Текст книги "Альма"

Автор книги: Сергей Ченнык

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

ЧЕМ УБИВАЛИ, или ОСНОВНЫЕ ФАКТОРЫ ПОРАЖЕНИЯ ЛИЧНОГО СОСТАВА В АЛЬМИНСКОМ СРАЖЕНИИ: РУССКИЕ

У русских наибольшее число раненых составляли пострадавшие от огня стрелкового оружия. Пули, выпущенные из британских «Энфилдов» и французских ружей Тувенена, наносили очень тяжелые раны, отличаясь повышенным останавливающим действием за счет деформации при соударении и практически не давая рикошетов. Действительно, многие солдаты и офицеры были убиты выстрелами с дальнего расстояния. Например, получивший английскую пулю в область сердца командир легкой №3 батареи 14-й артиллерийской бригады капитан Климантович.

Если круглая русская пуля, столкнувшись, пройдя через мышечную ткань, с костью, теряла значительную часть своей энергии и могла попросту упереться в нее, то пули из нарезного оружия, выпущенные с дистанции более 200–300 метров, деформировались и наносили страшные повреждения коллатеральным тканям.[84]84
  Коллатерали – обходные ветви кровеносных сосудов, обеспечивающие приток или отток крови в обход основного сосуда при его тромбозе, облитерации. Коллатеральная ткань – ткань, насыщенная кровеносными сосудами, повреждение ее приводит к трудноостанавливаемому кровотечению и большой потере крови.


[Закрыть] Иногда, потеряв устойчивость, начинали кувыркаться, дробя кости.

Мягкие безоболочечные пули обладают высокой пластичностью и при контакте с мягкими биологическими тканями тратят часть энергии на собственную деформацию, тем самым увеличивают время воздействия и мощность удара. Это обстоятельство послужило одной из причин того, что Гаагская декларация (1899 г.) запретила использование для поражения человека пуль, сплющивающихся в теле.

Как и у союзников, часто причиной смерти становилась не сама пуля, а занесенная с остатками грязной одежды зараза. У одного русского солдата, подобранного французами, было проникающее ранение в грудь. Вскоре он умер. Вскрытие показало, что все его внутренности были поражены бактериями, вызвавшими мучительную смерть.^{889}

Сепсис был явлением массовым, так как во время боя солдат имеет на себе различное дополнительное снаряжение. Его детали также проникали внутрь тела через раневые каналы. Никаких эффективных средств противодействия ему медицина того времени еще не знала.

И, конечно, не будем забывать, что при преодолении огнестрельным снарядом предметов одежды, содержимого карманов, при взаимодействии пули с плотной преградой предметы могут частично или полностью разрушаться. Образующиеся при этом осколки и фрагменты способны причинять дополнительные повреждения.

Такой же способностью обладают и обломки костей, поврежденных пулей. Все эти поражающие элементы носят название вторичных снарядов.^{890}

Ранений от артиллерийских снарядов было у русских меньше, в основном это была работа французской артиллерии.

ПЕРВАЯ МЕДИЦИНСКАЯ ПОМОЩЬ РАНЕНЫМ: АНГЛИЧАНЕ

Врачам хватало работы и под свист снарядов, но когда он прекратился, ее стало кратно больше. Как только замолкли пушки, медицинский персонал союзников начал оказывать помощь пострадавшим, не разделяя их на своих и врагов. Как вспоминал помощник хирурга 23-го Королевского Уэльского фузилерного полка Сигер Холмс: «…я не знаю, как я дошел на своих подкашивающихся ногах к первой попавшейся палатке. Весь вечер и большую часть ночи мы работали при слабом свете фонаря, выполняя нашу печальную задачу, то отнимая члены, то зашивая раны, качая головами над теми, кто уже был мертв, и разводя руками перед теми, кому уже ничего нельзя было сделать, чтобы облегчить их последние часы, кроме как глотком воды или алкоголя. Я потратил час или два, разъезжая по полю сражения и развозя медикаменты, и таким образом увидел поле лучше, чем многие другие …Всюду по южному берегу Альмы сносят мертвых, умирающих и раненых, некоторые из них тихо стонут, некоторые кричат. Как я смог оценить, имелось 8 000 человеческих тел, из которых не менее четверти были мертвые. На каждого англичанина приходилось трое русских. Отделить раненых от мертвых было достаточно тяжело. Наша работа была далека от завершения, когда я был вынужден искать возможность отдохнуть…».

