Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 09"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Дмитрий Володихин,Владимир Гаков,Павел (Песах) Амнуэль,Андрей Саломатов,Роберт Рид,Олег Овчинников,Терри Бэллантин Биссон,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Сергей Некрасов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Он еще долго сидел у себя в комнате, единственном доме, который знал в этой жизни, тесном и холодном.

– Ты должен поспать, – заметил робот, и Джеймсон уснул.

И не видел снов.

Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА

Виктор Комаров
Неудачник

Горюн плотно притворил за собой дверь:

– Вы слышали, научным руководителем нашей экспедиции назначен Станислав Васильевич Мешков?

– А почему у вас такой встревоженный вид? – спросил Мигунов.

– Вы ничего не знаете?

– Читал, разумеется, его работы. А вообще-то я здесь новый человек.

– Ничего, теперь узнаете, – мрачно сказал Горюн.

– У него что – тяжелый характер? – поинтересовался Мигунов.

– Нет, что вы… Станислав Васильевич милейший человек.

– Так в чем же дело? – удивился Мигунов.

– Как вам сказать… Говорят, однажды он был с женой в театре. Спектакль закончился, а на улице ливень. Он оставил жену в вестибюле, а сам отправился искать такси. Нашел, сел в машину и уехал домой – про жену-то и забыл… Входит в квартиру – естественно, жены нет. Через час она возвращается вся промокшая. А он удивляется: где ты ходишь в такую погоду?..

Мигунов не сдержал улыбки.

– Слушайте дальше. Выходит он как-то с заседания Астрономического Совета. Идет в гардероб, с трудом натягивает на себя дамскую меховую шубу и преспокойно удаляется. А свою шубу оставляет на вешалке… Очевидцы утверждают, что по дороге он бормотал: мол, никак не могу сегодня застегнуть шубу – не сходится… Поразительная рассеянность.

– Ну и что? – сказал Мигунов. – Я всегда считал, что рассеянность ученого – это высшая степень сосредоточенности. Человек умеет полностью отключаться от всего постороннего.

– Это хорошо у себя в кабинете, а не в экспедиции, – проворчал Горюн.

– Не понимаю все-таки, что вас так волнует? Ведь Мешков в конце концов научный руководитель, а не администратор. И не завхоз. Так что его рассеянность…

– М-да… – протянул Горюн. – У него, знаете ли, дома как раз над кроватью висит старинная картина в тяжеленной раме. Так один гвоздь из стены выпал – картину перекосило, вот-вот окончательно свалится. Такая упадет – насмерть пришибет. А он говорит: ничего, пусть висит. Свалится – не беда, я рассчитал траекторию ее падения: картина пролетит мимо кровати.

– Вы хотите сказать, что он еще и чудак? Ну и на здоровье! На чудаках всегда наука и держалась.

– Во-первых, это было давно… – начал было Горюн, но в этот момент резко отворилась дверь, и в комнату стремительно вошел высокий худощавый человек, уже начавший заметно лысеть. Глаза под толстыми стеклами очков были устремлены куда-то вдаль. Отсутствующее выражение лица придавало всему его облику прямо-таки космическую отрешенность.

Горюн торопливо поднялся навстречу.

– Здравствуйте, Станислав Васильевич, очень рад! К вашим услугам. Знакомьтесь, это Михаил Сергеевич Мигунов – участник нашей экспедиции.

Мешков быстро протянул руку.

– Знаю, знаю… – и тут же вновь повернулся к Горюну. – Нам нужно срочно сочинить один документ.

Горюн мгновенно уселся за стол, положил перед собой чистый лист бумаги и замер с шариковой ручкой наготове. Мешков, не обращая внимания на Мигунова, стал расхаживать огромными шагами из угла в угол, произнося на ходу фразу за фразой. Спустя некоторое время он, однако, перестал диктовать и подошел вплотную к столу, за которым сидел Горюн.

– Прочтите, пожалуйста, что мы там сотворили?

Горюн послушно прочитал записанное.

– Не кажется ли вам, – прищурившись, спросил Мешков, – что последняя фраза не совсем точно отражает суть дела?

