Пэм к сегодняшнему дню, когда о попадании в учебники еще мечтать и мечтать.

– Ничего, – огрызнулась Памела. – Ждем.

– Зачем тогда торопились?

– Я не уверена в их способах измерения времени. Сельван сказал – перед закатом.

Вадим мельком глянул на солнце, которое уже клонилось к горизонту.

– Вон он! – Пэм махнула рукой вниз. – С темно-синими крыльями. Я скоро.

– Не понял.

– Я буду разговаривать со старейшиной, а ты подожди меня здесь.

– Где – здесь? На песочке, что ли? Ну, знаешь! Я пойду с тобой. И буду с тобой, пока мне это интересно. Ты понимаешь? – Вадим наклонил голову и многозначительно шевельнул бровями под маской.

– Тебя – не звали, – Пэм прерывисто вздохнула. Не хотелось спорить и ругаться на глазах местных разумных. – Я спрошу про тебя. Если они разрешат – останешься.

– Ну, тогда пошли, – и Вадим первым начал спуск в котловину.

Памела чуть не выругалась вслух. И выругалась, если бы всё внимание не сконцентрировала на осыпающемся под ногами песке. Последние метры Вадим с Пэм проехали посредине маленькой песчаной лавины, которая чуть не погребла их с головой.

– Дурак! – процедила девушка, отряхиваясь. – Кто ж так спускается?! По диагонали надо, а не вниз!

– Не гони. Знаю. Но иначе ты бы меня опередила. Разве нет?

Пэм про себя признала, что так наверняка бы и было. Очень уж не хотелось общаться со старейшиной в присутствии Вадима. Но теперь приходилось мириться с фактами: сельван находился перед ними.

Даже неискушенному человеку было очевидно, что абориген, стоящий перед ними, стар. Старее всех других сельванов, не спешащих подходить к людям. Дряблая кожа просвечивала сквозь редкие перья на открытых участках тела. Крылья старейшина опустил, так что синие маховые перья почти задевали белый песок. При этом, три черных когтя кисти прочно удерживали древко с наконечником из рыбьей кости.

Старик переливчато защелкал и переводчик тут же перевел:

– Ты пришла не одна?

– Да, – ответила Пэм.

– Вы живете вместе?

Памела чуть помедлила – не хотелось обманывать сельвана – но непонятное ей самой чувство заставило признать то, чего не было:

– Живем.

– Тогда вы можете пройти оба. Будете отвечать вдвоем.

Вадим демонстративно смотрел в сторону океана, не обращая ни малейшего внимания на сельванов. Казалось, его нисколько не интересовал разговор, который вела Памела со старейшиной. Пэм пришлось дернуть Вадима за рукав, чтобы тот обратил на нее внимание и пошел в ту сторону, куда им показал сельван.

Направлялись они к одному из сооружений, вблизи похожих на шатры кочевых народов древней Земли. Сельван откинул матерчатый полог, пропустил людей и вошел сам, плотно прикрыв вход. Указал свободным крылом на низкие решетчатые конструкции и сам, подавая пример, сел на одну из них.

Вадим сел. И Пэм села. Было довольно жестко и непривычно, но не попросишь же у хозяина подушку, чтоб мягче сиделось. Может, у них и подушек никаких нет… Вопросы, которые Памела собиралась обсудить с аборигеном, внезапно показались ей надуманными и ненужными. Ну, узнает она о социальном устройстве племени, об их обычаях, о методах добычи пищи и ее поедания. Вряд ли всё это заинтересует ученых. Нужно нечто особенное. И чтобы его найти, нужно задать соответствующий особенный вопрос.

– Вы летаете? – неожиданно вырвалось у Памелы.

– Летаем ли мы?.. – старейшина поднял голову к вершине шатра. – Об этом надо спрашивать молодых. Тех, кто свободен. Они решают. Кому жить, кому работать, кому летать.

– Разве решения принимает не самый мудрый? – удивилась Памела. – Чем старше, тем мудрее. Я ошибаюсь?

– Все должны приносить пользу. Старый живет прошлым. Он помнит, что было давно, но не видит будущего. У молодых нет прошлого. Они не связаны предрассудками. Они видят цель. В этом свобода. Видеть цель и достигать ее. Потом молодость проходит. Надо заниматься потомством, растить его, кормить, иногда воспитывать. Это занимает всё время. Даже видя цель, ты не сможешь ее достигнуть. Ты становишься слабым. И когда твои дети становятся свободными, ты уже не нужен. Тогда ты умираешь.

– Сам? – спросил Вадим.

– Тебе помогут, – кивнул сельван.

– А как же твои дети?.. – протянула Пэм и тут же осеклась, боясь, что вопрос подведет черту разговору.

– Ты права, женщина. У меня нет детей. Поэтому я до сих пор и жив. Я мог бы быть свободным. Но у меня нет цели. Все они остались в прошлом.

