Текст книги "Легенды и сказы лесной стороны"

Автор книги: Сергей Афоньшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

продолжали нести в народ мятеж и крамолу.

Одна изба в Городце по утрам и вечерам трубой:

дымила, русская печь с широким челом жаром ды-

шала, а перед ней молодая прянишница Данька хло-

потала. А старая мать-звонариха в сторонке сидела,

глядела и радовалась. И тихо напевала свою песню*

раздумье:

Ярый мед, хожалый мед,

Дар лесов и дар полей,

С добрым хлебом яровым

Воедино силы слей!

Чтобы пряник городецкий,

Расписной да озорной,

Гоголем ходил в народе,

Как Бова-силач герой!

Чтобы пряник, наш сударик,

Расходился по рукам,

На потеху добрым людям

И на славу землякам!

Потом и другие умелые люди переняли и перехва-

тили пряничное дело. Еще сильнее запахло над За-

волжьем и всей Русью городецкими мятежными пря-

пиками. Синий камень, на котором Данька-пряниш-

ница плясала, царских ярыжек обморочивая, и сей-

час прячется в заволжских лесах у села Чистого По-

ля. Как втоптала его плясунья, так и лежит, только

макушка из земли видна. Ручей, что мимо Синего

камня бежит, люди исстари речкой Пьяной зовут. А

ъокруг Синего камня, по полям и перелескам, «Дань-

кины неудачи» – мелкие голыши пораскиданы. В

старину на чистополыцине их «городецкими пряни-

ками» звали и, чтобы пахать не мешали, на меже в

кучки собирали.

Это было в пору, ког-

да на заброшенных славянских идолищах истлевали

осиротевшие деревянные боги-истуканы, а на смену

им уже появлялись убогие церковушки на смолистых

столбах с дубовым крестом на островерхом шатре.

Суровый воин Чингис еще не успел проскакать по>

Руси на своем страшном коне, сотрясая землю от края

до края. Северные племена славян пахали и сеяли,

охотились и рыбачили по соседству с племенами морд-

вы и черемис. Тогда-то и родились такие русские при-

меты-пословицы: «С мордвой водиться грех, зато луч-

ше всех!», «У черемис только онучки черные, а со-

весть белая!» Люди разных племен жили по-разному,

имели разные обычаи и молились разным богам, но

старались жить мирно, пока их князьков не одоле-

вала корысть и зависть.

1

Жили между Волгой и Ветлугой труженики-хле-

боробы. Охота, рыболовство да пчелки дикие от их

рук тоже не отбивались. Сами пахали и сеяли, лен

да жито выращивали, сами одежку и обувку масте-

рили. Старый скряга Ширман тем племенем управлял

и всему головой был. Слово его было законом неписа-

ным: как Ширман скажет, так оно и будет. И это не

потому, что он был умнее всех, а своим богатством да

упрямством осиливал.

А у охотника Черкана все богатство по лесу гуля-

ло. Что луком да копьем в лесу добывал, тем и семью

свою кормил, одевал. Жена охотницкая Кокшага да

три дочки по дому хозяйничали – горох да кисель

варили, лен пряли, холстину и онучи ткали да еще

успевали богатею Ширману помогать. Потом малень-

кий Чур в семье вдруг появился. По такому случаю

да по обычаю надо было всех соседей за празднич-

ным столом дичиной лесной досыта накормить. Вот

и пошел Черкан в лес за добычей, но повстречал на

тот раз медведя себе и рогатине не по силам. Затре-

щала рукоять копья-рогатины под медвежьими лапа-

ми – и погиб тут охотник заодно со зверем.

Вдова Кокшага сама медведя свежевала и на по-

минках по мужу всех соседей тушеной медвежати-

ной накормила. Челюсти медвежьи в печи распари-

.ла, клыки из них повыдергала, до блеска очистила и

в потайное место спрятала, а шкуру медвежью выду-

била, выскребла и мехом кверху на полу разостлала,

чтобы малютке Чуру не холодно было зимой по полу

на четвереньках ползать.

Но, на удивление всем, маленький Чур до наступ-

ления зимы научился через порог избы переползать и

по задворкам ползать. Заберется в крапиву, в бурьян,

исколется весь до красноты, а не плачет, только по-

чесывается. Мать Кокшага и дивилась, и бранилась,

л шлепками сына угощала, но дочкам наказывала:

– Глядите за братцем, берегите, он один мужик

растет на всю нашу семью. Без мужика в доме жить

худо!

