Текст книги "Легенды и сказы лесной стороны"

Автор книги: Сергей Афоньшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

В славном да Великом Новгороде при Волхве-реке жил

кузнец Скоромысло, смекалистая голова, сноровистые руки. Жил—

не горевал, землякам-новгородцам железо ковал, ко-

му что надо: торговым людям – весы да запоры,

ратникам – мечи да копья, а ратаям – сошники да

орала. Никакое дело от рук Скоромысла не отбива-

лось, заморские гости, и те знали к нему дорогу. Три

молодца-сына отцу в кузнечном деле помогали, вся-

кую вещь на славу ковали, чтобы люди довольны

были.

Свое ремесло кузнечное Скоромысло широко по-

вел, железо и медь у боярина Мирошкиныча покупал,

а иной раз и под запись брал. А займодавец-боярин

все Кузнецовы долги на особой доске записывал и

пеню-проценты к ним присчитывал. И росли долги

кузнеца на деревянной доске, как тесто на хмельной

опаре. Только скопит деньги, чтобы с боярином рас-

квитаться, хвать – долги к тому часу втрое вырос-

ли! Вот так и попал честной кузнец в кабалу к боя-

рину. Начал заимодавец старого кузнеца стращать:

либо в долговой яме с железом на шее сидеть, либо

работать на боярина без срока, без отдыха, ковать

кандалы и цепи железные на строптивых новгород-

цев, на молодцов из вольницы.

Как поведал Скоромысло сыновьям о своей беде,

стукнули молодцы-кузнецы по наковальням молота-

ми тяжелыми и молвили:

– Не бывать тому, чтобы честной старик, наш

отец родной, с железом на шее у Мирошкинычей в

яме сидел! Не ковать нам кандалы да цепи на не-

счастных людей в угоду заимодавцу-боярину!

Подговорили кузнецы своих дружков из вольных

ушкуйников, пособрали инструмент кузнечный, баб

да ребятишек да и пропали из Новгорода темной но-

чью, словно в воду Волхова канули. Через леса и бо-

лота, речками да озерами, а где и посуху, волоком,

добрались кузнецы с ушкуйниками до истоков вели-

кой русской реки и с великим трудом до широкого

русла доплыли. Тут распрощались кузнецы-новгород-

цы с дружками из вольницы и на трех ушкуях вниз

по Волге поплыли. В конце весны причалили ко гра-

ду Радилову три ушкуя загруженные, с народом ста-

рым и молодым, с бабами и ребятишками. Княжья

стража к ним навстречу повысыпала, окружила и до-

ведываться начала, кто да откуда. Самый старый из

ушкуйников таково сказал, что плывут они от само-

го Новгорода с Волхва-реки, а об остальном только

самому князю поведает. Удивились княжьи люди-

стражники :

– Вот лютой какой – с князем говорить захотел!

А как ты да лихо задумал?

– Али вы басурманы какие, что русских людей

до своего князя не допускаете? – ответил старый

новгородец.

Потолковали между собой дружинники, окружили

кузнецов с бабами и детками и на княжий двор при-

вели, за стену частокольную, за ворота дубовые, же-

лезом кованные. Вышел на резное крыльцо терема

сам князь Юрий Всеволодович, гостей окинул взгля-

дом пытливым. Тут старый Скоромысло вперед шаг-

нул, низенько князю поклонился и о своей беде рас-

сказал. А закончил словом таким: «Не поднялась

рука ковать железы на братьев-новгородцев, хотим

ковать мечи и шеломы для твоих воинов!»

Приметил князь, что старый кузнец, разговари-

вая, изредка головой кивал, словно носом клевал или

шапку-невидимку с затылка на лоб стряхивал. И

спросил по-доброму:

– А отчего ты, старик, головой, словно дятел,

долбишь?

В ответ широко, от души улыбнулся старик:

– А я Дятел и есть! За привычку головой кивать

сызмала так прозвали. Скоромысло по имени, Дятел

по прозвищу. И все племя мое – детки со внучата-

ми – Дятлами прозваны! Нет и не было у нас, князь,

ни кубков золотых, ни ковшей заморских серебряных,

ни мечей булатных дамаскинских. Но привез я тебе

из Новгорода дар диковинный...