От усталости и перегрузки эффективность работы врачей страдала сильно. Тот же Холмс вспоминал: «Глаза жгло, руки тряслись, мы испытывали смертельную усталость, и больше убили людей операциями, чем спасли».

Медики, особенно английские, были в основном недавними выпускниками медицинских учебных заведений, прошедшими короткое обучение в течение 12–18 месяцев. Адъютант лорда Раглана ужаснулся картине, увиденной им на одном из медицинских пунктов английской армии, развернутом в сгоревшем Бурлюке. В своем письме домой он говорил «…о хирургах с руками в крови, о сложенных на соломе только что ампутированных руках и ногах, о полах, скользких от крови».^{891}

Е. Тарле приводит слова хирурга: «Эти два дня я решительно купался в крови. Никакое описание не может передать всех ужасов этого поля сражения; мертвые, умирающие, лошади, ружья, лафеты, тела без голов, туловища без ног, раны такие, что у меня кровь стынет в жилах при одном воспоминании о них… Право, я ни с чем не могу лучше сравнить поле битвы в эти два дня, как с бойнею…».

Хирург военного корабля “Niger”, направленный в помощь медикам на “Colombo”, вспоминал, что на 650 раненых и больных на его борту, включая даже нескольких русских, было всего три врача, включая его: «у меня было столько работы, что не хватало времени даже для обеда… Я за один день сделал столько операций, сколько врач в Лондоне не делает за год».^{892} Воспоминания помощника хирурга корабля «Везувий» Ричарда Армстронга категорически невозможно читать, будучи брезгливым и слабонервным.

Медики столь самоотверженно делали свою работу, что по праву отмечались в полковых летописях наравне с другими героями сражения. Разница была лишь в том, что те, кого они сейчас спасали, проявляли доблесть, убивая, врачи же проявляли доблесть, возвращая к жизни. История 23-го полка упоминает как героя сражения своего хирурга: «…усердие и способности мистера Ватта заслуживают похвалы, а доброта и внимание, проявленные к раненым солдатам полка Харрингтоном, помощником королевского поставщика продовольствия, добровольно оказавшим свою бесценную помощь в полевом госпитале Королевский уэльский фузилерный полк должен помнить всегда».

Медицинский парк англичан был разделен на две части. Одна из них занималась сбором раненых и доставкой на полевые медицинские пункты, которые были развернуты при каждой дивизии. Вторая перевозила получивших первую медицинскую помощь и нуждавшихся в эвакуации на выделенные суда. В первую же ночь были проведены операции более 400 человекам, в том числе более 100 – русским раненым.^{893} Королевский флот предложил оказать помощь армейским хирургам, отправив на берег врачей с 31 корабля, но по непонятным причинам это предложение было не принято. В то же время французские медики были отправлены на берег для ускорения эвакуации и оказания помощи непосредственно на местах.^{894}

Как бы ни старались медики, эвакуация и погрузка раненых были организованы плохо. Всё время чего-то не хватало: то воды, то одеял, то транспорта, то врачей.^{895} Часто раненые, оказавшись на борту корабля, ощущали себя более брошенными, чем на поле сражения. Там их окружали свои боевые товарищи, здесь иногда рядом не было никого.

В некоторых случаях старшие офицеры британского флота сами проявляли инициативу, направляя на берег отряды во главе с одним-двумя офицерами. О своем участии в действиях такого отряда пишет священник Морской бригады Том Келли.^{896}

Все проблемы военной администрации Англии, ее совершенная неготовность к войне обернулись после Альминского сражения настоящим кошмаром, особенно для тех, кто нуждался в немедленной помощи. Вдруг все с ужасом узнали, что многим полковым врачам нечем работать с поступавшими потоком ранеными. Создается такое ощущение, что девиз «Севастополь – за неделю!», которым так бравировали английские военные в Варне, армейские чиновники приняли за истину и решили сэкономить в том числе на медицинском имуществе. Оборудование для госпиталей оставалось еще в Варне, большая часть полковых медицинских пунктов – в Евпатории. Даже минимально необходимый запас для оказания первой медицинской помощи оставался до сих пор на транспортах. Не хватало, а зачастую не было вообще хлороформа, морфия, щипцов для удаления пуль. В случае перелома костей руки и ноги ампутировались.

