Текст книги "Альма"
Автор книги: Сергей Ченнык
Жанры:
Военная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)
СНОВА РАННЕЕ УТРО: НО ТЕПЕРЬ – СОЮЗНИКИ
С рассветом оживился и засуетился, собираясь, не только русский бивак. Примерно в 4 часа дежурные французского лагеря начали будить офицеров. Сержанты поднимали своих солдат. В пять утра, как вспоминал временно командовавший 9-м батальоном пеших егерей майор Монтодон, началась подготовка к выступлению 2-й пехотной дивизии.{280} Боске спешил. Африканские стрелки и пешие егеря{281} были подняты и поставлены под ружье в 5.30.{282}
Вскоре царила охватившая всех обычная предбоевая суета. Паковались вещи, подгонялось снаряжение, проверялись оружие и боеприпасы. В расположении французского и турецкого контингентов густо запахло кофейным ароматом. Без этого традиционного напитка не имело право начаться ни одно событие, претендующее на перспективу стать историческим. Постепенно солдаты уходили к месту построения подразделений и занимали свои места.
Всё, что могло стать помехой или обузой, убиралось. Даже больные, чтобы не отвлекать на помощь им полковой медицинский персонал, были заблаговременно отправлены на корабли.{283}
Армия чувствовала себя отдохнувшей и набравшейся сил. Вчера была впервые отправлена корреспонденция во Францию. Сент-Арно не зря сделал всё, чтобы быстрее увести войска «…с проклятого места высадки у Старого форта», где не было ни растительности, ни воды.{284} Теперь маршал торопился по другой причине: понимая, что дни его сочтены, он желал использовать временное облегчение, когда боль отпустила его страдающий от роковой болезни организм.{285}
Усилий для формирования пришлось затратить больше, чем планировалось – сказывались усталость и продолжавшееся со дня высадки состояние перманентной неорганизованности. Но вскоре «…все на ногах, …берут оружие и ждут приказов продвинуться вперед и ринуться на указанные им точки».{286}
Пока солдаты и сержанты собирались, начали работу офицеры. Командиры полков не теряли времени даром, уточняя боевые задачи для подчиненных. Не обошлось без излюбленной французами патетики. Тут реально просматривается разница, равная пропасти, между французской и русской армиями. Казалось, возвышенными словами объяснялось элементарное: французским солдатам не обязательно было знать всего, что касалось сражения, но знание каждым из них действий своего батальона не считалось лишним.
Смотрите, командир 2-го полка зуавов полковник Клер, отнюдь не страдая панибратством, «…собрал вокруг себя офицеров и унтер-офицеров (в то время как солдаты держались поодаль и, как подобает в подобных случаях, превратились все в уши) и дал им инструкции перед боем».{287}
В то время, когда князь Меншиков молча объезжал свои позиции, лишь констатируя присутствие не только солдат – «серой массы», но и офицеров, с большинством которых он даже не удосужился поздороваться, на противоположном берегу Альмы картина была диаметрально противоположной. В отличие от русского лагеря там царил подъем. Казалось, усталость и уныние оставили французов.
Еще бы – сам Сент-Арно обещает им победу и славу. Ведь он еще вчера «…накануне Альминского сражения, отдавая приказ по французской армии, между прочим говорил, что офицеры не должны упускать случая к поднятию нравственного духа своих подчиненных, вступая в прямые и частые с ними сношения, напоминая им всё величие их звания, всю справедливость того дела, которое приходится им защищать, возбуждая в них самолюбие, указывая на присутствие союзных войск, взоры которых устремлены на них, наконец, вызывая у них воспоминание о чести и славе, принадлежащих французским знаменам».{288}
В день сражения, обращаясь к солдатам, маршал обратил внимание, что противник, встречи с которым они искали уже пять месяцев, теперь перед ними и должен увидеть императорских орлов армии, на которую смотрит империя, стоящая на пике воинской славы своей истории: «…сейчас вы надежда Франции, а через несколько дней станете ее гордостью».{289}
Ну и, конечно, не обошлось без нескольких слов о противнике. Французы понимали, что сражаться им придется не с дилетантами. Им противостояла одна из сильнейших армий мира, солдаты которой исторически отличались упорством, храбростью, дисциплиной, а офицеры вполне соответствовали им.{290} Для большинства солдат Российской императорской армии дистанция между понятиями жить и умереть была столь пугающе незначительном, что все бывшие ее противники, помня это, не рисковали ее сокращать искусственно.