С теми словами достал кузнец из кожаной сумы

подкову конскую, в походах досветла избитую, и к

ногам князя положил:

– Мы, новгородцы, от заморских гостей примету

переняли: кто подкову найдет, тому счастье само при-

дет; кому подкову дарят, тому счастье в руки валят,

удачу в жизни сулят!

Поднял князь Юрий Всеволодович подкову даре-

ную, оглядел всю семью Скоромыслову и позадумал-

ся. Потом такое сказал:

– Невыгодно мне вас здесь на житье оставлять.

Да и вам тут, после жизни новгородской, тесно пока-

жется. Но поселю тебя, старый Дятел, на таком при-

волье, что князем во князьях будешь жить. Замор-

ского вина вам там не пивать, в шелка своих баб не

одевать, но житье будет вольготнее княжеского. Жи-

вут там рыбари, монахи да пахари, деревянными ора-

лами землю ковыряют, голыми руками жито с поля

убирают, на костяные крюки осетров ловят, а желез-

ный гвоздь да топор для них дороже золотого ковша!

Будешь там жить и ковать и ремеслом своим мне,

твоему князю, служить. А железом и милостью я те-

бя не забуду!

В тот же день кузнецы Дятлы с княжескими про-

вожатыми вниз по Волге поплыли до диких лохма-

тых гор, под которыми Ока в Волгу вливалась. Тут

бывалые княжьи люди место для причала выбрали и

высадили семью Скоромыслову при устье ручья, что

промеж гор по оврагу бойко бежал. Огляделись Дят-

лы и начали строиться да обживаться. На помогу ко-

ренные жители пришли – и русь, и мордва, и чере-

мисы с той стороны. Помогали и словом добрым тол-

ковым, и работой спорой. Оправдались слова князя

Юрия, что кузнецам напоследок сказал: «С русски-

ми уживайтесь и мордвой не гнушайтесь. С мордвой

брататься да кумиться грех, зато лучше всех! А у че-

ремис только онучки черные, а совесть белая!»

Скоро появились на склоне горы над ручьем но-

вые просторные избы с крохотными оконцами, а бли-

же к воде – кузницы. И ожили дикие берега при

слиянии двух могучих рек. Пылающие горнила куз-

ниц манили к себе людей, и со всех сторон потяну-

лись они к поселению новгородца Скоромысла. А ста-

рый Дятел и его сыновья с темна до темна ковали и

ковали все, что на потребу было русскому, мордвину

и черемису-заволжанину: мечи и орала, копья и мед-

вежьи рогатины, топоры и остроги, подковы и гвоз-

ди. И прошла о Дятловых кузнецах великая слава

вверх по Оке и в оба конца Волги великой.

Дремучие горы днем хмуро вековыми деревьями

зеленели, а по ночам сверкали пылающими горнила-

ми кузниц. И дивился народ радостно: «Куют и куют

наши Дятлы, рано встают, поздно ложатся и устали

не знают!» А когда волжские булгары русь и мордву

грабежами на полночь потеснили, кузнецам спать и

вовсе некогда стало. Побросавши жилье и добро, бе-

жал народ от булгар к Оке, новые места обживать и

у Дятловых кузниц по горам, как пчелы вокруг мат-

ки, селиться и роиться начали. И первым делом в куз-

ницу, ковать топор да мотыгу, острогу да рогатину.

Кузнечихи Скоромысловы тоже сложа руки не сиде-

ли. Научили они русских и мордовских баб замор-

ские кружева плести, цветные узоры по одежке вы-

шивать, шерстяные рубахи-подкольчужницы искусно

вязать.

Вольготно зажили кузнецы Дятловы, часто доб-

рым словом князя Юрия вспоминали.

А для князя Юрия Всеволодовича с того дня, как

Скоромысло ему подкову на счастье поднес, сплош-

ные удачи начались. Поначалу в Суздаль на княже-

ние перебрался, а потом и великим князем стал. Да-

реную подкову князь над порогом терема прибил и

Скоромысла не забывал. Как узнал он, что булга-

ры приволжский народ зорят и новым походом гро-

зят, послал по Оке челны с железом и людей с нака-

зом, чтобы наковали кузнецы подков и подковных

гвоздей на княжий полк. И только успели Дятлы тст

наказ выполнить, как от Владимира походом на бул-

гар дружина пошла во главе со Святославом, братом

князя великого.

