Текст книги "Трикс. Дилогия"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 52 страниц)

– Через пять дней, к вечеру, мы с друзьями попытаемся победить Прозрачного Бога в магическом поединке, – рассказывал Трикс. – У нас это не получится. Всех моих друзей Алхазаб возьмет в плен, а меня забросит в пустыню.

– В плен? – скептически спросил Понедельник. – Алхазаб обычно пленных не берет. Мне даже не хочется говорить про то, что он с пленными делает…

– Я знаю, – кивнул Трикс. – Поэтому нам надо напасть на него сразу после того, как он телепортирует меня с поля боя, и до того, как он начнет пытать моих друзей.

– Значит, скирд должен затаиться где-то на поле брани, – деловито сказал Среда. – А то пока мы будем колотить кочевников, пробираясь поближе, уйдет немало времени.

Трикс склонился над большой картой, которую принесли ему гномы, и задумчиво ткнул пальцем в бумагу.

– Вот… Здесь высохшее озерцо… тут растут две пальмы, они ограничивают сцену… Зрители расселись в котловине…

– Интересная инженерная задача, – сказал задумчиво Четверг. – Но озеро упрощает ситуацию.

– Оно высохло… – вздохнул Трикс.

– Ничего страшного. Все равно подземные воды, питавшие озеро, проходят где-то рядом. Мы попросим наших добрых покровительниц… хм… наших сестер по магии, русалок. Они доставят скирд под дно озера. Там мы устроим временную базу, пророем несколько ходов к поверхности и в нужный момент вырвемся из-под земли!

– Вместе с големами? – на всякий случай уточнил Трикс.

– Конечно. Первая и третья оперативно-тактические группы големов уже приданы скирду.

– А вы успеете? – спросил Трикс. – У вас будет всего два дня и одна ночь…

– Успеем, – кивнул Воскресенье. – Ибо мы дали слово, а слово гнома – тверже гранита.

Успокоенный Трикс кивнул. И сказал:

– Я тем временем…

– Мы тем временем! – поправила его Тиана.

– Мы тем временем замаскируемся и проберемся в лагерь кочевников, – решил Трикс. – Скажем, что мы пришли служить Алхазабу. Я так понимаю, что к нему со всего Самаршана приходят, и взрослые, и дети, и мужчины, и женщины. Мы постараемся быть поближе к Прозрачному Богу, и когда он отправит меня, прежнего, в пустыню…

Трикс задумался.

– Ты нанесешь ему коварный удар ассасина? – предположил Вторник.

– Обрушишь на него ужасающее заклинание? – спросил Пятница.

– Вызовешь на честный поединок? – высказал догадку Суббота.

– Пока еще не знаю, – признался Трикс. – Но у меня еще есть время, чтобы над этим подумать. Это должно быть что-то неожиданное и смертоносное… что-то пострашнее боевой метлы или огненного шара.

– Ты учти, – смущенно сказал Понедельник. – Скирд готов умереть в бою, и големы не знают сомнений. Если надо – мы разгоним кочевников до самых краев пустыни. Если потребуется – вступим в бой с магом. Но если волшебство Прозрачного Бога и впрямь так сильно, как говорят, то даже мы, гномы, окажемся ему подвержены.

– Это означает, что вы должны будете разогнать охрану Алхазаба и не дать кочевникам наброситься на меня, – кивнул Трикс. – А с Прозрачным Богом я должен справиться сам.

Старейшины закивали.

– Я знаю, – сказал Трикс. – Не беспокойтесь, пожалуйста. Я не стану требовать от вас невыполнимого.

– Невыполнимого вообще нельзя требовать, – сказал Суббота. – Ни от кого.

– Неправда, – ответил Трикс. – Невыполнимое можно требовать, но только от себя.

* * *

Путь на поверхность оказался куда проще, чем спуск. Груя с подругами провела ребят в дальний конец пещеры, где в скальную породу была врезана массивная стальная дверь. Огромные засовы держали ее закрытой.

– Это один из выходов на поверхность, – сказала Груя. – Он не использовался уже тысячу лет… но механизм должен быть в порядке.

Она указала на высеченную в камне надпись:

КЛЕТЬ ГРУЗО-ПАССАЖИРСКАЯ. Вместимость – 2000 самородков или 20 гномов в боевом облачении. Не использовать гномам моложе 150 лет без разрешения взрослых! При входе в клеть вначале войдите сами, затем вкатите тележки, при выходе – вначале выкатите тележки, потом выходите сами!

