Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 09"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Дмитрий Володихин,Владимир Гаков,Павел (Песах) Амнуэль,Андрей Саломатов,Роберт Рид,Олег Овчинников,Терри Бэллантин Биссон,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Сергей Некрасов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Но едва она открывает рот, как выражение ее лица меняется.

– Машина! Ты слышишь? – спрашивает она.

Как не слышать! Я гашу лампу, и мы вместе подкрадываемся к выходящему на улицу окну и всматриваемся сквозь щелки жалюзи. Не одна машина, а две остановились у тротуара перед нашим домом. Лимузины – один черный, другой белый, как кость. В обоих стекло правого переднего окна опущено. В обоих окнах видны очертания одной и той же головы – под широким, гордым, гениальным мозгом виднеется узкий подбородок и рот, и я прямо-таки ощущаю эти устремленные на нас одинаковые пары глаз.

Последний раз я разговаривал с Джоэлом – нашим Джоэлом – в заключительные минуты местного благотворительного обеда. Было это года два назад. Ему как раз вручили особую, недавно введенную награду, а в ответ он извлек миллион долларов из ящика «на мелкие расходы» для детей, ставших жертвами насилия. Я это мог только одобрить. Конечно, очень легко прохаживаться на счет чистоты побуждений богатых людей, но когда я воображаю себя миллиардером, ничего получше того, что делает он, придумать не могу. Обездоленные дети, и больницы, и городские школы. Вот лишь немногие из его забот, и нам крайне повезло, что он у нас есть.

Как бы то ни было, я перекинулся парой слов с нашим Джоэлом.

Десяток-другой элегантно одетых личностей с чашечками кофе и рюмками в руках упивались его мудростью. На Джоэле был смокинг, и гость ничего не пил. Он выглядел приятно расслабившимся, словно готовым вздремнуть, его чарующий уверенный голос сыпал советами об искусственном интеллекте, ядерных реакторах и других высоких технологиях, которым в ближайшее время предстояло стать решающими. Если зеркала и упоминались, я не слышал. Но ведь я держался в задних рядах своры, смакуя свое равнодушие. Нашего почетного гостя в шутку спросили, кто выиграет кубок. Ведь он столько уже напредсказал – так кто выиграет? И с абсолютной непринужденностью Джоэл сообщил:

– Росс Келайн.

Правду сказать, это было вроде чуда, услышать, как с его знаменитого языка срывается мое имя. Я шагнул поближе, бормоча:

– Ну?

– Росс разбирается в футболе, а я нет. – Джоэл усмехнулся своему невежеству, и всем вокруг стало легче. А он протянул мне руку: – Как дела, Росс? Сколько лет, сколько зим!

– Да, порядочно, – выдавил я.

В таланты Джоэла входило умение плавно и мгновенно переключаться. Внезапно все вокруг нас словно исчезли. Остались только два старых школьных друга.

– Что поделываешь? Все еще в страховании?

– Все еще, – сказал я.

– А Полина…

– Хорошо. Прекрасно.

Но спрашивал он не о том. Я понял это по его ухмылке, по улыбке в его зеленых глазах. И тут он закончил свой вопрос:

– Она здесь, с тобой?

– Нет.

– Да, я как будто ее не видел.

Я кивнул, пропуская намек мимо ушей, и сообщил ему:

– Наш сын болен. Она осталась дома.

– Лео! – В том, что он знал имя нашего сына, ничего невероятного не было. Память у него почти фотографическая, и он любил похвастать ею еще в школе. – Ну, – промурлыкал Джоэл, снова беря мою руку и тепло ее пожимая. – Очень рад был повидаться. Береги себя, Росс.

И он исчез. Словно в воздухе растворился, а я остался гадать, что, собственно, означал наш разговор. Его интересует наша семья? Я или Полина? Или же Джоэл увидел во мне удобное средство ускользнуть от стада поклонников? Они теперь столпились около меня, и моложавая дама в платье с низким вырезом, встав почти вплотную ко мне, спросила:

– Ну, а как насчет кубка? Кто его выиграет?

Я был запасным в команде, победившей ровнехонько в двух играх, когда я учился в старших классах. Но дама была по-своему миловидна, а ее полные груди старательно тыкались мне прямо в глаза. Ну, разумеется, я принял вид знатока и ответил:

– Кливленд.