Отдадим должное французским военным медикам, которые по мере возможности делились с британскими коллегами всем, чем могли.^{897}

Английским раненым пришлось особенно тяжело. Британская военная медицина не поддавалась никакой логике в своем консерватизме. Еще перед высадкой Доктор Джон Халл, руководитель медицинского штаба британской армии, активно выступил против использования анестезии хлороформом,^{898} который уже более семи лет достаточно эффективно использовался как обезболивающее средство. «…Использование ножа – основной метод. Лучше слышать, как человек душераздирающе кричит, чем видеть, как он беззвучно уходит в могилу…», – было его основным медицинским постулатом.^{899}

Все это в комплексе привело к тому, что ампутация стала основным методом военно-полевой хирургии Крымской войны. По ее статистике, после операций, проведенных в течение первых 24-х часов, смертность достигала 30%. Среди тех, кому не «посчастливилось» попасть под пилу хирурга за это время, она превышала 60%.

Подобная позиция привела к тому, что уже 23 сентября начался «хлороформный скандал». Поводом стали случаи смерти нескольких английских солдат, доставленных в госпиталь в Скутари. Масла в огонь подлила публикация анонимного автора в «Таймс», подписавшегося «Военный хирург», разметавшая положения Хала и чуть ли не обвинившая последнего в смерти доблестных сынов Англии.^{900}

В то же время хлороформ был. Его в середине августа в количестве 180 фунтов отправили из Англии в Болгарию. Из них 110 фунтов попали на склады в Варну, где 32 фунта 8 унций выдали медицинским службам армии и флота, 77 фунтов 8 унций распределили по медицинским складам. 17 августа 1854 г. 70 фунтов распределили по госпиталям Скутари. 7 сентября медицинские службы Легкой, 2-й и 3-й дивизий получили по 10 фунтов хлороформа. К этому дню армия получила еще партии медицинских средств, в том числе и анестетики. В результате, к Альминскому сражению был подготовлен их запас, но он не был доступен большинству армейских хирургов.^{901}

Возле медицинских палаток росли груды ампутированных конечностей, ставших вскоре неизменным антуражем этих учреждений всех армий Крымской войны. Как говорил впоследствии один из британских медиков: «…не сделавшие в своей жизни до этого ни одной операции, молодые врачи за одну ночь становились опытными хирургами…». Флотский священник Келли вспоминал, что никогда не видел столь страшных страданий человеческой плоти, а запах, стоявший в воздухе, напоминал ему запах бойни.^{902}

Но не будем считать эмоции точно соответствующими реальному положению дел. Процент подвергшихся ампутации хотя и был неоправданно большим, но не измерялся сотнями. Статистика говорит о том, что в первые сутки пила английских хирургов потрудилась над 15 человеками,^{903} лишив несчастных не только рук или ног, но и надежды на дальнейшие перспективы нормальной жизни на родине. Если отбросить эмоции и довериться этой самой суровой статистике, то можно вполне точно вычислить количество этих бедолаг. Медицинская служба говорит, что медицинское вмешательство потребовалось для 1772 солдат и офицеров Британской армии, из которых 2/3 классифицированы как тяжелые. Из них только к 5% была применена ампутация. То есть без руки или без ноги остались 80–90 человек.

Много это или мало? Не знаю. Наверное, даже один человек – это много. Ибо для кого-то, часто находящегося в тиши правительственных кабинетов, Альма – это победа, слава, почет, деньги, богатство, удовлетворение желаний, амбиций. А для одного единственного калеки – крушение надежд, планов, нищета и забытье. Так стоит ли война этого?

При этом обезболивающее было распределено совершенно бестолковым образом. Его имели полки, которые часто обходились без потерь, а те, на которые пришлось более 90% потерь, почти не имели его. В 7-м Королевском фузилерном, имевшем одни из самых тяжелых потерь, хлороформа не было вообще, а в 88-м, почти без потерь вышедшем из сражения, его было 2 фунта 8 унций. В результате полковым хирургам приходилось прибегать к самым разным способам, лишь бы облегчить участь раненых. Например, в 79-м полку доктор Маккензи, гражданский доброволец, присоединившийся к армии перед самым началом войны, имел свой запас медикаментов, что очень помогло ему в работе. Маккензи умер от холеры вскоре после сражения, но спас жизнь 27 солдатам. Считается, что его собственного запаса для этого было слишком мало, и он воспользовался «заимствованным» из неизвестных источников – попросту украденным.

Хирург 23-го Королевского Уэльского фузилерного полка Холмс, обработавший более 150 раненых, говорил, что не мог достать нужного количества хлороформа. Можно только догадываться, как валлийцы «благодарили» военную администрацию. Из 11 выделенных для эвакуации раненых и больных транспортов хлороформ имели только пять. Госпитальное судно «Анды» хотя имело хлороформ на борту, по причине горького пьянства капитана не смогло предоставить его медикам. Анестетик нашли только случайно …в декабре 1854 г. при очередной ревизии имущества на борту. А из 430 несчастных, погруженных на его борт, все до единого были ранены, нескольким из которых пришлось делать ампутации.

