Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 09"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Дмитрий Володихин,Владимир Гаков,Павел (Песах) Амнуэль,Андрей Саломатов,Роберт Рид,Олег Овчинников,Терри Бэллантин Биссон,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Сергей Некрасов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Нужен, дружок, очень нужен! – с чувством ответила Розалинда. – Я одинокая женщина, а с тобой мне будет не так тоскливо коротать длинные вечера. Я прекрасно знаю гомо. На свободе вы все одинаковые: скандальные, прожорливые и похотливые. И только в клетке, в одиночку, вы становитесь очень забавными. Один мой хороший приятель рассказывал мне, как вас отлавливают в лесу. Вы же глохнете и слепнете от похоти. Ничего, у меня, мой милый, ты будешь иметь много времени, чтобы подумать о своей непутевой жизни. Глядишь, стишки начнешь пописывать или рисовать картинки.

– А вы? – обидевшись за людей, спросил Дужкин.

– Что я? – удивилась Розалинда.

– Не вы лично, а вы… – Саша долго не мог подобрать нужного слова, а потом выпалил: – Вы, динозавры, не такие?

– О нас сейчас речи не идет, – насупившись, ответила хозяйка дома. – По-моему, ты у меня в клетке, а не я у тебя. А если будешь грубить, я тебя накажу. Очень больно накажу. – Розалинда показала на стену, где висела плетка, свитая из тонкой проволоки. – Если удерешь, я поймаю тебя, и тогда не жди пощады.

В общем, как ответил Мартовский Заяц на вопрос Алисы: «Что вы будете делать, когда закончатся чистые чашки?» – «Мне эта тема неприятна!»

Хозяйка дома не собиралась обсуждать с питомцем достоинства и недостатки своих соплеменников. Продемонстрировав Дужкину плетку, она смягчилась и добавила:

– Но я надеюсь, ты будешь паинькой. Тебе у меня очень понравится. Верно?

– Конечно, – мрачно ответил Дужкин.

ДРУЖОК

Розалинда оказалась живым, проворным чудовищем. Собирая на стол, она виртуозно орудовала своими малоподвижными лапами, резво скакала по гостиной и все время что-то напевала.

На ужин Саша получил сладкую плюшку, похожую на поджаренную шапку-ушанку, и полуведерную чашку какао. За примерное поведение он был на время выпущен из клетки и даже удостоился чести сидеть за одним столом с хозяйкой дома.

Попивая какао со сливками, Дужкин, как кот на завалинке, жмурился от удовольствия и старался ни о чем не думать. Не глядя на динозавра, он снова представлял себя в гостиной у Розалии, той обаятельной Розалии, к которой он поочередно испытывал два взаимоисключающих вида любви: почтительную сыновью и менее почтительную – мужскую. Ощущение, что он никуда и не улетал, добавляла большая картина, которая висела как раз напротив него. Это была абстрактная живопись с преобладанием зеленого цвета. Что на ней изображено, Саша не знал, но догадывался, что, скорее всего, это портрет хозяйки дома.

– Тебе нравится эта картина? – перехватив его взгляд, равнодушно поинтересовалась Розалинда.

– Так, ничего себе, – ответил Дужкин и на всякий случай отвел взгляд.

– Это мой портрет. Художник говорил, что вложил в него всю свою душу. Ты видишь здесь его душу?

Саша почесал затылок, поискал глазами на огромном холсте хотя бы что-то, отдаленно напоминающее душу художника, и, ничего не найдя, осторожно ответил:

– Я не знаю, как она выглядит.

– Ты прав, – мрачновато произнесла хозяйка дома. – Этот пройдоха наврал. Нет здесь никакой души, но картина мне по душе. Она закрывает грязное пятно на стене. Раньше я думала, что душу лучше вкладывать в друзей и близких. Мне говорили, что она там дольше сохраняется. Это вранье. Однажды я сделала такое вложение. Этот негодяй и бездельник тратил мою душу направо и налево. Он топтал ее, отщипывал от моей души большие куски и раздавал своим таким же непутевым друзьям. Но в один прекрасный момент он проснулся и обнаружил, что моей души больше нет, она кончилась. И тогда этот подонок пришел ко мне и потребовал, чтобы я вложила в него еще хотя бы что-нибудь. Но у меня тоже ничего не осталось. Здесь-то мне и открылась истинная правда об этом типе.