НЕ ДОПУСКАТЬ ЗАЩЕМЛЕНИЯ БОРОД, ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ И ДОСТОИНСТВА!

За повреждение клети – три года рудничных работ!

Срок проверки – один раз в 1500 лет.

Берегите клеть! Клеть сохраняет ваше здоровье!

– А ключ? – спросил Трикс.

Вместо ответа Груя наклонилась и приподняла изящную терракотовую плиту, установленную перед дверью. Под плитой лежал длинный ключ сложной формы.

– Встретимся наверху, – открывая дверь, сказала Груя. – Мы вместе сразимся… и вместе победим!

– Победим! – звякнув кайлами о броню, поддержали ее подруги.

– Спасибо, Груя, – сказал Трикс.

– Спасибо и вам, – кивнула Груя. – Тебе, Умный, тебе, Учтивый, и тебе, Иногда Носящая Белое Платье! Я всегда мечтала увидеть настоящее Белое Платье!

С этими словами Груя привстала на цыпочки и крепко поцеловала Трикса в подбородок. Трикс смутился, но, к счастью, Груя тут же поцеловала и Тиану (та даже наклонилась, чтобы гномихе было удобнее), и Халанбери.

– Идите, – вытирая выступившие на глазах слезы, сказала Груя. – Идите, а то я что-то расчувствовалась…

Ребята смущенно вошли в дверь. За ней и впрямь оказалась прочная просторная клеть – только потолок был низковат. На стене медленно, с шипением разгорался газовый фонарь. Возле двери торчали две рукоятки, над одной было написано «ГОРОД», над другой «ПОВЕРХНОСТЬ». Рукоятки почему-то были закопченные, будто какой-то хулиган жег их спичками.

– Мы обязательно победим! – пообещал Трикс, у которого тоже защипало глаза – то ли от волнения, то ли от подтекающего из лампы газа. И твердо нажал на рукоять «ПОВЕРХНОСТЬ».

С лязганьем сошлись решетчатые дверцы клети. Закрылась железная дверь, за которой толпились гномы. Где-то зажурчала вода, заскрипели шкивы, загремели зубчатые колеса.

И клеть поползла вверх.

2

К вечеру того же дня, едва начало смеркаться, к шатру бедного пастуха Хамуда (любой пастух, у которого меньше ста овец и пяти верблюдов, в пустыне считается бедным – ведь прокормить двух-трех жен и десяток детей не так-то просто) пришли из пустыни три удивительных человека. Один был стройным юношей с добрыми, но серьезными глазами, какие бывают у людей, перенесших не по возрасту много приключений, но вышедших из них достойно и успешно. Другой юноша был хрупок, белокур и так симпатичен, что Хамуд посчитал бы его девушкой, не будь он одет в мужскую одежду, что для девушки немыслимо. «Ай-ай-ай, – подумал Хамуд, с огорчением глядя на юношу. – А девкой был бы краше!» Третий был совсем еще мальчишкой и потому внимания не заслуживал. Однако Хамуд, как подобает настоящему кочевнику, к шатру которого пришли незнакомцы, вежливо поклонился гостям, велел женам принести чистой воды, дочерям – кислого забродившего верблюжьего молока, шубата, а сыновьям – зарезать овцу, ту, черную, которая два дня назад подвернула ногу, наступив в сусличью нору, и все никак не могла оправиться. На вид неожиданные гости были светлокожими и слишком уж чистенькими, но говорили на самаршанском так хорошо, что никак не могли быть чужестранцами. Только мальчишка больше молчал, иногда бормоча что-то невразумительное или жизнерадостно говоря «Ага!». Но это разъяснилось легко – по словам юноши с добрыми глазами, в детстве мальчик упал вниз головой с верблюда и с тех пор немного не в себе. Хамуд, прекрасно понимающий, что сумасшедшие угодны всевышнему – ведь не зря же тот милосердно лишил их разума, избавив от тягот земного существования, посочувствовал мальчику и поручил его заботам младших сыновей. Поскольку у бедного больного ребенка в карманах оказался просто нескончаемый запас халвы, жженого сахара и еще каких-то незнакомых лакомств, то вскоре за ним табуном ходили все дети Хамуда, а временами к ним присоединялась даже младшая жена.