Черт, у меня было примерно пятьдесят шансов ответить верно, а при прочих равных это почти верняк.

В конторе пережевывается только одна тема. И, согласно последней оценке, тема эта к настоящему времени насчитывает минимум пятьдесят появившихся ниоткуда голов.

Даже наш главный выделяет время для сообщения последних новостей. Стэн – сребровласый импозантный мужчина с молодой второй женой, которой, чтобы занять ее, он выдает суммы на содержание процветающего бюро обслуживания всяких праздников.

– Минди устраивает нынче званый вечер в особняке, – с гордостью докладывает Стэн. – На двести персон. Но в это число включены дамы и избранные представители прессы. То есть не только Джоэлы, хочу я сказать.

Стэну почти шестьдесят, и в местной страховочной сфере он живая легенда. Практически бог. У него благообразная внешность человека, хорошо переносящего косметические операции, и он регулярно встречается с Джоэлом Номер Один. Вот почему я почти верю, когда Стэн говорит:

– Теперь чуть ли не каждый час появляется очередной.

– Неужели? – выпаливает кто-то. А наш Джоэл просто стоит там и ждет?

Стэн качает головой.

– Нет. Вроде бы каждый новый Джоэл дежурит, пока не появится следующий. То есть если он решает остаться. Но многие отказываются, говорит Минди. Однако если он готов остаться здесь, новый Джоэл обязан стоять в одиночестве в зале с зеркалами, демонстрируя себя гипервселенной. Обязанность, надо сказать, не особенно тяжкая, потому что официанты приносят ему закусить и выпить, а он беседует с надомным Искусственным Интеллектом, узнавая все, что возможно, о нашей маленькой Земле.

Все заворожены и приятно ужасаются. Это ведь какой-то невероятный беспредел, по-особому тлетворный. Разумеется, мы жаждем узнать все про этот декадентский раут. Но Стэн на следующее утро не является в контору, предоставив нам повариться в собственном соку.

Уже почти одиннадцать, когда наш начальник наконец выходит из лифта, еле волоча ноги. Стэн превратился в дряхлого старика. Он провел ночь без сна, глаза утомленно-красные, и он подчеркнуто избегает наших взглядов. Тем не менее среди нас отыскивается тупица, не способный принять предупреждающие сигналы. Идиот подходит к нему и спрашивает напрямик:

– Ну, и как все прошло в Особняке? Минди хорошо провела время?

Стэн сегодня утром выглядит на все семьдесят лет. Но вот его свингу и молодой позавидует: он уложил дурака хирургически точным правым в подбородок.

Мы начали встречаться летом после окончания школы. У меня уже был опыт с другими девочками, а Полина напускала на себя наивный вид, что очень помогало. Я почти верил, что я первый и единственный. Чудесное лето для меня, и отличный первый студенческий год. И она, и я учились в городском колледже и много говорили о том, чтобы скорее пожениться.

Говорила, в основном, Полина. А когда заметила, что я больше отмалчиваюсь, обвинила меня в том, что я не смотрю на наши отношения серьезно.

Что я мог ответить? Я сказал ей:

– Абсолютно серьезно.

Она посмотрела на меня по-особенному, а потом спросила:

– Ты хочешь на мне жениться?

– Вообще-то… да. В будущем.

Не самые умные слова в моей жизни. И не успел я оглянуться, как она вернула мне кольцо с опалом и что-то вякнула на тему, что мы останемся друзьями, подразумевая такую дружбу, когда видятся раз в полгода. Во всяком случае я так ее понял. Она хотела, чтобы я прямо предложил пожениться, а я – ни в какую. Слишком был упрям и слишком молод и мог найти что-нибудь получше. То есть я так думал. И для достижения этой цели я ухаживал за любой девчонкой, которая говорила «да», и спал с девчонками, которые говорили «да», и прошло полгода, и вот тогда-то Джоэл возвратился в город.

Ему полагалось быть в Стэнфорде на полной стипендии, а он в супермаркете у Эдди Бауэра выбирал новое зимнее пальто в середине октября. Я заглянул туда на распродажу летних рубашек. То есть встретились мы по такой вот глупой случайности.

– Привет, Росс, – сказал он, встряхивая мою руку.

