Текст книги "Журнал «Если», 2004 № 02"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Олег Дивов,Виктор Смирнов,Дмитрий Володихин,Дэвид Кертли,Дмитрий Байкалов,Роберт Рид,Дмитрий Караваев,Сергей Кудрявцев,Глеб Елисеев,Чарлз Стросс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Он демонстрировал нам снимки своей планеты, образы перенаселенного мира, где жители ютились в зданиях, напоминавших наши трущобы; дома стояли тесно, облепляя склоны гор. Обитатели планеты бродили в лохмотьях, сваливали мусор и отходы прямо на улицах, заполняли ими берега рек; они тысячами гибли в грязевых и дождевых потоках; трупы сжигали, содрав с них лохмотья. Когда не было дождя, два солнца заливали светом пластиковые крыши высотных домов, где жизнь была нищей и убогой; весь мир представал в красноватых тонах.

В то же время другая популяция жирафоподобных инопланетян обитала в летающих домах, настоящих дворцах, которые были построены из лучших материалов; они наслаждались жизнью в верхней, более чистой атмосфере, куда не доходило зловоние.

Проектор замер.

Пришелец взял его и, не произнеся ни слова, вышел из квартиры. За ним последовала недоумевающая свита.

Спустя два дня «Си-Эн-Эн» объявила в новостях, что пришельцы покинули Землю.

Изображение убедительнее слов.

– У нас нет решения для их проблем. Думаю, они это поняли и отправились обратно. Им больше незачем оставаться здесь, разве что продлить приятное времяпрепровождение, пользуясь гостеприимством ООН.

– Видимо, вы не отдаете себе отчета, что поставлено на карту, мистер Феррейра, – возразил сидящий напротив меня сотрудник ФБР по фамилии Крейвен. – Новые технологические возможности, достижения науки…

– Старые социальные болезни, общественное неравенство, – прервал я. – Отсутствие перемен. Полная безнадежность. Отчуждение в обществе. Не надо делать вид, что этого не существует.

– Да, но ведь все шло хорошо. Все было в порядке до тех пор, пока посланнику не вздумалось посетить вашу выставку. Культурная программа, черт бы ее побрал. Фотографии хорошенькой куколки. Кто бы мог подумать…

– В рекламе было указано, что проводится сбор пожертвований для бедняков Бразилии. Вы все загубили.

От возмущения Крейвен вскочил.

– Да, конечно, мы плохие, мы отвратительные, мы не сочувствуем вашим оборванцам!.. Кстати, визу вам больше не получить, впредь вы не сможете въехать в США, чтобы разжиться американскими долларами. И вам никогда не удастся выставить свои мерзкие работы! И еще одно, – добавил он. – О вашей подружке мы тоже не забудем. Она никогда не получит разрешения на выезд из страны, понятно?

– Вам не нравится, что мы, оборванцы, уводим у вас ваших женщин, – вспылил я, намереваясь встать и врезать ему.

Едва уловимая мимика Крейвена подсказала мне, что ему самому неловко за сказанное. Я понял: чиновник явно переборщил. Не мог он запретить американской гражданке покинуть страну, даже если та косвенно причастна к делу о пришельцах. Значит, я увижу ее снова.

От радости я улыбнулся, хотя мне предстояло вернуться на родину и вновь столкнуться с нищетой.

Я думал о женщине, чье прекрасное лицо среди странного вида статуй позволило инопланетянам узнать людские беды.

Они надеялись увидеть на Земле иное общественное устройство, познакомиться с иными путями решения проблем. Возможно, пришелец тоже вернулся домой к горькой действительности. Я пробовал мысленно сравнить себя с ним. Хотелось верить, что мы похожи.

Вот только удалось ли ему понять, сколь хороша эта женщина?

Сотрудник ФБР чего-то ждал. Наверное, моего последнего слова – перед тем как меня выдворят из страны и посадят на отправляющийся в Бразилию пароход.

– Кажется, мы оба остались безработными, – заметил я.

Крейвен едва заметно усмехнулся.

Тут я увидел у него на столе картонные коробки с моими фотографиями. Их намеревались отправить вместе со мной.

– Хотите взглянуть на мои работы? – предложил я. – Они по-своему красивы.

