Текст книги "Альма"
Автор книги: Сергей Ченнык
Жанры:
Военная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)
ВЗЯТИЕ МОСТА ЧЕРЕЗ АЛЬМУ
«Мост взят!!!»
Солдаты Стрелковой бригады – солдатам 95-го Дербиширского полка («Шервудским лесникам») во время сражения на р. Альме.
Вскоре стрелки Лоуренса, прикрывшие фронт Легкой дивизии, начали смертельный «диалог» с русскими оппонентами. Именно они, отбив у русских саперов мост и рассеяв моряков, первыми перебежали на противоположный берег по деревянному настилу, захватив его невредимым.
Переход Альмы у моста стал эпическим эпизодом британской военной истории. Момент боя, когда Стрелковая бригада форсирует реку, запечатлен на картине английского художника Луи Джонса «Переход Альмы», которая сейчас висит в помещении офицерской столовой 2-го батальона стрелкового полка «Грин Джакетс» британской армии. Если не считать слишком уж близко расположенных к пехоте стрелков – вполне реалистично.
Вот только действительно ли выиграли английские «зеленые куртки» дуэль с русскими стрелками? Скорее всего, нет. Тут сошлись равные противники.
Стрелковая бригада сумела, перейдя реку вброд, закрепиться на противоположном берегу только тогда, когда, расстреляв патроны, вышли из боя солдаты 6-го стрелкового батальона и моряки. К сожалению, на передовой успех сражения только закладывается, решается он чаще всего в тылу. Что и произошло на Альме. По официальной версии, патронные ящики рот 6-го батальона по какому-то недоразумению были поставлены в никому не известном месте. То же самое произошло с патронными ящиками морских полубатальонов.
Увы, традиционное разгильдяйство и здесь имело печальные последствия. Кто-то даже не подумал, что предстоит напряженное сражение, а не вялая многочасовая перестрелка. Согласно послевоенным исследованиям, темп стрельбы солдат 6-го стрелкового батальона в Альминском сражении составил в среднем 0,66 выстрела в минуту.{590} Естественно, что, опустошив патронные сумки, батальон принял вправо и отошел двумя ротами к позиции Суздальского полка и двумя ротами к правому флангу Московского полка. Предъявлять претензии к стрелкам бесполезно. Они сделали, что могли и, как показал ход боя, свою работу выполнили хорошо. Даже, скорее, отлично.
Кстати, из всех известных случаев большего темпа стрельбы в XIX ст. смогли достигнуть лишь русские Сибирский и Малороссийский полки под Плевной 28 ноября 1877 г. (0,77) и солдаты двух батальонов 8-го австрийского полка в Боснии (0,77).{591}
Халатность собственных начальников привела к тому, что в разгар сражения стрелки «…были поставлены царствовавшим в армии беспорядком в довольно критическое положение».{592} Они просто не имели возможности пополнить боезапас. В результате «…две роты 6-го стрелкового батальона, …не имея патронов и не будучи в состоянии отыскать своих патронных ящиков, находившихся где-то за правым флангом, …отступили».{593}
В русской армии XIX в. командиры «…на наблюдение за скоростью огня вовсе не обращали внимания».{594} Хотя уже со времен фридриховских войн XVIII в. пехоте очень часто не хватало носимых патронов. И в указанные времена Фридриха II (Мольвиц),[67]67
Битва при Мольвице (нем. Schlacht bei Mollwitz) – сражение, состоявшееся 10 апреля 1741 г между прусскими войсками под командованием короля Фридриха II и австрийскими войсками под руководством фельдмаршала Рейнхарда фон Нейперга.
[Закрыть] и в ходе наполеоновских войн крик «патроны!» не был явлением сверх– ординарным.
Неорганизованность – вот еще одна из причин поражения. Снабжение боеприпасами в эпоху дульнозарядного оружия – тема отдельная. Нужно сказать, что пополнение боезапаса было делом не таким простым, как в позднее время, когда ставшие унитарными патроны паковались в переносимые за каждым подразделением ящики. Пока приходилось возить за войсками для приготовления зарядов бочки с порохом, слитки свинца, бумагу, крахмал, смазочное сало, пульные формы, специальные котлы, собирать команды для их приготовления, специально делать запасы дров.{595} В результате чаще всего солдат мог во время боя рассчитывать только на то, что имел в патронной сумке. Подразделению, расстрелявшему боезапас, ничего не оставалось, как покидать поле сражения.