Горюн пожал плечами.

– По-моему, все совершенно ясно.

– Нет-нет, – возразил Мешков. – Эту мысль можно выразить точнее. Дайте-ка сюда!

Он взял в руки листок, исписанный Горюном, поднес его к самым глазам и, не торопясь, пробежал от начала до конца.

– Давайте-ка еще раз напишем все с начала, – сказал он наконец. – Возьмите, пожалуйста, чистый лист.

И вновь продиктовал первую фразу.

– Но зачем же? – запротестовал Горюн. – Пусть начало останется. Переделаем только последнюю фразу – если уж она вас не устраивает.

– Нет-нет, – вежливо, но твердо возразил Мешков. – Будем танцевать от печки. Лучше перескочим через трудное место с разбегу.

Горюн снова пожал плечами и, бросив выразительный взгляд на Мигунова, подвинул к себе чистый лист.

Мигунов, внутренне улыбнувшись, присел на диван и терпеливо стал дожидаться окончания этой сцены.

Документ пришлось переписать еще несколько раз. И только после этого на лице Мешкова появилось выражение удовлетворения.

– Ну, теперь, кажется, все, как нужно. – Он помахал листком в воздухе, словно хотел таким образом просушить написанное. – Благодарю вас.

И стремительно вышел из комнаты.

– Видели? – вздохнул Горюн. – Вот так… Редакторы от него плачут. До самой сдачи в типографию вносит бесконечные уточнения и исправления.

– И все-таки я не разделяю ваших опасений, – сказал Мигунов. – На меня он произвел впечатление солидного и весьма положительного человека. Не понимаю, что вас так беспокоит?

– Ну хорошо, – вздохнул Горюн. – Я вам скажу. Дело в том, что Мешков… неудачник. Нет, вы, пожалуйста, не смейтесь.

Мигунов удивленно посмотрел на своего собеседника.

– Неудачник? Признаться, это довольно странно слышать. Он ведь как-никак член-корреспондент Академии наук. Согласитесь, как-то не вяжется.

– И тем не менее это так, – мрачно сказал Горюн. – Да это все знают. Впрочем, не в том смысле, как вы, должно быть, подумали. Стоит ему принять участие в каком-нибудь предприятии, как все идет кувырком.

– Мистика!

– Как хотите…

– Не понимаю, – нахмурился Мигунов. Разговор вдруг стал ему неприятен.

– Могу пояснить. Неудачник – это человек, который часто принимает неадекватные решения. Или делает это не в то время. Либо слишком торопится, либо запаздывает.

Да, Станислав Васильевич выдающийся ученый – с этим никто не спорит. Но – в своей обсерватории и за письменным столом. – Горюн безнадежно взмахнул рукой. – А как только он оказывается участником коллективных действий… Да что говорить, сами скоро сможете убедиться. К сожалению…

– Ну, я пойду, – поднялся Мигунов. – Надеюсь, ваши мрачные пророчества не оправдаются.

– Вашими бы устами… Ведь отправляемся за тридевять земель…

Самолет прибыл к месту назначения ночью. Пока Мешков с помощью Мигунова вел переговоры с двумя местными астрономами, встречавшими их в аэропорту, а ящики с оборудованием грузили в автобус, выехавший прямо на летное поле, остальные участники экспедиции прохаживались вокруг, с удовольствием разминая ноги после многочасового перелета.

– Вот это небо! – восхищенно сказал Мигунов, глядя на звезды, ярко сияющие в бездонной черноте экваториальной ночи. – Мечта!

– Вот именно – мечта, – мрачно отозвался оказавшийся рядом Горюн. – И как ни печально – несбыточная. Я имею в виду предстоящее затмение. Помяните мое слово.

Мигунов пожал плечами и отошел. Угрюмые пророчества Горюна стали его не на шутку раздражать.