Перевела с португальского Людмила БУРМИСТРОВА

Браулио Таварес
Paperback Writer

Мерцают хрустальные люстры, и блики света мечутся между мраморными стенами и золотыми рамами больших салонных зеркал. Слышен неразборчивый шум голосов, который становится все громче по мере того, как люди проходят через ворота Дворца Концертов, постепенно заполняя вестибюль. Впрочем, некоторые посетители прямиком направляются к огромной парадной лестнице, покрытой коврами из меха шиншиллы и соболя. Темнокожий мужчина изучает программку. Его пышная шевелюра тщательно выбрита на макушке, обнажая костистое полушарие черепа, на котором изображен логотип какой-то секты.

– Сегодня у нас будет на выбор одиннадцать Циклон, – комментирует он. – Зачем так много?..

Его спутница тоже с голым черепом. Тело ее закутано и просторное одеяние из синтетической паутины, словно в облако.

– Наверное, этот тип – не такой уж великий исполнитель, – говорит она, – если он пытается произвести впечатление обилием опций.

– Да я вовсе не против количества! – восклицает мужчина. – Почему-то оно всем колет глаза, но в данном случае именно количество имеет концептуальное значение. Упор на качество делает искусство вульгарным, и если каждый будет стремиться увидеть то, что хочет, то единое сопереживание никогда не возникнет!..

Люди продолжают входить в вестибюль. Женщина трогает мужчину за руку и указывает на кого-то в толпе.

– Ну наконец-то!.. Посмотрите, кто пришел.

С другого конца вестибюля к ним приближается человек с густой черной бородой и в черной тунике. Он держит левую руку на уровне груди, и вокруг его запястья обвивается змея. Завидев супругов, чернобородый улыбается.

– Профессор Аркандал!.. Неужели я вижу призрака? – говорит он. – Впрочем, появление таких призраков, как вы, всегда только приветствуется.

– Нет, Аксис Бруно, это я собственной персоной, – говорит Аркандал. – Вы же знаете, что мы не гнушаемся Концертами.

– Да-да, я знаю, вы не презираете их, – говорит Бруно. – Но мне известно и то, что обычно вы посвящаете вечера более благородным зрелищам. – Он останавливается перед супружеской парой и отвешивает поклон женщине. – Леди Оланда, даже звезды не могут сравниться с вашей красотой.

– Спасибо, Бруно, – говорит женщина. – Жаль, что Концерты стали такой редкостью. Если бы они проводились чаще, то мы бы чаще встречались.

Бруно рассеянно поглаживает указательным пальцем голову змеи, которая попеременно разглядывает то мужчину, то женщину.

– Декаданс имеет свои преимущества, – говорит он. – В двадцатом веке нас было мало. Потом наступил век славы, толпы, баснословных состояний. Ему на смену пришла эпоха дешевых подделок, и плебс кинулся в храмы искусства: А сейчас мы вернулись к истокам: нас мало, никто нас не понимает и не интересуется нами. И никто не мешает нам наслаждаться этим скромным счастьем.

Мелодичный сигнал перекрывает гул голосов. Аксис Бруно смотрит на свою правую ладонь, под кожей которой мерцают золотистые цифры.

– У нас еще есть несколько минут, – говорит он. – Желаете что-нибудь выпить?

Леди Оланда вопросительно смотрит на Аркандала, но тот отрицательно качает головой.

– Я люблю наблюдать, как собирается публика, – говорит он.

– О, разумеется, – соглашается Бруно. – Ученые так редко выходят из дома, что должны с толком использовать каждую минуту…

– Не в этом дело, – возражает его собеседник. – Просто, насколько я знаю, сегодня здесь будет Инго Вандаас.

Кажется, Аксис Бруно моментально теряет свои самоуверенные замашки. Он смотрит на Аркандала с удивлением и легкой досадой.

– Вот оно что, – произносит он. – Значит, вы пришли смотреть не Концерт, а Вандааса.

– Мы решили, что этот Концерт будет особенным, – по-прежнему улыбаясь, говорит леди Оланда.

От толпы, которая плещется вокруг них, отделяются и медленно подходят три маленькие, хрупкие женщины с остроконечными ушами. Их длинные платья волочатся по ковру, на плечи накинуты шали, изготовленные из старых бумажных газет.

– Сестры Умулки, – кланяясь, приветствует их Бруно. – Даже звезды не могут сравниться с вашей красотой.

Сестры благодарят его наклоном головы и дружно здороваются с супругами.

– Я хочу вам представить профессора Аркандала и его спутницу леди Оланду, – говорит женщинам Бруно и поворачивается к супружеской паре. – Сестры Умулки – выдающиеся исследовательницы Циклов. Немногие знают тему так глубоко, как они.