Взятие моста – прекрасный пример того, как противоречивая, а часто ложная информация делала свое дело, ломая организацию сражения, намеченную Менши– ковым. В то время когда князь двигался к центру позиции, «…его настиг саперный офицер Дьяченко с донесением, что подпиленный им мост через Альму рухнул под переправлявшимися англичанами; многих перебило и передавило; озадаченные неприятели по обломкам моста упрямо лезут, не замечая брода, и так много теряют от нашего артиллерийского огня, что река в том месте загружена трупами».{596}
Думаю, что, докладывая главнокомандующему откровенную ложь, саперный офицер Дьяченко рассчитывал если не на Георгия, то как минимум на орден Св. Владимира…
За «зелеными куртками» на мост бросились «лесники Шервуда» – 95-й полк, который, в очередной раз «потерявшись», на этот раз оказался прямо перед мостом. Услышав крики «Мост взят!!!», большая часть дербиширцев оставила свои укрытия и бросилась к переправе. Роты одна за другой перебежали по мосту и рассыпались на противоположном берегу. Все произошло быстро. Минута – и тяжелые кованые ботинки английских солдат стучат по деревянному настилу, покрытому щепками от попаданий картечных пуль. Еще несколько минут – и батальон дербиширцев и несколько рот королевских фузилеров разворачиваются на южном берегу. Мост исправен, на нем нет никаких следов пожара.
Что важно – не тронуты деревянные опоры. Не более чем через час они с успехом выдерживают вес двух орудий вместе с полными зарядными ящиками, которые капитан королевской артиллерии Тернер на свой страх и риск перевез на южный берег Альмы, затем еще одной батареи, но уже полного состава.
Запомним этого капитана и его пушки. Совсем скоро им предстоит сказать решающее слово и почти определить судьбу сражения на правом фланге. Похоже, что Тернер не действовал по чьему-то приказу, а выполнял роль «свободного форварда», с которой, как показало развитие событий, справился успешно.
Перейдя мост, 95-й полк потерял последние остатки целостности подразделения и разделился на две части, из которых большая примкнула к Легкой дивизии, а меньшая все еще пыталась в дыму прижиматься к своей бригаде.{597}
Так получилось, что 95-й Дербиширский и 7-й Королевский фузилерный укрылись за каменными стенами и оставались там, пока гренадерская рота дербиширцев не форсировала Альму, потеряв при этом всех офицеров и много солдат убитыми и ранеными, некоторые из которых утонули. Сержанту Сакстону из 95-го в момент выхода из реки картечь с такой силой сорвала со спины снаряжение, завернутое в одеяло, что его самого отбросило почти к противоположному берегу.
В полку были убиты или ранены все офицеры и сержанты, составлявшие знаменные группы, и, в конце концов, королевское знамя пришлось нести рядовому Кенна– ну, до этого времени известному в полку своей любовью к времяпрепровождению в гарнизонных тюрьмах и отрицанию всякой дисциплины.{598} Больше желающих нести королевский символ, притягивающий к себе, казалось, все пули и осколки, и без того в избытке свистевшие над головами, не нашлось.
Пока знамя не попало в руки этого злостного нарушителя и не сделало его героем (что, однако, не помешало уволить его из армии в 1857 г. за превратившиеся в рецидив проступки), оно побывало в руках двадцати одного (!) человека, одного за другим или пополнявших полковой мартиролог, или становившихся пациентами полкового хирурга (кстати, тоже раненого в бою).
Английские пехотинцы в перестрелке.
Как известно, британские полки имели два знамени: полковое и королевское. Если второе оказалось в руках рядового солдата, то первое продолжал нести штатный младший офицер – лейтенант Морган. Однако и тут не обошлось без нюансов. Офицер, как это от него и требовалось, двигался вперед, немного оторвавшись от строя. Заметив русского стрелка, перезаряжавшего ружье буквально в нескольких десятках метров от него, Морган застрелил его из ружья одного из солдат, шедших рядом с ним, для чего буквально на минуту передал ему знамя. Этот, казалось бы, совершенно незначительный эпизод послужил поводом для последующего разбирательства с майором Хьюмом, долго распекавшим после сражения молодого офицера, объясняя последнему, что долг офицера под знаменем ни на минуту не выпускать его из рук, а стрелять в противника – обязанность солдат.{599}
Успех 95-го полка закрепили фузилеры нескольких рот 7-го, выдвинувшиеся к уже захваченному стрелками и дербиширцами мосту. Солдаты Королевского фузилерно-го полка, верные корпоративному духу, весьма развитому у британцев, не упустили возможность подшутить над коллегами: «…Убирайтесь, молодняк 95-го, старые тузы 7-го идут вперед!».