Сам же Хамуд, как подобает хозяину шатра (пусть даже маленького и бедного), сел с юношами у костра и, в ожидании пока старшая жена приготовит плов, попивал шубат и разговаривал с гостями.

Оказалось, что родом юноши из далеких мест. Жили они вблизи соляных озер, дни и ночи помогали родителям добывать соль – что в тех краях делается очень затейливо. Каждый день соледелы купаются в соляных озерах, потом сохнут на солнце, а осевшую на коже соль соскребают друг с друга костяными скребками. Работа эта нетрудная, но соль щиплет кожу и осветляет ее – отчего они и выглядят такими бледными.

Посочувствовав соледелам, Хамуд подлил им еще шубата и спросил, что же занесло юношей в такую даль. Как он и ожидал, старший юноша – звали его Трикс, воздел руки к небу и воскликнул, что даже до их краев дошла слава Алхазаба, Прозрачного Бога. Вот потому он со своим лучшим другом Тианом не утерпели, испросили разрешения у родителей, прихватили с собой младшего брата Тиана – дурачка Агу и отправились на поиски Алхазаба.

Хамуд покивал, потом вздохнул и велел средней жене принести кальян. Гости сидели у костра и ждали его ответа.

– Не надо врать старому Хамуду, – со вздохом сказал пастух. – Хамуд не путешествовал к краю света, Хамуд не учился у мудрецов. Но Хамуд знает сердца людей и Хамуд знает жизнь.

Юноши смущенно переглянулись.

– Хорошо, я скажу тебе правду… – начал Трикс. – Мы…

– Вы не спрашивали разрешения у своих досточтимых родителей, – кивнул Хамуд. – Вы захотели славы и приключений, богатства и уважения. Тайком покинули вы шатры своих отцов, а дурачок просто увязался за вами.

– А… – пробормотал красавчик Тиан.

– Молчите, молчите… – махнул рукой Хамуд. – Отцов надо чтить и слушаться каждого их слова. Но что случилось бы с миром, если бы дети повторяли судьбу родителей, а не пытались добиться большего? Не бойтесь, Хамуд – пастух с передовыми взглядами! Когда я был в ваших годах, я тоже спорил с родителями. И хотя они всю жизнь водили отары с востока на запад, с запада на север, а с севера снова на восток, я решил иначе. Я вожу овец с востока на юг, с юга на запад, а с запада на восток. Потому что каждый человек рожден для того, чтобы принести в мир что-то новое!

Гости, открыв рты, слушали Хамуда.

– Алхазаб – могучий воин! – продолжал Хамуд. – Лев пустыни, орел гор, тигр джунглей, акула морей и крокодил болот! Алхазаб – великий волшебник. От слов Алхазаба дрожат небеса, тускнеет солнце и закипают реки. Алхазаб – Прозрачный Бог. Честь служить Алхазабу!

Юноши покивали.

– Мой старший сын тоже служит в его войске, – гордо сказал Хамуд. – Два месяца назад он отправился в лагерь Прозрачного Бога и за это время успел покрыть себя славой и заслужить всеобщее почтение. Два дня назад ко мне заезжал фуражир Алхазаба. Так и сказал – твой сын хорошо сражается, все его любят и ценят. Я передал войскам Прозрачного Бога пять жирных баранов!

– Как легко должно быть на сердце у отца такого отважного сына! – похвалил Хамуда Трикс.

Хамуд кивнул и сказал:

– Идите в лагерь Прозрачного Бога и найдите там Амаля, сына Хамуда. Пусть он устроит вас на хорошее место в войсках Алхазаба – да склонится перед ним вселенная!

– Спасибо тебе, мудрый Хамуд, пастух передовых взглядов! – нежным голосом произнес Тиан. – Мы воспользуемся любезной помощью твоего героического сына!

Хамуд ласково похлопал юношу по плечу и спросил:

– Скажи, а нет ли у тебя сестры, мечтающей о простой кочевой жизни среди бескрайних каменистых степей и бесплодных песчаных пустынь, под жарким светом солнца и ослепительным мерцанием звезд, в теплой семейной обстановке, вдали от бесчисленных соблазнов деревенской жизни и утомительного труда солескребов?

– Тяжело тебя огорчать, но у меня нет сестры, – признался Тиан.