Наконец погрузка была закончена, остались позади таможенные формальности, и автобус с участниками экспедиции тронулся в путь. Ехали долго. В густой темноте трудно было что-либо разглядеть, кроме вьющейся впереди ленты шоссе, выхваченной из мрака яркими лучами фар. Правда, сперва за окнами изредка мелькали одинокие огоньки, но потом исчезли и они. Дорога нырнула в горы и стала круто подниматься вверх. Мигунов почувствовал, как закладывает уши, и пожалел, что не запасся леденцами. Шоссе все круче забиралось в вышину, надрывно гудел двигатель, автобус медленно полз куда-то к звездам. Еще несколько крутых поворотов, и наступила тишина.

Вслед за другими Мигунов выбрался наружу. Здесь небо было еще чернее, а звезды, казалось, висели над самой головой, как в планетарии. Автобус стоял на небольшой ровной площадке, окаймленной с двух сторон крутыми горными склонами, терявшимися в черноте ночи. У одного из них возвышалось белокаменное сооружение с экзотическими очертаниями. В резком свете фар, рождавшем причудливые тени, оно казалось призрачным, нереальным.

– Здесь вы и будете наблюдать, – сообщил сопровождающий. – Мы выбрали для вас замечательное место. Видите, какое небо?.. Не больше десяти – двенадцати пасмурных дней в году.

Хотя здание, предназначенное для размещения экспедиции, имело снаружи весьма древний вид, несколько внутренних помещений были заботливо отделаны и обставлены гостеприимными хозяевами и выглядели даже уютно. Комнаты были освещены, теплились электрические камины.

Он проснулся рано. За узким окошком занимался прозрачный голубоватый рассвет. Мигунов упруго вскочил с постели, проделал несколько энергичных движений, чтобы согреться. Несмотря на вчерашнее утомительное путешествие, спать не хотелось. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить других участников экспедиции, он спустился по узенькой лестнице с вытоптанными ступенями и вышел наружу. И сразу его охватила удивительная свежесть горного утра. Кругом стояла первозданная тишина, изредка нарушаемая только легкими порывами ветра. Небо по-прежнему было абсолютно безоблачным. Мигунов замер, невольно залюбовавшись грандиозной панорамой гор.

– Не спится? – вывел его из оцепенения чей-то голос. От неожиданности Мигунов вздрогнул и резко обернулся.

Рядом с ним стоял Мешков.

– Не могу спать на новом месте, – объяснил он, словно извиняясь. – Вот и брожу, будто тень отца Гамлета.

– Любопытное сооружение, не правда ли? – заметил Мигунов, лишь бы что-нибудь сказать. – Должно быть, весьма древнее.

– Его построили несколько сот лет назад, – кивнув, произнес Мешков. – Скорее всего, в ритуальных целях.

– Похоже, – согласился Мигунов. – Взгляните на этот барельеф.

Над входом в здание было высечено изображение какого-то мифического существа, нацелившегося на кружок с расходившимися во все стороны лучами.

– Да-да, – откликнулся Мешков, – чем-то напоминает сказочного дракона, заглатывающего Солнце.

– Если не ошибаюсь, в древности некоторые народы так и представляли себе причину солнечных затмений.

– Что? – рассеянно переспросил Мешков, видимо, в ту минуту думавший уже о чем-то другом. И добавил невпопад: – Между прочим, последний раз полное солнечное затмение наблюдалось в этом районе несколько столетий тому назад.

– И может быть, именно тогда здесь и высекли изображение этого чудовища? – предположил Мигунов, пытаясь перекинуть мостик между тем, о чем они только что говорили, и сообщением Мешкова.

Но тот как будто не услышал его и стремительными шагами пересек площадку, приблизившись к самому краю обрыва, где лежал нависший над пропастью огромный валун. Мешков провел ладонью по темной поверхности камня, а затем уперся в него руками, словно проверяя, можно ли его сдвинуть. Валун, естественно, даже не шелохнулся.

Припадая на одну ногу, к ним приблизился сторож.

– Не знаете, откуда здесь этот камень? – спросил Мешков, проявив неожиданный и не совсем понятный Мигунову интерес к одинокому валуну.

Мигунов, который выполнял в экспедиции также роль переводчика, обратился к старику.

– О! – с удовольствием отозвался старик и, входя в роль, поднял кверху скрюченный временем палец. – Это очень древняя история.

– Весьма любопытно, – произнес Мешков.