ПОВОРОТ «ЗЕЛЕНЫХ ГОВАРДА»
Случай с 95-м полком – не исключение, а, скорее, типичная деталь Альминского сражения. Ни один из полков первой линии не прошел свой путь так, как это предписывала диспозиция.
На противоположном фланге бригады Кодрингтона происходила почти такая же история, героем которой оказался 19-й Нортйоркширский полк, более известный под именем «Зеленые Говарда» из бригады Буллера.
Вообще то, что произошло с 19-м Нортйоркширским пехотным полком, которым в сражении на Альме командовал подполковник Р. Сандерс, до такой степени непонятно, что даже современный исследователь истории «Зеленых Говарда» Кевин Моррис не дает однозначного ответа.
Участники боя свидетельствуют абсолютно разное – от случайности до невыполнения командиром полка приказа командира бригады, но итог у всех один – как это ни парадоксально, именно 19-й полк выполнял задачу остальной бригады.
Фронт сжался: почти пять полков занимали место одной бригады. Солдаты инстинктивно старались прижаться друг к другу, давая возможность русской картечи находить новые и новые жертвы. Британская военная литература иногда пафосно говорит о том, что 19-й полк оторвался от своей бригады и примкнул к гораздо более трудному направлению, по которому, оставляя за собой кровавый след из изуродованных тел, ползли 33-й и 23-й полки. Чаще, правда, та же британская военная история скромно признает, что совершенно непонятно, что все-таки случилось с этим полком, умудрившимся с относительно безопасного направления попасть в самую гущу мясорубки.
На самом деле все гораздо проще – перед боем, ставя задачи командирам бригад генералам Кодрингтону и Буллеру, генерал-лейтенант Браун сделал это в лучших традициях английской армии, согласно которым подчиненный должен тупо выполнять приказ и никогда не думать о его смысле. Он указал на реку и обозначил, что после ее перехода батальоны обеих бригад должны двигаться прямо, не предпринимая никаких отклонений.{600}
Вначале Сандерс вел полк по одному ему известному направлению. Вскоре, обнаружив, что слева у него нет никого из соседей, полк принял вправо и присоединился к батальонам Кодрингтона, не получая при этом никаких приказов и распоряжений от собственного бригадного командира генерала Буллера. Последний потерял контроль и над действиями «Зеленых» (он, кажется, и не помнил все время сражения, что этот полк принадлежит его бригаде) в частности и, кажется, над всей бригадой вообще.
В истории Стрелковой бригады утверждается, что, когда майор Норкотт направил свои роты во фланг русской батареи, 19-й полк просто увязался за ними,{601} посчитав, что стрелки знают, что делают, и от них отрываться нельзя.
Даже русские не оставили это незамеченным. Ф.И. Приходкин считает, что 19-й полк просто «…подался слишком вправо».{602}
Солдаты «Зеленых» попытались затеять перестрелку с русскими стрелками, которые досаждали им, тем более, что часто выстрелы, направленные в цепь Стрелковой бригады, как писал сержант Ашервуд, находили свои цели среди залегшей пехоты, хотя «…мы оставались только зрителями».
В ответ нортйоркширцы только и могли, что выкрикивать проклятия, притом неизвестно, к кому они в большей степени относятся: к русским или английским стрелкам.
На эту незначительную деталь следует обратить внимание. В первой фазе сражения, когда на поле боя среди британцев царила полная неразбериха, ни о каком преимуществе нарезных «Энфилдов» говорить не имеет смысла. Любой огонь имеет силу тогда, когда он организован. Но в 19-м полку никто его организовывать не пытался. Нортйоркширцы думали лишь о том, как и где укрыться от ответного русского огня.
Лорд Раглан поздно заметил смещение бригады, но исправить положение уже не мог. Легкая дивизия генерала Брауна начала движение к славе, но путь этот был густо усеян не лаврами, а трупами. В воздухе повис призрак еще не учрежденного Креста Виктории.
ЛЕГКАЯ ДИВИЗИЯ ФОРСИРУЕТ АЛЬМУ
Примерно в 300 метрах от речного берега солдат Кодрингтона поприветствовала картечь, вынудившая многих, оставив сформированное к тому времени криками офицеров, кулаками и пинками сержантов, подобие строя, вновь броситься искать спасательные укрытия.
Понимая, что дальнейшее движение приведет к напрасным жертвам, число которых и так увеличивалось, Браун приказал Кодрингтону остановить бригаду и прижаться к земле. Тимоти Гоуинг: «Забирая иногда то вправо, то влево, мы вошли в долину, что лежала внизу, развернулись в линию и получили приказ залечь, пережидая ураган бомб и ядер, что посылал в нас противник».