На устье Оки остановился Святослав от пыли от-

ряхнуться, доспехи поправить, коней перековать. По-

звал князь к своему шатру всех кузнецов роду Ско-

ромыслова и спрашивает:

– Можете ли, хватит ли вашей силушки мой полк

заново перековать, боевым коням копыта подровнять,

старые подковы на новые сменить?

В ответ ухмыльнулся старый Дятел хитро таково:

– На то мы и кузнецы. Кто чего заслужил, "тому

так и сделаем!

И тут же кузнецы за дело взялись. Не заводя в

станок, с колена лихих коней ковали, сами работали

и воинам показом помогали! Потом как пошла Свя-

тославова рать на булгар, кони гололедь в брызги:

разбивали, из камней огонь высекали, вражьих коней

острыми подковами разили. Разбил, разогнал Свято-

слав вражью рать по чистому полю. После того бул-

гары миру запросили, много добра уплатили и зарек-

лись русь и мордву обижать. Княжья дружина домой

ко Владимиру поворотила с победой, а кузнецы Дят-

лы опять за мирную работу взялись.

Лето ли, два ли прошло, как вдруг нежданно-не-

гаданно опять дружина пришла, со князем Юрием

Всеволодовичем. Весь народ с гор спустился великого

князя встречать, а впереди других кузнецы Дятлы с

хлебом-солью на белой скатерти. Вот тут и сказал

князь Юрий старому Скоромыслу слово приветли-

вое:

– От подарка-подковы мне удача в делах и в жиз-

ни пошла. Мастерством своим помог ты, старик, ди-

кий край оживить, заселить и диких булгар усми-

рить. А теперь помогай этот край от врагов на веки

веков укрепить!

И поведал князь о том, что задумал он русское

поселение на приволжских горах валом да крепостью

обнести. В тот же день Юрий Всеволодович сам гору

обошел, осмотрел и указал, где башням быть, где кре-

пость городить, рвы копать, валы насыпать. И зашу-

мел народ вокруг Дятловых кузниц. Рады были лю-

ди, что их избы да клети будут городьбой обнесены,

частоколом из дубняка долговечного, и старались на

постройке крепости изо всей силушки. А кузнецы

Дятлы всю работу намертво железом скрепляли. От

весны до весны прожил князь Юрий под новым гра-

дом, доглядывал за постройкой вала и крепости с

башнями на шесть углов из бревен дубовых. И, за-

ложивши под конец на круче холма церковку, засо-

бирался князь ко стольному граду своему Володиме-

ру. Вот позвал Юрий Всеволодович к своему шатру

всех кузнецов рода Скоромыслова, за стол княжеский

пировать на прощание и молвил Дятлу старому:

– Ну, старина, попрощаемся! Ты мне подкову на

счастье поднес, а я тебе на горе подкову выстроил!

И кивнул князь на городьбу с башнями. Как гля-

нули Дятлы на ограду кремля, видят – и вправду

она подковой глядит. Повеселел князь, глядя, как

кузнецы дивуются.

– Это тебе за подкову, кузнец, целый Юрьев-град!

Доволен ли?

Ничего не ответил старый Дятел, но задумался.

Потом молвил не торопясь, раздумывая:

– Не надо, князь, града Юрьева. Не называй его

своим именем. Придет супостат, покорит, разорит, над

твоим именем насмеется, своим назовет. А нареки ты

наш град Новгородом, будет счастливое имя и долго-

вечное!

Тут князю Юрию Всеволодовичу пришла очередь

призадуматься. Но скоро он дело смекнул и сказал:

– От тебя, старик, не только удача да счастье —

и советы идут толковые. Быть граду Новгородом, а

старому Дятлу в нем заместо моего воеводы и посад-

ника!

Дремали под небом и солнцем суровые горы, в

Оку да Волгу как в зеркало гляделись, словно любо-

вались новым венцом-подковой, что чело их венчала.

Дозорные воины с башен из-под руки во все стороны

зорко глядели, Новеград от ворогов стерегли. А в де-

ревянной церковке на темени горы божьи слуги мо-

литву Михаилу-архангелу возносили, покровителю во-

инства православного. И с каждым годом росло на-

селение за стеной кремля и в посадах вокруг города.

