Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 09"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Дмитрий Володихин,Владимир Гаков,Павел (Песах) Амнуэль,Андрей Саломатов,Роберт Рид,Олег Овчинников,Терри Бэллантин Биссон,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Сергей Некрасов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Дужкин мертвецки устал и хотел спать. Он надеялся, что изгнание бесов продлится всего несколько минут, а потом они займутся поисками ночлега. Но Феофан, казалось, вошел во вкус. Он так неистово взывал к обезумевшему небу, так бился лбом о мокрую землю, что в конце концов Саша заразился его экстазом. Дужкин принялся повторять за Феофаном хвосты молитв и после каждой строчки тыкался лбом в лужу. В чувство его привел обыкновенный чих. Саша вымок до последней нитки, продрог, и, вероятно, от этого мозги его заработали в другом направлении. Отплевываясь от воды, он повернулся к Агриппе, который молча, с воодушевлением долбил лбом землю, и этот жест Дужкина совпал с очередной вспышкой молнии. Тут-то Саша окончательно прозрел. В ярком голубом свете он наконец сумел разглядеть физиономию ученого и испугался. По безумному лицу Агриппы ручьями стекала вода, мокрые губы были раздвинуты в бессмысленной улыбке, и если бы не ливень, Дужкин отдал бы голову на отсечение, что у Агриппы текли слюни.

А Феофан продолжал яростно камлать. Он уже не стоял на коленях, а метался по всей поляне. Иногда, раскинув руки, он всем телом падал на землю, но тут же вскакивал и с новой силой принимался выкрикивать молитвы и заклинания.

– Ну ладно, хватит, – наконец проговорил Саша и поднялся на ноги. – Идите вы со своими молитвами… Вам обоим в дурдом надо.

Все это Дужкин проговорил тихо, и Феофан не слышал его. Он даже не видел, как Саша выплюнул в его сторону струйку воды и пошел прочь.

Дужкин долго брел по лесу, не решаясь остановиться. Он переплыл две неширокие речушки и перешел вброд несколько ручьев, перелез через десяток оврагов и сотни поваленных деревьев. В одном из болот он увяз правой ногой и оставил там туфлю. Пришлось ему выбросить и вторую.

На рассвете силы оставили Сашу, и он со стоном повалился на сырую землю, но тут же с криком вскочил. Завывая от боли, он на всякий случай прижался спиной к ближайшему дереву. В метре от него существо, похожее на гриб, манипулировало в воздухе маленькими щупальцами, из которых, как из шприцев, взлетали вверх фонтанчики знакомой ядовито-зеленой жидкости.

– Сволочь! – с ненавистью прошипел Дужкин. – Сволочной город! Сволочной лес! Сволочные грибы!

Потирая обожженный бок, Саша с размаху пнул гриб ногой, и тот, чмокнув, улетел за ближайшие кусты.

Дужкин больше не думал о том, чтобы прилечь. Кругом произрастали и ползали злобные твари, которые очень ловко маскировались под такие безобидные вещи, как грибы и кочки. В таком лесу можно было ожидать чего угодно даже от известных растений, и, додумавшись до этого, Саша шарахнулся в сторону от куста, усыпанного мелкими белыми цветочками.

На душе же у Саши было так горько, как никогда со дня его рождения, но он упорно продвигался вперед. Ибо, как говорил древний историк Плутарх, мужество и стойкость нужны человеку не только против оружия врагов, но в равной мере и для борьбы с трудностями.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ

До темноты оставалось не более получаса, и воздух между деревьями уже приобрел зловещий фиолетовый оттенок. Почувствовав приближение скорой кормежки, ночные птицы на разные лады начали пробовать свои голоса, а в болотах заверещали не известные науке создания. Откуда-то слева до Дужкина доносились странные звуки, похожие на визжание пилы. Справа изредка потрескивал кустарник, кто-то тяжело пыхтел и фыркал.