Пяти лет Чур с большими парнишками в лосиные

косточки-бабки играл. Как нацелится костяной битой

да ударит по кону, так и разлетятся из-под биты все

бабки, на удивление взрослым: «Ну и рука у парня!

Ну и глаз!»

Пока сын подрастал, вдова Кокшага сама охотой

промышляла, но не всегда удачно, поэтому бывали:

для семьи голодные дни. Тогда Чур уходил в сосед-

ний бор на ягодники, а за ним трусцой бежал черный

как уголь щенок, тоже голодный. Два малыша ухо-

дили в лес с каждым разом все дальше, к нехоже-

ным местам. Большие тяжелые птицы с белыми носа-

ми и красными бровями с шумом взлетали с бруснич-

ников и рассаживались на деревьях. Чур уже знал, что»

взрослые охотники добывают этих птиц стрелой из

лука, особенно в пору, когда они так глупеют и глох-

нут от весенней радости, что можно любого достать

и заколоть копьем. А самые хитрые сородичи, такие,

как скряга Ширман, настораживают особые ловушки:

из тяжелых плах, которые придавливают птицу к

земле. Только он, маленький Чур, пока не знал, как

добыть такую большую, но осторожную птицу. И ма-

лыш и молодой песик подолгу глядели на дичь, сов-

сем забывая о голоде. Вдвоем они ходили по сосно-

вым гривам и брусничникам, щенок принюхивался к

птичьим следам-набродам, а мальчик с любопытством

разглядывал места, где кормились эти птицы, клева-

ли мелкие камешки и купались в пыльных ямках. ИГ

вот однажды, вернувшись из леса, Чур попросил сес-

тер отрезать из своих кос по самой длинной пряди во-

лос. Дивно это показалось дочкам Кокшаги, стали до-

пытываться :

– Скажи, Чур, что ты задумал?

Но брат не выдавал своей придумки и настойчива

просил у сестер по пряди волос. Помогла мать Кок-

шага:

– Порадуйте братца, он что-то доброе задумал!

Когда сестры отрезали по пряди самых длинных

ьолос, Чур сразу принялся за дело. За один вечер он

свил дюжину тонких волосяных шнурков, а с утра

ушел в лес и пропадал там целый день. А через три

дня поутру сбегал в сосновый бор и принес двух тем-

ных птиц с белыми клювами и красными бровями, да

таких тяжелых, что горбился под тяжестью ноши.

Это было очень вовремя, семья голодала, потому что

мать Кокшага давно ничего не добывала, работая на

поле у скряги, который не спешил с ней расплатиться

своим хлебом. Ободренный удачной охотой, Чур дога-

дался свить еще дюжину шнурков, но уже из конско-

го волоса, и снова на целый день ушел в лес.

И так через каждые два-три дня приносил больших

краснобровых птиц. А мать радовалась, что растет

добычливый сын.

Слава об удачливости маленького Чура разнес-

лась по всему племени. Старые охотники усомнились,

не из их ли западней Кокшагин парнишка достает

дичь. А мальчик все бродил по своим потайным уро-

чищам и каждый раз возвращался с добычей. И вот

как-то под вечер в избу Кокшаги пришел старый Шир-

ман. Пытливо разглядывая мальчика, спросил, как

это он ухитряется ловить столько осторожной дичи,

что приносит ее из леса целыми ношами? Чур был

мал, но у него хватило ума ответить, как ответил бы

взрослый:

– Да, мы теперь не голодаем. Походите за мной,

поглядите, сами увидите!

Недоверчивые старики охотники уже следили за

Чуром, чаще обычного проверяя свои западни, но их

ловушки никто другой не тревожил. Свои же силки-

петли на дичь мальчик настораживал так непримет-

но, что их трудно было увидеть. Завистливый Шир-

ман дольше других старался разгадать искусство удач-

ливого птицелова. Часто по вечерам он бродил по ле-

су, пытливо приглядываясь ко всему на своем пути.

Один раз он запоздал, а сумерки были пасмурные и

ветреные. Старику стало жутко одному в темном ле-

су, вот он и подумал: «Все злые духи к ночи просну-

лись и сердятся, надо поспешать домой!»