Булгары на Каме-реке смирно жили, издалека чувст-

вуя сильную руку князя Юрия, мордва заодно с рус-

ским людом поближе к Новому граду теснилась, рус-

скую веру и обычаи перенимала. Да и с левой сто-

роны Оки народу не страшно стало на правый берег

переселиться. Поредели вековые леса, кругом города

поля распахивались, посады и деревни выросли, тор-

говля и промыслы бойко пошли. Стучали, гремели,

огнями сверкали Дятловы кузницы, поспевая людям

служить: немало понадобилось новых сошников и то-

поров, копий и рогатин, подков и гвоздей. Старый

Дятел от молодых кузнецов в работе старался не от-

ставать, но и по граду пройти не забывал, крепость и

посады хозяйским оком окинуть. А кремль на ста-

рика исполинской подковой глядел и князя Юрия за-

бывать не велел.

Так прошло немало лет. Старый кузнец поседел,

в кузницах его сыновья да внуки наперебой молот-

ками стучали, а Новгород земли низовской мужал и

богател на радость жителям и князю Юрию.

Но настал, видно, час, подкова счастья над поро-

гом княжьего терема вдруг служить отказалась, и

пришла на Русь Суздальскую беда нечаянная, неми-

нучая. Доплеснулась волна ордынская и до Дятловых

гор, поразметала стены частокольные и в кремль-под-

кову ворвалась. Похватали басурманы-воины кузне-

цов, окружили и к своему хану Чалымбеку привели.

И приказал тот Чалымбек, чтобы кузнецы Дятлы без

сна, без отдыха подковы да гвозди для ханской кон-

ницы ковали. Да потребовал еще с каждой живой ду-

ши по паре подков и дюжине подковных гвоздей. За

это посулил хан города не зорить, не палить и людей

не угонять, а кто подковами не откупится, тому пле-

тей и неволи не миновать. И поскакали басурманы

дальше, на заход солнышка, остатки Руси топтать,

князей полонить.

А кузнецы Дятлы, не мешкая, принялись наказ

хана исполнять. Старый Скоромысло по кузням хо-

дил и всех учил, как подковы ковать и шипы нава-

ривать, чтобы недолго служили, скоро разлетались.

Да еще словом и делом показывал сыновьям и вну-

кам, как умеючи подковные гвозди ковать и затачи-

вать. Со всех сторон к Дятловым горам народ пова-

лил, несли люди последние топоры на подковы пере-

делывать, чтобы было чем от неволи и плетей отку-

питься. И ковали кузнецы-молодцы и подковы и

гвозди, как их старый Дятел учил.

Порыскавши по низовской земле, басурманы у

Дятловых гор станом на отдых стали, коней на новые

подковы перековали и снова на Русь ринулись, на

князя Юрия. Но конница ханская в пути вдруг хро-

мать начала, редела и таяла. А когда до битвы дело

дошло, подковы на части разлетались и копыта коней

калечили. И разбил Юрий Всеволодович рать Чалым-

бекову, как сокол ясный стаю серых ворон. Собрал

Чалымбек остатки своего войска, отступил и послал

гонцов к хану Бурундаю за помощью. Разоривши

Владимир-град, подвалил Бурундай и силой ратной,

как тучей темной, окружил рать суздальскую с од-

ной стороны, а Чалымбек – с другой. Тут и полегла

дружина княжеская в сече жестокой, а с ней и сам

князь Юрий Всеволодович.

Три дня пировали басурманы после победы на

Сити-реке, победой и зверством похваляясь. Потом

перековали всех коней на новые подковы, что с рус-

ских людей собрали, и пошли на Великий Новгород.

Пошли, да недалеко ушли. Опять стали подковы на

части разлетаться, разваливаться, кони захромали,

обезножели, и повернула вспять вся великая рать

Бурундая.

Загоревал, запечалился старый Дятел, когда уз-

нал о гибели Юрия Всеволодовича, но воспрянул ду-

хом при вести о том, что ордынцы не пошли к Вели-

кому Новгороду из-за хромоты, напавшей на басур-

манских коней. А хан Бурундай с Чалымбеком дога-

дались да дознались, отчего на их конницу беда на-

валилась. Созвали на совет самых старых да бывалых

воинов-соратников Чингисхановых, копыта коней ощу-

пывали, подковы да подковные гвозди разглядыва-

ли, ругались, гадали да спорили. И рассудили, раз-

гадали дело трудное:

– Эти кузнецы из града на диких горах – кол-

дуны русские. Видно, ковали они в час полуночный,

призывая всех духов злых на погибель нашей конни-

цы!