Выбрав дерево потолще и поразвесистей, Саша с трудом забрался на него и устроился метрах в пяти от земли на широкой развилке. Совсем раскиснув от голода и усталости, он почти сразу начал клевать носом, но уснуть ему так и не удалось. Через минуту после того, как он обосновался на дереве, послышался топот и громкий разговор. А вскоре Дужкин увидел двух чудовищ, которые тащили более мелкого своего собрата. Привязанный к бревну динозавр дергался, жалобно ревел и просил своих мучителей о пощаде:

– Отпустите! Я же не сделал ничего плохого!

– Он не сделал ничего плохого, – с издевкой проговорил один. – А ты разве не слышал, что говорил Великий Гомолов? Смертная казнь без суда и следствия за пособничество гомо.

– Я не помогал гомо! – заныла жертва. – Великий Гомолов знает о моей работе! Он тепло отзывался о ней! Я же для пользы дела! Окольцовываю их, чтобы знать, куда они бегут и где их отлавливать.

– Ну да, ври кому-нибудь другому, – ответило ему второе чудовище. – Для пользы! Вот мы сейчас для пользы дела тебя и зажарим.

– Великий Гомолов будет недоволен! – завопил пленный. – Он знает меня лично! Я известный ученый!

Добравшись до дерева, на котором расположился Саша, чудовища остановились и, не обращая внимания на мольбы ученого, бросили добычу на землю, а сами принялись собирать хворост. Они быстро натаскали сухих толстых ветвей, и, складывая костер, один из них сладострастно проговорил:

– Это хорошо, что ученый. Никогда не пробовал ученых.

– Я отобрал у гомо оружие! – не переставая дергаться, продолжал уговаривать их динозавр. – Очень сильное оружие. Если отпустите, я отдам вам его. Великий Гомолов будет доволен!

– Отлично, – поджигая мелкие ветки, сказал мучитель. – Вначале мы тебя поджарим, а потом пойдем к тебе в дом и заберем оружие.

«Так это тот самый, – наблюдая за чудовищами, подумал Дужкин. – Который окольцевал меня. А эти два, наверное, гости Розалинды. Ну-ну! Давай-давай! – злорадно усмехнулся Саша. – Почаще бы вы жарили своих!»

Как писал философ-стоик Эпиктет: «От жизни до справедливости один шаг, но от справедливости до жизни – непреодолимая пропасть».

Справедливость проще всего сравнить с обыкновенным воздушным шариком. Если он легче воздуха, которым мы дышим, шар болтается высоко за облаками. Если же тяжелее, шар лежит на земле – бери и пользуйся. Справедливость Дужкина по весу больше соответствовала пузырю, наполненному водородом, видимо, поэтому Саша наблюдал ее нечасто, только когда она по воле воздушных потоков проплывала над его головой, а он в это время совершенно случайно смотрел в небо. Но в этот поздний вечер Дужкин смотрел вниз, как и те, кто разжигал костер.

Через пятнадцать минут освежеванный ученый жарился на вертеле, а два других чудовища сидели рядом и рассказывали друг другу о своих подвигах. Один все время подкладывал в костер хворост, другой же поливал тушу какой-то вонючей дрянью и посыпал специями.

Невыносимо противный жирный чад окутывал ветку дерева, на которой прятался Саша. Изнемогая от вони, он все же терпел, не смея выдать себя ни малейшим шевелением. Эта пытка продолжалась бесконечно долго, и вскоре Дужкину начало казаться, что чудовища прекрасно знают о его присутствии, но нарочно не подают вида, чтобы вначале поизмываться над ним и только потом сожрать. Но динозавры и не подозревали, что за ними кто-то наблюдает. Они вообще не смотрели вверх и этим лишь подтверждали известную поговорку: кто думает только о брюхе, никогда не смотрит на звезды.

Только к утру приятели Розалинды закончили свой страшный пир. Все это время Дужкин не смыкал глаз, а когда чудовища все же удалились, уснул мертвым сном и проснулся только после полудня.