– Что ты здесь делаешь? – сказал я, а потом добавил, твердо зная, что этого ну никак не может быть: – Тебя что, вышибли из Стэнфорда?

– Вот именно, – ответил Джоэл, глазом не моргнув.

Я не поверил.

А он сказал:

– Я слишком много занимался другим. Вложением капитала и делами корпорации, которую создаю. – Он не упомянул о своем давнем предложении превратить мои скудные сбережения в целое состояние. Раскапывать это старье ему не требовалось. – Планирую приобрести кое-какие небольшие компании, разрабатывающие высокие технологии, и соединить их воедино. Компании, которые даже не подозревают, что между ними есть нечто общее, а оно есть. Во всяком случае, будет.

Я сказал:

– Желаю удачи. – Потому что так принято говорить, когда кто-то преуспевает. – Я уверен, что ты многого добьешься.

«Но многое – это сколько?» – спросил я себя.

Тут Джоэл посмотрел на меня по-другому. Будто самодовольно облизнулся. А может быть, я сам выискивал на его лице такое выражение. А может, это воспоминание у меня возникло несколько дней спустя, когда я случайно встретил сестру Полины, и она сочла нужным сообщить мне злоехидным голоском:

– Догадайся, с кем теперь бывшая твоя девушка?

Правду сказать, я и раньше терпеть не мог эту сучку.

Два дня спустя я заворачиваю в клуб после работы и, чувствуя себя приятно утомленным после поднятия тяжестей и после бега, спускаюсь на тротуар как раз в тот момент, когда мимо проезжает огромный белый лимузин. Номера на нем другого штата, что не удивительно. Мы маленький город со скромным населением – скромным во всех смыслах слова. Если вам требуется кортеж лимузинов, заказывайте их где-нибудь еще. А теперь этих чудищ на улицах столько, что никто и внимания не обращает на два-три в потоке машин поскромнее.

Этот лимузин плавно скользит мимо, потом резко тормозит.

С легким жужжанием опускается стекло задней дверцы, и очень знакомый голос произносит «Росс», не то дружески, не то с легкой усмешкой. Затем тот же голос говорит:

– Давай сюда! – только в чем-то это не совсем тот же голос.

У меня есть выбор. Мне как-то не совсем по себе, скверновато, но одновременно меня сжигает любопытство. Вот почему мой выбор – сойти с тротуара и, рискуя угодить под колеса, заглянуть внутрь салона, в полутьму затемненных стекол.

И я насчитываю пять Джоэлов…

Нет, шесть.

Шесть мужчин – шесть абсолютных двойников – сидят друг против друга, на всех спортивные рубашки и спортивные брюки, лица без усов и бороды, волосы от чуть слишком коротких до чуть слишком длинных. Попросту говоря, волосы, причиняющие наименьшее количество хлопот занятому человеку. И у каждого номер – все разные, – пришитый к рубашке над здоровым сердцем.

Они говорят «Росс» на одном дыхании.

Ситуация уже не просто необычная.

Они все начинают говорить, разом умолкают и смеются над своим единодушием. Потом ближайший ко мне Джоэл говорит:

– Ты куда? Подвезти?

– Мы просто катаемся, – объясняет другой. – Вспоминаем добрые старые времена.

Я не могу отвести глаз. Или просто моргнуть.

– Поехали с нами! – предлагают они хором.

И я готов ехать с ними. Втискиваюсь между двумя Джоэлами, а третий командует:

– Трогай!

Лимузин набирает скорость с плавной неизбежностью, делает два поворота, и мы выезжаем на Главную улицу радиатором к востоку, следуя какому-то заранее составленному маршруту. Разговор ведется быстрый и путаный. Шесть правых рук указывают на фасад старого магазинчика, и каждый спрашивает: «А помнишь, как мама?..» – и они умолкают, чтобы хорошенько посмеяться. Видимо, напоминать суть истории нужды никакой нет. Затем Джоэл справа от меня выпаливает:

– А где же «Водолей»?

Справа виден новый гараж со стоянкой, высокий, массивный и бездушный.

– В моем его тоже снесли, – говорит другой Джоэл. Еще двое подтверждают печальное известие. Четвертый говорит что-то о порнографии. А Джоэл слева от меня объявляет с явным удовольствием:

– А я купил мой. Купил, перестроил, и теперь там городской центр изящных искусств.

