Текст книги "Альма"
Автор книги: Сергей Ченнык
Жанры:
Военная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)
ВВОД В БОЙ МОСКОВСКОГО ПЕХОТНОГО ПОЛКА
Если Минский пехотный полк действовал почти всё сражение в полном составе всех своих четырех батальонов, то Московский мало того, что прибыл на позицию последним, но и в ходе боя почти все его батальоны часто даже не представляли, где находятся их соседи. О действиях 3-го батальона, занимавшего северный берег Альмы, мы еще будем говорить. Эпопея остальных трех началась тогда, когда главнокомандующий увидел, что французы и турки выходят на плато, и принял решение формировать линию для действия на их фланг. А. Панаев в своих воспоминаниях говорит, что Меншиков направил его за резервами и он нашел самого генерала Куртья– нова с батальоном, «бывшим в резерве» (речь идет о 4-м батальоне майора Гусева), и привел к линии Минского полка, к правому флангу. Конечно, Панаев пытается придать себе значимость – и в результате впадает в азарт: наводит порядок, командует резервами и даже нещадно устраивает разнос генералу Куртьянову.
По его словам, дело происходило следующим образом: «…Светлейший послал еще и меня за самым ближайшим батальоном, который мне попадется. Я скоро нашел батальон Московского полка, бывший в резерве; при нем оказался и полковой командир, генерал Куртьянов. Сообщив ему приказание князя, я просил спешить. Батальон тронулся, а командир полка пешком едва пошевеливался. Я поскакал обратно к Светлейшему, но, оглянувшись, заметил, что колонна топчется, неся на брюхе своего генерала. Я не утерпел, воротился и попросил Куртьянова не задерживать людей своей мешкотной походкой, заметив при этом, что впереди его есть уже батальон Минского полка в ротных колоннах, и чтобы он, подходя, также перестроился, заняв места за минцами. После того я поскакал, крикнув людям, чтобы они не мешкали, иначе минцы успеют отбить нападение и без них… Вдруг сзади себя слышу сигнал: «Застрельщики, вперед!». Это меня взбесило. Вторично повертываю лошадь – и вижу, что генерал опять торчит во фронте, прикрываясь густой цепью стрелков. Чтобы не терять времени, кричу ему издали: «Что вы делаете?! Во второй линии вызываете застрельщиков?.. Уберите их!».
Куртьянов приказал трубить: «Резерв, рассыпаться!». Тут уж я налетел и, без церемонии разогнав застрельщиков, повел батальон сам: при себе велел батальонному командиру разбить батальон на ротные колонны и, указав ему соответствующие роты минцев, присоединился к светлейшему, который, отделяясь от свиты, стоял один на кургане, впереди отряда. Пользуясь этим и моим отсутствием, казаки начали один за другим помаленьку исчезать, да так, что когда я подъехал доложить князю о прибытии батальона во вторую линию, то в свите его остался только один казак Кузьма Кудрявцев – именно тот, которому я навесил на шею суму с картами»…{387}
Вскоре 4-й батальон прибыл на место и стал пополубатальонно на флангах легкой №4 батареи.{388} Это было в 12 часов или немного позже. Князь Меншиков, встретив подходивших московцев, лично вывел роты на позиции. Две из них он приказал разместить правее недостроенного маяка,{389} у белой каменной кладки, видимой издалека.{390}
С этого времени, по воспоминаниям В. Бейтнера: «Московский пехотный полк не весь был поставлен против французской дивизии Боске, а именно фронтом одного только 4-го батальона, при котором я находился… 10-я и 4-я гренадерские роты с 12-го до 3-го часа пополудни изображали исходящий угол левого фланга, что приходилось, может быть, шагах в двухстах от крутого яра, поднимавшегося от реки…».
Теперь, занимая отличную позицию, Московский полк перекрыл французам хотя бы один из путей выхода на плато, но все время был вынужден отбиваться от противника, стремившегося любым путем оттеснить его.