– Нет в мире совершенства… – вздохнул Хамуд. К счастью, тут его старшая жена принесла блюдо с вареной бараниной и пиалы с кусками пресного теста в бульоне – это всегда утешало доброго пастуха.

На следующий день, рано утром, Хамуд сам проводил гостей в дорогу, снабдив их твердым соленым овечьим сыром, водой и даже несколькими кусками мяса.

– Вот в том направлении лежит оазис Джем-был, куда направляется войско Алхазаба, – пояснил Хамуд. – Дня за три-четыре вы доберетесь до него, если удача будет к вам благодушна.

– Понятно, – сказал Трикс и зачем-то потрогал метлу, которую нес за спиной. Хамуда очень удивляло, зачем юноши несут с собой метлы, полезные в домах, но совершенно бесполезные в пустыне, однако вежливость не позволяла задать такой вопрос. Впрочем, поразмыслив, Хамуд понял, что эти метлы юноши захватили из дома как память о своих матерях, и был даже тронут такой сентиментальностью.

– Сына зовут Амаль, – еще раз напомнил Хамуд. – Передавайте ему привет!

– Обязательно, – пообещал Тиан. – Спасибо тебе, милый Хамуд!

Пастух крякнул и побрел обратно к шатру. На полпути он вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Ну конечно! Я забыл спросить, нет ли у него двоюродной сестры!

С этими словами он побежал обратно – но его гостей уже и след простыл. Только чертили песок две неглубокие линии, будто кто-то бежал, оседлав палку, как играющий в лошадки ребенок, а потом подпрыгнул и… и что?

Хамуд задумался. Но от шатра вкусно пахло утренними лепешками, средняя жена доила верблюдицу, и молоко звонко падало в ведерко, а дети, задорно перекликаясь, собирали кизяк для вечернего костра. Хамуд махнул рукой и пошел к своим любимым женам и детям.

Однако еще долго после этого, беря из мешочка щепотку соли, чтобы посыпать вареное мясо, пастух вздыхал о чем-то своем…

* * *

Хотя полеты на метле не нравились ни Триксу, ни Тиане, но другого выхода не было. Не идти же и впрямь по пескам четыре дня! Так что, крепко вцепившись в рукоять, Трикс несся над дюнами – невысоко, метрах в трех, чтобы если уж доведется упасть, то бояться пришлось бы недолго. Рядом на своей метле летела Тиана, усадив за спиной Халанбери. То ли сидеть по-дамски было удобнее, то ли у нее оказалось лучшее чувство равновесия, чем у Трикса, но она ничуть не отставала, а временами даже залетала вперед – несмотря на лишний груз.

Летели они почти до полудня – пока солнце не стало жарить так невыносимо, что пришлось остановиться, после чего Трикс, немного постаравшись, наколдовал приличный тент и большую подстилку из тростника, чтобы не так жарил раскаленный песок. Под тентом было прохладнее, и все облегченно растянулись на циновке, давая отдых напряженному телу. Летать на метлах было ничуть не легче, чем ходить пешком!

Потом выпили воды – горячей, уже чуть-чуть затхлой. Даже такой воды было мало, хотелось пить ее и пить – но Трикс убрал полупустой бурдюк.

– Бесполезно, – сказал он. – Если много выпить, то вспотеешь, и вся вода уйдет.

– Я хочу вспотеть! – захныкал Халанбери.

– Потей, – ответил непреклонный Трикс.

– Ну я пить хочу! – заканючил мальчишка. – Я очень-очень пить хочу!

– Это потому что ты все время лопал халву и пастилу, пока мы летели! – нахмурился Трикс. – Что, думаешь, я не слышал?

– Ну, лопал… – пробормотал Халанбери. – Ага… Так вкусно же… Оно ведь все равно наколдованное, ни вреда, ни пользы, только пить хочется…

– Вот именно! А пить хочется впустую, без причины. Так что потерпишь.

Халанбери совсем загрустил. Посмотрел в поисках утешения на сестру – но та поджала губы и отвернулась. Тогда Халанбери пробормотал себе под нос:

– Стану могучим волшебником, наколдую себе ведро воды… а Триксу – бородавку на носу!

– Никем ты не станешь и ничего ты не наколдуешь, – безжалостно сказал Трикс.