ПРОБУЖДЕНИЕ

Иногда от пробуждения до пробуждения проходит всего несколько часов, а бывает и целая вечность. Некоторые вулканы просыпаются раз в тысячу лет ради одного грандиозного всплеска – может быть, только для того, чтобы потрясти случайного зрителя величественной картиной всесокрушающей силы. Нередко от сна пробуждаются целые народы, после чего либо население планеты резко сокращается, либо рождаются новые цивилизации. Раз в год пробуждается живая природа. Все теплое время она оплодотворяется, зреет, умножается в несколько раз, а затем снова впадает в спячку. Каждый день пробуждается человек. Он не может себе позволить спать тысячу лет – он не вечен, а стало быть, надо спешить. Проснувшись, человек несет в себе заряд, способный потрясти целый мир, или создать новую цивилизацию, или умножить человечество на одну единицу. Но ведь можно потратить этот мощнейший заряд и на семейную склоку либо залить его пивом. Можно выпустить его со словами в воздух или растерять по дороге на службу. Но стоит ли тогда вообще пробуждаться?

Саша очень долго бродил по лесу, не представляя, куда идет и что ищет. Многое передумал Дужкин за эти часы, от многого отказался и многое пересмотрел. Сейчас ему казалось, что, вернись он домой, и жизнь его сама собой плавно покатилась бы по другому пути. Саша даже пытался представить, что изменилось бы в его существовании, но скоро убедился, что сойти с накатанной дорожки не так просто даже мысленно. Надо было знать, что там за кюветом, куда заведет его другая, вслепую найденная дорога. И куда вообще ведут пути, навязанные человеку самой жизнью еще в младенчестве.

Выбравшись к небольшому живописному болотцу, Дужкин вдруг заметил самого настоящего человека. От неожиданности Саша вздрогнул, а затем быстро спрятался в кустах. Лесной незнакомец был полуголым, невероятно грязным, а в руках держал что-то похожее на копье. Не зная, как его встретит этот неандерталец, Дужкин на всякий случай решил вначале понаблюдать за ним издалека.

Боязно было Саше подходить к дикарю. Слишком много приключений пережил он за последнее время. Но безвыходное положение и гнетущее одиночество взяли свое – Дужкин подавил страх и подобрался к лесному человеку поближе.

Незамеченным Саше удалось приблизиться почти на четыре метра, но после того, как он высунул из-за дерева голову, произошло непонятное: дикарь резко отпрыгнул в сторону и Дужкин на мгновение увидел у себя перед носом толстое древко копья. В глазах у него сверкнула молния, и Саша упал.

ВСТРЕЧА

Пришел в себя Дужкин в просторной земляной норе, на душистой мягкой подстилке из сушеной травы. Рядом у изголовья кто-то сидел на корточках, но из-за скудного освещения трудно было разобрать пол и возраст сидящего. Саша понял лишь одно – он попал к людям, а значит, у него появилась реальная надежда выжить.

Привыкнув к полумраку, Дужкин сумел разглядеть по-женски гладкие, округлые ноги своей сиделки. Затем он поднял глаза и увидел ее лицо. Сашина догадка подтвердилась – это была юная, необыкновенно красивая девушка. Грудь и бедра лесной амазонки были прикрыты узкими полосками грубой ткани, а роскошные рыжие волосы взбиты на манер клоунского парика.

Заметив, что раненый пошевелился, девушка наклонилась над ним и ласково проговорила:

– Очухался? Вот и хорошо. Сейчас я тебя накормлю.

– Ты кто? – хрипло спросил Дужкин.

– Я? – юная амазонка на четвереньках отползла в противоположный угол и ответила: – Я – Луиза. Мы здесь живем с отцом, а это наш дом. – Последнюю фразу девушка произнесла с удовлетворением и гордостью. – А ты ничего не помнишь? – удивленно поинтересовалась она.

– Помню, – ответил Саша. – Так этот… – Он хотел было сказать «дикарь», но вовремя спохватился. – Этот человек твой отец?