Множество откровенных вымыслов в отношении действий полка В. Бейтнер относит к неточной информации, переданной в штаб дивизии полковым адъютантом. По этой же причине вопрос точного построения полка и расположения его батальонов оставался неизвестным многим исследователям Крымской войны.{391}
Построение русской армии постепенно приобретало вполне законченный и логически осмысленный характер, образуя тупой угол, левую сторону которого составляли Минский и Московский полки. Правофланговым был 4-й батальон Московского полка (в интервалах между полубатальонами легкая №5 батарея 17-й артиллерийской бригады), потом 1-й батальон минцев, за ним в 150–200-метровом интервале стояли пушки полковника Кондратьева,[45]45
Кондратьев Василий Петрович (1810–1873 гг.) – генерал-лейтенант начальник артиллерии Киевского округа. В 1827 г. – фейерверкер 4-го класса, в 1828–1829 гг. участвовал в русско-турецкой войне и получил знак отличия военного ордена Св. Георгия, в 1831 г. за отличие в войне против польских мятежников произведен в прапорщики, в 1849 г. участвовал в Венгерской кампании. В 1854 г. – майор, затем подполковник, командир легкой №4 батареи 17-й артиллерийской бригады. За отличие в кампании произведен в подполковники. В 1857 г. произведен в полковники, в 1860 г. – в генерал-майоры (со старшинством от 17 апреля 1863 года), в 1872 г. – в генерал-лейтенанты.
[Закрыть] «действовавшие как на учении» (легкая №4 батарея 17-й артиллерийской бригады), стрелявшие по французам не менее точно, чем по собственным гусарам при Булганаке. Его батарея (легкая №4) недаром была названа Панаевым «настоящей»{392} – выучка расчетов была образцовой.
В 1858 г. генерал Крыжановский высоко оценил умелые действия последнего в Альминском сражении. По его словам, сказанным во время публичных чтений при гвардейской артиллерии, «…легкая № 4 батарея 17-й артиллерийской бригады (подполковника Кондратьева) открыла огонь на 400 саж., а затем на 300 саж. против неприятельской артиллерии и густых цепей пехоты со штуцерами. Батарея держалась, потеряв 48 человек убитыми и[46]46
По рапорту артиллерии – 45 чел.
[Закрыть] ранеными. До начала сражения батарея имела некомплект прислуги по три человека на орудие. Общая потеря была свыше 50%».{393}
Далее по фронту действовали 3-й батальон Минского пехотного полка и вскоре подошедшая Донская батарейная № 3 батарея, расположившаяся левее 3-го батальона.{394}
Ее Меншиков вызвал из резерва, понимая, что, подняв сейчас несколько орудий, французы вскоре поднимут несколько батарей.
«Наша конная казачья артиллерия весьма скоро прибыла на левый фланг – и долго хладнокровною распорядительностью своего командира батарея эта удерживала неприятеля».{395}
С прибытием артиллерии оборонительная линия левого фланга была закончена. Против дивизии Боске действовали не 8 батальонов, как считают многие исследователи, а только 5 общим числом личного состава не более 4700 чел.{396}
Все четыре минских батальона были выстроены в одну линию и именно в таком построении действовали все сражение: «…одною линией батальонов, не имея ни помощи, ни смены, и отступили после всех…».{397}
В стометровом интервале, отделявшем 1-й батальон минцев от 11-й и 12-й рот 4-го батальона Московского пехотного полка (который был построен по полубатальонно), находились командир минцев полковник Приходкин, ординарцы капитан Колоян, штабс-капитан Вяземский, а также поручик Приходкин, полковой жалонерный офицер, Рядом с полковником Приходкиным стоял командир 1-го батальона майор Иван Тимофеевич Евспавлев[47]47
Евспавлев Ивн Тимофеевич (1811–1856 гг.). в Альминском сражении – майор, командир батальона Минского пехотного полка. Из обер-офицерских детей Орловской губернии. В 1829 г. начал службу рядовым во 2-м учебном карабинерном полку. В 1834 г. произведен в прапорщики. Весной 1854 г. прикомандирован к Минскому пехотному полку для командования батальоном. За вылазку 24 октября 1854 г., во время которой Минский полк захватил французскую батарею, награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. 31 марта 1855 г. тяжело контужен. 22 ноября 1855 г. уволен в полугодовой отпуск. 1 мая 1856 г. скончался в д. Хахловка Щигровского уезда Курской губернии (Ляшук П.М. Герои «Севастопольской страды». Кавалеры орденов Св. Георгия за оборону Севастополя в 1854–1855 гг. Симферополь, 2001 г. С. 60).
[Закрыть] и его адъютант поручик Радкевич.[48]48
Погиб при обороне Севастополя. Дата гибели поручика Радкевича неизвестна. Похоронен на Братском кладбище.
[Закрыть]
Подполковник П.И. Постольский. В сражении на Альме – штабс-капитан, полковой адъютант Минского пехотного полка.
За фронтом 1-го батальона находились полковые патронные ящики и при них запасные лошади.
Интервал до позиций 2-го и 4-го батальонов, не имевших артиллерии, составлял почти 500 метров и был прикрыт цепью застрельщиков. Штуцерные под командованием прапорщика Полонского действовали перед фронтом и в интервалах между батальонами.