С тех пор я не желаю иметь дела со всеми этими художниками.

– А у вас тоже есть художники? – не удержался от вопроса Дужкин.

– Хм, – громко прихлебывая, хмыкнула Розалинда и вдруг спросила: – Вкусно?

– Угу, – ответил Саша, стараясь восстановить в голове мысленный образ своей прежней опекунши.

– Кстати, как тебя зовут? – поинтересовалась Розалинда и мастерски швырнула в пасть огромную плюшку.

– Александр, – вздохнул Дужкин.

– Какое гадкое имя, – беззлобно проговорила хозяйка дома. – К тому же слишком длинное. Я буду звать тебя Дружком. На мой взгляд, очень симпатично – Дружок. Тебе нравится?

Саша едва не поперхнулся от обиды, но положение не позволяло ему выказывать недовольство, и он промолчал.

– Я тебя спрашиваю, нравится? – зловеще повторила Розалинда.

– Нравится, – буркнул Дужкин.

– Не слышу, – повысила голос хозяйка дома. – Если хочешь, я научу тебя, как надо отвечать. Вон плетка висит.

– Нравится! – проорал Саша.

– Ничего, понравится, – весело проговорила Розалинда. – А меня ты можешь звать просто Роза. Ну что, будем дружить?

– Будем, – ответил Дужкин и одними губами добавил: – Куда же денешься.

– Не слышу. Будем?

– Будем! – еще громче заорал Саша и поскорее набил рот плюшкой.

– Вот и молодец, Дружок, – похвалила хозяйка. – Будь паинькой, и я разрешу тебе свободно жить в доме. Я женщина честная и не собираюсь никого мучить.

– А свободно – это как? – поинтересовался Дужкин. – Будете меня на цепочке водить гулять или отпускать одного?

– Гулять, мы еще посмотрим. А вообще, свободно – и все, – уклончиво ответила Розалинда. – Вы же, гомо, ничего не понимаете в свободе. Дай вам волю, вы такого нагородите. А в клетке – пожалуйста, чувствуй себя свободным сколько угодно. Там тебя никто не тронет. Вот если бы ты попал к моим соседям, тебя бы в первый же день замучили дети. У них уже штук пятнадцать таких перебывало. Всех детишки передушили. Как начнут играть: то случайно наступят, то руку или ногу сломают, то игрушкой голову проломят. А уж как кормят! Тьфу! Тухлой рыбой, картофельными очистками и хлебными корками. Так что, благодари Бога, что ты попал ко мне. Полгодика поживешь, станешь таким же толстым, как я. – Хозяйка дома похлопала себя по бронированному брюху и закончила: – А через год-два тебя из клетки не вытащишь.

– Вы же обещали меня не запирать, – напомнил Саша.

– Сам не захочешь, дурачок, – пояснила Розалинда. – У меня уже жил один гомо. Царствие ему небесное. Поклонник в темноте не заметил его и немного покалечил. Так после этого его из клетки нельзя было и калачом выманить. Все время валялся на подстилке. Я и не запирала его. Бывало говорю ему: «Дружок, иди ко мне». А он: «Мне здесь лучше, уютнее».

– Его тоже Дружком звали? – спросил Дужкин.

– Да, – с грустью ответила хозяйка дома. – В его честь я тебя и назвала. Любила его как родного сына. Он мне и песенки пел. Такие иногда похабные, что я не знала, куда деться.

– Ну ладно, спасибо за ужин, – проговорил Саша и сполз со стула. – Пойду к себе.

– Иди-иди, Дружок, – махнула лапой Розалинда. – Вижу, подружимся мы с тобой.

ДРУЖБА

Как когда-то давно поучал писец ассирийского царя Синахериба: «Не следует слишком часто навещать своего друга, дабы он не пресытился тобой и не возненавидел тебя». Похоже, мудрый писец на собственной шкуре испытал все тяготы дружбы и таким образом предостерегал своих не совсем разумных друзей. Ведь по-дружески ничего не стоит сказать гадость, подложить свинью и даже дать оплеуху. На друге можно сорвать зло – он поймет. При друге удобно безбожно врать – он ни за что не выдаст. Друга можно мучить днем и ночью, а иначе зачем он нужен? Друг, как в песне поется, подарит вам свою девушку, если у вас ее нет. И уступит, опять же по песням, место в шлюпке или полезет с вами в горы, даже если он никогда выше девятого этажа не поднимался. В общем, друг – это что-то феноменально покорное и бессловесное, вроде старой деревенской Сивки.

