Текст книги "Альма"
Автор книги: Сергей Ченнык
Жанры:
Военная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)
НАЧАЛО АТАКИ ЦЕНТРА РУССКОЙ ПОЗИЦИИ
Не дожидаясь подхода резервов, решительную атаку центра русской позиции со столь свойственным французской легкой пехоте задором без всякой поддержки артиллерии начал 1-й полк зуавов. Перемешавшиеся между собой батальоны, которые генерал Канробер хотя и не мог привести в порядок, но и был не в силах сдержать, карабкаясь по склонам под картечными пулями, огнем и штыками, выбивали остатки упорно сопротивлявшейся русской пехоты.
Инициаторами атаки были сами зуавы, которым, по образному выражению одного из офицеров, «…просто надоело шляться без дела». Генералам оставалось лишь принять это решение, тем более, что оно оказалось своевременным. Теперь требовалось лишь быстро усиливать атаку подходившими частями. Одним из первых попал под руку Канробера сохранявший порядок, мерным шагом двигавшийся в огонь Маршевый батальон, образованный из элитных рот 1-го и 2-го полков Иностранного легиона, первыми прибывшими в Крым.
«Генерал Канробер, бессильный поддерживать порядок, замечает батальон, продвигающийся вперед, словно на параде: он узнает его и, устремившись к нему галопом на своем коне, бросает им: «В добрый час, послужите примером для других отважных легионеров!».{647}
Придав ему две батареи из резерва, Канробер пробьет брешь в центре русской позиции, вынудив отступить Бородинский полк и сняться с позиций артиллерию центра.{648} В этой атаке солдаты Легиона потеряли 55 солдат и 5 офицеров убитыми и ранеными. Это были первые из 444 легионеров, сложивших головы в Крыму.
Действия легионеров позволили командиру бригады генералу Вино после Альминского сражения, когда Легион переходил под другое командование, сказать: «Я потерял самое красивое украшение моей короны».{649}
Порыв французской пехоты высоко оценили их противники – нижние чины русской армии. А.Ф. Погосский писал, как лежавший в Симферопольском военном госпитале раненый при Альме карабинер говорил о неприятелях:
«Знаем и мы тебя, француз, и – не приведи Бог соврать – крупно отдам честь тебе и за удаль непорушенную, и за переправу Бурлюкскую; сам видел, братец ты мой, в огонь, лезет! И попортил ты мне амуницию, а все же скажу: ты молодец».{650}
К этой атаке присоединились зуавы дивизии Наполеона, тоже не вынесшие медлительности и на свой страх и риск решившие не отставать от товарищей по оружию, в первую очередь конкурентов из 1-й и 2-й дивизий.
Опасаясь угрозы оказаться отрезанными от своих, полковник Верёвкин начал отводить полк. Бородинские егеря свою задачу выполнили. Может быть, и не отлично, но по крайней мере добросовестно. Если верить статистике, то из более 300 погибших британских пехотинцев не менее 80 были убиты в центре русской позиции огнем двух батарей и в схватке с Бородинским полком.
95-й пехотный Дербиширский полк потерял за самое короткое время около 50 человек убитыми. Командир полка подполковник Веббер-Смит был тяжело ранен.{651}
Не менее половины их легло под пулями бородинцев, стрелков и картечью двух-трех батарей центра. «Лесники Шервуда» так стойко держались под огнем русских пушек, что были отмечены в письме лорда Раглана военному министру Великобритании 23 сентября 1854 г.
Этот полк всю кампанию в Крыму поражал своим упорством, заслужив прозвище «гвозди».
Значительные потери понесли 55-й пехотный Уэстморлендский и 30-й пехотный Кембридширский полки.
Бородинский егерский полк не мог в одиночку выиграть сражение на Альме, как не могли это сделать Минский, Владимирский, Суздальский, Московский и Казанский. Жертвенность их была не более чем свойственной вообще русской пехоте самоотверженностью. Не стоит даже говорить об этом.
Капитан 1-го полка зуавов Леопольд Зее. В 1880 г. – дивизионный генерал
По целому ряду причин первый бой был проигран русскими, допустившими при подготовке к сражению такие ошибки, которые не могли быть исправлены, в его ходе. К тому же полковнику Верёвкину можно предъявить массу претензий. Он не развернул полк в ротные колонны, не усилил стрелковую цепь и т.п. Но признаем: то, что он мог делать, как его учили до войны, он делал добросовестно. Имея в сто раз больше причин подобно генералу Волкову «рвануть» с поля сражения, он этого не сделал. Наоборот, основательно «попортил обедню» англичанам своей упорной защитой моста.