– Почему это? Не забыл – меня сам Щавель к вам привез! Потому что у меня талант! Потому что я будущий могучий волшебник! – вскинулся Халанбери.

– Никакой ты не волшебник! – отрезал Трикс.

– Ага! А кто я тогда? – Халанбери взмахнул руками и выкрикнул: – Нуга и карамель!

– И что? – презрительно сказал Трикс, глядя на появившиеся в руках Халанбери куски молочно-белой нуги и кремово‑желтой карамели. – Волшебник умеет все! Что-то лучше, что-то хуже, но все. А ты умеешь только сласти наколдовывать. Такие, как ты, называются чудодеями.

– Чудодеями? – поразился Халанбери.

– Именно. Чудодей – волшебник, который умеет делать только что-то одно. И ладно бы полезное, дождь, к примеру, вызывать или огненные камни на врага обрушивать. А ты делаешь волшебную пищу! Она не насыщает, понимаешь? Толка нет, одна видимость!

– Но Щавель же меня позвал! – На глаза Халанбери навернулись слезы. – Я же… я же вам помог! Я прошел тем же путем, что Прозрачный Бог…

Нуга и карамель в его руках затрепетали и растаяли.

Триксу стало стыдно. Он открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь утешительное – и тут его осенило!

– Халанбери… – Трикс вскочил и крепко обнял мальчишку. – Халанбери! Ты молодец! Ты умница! Щавель не зря тебя к нам привел!

– Да? – Слезы у Халанбери мгновенно высохли.

– Да! – завопил Трикс. – Кажется, у меня есть план! Хороший план!

От избытка чувств он даже выдал Халанбери еще одну порцию воды и немножко попил сам. После чего вновь растянулся на циновке, напряженно обдумывая свою идею.

– Трикс, ты не хочешь мне рассказать, что придумал? – возмутилась Тиана.

– Нет, извини… – задумчиво сказал Трикс.

– Что?

Трикс вздохнул:

– Тиана, мне предстоит сразиться с магом, равным по силе тысяче драконов. И у меня есть одна-единственная идея, как его победить. И для того, чтобы идея сработала, надо, чтобы в требуемый момент мной восхитились и ужаснулись. Кто будет мной восхищаться? Ты и Халанбери. Так что лучше вы все узнаете и восхититесь в свое время!

– А если мы не восхитимся, а решим, что твоя идея – полная ерунда? – спросила Тиана.

– Тогда все будет очень плохо, – признал Трикс. – Но я буду очень стараться!

Тиана надулась, но спорить не стала. Кажется, мы уже говорили о том, что она была удивительно умная девушка?

– Только есть одна проблема, – задумчиво сказал Трикс. – Колдовать мне придется на самаршанском, а Халанбери этого языка не знает. Придется… придется его научить. Магически, конечно.

– Может, не стоит? – засомневалась Тиана. – Если он ляпнет что-нибудь не то?

– Выхода нет, – вздохнул Трикс. – Халанбери, ты понимаешь, что мы притворяемся простыми самаршанцами издалека? Ты не будешь ничего рассказывать о нас?

– Нет, конечно!

– Тогда… – Трикс достал свой Айпод и полистал в поисках нужного заклинания. Щавель в свое время записал ему очень хорошее заклинание «Розовый камень», которое помогало выучить любой язык. Халанбери терпеливо ждал. – Вот оно… – Трикс открыл заклинательную книгу на нужной странице, откашлялся, после чего произнес: – Мальчик. Девочка. Мужчина. Женщина. Мальчик идет. Мужчина стоит. Женщина готовит. Девочка играет. Что ты делаешь? Я играю. Что у тебя есть? У меня есть яблоко.

– Есть яблоко? – обрадовался Халанбери. – Что же ты молчал?

Трикс поморщился и продолжил:

– Раз. Два. Три. Роза красная. Небо голубое. Трава зеленая. Женщины плывут. Мужчина идет. Женщина пьет воду. Мужчина ест рис. Три. Два. Раз.

Он закрыл Айпод.

– Я теперь знаю самаршанский? – восхищенно спросил Халанбери.