Весь следующий день у Розалинды было прекрасное настроение, и, вероятно, поэтому Дужкину пришлось несладко. Во-первых, она была столь страшна, что Саша вздрагивал каждый раз, когда ее видел. Во-вторых, хозяйка дома постоянно лезла со своими нежностями, больше похожими на ласки шагающего экскаватора.

К вечеру к Розалинде заявились гости – два чудовища, значительно превышающие ее размерами. Помня о трагически погибшем предшественнике, Дужкин забрался к себе в клетку и не выходил весь вечер. Правда, это нисколько не помешало хозяйке и гостям замучить Сашу до полусмерти. Они по очереди развлекались тем, что просовывали между прутьями свои ужасные когти и щекотали его. Вскоре тело Дужкина покрылось ссадинами и синяками, а на голове появилось с десяток шишек.

– Дикий он какой-то, – наконец сказал один из гостей. – Может, дать ему плюшку?

– Он не голодный. Правда, Дружок? – кокетливо подложив лапу под морду, ответила Розалинда. – Ничего, привыкнет. Мы с ним вчера так мило побеседовали. Дружок рассказал мне всю свою жизнь. – Тут хозяйка дома опустила взгляд и продолжила: – А что еще нужно одинокой девице? Поговорить с гомо да немного внимания от мужчин. Вот вы пришли ко мне, порадовали незамужнюю девушку, а мне больше ничего и не надо.

«Трепло! – сидя в клетке, злобно подумал Саша. – Всю жизнь я ей рассказал! Держи карман шире, гадина!»

– Да что с нас взять? – скромно произнес второй из гостей. – Вот так работаешь, работаешь и совсем забываешь о прекрасном поле. Служба забирает все свободное время. А вас, Розочка, видеть всегда одно удовольствие. Даже не знаю, как бы я жил, если бы не вы. Приходишь к вам в дом – тепло, уют…

– Розочка! – тихо фыркнул Дужкин.

– Дружок, ты чего? – обернулась к нему Розалинда и, не дождавшись ответа, продолжила разговор: – Мужчина должен служить, иначе какой же он добытчик? Мужчина – это охотник. Обожаю гомоловов. Вы все такие мужественные и красивые.

Гости заревели, как две танковые сирены, и лишь по реакции хозяйки Саша догадался, что они смеются.

Успокоившись, одно из чудовищ швырнуло в рот плюшку и, прожевав, ответило:

– Надо же кому-то ими заниматься. Непонятно, откуда они берутся? Каждый год отлавливаем тысячами, а меньше не становится. Размножаются, как мухи. Ну ничего, Великий Гомолов недавно обещал, что скоро мы избавимся от них одним махом. Уже изобрели какой-то порошок, который для нас совершенно безвреден. Пересыпем все леса, сами подохнут.

– Ой! – театрально всплеснула лапами Розалинда. – Жалко-то как! Они бывают такими милыми.

– Не всех, конечно, – успокоил ее гость. – В домах и зоопарках их не тронут. Ручные пусть живут. Кто ручных-то тронет? Может быть, даже в лесах мы построим для них специальные вольеры. А так – это же непорядок. Великий Гомолов сказал, что гуляющий на свободе гомо – это зараза. Остальные должны стоять на учете.

– Лучше висеть, – пошутил второй гость, и все трое затряслись и заревели.

– А тех, кто не желает ловить и уничтожать диких гомо – к стенке, – закончил первый оратор. Затем он вдруг вспомнил о чем-то важном и повернулся к клетке.

– А что это у тебя на лапе, Дружок? – внимательно посмотрев на ногу Дужкина, спросило чудовище.

– Кольцо, – испуганно ответил Саша. Он уже представил, как гость начнет сдирать с него стальную метку, но тот не двинулся с места.

– Вижу, что не треугольник, – сказал гость. – Скажи, кто тебе его нацепил?