И послали к Новгороду низовскому отряд самых

свирепых воинов с лихими кузнецами расправиться.

Вот прискакали басурманы, от славянской крови

озверевшие, в осиротевший град ворвались, все пле-

мя Скоромыслово похватали, по рукам и ногам свя-

зали. И рано поутру, когда из-за Волги только что

солнышко выглянуло, пленников на взлобок холма

вывели.

Сначала старого Дятла головорезы наособо по-

ставили и дознаваться начали, почто и каким кол-

довством они, кузнецы зловредные, подковы для хан-

ской рати ковали, много ли еще таких подков пона-

делано и куда отправлено. На то старый кузнец за

всех отвечал:

– Слыхано от дедов-прадедов, что с Олегом в

походы хаживали: «Подкова – коню не обнова, да

в бою страшнее палицы. Как подковать, так и вое-

вать!» Вот и мы вас, кровожадных псов, подковали на

все четыре ноги, да так, как душа подсказывала! И

с каждым часом и днем все тошнее и труднее будет

вам по Руси скакать, нашу землю топтать!

Тут главный злодей саблей взмахнул. И покати-

лась голова старого Дятла с горы в овраг, к порогу

кузницы. Поотрубали вороги всем кузнецам головы,

а хоронить заказали, чтобы нижегородский народ

устрашить. Но в первую же ночь смелые люди всех

погибших тайно похоронили, дерном прикрыли, толь-

ко холмы не насыпали да кресты не поставили, что-

бы басурманы о том не ведали. Так и теперь никто

не знает, где те кузнецы-молодцы со старым Дятлом

похоронены.

На долгие годы притихли Дятловы горы и кузни-

цы. Сменялись князья и поколения нижегородцев, не

один раз перестраивались и подновлялись стены и

башни кремля. Но и сегодня этот каменный старец по

форме своей напоминает огромную подкову, олицетво-

ряя смекалку, силу и мужество народа русского.

В то лето, как ве-

ликий князь московский задумал Нижний Новгород

кругом каменной стеной обнести, томились в ниже-

городских темницах молодцы-удальцы из новгород-

ских ушкуйников, а с ними их земляк Данило Вол-

ховец. Совсем молодым пареньком он в Новгороде

Великом на возведении детинца трудился – камни

тесал, кирпичи подносил, известь месил да и масте-

ром стал. А когда детинец построили, другие ремесла

от заморских мастеров перенял и стал искусником на

всякую руку – и меч выковать, и колокол отлить,

палаты каменные выстроить и судно морское почи-

нить заново. И такой тот Данило Волховец был тол-

ковый да памятливый, что перенял говор заморских

гостей, что в Новгород по торговым делам наезжали.

Вдруг в жизни Волховцу перемена вышла. Решил-

ся он с новгородскими ушкуйниками на Волгу по-

даться, на вольный свет поглядеть, другую жизнь по-

видать. Ушкуйники люди верные, но отчаянные го-

ловушки, с ними подружиться – все одно что в

«орлянку» сыграть: либо орел, либо плата-расплата!

Так и у Волховца получилось. Попались они в цеп-

кие лапы стражи княжеской и очутились в темницах

Нижня Новгорода. Чуть не год сидели в застенках

молодцы-удальцы, солнышка не видели, жаждой, го-

лодом мучились. Ладно, что добрые люди сквозь ре-

шетки бросали им подаяние. Но одним днем распах-

нулись двери тяжелые и всех узников из темниц на

волю кликнули:

– Эй, вылезай на свет, кровь разбойная!

Высыпали из башни каменной изнуренные новго-

родцы и пошли за стражей на горы высокие копать

рвы глубокие, камни тесать, кирпичи таскать, стены

крепостные выкладывать и башни под самые небеса

поднимать. Скоро смекнул воевода Волынец, слуга

князя великого, что напрасно новгородских молодцов

в застенках держали, давно бы их к делу крепостно-

му приставить – такие они сноровистые да ловкие в

работе были! А первым среди них – Данило Волхо-

вец. И посулил воевода всех новгородцев за отменную

работу на волю отпустить, а Волховца поставил глав-

ным мастером над всей ватагой каменщиков.