– Но ты можешь рассказывать другим о том, что было раньше. Передавать опыт, в конце концов!

Сельван сложил крылья на груди и мрачно уставился на людей.

– Вы – чужие. Вы – не понимаете. Кто бы еще стал с вами говорить? Потом я расскажу молодым то, что узнал от вас. Решения они будут принимать сами. По праву свободного.

– Мы живем по-другому… – Пэм неловко пожала плечами. – Другие отношения в обществе. И я не считаю себя несвободной.

– Скажи, женщина. Много у тебя детей?

– У меня нет детей, – несколько удивленно ответила Памела.

– Почему их нет у тебя? – продолжил новую тему сельван. – Или твой мужчина не имеет сил?

– Имеет, – недовольно буркнул Вадим, но старейшина не обратил внимания на его слова.

– Просто не время, – ответила Памела. – У меня работа. Как только достигну определенного уровня, сразу рожу.

– От кого? – усмехнулся мужчина.

– Не твое дело, – зло бросила девушка. – Желающих хватает.

– Или ты слишком молода и не можешь зачать и выносить дитя? – не отступал сельван.

– Не молода я вовсе, – Пэм не понимала, куда клонит сельван, и нервничала. – Но есть внешние обстоятельства. Например, сейчас я прилетела к вам. Вот когда вернусь домой, тогда и буду думать.

– Ты можешь сопротивляться инстинкту продолжения рода?

– Могу, да.

– Тогда зачем тебе этот мужчина? – старейшина показал когтем на Вадима. – Убей его.

Вадим дрогнул лицом. Быстро, но без суеты поднялся, сделал шаг к сельвану, вынул у него из руки копье и вонзил ему в грудь.

Сельван заклекотал, взмахнул крыльями и повалился на спину. Вадим оглянулся на ошалевшую девушку, криво улыбнулся, сделал шаг и пробил аборигена насквозь, припечатав к песку.

Темно-красная кровь сельвана текла медленно, впитывалась песком и застывала неровным пятном.

– Ты зачем?! Ты зачем это?! – Пэм удалось подняться на ноги, и она отступила к стенке шатра, цепляясь за ворсистую ткань. – Зачем убил?!

– Он угрожал мне. Ты разве не слышала? – спокойно ответил Вадим. – Считаешь, что надо было дождаться, когда они набросятся на меня?

– Он ничего не имел в виду! Это наверняка оборот речи! Что мы скажем остальным?!

– Зачем говорить? Пусть смотрят, – и Вадим откинул полог шатра.

С той стороны стояли два молодых сельвана. Равнодушно посмотрев на труп, они синхронно указали на Вадима когтями.

– Ты должен отправить его в последний путь. Теперь он – твой отец.

– А если я откажусь? – с угрозой в голосе ответил человек.

– Нельзя.

Сельваны повернулись и ушли

– Во что ты нас втравил? – зашипела Пэм, на коленях выкарабкавшись из шатра, – я не знаю, как теперь быть. И вообще… Они же разумные. Пусть и не люди. Это же убийство!

– Истерику прекрати. Всё нормально. Они давно ждали, что кто-нибудь пристукнет их старика. Им повезло со мной, – Вадим усмехнулся.

– Хорошо. И что мы теперь будем делать дальше? С кем разговаривать?

– Ты еще хочешь с ними говорить? О чём?

Пэм задумалась.

– Не знаю… – неуверенно выдала она. – О колонистах, например.

– Их это не волнует. Вот прилетят люди, тогда и будут разбираться. Хотя, конечно, в чем-то ты права. Можно расписать все ужасы прилета землян. Ну-ка, ну-ка.

Вадим взял копье покрепче и пошел к центру поселка, оставив растерянную Пэм у шатра, рядом с трупом старика-сельвана.

Памела оглянулась в поисках приветливого лица. Однако выражения лиц аборигенов не поддавались отождествлению, и девушка спросила у ближайшего сельвана:

– Что у вас делают с мертвыми?

Абориген наклонил голову набок и издал долгий клацающий звук. Переводчик среагировал не сразу.

– Отправляют в последний полет, – и тут же поправился: – Возможно, местное идиоматическое выражение.

– Не думаю… – и тут же снова обратилась к сельвану: – Где начало полета?

Абориген ткнул копьем в край обрыва, с которого спустились люди. Памела посмотрела. Нет, вряд ли она сможет подняться наверх с телом. Если подняться одной, то старика всё равно не втащить, даже на веревке. Но ведь в любом случае, мертвый не полетит.

– Скажи, как это происходит? – Пэм никак не отпускала сельвана.

Тот разразился негодующим клекотом, суть которого заключалась в том, что элементарные вещи знают все. Что рассказывать он не имеет ни времени, ни желания. Что общаться с ней – утрата статуса в племени. Что…

– Я поняла. Что нужно сделать? Или старик так и будет разлагаться в шатре посреди поселка?