Но, как и русские солдаты, французские, надеясь на славу, все-таки помнили о смерти. Многие подходили к дивизионным священникам, молились, прося защиты у Отца небесного, как-будто он мог один сжалиться над детьми своими неразумными, вопреки его воле собиравшимися истреблять друг друга.
К 6–6.30 часам 2-я дивизия колоннами батальонов покинула лагерь и двинулась к Альме. Бригада бригадного генерала Буа двинулась вдоль берега. Бригадный генерал Отамар вел свои батальоны ближе к Альматамаку, но не отрываясь от Буа, с которым шли Боске и офицеры штаба. С бригадами выдвигалась приданная дивизии артиллерия: 2-я батарея 12-го артиллерийского полка (капитан Рбино-Марки) и 4-я батарея 13-го артиллерийского полка (капитан Фьев).{291} Начальник дивизионной артиллерии опытный полковник Барраль ни на шаг не отходил от Боске. Оба понимали, что день будет тяжелым.
Легкие на подъем турки следовали в отдалении в батальонных колоннах. Два их батальона оставались в тылу, составляя резерв 2-й дивизии. Солдаты сквозь туман отчетливо слышали лязг цепей, доносившийся с моря. Это поднимал якоря флот.
6 часов утра
Только что мы нарисовали, как кому-то может показаться, красивую картину армии, готовящейся исполнить то, к чему она сутью своей предназначена – к бою.
Хотя всё высокое имеет свое земное основание. С одной стороны, волнующее и возвышенное зрелище, с другой – банальная суета, наполненная прозой повседневной работы. Но это касалось только половины союзного контингента. Совсем рядом, в английском лагере, не было слышно никаких команд и не было заметно никакого движения. Там раздавался дружный храп усталых мужчин – союзники спали.
К назначенному времени, когда дивизия Боске уже двигалась, в лагере британцев не было никаких признаков готовности к действиям. Часовые стрелки подошли к 7 часам, но ничего не менялось – союзники, утомленные прошедшим днем, продолжали спать.
Солдаты 19-го батальона пеших егерей. 1854 г.
Французские солдаты «…не могли понять постоянных отсрочек, оттянувших выступление центра армии до одиннадцати часов. Их дурное настроение, когда они с оружием в руках были свидетелями битвы, выражалось в замечаниях, подобных тем, что приписывают старым служакам первой империи». Досада усугублялась тем, что уже было около семи часов утра, почти вся французская армия или двигалась, или находилась в полной готовности к движению, а «…англичане кажутся еще погруженными в сон; их колонны прибыли с опозданием, многие смогли подтянуться лишь под покровом ночи. Кроме того, их солдаты еще не завтракали».{292}
Всех просто возмущало, что в очередной раз приходится ждать «господ англичан»,{293} которые никогда и никуда не успевали. В воздухе запахло бедой. Раздражавшая французов с момента высадки британская медлительность начала достигать своего пика.{294} Одновременно восходила в зенит злость союзников. Все откровенно сомневались, что имеют дело с «наилучшей армией, когда-либо покидавшей британские берега».{295}
Прошел час. Боске по-прежнему шел вдоль моря, а британцы, которые должны были начинать действия, когда французы завяжут сражение на высотах южного берега, не шевелились. Видевший в этот момент Боске лейтенант 2-го полка алжирских стрелков Пьер Мартин вспоминал, что дивизионный генерал был на грани истерики: вот-вот мог рассеяться утренний туман, который надежно укрывал от русских глаз действия бригад его дивизии.{296}
Сами англичане не очень любили вспоминать о своем опоздании к назначенному времени. Историограф 79-го горского полка капитан Роберт Джемсон, например, утверждает, что в 6 утра 20 сентября с первыми лучами солнца полк был уже готов к бою.{297}
Похоже, британцам было на все это наплевать, ведь Англия всё равно надеется, что каждый из них исполнит свой долг…
8 часов утра
Адъютант маршала принес Боске приказ остановить дивизию, что и было исполнено. Чтобы не терять время даром, Боске, остановив марш, проехал вдоль Альмы к морю. Его сопровождали адъютанты (капитаны Шарль Фей[33]33
Шарль Фей (Fay, Charles Alexandre, 1827–1903), будущий генерал, автор воспоминаний о Крымской войне: Souvenirs de la guerre de Crimée, 1854–1856 (1867).