Не одно лето трудились новгородцы рука об руку

с коренными нижегородцами. Крепко-накрепко строи-

ли, не простою кладкой, а крестовою, а известь так

хитро да умело гасили, что схватывала камень и кир-

пич намертво. Знали и умели люди русские, как

кремль против ворогов строить: неспешно да надеж-

но, на веки веков! Вот и показалось князю великому

Василию, что нижегородская крепость строится меш-

котно. И послал он в Нижний Новгород искусника и

мастера по крепостям итальянца Петруху Франческо

с помощником Джовани Татти. Оба прибыли разря-

жены по-заморскому, в шапочках диковинных, в пла-

щах-накидушках и при шпагах, как настоящие вои-

ны. Мастер Петро Франческо всем русским по нраву

пришелся, сразу угадали в нем человека великого ду-

ха и мастерства. А помощник его, Джовани Татти,

был настоящий головорез, заморский хвастун и за-

дира. Чуть что – и за шпажонку свою хватался, на

ссору, на драку напрашивался. В крепостном деле

только понаслышке смекал, а своими руками и од-

ного кирпича не вкладывал. И за все его проделки и

выверты переделали русские люди имя Джовани Тат-

ти на свой русский лад – Жеваный Тать.

Начал было распоряжаться этот разбойник Же-

ваный Тать над артелью новгородцев, приказывал

класть крепость не крестовой кладкой, а простой,

чтобы скорее дело шло. Вот и стали рассуждать меж-

ду собой русские мастера-каменщики, что кремль ни-

жегородский строили: «Доколе будем терпеть ругань

да понукание в убыток Руси и Нижню Новгороду?

Некрепко крепость класть – в беду попасть! У ино-

земных мастеров одна заботушка – поскорее мошну

набить и за море уплыть. А нам перед всей Русью

ответ держать!»

Знал Данило Волховец, что правду говорят мас-

тера-нижегородцы. Не раз слышал он, как Джовани

Татти уговаривал Франческо крепостные дела торо-

пить и восвояси домой спешить. Вот выбрал Данило

время, когда воевода Волынец с Петром Франческо

вместе мимо проходили, и рассказал им о недоволь-

стве мастеров-нижегородцев. А Петруха Франческо и

сам давно приметил, что нижегородцы да новгородцы

и без подсказки и указки надежно и умело крепость

кладут. Особо отличал он Данилу Волховца и часто

маэстром называл-величал, это по-иноземному, а по-

русски сказать – искусник и умелец большой. Вот

после того и приказал он своему помощнику Татти:

«Не неволь русских по нашему способу стену класть.

Их кладка крестовая чуть помешкотней, зато долго-

вечнее! »

Воевода Волынец в тот раз с Данилой тоже лас-

ково обошелся и опять посулил всех новгородцев

вольно поселить в любом посаде Нижня Новгорода,

как только закончат постройку крепости. А тальяш-

ка этот, Жеваный Тать, после того еще злей стал при-

дираться к русским каменщикам и особо к мастеру

Даниле Волховцу.

Жила в ту пору на верхнем посаде одна девка-

краса, темные глаза, толстые косы, а улыбнется —

словно бутон розовый раскроется. По имени звали

Настасьей, а прозывали Горожаночкой, лет ей за два-

дцать перевалило, но замуж что-то не торопилась и

отшучивалась:

– Милый не берет, а за немилого сама не иду —

не миновать вековушей быть!

Жила своим домком, с матушкой родной, честным

трудом. Частенько она по горе за водой спускалась, и

каждый раз ей молодцы-каменщики с крепости под-

мигивали, ягодкой называли, на стену зазывали. Толь-

ко ягодка, видно, не промах была, отвечала бойко, но

по-умному. Сам Петро Франческо на ту Горожаночку

заглядывался, шапочку на лысине поправлял, усы

крутил, завивал и, за шпагу держась, как журавель

по стене выхаживал. А подручный его Жеваный Тать,

завидев Настасью, добрым притворялся и рожу свою

идолову старался подделать под ангельскую. Не зна-

ли, не ведали они, дурачки заморские, да и никто

другой не догадывался, что не зря Настасья Горожа-

ночка мимо стен часто ходила, ватагу трудовую во-

дой поила. Давным-давно через решетку темницы она

с Данилом Волховцем добрым словом уж перемол-

вилась.