– Чудов… – начал было Дужкин, но вовремя понял, что чудовище может обидеться и исправился: – Чудак один.

– Где живет этот чудак, я тебя спрашиваю? – угрожающе проговорил гость.

– Я не знаю, как называется улица, – вконец перепугался Саша. – Та, которая выходит к водонапорной башне. Крайний дом слева. Их там было двое.

– Отлично, – зловеще произнесло чудовище и со скрежетом потерло одну лапу о другую.

Глава VII

ПОБЕГ

На тринадцатую ночь Дужкин бежал. Не так романтично, конечно, как это произошло с известным литературным героем – графом Монте-Кристо, но и без тех трагических последствий, которые испытал за двадцать восемь лет не менее известный герой романа – Робинзон Крузо. Саша просто воспользовался нетрезвостью хозяйки дома и, когда она уснула, на цыпочках пробрался на балкон и спустился вниз.

Благо, с городом Дужкин немного был знаком. Он даже знал, куда следует бежать. Не ведал Саша лишь одного – что делать дальше и как вообще можно жить в этом невообразимом мире. Из школьной программы он, конечно, помнил слова советского классика Островского, что жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Но этого скудного багажа знаний здесь явно было недостаточно.

Оказавшись на свободе, Дужкин, воровски озираясь, побежал вдоль стен домов. Он старался держаться в тени и освещенные места пробегал, пригнувшись к земле.

Саша давно миновал рынок, выскочил на улицу, которая когда-то привела его к космическому кораблю, и припустился по теневому краю пешеходной дорожки. Внезапно из дверей ярко освещенной пивнушки на улицу вывалилось вдрызг пьяное чудовище. Оно громогласно проревело в ночное небо что-то нечленораздельное и, раскачиваясь, медленно побрело к городу.

Дужкин едва сумел избежать встречи с пьяным динозавром. Он нырнул в кусты, которые ближе к окраине росли вдоль высокой ограды очень густо. Стараясь не выдать себя шелестом, Саша пробрался в самые кущи и тут совсем рядом услышал хриплый шепот:

– Здорово, земляк!

Дужкин невольно вздрогнул и отпрянул назад, но темная фигура, которую он с трудом разглядел среди листвы, нисколько не походила на динозавра.

– Здорово, – прошептал он в ответ и почти сразу догадался, кого встретил.

– Освободился, значит, – одобрил Феофан. – Вот видишь, Господь-то хранит даже таких, как ты. Это значит, что для тебя еще не все потеряно.

– А куда ты тогда делся? – спросил Дужкин, впервые за все время вспомнив о быстром исчезновении Феофана.

– После этих орнитологов? – спросил Феофан. Последнее слово в его устах прозвучало презрительно, словно он имел в виду гомосексуалистов или, на худой конец, эксгибиционистов. – В город подался. В лесу наш брат как на ладони, издалека видать. В городе укрыться проще. – И Феофан вкратце поведал Саше о своих злоключениях, как он прятался по подвалам и чердакам, днем бродил по канализационным коллекторам, а по ночам выбирался на поверхность, бил витрины и окна квартир.

– За это время я многое понял, – вздохнув, задумчиво проговорил Феофан. – Ты хотя бы знаешь, кто все это устроил?

– Джинн, – ответил Дужкин, нисколько не сомневаясь, что ответ должен быть именно таким.

– Да? – спросил Феофан тоном человека, знающего гораздо больше своего собеседника. Джинн – это мелкая сошка, обычный исполнитель. Вон, прочитай-ка название пивной.

– Марс, – бросив мельком взгляд, сказал Саша.

– Нет, наоборот, справа налево, – тем же голосом произнес Феофан.

– Срам, – послушно прочитал Дужкин.

– Вот именно, срам, – глубокомысленно проговорил Феофан. – Это все они с ног на голову поставили. Потому и названия своим злачным местам придумывают такие, чтобы выглядело как бы нормально, а на самом деле…

– Совпало так, – начиная терять интерес к разговору, сказал Саша и добавил: – «Кабак» в какую сторону не читай, останется «кабаком».

– Да? – нервно подался вперед Феофан. – Ты думаешь, я здесь зря время терял? Вон трактир видишь – «У пожилого Каси»? Прочитай-ка. Это тоже, по-твоему, совпадение?