[Закрыть] и Тома), командир саперов полковник Дюма, инженерный подполковник Герен и начальник артиллерии дивизии полковник Барраль. Неподалеку от устья они встретили шлюпку с корвета «Роланд», которой командовал военно-морской офицер, производивший промеры глубин, необходимые кораблям для определения позиций артиллерийского обстрела Альминских высот. Офицер сказал Боске, что он не только изучил устье Альмы, но и пешком дошел почти до ближайшей деревни (он говорил об Альматамаке, но в это верится с трудом) и нигде не встретил русских за исключением нескольких казаков, прятавшихся за домами.{298}
Моряки указали генералу на брод, используя который можно было ускорить переход пехоты и, самое главное, артиллерии через Альму.{299} Заодно удалось несколько скрасить томительное ожидание – адмирал Брюа и командир корвета капитан 2-го ранга Камил ле Нои[34]34
Капитан 2-го ранга Камил Альберт Мари де ла Ронкьер ле Нои – командир корвета «Le Roland».
[Закрыть] прислали Боске шлюпку, передав своему старому другу буханку вкусного хлеба, разделенного командиром дивизии с адъютантами.
Глядя на генерала, шустрые французские солдаты тоже решили не терять время даром. Найдя перед Альмой несколько источников пресной воды, они принялись готовить кофе.{300} Эта история с крепким ароматным напитком стала вскоре одной из расхожих легенд Крымской войны и даже вошла в поэзию французской армии.
По одной из версий, «кофейную церемонию» перед лицом неприятеля рекомендовал сам Сент-Арно, которому доложили, что непредвиденная остановка не лучшим образом действует на солдат, снижая их боевой порыв.
Пока Боске с офицерами пытался решить задачу, как ему оказаться на плато, а русские уже строили линии полков и батальонов, среди действующих лиц продолжали оставаться такие, кто, кажется, воевать не собирался. Может быть, шотландцы уже и проснулись, но англичане продолжали игнорировать войну. Спали все: солдаты, офицеры, генералы.
Метавшийся среди сонных офицеров английского штаба адъютант маршала Сент-Арно полковник Трошю выразил свое удивление лорду Раглану по поводу происходящего. Этот офицер, преодолев за 30 минут почти две мили, постоянно лавируя между строящимися или движущимися подразделениями, биваками, буквально влетел в палатку английского главнокомандующего и, едва переведя дыхание, поинтересовался, где английские батальоны? Почему они не строятся для начала наступления? Вместо пояснения ситуации он получил от еще сонного Раглана исключительно вежливый ответ, повергший его в изумление. Суть его состояла в том, что английская армия в ближайшее время не может никуда двигаться по причине крайней измотанности личного состава, неподготовленной охраны обоза от возможной атаки казаков.
Ездовой французской артиллерии. 1854 г.
Зуавы Середина XIX в.
Кроме того, непонятно где пропала половина 4-й дивизии с частью кавалерии. От них до сих пор не было никаких известий. Трошю, всегда славившийся своей настойчивостью и упорством, не желал уезжать ни с чем. Недаром его фраза, произнесенная в критический момент кампании 1870–1871 гг. перед угрозой немецкого наступления: «Губернатор Парижа не капитулирует», вошла в число самых выдающихся фраз, когда-либо произнесенных французами.{301} Он требовал, настаивал, предупреждал. Бесполезно.