– Я вам завидую, милые дамы, – сгибаясь в поклоне, говорит Аркандал. – Мои собственные познания в искусстве весьма ограничены, но я всегда восхищался людьми, которым доступны секреты прекрасного.

– Профессор Аркандал – штатный пророк Лондаунского университета, – поясняет Бруно. – Не воспринимайте всерьез его самоуничижение. Он видит будущее так же отчетливо, как мы – прошлое.

– Если так, то вас я вижу не очень хорошо, – улыбается Аркандал.

Три сестры взирают на его темное лицо с выражением почтительной застенчивости и машинально поправляют шали на плечах синхронными жестами.

В этот миг в портале основного входа голоса становятся громче, толпа устремляется туда, но тут же вынуждена отхлынуть обратно, словно отброшенная невидимым барьером. Через ворота Дворца проходит группа людей в форме: трое – с одной стороны, трое – с другой, все в серых мундирах, у всех на голове круглые каски-шлемы, непроницаемые снаружи, но прозрачные изнутри. В их окружении, высоко подняв голову и игнорируя толпу, шагает рослый худощавый человек.

– Вот он! – восклицает Аркандал, сжимая руку леди Олапды.

– Вандаас, – говорит Бруно.

– Это тот, кого должны казнить завтра? – спрашивает одна из сестер.

– Да. Его последним желанием было посетить Концерт.

– Я слышала, что в ожидании приговора он провел в криогене целых десять лет, – говорит другая сестра.

– Свыше четырнадцати, – поправляет ее Бруно. – Посмотрите, как он исхудал… Что вы о нем скажете, профессор?

– Не знаю, – говорит Аркандал. – Я столько лет следил за судебным процессом – вплоть до самого приговора… И поэтому я не мог пропустить столь удобный случай увидеть его вблизи.

– Но зачем ему это все? – спрашивает леди Оланда. – Ведь современные Циклы уже не те, что были раньше.

– В свое время, – замечает Бруно, – Вандаас был одним из крупнейших знатоков Циклов. Конечно, сегодня он несколько выбит из колеи, но, возможно, не настолько, чтобы не понять основной идеи…

– Во всяком случае, он рискует скончаться от культурного шока, и тогда завтрашняя церемония казни будет сорвана, – шутит одна из Умулок, и сестры смеются.

Мелодичный сигнал вновь звучит в тот момент, когда осужденный и его конвой поднимаются по лестнице. Толпа следует за ними. Шум шагов, шуршание одежды и взволнованные возгласы заглушают все, и лишь по движениям губ Умулок леди Оланда догадывается, что они оживленно переговариваются друг с другом.

* * *

Последние зрители занимают места.

Аркандал отыскивает и нажимает квадратную кнопку, включая терминал с клавиатурой, вмонтированный в спинку переднего кресла. Другие зрители делают то же самое, и, когда шум в зале стихает, свет гаснет. Луч прожектора падает на сцену, освещая черный стол, перед которым поставлена банкетка.

Когда с левой стороны сцены появляется человек в белом костюме, по залу прокатывается волна аплодисментов. Он выходит на авансцену, отвешивает залу поклон, потом еще два поклона, потом еще три – и направляется к своему месту. Садится на банкетку, опускает пальцы на клавиши инструмента, и зал постепенно стихает.

Прикрыв глаза, человек на сцене замирает, пытаясь сосредоточиться. В зале воцаряется полная тишина. При первом же прикосновении к клавишам свет в зале начинает гаснуть, а в глубине сцены наливается блеском огромный прямоугольный экран иссиня-черного цвета. Кажется, что экран движется, на нем вспыхивают и тут же исчезают белые точки и полосы, словно проецируется самый последний, пустой отрезок пленки старого кинофильма. Человек делает глубокий вздох и, склонившись над клавишами, начинает играть.