Дужкин старательно прочитал название трактира и на некоторое время задумался. Аргумент был достаточно сильный, и хотя Саша не ощущал себя ксенофобом, что-то шевельнулось в нем. Но, как писал создатель теоцентрической антропологии чинарь Липавский, не всякое семя, брошенное в душу, попадает в нее.

Дужкин не принял открытие Феофана близко к сердцу. Более того, он где-то слышал, что первый признак психического заболевания шизофрении – это чтение слов справа налево.

– Да черт с ними, – тихо проговорил Саша. – В лес надо уходить.

– Э, нет. Ты иди, а я назад, в город, – ответил Феофан. – Завтра, как стемнеет, я жду тебя за водонапорной башней. У меня есть еще один человечек. Втроем будем эту заразу искоренять.

В ЛЕСУ

Ночи летом короткие и теплые. Едва на западе погасли последние отблески солнца, глядишь, а на востоке уже проклюнулась заря.

Рассвет застал Дужкина на окраине страшного города. Пробегая мимо велодрома, Саша прочитал это слово наоборот и даже крякнул от того, что получилось.

– Черт, что-то в этом все-таки есть, – на ходу пробормотал Дужкин и принялся мысленно переводить все названия, которые ему попадались в городе.

Добравшись до злополучного картофельного поля, Саша и на этот раз с не меньшим отчаянием посмотрел туда, где должен был стоять его космический корабль. Убедившись, что за несколько дней ничего не изменилось, он мысленно придушил джинна, шепотом обозвал его всеми нехорошими словами, какие знал, и трусцой побежал через поле.

Лес встретил Дужкина леденящим предсмертным воплем. Заледенев от ужаса на месте, Саша долго стоял, прислушиваясь к каждому шороху, но крик не повторился, и беглец осторожно двинулся дальше. Зрение и слух у Дужкина обострились до крайности. Он крался меж кустов и деревьев, как кошка, ловил каждый звук и резко поворачивался на любое шевеление в пределах видимости.

Еще издали Саша услышал тяжелый топот и треск кустов. Кто-то быстро приближался к нему со стороны города, и Дужкина охватила паника. Он кинулся влево, но ему тут же показалось, что чудовище направляется именно туда. Затем Саша побежал вправо и снова вернулся на прежнее место. Потеряв от страха всякую возможность соображать, Дужкин бросился назад и спрятался за могучим сухим стволом.

Топчась на месте, Саша случайно наступил на какую-то невзрачную кочку. Кочка со свистом выпрыгнула у него из-под ноги, громко чавкнула и плюнула в Дужкина чем-то ядовито-зеленым. Плевок попал Саше прямо на рукав, и на этом месте тут же образовалась дырка величиной с кулак. Вскрикнув от омерзения, он мгновенно скинул пиджак и швырнул его в ядовитую тварь. Пиджак с фырканьем ускакал в кусты, и сразу же совсем рядом снова раздался вопль.

В который раз покрывшись холодным потом, Дужкин резко обернулся и за редким березовым молодняком увидел трехметрового монстра, который с яростью пинал ногами нечто похожее на полуголого дикаря. Жертва корчилась на земле, подставляя разъяренному чудовищу то один, то другой бока, и уже не вопила, а только стонала и охала.

В следующий раз Саша увидел сразу несколько человек, внешностью больше напоминающих коренных обитателей амазонской сельвы. Ничего не замечая от ужаса, они пробежали мимо Дужкина толпой, словно связанные между собой невидимыми путами. Вид у них был беспомощный и жалкий, как у жертвенных животных. И если бы Саша был знаком с классической литературой, он, пожалуй, вспомнил бы слова Эсхила: «Теням сов подобны были эти люди…»

Не дожидаясь появления охотника, Дужкин упал на четвереньки и в мгновение ока оказался в кустах. Он так вжался в землю и настолько слился с ландшафтом, что даже сам основатель системы Станиславского, окинув взглядом этот участок леса, не раздумывая, сказал бы: «Верю, тебя здесь нет!»

Почти весь день Саша прятался в лесу, и только когда вечернее солнце оседлало верхушки деревьев, чудовищная охота на людей и за людьми прекратилась. Кто с добычей, кто налегке, гомоловы и охотники вернулись в город.