– Не знаю, – признался Трикс. – Ты на всякий случай старайся больше молчать. Но Щавель очень хвалил это заклинание…

Халанбери некоторое время расхаживал, произнося вслух:

– Женщина ест рис. Мужчина бежит. Один мальчик стоит. Две девочки гуляют…

К сожалению, понять, говорит ли он на самаршанском или на языке королевства, было решительно невозможно. Это обычная беда, когда учишь язык с помощью волшебства – ты сам не понимаешь, на каком языке разговариваешь. Есть, конечно, хороший способ – попытаться сказать слово, которое в одном языке есть, а в другом нет. Например, если тебе удалось сказать одним словом «пиво, сваренное осенью из хмеля нового урожая», то ты говоришь на языке королевства, а если ты одним словом назвал «верблюда-самца, старше года, но моложе трех, светлой масти и с коротким хвостом» – то ты говоришь на самаршанском.

Но Трикс, увы, этого способа не знал.

Когда солнце склонилось настолько, что его лучи заползли под тент, Трикс решительно поднялся. Придумал ли он свой план до конца, или просто решил, что ждать больше не имеет смысла, – так и не было понятно.

– В путь! – сказал он.

Поздним вечером того же дня Амаль, сын пастуха Хамуда, собирал по окраинам оазиса Джем-был кизяк.

Это только изнеженный городской житель считает, что оставшееся за лошадью «яблоко» никуда уже не годно. Это только северный селянин нахмурится и скажет, что как удобрение кизяк никуда не годится, легко сожжет нежные ростки и отравит почву.

О, настоящий кочевник знает цену своей лошади!

Ее быстрым ногам и доброму взгляду, ее мудрому выбору дороги и чутью на воду, ее крепкой шкуре и прочному волосу, ее жирному молоку – и вкусному мясу.

Ну и, конечно же, кизяку.

Ведь ночью в пустыне холодно, а оброненное утром «яблоко» к вечеру высыхает и превращается в прекрасное, хотя и немножко запашистое топливо. У горящего кизяка можно греться, над тлеющим кизяком можно готовить еду (ту же конину, к примеру). Ну а свежий кизяк хорошо прикладывать к ушибам и синякам…

Амаль вздохнул и потер ноющую скулу. Суровые воины Алхазаба были уверены, что чем больше затрещин достанется новобранцу, тем быстрее он станет достойным звания защитника пустыни.

Добрый Хамуд не знал, что первое время новые воины Алхазаба никак не могут прославиться и хорошо сражаться, ибо в бой их никто не пускает (да и какие сражения могут быть в армии великого Прозрачного Бога, перед которым трепещут враги и преклоняются друзья?). Первые два месяца воины собирают кизяк для нужд армии (поэтому их называют «запахи»), следующие полгода просто помогают во всяких нуждах (и выматываются настолько, что их зовут «духи»), потом еще полгода учатся владеть оружием (и называют их уже довольно уважительно – «молодые»), потом получают право зачерпывать из общего котла еду, а не соскребать остатки со стенок (и зовутся потому «черпаками»), ну и в итоге их начинают уважительно звать «ага», то есть «дедушка».

Амаль как раз заканчивал свой срок службы «запахом» и готовился стать «духом». Не то чтобы он ожидал от этого каких-то разительных перемен в своей жизни – но все-таки перспектива появлялась…

Этим вечером Амалю везло. Он нашел уже четыре прекрасных, больших, сухих лошадиных «яблока». Если найдет еще одно – то костер будет жаркий, и его, наверное, не станут сильно колотить.

– Ничего, ничего… – шептал Амаль. – Вот пройдет год, и никто уже меня не станет бить. Сам всех поколочу!

– Эй, запах! – раздался вдруг в темноте голос Шамада, старшего в подразделении, куда был отправлен Амаль. Шамад был широк в плечах, быстр в движениях и скор на расправу. Был он к тому же дедушкой, и исполнилось ему уже двадцать лет.

– Здесь я! – торопливо ответил Амаль. – Слушаюсь!

– Тебя тут ищут… – с каким-то смущением в голосе сказал Шамад. – От отца твоего пришли…

В первое мгновение Амалю почудилось, что в армию Алхазаба мог прийти кто-нибудь из его братьев. Потом он понял, что тех, кто постарше, отец не отпустит – трудно будет пасти отару, а младшим еще рано искать воинской славы. С тревогой в сердце он заспешил на голос Шамада.