Трошю смог лишь сказать Раглану, что каждая минута задержки стоит нескольких шансов успеха. Лорд успокоил суетливого полковника, попытавшись убедить последнего, что несколько минут суматохи не играют роли, а несколько лишних минут отдыха не помешают уставшим после вчерашнего трудного и напряженного дня британским пехотинцам: «Передайте маршалу: пусть не беспокоится. В назначенное время английские войска выйдут на назначенные позиции».{302}
Чем дольше отдыхали британцы, тем скорее французы начали терять терпение. Главнокомандующий, чтобы успеть разобраться в ситуации и успеть предупредить фатальные последствия опоздания союзников, лично выехал в войска.{303}
К этому времени англичан вслух ругали не только французские офицеры, но и все солдаты, вплоть до последнего ездового артиллерийского резерва. Возможно, в это время французы меньше ненавидели русских, чем британцев. В конце концов, они приехали в Крым воевать с русскими, а не охранять счастливый здоровый сон союзников!
Чтобы занять подчиненных, командир 2-го полка зуавов полковник Клер приказал еще раз готовить кофе. Приготовили. Выпили. Когда к ним подъехал маршал Сент-Арно и, в свою очередь, предложил еще раз попить кофе, «…зуавы ответили: «Полковник велел нам его подать уже дважды». Командующий, в свою очередь, рассмеялся и ответил солдатам: «Ну что же, раз ваш полковник дважды заставил вас пить кофе, я хочу вам дать на рюмочку после кофе, но это будет там, в лагере противника», – сказал маршал, указав на Альминские высоты.{304}
Кстати, эти слова Сент-Арно стали припевом песни, которую бойкие на язык солдаты 9-го батальона пеших егерей сделали вскоре своим неофициальным гимном. По крайней мере, согласно истории полка, вскоре ее пела вся армия.
Но маршалу было не до песен. Может быть, и поэтому тоже командующий, отвечая на солдатское приветствие, перешел на знакомый солдатам язык – «Да здравствует тот, кто не сдохнет к сегодняшнему вечеру!».
«Скрепя сердце, он чувствует себя вынужденным отправлять адъютанта за адъютантом, чтобы дать контрприказы генералу Боске, дабы побудить лорда Раглана прочувствовать опасность этой затянувшейся бездеятельности, напомнить ему недавние договоры и данные обещания; кроме того, поскольку наши союзники не движутся вперед, мы умираем от скуки с ружьями к ноге, нам остается составить оружие в козлы и готовить кофе в своих ротах».{305}
Зуавы. Середина XIX в.
Зуавы 1854– 1855 гг.
Ровно в назначенное время снялись 1-я и 3-я пехотные дивизии. Генерал Канробер, увидев, что движется в одиночестве и даже в оптику подзорной трубы никак не может разглядеть «тонкие красные линии» британской пехоты, впал в ярость. Он помчался к принцу Наполеону и застал своего левофлангового соседа в не меньшем недоумении.
Вдвоем они быстро добрались до Леси Эванса и были несказанно удивлены, обнаружив и его еще не отошедшим от безмятежного сна и с трудом понимавшим, что хотят от него два разъяренных французских генерала, с которыми только недавно они так чудно общались. Тем более, что из-за этого общения пришлось поздно ложиться спать. Тем более, что русские никуда не ушли и скоро мы их вместе разобьем. На глазах договоренности обращались в ничто.
Когда Канроберу и Наполеону удалось втолковать англичанину, чтобы они хотели сейчас видеть на своем левом фланге все его шесть батальонов, то Эванс был удивлен не менее и оправдался тем, что пока еще не получил никаких приказов от своего командующего. Поняв, что правды у сонного английского генерала добиться трудно, Канробер сам помчался к Сент-Арно с требованием срочно остановить движение Боске.
Но давайте все-таки не сильно сгущать краски. Хотя картина кажется ужасной, задержка британцев не носила характера роковой. Ну такой уж у них был стиль войны. Пусть их медлительность почти всю войну раздражала французов, постоянно и при случае о ней вспоминавших, они были верны себе.