Давайте не будем от него требовать невозможного. Тем более, что жить ему осталось совсем чуть-чуть: через два месяца он будет убит под Севастополем.
Исследователи русского военного искусства конца XIX – нач. XX вв. справедливо считают, что весь ужас Альмы, Инкермана и Чёрной речки, подготовленный ослепленной плацпарадными тонкостями николаевской военной системы, искуплялся «…удивительным мужеством и стойкостью удивительных войск».{652} Во всех полевых сражениях Крымской войны русский солдат «…открыто и неумело подставлял грудь неприятельским пулям, а ближайшие начальники его оказывались не вполне искусными и опытными руководителями и распорядителями боя».{653}
Что же касается рассыпного строя, то командир Бородинского полка если и имел о нем понятие, то, как выше говорилось, весьма косвенное. В то же время очень странно, что по сегодняшний день многие исследователи так и не смогли понять сути происходившего на берегах этой маленькой крымской реки 20 сентября 1854 г. Одно дело, что при жизни «героев» сражения авторы не «решались изобличать действия живых современников», сберегая «…для потомков» эту трудную миссию.{654}
Ну и напоследок, перед тем, как начать отходить, минцы и московцы решили оставить о себе французам «добрую память». Попытка французов, воодушевленных поддержкой артиллерии атаковать Минский и Московский полки с Телеграфной высоты, была встречена интенсивным ружейным огнем. «…Французские солдаты любят ударять в штыки. Преклоняясь перед этой хваленой привычкой, заметим, однако, что …атаки, не подготовленные огнем, легко могут быть отбиты».{655}
Так и получилось. Воспользовавшись замешательством противника, остановившегося и расстроившего свой порядок, командир полка нанес удар своими двумя батальонами (1-м и 3-м) в самый благоприятный для этого момент. С ними атаковали французов и три батальона Московского полка. Не принявший рукопашной, противник был опрокинут, смешался и бросился назад, преследуемый минцами и московцами, вошедшими в азарт настолько, что остановить их офицерам полка удалось с большим трудом. В «Истории Московского полка» говорится, что эту атаку организовал и руководил ею лично генерал Кирьяков (опять не вяжется с образом «вконец растерявшегося» горе-генерала). «Две роты 2-го батальона Московского полка, 5-я мушкетерская штабс-капитана Елагина и 2-я гренадерская штабс-капитана Зоркина, атаковали вражеские орудия, другие роты атаковали пехоту. Две пушки были захвачены сразу. Между ними упал штабс-капитан Елагин, сраженный двумя пулями. Зоркин тоже был ранен двумя пулями, но менее тяжело. Град пуль, обрушившийся на нападавших, не остановил их. Французы не выдержали и подались вниз по склону.
Полковник Приходкин решил не преследовать противника, опасаясь неизбежной в таком случае потери строя при быстром движении, что в условиях численного превосходства неприятеля было чрезвычайно опасным для русских. Но и французы, не рискуя более добыть славу в штыковом бою, вновь предоставили право очистить поле сражения от упорных русских пехотинцев своей артиллерии. Сказалась выучка французских артиллеристов, благодаря которой «…задача пехоты стала сравнительно легкой».{656}
Вовремя подоспевшая бригада Ореля осыпала русские батальоны градом пуль, принудив их отходить. Батальон графа Зео был с трех сторон атакован зуавами. Командир остановил его, перестроил в каре и, отбив неприятеля, продолжил движение. Противника определить нетрудно – Бейтнер пишет о «башибузуках». Понятно, что никого, кроме зуавов, он так назвать не мог.{657}
В момент, когда командир Минского полка полковник Приходкин подошел к выводимому из стрелковой цепи солдатами раненому подпоручику (в другом источнике – прапорщику) Полонскому. В тот же миг последний разрывом гранаты был убит, а Приходкин тяжело ранен, но остался при 1-м батальоне. Не в силах стоять на ногах от потери крови, он приказал подать ему барабан и, сев на него, продолжал отдавать приказания.
Капрал 2-го полка алжирских стрелков Алел Боу Корсо.
Минский полк, не получая никаких сведений о положении дел в других частях, сам того не ведая, остался одним из двух полков (вторым был Московский), не покинувших поля сражения. Герен свидетельствует, что «…левое крыло до самого момента общего отступления держалось вокруг телеграфа, куда… оно было Оттеснено генералом Боске; наконец, и это крыло отступило вслед за прочими войсками…».