Ширман уже выбирался на знакомую тропинку,,

как вдруг его больно, до искорок в глазах ударило по>

переносице, дернуло за ногу, и он упал. Не один раз-

старик вскакивал, пытался бежать, но его дергала

за ногу, и он опять падал. Наконец Ширман как-та

вырвался и что было силы побежал к дому. Не до-

бегая до селения, он стал кричать и звать на помощь,

а у своего дома упал и принялся стонать и охать. Дол-

го он так притворялся и дурачился, и только когда

собрались все соседи, рассказал, как в лесной чаще

на него напал злой ночной дух, ударил по переносью

дубинкой, схватил за ногу и пытался утащить на де-

рево. И не будь он, Ширман, таким хитрым и ловким,

не вырваться бы ему от коварного лесного врага!

Старик совсем расхвастался, и многие ему вери-

ли. Чур тоже был тут. Он разглядел на ноге старого

враля обрывок волосяной петли и смекнул, что тот

невзначай наступил на сторожок силка, деревце вы-

прямилось и ударило его по носу, а петлей захлест-

нуло ногу. После того как Ширман, притворно охая,,

уплелся в избу, люди тоже пошли по домам, рассуж-

дая о том, что лесные духи знают, кого надо подогом

стукнуть и за ноги подергать. И что не надо было

этому скряге завидовать сиротской семье.

С того дня старые охотники перестали дознавать-

ся, как Кокшагин малыш добывает дичь. А малень-

кий Чур как умел помогал матери в охотничьем про-

мысле, и это было очень кстати, потому что Кокшага

часто недомогала от старости. Так прошло сколько-то-

лет, и вот, когда Чуру минуло тринадцать годков и

«ему под силу стало носить отцовский лук и копье,

Кокшага повесила ему на шею медвежий клык на

шнурке для удачи и счастья и отпустила на промы-

сел.

Была глубокая осень, звери и птицы уже оделись

по-зимнему и стали осторожными, поэтому Чур от-

правился на далекую Дикую реку, в крепи багряных

дубняков и сонных хвойных боров – в край непу-

ганых диких животных. Много дней охотился Чур на

той Дикой реке, ночуя у костра под крутыми берега-

ми. Раньше, на охоте вокруг дома, он пользовался

легким самодельным луком, поэтому отцовское ору-

жие ему казалось поначалу тяжелым. Чтобы пустить

стрелу, он опирался концом лука в землю и стрелял

с колена, а колоть копьем смогал только обеими ру-

нами. Но скоро он привык, и потом, когда вернулся

домой, его маленький лук показался игрушкой.

Умение делать луки и самоловы и здесь, на Дикой

реке, пригодилось Чуру. В первые же дни охоты он

насторожил на звериных тропах лучки-самострелы и

западни-самоловы с приманками, а сам бродил по

окрестным лесам, выслеживая и стреляя зверьков,

которых находил и облаивал верный Уголек, теперь

уже взрослый пес, но по-прежнему черный как уголь.

Дикая река с каждым днем становилась для Чура

роднее, место ночлега у костра в глинистом крутояре

стало обжитым домом, а лесные урочища, речные бе-

рега и песчаные отмели радовали тишиной и безлю-

дьем. Ни голоса, ни следа человеческого. Он засыпал

под ночной шепот леса и тихий ропот речной струи,

а просыпался от утреннего мороза, звона первых

льдинок, от гомона запоздавших перелетных птиц.

Питался Чур свежей дичиной, поджаренной на кост-

ре, и только изредка доставал из мешка хлебный су-

харь либо колобок. Умный и верный Уголек надежно

помогал ему в охоте, а по ночам чутко дремал у ко-

стра, изредка поднимая голову и глухо рыча в сто-

рону подозрительных шорохов, чтобы хозяин не чув-

ствовал себя одиноким.

Чур вернулся домой уже по снегу, изголодавший-

ся по хлебу, усталый, но здоровый и сильный, с пол-

ным мешком дорогих звериных шкурок. Мать Кок-

шага встретила его с удивлением и радостью:

– Вот как помог тебе медвежий клык! Видно, не

напрасно я над ним пошептала!

Она сняла с плеч сына мешок и вытряхнула до-

бычу на пол, чтобы полюбоваться. Вслед за мехами

из мешка выпал плоский треугольный камень вели-

чиной с гусиную лапу, с дыркой в одном округлом

уголке. Чур поднял его, подал матери:

– Посмотри, мать, какую диковинку нашел я на

песках Дикой реки!