«Добьюсь воли—назову женушкой!»—так ей Да-

нило однажды из окна темницы сказал. А теперь,

не жалея сил, служил он князю московскому, надеясь

дожить до обещанной воли. Молодецкая артель нов-

городская ничем перед девкой не бахвалилась и не

охальничала, а, завидев ее, песни заводила и под пес-

ню крепость строила – камни тесала, тяжести под-

нимала :

Ай, ладушка, Горожаночка,

Не жаль такой полушалочка!

Ай, ладушка, пожалей молодца —

Не жаль для такой золотого кольца!

Краса молода, откуда вода?

Чай, с Почайны-ручья, нам напиться бы!

Али с Волги-реки, так умыться бы!

С такой песней и камень легче казался, и с но-

шей кирпичей веселее бежалось, и крепость быстрее

росла. Как пройдет мимо Настя Горожаночка – слов-

но солнышком всех пригреет, и каждому горемыке-

труженику казалось, что это ему она так радостно

и по-родному улыбнулась.

Трудились люди русские на нижегородской крепо-

сти почти без сна и отдыха, подвозили кирпичи ка-

леные, как кровь багряные, а в ямах кипела, пузыри-

лась известь горячая, набирая силушки, чтобы ка-

мень-кирпич схватить мертвой хваткой. Согнувшись

под ношами, вбегали на стену сотни людей и, свалив-

ши груз, обратно скатывались. А ловчее, быстрее и

крепче всех работали молодцы из ватаги Данилы Вол-

ховца, зарабатывая милость княжескую – волю воль-

ную! Сам Петро Франческо, маэстро великий, не мог

надивиться на мастерство и неутомимость артели нов-

городской, и наполнялось его сердце уважением к

русскому мастеру: «Таких поучать не надо – сами

любого научат!» А помощник его, этот Жеваный

Тать, все придирался и подгонял, очень хотелось ему

поскорее золотом мошну набить и за море удрать.

Особо невзлюбил он ватагу новгородцев после того,

как они его на безлюдьи окружили и посулили в го-

рячей извести выкупать, если не перестанет докучать

Настасье Горожаночке.

А матушка-Волга катилась и катилась, неудержи-

мо, как время, волной играла, по утрам солнце с ле-

вого берега принимала, по вечерам за правым горным

прятала, то стужу, то зной, то каргу-осень встречала,

то весну-молодушку. А за весной и праздники весен-

ние спешили. Ко дню праздника зачатия приурочили

нижегородцы закладку сразу трех башен кремлев-

ских: Бориса да Глеба, Зачатьевскую и Белокамен-

ную, да всей стены между ними. Выкопали котлова-

ны и рвы, натесали камня белого, кирпича навозили

гора горой, заварили известь в ямах глиняных. И в

день непорочного зачатия все нижегородцы на моле-

бен высыпали. Под колокольный звон из церквей ико-

ны вынесли, а передом, на полотенцах льняных, бело-

снежных, икону Богородицы. Все труженики кремля,

простые люди и знатные, обнажили и склонили го-

ловы. Петро Франческо, мастер гордый и суровый, с

непокрытой головой незаметно в сторонке стоял. Ува-

жал он и народ и веру русскую, православную. Толь-

ко Джовани Татти, этот безумный Жеваный Тать, не

снимая шапчонки, среди народа важно расхаживал,

на православный обряд дивился.

Под конец моления стали нижегородцы нательные

крестики снимать и на дно котлованов бросать, что-

бы стояли башни и стены кремля веки вечные, не

поддавались вражьим осадам и приступам. Вот по-

дошла к яме Настасья Горожаночка, расстегнула на

груди пуговки, сняла с шейки крестик золотенький и

в котлован бросила. Тут откуда-то Жеваный Тать под-

вернулся, как угорь начал вокруг девки увиваться,

обнимать, да под расстегнутую кофту заглядывать.

Гляди того, целовать-миловать при народе начнет.

Оторопела было Горожаночка, но скоро образумилась

и наотмашь охальника по роже ладошкой ударила.

Попятился от нее Джовани Татти да в яму и свалил-

ся, озорник заморский, на смех всему миру нижего-

родскому. Свалился, а выбраться не может, злит-

ся и ругается по-иноземному: «О, Мадонна путана!»