– Да, – радостно сказала Луиза. – Когда ты потерял сознание, папа позвал меня, и мы вместе перенесли тебя к себе. А тебя как зовут?

– Александр… Саша, – ответил Дужкин и, усевшись на подстилке, тихо добавил: – Странно, тоже Луиза.

Девушка вернулась к нему с чем-то, упакованным в лист лопуха.

Бережно развернув лист, она разложила его перед Сашей и заботливо сказала:

– Ешь. Это очень вкусно.

Взяв один из корешков, Дужкин критически осмотрел его, а затем надкусил. По вкусу корень напоминал сырой картофель, но волокнистый и жесткий. Сморщившись, Дужкин сплюнул на земляной пол и недовольно проговорил:

– Похоже на картошку.

– Это не картошка, – обиделась Луиза. – И нечего плеваться. Я здесь убираю.

– Извини, – смутился Саша.

– Не хочешь, не ешь. Только у нас больше ничего нет. Во всяком случае, пока нет, – уточнила амазонка и, взяв один из корешков, стала вяло его жевать. – Может быть, вечером отец чего-нибудь принесет. Рыбу или мясо. Кстати, мы все едим сырым. Это и полезнее, и не надо разводить огонь.

– Что, трудно развести костер? – представив на ужин сырое окровавленное мясо, спросил Дужкин.

– Нетрудно, – со вздохом ответила Луиза и пояснила: – Опасно. По дыму нас могут найти завры.

Воспользовавшись тем, что девушка меланхолично смотрела прямо перед собой, Саша наконец хорошенько разглядел свою спасительницу. В этом более чем простом одеянии Луиза была дивно хороша. Широкобедрая и мускулистая, она сочетала в себе недюжинную силу и кошачью грацию, девичью невинность и женскую привлекательность.

– Ты есть будешь? – повысив голос, спросила Луиза.

Решив, что волокнистый сладковатый корень все же лучше сырого мяса, Дужкин взял корешок и быстро сжевал. Доедая третий, он даже вошел во вкус, но девушка строго сказала: «хватит», завернула оставшиеся и спрятала сверток в земляной нише, которая, очевидно, служила им одновременно амбаром и холодильником.

– Папа тебя всему научит, – вернувшись, пообещала Луиза. – Ты же у нас останешься? Да?

– Угу, – подтвердил Саша. Ему жутко было подумать о возвращении в лес, и девушка лишь предвосхитила его просьбу об убежище.

– Вот и хорошо. Тогда у нас будет вдвое больше мужчин. И вообще, втроем веселей. Не бойся, папа у меня замечательный, – успокоила его Луиза и, трогательно опустив ресницы, тихо добавила: – И я к тебе буду хорошо относиться.

ТЕЛО

Папа Луизы действительно оказался гостеприимным и хлебосольным хозяином. Соскучившись по мужской компании, он все время рассказывал о жизни в лесу, расспрашивал Дужкина о его прошлом и по всякому поводу, а то и без оного хохотал и хлопал себя по голым волосатым ляжкам.

Впервые за последние две недели Саша отдыхал душой. В этом милом, простом семействе он сразу почувствовал себя своим, тем более, что очаровательная Луиза оказывала ему всяческое внимание и с восхищением слушала несколько преувеличенные истории о его похождениях.

В первый же вечер папа, которого звали Дэн, сотворил для нового члена крохотной общины отличное копье с наконечником из клыка завра. Дужкин, в свою очередь, подарил амазонке жилетку, разодранную всего лишь в трех местах. Луиза была в восторге. Она тут же надела на себя подарок и долго после этого жалела, что в пещере нет даже самого маленького осколка зеркала.

Расчувствовавшись, гость хотел было подарить что-нибудь из одежды и папе, на котором, кроме ветхой набедренной повязки, ничего не было, но на Саше остались только брюки с сорочкой и грязные носки. Подумав, Дужкин все же вышел из положения. Он подарил Дэну поясной ремень. Надо было видеть, как папа обрадовался подарку. Он вертел ремень в руках, сложив пополам, оглушительно щелкал им, пробовал на прочность, на зуб, ласково поглаживал его, все время цокал языком и с восторгом говорил:

– Вот это вещь!