Пока сестры любовались куньими и собольими

шкурками, мать Кокшага внимательно разглядывала

камень. Это был кремниевый скребок, орудие ее пра-

щуров. Долго и упорно, до изнурения и пота трудил-

ся человек, чтобы из камня сделать острый и удоб-

ный для работы скребок. Не одну ночь при неровном

свете костра он склонялся над работой, тер камень

о камень, шлифовал его до блеска о жесткую звери-

ную шкуру, протирал концами своих длинных

волос.

– На этом камне есть рисунки! – воскликнула

Кокшага. – Вот лисица с пышным хвостом, а здесь,

на другой стороне, женщина с длинными волосами.

Наверное, это хозяйка скребка. Она выскабливала им

шкуры зверей, снимала бересту для кровли, разре-

зала мясо, потрошила дичь и рыбу. Вот ведь как лов-

ко, камень так и липнет к руке!

При этом мать Кокшага очень живо показывала,

как умело действовала скребком та неведомая хозяй-

ка кремня. Потом она отвернулась в самый темный

угол хижины, пошептала над скребком, поплевала и

подула в разные стороны и подвесила его на шею

сына, рядом с медвежьим клыком.

– Носи этот камень с изображением лисицы и

женщины. Думается мне, что эта женщина – хозяй-

ка всей Дикой реки и всех диковинных камней, что

там есть. Она принесет тебе удачу и в охоте, и во вся-

ком другом деле!

В тот же вечер Кокшага отнесла все добытые сы-

ном меха богатею Ширману, чтобы расплатиться с

ним за старые долги. Хитрый старик сразу подобрел

и посулил и впредь давать хлеба под будущую добы-

чу. Кокшага чуть осмелела, похвалила Ширманову

дочку Рутку и намекнула, что с радостью пустила

бы такую расторопную красотку в свой дом, когда ее

дочки выпорхнут из родного гнезда и оставят ее одну

с сыном. На это ничего не сказал ни сам Шир-

ман, ни его старуха. Тогда Кокшага откланялась

и ушла.

Пока мать отлучалась, Чур отдыхал у горячего

очага. Слова матери о хозяйке Дикой реки не уходи-

ли из его головы. Он снял с шеи шнурок с медвежьим

клыком и скребком и долго разглядывал рисунки, вы-

сеченные на камне. Ему даже казалось, что на скреб-

ке остались следы пальцев хозяйки, а на ее шее изо-

бражено ожерелье. Контуры лисицы были неясны, но

головка ее выглядела как живая.

Наконец, когда женщина начала улыбаться и таять,

а лисица заметать хвостом свои следы, Чур креп-

ко заснул со скребком в руке. И опять видел хозяйку

Дикой реки. Она шла по колени в воде вверх по реке,

одетая только в юбочку из звериной шкуры, а ее

длинные волосы прядями лежали на загорелых пле-

чах. Женщина шла быстро, пересекая реку на пере-

катах, изредка оглядывалась и манила Чура за собой.

Длинные тени деревьев падали на воду, в реке дро-

жало солнце, а крутые берега краснели рябиной и

первыми багряными листьями.

Утром Чур рассказал матери о том, что видел во

сне.

– Разве не говорила я, что она принесет тебе

счастье? Но не торопись, Чур, впереди зима. Ты го-

воришь, что видел ее идущей вверх по реке, а по бе-

регам краснела рябина? Значит, надо идти в конце

будущего лета. А рыбу в реке ты видел? Это хорошо,

что не видел: рыба во сне – к худому!

Этой зимой Чур охотился по ближним лесным

урочищам и речкам. Бродил за Угольком по куньим

следам, обухом топора стучал по дуплистым деревьям

и, когда потревоженный зверек, покидая теплое гай-

но, замирал на самое короткое время на ветке, чтобы

оценить опасность, Чур успевал его сбить меткой

стрелой. В конце зимы ходил по сугробам на лыжах

за сохатыми, ночуя там, где застанет ночь, и нако-

нец закалывал утомленного зверя копьем под неисто-

вый лай собаки. И с каждым днем охоты Чур нали-

вался удалью и силой, ловкость его родила удачу за

удачей к тихой радости Кокшаги:

– Это она, хозяйка Дикой реки, и ее скребок по-

могают тебе в добыче, посылают удачу и счастье.