Все видел и слышал Данило Волховец, и не стер-

пело сердце его. Подскочил он к яме, за руку Жева-

ного вытащил да тут же, не откладывая, ударил того

по одной щеке, потом по другой, поучая уму да раз-

уму: «По-вашему она путана, да по-нашему матерь

честная!» Стыдно стало Татти, что при народе по ще-

кам бьют, и за шпагу схватился. Но Данила его за

руки ловко поймал и, когда шпага вывалилась, в

охапку супротивника сгреб. И тут от боли нестерпи-

мой охнул новгородец, но приподнял злодея-тальяш-

ку и в яму с кипящей известью бросил. А сам, как

дуб подрубленный, медленно к земле склонился. Под-

бежали к яме люди – Джовани Татти вытаскивать,

да нескоро достали. А Данила без дыхания лежал*

с заморским ножом в подреберье.

Затужили, загоревали нижегородцы, заголосили,

запричитали бабы. Настасья Горожаночка в сторонке

стояла и платок свой в горячих слезах молча купала.

Потускнел лицом главный мастер Петро Франческо.

Жалел он земляка своего, Татти шалопутного, а еще

больше печалился о русском мастере Даниле Волхов-

це. Поговорили они с воеводой и распорядились, что-

бы обоих смертоубийц в подбашенных котлованах за-

хоронили.

Невесело разошелся с молебна народ нижегород-

ский. Недобрая примета при закладке башен получи-

лась. Не устоять долго стенам кремля, что близко к

Волге спускаются. Неохотно и каменщики за известь

брались, в которой безбожный тальяшка сварился^

Ватага Данилы Волховца молча работала, воздвигая

башню-памятник над могилой своего товарища. Весь

белый камень с берега Волги своими руками перено-

сили, известь по-своему в яме замесили и трудились

неистово, не жалея себя.

С каждым днем и часом прибывала, росла у Вол-

ги величавая суровая башня. Все остатки белого кам~

ня на нее израсходовали, и прозвал ее народ Белока-

менной. А на полдень от нее, из кирпича кроваво-ба-

гряного другая башня росла, Зачатьевская. Под ней

богохульник и хвастун тальяшка Тать лежал. Живые

же люди, как муравушки, на стены карабкались, кир-

пичи, камни, известь тащили, стены лепили с верой

великой, что простоят они веки вечные, никаким сти-

хиям и бедам непокорные.

А Настасья Горожаночка не забывала своего Да-

нилу Волховца, не затухала в ее сердце любовь к не-

му и ненависть к злодею Джовани Татти. Из года в

год, в погоду и непогодь, каждый вечер она на откос

выходила, к башне Белокаменной, и негромко свою

песню пела. Налетавший с Волги ветер обнимал крем-

левские стены, сердито гудел в бойницах, трепал по-

лушалок и косы Горожаночки, но не успевал осушать

ее слезы, не заглушал песни:

Горы хмурые, высокие,

Воды хладные, глубокие,

Сдвиньте к Волге стены тяжкие,

Что сокрыли ясна сокола!

Волга, реченька могучая,

Проложи русло под кручами,

Размечи струею быстрою

Прах злодея ненавистного!

И Волга, и Дятловы горы слушали ту песню, но

молчали. Молчали до поры до времени, как судьба

неисповедимая, что всю правду жизни знает, да не

скоро сказывает. Спустя много лет, словно исполняя

волю Горожаночки, подточили подземные воды склон

торы вместе с крепостью и башней Зачатия, чтобы

сползли они к Волге оползнем. А башню Белокамен-

ную не тронули, оставили памятником над могилой

мастера, сложившего крепость нижегородскую.

Подбросили к воро-

там Зачатьевской обители младенца. Ночью с Волги

холодом потянуло, озябло дитя и расплакалось. Услы-

хали его келейницы, в тепло внесли, отогрели и при

себе оставили. А когда дитя-девчоночка повыросла,

отдали ее в дочки на Верхний посад. Там, у прием-

ных родителей, и выросла краса Настенка, умелица

да искусница.

В те лета Низовской землей князья Кирдяпы пра-

вили. Вот прослышали басурманы-ордынцы о неладу-

хах между Кирдяпами и задумали Низовский Нов-

город захватить, людей полонить. Подошло войско

ордынское, вплотную ко граду подступило и кругом

обложило. Но поднялись на оборону города все горо-

жане и посадские заодно с воинами. Вражий приступ

отражая, из луков стреляли, копья метали, круглые

бревна с горы на басурман скатывали. Запоет стре-

ла – сразит ворога, просвистит копье – насквозь

проткнет, к сырой земле пришьет, а бревно покатит-