Альма стала первым уроком масштабной военно-полевой хирургии в Крымской кампании. Британские медики тщательно подошли к документированию опыта – и к концу войны каждый полк имел письменную информацию по каждому убитому, раненому или умершему солдату и офицеру. Спустя несколько лет после Восточной войны вся медицинская информация была обобщена начальником медицинской службы армии доктором Эндрю Смитом и опубликована в двухтомном бюллетене при поддержке парламента. Благодаря этому английская военная медицина, в начале войны контрастно уступавшая качественно медицине французов, к концу уже превзошла ее. Многие десятилетия после войны британская санитарная школа была едва ли не лучшей в мире.^{904}

После операции раненым предстоял тяжелый путь длиной в несколько миль по неровной ухабистой местности на берег моря, где назначенный старшим командир корабля Королевского флота «Везувий» Пауэлл организовывал их эвакуацию на борт транспортов и военных кораблей. Грязь и зловоние на них были неописуемы.

^{Вывоз раненых в санитарных фургонах после сражения на Альме. Сер. XIX в} 

«Воздух был пропитан запахом гниения, палубы и одежду мертвых и умирающих покрывали грязь, испражнения и вши. Здесь же роились бесчисленные мухи и жуки, откладывающие личинки в гноящиеся раны людей. Главный хирург, прибыв на борт одного из таких судов, обнаружил там около 400 раненых и больных холерой и дизентерией при полном отсутствии каких-либо средств для их лечения. Команда была занята тем, что принимала на борт новые партии раненых и отправляла в море тела умерших».^{905}

Бортовой хирург корабля «Кадакес» не смог найти на его борту никакого медицинского оборудования. Весьма кстати оказалась помощь нескольких сержантских жен, правдами и неправдами за своими мужьями пробравшимися на суда и теперь трогательно ухаживавшими за пострадавшими. В сложившейся ситуации они выступали единственными представителями медицинского персонала на борту некоторых судов.^{906} Именно они по праву могут считаться первыми сестрами милосердия Крымской войны.

Сержант Коннор из 23-го Уэльского фузилерного полка, погруженный на следующий день на борт транспорта «Коломбо», оказался на судне, где не было ни одного врача и никаких продуктов. Раненые были предоставлены на волю Бога. Он был милостив далеко не ко всем. Умерших тут же сбрасывали за борт.^{907}

Транспорт «Кадакес» загрузил на борт 430 человек, страдающих от ран и болезней, более четверти из них умерло за двое суток рейса в Скутари. В дальнейшем ситуация несколько улучшилась. «Вулкан», вышедший утром 22 сентября, имел на борту 320 раненых и больных, из них в пути умерли 1 офицер и 2 солдата. «Анды» вывезли 315 раненых, 4 офицера и 13 рядовых умерли в пути.

Количество раненых и больных, вывезенных кораблями английского флота из Крыма с 22 по 30 сентября 1854 г.^{908}

Корабль	Дата выхода из Крыма	Количество больных и раненых на борту (по различным источникам)	Количество умерших на борту (по различным источникам)	Наличие анестезии
Vulcan	22 сентября	455 (в том числе раненых – 435). По другим данным – 434	19	нет
Andes	22 (или 23) сентября	420–430	19	нет
Arthur the Great	22 (или 23) сентября	322 (384) раненых и больных холерой.	45	есть
Orient	22 (или 23) сентября	274, в том числе 203 раненых.	33	есть
Colombo	22 сентября	553–442 (только раненые).	30	есть
Caduceus	24 сентября	430 (318)	111	нет
Courier	25 сентября	291 (265) (не считая пленных раненых русских)	33	нет
Timandra	29 (или 30) сентября	305	53	нет
Medway, Himalaya, Golden Reece	Неизвестно	Неизвестно	Неизвестно	есть

Кстати, о хлороформе. В тех случаях, когда он применялся, особенно при ампутациях, по воспоминаниям Тома Келли, операция проходила значительно легче.^{909}

В других случаях, медицинские палатки были наполненные душераздирающими криками.