Чуть нагнувшись вперед, я разглядываю номера на их рубашках. Сто одиннадцать и подряд до ста пятнадцатого. Затем сто семнадцать. А где же сто шестнадцатый? Или нашел для себя что-нибудь поинтереснее? Хочу спросить, но у меня пропал голос.

Упоминается название фильма, и тот же Джоэл спрашивает:

– Где ты видел его в первый раз?

Один из них фильма вообще не видел.

Двое видели много лет спустя на DVD.

Но трое впервые смотрели его в «Водолее». Затем Сто Одиннадцатый спрашивает:

– А с кем? – и все настороженно молчат. Трое Джоэлов многозначительно и хитро косятся на меня.

С Полиной. Вот ответ.

– К чему это вы? – бормочу я.

Джоэл справа – Сто Семнадцатый – дружески хлопает меня по плечу и объясняет:

– Мы только что шагнули сюда и пытаемся установить, где наши жизни расходятся. В такую вот игру мы сейчас играем.

– А, так! – умудряюсь я выговорить. – И сколько же вас ухаживало за моей женой?

Сто Семнадцатый спрашивает:

– А кто твоя жена?

– Полина Гэмбл, – догадывается другой.

Я быстро киваю.

Наступает секундное молчание, затем пятеро поднимают руки. Торжественное выражение на их лицах несколько подпорчено мальчишеским злорадством. У них вырываются смешки. Кто-то говорит:

– В старших классах. А трое других признаются:

– И потом тоже.

Я гляжу на эту троицу.

– Вы с ней поженились?

Двое отвечают «нет».

– Так за кого она вышла? – вынужден спросить я.

– За тебя, – отвечает один из них. – Через год после того, как я бросил Стэнфорд.

– Не помню, – говорит кто-то еще.

Тут третий Джоэл ловко возвращает их к игре.

– Вот здесь мы и расщепились, – говорит он. – Где-то на четвертом курсе колледжа вроде бы. – И он быстро взглядывает на меня. Его глаза говорят все.

Сто Тринадцатый.

Я хорошенько запоминаю этот номер. Затем откидываюсь и пропускаю мимо ушей жужжание разговора. Теперь важен только неясный ход моих мыслишек.

Мы поженились на третьем курсе.

Не было ничего особенно романтичного или драматичного в том, что мы снова оказались вместе. Просто это должно было случиться. Годом раньше я собрался с духом и поехал к ее родителям – Полина все еще жила у них – и, сидя на бугристом диване в тесной комнате, служившей им гостиной, я сказал ей, что был дураком и эгоистом, и не жду, что все снова вернется. Но если она не против, мы могли бы иногда пообедать вместе или сходить в «Водолей» на новый фильм.

Полина обрадовалась, но сохранила благоразумие.

– Начинать надо с главного, – сказала она мне напрямик. – Моя цель остается прежней. Я хочу твердой определенности. С тобой или без тебя.

И вот тогда я сказал ей:

– Я тоже хочу определенности.

Сказал с безоговорочной уверенностью человека, который наконец-то понял веление собственного сердца.

Лео сидит перед телевизором. Он в наушниках, на коленях раскрытый учебник, но у меня впечатление, что он не читает, не слушает музыку и даже не смотрит омерзительный сериал. Он просто сидит тут в ожидании. А теперь ожидание кончилось, и он может рыкнуть на меня: «Ты очень поздно» – с гневом четырнадцатилетнего подростка.

Я сознаюсь, что «меня задержали», и тут же спохватываюсь. С какой стати я должен просить прощения у собственного сына?

Лео бьет меня взглядом.

– Что такое? – спрашиваю я. Но тут же мне в голову приходит более важный вопрос, во мне вспыхивает паника. – А где мама?

– В спальне, – говорит он, а потом с мрачной угрозой добавляет: – Полчаса висит на телефоне.

– С кем?

– Да с ним же, – бормочет Лео.

– С тем, который звонил раньше? С Номером Девять?

Моя тупость окончательно выводит его из себя. Лео мотает головой, утробно буркает, потом объясняет:

– Не знаю с которым. Но все равно с НИМ.