Как бы то ни было, к 9 часам англичане были готовы к бою…
9 часов утра
Через три часа оба союзных главнокомандующих совершили традиционный объезд выдвигающихся войск. Маршал по приобретенному в Алжире обычаю был одет в любимое им «феси» – обычное кепи, но без козырька. Лорд Раглан, наоборот, демонстрировал полное соблюдение установленного порядка униформы. Школа Веллингтона с ее ритуальной мелочностью, иногда доходящей до фетишизма, была для него превыше всего. Свита английского главнокомандующего поражала обилием разноптичьих перьев и совершенно лишних людей. При бессмысленно огромном количестве офицеров и генералов найти среди них хоть нескольких достаточно компетентных было очень трудно. Кроме армейских чинов, присутствовали и двое моряков: лейтенант Самуил Хоскинс Дерриман (командир «Карадока») и лейтенант Гарри Карр Глен (с линейного корабля «Британия»).{306}
И все-таки в ее составе были два отличавшихся влиянием человека, с мнением которых Раглан, как и Меншиков, более склонный не доверять, чем искренне верить, считался всегда.
Первый – бригадный генерал Джеймс Этскурт, главный адъютант и ближайший помощник главнокомандующего. Он все сражение ни на шаг не отходил от лорда, даже когда «пули свистели у их ушей, как град»,{307} фиксируя происходящее, но не вмешиваясь в ход управления сражением. С оригинальной биографией и огромным жизненным опытом, непонятно кем он был больше – военным или чиновником. За его плечами ни одной военной кампании, но зато тяжелые дороги Евфратской экспедиции по поиску маршрута из Индии к Персидскому заливу, больше похожему на войну, чем на географическое исследование. Его функции сводились к организации военной администрации, с которой у Этскурта сложились не самые простые взаимоотношения, зато среди солдат он получил заслуженное признание. Трудолюбивый и эффективный, он принес больше пользы, нежели многие из высокопоставленных штабных офицеров, купивших свои должности.
Его преданность Раглану была настолько сакральной, что он умудрился умереть едва не одновременно с ним от одной и той же болезни – холеры.
Второй – главный квартирмейстер армии бригадный генерал Ричард Эйри. До недавнего времени Эйри командовал бригадой в дивизии Брауна и относительно недавно передал ее бригадному генералу Кодрингтону, при этом сохранив прекрасные отношения с офицерами, особенно 7-го Королевского фузилерного полка.
В конвое Сент-Арно наиболее значительной фигурой был, конечно, генерал Мартенпре, координировавший действия дивизий и считавшийся автором плана сражения на Альме.
Рядом с маршалом неотлучно находился командовавший саперами инженерный полковник Леон Герен. Было заметно большое количество офицеров артиллерии во главе с ее начальником генералом Тири. Он заметно волновался. Вопервых, сегодня в конкуренцию с русскими артиллеристами, умение которых сражаться было известно французам не понаслышке, а отличное качество материальной части не подлежало сомнению, должны были вступить новые 12-фунтовые пушки. И, во-вторых, что более всего волновало лично Тири – принадлежавшая ему идея реорганизации артиллерии по новой схеме.
В первой половине XIX ст. в Европе в артиллерийской среде не было единого мнения относительно количества орудий в полевой батарее.
Привычные со времен наполеоновских войн 12-орудийные уже «выходили из употребления» прежде всего по причине тяжелого «…маневрирования, расположения и управления».{308} Наиболее распространенными стали 8-орудийные.
Но Тири пошел дальше – переформировал артиллерию экспедиционных сил в 6-орудийные батареи.[35]35
В 1-й дивизии – 4-орудийные. Кстати, такая же организация была еще до 1853 г. принята в Швейцарии.