При первых же аккордах на экране появляются бело-голубые печатные буквы, вначале стремительно, затем все медленнее. Они доходят до конца строки и затем быстро перескакивают на следующую строку, постепенно образуя абзац, потом еще один абзац, словно в немом телеграфном сообщении. На черном экране умещается около двадцати строк. И вот уже первая строка медленно уплывает вверх, исчезая из поля зрения, а на ее место поднимаются другие строки, подчиняясь движениям искусных пальцев, порождающих буквы, слоги, слова, фразы и, в конечном итоге, последовательно набирающих текст… Уже исчезли за верхним краем экрана первые сыгранные строки, которые гласили:

Первое Солнце уже опустилось за алые горные пики острова Магбар, и от деревьев, раскачиваемых порывами осеннего ветра, потянулись слабые тени, отбрасываемые миниатюрным диском Второго Солнца, которое выглянуло из-за горизонта в тот момент, когда одинокий рыцарь, с кислородными баками за спиной и шпагой у пояса, появился из-за поворота дороги, нетерпеливо оглядывая горизонт в поисках башен замка…

Первый акт Концерта определяет место действия и круг персонажей. Зрители перешептываются: одни – с возмущенным удивлением, другие – с радостью узнавания, ведь имена знакомы по прошлым Концертам, которые состоялись несколько месяцев или, может быть, несколько лет назад, в длинном Подземном театре или на орбитальной Арене. Но большая часть публики, завороженная неожиданным началом, предпочитает наслаждаться мелодией слов и образов, сменяющихся по мере того, как рыцарь минует опасную зону оврагов и преодолевает затяжной подъем, ведущий к замку. В этот миг артист делает паузу и нажимает кнопку: наступил момент, когда зал должен сделать свой выбор.

Монитор терминала, установленный перед каждым зрителем, вспыхивает, и на нем появляется система имен в виде дерева. Ее ответвления выделены одиннадцатью цветами – они соответствуют тому или иному Циклу. Зрители впиваются взглядами в пункты меню, шепчут друг другу подсказки, задают вопросы и, наконец, делают свой выбор, нажимая соответствующие клавиши. Электронные контуры обрабатывают команды, и вот уже на экране сцены на секунду высвечивается имя, набравшее наибольшее количество голосов: КЕНИГУНД, МАГ.

По залу пробегает ропот, состоящий из возгласов одобрении, удивления, предвкушения…

– Вы считаете, это затрудняет задачу? – шепчет леди Оланда на ухо сидящему рядом с ней Бруно.

– Наоборот, – отвечает он, не отводя глаз от сцены. – Кенигунд – классический герой, вызывающий множество ассоциации. К тому же личность рыцаря еще не была обозначена. Пока еще артист свободен в своем выборе и может вести повествование в любом направлении.

Концертмейстер разглядывает выбранное залом имя, потом на несколько секунд прикрывает глаза, прежде чем возобновить игру. Он заставляет странствующего рыцаря затеять стычку со стражами замка, и в этом эпизоде рыцарь называет имя человека, которого ищет. Стражники приводят его к Магу Кенигунду, который ушаст в пришельце посланника, несколько лет тому назад отправленного названным братом Мага, воином Эспландином. Рыцаря зовут Флорестес. Он объявляет:

– Я ищу пещеру, где, как утверждает легенда, в обломке застывшей лавы покоится скелет матери вашего названного брата Эспландина, великий Маг. Эспландин поручил мне доставить скелет в его королевство.

Ироническая усмешка искажает морщинистое лицо Кенигунда. С наслаждением вдыхая дым неразборчиво бормочущего кальяна, он выдерживает долгую паузу, а потом недоверчиво, произносит:

– Итак, мой брат Эспландин желает вернуть последнюю семейную реликвию?

– Да, это так, великий Маг.

– И он нанял тебя для того, чтобы выкупить ее?

– Да.

– Сложная задача, рыцарь… Тем более для юноши, который еще не достиг того возраста, когда следует бояться смерти.

– Надеюсь, я никогда не доживу до такого возраста, великий Маг, если он вообще существует.

– Существует, и ты вспомнишь обо мне, когда страх впервые заставит тебя провести всю ночь напролет не смыкая глаз.

Юноша замолчал, а Кенигунд продолжал:

– Но что заставило моего названного брата требовать от молодого человека выполнения столь опасной миссии?

Помолчав несколько секунд, рыцарь сказал:

– Говорят, что в мире ничто не сравнится с блеском Двух Солнц и с красотой Трех Лун. Но я смею утверждать, великий Маг, что ничто не сравнится с блеском глаз Моналинды, дочери вашего брата, и с красотой ее белого лика, черных волос и тела, которое будет принадлежать мне, когда я выполню свою миссию…

По залу вновь прокатывается шепот.

– Я не понял, – шепчет Аркандал одной из сестер Умулок.

– Моналинда, – зачарованно отвечает она. – Я видела этот персонаж в одной серии много лет назад. Белое лицо, черные волосы… Она свела с ума главного героя, после чего исчезла навсегда из Циклов.

– Диалоги высокопарны, – замечает Аркандал. – Никто так не говорит!