2-й батальон к этому времени поменял позицию, выйдя из-под артиллерийского обстрела и развернувшись фронтом к линии французской пехоты, наступавшей со стороны моря. После того, как командир 4-го батальона (командир – подполковник Матвеев) подвел свои роты ко 2-му, в дальнейшем оба батальона минцев под общим командованием подполковника Раковича (2000 чел.) действовали против поднявшихся вслед за французами турками (6000 чел.).{398}
Подошедшие недавно 1-й и 2-й батальоны Московского полка (командиры – подполковники Граль и Зео), едва стряхнув пыль после марша, заняли позиции несколько в стороне, перекрыв пути подъема со стороны реки по оврагу, изолировав дивизию Боске от возможной помощи ей со стороны 1-й дивизии генерала Канробера. По указанию Меншикова граф фон Зео, командир 2-го батальона Московского пехотного полка занял наиболее выдающуюся террасу над речкой.
ПЕРВЫЕ ВЫСТРЕЛЫ НА АЛЬМЕ: КТО ОТКРЫЛ ОГОНЬ
Итак, идиллия тишины прекратилась, когда раздались выстрелы: «…перестрелка открывается по всей линии».{399}
Кто первым открыл огонь – не существенно, но интересно. И никакой роли в сражении, конечно, не играет. Попытаемся лишь удовлетворить самых любопытных читателей.
Была ли это корабельная артиллерия союзников или полевая артиллерия русских, или штуцерные Московского пехотного полка, 3-й батальон этого же полка, стрелки 6-го стрелкового батальона или легкие пехотинцы бригады Буа, нужно разбираться.
Сержант 2-го полка зуавов Жозеф Винцендон. На Альме был ранен. Военную службу закончил в 1898 г. в звании дивизионного генерала.
С корабельной артиллерией все понятно. Но вот что касается остальных участников действа, тут имеют место вопросы. Как минимум двое, Приходкин и Бейтнер, утверждают, что первыми в русской армии огонь по неприятелю открыли штуцерные Московского пехотного полка генерала Куртьянова под командованием поручика Култашева и стрелки 6-го стрелкового батальона, расположенные в садах Альматамака: «…Около полудня на левом фланге нашем раздались первые выстрелы…».{400}
Приходкин определяет время начала сражения 11.30. Не возражает и Бейтнер, определивший время начавшейся перестрелки 3-го батальона Московского пехотного полка с неприятелем-в «…3/4 11 часа».{401}
С большой долей вероятности можно утверждать, что огонь ими велся по уже подходившей дивизии Канробера. Никакой стрельбы со стороны дивизии Боске, якобы ввязавшейся в сражение с «первым начавшим дело батальоном подполковника Раковича», участники сражения до этого времени не слышали. Таким образом, со временем открытия огня больших расхождений нет, мы согласимся с очевидцами и будем считать, что первые выстрелы над Альминской долиной прогремели между 11 и 12 часами. И первым начал бой, скорее всего, Московский пехотный полк, хотя всегда «…честь первого выстрела ошибочно приписывали 2-му батальону Минского полка».{402}
Лейтенант 3-го полка зуавов Луи Жозеф Фаустин Брюне.
Почти одновременно артиллерия пароходов союзников начала обстрел левого фланга русской позиции, давая возможность Боске закрепиться на плато. Английский лейтенант Пирд тоже говорит о 11.30, когда, по его мнению, корабельная артиллерия открыла огонь, оттесняя русских от побережья.{403} Это же время указано в «Истории 2-го полка тиральеров»{404} и многих других источниках. Чтобы читатель мог убедиться в том, что эти цифры – не просто переписывание их из одного источника в другой, я могу сказать об их обязательном фиксировании для занесения в официальный рапорт командирами всех уровней, откуда их иногда удается извлекать.
В истории 7-го полка линейной пехоты говорится, что первые выстрелы (орудийные) на правом фланге у Боске в полку услышали,{405} когда спускались по направлению к Альме в 11.30. В это же время никто по ним еще не стрелял. Или рота Култаше– ва все-таки стреляла после бомбардировки берега флотом? За ответом далеко ходить не нужно. В той же истории того же 7-го полка говорится, что буквально после того, как его солдаты услышали корабельные орудия, они попали под обстрел русских стрелков.{406} Судя по описанию, залпы артиллерии и ружейные выстрелы разделяли считанные минуты.
Итак, по русской версии (Приходкин), первые выстрелы по дивизии Канробера сделали именно солдаты Московского пехотного полка. Это произошло в 11:30–11:45.