– В древние времена, – откашлявшись, начал старик, – жил в этом краю один юноша. И полюбил он прекрасную девушку. Но вожди решили посвятить ее богам, сделать жрицей Солнца. Тогда молодые люди задумали бежать и сговорились встретиться здесь, на этой площадке. Юноша пришел в назначенный час, а его возлюбленная в последнюю минуту испугалась и во всем призналась вождям. Напрасно ждал юноша, девушка так и не пришла. И тогда, отчаявшись, он возроптал на богов, отнявших у него любимую. Разгневались боги. Померк день, с гор посыпались камни и увлекли дерзкого в бездну.

– М-да, любопытно, – отрешенно произнес Мешков, глядя куда-то вверх, вдоль склона горы, уходящей в синеву утреннего неба.

– А здесь в самом деле всегда бывает хорошая погода? – поинтересовался Мигунов.

Старик кивнул:

– Есть только одно место, где тучи еще реже собираются в небе – один раз в году. Немного повыше.

Мешков что-то неслышно пробормотал и, словно забыв о Мигунове, зашагал по направлению к дому. Поблагодарив старика, Мигунов тоже двинулся следом.

– Взгляните, – внезапно остановившись, подозвал его Мешков. – Видите эту борозду?

Он провел пальцем по довольно глубокой канавке, тянувшейся вдоль боковой стены здания.

– Как будто бульдозером задело, – отозвался Мигунов.

– А камень-то, между прочим, очень крепкий, – серьезно сказал Мешков.

Мигунов удивленно посмотрел на него. Заметив это, Мешков усмехнулся:

– Удивляетесь моей суетливости?

Не зная, что ответить, Мигунов неопределенно повел плечами.

– Видите ли, я собираю «шум»… – объяснил Мешков. – Информационный шум. Излишнюю, избыточную информацию… Такая уж у меня привычка. Помогает в работе. Возбуждает неожиданные ассоциации. Никогда заранее не знаешь, что пригодится.

Круто повернувшись, он скрылся внутри здания, оставив Мигунова в одиночестве.

Блеснул первый солнечный луч, и сразу же все вокруг засверкало неправдоподобно яркими и сочными красками. Преображение было настолько неожиданным и впечатляющим, что Мигунов невольно залюбовался, завороженный первозданным великолепием природы. Словно загипнотизированный, он неподвижно стоял и смотрел, как из-за гор медленно выплывает неестественно огромный красноватый солнечный диск. Так он стоял довольно долго, пока нижний край Солнца не оторвался от линии горизонта и неповторимое соцветие красок вокруг него не стало меркнуть. Только после этого Мигунов вновь превратился в астронома и профессиональным взглядом прикинул, где будет находиться солнечный диск во время затмения. Результат его вполне удовлетворил – дневное светило в тот заветный момент, ради которого они проделали столь долгий и утомительный путь, должно было находиться в стороне, прямо противоположной возвышавшемуся за спиной Мигунова склону горы. Значит, все приборы можно было расположить на площадке перед зданием, и ничто не помешает наблюдениям. Кроме, разумеется, погоды… Однако небо по-прежнему было девственно безоблачным, не чувствовалось ни малейшего ветерка и не было никаких признаков того, что эта астрономическая благодать когда-нибудь прекратится.

Постояв еще немного, Мигунов вернулся внутрь здания, откуда уже раздавались оживленные голоса… За завтраком все весело переговаривались, выплескивалось возбуждение, обычно возникающее перед началом интересной работы. И только Мешков был почему-то молчалив и задумчив. К нему несколько раз обращались, но он отвечал односложно и невпопад. В конце концов его оставили в покое.

Перед тем как подняться из-за стола, Горюн спросил:

– Приступаем? Начнем монтировать аппаратуру? – он вопросительно посмотрел на Мешкова.

Однако Мешков продолжал угрюмо молчать. Участники экспедиции, уже было собравшиеся расходиться по своим делам, остановились в ожидании. У Мигунова возникло такое ощущение, словно воздух в помещении, где они находились, неожиданно сгустился.

– Вот что, – глухо произнес Мешков, – я знаю, меня считают человеком невезучим.