У костра, разведенного еще одним молодым воином, Амаль увидел всех своих боевых товарищей в количестве одиннадцати человек. Все они были непривычно тихи. А рядом с ними стояла странная троица – двое совсем молодых парней и тощий мальчишка, которому никак уж не светило попасть в солдаты. Вся троица была светлокожей, будто жители королевства, хоть и помотавшиеся под жарким солнцем, и с довольно мирными лицами. Зато старшие ребята были одеты в облегающие черные одеяния, чем-то напоминающие боевую одежду зловещих ассасинов. Впрочем, всем известно, что ассасины давным-давно не появляются среди людей!

– К тебе тут пришли, – сказал Шамад. Выглядел он как-то очень странно – лицо его было помято и исцарапано, словно… ну, словно, к примеру, его хорошенько поколотили прочной метлой, вроде тех, что были за плечами у старших гостей. Но кто мог бы поколотить силача Шамада, прекрасно владевшего острым кривым клинком, Амаль даже представить себе не мог.

Во всяком случае, это никак не смогли бы сделать двое миролюбивых пареньков и мелкий мальчишка. К тому же лица и руки были исцарапаны у всех воинов, а это совершенно неслыханно, чтобы двое юношей поколотили одиннадцать человек!

– Здравствуй, Амаль! – воскликнул один из парней, тот, что покрепче и повыше. Подошел к Амалю и, не гнушаясь запаха, крепко его обнял. – Меня зовут Три, я из племени соледелов. Это мой друг Ти и его младший братец, блаженный Ага. Твой отец, любезнейший Хамуд, у которого мы гостили, передает тебе привет, вот этот вот соленый сыр и интересуется, как твои дела!

– У меня все хорошо, – сглотнув слюну, ответил Амаль. – Как чувствует себя папа, мамы, братья и сестры?

– Замечательно, – порадовал Амаля Трикс.

– А как чувствуют себя верблюды и овцы? – продолжал Амаль.

– Они хорошо пасутся и доятся, – продолжил Трикс. – Твой уважаемый отец рассказал нам, что ты достиг большого уважения в войсках славного Алхазаба и можешь поспособствовать нам в том же…

Кто-то из сидящих у костра воинов нервно хихикнул. Юноша по имени Трикс нахмурился и посмотрел на Шамада. Шамад покрылся каплями пота и посмотрел на хихикнувшего воина. Тот закрыл голову руками и пригнулся.

– Все вы любите славного Амаля, сына достойного Хамуда, – нежным мелодичным голоском сказал второй юноша. – Ведь верно?

– Все мы любим Амаля! – хором ответили сидящие у костра.

– Мы еще зайдем и проверим, – небрежно обронил Трикс. – Вы же все воины славного Алхазаба, верно?

– Верно! – хором взревели воины.

– И вы никогда не обижаете младших?

– Никогда!

– А если только кому-то из вас придет в голову обидеть того из друзей, кто выглядит младше и слабее, кто не может постоять за себя, кто чем-то вас насмешил… незнанием ли воинских приемов, нежными чертами лица или метлой за плечами… – говоря, Трикс стал прохаживаться вокруг костра, заложив руки за спину, – …то чудовищные угрызения совести, немедленно проснувшись в вашей душе, начнут грызть вас изнутри – причиняя ужасную боль в затылке, вызывая тоску и желание раскаяться!

– А! – взвыл один из воинов, хватаясь за голову. – Нет, нет, нет! Я никогда, никогда не обижу своих боевых товарищей! Нет, нет, нет…

– И это правильно! – одобрил Трикс, кивая. – Итак. На чем мы остановились?

– На соблюдении порядка и дисциплины, неустанном поддержании в подразделении товарищеской атмосферы, независимо от срока службы, родовитости и физической силы! – повторно вспотев, воскликнул Шамад.

– Дело говоришь, – кивнул Трикс. – Будешь старшим в данном подразделении.

– Я и так… – начал было Шамад и осекся. – Слушаюсь!

– Теперь вернемся к основному вопросу, – продолжил Трикс. – Мы, неумелые и неопытные воины, желаем послужить великому Алхазабу…

– Слава Алхазабу, Прозрачному Богу! – внезапно рявкнули хором солдаты. Трикс запнулся, но продолжил:

– И мы так сильно рвемся ему послужить, что у нас просто сил нет терпеть долгие годы обучения. Хочется поскорее стать достойнейшими из достойных. Как это сделать? Мнения есть?