Я застываю на месте, ожидая, чтобы мои чувства определились.

Моя апатия приводит Лео в бешенство. Он громко захлопывает учебник, потом говорит:

– В школе есть один чувак, Марк Эшер.

– Эшер? Почему эта фамилия мне вроде бы знакома?

– Ты учился в школе с его предками, – объясняет мой сын. – Его мать была тогда самой лучшей маминой подругой.

– Я помню. Ну и что она?

– ОН начал ходить мимо их дома, Номер вроде… не знаю… Восемьдесят с чем-то. ОН явился из своего мира с мешком брильянтов и купил себе новый «мерседес», и приехал к ним, и пригласил маму Марка…

– А его родители?..

– Ну да. Они все еще женаты! – Мальчик зол и вот-вот расплачется. Я очень давно не видел его таким. – А теперь она ушла из дома. И даже говорит о том, что отправится с этим долбанным подонком в его…

– Не выражайся! – одергиваю я его.

Он смотрит сквозь меня и договаривает:

– … в его долбанный мир. Хочет навсегда бросить нашу Землю.

– Твоя мать никуда не отправится, – говорю я ему.

Наконец, собравшись с силами, я иду к двери в спальню и приказываю оставаться на месте мальчику, который даже не встал.

Дверь спальни закрыта, но не заперта.

Я слышу негромкий голос Полины, потом он умолкает. Но она не старается ничего от меня скрыть. Она даже словно не заметила, как я вошел. Сидит, прислонившись к горе подушек, рядом коробка бумажных носовых платков, а в свободной руке комкает промокший квадратик папиросной бумаги. Голова у нее наклонена набок. Она слушает голос, который я начинаю различать, когда подхожу к кровати. В последний момент она взглядывает на меня, мокрые ресницы моргают, и она печально смотрит мне прямо в глаза.

Не знаю, что я сейчас сделаю.

В такие моменты легко поверить, что в почти бесконечном клубке вселенных я сделаю практически все, что только можно вообразить. Но, стоя тут, находясь в этой жизни, которая ощущается как моя собственная и единственная жизнь, наилучшим мне представляется взять трубку из ее руки, прижать к уху и сказать спокойным ровным голосом:

– Привет, Джоэл. Это Росс Келайн.

Женский голос:

– Привет, Росс.

– Бекки? – выпаливаю я.

– Может, мы поболтаем потом? – шипит она. – А пока почему бы тебе не вернуть трубку моей сестре? Могу я попросить тебя о таком одолжении, Росс?

Я мгновенно подчиняюсь.

И, одернув меня взглядом, Полина объясняет, прикрывая трубку ладонью:

– Сто Шестнадцатый женился на моей сестре. – Его Бекки умерла в прошлом году от рака груди. Я хотела предостеречь ее, сказать, чтобы она завтра же прошла обследование. Только и всего, Росс. Только и всего.

Наш Джоэл женат пятнадцать лет. Миссис Монтгомери была здешней девушкой с честолюбивыми мечтами, и брак с самым богатым холостяком города явился осуществлением одной такой мечты. Теперь она живет в Нью-Йорке и Париже, а домой наезжает редко, оставаясь почти невидимой. Развод был бы слишком громким и грязным. И наша золотая парочка ограничилась открытым браком. Джоэл может встречаться, с кем захочет, а миссис Монтгомери посвятила себя политическим кампаниям и высокой моде. Все, кто могут что-то знать, утверждают, что Монтгомери отлично ладят друг с другом, особенно, когда их разделяет океан.

Детей у них нет, что позволяет нашим консервативным согражданам мириться с такой ситуацией.

Нашего Джоэла должно быть устраивает жизнь замаскированного плейбоя.

«Он противоестественный муж, – как-то сказала мне Полина, объясняя, почему мне повезло, убеждая в этом не то меня, не то себя. – Он жутко отвлеченный и полон собой. За умом и обаянием нет почти ничего».

Я не удержался и спросил: «Ум, обаяние и деньги, так чего еще надо?»

А она бросила на меня уничтожающий взгляд и сказала подчеркнуто: «Милый, жаль, что ты сейчас себя не видишь».

Два дня спустя местный рыбак выловил труп.