Кстати, именно московцев называет «авторами» завязки сражения неприятель – история 7-го линейного.{407}
С этого времени несколько часов огонь был непрерывным.
Лейтенант 3-го полка зуавов Алексис Луи Жозеф Хуберт де ла Хайри. Службу закончил в 1890 г. в звании дивизионного генерала.
СТАБИЛЬНОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ
Меншиков, покинув Тарутинский полк, продолжал следить за французами, успевшими к тому времени установить пушки, о чем штаб главнокомандующего известило неприятельское ядро, пролетевшее над головой Светлейшего.
Отъехав от свиты, он в одиночестве следил за тем, как взвод за взводом, рота за ротой, батальон за батальоном синие мундиры французских пехотинцев поднимаются от Альмы и разворачиваются на равнине, направляя фронт на подходившие и разворачивавшиеся Минский и Московский полки.
Радовали низкая эффективность поддержки кораблей флота, лишь «прикрывающих» пехоту, а также явный срыв замысла обхода русских. Меншиков выжидает. У неприятеля пока лишь несколько пушек. У него их уже три батареи. Может быть, удастся с ними справиться.
Когда ему докладывают, что неприятель усилил давление на центр, он говорит, что ничего страшного не происходит, пройдет еще час или полтора, «…потом дойдет до штыков, а там что Бог даст».{408} Тем более уже подходит своя пехота.
Но едва Минский полк приблизился к неприятелю на ружейный выстрел, как попал под ураганный огонь. Плотность его была такова, что почти сразу была убита лошадь полковника Приходкина, ранены лошади его адъютанта – поручика Радке– вича и нескольких офицеров. 4-я гренадерская рота Московского полка рассыпалась за укрытиями. Поручик Бейтнер и подпоручик Перов, лежа за небольшим взгорком, наблюдали, как разворачивается французская батарея. В этот момент, по воспоминаниям Бейтнера, и был произведен тот самый легендарный выстрел с 1400 шагов «на заказ» штуцерного 10-й роты Баранова, свалившего с лошади конного французского офицера,{409} цитируемый всеми, в том числе и мной ранее как пример снайперской стрельбы по специально обозначенным целям. Но есть сомнения. Дело в том, что на плато не был убит или ранен пулей ни один из старших офицеров французской пехоты. Да и о каких породистых лошадях речь, когда солдаты еле на своих плечах пушки втащили. Потому, если кто и получил пулю, так это, скорее всего, один из ездовых батареи капитанов Фьева или Робино-Марки. Ну согласитесь, на дистанции более чем в один километр вряд ли возможно отличить обозника от полковника. Тем более в незнакомой униформе. Хотя в любом случае уровень огневой подготовки стрелков в русской пехоте был высоким.
Но это всё о ружейных пулях. Не забудем, что к этому времени на плато полным ходом шла орудийная перестрелка. Хотя русскую пехоту уже обстреливала французская полевая артиллерия, превосходство в орудиях было на стороне русских. Даже неприятелю казалось, что замысел Меншикова удался.
«…Дивизия Боске начала свое движение раньше нас с целью завладеть возвышенностями морского берега, чтобы обойти левое крыло врага и угрожать центру, где сконцентрированы значительные силы. Эта дивизия под прикрытием огня флота испытывает, между тем, большие трудности, преодолевая реку около ее устья, сосредоточивая свою пехоту и артиллерию на противоположном берегу и, наконец, отражая неистовые атаки».{410}
Там, где действовала русская артиллерия, она успешно доказывала, что хотя нарезное оружие и имеет значение, но ее роль еще рано списывать со счетов. Две батареи (№4 и №5) остановили Боске. О том, какой была легкая №4, мы уже знаем. Но и легкая №5 была не хуже – ею командовал один из лучших батарейных командиров войск, прибывших в Севастополь летом 1854 г. подполковник Дмитрий Дмитриевич Хлапонин.{411}
Вовремя появились две донские батареи. Донская батарейная №3 подполковника М.А. Ягодина и непонятно как ставшая на позицию Донская №4 резервная подполковника И.И. Клунникова, создававшая такие проблемы подходившей дивизии Канробера, что той не сразу удалось подняться на плато, заодно обстреляв и подходившую 3-ю пехотную дивизию принца Наполеона.
Ее появление было неожиданным. До сих пор нет ясности, кто приказал ей выходить на позицию. Неизвестно также, кто передал этот приказ и кто указал саму позицию. Генерал-майор Кишинский был крайне недоволен чьим-то упрямством, но ничего поделать уже не мог.{412} Возможно, что казаков привел один из адъютантов Кирьякова, выполнявший приказ своего начальника.