Вернувшийся ординарец доложил, что не смог найти генерала Кирьякова, что вся армия отступает, а Минский полк остался один перед неприятелем. Только тогда Приходкин принял решение выводить полк. С приказом об отходе к командиру 2-го батальона был послан поручик Приходкин, отозваны застрельщики и штуцерные. После этого батальоны начали движение, «…сохраняя такой порядок, какой только был возможен…».{658}
Командир полка отходил последним, поддерживаемый солдатом. Вскоре он был тяжело контужен ядром в ногу и потерял способность самостоятельно двигаться. Находившийся при нем солдат, не имея возможности вынести его в одиночку, побежал за помощью к командиру своей роты (1-й мушкетерской) штабс-капитану Супруненко. С помощью нескольких солдат Приходкин был вынесен из-под огня и отправлен на перевязочный пункт.
Легионер 1-го полка Иностранного легиона Адольф Пэнс. Чин офицера получил за отличие в Крыму в 1855 г.
АТАКА ЛЕГКОЙ ДИВИЗИИ
«Пушки, расположенные в укреплениях, следует считать потерянными, как только сами укрепления не могут быть дольше удержаны. Единственное, что можно сделать, – это заставить заплатить за них самую дорогую цену».
Генрих Дюфур, швейцарский инженерный генерал.
ПЕРЕД АЛЬМОЙ
Вторая фаза сражения связана прежде всего с действиями Легкой дивизии. Им было тяжелее, ибо рассчитывать на свою артиллерию, в отличие от французской, было трудно. Со своих позиций 9-фунтовые английские пушки не могли обстреливать тяжелые русские орудия, безнаказанно истреблявшие английскую пехоту, по совершенно непонятным причинам остановившуюся в виноградниках. Англичане теряли строй, постоянно перестраивались – то ложились, то поднимались. «Наши пушки были слишком слабы, – писал своим родителям рядовой Хорн из Королевской конной артиллерии, – …поэтому укрепления пришлось брать ружьями и штыками».
Три английские батареи ничего не могли сделать, и пехота продолжала движение, будучи совершенно не прикрытой артиллерийским огнем. Вначале боя батарея Е вместе с батареями В и G своими пушками поддерживала продвижение бригады Ко– дрингтона в направлении русского укрепления. Именно ее орудия произвели первые выстрелы англичан на Альме. Вскоре стало понятно, что малая мощность британских пушек не позволяет им тягаться с артиллерией русской батарейной № 1 батареи 16-й артиллерийской бригады, тем более прикрытой эполементом. В артиллерийской дуэли погиб лейтенант Коккерилл, убитый ядром.
Но если бы только эти двенадцать орудий. В разгар атаки по приказу князя Горчакова справа и слева от позиции батарейной №1 батареи развернулись легкие № 3 и № 4 батареи 14-й артиллерийской бригады.{659}
Уже после войны один из рядовых 33-го полка бригады Кодрингтона вспоминал: «…я ползаю между виноградными лозами и собираю виноградины, потому что мои запасы воды кончились час назад и мой рот пересох от соленой свинины, которая единственное, что я могу есть в течение всего дня. Русские отчаянно препятствуют нашему движению вперед, пули щелкают о листья винограда и поднимают грязь вокруг наших тел, …к счастью, есть дым и мы должны продолжать идти вперед, идти дальше… внезапно я теряю равновесие на берегу и скатываюсь вниз по семифутовому откосу, удерживая гроздь винограда в зубах… всплески от пуль окружают меня… трагическое зрелище скользит рядом со мной. Это мертвый солдат на спине с остекленевшими широко открытыми глазами и черным облаком, вытекающим из его живота…».
Солдаты 23-го Уэльского фузилерного полка – участники Крымской войны. Фото после 1865 г.
Очевидно, автор имел возможность испытать на себе всю «прелесть» картечного огня русской артиллерии.
Британцам, особенно малоопытным солдатам, впервые оказавшимся под выстрелами, пришлось тяжело. Часто их поведение провоцировало новые неоправданные потери. Что делает человек, когда вокруг него или рядом с ним оказываются разорванные тела, вырванные внутренности, конечности и прочие «прелести» торжества артиллерии? Он останавливается, это естественная реакция человека на подобное. Если хотите, психология. Остановившись, солдат или превращается в мишень, увеличивая потери, или, если успевает, прячется за ближайшее укрытие (часто просто ложится на землю), тем самым нарушая строй, ослабляя боевую способность подразделения.