Наконец, нацепив подарок на пояс, Дэн засунул за ремень кремневый нож и ржавую железную скобу для выкапывания корней.

Остаток вечера был посвящен разговорам о той далекой, покинутой жизни среди таких же людей, где не надо было бояться ни завров, ни ядовитых тварей, которыми так богат лес. С ностальгической дрожью в голосе они вспоминали о той жизни, где люди спят на белых простынях и едят жареные и вареные блюда по три, а то и по четыре раза в день. Где одежда – такая же обычная вещь, как вода и воздух, а обувь можно свободно купить в магазине, и даже без очереди. Вдохновенно перечисляя все эти прелести цивилизации, Дэн говорил с неуместным в подобном жилище пафосом, а его дочь даже пару раз всплакнула. И то ли из-за тесноты землянки, а может, случайно, она иногда прижималась к Дужкину прохладным плечом, и у Саши в этот момент лоб покрывался испариной, а плечо само по себе тянулось вслед за плечом Луизы.

Спать улеглись лишь тогда, когда на востоке занялась заря. Дужкину был выделен маленький уголок, где он, свернувшись калачиком, попытался уснуть, но воспоминания о мимолетных прикосновениях Луизы не давали ему покоя. Лежа на свежей подстилке с закрытыми глазами, он никак не мог избавиться от видения. В густом полумраке Саша отчетливо наблюдал парящее в воздухе, необыкновенно соблазнительное плечо девушки. И не существовало в этот момент в мире ничего, что Дужкин, ни секунды не раздумывая, не отдал бы за возможность обладать этой великолепной частью Луизиного тела.

«Бодрствуйте, ибо никто не знает, когда придет Хозяин», – сказано в Евангелии от Матфея, что означает: не отдавайте жизнь на откуп телу. И все же человеческое тело – хорошая вещь. Сколько наслаждения и невинного удовольствия оно может доставить человеку, если правильно им пользоваться и не допускать умышленного членовредительства. Тело может гулять в теплый летний день по бульвару, лежать на диване, есть вкусную пищу, нежиться в ванне, играть в разные интересные и полезные игры. Тело можно гладить, греть на солнышке, щекотать ему пятки и одевать в красивые одежды. Ко всему прочему, всякое нормальное тело само себя полностью обеспечивает всем необходимым. Оно работает, кормит себя, моется, одевается и даже размножается. А что же в таком случае делает душа? Собирает сливки.

ДУША

Пожалуй, за всю историю мировой литературы не было написано ни одной книги, в которой прямо или косвенно не упоминалось бы о душе. Давно уже разобраны по косточкам все существующие душевные качества, определены грузоподъемность и емкость человеческих душ. Давно уже найдены применения как живым, так и мертвым душам, давно научились ее закладывать и отводить. Душой умеют кривить и отпускать бедную на покаяние, от ее имени дарят подарки и делают гадости. Так же давно для души изобретены занятия, пища и даже праздники. В душу научились влезать и заглядывать за нее – нет ли чего там полезного для жизни? Значительно ближе к нам по времени научились распознавать душевные болезни, иногда лечить их, и все равно чужая душа – потемки. Но если чужая – потемки, то своя – непроглядная темень.

За какие-то несколько дней общения со своими новыми друзьями Саша вдруг обнаружил в себе любовь к человечеству. Одну из тех восьми древнегреческих любовей, которая именуется агапао или агапической любовью. Правда, и до этого Дужкин никогда не страдал мизантропией. Просто у него не было причин любить человека только за то, что тот является существом одного с ним вида и имеет мозг весом около двух килограммов.

В общем, сам не ведая того, Саша последовал примеру Иисуса Христа и возлюбил ближнего своего, как самого себя.