Возникла неловкая пауза. Присутствующие смущенно отвели глаза.

– Ну что вы, Станислав Васильевич, – неестественно бодрым голосом начал было Горюн, но Мешков решительным движением руки остановил его.

– Не будем спорить, – теперь его голос звучал твердо. – Одним словом, я принял решение. Сегодня мы перебазируемся в другое место. Туда, где по статистике случается всего один пасмурный день в году. Тем самым вероятность неудачи будет сведена до минимума. О переезде я уже договорился.

В молчании люди покидали комнату. Только Мигунов задержался.

– Стоило ли, Станислав Васильевич? – спросил он Мешкова. – Ведь это же…

– Договаривайте, – грустно улыбнулся Мешков. – Суеверие? Так?

– Вообще-то…

– Летчики не фотографируются перед полетом. Футболисты не меняют футболки, в которых они выиграли предыдущий матч, а фигуристы приносят с собой на соревнования талисманы. Как это прикажете понимать?

– Ну, это чистая психология.

– Именно. Ни что иное, как самовнушение, своеобразное самовнушение. Оно помогает поддерживать хорошее настроение, уверенность в своих силах, создает ощущение психологического комфорта.

– В таком случае, я вас не понимаю, – пожал плечами Мигунов. – Решили позаботиться о психологическом климате?

– И это тоже, – как-то странно произнес Мешков.

– Не совсем понимаю, – удивился Мигунов.

– Вот и я не вполне понимаю, – искренне откликнулся Мешков.

С минуту они стояли молча. Потом Мигунов сказал:

– Пойду собираться…

Ехали долго. Дорога то извивалась по самому краю глубоких провалов, то стремительно взбегала в гору, и тогда двигатель перегруженного автобуса ревел изо всех сил. До места добрались только к вечеру, когда солнце уже скрылось за горами. Торопливо, стараясь успеть до темноты, раскинули палатки и расположились на ночлег. Мигунов оказался в одной палатке с Горюном.

– Ну, что я вам говорил? – мрачно сказал Горюн, забираясь в спальный мешок.

– Пока не вижу ничего страшного, – возразил Мигунов. – Было бы только ясное небо.

Горюн пробормотал что-то невнятное и укрылся с головой.

В день затмения все поднялись задолго до восхода Солнца и поспешили на площадку, где были размещены приборы и другая аппаратура. Начались последние приготовления к наблюдениям.

– В небе ни облачка, – заметил Мигунов, когда рядом с ним оказался Горюн.

Тот пожал плечами:

– Пока…

– У меня такое впечатление, – сказал, улыбаясь, Мигунов, – будто вам очень хочется, чтобы погода испортилась.

– Чтобы исполнились мои мрачные пророчества? – отозвался Горюн. – Нет, я предпочел бы ошибиться… А вы лучше посмотрите на юг.

Мигунов пригляделся… В самом деле, там, куда показывал Горюн, в предрассветном сумраке можно было различить что-то похожее на легкие облачка.

– Пустяки, – бодро сказал Мигунов. – Пока их наберется столько, чтобы затянуть все небо, пройдет несколько дней. А нам нужны всего какие-нибудь семь часов.

– К сожалению, в горах погода меняется быстро.

– Не будем гадать, – сказал Мигунов. – Ждать осталось недолго.

Но прошло всего около трех часов, и неизвестно откуда взявшиеся облака стали стремительно заволакивать небосвод.

До затмения оставалось около получаса. Тучи щедро латали небо. Еще тридцать томительных минут – и произошел «первый контакт»: диск Луны стал медленно перекрывать дневное светило. Но было уже очевидно, что к моменту полной фазы тучи затянут Солнце непроницаемой пеленой. Разумеется, оставалась возможность радиоастрономических наблюдений. Но для данной экспедиции они играли лишь подсобную роль.

К Мигунову подошел Горюн:

– Что скажете теперь?

– Да, не повезло, – вздохнул Мигунов.

– Не повезло?

– Что же еще? – возразил Мигунов, не желая замечать намека. Он и без того был расстроен, так как возлагал на предстоящие наблюдения немалые надежды. – Вы не хуже меня знаете, что подобные неудачи случаются сплошь и рядом.