Продвижение Легкой дивизии усложнялось еще и тем, что из виноградников приходилось постоянно выбивать засевших там русских стрелков, своим огнем достававших солдат из линейных рот.{660}
Зато когда английским стрелкам удалось вытеснить их оттуда, немедленно подошла артиллерия, открывшая огонь по русским батальонам.{661} Огонь велся на максимальной дальности, артиллеристы опасались накрыть собственную пехоту. Удачнее всех действовала батарея С Королевской конной артиллерии.
Видимо, только с подходом артиллерии на дистанцию верного выстрела англичанам удалось подготовить успешную атаку, завершившуюся взятием русской батареи.
Миф о том, что артиллерия полностью потеряла свое значение, оказывался несостоятельным. Генерал Бургойн вообще считал это величайшим заблуждением. И тому, по его мнению, было несколько причин. Прежде всего невозможность сделать из каждого солдата снайпера, способного вести точный и спокойный огонь на дистанции от 800 до 1000 м. Солдат середины XIX века, в основном, не обладал такими способностями производить баллистические вычисления, как современный (да и то не каждый). Потому уделом основной массы пехоты был огонь на дистанциях от 200 до 300 м (как, кстати, и сегодня, в эпоху автоматического оружия). В то же время артиллерия при всех ее недостатках могла гарантированно накрывать цель на предельных для стрелкового оружия дистанциях, используя разного типа боеприпасы.
Добавим сюда и психологическое воздействие. Потому Бургойн и считал, что тот генерал, который верил, что пехота, вооруженная винтовкой, сможет заменить артиллерию, глубоко заблуждался.{662}
Неизвестно, сколько пролежали под пулями фузилеры, но постепенно огонь начал слабеть – как и стрелки, опустошив патронные сумки, начали отходить моряки. По одной версии, они не могли найти свои патронные ящики, что вполне возможно: по какому-то разгильдяйству моряки вышли на позицию, имея только носимый боезапас.
Солдаты Стрелковой бригады продвинулись вперед, а фузилеры, подгоняемые командирами, броском перешли Альму и, прикрывшись 10-футовым берегом, начали переводить дух. Склон обеспечивал некоторую защиту от огня русской пехоты и артиллерии.{663} До изрыгающего смерть Большого редута оставалось еще не более 400 ярдов. Но физические и моральные силы были на исходе. Усталые солдаты, продвигаясь в густых зарослях виноградников, хотя потеряли всякий строй, все же чувствовали там хоть и призрачную, но защиту. Выйдя на открытый берег, они оказывались прямо перед орудийными стволами. Те, кто не находил в себе силы воли перейти через Альму, заползали обратно в кусты, где под свист пуль пытались утолить жажду свисавшими в изобилии виноградными гроздями.{664}
Тем, кто был беспечен, доставалось. Едва подполковник Лоуренс с адъютантом лейтенантом Россом подъехали к высокому берегу реки, за которым лежали их стрелки, как под обоими были убиты лошади.{665} Не рискнув и дальше демонстрировать безупречную храбрость, офицеры укрылись под берегом рядом с солдатами.
Бригадный генерал Кодрингтон. В сражении на Альме – командир бригады в Легкой дивизии. Фото Р. Фентона. 1855 г.
Бригадный генерал Кодрингтон, находившийся в интервале между 23-м и 33-м полками, изо всех сил старался взять в свои руки управление бригадой, находившейся к тому времени в 500–600 метрах от русской позиции. «Примкнуть штыки и вперед в атаку!!!» – громко кричал он. То же орали своим подчиненным командиры 7-го и 33-го полков подполковники Леси Ио и Блэйк, дублировавшие команды.
Для британской пехоты мелководная Альма стала непреодолимой преградой, переход через которую требовал большого мужества. О чем и сказал фузилер Гоуинг: «Скорострельность восточных и западных вражеских батарей была очень высокой, так что на подступах к гласису мы оказались окутанными клубами дыма и почти ничего не видели. Всего шестьсот ярдов отделяло нас от пушечных жерл; гром войны грохотал уж совсем близко, а смерть, как известно, любит толпу. Потери среди фузилеров как 7-го, так и 23-го полка были ужасны. И все же только смерть могла остановить эту прославленную пехоту. 14 орудий тяжелого калибра палили нам во фронт, другие обстреливали с флангов – в общей сложности около 42-х орудий сеяли смерть в наших рядах. Не счесть, сколько наших погибло, карабкаясь по скользким склонам холма, или срывалось под градом выстрелов вниз, или тонуло в водах Альмы».{666}
Гоуинг несколько (и значительно) преувеличил число орудий, обстреливавших бригаду. Если бы Кодрингтона накрыл огонь семи батарей, то можно было бы смело вычеркивать все три полка из списков британской армии. Хотя и преуменьшать силу огня тоже не стоит. Гоуинг не говорит о 33-м пехотном герцога Веллингтона полке, которому атака батареи стоила большего числа офицеров, чем он потерял при Ватерлоо, за доблесть в котором и получил имя прославленного герцога, более известного своим сравнением пехоты с соломой и потому нещадно бросавшего ее в топку войны.