И как хорошо, что я догадалась повесить тебе на шею

медвежий клык для отворота злых духов и всяких

напастей!

Сыну очень хотелось сказать, что носить на шну-

ре у голой груди каменный скребок и медвежий зуб

не очень-то приятно. В мороз от них холодно, а на

охоте, когда надо бесшумно подходить к зверю, при-

ходится придерживать амулет рукой, чтобы кремень

и клык не стучали друг о друга. Но он промолчал,

чтобы не огорчать Кокшагу.

Вот так и прожила осиротевшая семья зверобоя

Черкана до той весны, когда Чуру перевалило за че-

тырнадцать лет, а сестры повыросли и на них уже

начали заглядываться парни. Но Рутка, дочь Шир-

мана, была самой миловидной и смелой девушкой в

племени. И не зря вдова Кокшага таила думку о ней:

«Вот как поразбегутся дочки в разные стороны, научу

Чура, чтобы Ширманову дочку в хозяйки и помощ-

ницы позвал. А мне, старой вороне, и на покой пора!»

2

В середине лета, когда поспела в лесу всякая яго-

да, а пчелиные соты наполнились медом, началась у

медведей бродячая пора, шальная и драчливая. Одна

буйная медведица повадилась в селение ходить, страх

на людей наводить. Старых и малых по избам заго-

няла и, ловко от собак обороняясь, по селению хо-

зяйкой бродила. И не успевали люди за топоры да

рогатины взяться, как она в лесу пропадала. Всем по-

нятно стало, что дело худо кончится, примется озор-

ной зверь за людей да за скотину.

Первой в лапы медведицы попала корова богатея

Ширмана.

Разгневался старик, не столько на зверя, сколь на

незадачливых следопытов:

– Видно, не стало в нашем племени смелых охот-

ников, чтобы встретиться с медведицей! Теперь она,

крови отведавши, за людей примется!

И принялась бы, но не успела. Пока Чур оттачи-

вал отцовское копье-рогатину, Кокшага кожаный

мешочек сшила, скребок да медвежий клык в него

положила и опять на грудь сына повесила, бормоча

слова непонятные против злых духов и оборотней. По-

том в раздумье посидела, пригорюнившись. «Сын мо-

лод и неопытен, хватит ли силенки, чтобы сразить ко-

пьем медведицу?» Пошла в сени, достала из угла

железину, на пятиконечный якорек похожую, очисти-

ла ее от ржавчины и сыну подала.

– Это придумка моего отца, твоего дедушки. С

этой распоркой он на любого медведя смело ходил.

Только надо уметь зверя на дыбы поднять и втолк-

нуть ему в пасть эту железину. Как схватит он ее в

ярости, так не выплюнет! А хозяйка Дикой реки в

смелом деле тебя не забудет!

По совету матери Чур обернул коварную распор-

ку ветхим тряпьем, взял копье да лук охотничий и

отправился ждать медведицу. Вот спряталось на ночь

солнышко, и пришла крадучись к зарезанной корове

косолапая гостья, есть-пировать, пир довершать. Тут

Чур из засады в медведицу стрелу метнул и во весь

рост поднялся, чтобы видел зверь, кто ему боль при-

чинил. И пошел навстречу ревущей медведице с ко-

пьем-рогатиной в правой руке, а в левой – железина.

Редко бывает добрым дикий зверь медведь, а тут,

со стрелой в боку, совсем в ярость ударился, заревел

и на дыбы поднялся. Не испугался Чур и ловко всу-

нул острую распорку в пасть медведицы. Как сундук

захлопнулись ее челюсти. Поздно поняла косолапая,

что не за руку цапнула охотника. Тут острая рога-

тина ей под ребра впилась и достала до самого мед-

вежьего сердца.

С восходом солнышка Чур принялся за свежева-

ние заколотой медведицы, а Кокшага высвободила из

пасти зверя распорку, промыла ее, насухо протерла и

спрятала до поры до времени. Поглядеть, как Чур

снимает шкуру со страшного зверя, собрались и ста*

рые и малые. Только скряга Ширман сидел дома,

словно в селении ничего не случилось. Зато его жена

Ширманиха шепнула на ухо дочке:

– В когтях шалой медведицы большая приворот-

ная сила! Иди, Рутка, выпроси у этого парня кого-

ток медведицы!