ПРИВЫЧКА

Как предполагал автор трех законов движения планет Кеплер, по ассоциативному ряду неприступная скала более родственна орлу, чем канарейка.

За несколько недель жизни с красавицей Луизой и ее отцом Дужкин сильно изменился – он во всем стал походить на своих новых друзей. От носков он давно избавился, сорочка пошла на медицинские и отчасти хозяйственные нужды, а брюки при такой жизни быстро превратились в лохмотья. Лицо и руки Саши покрылись грязью и царапинами, а волосы свалялись и торчали космами в разные стороны. Дужкин легко привык обходиться без ложки и вилки, его перестала волновать стерильность продуктов и даже появившиеся в волосах насекомые не доставляли ему особых хлопот. Чесался Саша машинально, и по вечерам помогал Луизе (а она ему) вылавливать из волос шустрых кровососов. Дужкин даже полюбил это занятие. Сидя вечером в землянке, они вели задушевные беседы и продолжали развлекать друг друга все новыми и новыми историями из прошлой жизни. Только теперь уже без сожаления и горечи, потому что рассказы эти были больше похожи на чтение вслух фантастического романа, в котором говорится о малоизвестной жизни, далекой и недосягаемой, как соседняя галактика, но все же приятной и в чем-то забавной.

Землянка очень скоро перестала казаться Саше тесной грязной ямой. Напротив, он полюбил свой угол, в котором заботливая Луиза единожды в неделю меняла сухую траву и два раза в неделю выносила ее на воздух проветриться. Кроме того, у Дужкина появились кое-какие личные вещи, помимо подаренного ему охотничьего копья. На полочке из сучков у Саши хранилась прекрасная металлическая скоба для корешков и сшитая из толстой кожи завра единственная рукавица. Этой рукавицей можно было ловить мелких, очень агрессивных зверушек и собирать ядовитые грибы, которые после длительного вымачивания превращались в легкий наркотический напиток.

В общем, Дужкин прижился, и если бы не тихая тоска по дому, то жизнь эту можно было бы назвать счастливой. Тем более, что Луиза весьма благосклонно принимала его ухаживания.

Если бы годом раньше кто-нибудь сказал Саше, что он будет жить в лесной землянке и пожирать грязные корни тут же, едва откопав из-под земли, он бы, конечно, рассмеялся. Теперь же Дужкин от души хохотал, когда Дэн, искусно фантазируя, сочинял, как бы он жил в собственном дворце с бассейнами, фонтанами и прочими порождениями цивилизации. И действительно, возлежа в тесной землянке на подстилке из трав, глядя на крепкую полуголую Луизу, трудно было поверить, что где-то есть другая жизнь, и там по выметенным тротуарам прогуливаются чистенькие хрупкие девушки в нарядных платьях…

Человек быстро привыкает ко всему: к чистоте и грязи, к нищете и богатству, к жизни и смерти. Он легко привязывается к работе, месту жительства и даже кладбищу, после того, как его там похоронят. И все же самая главная привязанность человека – к человеку. Это она связывает шесть миллиардов живущих на Земле людей родственными узами и не дает человечеству развалиться на шесть миллиардов враждебных друг другу равнодушных единиц.

ЕЩЕ РАЗ О СЧАСТЬЕ

Близился конец лета. Зеленая масса леса уже разваливалась на теплые цвета и оттенки, а трава сделалась бурой, подобно земле, частью которой она скоро должна была стать. Дни все еще были такими же теплыми и ясными, зато ночи стали заметно длиннее и прохладнее. На небе ярче засияли звезды, все громче и угрюмее в темноте скрипели деревья – лес готовился к длительной зимней спячке.

Кстати сказать, в отношении избранницы Саша вел себя несколько старомодно. Прогуливаясь по лесу с Луизой, он все время любовался своей амазонкой, и чем дольше Дужкин это делал, тем сильнее она ему нравилась. Он использовал всякую возможность прикоснуться к Луизе, но большего себе не позволял.