Веллингтон был настолько влюблен в 33-й полк, что его имя было дано части на годовщину сражения при Ватерлоо в 1853 г. 28 февраля 1854 г. полку вручили новое знамя с именем Веллингтона, его гербом и девизом, а на следующий день отправили на погрузку в Крым. Служить в полку считалось делом почетным, что привлекало туда определенную часть выходцев из знатных фамилий. Одного из них русская картечь отправила «в гости к Богу» недалеко от берега Альмы – это был и один из представителей наиболее породистой британской аристократии потомок герцогов Манчестерских (Монтегю) – 20-летний (родился 7 февраля 1834 г.) лейтенант Френсис Дю Пре.{667}
Знамя 23-го Уэльского фузилерного полка с которым полк сражался на Альме. Из коллекции полкового музея Уэльского фузилерного полка.
Нужно сказать, что мужество не изменило младшим офицерам британской пехоты, под сумасшедшим огнем изо всех сил требовавших от солдат, искавшим любые укрытия, сохранять боевой порядок и продолжать движение. Вскоре ожесточение боя и стремление к победе овладели рядовыми солдатами, подавляющее большинство которых впервые в своей жизни оказалось под огнем, но никто из них не помышлял об оставлении поля боя.
В этой непростой ситуации 23-й Королевский Уэльский фузилерный полк потерял строй; даже полковое и королевское знамена, которые должны были постоянно находиться рядом, оказались порознь.
Генерал-майор Коннор вспоминал об этом позднее: «…При приближении к первому винограднику был получен приказ зарядить оружие. После этого мы двинулись по склону через виноградник, при этом я срывал грозди, чтобы облегчить свою жажду, поскольку день был необыкновенно жарким. Мы перешли реку, глубина которой в некоторых местах доходила до моих коленей… После пересечения реки лейтенант Анстротер, который нес Королевское знамя, сказал мне: «Полковое знамя и лейтенант Янг отсутствуют». Я ответил: чем быстрее мы доберемся до врага, тем меньшей опасности будем подвергаться, поскольку мы теперь находились под плотным ружейным огнем, и семь из наших офицеров, находившихся, к сожалению, рядом друг с другом, были именно тогда застрелены, среди них несчастный лейтенант Уильям Янг».{668}
Добавим, что, кроме Янга, был убит и энсайн Джозеф Батлер, который нашел силы взять на себя рискованную роль знаменосца.
Давайте еще раз уточним, чтобы не было никаких вопросов, одну из проблем: кто брал русскую батарею? Этот эпизод Альминского сражения столь важен для британцев, что почти каждый из полков, бывший «в деле» 20 сентября 1854 г., в той или иной степени считает себя причастным к этому событию. Итак, батарею атаковали: 19-й полк «Зеленые Говарда» («отбившийся» от бригады Буллера), 23-й Королевский Уэльский фузилерный полк, 33-й герцога Веллингтона полк, отдельные группы 95го Дербиширского полка «Лесники Шервуда» («блуждающие форварды» вообще из другой дивизии, но умудрившиеся на Альме постоянно оказываться там, где нужно, и тогда, когда это было нужно) и, возможно, отдельные группы солдат 7-го Королевского фузилерного полка. При этом участие 33-го полка тоже подвержено сомнению самими англичанами. Например, на схеме, отображающей атаку русской батареи, «веллингтонцев» нет совсем. Там только 19-й (левый фланг), 23-й (центр) и 95-й (правый фланг) полки.{669} Я могу предположить единственное, о чем речь подробнее пойдет ниже и что напрашивается после информации о том, что 33-й полк во время атаки потерял, как мы уже знаем, офицеров больше, чем при Ватерлоо: там просто некому было поднимать солдат и гнать их вперед. И когда три вышеуказанных полка совершали свой «последний и решительный» бросок к батарее, наследники герцога так и остались за скатами южного берега, откуда их вскоре «вычистили» штыки солдат Владимирского пехотного полка.