Вот прибежала девушка, протиснулась сквозь на-

род, обступивший охотника, выбрала время и тихонь-

зсо сказала:

– Послушай, Чур, не подаришь ли мне один ко-

готок хотя бы с медвежьего мизинчика?

В ответ улыбнулся Чур:

– А на что тебе, Рутка, коготок с мизинчика? Я

дам тебе по самому большому когтю с каждой лапы!

Когда радостная Рутка прибежала домой, мать

Ширманиха три когтя спрятала в лубяную укладку,

а над четвертым долго шептала наговоры и заклина-

ния. Потом подала его дочке с таким наставлением:

– Береги, не теряй! Как полюбится умный да

пригожий парень, шепни ему на ухо поласковее, а

коготком за одежку поближе к сердцу задень. Навек

присушишь паренька!

Рутка надежно спрятала медвежий коготок в ру-

кав и каждый день думала, кого бы тронуть когот-

ком. Из всех парней девушке больше всех по серд-

цу был Чур, но ей казалось, что он и без приворота

ют нее не уйдет. К тому же она знала, что этот сиро-

та хотя и прославил себя смекалкой и смелостью, но

чем-то не нравится ее родителям. Но испытать приво-

ротную силу коготка Рутке не терпелось. И вот при

встрече с парнем она подходила к нему поближе, шеп-

тала на ухо ласковое слово и незаметно задевала мед-

вежьим коготком поближе к сердцу. Так перебрала

она многих парней, и каждому из них думалось, что

только одному ему девушка пошептала на ухо такое

хорошее и заманчивое. И каждый спешил поскорее

вновь ее увидеть.

Как грачи на иву, слетались парни к дому бога-

тея Ширмана. Каждый думал, что только с ним была

приветлива девушка, все наперебой похвалялись уда-

лью и силой, совсем одурели и делали разные глупос-

ти. Но Рутка парням была уже не рада и сердилась,

что среди них не было охотника Чура. И вот, как-то

встретившись с ним, она шепнула ему что-то ласко-

вое, но непонятное, погладила левой ручкой по щеке

и незаметно задела медвежьим коготком против серд-

ца. Она ведь не знала, что Чур носит на груди аму-

лет-скребок, подарок хозяйки Дикой реки, и совсем

не заметила, как коготок наткнулся на что-то твер-

дое. Может быть, поэтому приворотная сила тут не

подействовала, и она так и не дождалась Чура на

свое крыльцо.

Рассердилась и расстроилась Рутка. «Этот нелю-

дим Чур только и знает пропадать в лесу. Ну и пусть!

Было бы на то мое желание, вот задену коготком по-

глубже, тогда придет и будет день и ночь сидеть на

моем крыльце, как пугало воронье!» Так, гневаясь на

Чура, девчонка разогнала от своего дома всех парней

и посулила облить помоями из поганого ведра того,

кто появится на ее крыльце.

А лето быстро катилось к осени. Уже взматерели

молодые тяжелые тетерева и храбро шли в западни.

Притихли, отъедаясь к зиме, медведи. Забеспокоился,

забегал по урочищам сохатый олень-лось в непонят-

ной тревоге безрассудной поры. Люди убрали с полей

хлеб и ссыпали в бревенчатые житницы. Домашний

скот еще гулял по воле, но не уходил далеко, прижи-

мался к селению. В эту пору спелой рябины и мороз-

ных утренников в сердце Чура поселилась тревожная

радость, манившая его оставить дом и спешить в не-

хоженые лесные крепи на Дикой реке. И когда он

заговорил об этом с Кокшагой, она согласно кивнула

головой и помогла сыну собраться в далекий путь.

Неприметными звериными тропами, обходя топи,

гари и болота, Чур вышел к устью Дикой реки, к то-

му месту, где она вливалась в другую реку, широкую

и полноводную, с крутым берегом в туманной дали.

Здесь, при слиянии двух потоков, он посидел на пес-

чаном холме среди старых приземистых сосен. Этот

недолгий отдых у водных просторов, неоглядная даль

безлюдной реки укрепили в нем дух следопыта и

стремление идти и идти, увидеть невиданное, найти

неведомое. Чур поднялся и пошел в сторону мокрых

ветров, откуда приходила ненастная и холодная по-

года. Вверх по Дикой реке Чур шел то правым, то ле-

вым берегом, пересекая реку вброд на мелких пере-

катах. Впереди него бежал храбрый пес Уголек, а

кремниевый скребок и медвежий клык в кожаном ме-

шочке под одеждой у самого сердца мерно стучали

друг о друга в такт его спорым шагам.