– Ну да, – удивленно отвечает она. – Конечно, не говорит!

Ассоциации в сознании зрителей бушуют, пока рыцарь добивается от Кенигунда обещания помочь, после чего убывает на поиски пещеры. Вскоре ставится на голосование новый набор опций, из которого Аркандал выбирает наугад название ГОРНАЯ ЛАВИНА, и видит, как слева от него леди Оланда отмечает пункт ВСТРЕЧА С ДУХАМИ ЛЕСА, а справа сестра Умулка предлагает ВОЗВРАЩЕНИЕ МОНАЛИНДЫ. Однако на большом экране появляется иной текст: ОТКРЫТИЕ ТАЙНЫ МАГА.

Поразмыслив несколько мгновений, концертмейстер с энтузиазмом вновь набрасывается на клавиатуру. Да будет всем известно, что Кенигунд подвергся пыткам, и его сознание было зомбировано шпионами Малой Луны. Отныне он служит орудием Малой Луны в ее происках против Крепости Люков, где царствует союзник Эспландина граф Рошелион.

Новый ропот признательности в зале. Аркандал видит, как напрягается исхудавший силуэт Вандааса.

– На данный момент уже задействованы четыре Цикла, – тихо комментирует Аксис Бруно, обращаясь к леди Оланде. – Неплохо!..

Руководствуясь картой, полученной от Кенигунда, рыцарь Флорестес встречает и разгоняет крылатых ящериц Кенневерской бездны, потом умудряется целым и невредимым миновать лес Сна, где моргнуть глазом означает верную смерть. Затем он расшифровывает надпись (составленную на основе подсказок зала), которая позволяет ему преодолеть Каменный мост, готовый обрушиться в любой момент.

Слова распускаются на черном экране, как вспышки фейерверка в ночном небе, складываясь в некую цельную цветную картину, которая до этого существовала где-то во тьме и ждала именно этого мгновения, чтобы появиться. При каждой паузе, которую делает артист, зал застывает в ожидании:

…со всех сторон на рыцаря обрушивается вихрь лап и острых зубов, и шпага Флорестеса разит смертоносных тварей направо и налево. Однако гарпии со свистом рассекают воздух на бреющем полете, они чуть было не достают до горла рыцаря, как вдруг…

Проходит минута, другая, третья… Все напряженно ждут, вцепившись в подлокотники кресел, пока на экран не падают, как капли, еще несколько букв:

…что-то…

И вновь – ожидание. Наконец из небытия возникает еще несколько слов:

…заставляет свору нападающих отпрянуть назад, и прямо над головой Флорестеса возникает прогал, через который…

И опять все ждут.

…он видит металлический блеск…

Минута, вторая, третья…

…шара, спикировавшего на край пропасти, у которого стоит рыцарь…

Перипетии повествования похожи на мелодию, при восприятии которой можно предугадать следующие ноты, но никогда нельзя точно предвидеть, какие коленца она выкинет в следующую минуту, но когда это происходит, то выглядит таким же неизбежным, каким непредвиденным казалось раньше.

Бегут минуты, часы, а люди остаются прикованными к своим креслам. Некоторые пользуются тюбиками с прохладительными напитками, сосут леденцы, пока Флорестес добирается до пещеры, оказывается в туннеле, запах которого навевает ему извращенно-соблазнительные галлюцинации, но рыцарь упрямо продвигается вперед и оказывается в тупике, где сверкает отшлифованная до зеркального блеска базальтовая глыба. Там Флорестес произносит заклинание, расплавляющее монолит, извлекает из каменного склепа останки Королевы, умершей десять лет назад, и забирает их с собой. Зал охватывает дрожь ужаса, когда, вернувшись в Замок, рыцарь передает ранец с драгоценной ношей в руки Мага, который, повинуясь телепатическим командам своих хозяев, предпринимает последний коварный трюк, но рыцарь уже все понял и одним махом клинка сносит Кенигунду голову, затем нанизывает на свою шпагу наемников Малой Луны, которые сыплются горохом из всех щелей, и вновь на помощь Флорестесу приходит таинственный металлический шар, который на этот раз опускается на землю рядом с рыцарем и откидывает в своем корпусе дверцу люка, откуда появляется… Среди зрителей вновь проводится лихорадочное голосование, неудержимый шепот катится по залу (то и дело во тьме мигают красные индикаторы предупреждений), и вот на экране появляется имя: ТИОМК.