Продвижение остановилось. Солдаты потихоньку рассредоточивались за укрытиями, надеясь переждать ураганный огонь русской артиллерии. В тыл продолжали группами и поодиночке тянуться раненые. Одного из них встретил Уильям Рассел, затаив дыхание и с восторгом наблюдавший за происходившим из вполне безопасного места.
«Наши солдаты, добравшись на противоположный берег реки, чьи воды быстро мутнели, на некоторое время приостановились, чтобы построиться. Град свинца и чугуна рассекал воздух, когда пехота и орудия обстреливали склон, на котором наши солдаты должны пойти в наступление. Затем эта славная пехота одним могучим рывком бросилась на врага. Я смотрел с волнением, которое невозможно передать, как Легкая дивизия ударяла, вскакивала и пенилась, словно волна на гребне, и в шторме огня, блестящей стали и вьющегося дыма бросилась на смертоносный эполемент, из которого непрестанно исходили грохот и вспышки. И вот, шатаясь, возвращались с битвы раненые – их глаза горят яростью, их лица почернели от дыма, свирепые от боли. Солдат из 30-го был первым. Он шел хромая, опираясь на свою винтовку. Его ступня свисала у самой лодыжки. «Покорнейше благодарю, сэр», – сказал он, когда я дал ему немного коньяка, последнюю оставшуюся каплю. «Слава Богу! Во всяком случае, я покалечил и ранил нескольких русских до того, как они наказали меня».
К этому времени англичане и в других полках сумели навести подобие порядка, и дивизия Эванса начала вторую атаку. Вновь попытались включить в сражение артиллерию, количество которой никак не хотело переходить в качество.
А тут еще «подпиравший» Эванса Ингленд начал откровенно «чудить». Если Раглан пока предпочитал вообще не командовать, то Ингленд начал командовать всеми подряд.
«В распоряжении Эванса и Ингленда было 30 орудий. Однако некоторые расчеты не смогли переправить пушки через реку, По меньшей мере два орудия увязли в реке при переправе. Остальные, получив множество самых противоречивых указаний, предпочитали выжидать, ничего не предпринимая. Адъютант 3-й дивизии по артиллерии капитан Биддульф, умнейший офицер, был вне себя от злости на эту «истеричную старуху» генерала Ричарда Ингленда, отдававшего такие нелепые неконкретные приказы».{603}
Скажем сразу, Ингленд так и не ввел свою дивизию в сражение, предоставив Эвансу участь самому выпутываться из трудностей.
И так бы слонялись батальоны Ингленда вдоль Альмы и вокруг горящего Бурлюка, если бы не сыграл свою роль воинственный характер командира бригады генерала Пеннефатера. Прирожденный лидер, философией которого было «увидишь голову – стреляй»{604}, он вновь и вновь толкал и свои и чужие батальоны вперед. Все, что попадалось ему под руку, он строил, организовывал и гнал к Альме.
Вскоре его солдаты уже кто по шею, кто пояс в воде переходили реку.
БОЙ ЗА ТЕЛЕГРАФНУЮ ВЫСОТУ
«Ничего не сделано до тех пор, хотя что-нибудь еще осталось сделать»
Фридрих II Великий, король Пруссии.
ТЕЛЕГРАФ: НОВАЯ ПОЗИЦИЯ МИНЦЕВ И МОСКОВЦЕВ
Покинув старые позиции, минцы и московцы не собирались покидать поле сражения, «оспаривая у французов каждый шаг»,{605} образовав вскоре новую оборонительную линию в районе здания телеграфа.
И это самое стойкое сопротивление русского левого фланга и центра не давало возможности двум французским дивизиям выполнить свою задачу. А тут еще необходимость поддержать застрявших британцев. Сент-Арно, приказал 3-й дивизии помочь им, для чего вызвал из резерва конно-артиллерийскую батарею.
Одновременно последовал приказ Канроберу и Боске продолжать давление на Минский и Московский полки. В бой была введена вся 4-я дивизия Форе, подходившие бригады которой получили задачу поддержать Канробера и усилить Боске. Им же придавалось все из еще остававшейся в резерве артиллерии. Даже две роты саперов и те ушли к 1-й дивизии. По замыслу маршала Сент-Арно, бригада Лурмеля (с одной батареей) направлялась к Боске, а Ореля (тоже с батареей) – к Канроберу для того, чтобы создать единый фронт наступления французской армии.{606}
Ситуация была более чем тяжелой: еще не прорвали центр, а французы уже без резервов.
Постепенно подходили новые батальоны, которым тут же ставилась несложная задача: все вперед!