Он еще не успел окостенеть, но прежде, чем попал к судебному медику, Марк Эшер Старший был арестован за убийство Джоэла Номер Восемьдесят Восемь. Новость становится известной к концу дня, и тому, что до этих пор было тщательно разыгранным публичным спектаклем, приходит конец. И забвение. А взамен пресс-конференций и искусной рекламы воцаряется хаос атакующих репортеров и бешено снимающих камер. Через день-другой в местном мотеле не остается ни единого свободного номера, а бедненькие лимузины больше уже не могут раскатывать по нашим улицам, забитым автобусами и фургонами с телевизионными антеннами и эмблемами «Свежайших новостей».

Ничего другого и ожидать было нельзя, утверждают некоторые. Что-то неизбежно должно пойти наперекосяк, и наш Джоэл был обязан с самого начала это предвидеть. Более того, достаточно подозрительный человек мог бы заявить, что все это только часть какого-то большого плана: новизна скопления пары сотен миллиардеров в одном месте уже начинала приедаться, а потому нам понадобился труп и человеческие страсти, чтобы обеспечить этому дурацкому фестивалю новый и длительный интерес.

Я подозрительный человек, но только в том, что непосредственно меня касается.

– Так сколько же этих типов тебе названивают? – в конце концов я спрашиваю Полину. И добавляю, прежде чем она успевает ответить: – Бьюсь об заклад, они звонят тебе на работу. Когда знают, что меня поблизости нет.

– Вот именно, – соглашается она, а потом пожимает плечами: – Ну, может, полдюжины. Моя ассистентка принимает все за меня. Телефонные звонки. Электронную почту. Простую почту. Ну, все.

Меня это ободряет, но недостаточно.

– Чего им от тебя нужно? – настаиваю я. – Кроме, конечно, того Джоэла, который предупредил тебя насчет Бекки.

– Сегодня об этом же звонил еще один, – отвечает Полина. – Двести Шестидесятый, по-моему.

– Он тоже был на ней женат?

– Нет. Эта Бекки некоторое время работала у него и умерла, и он подумал, что надо бы… ну, ты понимаешь… чтобы наша Бекки постаралась избежать этого.

– Да, добрый поступок, – соглашаюсь я.

Она кивает и скрещивает руки на груди.

Я сижу рядом с ней на диване. Леосегодня ночует у приятеля. В доме только мы. Но наилучшее, что я извлекаю из ситуации, ограничивается моим покашливанием, после чего я спрашиваю:

– А сколько из них женаты на тебе?

– Сколько – из кого? Из Джоэлов, которые звонят?

– Из них всех, – повторяю я. – У тебя много друзей и сотрудников. Сейчас ведь ни о чем другом не говорят. И кто-то наверняка что-то сказал.

– Вроде бы несколько.

– Женились на тебе, – заканчиваю я. Просто, чтобы напомнить, о чем мы говорим.

– На той, которая похожа на меня.

– Как, по-твоему, это случилось? Меня не было, чтобы завоевать твое сердце, или ты просто предпочла его мне?

Она бросает убийственный взгляд, а потом говорит:

– Все так, как есть, ясно? В школе я была с ним, а потом – с тобой. Потом короткое время встречалась с ним. Потом вернулась к тебе. И вышла за тебя. Так? Ты помнишь эту историю?

– Нет никакой причины, чтобы…

– Молчи! – прикрикивает она. А потом говорит: – Ты вспомни. Мы в доме моих родителей. Они в гостях на весь вечер, и мы дали себе волю, забыли про здравый смысл.

– Я помню.

– И в тот раз мы не попались.

– Я помню.

– Ни в каком смысле. Включая и физиологию.

Тут она откидывается на спинку и смотрит на меня, пока до меня не доходит.

– А с ним ты забеременела, так?

– Я не беременела! – рявкает она.

– Я знаю. Та, что похожа на тебя.

Полина предоставляет мне поджариваться долгую минуту, потом говорит:

– Большинство Джоэлов… тех, кто вспоминал про меня… они хотят знать, как сложилась моя судьба. Хотят рассказать мне про детей, которых я никогда не увижу. И тому подобную чушь. Тот первый, который звонил… Джоэл Девять? Он развелся с… надо полагать, она – Полина Девять. У них две дочери. И старшая заканчивает Стэнфорд с отличием. Что для него, видимо, значит очень много.