Таких психических перегрузок Дужкин не испытывал никогда в жизни. Обессилев от изнуряющего бега и не менее изматывающего страха, он принялся искать место, где можно было бы, не рискуя жизнью, преклонить голову. В какой-то момент Саша даже малодушно пожалел, что сбежал от своей раздражительной, но все же заботливой хозяйки. Только сейчас он по-настоящему понял, что его тесная клетка действительно является самым безопасным местом в этом кровожадном мире. Но о возвращении назад не могло быть и речи. В бешенстве да с похмелья Розалинда могла забить его до смерти.

В поисках укромной норы или дупла Дужкин вышел на опушку леса и убедился, что все это время он лишь кружил на небольшом пятачке. Слева над полем возвышалась злосчастная башня, рядом с которой Феофан назначил ему встречу, а дальше медленно погружался в вечерние сумерки ненавистный город динозавров.

– Хватит! – держась за березу, сквозь зубы проговорил Саша. – Больше не могу.

КАМЛАНИЕ

Дождавшись, когда последние теплые краски заката растворились в чернильной мгле, Дужкин двинулся в сторону башни. В темноте он не осторожничал, тем более, что противоположный край картофельного поля был слабо освещен уличными фонарями, а значит, ни одно чудовище не ускользнуло бы от его рыскающего взгляда.

Феофана у башни еще не было. Усевшись на землю, Саша прислонился спиной к прохладным кирпичам и почти сразу уснул. Но беспокойный сон его продлился недолго. Дужкину даже показалось, что он только успел прикрыть глаза, как его потрясли за плечо.

Встрепенувшись, Саша с воплем вскочил на ноги, но Феофан его сразу же успокоил:

– Тихо-тихо-тихо. Свои.

– Я уж думал, ты не придешь, – автоматически соврал Дужкин, хотя подобное сомнение на протяжении всего дня ни разу не посетило его.

– Как же не приду, когда уже пришел, – задиристо ответил Феофан. – Ты меня еще не знаешь. Вот, знакомься – Агриппа. Тот самый третий, о котором я тебе говорил. Ну теперь мы им устроим!

Из-за спины Феофана выплыла черная тень маленького роста, но с большой головой, размеры которой, очевидно, увеличивала дикая прическа. Лица Агриппы видно не было, но протянутую руку Саша сумел разглядеть и поспешил пожать ее. Только сейчас он заметил, что небо заволокло низкими облаками, исчезли луна и звезды, и человека трудно было разглядеть даже в метре от себя.

Дужкин и с самого начала не верил, что какими-то заклинаниями можно рассеять этот чудовищный морок, а когда дошло до дела, он и вовсе раскис.

– Значит, ты сейчас поколдуешь, и все будет в порядке? – с сомнением спросил он.

– Не я, а мы, – строго ответил Феофан. – И не поколдую, а совершу обряд изгнания бесов с нашей русской земли. Потерпи, сам увидишь. Осталось дождаться полночи. Часа полтора у нас еще есть. Отсидимся здесь.

– Я есть хочу, – тихо проговорил Саша. – Сутки ничего не было во рту. Может, у тебя есть что-нибудь с собой?

– Откуда? – удивился Феофан. – Потерпи, немного осталось. Дома поешь.

Дужкин снова уселся на свое место, к нагретым спиной кирпичам, и Феофан с Агриппой тут же последовали его примеру.

– Ты-то как связался с джинном? – поинтересовался Феофан.

– Да, – махнул рукой Саша. – Это неинтересно. Лучше расскажи, как ты сюда попал.

– О! – даже не воскликнул, а простонал Феофан. – Это целая история. – Затем он помолчал и наконец проговорил: – Ладно, все равно ждать полуночи. Слушай. Это очень поучительная история.

ИСТОРИЯ ФЕОФАНА

– В том мире я был писателем. Извел, наверное, полтонны бумаги, и один мой рассказ даже был опубликован в патриотической газете. Я купил пятьсот экземпляров своего рассказа, застелил полы комнаты и целый час танцевал на нем. Я был счастлив и полон надежд. Передо мной открывались такие перспективы, что стыдно рассказывать. – Феофан тяжело вздохнул и посмотрел на небо.