Болтали они в основном о пустяках: узнавали деревья, кусты и травы, радовали друг друга поздними цветами или редкими насекомыми, намеками признавались в любви, но говорить в открытую почему-то не решались. Подобные разговоры влюбленных сами по себе неинтересны, а чаще всего просто бессмысленны. Можно, конечно, попытаться привести подобный диалог в надлежащий вид, но тогда потеряется ощущение невинности слов и бесконечности жизни, а герои покажутся скучными и даже ненастоящими.

Однажды Луиза, потупив взгляд и будто решившись, тихо произнесла:

– Я буду заботиться о вас обоих.

– Надо бы дом поставить, – грубовато, по-хозяйски проговорил Дужкин. – В землянке – это не жизнь.

– А завры как же? – испуганно вскинулась Луиза.

– Можно и под землей, – так же весомо ответил Саша. – Надо бы другое место подыскать. Эх, сюда бы мой бластер-шмастер! А еще лучше парочку танков или зениток. Я бы им дал. В этом лесу много живет людей?

– Не знаю, – с восхищением поедая глазами своего возлюбленного, ответила Луиза. – Папа несколько раз видел их. Так, мельком.

Сжав зубы, Дужкин ударил кулаком по ладони и с ненавистью сказал:

– Ничего, оружие я достану. Главное, собрать вместе побольше человек. Одни мы не справимся.

– Да, – тихо согласилась Луиза и, воспользовавшись тем, что Саша замолчал, спросила: – А папе ты сейчас скажешь?

– Конечно! – горячо уверил ее Дужкин. – Зачем тянуть? Сегодня же и сообщим. Загсов здесь нет, так что будем считать, что мы с тобой расписались. Все – ты моя жена…

– А ты мой муж, – шепотом добавила Луиза и крепко прижалась к Сашиному плечу.

Как писал один ацтекский жрец после нападения испанцев на Тлателолко: «Золото, нефрит, богатые одежды, перья кецаля – все, что было некогда ценным, стало ненужным».

СВАДЬБА

Момент для Дужкина был настолько ответственным, что прежде чем объявить родителю Луизы о женитьбе, он пригладил торчащие в разные стороны волосы и чопорно поинтересовался:

– Скажите пожалуйста, как вас по отчеству?

– Да брось ты, – отмахнулся Дэн. – Что это тебе вдруг приспичило по отчеству? Нет у меня никакого отчества. Дэн и Дэн.

– Ну ладно, – после недолгих колебаний согласился Саша. – Я хочу сказать, что мы… – в этом месте Дужкин сделал классическую паузу и, посмотрев Дэну в глаза, продолжил: – Мы с Луизой любим друг друга и хотим пожениться.

Лицо у Дэна внезапно засветилось, он вскочил со своей подстилки и по-борцовски заключил Сашу в объятия.

– Давно бы так! – горячо зашептал он. – Молодец! Обрадовал ты меня! Я же давно заметил, как ты ходишь вокруг да около! Набрался-таки храбрости! – Дэн оторвал от себя Дужкина, усадил рядом с собой, по-отечески обнял и мечтательно заговорил: – Ну вот, теперь заживем одной семьей. Вместе-то нам легче будет. А я боялся, что ты поживешь недельку-другую и подашься на юг. И Луиза боялась.

– Ну, пап, – засмущавшись, проговорила Луиза.

– А что «пап»? Боялась, так и скажи, – не переставая тискать Сашу, ответил Дэн. – Мы же тебя сразу полюбили. Хороший ты парень. На зиму ягод запасем, орехов, грибов. Мяса можно впрок навялить. Где-нибудь подальше от землянки завалим с тобой завра, на всю зиму хватит. Мы с Луизой одних корней уже метровую яму заготовили… А внуки пойдут, буду внуков нянчить.

– Ну, пап, – опустив голову, повторила Луиза.

– А что – «пап»? Что я такого сказал? Вы же пожениться собрались, значит, и дети будут.

Луиза перебралась на подстилку поближе к мужу и прижалась к его плечу.