Командир батальона 3-го полка зуавов майор (Chef de bataillon) Жан Батист Александр Монтадон. В Альминском сражении временно командовал 9-м батальоном пеших егерей. В 1869 г. – дивизионный генерал.
«ДЕЛО ГЕНЕРАЛА КУРТЬЯНОВА»: АТАКА 4-го БАТАЛЬОНА МОСКОВСКОГО ПЕХОТНОГО ПОЛКА
Терпеливо выжидая, пока артиллеристы сделают свое дело, французские пехотинцы старались нанести максимальные потери противнику. Завязалась активная перестрелка. Казалось, бой вступил в ту фазу, когда противники, не особо спеша начинать активные действия, стараясь сберечь людей, нащупывают слабое место в неприятельской обороне.
И так бы продолжалось неизвестно сколько, если бы не начал терять терпение Меншиков, ошибочно посчитавший такую пассивность французов за успех своей пехоты и артиллерии, который обязательно было нужно развить. Видимо, ему показалось, что сейчас самое время удара в штыки. Это была его первая ошибка, дорого стоившая русской армии.
Опять полетели адъютанты и началась сумятица, вызванная настойчивым требованием главнокомандующего генералу Кирьякову немедленно атаковать и отбросить французскую пехоту. У исследователей нет единого мнения, что произошло потом. Достоверно одно: требование командующего было проигнорировано командиром Минского полка.
Вместо бесполезной атаки Приходкин выслал в стрелковую цепь всё, что только можно было. В сочетании с артиллерийским огнем это не дало французам возможность приблизиться ни к одному из батальонов Минского пехотного полка ближе, чем на ружейный выстрел.
Но с правого фланга полка стоял (точнее, лежал и пытался перестреливаться) 4-й батальон московцев, командир которых, генерал Куртьянов, мало того что обладал природной глупостью, был далеко не трусливым человеком, являя этим конгломерат самых опасных для военачальника качеств. Как правило, тупые и смелые губят своих солдат тысячами. После войны себя и себе подобных они называют героями, тех же, кто с ними не согласен, – или трусами, или виновниками поражения. Оно так и случилось..
Первую атаку московцы провели силами двух рот – 11-й и 12-й. Поднявшись и построившись, полубатальон двинулся вперед, но солдаты не прошли и сотни шагов, как на них «набросились» французские стрелки, а стреляли они неплохо.
Крен пишет об этой атаке кратко: «…русская пехота, стоявшая вблизи телеграфной башни, приблизилась к берегу, имея в тылу кавалерию… Французские застрельщики, поддержанные огнем своих батарей, которые удачно отвечали действиям русской артиллерии, под градом ядер и гранат продолжали идти на гору».{413}
Так оно и было. Вскоре обе роты были растерзаны, а решивший напомнить французам про 1812 г. и славный русский штык Куртьянов легко ранен. Получив пулю в руку, бравый генерал успокоился, считая свою миссию в сражении выполненной как минимум на орден Св. Анны 1-й ст. Бездумный поступок малограмотного, но исполнительного генерала дорого стоил московцам. Несколько десятков тел осталось лежать в траве, сохранившие возможность двигаться первые раненые потянулись в тыл, оставляя за собой красный кровавый след.
Главнокомандующий не успокаивался. Ему казалось, что причина неуспешной атаки только в отсутствии напора, порыва, духа. Он вновь потребовал от командира Московского полка атаковать неприятеля, и Куртьянов повторно отправил к Приходки– ну предложение, на что вновь получил категорический отказ. Последний понимал, что рано или поздно будет вынужден отойти, но в данный момент все его четыре батальона, имея артиллерийские батареи, в интервалах вполне успешно вели сражение. А трупы московцев и две «зализывавшие» раны роты не сильно вдохновляли на подобные «подвиги».
Командира минцев уже начала раздражать настойчивость Меншикова, которому уже донесли, что Приходкин демонстративно игнорирует его приказы. Все это будет припомнено после, когда Приходкина тихо отстранят от командования полком, мотивируя тяжестью раны и, присвоив на всякий случай генеральский чин, отправят подальше – в отставку.
Видя потуги Московского полка и желая поддержать пехоту, батареи Ягодина, Хлапонина и Кондратьева усилили огонь, не давая французам двигаться вперед. Но плотный огонь стрелков противника сказывался, приводя к неоправданно высоким потерям среди пехоты. Чтобы хоть как-то уменьшить их, поручик Московского полка князь Трубецкой с разрешения Куртьянова выдвинул вперед застрельщиков. К сожалению, местность не способствовала скрытому перемещению даже ползком и, понеся потери, они вынуждены были вернуться назад.