[Закрыть] И теперь эта схема, доселе в бою не применявшаяся, должна была сдать боевой экзамен на Альме. А экзаменаторы слыли людьми серьезными…
Британцы сердечно приветствовали французского военачальника. Остановившись напротив 55-го полка, Сент-Арно сказал: «Англичане, сегодня вы, наконец, увидите русских. Надеюсь, вы будете хорошо сражаться». Кто-то из строя, по воспоминаниям Рассела, ответил: «Сэр, вы же знаете, что так оно и будет».
88-й полк весьма бурно отреагировал на обращенное к нему: «…Надеюсь, вы дадите им хорошего огня?..». Солдаты приняли шутку и, громко засмеявшись, ответили: «…Конечно, разве мы когда-нибудь делали это плохо?».{309}
Английский и французский военные лидеры были в приподнятом настроении, шутили, но свидетели отмечали, что на лице Сент-Арно уже были заметны усталость, измождение и болезненность, свидетельствовавшие, что маршал измотан и находится в тяжелом состоянии.{310} Хотя печать смерти наложила свой отпечаток, боевое возбуждение, казалось, придало ему силы.
Увы, но это действительно только казалось. История отвела совсем немного времени, оставшегося для его жизни. Рядом с ним постоянно находились два солдата– кавалериста, готовые поддержать его. Буквально через несколько дней Сент-Арно умер.
Пока же он, казалось, был рад приветственным крикам британских солдат и с удовольствием отвечал на них.{311}
Зуав. Рис. Рудольфа Аккермана. 1855 г.
Французский пеший егерь, линейный пехотинец и африканский егерь. Сер. XIX в.
10 часов утра
Пока английский и французский командующие демонстрировали единство, а проклинавший всех Боске метался вдоль Альмы, 2-ю дивизию уже тошнило от кофе, который она продолжала пить на подступах к реке.
Но вот примчавшийся адъютант принес приказ продолжить движение. Солдатам по традиции войны в Северной Африке приказали сложить ранцы на землю. Судя по всему, это было сделано на самом берегу, так как после взятия высот пришлось за ними возвращаться назад целых полторы мили.
Не терявший времени даром Боске давно определил два пути выхода дивизии на фланг русской позиции.
Первый находился непосредственно возле места впадения Альмы в море, где река была несколько шире, но значительно мельче. Это был тот самый путь, на который указали моряки «Роланда».{312} Отмель вела к тропе, отчетливо видневшейся на противоположном берегу. Несмотря на значительную крутизну и 50-метровую высоту, почти вертикальный подъем казался возможным для пехоты, хотя и с большим трудом.{313} По-видимости, тропа использовалась до войны местными пастухами.
Алжирские стрелки. Рис. Орландо Нори. 1854 г.
Подняться было трудно, но зато наверху точно не было русских пушек. Благодаря разведке, проведенной моряками, стало известно, что кроме одинокого батальона, продолжавшего маячить на одном месте, никто на плато не появлялся. Эта уверенность была не случайной. Уже находясь в Крыму, союзники ни на один день не прекращали разведку, ведя ее силами флота.
16 сентября французский корвет «Роланд», имея на борту генералов Канробера, Тири и Бизо, подробно исследовал побережье от устья Альмы до устья Качи. Данные этой разведки легли в основу плана сражения.{314}
20 сентября добытая моряками информация подтверждалась. Скопление русской пехоты было видно возле здания телеграфа. Это, по мнению Фея, означало, что Меншиков, не рискнув подставить главные силы под огонь с моря, решил там дать главное сражение.{315}
На тропу направлялась бригада Буа. Причем по первоначальному плану Боске артиллерия (1 батарея) должна была также подняться по этому склону.
Второй подъем виднелся в районе брода у разрушенной деревни и, по всей видимости, использовался местными жителями как проселочная дорога. Имея длину около 1000 метров по дну оврага, он, казалось, был проходим для артиллерии.
Это направление предоставлялось бригаде Отамара, с которой должны были двигаться сам Боске и его штаб. Считалось, что именно Отамар первым встретит русских перед своим фронтом и прикроет шедшего более сложным и трудным путем Буа.
За несколько часов до начала сражения на Альме. Английский рисунок. Хорошо видно, что французские войска уже в движении, а среди англичан царит безмятежность.