– А весной, – продолжал Дэн, – все вместе подадимся на юг. Там-то мы устроимся поосновательнее. Дети, они комфорт любят.

– А почему не сейчас? – спросил Дужкин.

– Сейчас уже поздновато, – ответил Дэн. – Не успеем. Да и завры весной не такие подвижные. Ничего, зиму переживем – и в путь.

– Почему же вы раньше не ушли на юг? – поинтересовался Саша.

– Раньше? – переспросил Дэн и задумался.

– Тебя ждали, – прошептала Луиза Дужкину на ухо. Саша удивленно посмотрел на жену, но Дэн не дал ему возможности поразмыслить над этими словами.

– Да что говорить об этом. Что было, то прошло. – Дэн хлопнул новоиспеченного зятя по плечу и подмигнул. – Ну, хватит болтать, пора приниматься за дело. Надо же это как-то отметить. Я кое-что приберег на всякий случай. Вот и пригодилось. – Он залез рукой в угол под подстилку и достал оттуда непочатую бутылку джина. – Где там у нас черепки? Давай-ка, дочка, по глоточку за ваше семейное счастье.

Пока Дужкин непонимающе хлопал глазами и пытался понять, откуда в лесной землянке взялся джин, Дэн ловко откупорил бутылку и разлил жидкость по черепкам. Саша с сомнамбулическим видом принял свою порцию, понюхал и с отвращением отвернулся.

– Ну, с Богом, дорогие! – подняв свадебный «бокал», торжественно проговорил Дэн и выпил. Слегка помучившись, Дужкин чокнулся со своей возлюбленной, зажмурился и последовал его примеру.

Тряхнув головой, Саша открыл глаза. Прямо посреди землянки, по-восточному скрестив ноги, сидел его старый знакомый – джинн – и лукаво улыбался.

– Джинн! – не веря своим глазам, гаркнул Дужкин и от неожиданности даже отбросил от себя черепок.

– Собственной персоной, – подтвердил старичок. – Ну что, Санек, нагулялся?

В голове у Дужкина все мгновенно перевернулось, а затем встало на свои места в идеальном воинском порядке.

– Да! – выдохнул он.

– И чего же ты хочешь? – спросил джинн, свивая пальцами в косицу жидкую бороденку.

– Домой, – хрипло проговорил Саша. Он сделал это так, будто у него от ледяной воды заломило зубы: – Домой хочу! – Затем, вспомнив о своих жене и тесте, он безумным взглядом посмотрел на них и добавил: – Нас трое. Всех вместе – домой.

– Всех вместе нельзя, Санек, – покачал головой джинн.

Дужкин импульсивно обнял Луизу за плечи, ударил себя в грудь кулаком и пояснил:

– Это моя жена.

– И с женой нельзя, Санек, – с искренним сочувствием в голосе ответил джинн. – Здесь – пожалуйста, живи, сколько влезет. Я вам и свадебный подарочек прихватил. Скромный. А домой – только один. Ничего не поделаешь.

– Как же это?.. – растерянно проговорил Дужкин.

Ох, как тошно сделалось ему от слов джинна. Никогда в жизни Саша не испытывал такого желания крикнуть: «Да! Да! Да!» и такого стыда за свое желание. Джинн тихонько произнес:

– Они местные, Санек. Ты улетишь, и их не станет.

– Как? – потрясенно вымолвил Дужкин и посмотрел на Луизу. Его возлюбленная сидела, скромно опустив глаза, а ее папа смотрел в стену и насвистывал какой-то легкомысленный мотивчик.

– Ну что, будешь один возвращаться? – торопил его джинн.

– Да, – тяжело ответил Саша и еще раз украдкой взглянул на Луизу, чем, скорее всего, заставил перевернуться в гробу самого Шекспира, когда-то написавшего: «У всех влюбленных, как у сумасшедших, кипят мозги».

– А как же любовь-то, Санек? – хитро улыбаясь, спросил джинн.