Вскоре к Боске подошло подкрепление – Лурмель. Кроме того, Канробер вернул ему одолженную ранее батарею. Усилив давление на русских, Боске вновь потеснил их и, наконец, пристыковал свой левый фланг к правому Канробера. Турецкий контингент хотя и подошел ко 2-й дивизии, но ограничивался перестрелкой с русскими, находясь в резерве.{607}
Когда 39-й линейный полк подошел к бригаде Моне,[68]68
Граф Адольф де Моне (Adolphe comte de Monet). Родился в семье полковника в 1792 г. С 1842 г. служил в Северной Африке. В Крыму – командир бригады в 3-й дивизии. С 1869 г. в резерве. Скончался в Тулузе в 1874 г.
[Закрыть] Канробер лично указал ему место в боевом порядке. Командир 1-й дивизии не слезал с лошади и не выходил из первой линии. Его адъютанты несколько раз настоятельно просили его быть осторожнее, но на все их попытки намекнуть на личную безопасность Канробер отвечал, что «пуля, предназначенная для него, еще не родилась».{608}
Он был прав – пуля действительно не родилась. Но едва генерал подъехал ближе к линии атаки, чтобы своими глазами оценить происходившее, как был контужен осколком гранаты в плечо.{609} Благо, на излете и рана не оказалась тяжелой. Перевязав рану, генерал, хотя и страдал от боли, остался в строю.
Только вступившие в дело все батареи 3-й и 4-й дивизий повлияли на соотношение сил. При их поддержке дивизия Наполеона перешла Альму у Бурлюка под сильным огнем русской артиллерии.
Описывая этот момент сражения после перехода Альмы 3-й дивизией, капитан прусской артиллерии Вейгельт писал: «…Когда последняя перешла через Альму, в одно время с пехотою следовали обе конные батареи резерва, которые, поднявшись на противоположный
берег, развернулись на его плоскости и открыли сильный огонь против русской пехоты, последствием чего было ее отступление. Конные батареи последовали рысью за отступавшей неприятельской пехотой и стали на ближайшие к ней позиции, но одна русская батарея начала обстреливать их анфиладою, и они были принуждены к перемене фронта…».
Но и этого оказалось мало, чтобы заставить минцев и московцев уйти с позиций. «…Несмотря на перекрестный ружейный и артиллерийский огонь двух французских дивизий, Московский полк не отступил, а подался только правым флангом назад, поставив этим передвижением линию своего фронта наискось к двум атаковавшим его дивизиям, и направил выстрелы против нового противника. Правофланговые орудия 4-й легкой батареи были тоже развернуты против Канробера».{610}
Улучив возможность, 4-й полк морской пехоты тут же двинулся вперед. Принц Наполеон после сражения не скупился на похвалы, говоря о действиях моряков, которые «заслужили самую высокую оценку своему мужеству».{611}
Он был не одинок. Генерал Моне отметил, что хотя эти войска и были составлены, в основном, из молодых солдат, своим мужеством они не уступали закаленным в боях зуавам, рядом с которыми сражались.{612}
Сержант 21-го полка линейной пехоты Филипп Франсис Женнарди. К концу Крымской кампании получил чин су– лейтенанта (sous lieutenant).
Когда к ним присоединился батальон пеших егерей, командир батальона зуавов майор Адам смог подтянуться к левофланговым батальонам Канробера. Клер говорит, что Адам, прикрывая соседей под сильным картечным огнем, построил свои роты буквой Т, действуя одновременно на две стороны.
Это могло быть только в том случае, если русская линия не имела четко выраженного характера. Если же мы вспомним, что московские батальоны так и не смогли до конца сражения собраться, то можно предположить, что, отбиваясь фронтом от минцев, Адам одним фасом отстреливался еще и от какого-либо батальона московцев. Но их перемещения настолько запутаны, что сказать с уверенностью, какой это был батальон, трудно. Кажется, это их видел Бейтнер, когда его 4-й батальон отходил, минуя телеграф, к недостроенному маяку: «…один из наших батальонов намеревался отстаивать маячную высоту, а другой, какой-то без офицеров, как мне показалось, выпуская пули назад, приближался к нам».{613}
Как видите, совсем не похоже на бегство.
Вскоре французы сформировали правильную линию и, благодаря постоянно подходившим батальонам 4-й дивизии, непрерывно давили на русских, которые, в свою очередь, только наращивали сопротивление. На этой позиции зуавы, моряки и стрелки несут самые большие свои потери за этот трудный день.{614}
А один из линейных полков просто оказался на грани катастрофы.