Складывалось ощущение, что поток раненых неиссякаем. Начинало темнеть, а крики о помощи не утихали. Уже трудно было разобрать, кто просит о милосердии. Боль и страдания объединили всех. В некоторых местах противники, мертвые и еще живые, лежали рядом. Недавно жестоко истреблявшие друг друга, теперь они старались помочь собратьям по несчастью, сползаясь в небольшие группы по 2–3 человека и даже пытаясь развести огонь. Большая часть раненых умерла от потери крови в первые полчаса, до утра не дожило еще около половины получивших ружейную или картечную пулю. Это грустная статистика войны. Потеряв два литра крови, раненый был обречен. Методика переливания была незнакома военной медицине середины XIX века.

ФРАНЦУЗЫ

У французов положение было несколько лучшим, да и раненых у них было меньше. Поэтому их хирурги стремились оказывать посильную помощь английским врачам, в первую очередь санитарным транспортом, палатками и одеялами.^{910} Французы, большинство раненых которых находилось ближе к побережью, использовали для их перевозки все имевшиеся у них фургоны, в том числе и провиантские. Благодаря этому транспортировка у них шла быстрее и легче. Во всяком случае, у раненого француза было больше шансов быстрее получить качественную медицинскую помощь, чем у его британского коллеги.

В отличие от англичан французы выделили 500 моряков для помощи армейским медикам в поиске, доставке на полевые медицинские пункты, транспортировке и последующей погрузке на транспорты раненых.^{911}

НЕМНОГО О НЕ САМОМ ПОЗИТИВНОМ

Еще раз попытаюсь развеять миф о рыцарском характере Крымской войны. В первые часы и минуты после сражения некоторые русские раненые были добиты штыками или выстрелами английских солдат. Это суровая правда войны, и в этом Альминское сражение не отличалось от всех других: в первые минуты после боя, еще не остывшие солдаты, часто еще не вышедшие из состояния прострации, не могут остановить в себе стремление к убийству, владевшее ими в ходе всего боя. Это может быть даже просто актом мести за погибшего друга, за командира, за испытанный личный страх. Чаще всего это делают не самые храбрые…

Тимоти Гоуинг оправдывает действия своих коллег: «Русские офицеры вели себя, как джентльмены, но их солдаты оказались сущими мерзавцами. В ночь после битвы и на следующее утро они то и дело стреляли в тех, кто оказывал им помощь. Наши товарищи сразу же стреляли в ответ или закалывали их на месте. Это было сурово, но справедливо; никому из убитых не привелось похвалиться своим поступком перед другими».

После нескольких подобных случаев командование союзников приказало привести в негодность находившееся на поле оружие, что позволило использовать ружейные приклады в качестве дров для костров.

О добитых русских солдатах пишет и Том Келли, правда, сей «грех» он списывает на французов, якобы добивших тяжелораненых, чтобы не утруждать себя их лечением.^{912} Есть и другие свидетельства об этой «изнанке» войны, и нам, увы, придется признать – было.

Так что, уважаемые, не нужно лить по этому поводу слезы, Крымская война – это война, а там, как говорится – A’ la guerre comme a’ la guerre!

Добитые в первые минуты после сражения раненые были плодом неустойчивого психического состояния у опьяненных солдат союзников.

Беспредельная любовь ко всему человечеству беспричинно сменялась лютой ненавистью и садистской жестокостью. Увы, но это грустная правда любой войны, и Крымская здесь не исключение. Может быть, все-таки нужно перестать делать из нее образ рыцарской кампании, в которой противники ну просто были влюблены друг в друга?

^{«Победа на Альме». Рис. из английского журнала. 1854 г.}

Массовой жестокости к поверженному противнику не было, каждый старался проявить посильную заботу и о своих соотечественниках, и о противниках, с которыми только что яростно сражался. Хотя некоторая надменность, выражавшаяся в основном словесно, все-таки присутствовала в Гвардейской дивизии английской армии.

Солдаты скорбили о потере друзей, старались найти их тела в надежде хоть чем-то облегчить последние минуты. Капрал Гоуинг отправился на поиски своего друга. «Я нашел его у реки мертвым. Одна пуля попала ему в рот, другая – в грудь слева, так что смерть была мгновенной. Жаль, что его не видел наш славный капитан; друг мой был храбр, как лев, но глубоко религиозен. Он не прошел и сотни ярдов от того места, где говорил мне о необходимости «отбросить русских штыками».

Я присел рядом, и сердце мое разрывалось, когда я вспоминал наши беседы, особенно тот разговор в ночь с 19 на 20, часов в 6 утра. Двое или трое наших помогли мне с похоронами: мы опустили в могилу тело, завернутое только в плащ, и с тяжелым сердцем ушли прочь».