Местами берега были так круты и обрывисты, что

надо было идти кромкой воды, опасливо поглядывая

вверх, на нависшие над рекой подмытые деревья и

глыбы земли. Совсем безлюдная Дикая река жила сво-

ей жизнью. С берега на берег перелетали доверчивые

кулички. Большие хищные рыбы таились у самого

берега, подстерегая добычу, и, потревоженные шагами

охотника, с плеском скрывались в глубину. Огромные

серебристые рыбы с темной спиной стадами поднима-

лись из глубокого плеса и, лениво шевеля плавника-

ми, дремали под солнцем. К осени вода в реке стала

совсем прозрачной, и в глубине можно было разгля-

деть табуны широких горбатых рыб, а ниже, у само-

го дна, .призрачно извивались длинноносые осетры и

стерляди с частыми горбинками по спине. Чур знал,

что они жирны и вкусны, а вместо костей у них толь-

ко хрящ, и он добыл одну себе на ужин метким брос-

ком копья. Потом выбрал место для ночлега и развел

огонь.

Черный и блестящий, как ворон, Уголек дремал за

спиной хозяина, глухо рыча, когда кто-то нарушал

покой Дикой реки. Вот сверху по течению вдруг на-

катилась волна, зашуршала во мраке, лизнула пес-

чаный пологий берег. Это косолапый хозяин-медведь

вплавь перебрался на другой берег своих владений.

Слышно было, как он отряхивался от воды и, шлепая

лапами, побрел по мелководью. Чуть пониже, за излу-

чиной, целая семья сохатых шумно спустилась с Кру-

тояра, вброд перешла реку и удалилась, щелкая копы-

тами. Усатый сом, водяной ночной разбойник с жутки-

ми змеиными глазами, разгуливал по плесу, выбирая

себе добычу. В страхе мечется рыбная молодь, выска-

кивает из воды и падает серебряным дождем. Вот

филин молча пролетает низко над берегом и пропа-

дает во тьме. Только по писку потревоженных птиц

можно догадаться, куда он направился.

Чур лежал у костра с луком за спиной, обнимая

руками копье, и сквозь дремоту грезил о будущем дне.

Завтра к вечеру он доберется до той излучины, где

охотился прошлой осенью и нашел кремниевый скре-

бок хозяйки Дикой реки. Там, в крутом берегу, он

выкопает себе землянку для будущей осенней и зим-

ней охоты, запасет дров для очага, заранее подгото-

вит западни на пушных зверьков. Да постарается до-

быть оленя и навялить мяса и для себя, и для собаки,

и для приманки, чтобы потом напрасно времени не

терять в короткие зимние дни, а только охотиться.

Потом он уйдет домой до той поры, как по-зимнему

оденутся пушные звери. С этой думой он заснул.

Перед рассветом ему приснилась хозяйка Дикой

реки. Она шла вверх по реке, изредка оглядывалась

и манила его за собой. Низкое вечернее солнце зали-

вало светом обрывистые берега, купалось в реке и

слепило Чуру глаза. Вот она вброд перешла перекат,

еще раз оглянулась и махнула рукой. Но Чур не ви-

дел, куда пропала женщина. Помешала эта солнечная

полоса не реке. Она и разбудила его. Утреннее сол-

нышко, играя с рекой, будило и бодрило все живое.

До полудня Чур прошел все знакомые урочища

Дикой реки – отмели, излучины и крутояры. Вот и

обжитый берег при впадении в Дикую реку другой

небольшой речки. Здесь он прошлой осенью не одну

ночь провел у костра, А вот у этого обрыва в песке

у самой воды попался ему на глаза каменный скре-

бок. Теперь он оглядывал берег, выбирая место для

жилья-зимницы. Речной берег здесь был словно об-

резан, весенняя вода подточила его и сделала почти

отвесным. Вверху различался нетолстый слой песка,

пониже – мощный пласт зеленоватой глины с серы-

ми и темными прожилками, а ниже опять были на-

пластованы желтые, красные и белые пески. По верх-

нему песку и глине проходила, перемежаясь, тонкая

лента сероватой земли, а местами она была черной

как уголь. Камней не было, только из одного серого

пятна торчал небольшой серо-зеленый камень. Чур

тронул его копьем, и он свалился к ногам. Это был

каменный топорик с круглым отверстием для руко-

ятки. Рукоять сгнила, камень остался.