– Да? – ехидно спросил Горюн. – Чтобы единственный пасмурный день в году пришелся на момент затмения? Прикиньте-ка вероятность.

– Вы что-нибудь слышали о Лежантиле?

– Если не ошибаюсь, французский астроном XVIII века…

– Французская Академия послала его в Индию наблюдать прохождение Венеры по диску Солнца. Как вы знаете, явление весьма редкое.

– И что же?

– К прохождению 1761 года Лежантиль опоздал из-за превратностей пути. И тогда он решил остаться в Индии еще на восемь лет, что-бы дождаться следующего прохождения Венеры.

– М-да… – протянул Горюн. – Шутка ли – восемь лет. Впрочем, в те времена это можно было себе позволить – тогда люди жили медленно. И что же было дальше?

– Лежантиль выбрал для наблюдений такое место, где небо почти всегда безоблачно. В долгожданный день с утра стояла прекрасная погода. Так же, как у нас…

– Кажется, я догадываюсь, что было дальше…

– Вот именно. К моменту прохождения Венеры собрались облака и закрыли Солнце. Наблюдения не удались.

– Очень похоже… – задумчиво протянул Горюн. – И что вы хотите этим сказать? Что Мешков тут ни при чем?

Мигунов с искренним удивлением посмотрел на Горюна:

– Неужели вы всерьез допускаете иное?

– Но ведь это же Мешков предложил перебазироваться сюда! Я же говорил вам – ему не сидится на месте.

Теперь задумался Мигунов.

– Не сидится на месте? – повторил он. И еще пробормотал что-то невразумительное.

– Что? – переспросил Горюн.

Но Мигунов только неопределенно махнул рукой. Отвернувшись от Горюна, он бросил взгляд туда, где возле бесполезного теперь коронографа одиноко стоял Мешков. Он весь как-то сгорбился, руки бессильно повисли вдоль тела – на него было больно смотреть… Горюн между тем продолжал что-то говорить. Мигунов почувствовал, как в нем закипает раздражение.

– Оставьте, пожалуйста, – сухо бросил он.

Горюн обиженно повел плечами и отошел. Мгновение поколебавшись, Мигунов направился к Мешкову.

– Не стоит расстраиваться, – сказал он мягко. – Обыкновенное коварство природы. Закон падающего бутерброда.

– Что? – вздрогнув, переспросил Мешков. И с усилием улыбнулся: – Ну да, конечно…

– Из двух равновероятных событий всегда происходит наименее благоприятное, – продолжил Мигунов, стараясь отвлечь Мешкова от мрачных мыслей.

– Обидно, – тихо произнес Мешков, как бы отвечая самому себе. – Обидно за товарищей. Я хотел как лучше.

– Но мы еще не знаем, – резонно возразил Мигунов, – какая погода сейчас там, откуда мы уехали. Скорее всего, она и там испортилась. К тому же погода пока от нас не зависит. И от вас в том числе.

– Я пытался связаться с местными астрономами по мобильному телефону, но почему-то связь не работает.

Мешков как-то странно посмотрел на Мигунова и, повернувшись, медленно побрел по направлению к палаткам.

Утром следующего дня двинулись в обратный путь. Вниз ехали в тягостном молчании, словно возвращались с похорон. Мигунов предусмотрительно устроился подальше от Горюна, ему не хотелось возобновлять надоевший разговор. Мешков сидел в одиночестве – место рядом с ним осталось свободным. На полпути Мигунов поднялся и пересел к нему. Мешков бросил на него быстрый взгляд, но ничего не сказал.

Так в молчании они доехали до той площадки, где первоначально планировалось проведение наблюдений. Шофер, крутанув руль, лихо вписался в последний поворот, и сидевшим в автобусе открылось неожиданное зрелище.

Здания, в котором они недавно ночевали, да и самой площадки больше не существовало. Повсюду валялись бесформенные обломки камня, земля была разворочена, словно здесь прошел гигантский плуг.