– Правда, дальше первого опубликованного рассказа дело не пошло. Мои романы и повести отказывались печатать. Рукописи возвращали со словами: «Интересно, но слишком претенциозно». Я несколько раз пытался выяснить, что они имеют в виду. Но так и не смог, – демонстрируя свою беспомощность, развел руками Феофан.

– Весь этот литературный угар длился около десяти лет. И однажды чаша моего терпения переполнилась – я решил сжечь свои рукописи. Когда в кухонной раковине палил свои опусы, все ждал: вот сейчас позвонят в дверь, я открою, и в квартиру вбежит Клара! Она кинется к горящим рукописям, потушит огонь и прижмет к груди стопку обгоревших по краям листов! Но я напрасно ждал, – упавшим голосом продолжал Феофан. – Она не пришла, а мои романы сгорели.

Вечером я позвонил Кларе и рассказал о том, что сжег рукописи. Прихлебывая в трубку чай, она ответила: «Ну и правильно. Похоже, ты становишься настоящим мужчиной». В сердцах я наговорил ей грубостей, сказал, что она дура и мещанка и интересуется только тряпьем да мужиками. Клара обиделась на дуру или на мещанку и бросила трубку. Больше я ей не звонил.

Через месяц я сошелся с одной симпатичной редакторшей из газеты, где был опубликован мой рассказ. Я посвящал ей стихи, опять начал писать прозу. Но как-то в компании каких-то бородатых подонков она напилась и при всех сказала, что я пишу дерьмо, а не стихи, и вообще, что я придурок! Ну хорошо, – с возмущением воскликнул Феофан и даже поднялся со своего места. – Пусть ей не нравятся мои стихи! – заорал он. – Но я же посвящал их ей! Разве можно быть такой неблагодарной?! В общем, я сказал всем, что о них думаю, и удалился! В этот вечер я во второй раз уничтожил все, что написал, а заодно спалил и вторые экземпляры тех романов, которые сжег в первый раз. И опять, стоя над раковиной, я ждал, что вот сейчас позвонят в дверь, и войдет она! Кто – я не знал!

Феофан выдержал трагическую гамлетовскую паузу и только затем тихим голосом продолжил:

– Всю зиму я безвылазно просидел дома. Ни с кем не общался и никому не звонил. Я много читал, изучал особенности построения романа, записывал свои мысли… А весной вдруг почувствовал какое-то необыкновенное волнение в груди.

– Понятно, весна… – участливо вставил Саша.

– Дослушай! – довольно грубо оборвал его Феофан. – Так вот, как-то в воскресенье я вышел на улицу, купил букет желтых мимоз и пошел гулять. Я чувствовал, что именно в этот день должно произойти нечто очень важное для меня. Весь день я бродил по улицам, приглядываясь к красивым женщинам, и каждый раз мне казалось, что эта последняя – она и есть. И каждый раз я обманывался. Я часто ронял на асфальт цветы, чтобы моя избранница увидела этот тайный знак… И веришь?! – вдруг заорал Феофан. От неожиданности Дужкин вздрогнул, а рассказчик, грозя кулаками небу, на той же ноте закончил фразу: – Ни одна не подняла букет! Все уходили! В лучшем случае оглядывали меня с ног до головы, да при этом еще и улыбались! И тогда я понял, что нет в жизни счастья! Что искусство не отражает действительности! Это всего лишь учебные муляжи для начинающих жить, наподобие резиновых задниц в медицинском училище, на которых студенты учатся делать уколы!

Это открытие повергло меня в такое уныние, – перейдя на шепот, продолжил Феофан, – что я решил напиться. На последние деньги я купил бутылку джина…

– И оказался здесь, – закончил за него Саша.

– Да, оказался здесь, – обессиленно опустив руки, ответил Феофан, но затем неожиданно бодро, командным тоном проговорил: – Ладно, хватит болтать, давайте перебираться в лес. Здесь оставаться опасно. – Феофан вдруг хихикнул, и от его смешка у Дужкина по спине пробежали мурашки. – По дороге мы с Агриппой побили в трех забегаловках витрины, – радостно пояснил экзорцист.