Наступила тишина. Воины сидели вокруг костра, почесывали царапины и разминали ушибы, вздыхали и морщили лоб, но никто не проронил ни слова. Сильнее всех морщил лоб Шамад, даже стало слышно, как скрипят от натуги могучие кости его черепа, но и он ничего не мог сказать.

– Дозволено ли будет мне высказать одну глупую идею? – робко спросил Амаль.

– Конечно! – оживился Трикс.

– Завтра днем, по повелению могучего Алхазаба, состоятся традиционные ежемесячные бои между желающими того воинами. Победитель будет принят в число Фаворитов, Стерегущих Бога.

– Куда-куда принят? – не понял Трикс.

– Ну, раньше их называли Гвардией Публичного Устрашения, а потом Кругом Гарантированной Бдительности. Это личная охрана Прозрачного Бога.

– Хорошая традиция! – обрадовался Трикс.

– Поскольку Прозрачный Бог – самый сильный в мире волшебник, то он не нуждается в магической защите, – осторожно добавил Амаль. – И на состязании Алхазаб лично следит за тем, чтобы бои шли без всякой магии.

Трикс кивнул. Потом уточнил:

– А каким оружием можно биться?

– Любым, – ответил Амаль.

– И это тоже – хорошая традиция! – улыбнулся Трикс.

…Когда большая армия стоит на привале в пустыне, то в полдень мало кто высовывается из шатров. Уныло бродят патрули, закутанные с ног до головы в белые одежды (только глупые северяне на жаре пытаются раздеться, жители юга знают, что одежда защищает не только от холода, но и от жары). Бредут по своим делам посыльные (именно в самое пекло каждому командиру приходит в голову мысль: а не спросить ли у другого командира, как тому нынешняя жара?). Поят верблюдов и коней молодые воины (которых только и отряжают на такую каторжную работу).

Но в этот день лагерь Алхазаба наслаждался прохладой. Рано утром Прозрачный Бог вышел из своего шатра, потянулся, посмотрел на небо и сообщил, что сейчас появятся облака. Минут через пять откуда-то со стороны моря примчались тучи. Неведомая сила подхватила облака над горячими волнами, сбила в кучу и с дикой скоростью дотащила до пустыни. Если бы облака могли думать и говорить, они бы искренне возмутились тому, что им суждено бесследно растаять над пустыней, повинуясь воле могучего мага, а не прожить свою короткую облачную жизнь в привычной обстановке.

К счастью, облака – это всего лишь мельчайшие капли воды и льда в воздухе, поэтому они не могли ни думать, ни говорить, ни возмущаться поведением Прозрачного Бога. Они могли лишь прилететь и зависнуть над оазисом Джем-был, медленно испаряясь под лучами солнца и защищая воинов Алхазаба от зноя.

Не то чтобы Алхазаб считал необходимым обеспечить прохладу тем воинам, которые будут соревноваться за право его охранять. Если кто-то из них не выдержит зноя и упадет замертво – то он сам виноват. Но будучи человеком хоть и простым, но неглупым, Алхазаб прекрасно понимал, что сотня-другая зрителей, погибших на массовом мероприятии, никак не способствует укреплению авторитета вождя. А вот вовремя призванные или разогнанные облака – наоборот.

Поэтому над оазисом Джем-был скопились совершенно немыслимые в пустыне тучи, а собравшиеся поглядеть на потеху зрители наслаждались прохладой – или зябко кутались в бурнусы, в зависимости от того, из какой части пустыни они явились на службу Прозрачному Богу. На арену, которой служило дно высохшего озерца, тем временем собирались бойцы.

Первым был воин по прозвищу Тарантул. Молодой, хрупкий на вид, он с детства закалял себя укусами ядовитых пауков, в результате чего приобрел потрясающую гибкость, стойкость к ядам и полную нечувствительность к боли. Одет он был в кожаную броню синих и красных цветов. Сражаться предпочитал двумя длинными веревками, на концах которых были закреплены тяжелые шипастые шары.

Вторым вышел мрачный крепкий горец, которого все звали Прыгучий Мыш. Говорили, что свое мастерство он отточил, наблюдая за тушканчиками (из чьих бархатистых шкурок и было сшито его черное одеяние). Больше всего он любил рукопашный бой, но также замечательно кидался камнями и стрелял из пращи.