Водитель затормозил так резко, что все едва не попадали со своих мест. Автобус остановился. Пораженные увиденным, ученые молча столпились возле развалин…

Мигунов заметил знакомого старика-сторожа, одиноко бродившего среди обломков, и поспешил к нему.

– Что тут произошло?

– Обвал, – глухо произнес старик. – Лавина.

– Когда же это случилось?

– Вчера днем… Во время затмения. Я жив остался только потому, что как раз в это время спустился в соседнюю деревню за продуктами. Видно, иное мне на роду написано…

– А какая была здесь вчера погода? – спросил подошедший Горюн.

Старик пожал плечами?

– Обычная.

Мигунов с интересом посмотрел на Горюна.

– По-вашему, было бы лучше, если бы мы остались?

Горюн промолчал.

– А между прочим, – продолжал Мигунов, – если бы не Мешков, мы бы вряд ли беседовали с вами сейчас на эту тему.

– Верно, – согласился Горюн. – Природа играет человеком.

– Выходит, – сказал Мигунов, – если испортилась во время наблюдений погода, то виноват Мешков. А если мы чудом избежали гибели, то это игра природы, случайное совпадение? Так?

Горюн изумленно посмотрел на Мигунова.

– А что же еще? Разумеется, счастливая случайность.

– Случайность… Случайное совпадение… – повторил про себя Мигунов, возвращаясь к автобусу. – Случайность – проявление необходимости… Нелепость какая-то. Он снова занял место рядом с Мешковым.

– Можно задать дурацкий вопрос? – спросил Мигунов, когда автобус, с трудом лавируя между обломками, выбрался на дорогу.

– Чего уж там, – безразлично отозвался Мешков. – Валяйте!

– Почему вы все-таки решили перебазироваться?

Руководитель экспедиции с интересом посмотрел на Мигунова, но не ответил.

– Может быть, вы чего-то опасались? – продолжал Мигунов.

– Опасался? – медленно переспросил Мешков. – Вы говорите – опасался?

– Я же предупредил – дурацкий вопрос.

Они надолго замолчали… Первым вновь заговорил Мигунов:

– И все-таки… разрешите еще один дурацкий вопрос. Не допускаете ли вы, что обвал был как-то связан с затмением?

Мешков медленно поднял глаза и, близоруко прищурившись, внимательно посмотрел на Мигунова.

– Возможно же, в принципе, такое, – продолжал развивать свою идею Мигунов. – В момент наступления полной фазы Солнце и Земля находятся на одной линии с Землей. Совместное приливное воздействие на фигуру нашей планеты… Разница невелика, но, в принципе, мог сработать спусковой механизм. Дополнительная деформация земной коры, давно накопившееся напряжение превысили предел прочности, сдвиг, трещина – вот вам и лавина. А может, резкое изменение температуры земной поверхности в момент покрытия Солнца Луной…

Он помолчал и заговорил уже более спокойно:

– Вспоминается один трагический случай: лунное затмение 16 октября 1978 года. А спустя несколько часов катастрофическое землетрясение в Иране. Впрочем, это могло быть и случайное совпадение… Возможно, вообще все это бред, и здесь у нас действовал совсем другой механизм. Да разве в механизме дело?

– А в чем же? – спросил Мешков, продолжая все так же пристально смотреть на Мигунова.

– А вот в чем… Данные о том, что здесь однажды уже происходило солнечное затмение… Легенда о юноше, сметенном лавиной в тот момент, когда померк день… Изображение дракона, пожирающего Солнце… След, прочерченный камнем на стене… Скатившийся с гор валун… Любопытный подбирается комплект, не правда ли? Вы, кажется, что-то говорили о пользе информационного шума?

– Так вы думаете?.. – произнес Мешков.

– Вот именно! Думаю, что это был интуитивный прогноз, основанный на подсознательном сопоставлении той совокупности данных, которые я только что перечислил. Нас всех спасла ваша интуиция!

– Странно… – глухо произнес Мешков. – Очень странно… Даю вам слово, что, принимая решение о перебазировании, я исходил из совершенно иных соображений. Я ведь неудачник, не так ли?

– Вы – возможно. Зато людям, которые находятся рядом с вами, невероятно везет.