Да-да, это Ментальный Лучник с планеты Ладон, который впервые волей случая высадился в Мире Пяти Светил, чего еще никогда не случалось за всю историю Циклов. Сам факт его появления бросает новый свет на повествование сегодняшнего вечера, заставляя зрителей произвести переоценку намерений Малой Луны и уяснить подлинное значение праха Замурованной-в-Камне-Королевы.

Вначале исполнитель выглядит таким же зачарованным, как и зал, но потом ему удается уловить витающее в воздухе продолжение, он склоняется над клавишами, и события стремительно ускоряются благодаря быстрому обмену мнениями между Флорестесом и Тиомком. Вот уже они заключают договор о взаимной верности под звон электроколоколов, раздающийся в танцевальном зале корабля… возвращение Флорестеса в Крепость Люков… большие черные глаза Моналинды… слившиеся в поцелуе уста… спадающие на пол одежды… сплетение тел…

* * *

В зале загорается свет. Пятьсот зрителей аплодируют стоя, изнемогая от экстаза. Они кричат что-то в сторону сцены, они возбужденно переговариваются друг с другом. Исполнитель снова выходит на авансцену, и видно, что его белоснежный костюм насквозь пропитан потом. Он трижды кланяется. И еще два раза. И еще раз – и уходит.

Двери зала открываются, зрители начинают выходить, обмениваясь взволнованными фразами более чем на десяти галактических языках и диалектах. Они вспоминают содержание прошлых Концертов, собираются вокруг специалистов, которые вещают о взаимосвязи образов второстепенных персонажей, не привлекших внимания неискушенных зрителей.

– Несомненно, – сообщает полный юноша с бородой, завитой косичками, – что Алирия, хранительница Каменного моста – та самая Алирия, которая в «Приключениях на Прямой реке» разрушила чары, сковывавшие игрока на лютне. Достаточно вспомнить, что…

Голос его остается позади, затерявшись в шуме толпы, которая вытекает из ворот Дворца.

– Спасибо вам за компанию, – говорит Аксис Бруно, склонившись, чтобы поцеловать руку леди Оланды.

– Это был чудесный Концерт, Бруно, – говорит она.

– Концерт бывает раз в месяц, моя леди, – говорит Бруно. – Вам здесь всегда рады. Однако боюсь, что в следующий раз в зале не будет никакого Вандааса, – с иронией замечает он, повернувшись к Аркандалу.

– Бруно, не воспринимайте меня всерьез, – просит профессор, и от улыбки его темное лицо собирается складками. – Я не отрицаю поп-искусство и думаю, что ваш труд очень важен, хотя бы для того, чтобы сохранить эти… эти формы мышления. В мире, где все стремится к долговечности, где все должно быть зафиксировано и где само Будущее под контролем, любая эфемерность меня трогает до глубины души.

Выйдя из Дворца, все трое останавливаются, чтобы пропустить группу конвоиров в серой форме, среди которых возвышается худощавая фигура Инго Вандааса.

– Он прожил сто тридцать два года, а через несколько часов будет мертв, – говорит Аркандал.

– Часов, лет – какая разница? – возражает Бруно, осторожно разматывая с руки заснувшую змею и убирая ее в сумку на груди.

– Героические саги, – бормочет Аркандал. – До чего же трогательны эти попытки не дать прошлому умереть, всего лишь перебирая наугад его элементы. Ваши Концерты можно было бы назвать «random-playing games» [15]15
  Компьютерные игры, стратегия которых зависит от действий игрока (англ.).


[Закрыть], не так ли?

– Или бесконечными эпопеями джазовых импровизаторов, – со смешком отвечает Бруно. – Что ж, изучающий времявидит их другими глазами, нежели я.

Аркандал выражает согласие небрежным жестом.

– Да, но и меня они очаровывают, даже если речь идет о нелепых историях.

– Я не знаю, можно ли назвать Циклы нелепостью, но история, рассказанная здесь сегодня, не была записана ни на диск, ни на пленку, ни на бумагу… Она была уникальной, и ей не суждено повториться. Вскоре она умрёт вместе с Вандаасом, а потом будет умирать вновь и вновь со смертью каждого из нас.

– Бруно, вы остаетесь поэтом, – улыбается леди Оланда. – До свидания.

– До свидания.

Толпа обтекает их, как воды реки обтекают камни, и направляется к огромным прозрачным трубам, по которым поезда уносят людей в разные уголки города.

Перевел с португальского Евгений НАГОРНОВ