– Не знаю, что сказать.

– Джоэл Девятый – это действительно заноза, – признается она. – Он словно бы думает, что я не устою, и он каким-то образом сможет выкрутиться, поскольку напортачил в той, другой вселенной.

Теперь я знаю, что сказать, но только глотаю ртом воздух.

Полина высказывается за меня. Качает головой, смотрит в пол и говорит:

– Это для всех тяжело, а не только для тебя, Росс. Нет, не только для тебя.

В следующий понедельник Стэн в конторе не появляется, и еще до второго перерыва на кофе все уже знают, почему. Его вторая молодая жена переселилась в отель всего в трех кварталах дальше по улице и будет жить там, пока ее дружок не заберет ее сквозь зеркало навстречу новой жизни в том мире, который, надо полагать, в его описании выглядит гораздо лучше нашего.

– Это тот Джоэл, которого она ублажала на приеме? – спрашивает кто-то.

Наш всезнайка покачивает головой, смеется и сообщает:

– Нет, это новенький. Триста с чем-то.

Джоэлы теперь буквально рекой текут из зеркала. Этот фестиваль уже не кажется увлекательно-оригинальным, не кажется он и просто абсурдным, нет, он достиг стадии непроходимой тупости. Ну сколько миллиардеров можно запихнуть в один не очень большой город? В какой точке на этом клочке земли скопление самовлюбленных типов достигнет уровня критической массы и ослепительная вспышка сожжет и умертвит все и вся?

– А где сейчас Стэн?

– У своих адвокатов, – докладывает всезнайка. – Если только не ошивается в вестибюле отеля, выжидая случая пристрелить Джоэла с верным номером.

– Ты хочешь сказать: с неверным! – подхватывает кто-то, и все смеются угрюмым смехом.

И тут кого-то дергает ляпнуть:

– Если подумать, так обжегся здесь, может, не только Стэн.

Внезапно все обращают на меня многозначительные взгляды.

Затем тот же тип делает шаг вперед и произносит «Росс» особым тоном. Тот мелкотравчатый мерзавчик, который обычно слишком низок для моего радара. Но сегодня я его замечаю. Он скалит зубы в дурацкой самолюбивой улыбочке, и из какой-то сонной глубины возникают слова:

– Как поживает твоя жена? Полина здорова?

Все разом настораживаются.

– Это еще что? – огрызаюсь я. – Ты думаешь, я пущу кого-нибудь из этих Джоэлов на корм рыбам?

Мерзавчик не может сдержать ухмылки, подмигивает и говорит:

– Так ведь, Росс, если хорошенько подумать, значение имеет только один Джоэл.

В обеденный перерыв я решаю вместо насыщения заняться тяжестями. Но, переодевшись и поднявшись в зал, отказываюсь от своей затеи. Четверо Джоэлов бегут бок о бок на тренажерах, а пятый разминает брюшные мышцы. Движения бегунов одинаково ровные, но ближайший Джоэл погрузнее и заметно медлительнее. Меня замечает Джоэл с брюшными мышцами и машет мне, всем своим видом выражая готовность поболтать. Да только мне-то болтать совсем не хочется, и вот почему я прячусь, быстро отступаю в раздевалку, снова облачаюсь в костюм и галстук и выскакиваю на улицу.

Обычная компания обедает в новом ресторанчике за рыночной площадью. По дороге я замечаю минимум трех Джоэлов. Один за рулем «лексуса», второй выбирается из лимузина, а третий дает интервью на перекрестке толпе иностранных корреспондентов. Он говорит:

– Да, я чудесно провожу время. – Потом ждет, чтобы его слова повторили на других языках. Затем добавляет: – Мне даже некогда побывать в доме моего детства. Так что, да, это было очень приятное путешествие.

Наши взгляды встречаются, но в глазах этого Джоэла нет и намека на то, что он меня узнал.

Ресторанчик набит битком. Наша компания, толкаясь локтями, сгрудилась у маленького столика.

– Что происходит? – спрашиваю я.

Кто-то указывает локтем.

Ресторан разделен легкой ширмой. Вторая половина зала полна Джоэлов.