ПЕРЕД ИЗГНАНИЕМ БЕСОВ С ЗЕМЛИ РУССКОЙ

Как когда-то с чувством выразился отец теории относительности Эйнштейн: «Самое непостижимое свойство Вселенной – это то, что она постижима». Правда, как показывает жизнь, далеко не всем это кажется таким удивительным.

Выглянув из-за башни, Феофан сообщил, что можно идти, и маленькая группа быстрым шагом направилась к лесу.

– Агриппа как раз тот человек, который нам нужен, – на ходу стал объяснять Феофан. – Он ученый, живет в городской канализации. Большой специалист по астрофизике. Представляешь, этот необыкновенный человечище открыл, что вулканические выбросы – это испражнения Земли. Наша планета умрет после того, как пожрет себя. То есть когда пропустит всю массу сквозь свой огнедышащий желудок. Земля – такой же живой организм! – по обыкновению увлекаясь, воскликнул Феофан. – Вернее, организмом является не сама планета, а только то, что внутри нее – печка. Все остальное, на чем мы живем, – это всего лишь запас провизии, который от времени немного заплесневел. Эта самая плесень и есть все живое, что произрастает на Земле. Понял?

Вопрос явно адресовался не ученому астрофизику, и Дужкин ответил:

– А чего здесь не понять?

– Вот так-то! – самодовольно произнес Феофан и вдруг рассмеялся тем самым смехом, который однажды уже напугал Сашу. – Людям только кажется, что они губят планету. Земля как кушала себя, так и будет жрать, и всякие масоны ей не помеха. Эти злодеи губят не саму планету, а наш дом на планете. Представь себе организм, который с аппетитом поедает собственную задницу. Как ты думаешь, очень он обеспокоится, если что-то невидимое невооруженным глазом проползет по заднице?

– Не знаю, – мрачно ответил Дужкин. Он все меньше и меньше верил в затею Феофана, но Саше очень хотелось домой, и он боялся упустить даже столь сомнительную возможность вернуться к прежней жизни.

Дужкин вдруг поймал себя на том, что ему не дают покоя мысли об Агриппе. Он не понимал, почему великий ученый за все время не издал ни одного звука. Саша лишь чувствовал, что астрофизик где-то рядом, и эта его невидимость и неслышимость необыкновенно смущали Дужкина.

– Агриппа, – чтобы развеять сомнения, обратился он к ученому.

– Он глухонемой, – ответил за него Феофан. – Жизнь в канализации тяжелая. Застудил среднее ухо, оглох, а потом и говорить разучился.

– Не повезло, – сочувственно проговорил Саша и неожиданно для себя спросил: – А как же он тебе рассказал все это?

– Гроза собирается, – посмотрев на небо, проговорил Феофан.

ИЗГНАНИЕ БЕСОВ С ЗЕМЛИ РУССКОЙ

Едва они добрались до опушки, как налетел первый мощный порыв ветра, и лес ожил. С громким шелестом верхушки деревьев синхронно наклонились, а затем медленно выпрямились. Вслед за этим во все небо полыхнула ветвистая молния и почти сразу прогрохотал гром.

– Вот! Вот! – восторженно прокричал Феофан. – Начинается! Это как раз то, что нам нужно! Ты слышишь, Агриппа?!

Дужкин хотел было напомнить Феофану о том, что ученый не может его слышать, но они уже забежали в лес, и здесь им пришлось напрячь все свое внимание, чтобы не упасть, не разбить о дерево лоб или не напороться на сук.

Место для проведения ритуала изгнания бесов выбирали долго. Громко чертыхаясь, Феофан бродил между деревьями и дожидался вспышки молнии, чтобы отыскать ровную площадку. Наконец над лесом полыхнуло, и экзорцист бросился влево к небольшой полянке.

– Сюда! – стараясь перекричать раскаты грома, позвал он.

Он не успели расположиться, как разразился дождь. Вначале редкие крупные капли с жестяным стуком забарабанили по листьям. Но уже через минуту хлынул настоящий летний ливень.

– На колени! – простирая руки к небу, заорал Феофан и повалился на землю. Агриппа странным образом услышал его и бухнулся рядом. Саша не стал возражать и, выбрав местечко повыше, опустился на колени. Он уже точно знал, что ничего из этой затеи не получится, и желал только одного – чтобы остальные поскорее убедились в этом.