Какое-то время Чур постоял в раздумье. «Вот здесь

я и выкопаю себе жилье. Это хорошо, что тут глина,

она не обсыпается!» Потом сложил на берегу сумку

и оружие, вытесал из сухого дуба острую лопатку и

начал вкапываться в стену берега. До темноты он ус-

пел выкопать столько, что можно было ночевать не

под открытым небом. Чур перенес в пещеру свои по-

житки, развел внизу у входа огонь и заснул в обним^

ку с отцовским копьем-рогатиной. Уголек свернулся

клубком у костра и чутко оберегал новое жилье хо-

зяина. А с рассветом Чур снова работал топором и

лопатой. Чтобы потолок землянки был надежен и не

обрушивался, он сделал его острым сводом, не подру-

бая древесных корней. А в стене у входа выкопал

очаг-печурку со сквозным выходом для дыма.

Потом Чур сколько-то дней бродил по лесным уго-

дьям, припасая западни для зверей, а на малой реч-

ке, что впадала в Дикую реку, заплел ивовую заго-

родку и прутяные самоловы для рыбы. После того он

добыл оленя, нажарил свежинки для себя и собаки,

а остатки развесил провялить на солнце. Чуру оста-

валось только собраться в обратный путь, как на-

думал он расширить свое земляное жилье и сделать

в стене нишу с лежанкой. Начал он снова работать.

Вверху стена имела рыхлый серый прослоек, и надо

было его убрать, чтобы добраться до глины. «Далеко

ли тут глина?» – с досадой подумал Чур и глубоко

ударил лопатой. И вслед за ударом что-то, как град,

посыпалось ему под ноги. Склонясь, он долго разгля-

дывал то, что вывалилось из стены. Потом глянул

вверх. Не из укладки ли кто вытряхнул столько раз-

ноцветных камней, костяшек, колец и разных мел-

ких красивых вещичек?

Камешки разной формы и цвета – красные, зе-

леные, голубые. Бусины рассыпавшегося ожерелья

цветом как жидкий мед с поздних цветов. Были тут

браслеты, и кольца, и серьги камешковые и костя-

ные. Каменная ступка откатилась к стене, костяной

гребень прятался под грудой бусин, кремниевый нож

и костяные иглы лежали отдельной семьей. «Это со-

кровища хозяйки Дикой реки. Среди них не хватает

только скребка, что висит у меня на груди!» Так

подумалось Чуру.

3

В эту ночь Чур трудно засыпал. По молодости, по

своему уму и сметливости он совсем не был суевер-

ным, подобно пожилым людям его племени. Ему не

слышалось ничего зловещего в хохоте совы, летающей

над рекой, завывание ветра в дупле дерева не каза-

лось песней злых духов, а огненно-рыжая белка, пере-

бежавшая дорогу, не служила недоброй приметой.

Страх перед всем непонятным покорялся его уму и

смелости. Он был молод и не успел еще поверить ни

в богов, ни в духов, не боялся колдовских чар, не на-

деялся на помощь ворожбы. Зато верил, что черный

пес Уголек не пустит в его землянку ни зверя, ни зло-

го духа. А если который из них и покажется у вхо-

да, то вот оно, отцовское копье, что бьет всех без про-

маха.

Но Чур верил своей матери Кокшаге, в ее охотни-

чьи приметы и поверья. А теперь еще поверил, что вот

здесь, на берегу при слиянии двух рек, жила со сво-

им племенем женщина, хозяйка всех этих украше-

ний и кремниевого скребка, который мать Кокшага

повесила ему на грудь для счастья, против всякого

зла и хворобы. В очаге догорали головни, освещая

землянку неровным светом. Тревога и радость усту-

пили место грезам, и Чур крепко уснул.

...Эта женщина никуда не спешила и не звала

Чура за собой. Она сидела у огня, обхватив руками

колени, и, покачиваясь, тихо напевала песню. Ее

странная одежда была перехвачена узорным поясом,

а на нем висели: кривой нож в расшитом чехле, ко-

стяной гребень и маленький мешочек из цветной ко-

жи. Три ожерелья разных цветов, обнимая ее шею,

сползали на грудь. На руках повыше кистей – зеле-