Мне видны некоторые лица, я слышу одинаково звучащие голоса, и внезапно все Джоэлы разражаются утробным хохотом. Официантки и метрдотель носятся туда-сюда, стараясь, чтобы именитые гости были довольны. Официантка, одно время лично моя длинноногая Хизер, семенит к ширме с одиноким стаканом воды на подносе. Она обходит меня стороной и скользит дальше, и один из моих друзей говорит:

– У тебя с ней все?

– Да, мне надоело, – отвечаю я.

Они смеются, и тут кто-то говорит:

– В баре есть места.

Но я обнаруживаю, что мне совсем не хочется есть. И потому я выхожу на улицу и направляюсь назад в контору. По дороге останавливаюсь у пирожковой перекусить, потому что у меня нет ни малейшего желания возвращаться на работу раньше времени. Сижу у пластиковой стойки, ем пирожок диаметром с крышку канализационного люка и игнорирую потоки пешеходов снаружи.

Когда дверь открывается, звякает колокольчик.

После третьего или четвертого звяканья знакомый голос произносит:

– Росс!

Проглатываю последний кусок пирожка, ловко складываю салфетку так, что все крошки остаются внутри. Потом разбираю номер на рубашке. Пятьсот Сорок Пять. Искоса бросаю взгляд на лицо и гляжу на салфетку с крошками.

– Я видел твою фотографию, – говорит этот Джоэл. – Ты ведь Росс Келайн, верно?

– Ну, и?..

Протягивается рука, я ее не замечаю. Тут он говорит мне с глубочайшей серьезностью:

– Нам было по десять, и мы залезли на большую плакучую иву за школьным двором.

Я помню эту иву.

– И что же? – спрашиваю я.

– Я жутко боялся высоты, а ты нет. Все лез выше и выше…

Тут я смотрю ему прямо в лицо. В большие, печальные, удивленные глаза.

– Так что произошло?

Но он способен только выпалить:

– Черт, до чего же здорово снова тебя видеть, Росс! Нет, правда.

В последний раз я видел их вместе на дне рождения Полины, когда ей исполнилось тридцать. Мы с ее сестрой закатили для старушки вечер-сюрприз, и можете сами догадаться, кто из нас послал особое приглашение Джоэлу. Я, собственно, узнал, что он здесь уже после закусок и тостов. Полина отправилась в туалет и все не возвращалась, вот я и пошел посмотреть, где она. Былые влюбленные стояли у входной двери Немецко-Американского клуба.

– Эй, парень! – сказал я. – Только что добрался сюда?

Он блеснул на меня улыбкой и сказал «Росс» абсолютно дружеским тоном.

– Нет, я как раз прощаюсь.

– Я тебя не видел, – пожаловался я.

– Я был в задних рядах, зрителем, – объяснил он. Потом блеснул той же улыбкой на Полину и добавил: – Как я уже сказал, мои поздравления. Вечер был прекрасный.

– Верно, – промурлыкала моя жена, обвивая сильной рукой мою талию.

– Ты счастливица, – сказал он ей.

– И очень, – согласилась она.

Волна слащавого дружелюбия, но у меня всего одна мысль: поскорее бы Джоэл убрался. А когда дверь закрылась, я сумел сказать только одно – с яростным отчаянием:

– Эта твоя услужливая сестрица!

Полина прожгла меня взглядом.

Потом произнесла негромко и резко:

– Знаешь, Росс, ты, того гляди, все растранжиришь. Все монетки, которые заработал тебе этот удивительный вечер.

По дороге домой на моем пути возникает небольшой и непривлекательный бар. Он меня устраивает своим местоположением, а также тем, что миллиардеры вряд ли в него набьются, а посетителей интересует только дешевое пивко и кено [10]10
  Азартная игра типа лото. (Прим. перев.)


[Закрыть]. В этой уютной дымной полутьме я провожу больше часа. И к тому времени, когда добираюсь домой, у меня такое ощущение, будто мир в целом меня устраивает, а сам я, может быть, чуточку навеселе. Загонять машину в гараж мне лень, и я пытаюсь войти через парадную дверь, но ключи выскальзывают из руки. Мне приходится встать на колени, чтобы подобрать их, а к тому времени, когда я снова на ногах, входная дверь открывается сама собой.

По ту сторону решетчатой двери – Лео. Он вне себя и совсем багровый.

Я допускаю глупость: