Текст книги "В мире запахов и звуков"

Автор книги: Сергей Рязанцев

Сергей Рязанцев
В мире запахов и звуков
Занимательная оториноларингология

Введение

«Пусть мысли, заключенные в книгах, будут твоим основным капиталом, а мысли, которые возникнут у тебя самого, – процентами на него»

Абдуль-Фарадж, 1226–1286;

«Книга занимательных историй»

Дорогие мои читатели и читательницы!

Подойдите к зеркалу и внимательно на себя посмотрите. Вы обнаружите пять отверстий на своей голове: рот, две дырочки в носу, именуемые ноздрями, и два слуховых прохода. Кое-кто тут же попытается со мной спорить: «Надо мол говорить о семи отверстиях головы, вы забыли про глаза!» Но, дорогие мои, глаза отверстиями не являются. В отверстия что-то можно вставить, засунуть, просунуть и т. д. Попробуйте просунуть палец в глаз (лучше себе, а не оппоненту) и вы тут же перестанете со мной спорить.

«Да, но ведь на черепе глазницы являются отверстиями» – возразят мне самые неугомонные. Но мы и не говорим о черепе. Справедливости ради замечу, что отверстий на черепе не пять, но и не семь, а гораздо больше, что подтвердит вам любой, кто штудировал эти отверстия на уроках анатомии.

Итак, в своей книге я расскажу вам о пяти отверстиях головы и о их роли в нашей с вами жизни. Думаю, это будет интересно. Почему я так думаю? Да потому, что с первых месяцев жизни у человека проявляется искренний интерес к этим самым отверстиям. Посмотрите на грудного ребенка – он упорно запихивает палец в рот, стремясь исследовать первое из них. Как только к двум-трем годам чуть подрастут два других отверстия, в носу, неутомимый исследователь начинает их изучать с помощью указательного пальца. И сколько бы мама не запрещала ему ковырять в носу, он обязательно посвятит этому занятию несколько первых лет своей жизни. Наиболее упорные продолжают заниматься этой исследовательской программой на протяжении всего жизненного пути.

Из всех пяти отверстий наиболее труднодоступными для самостоятельного изучения являются уши. Типовой инструмент исследователя – указательный палец – глубоко завести в слуховой проход не удается. Приходится прибегать к дополнительным орудиям познания – спичкам, стержням от шариковой ручки, вязальным спицам и прочим копоушечкам.

Может быть, этот упорный исследовательский зуд связан с тем, что многие так и не могут разобраться самостоятельно – для чего же, все-таки, эти отверстия предназначены. Я вам в этом помогу.

Не считая дилетантских исследований первых лет жизни, вот уже двадцать лет я занимаюсь изучением этих отверстий, так сказать, профессионально, защитив при этом кандидатскую и докторскую диссертации, получив всевозможные научные звания и степени, вплоть до профессорской, и заняв должность заместителя директора по научной работе Санкт-Петербургского научно-исследовательского института уха, горла, носа и речи.

Итак, вы открыли нашу книгу. Открыли, может быть только потому, что вас заинтересовало несоответствие в названии – «Занимательная оториноларингология». Как может быть занимательным что-то такое серьезное, наукообразное и к тому же со столь труднопроизносимым названием. Пусть предметом интересуются специалисты, пусть читают статьи, тезисы, руководства и монографии по этой дисциплине. Причем здесь занимательность, зачем это нужно? Вопрос вполне резонный в наш сугубо прагматический век. Информацию нужно получать из научных источников, а занимательность – это удел художественной литературы. «Но смешивать два эти ремесла?..» – можете воскликнуть вы вслед за Грибоедовым.

Я рискну рассказать вам о предмете, которому посвятил свою жизнь, который знаю и люблю. Каждому специалисту кажется, что дело, которым он занимается – самое важное и самое нужное. Одного известного советского биолога, крупнейшего специалиста по дождевым червям однажды спросили: «А не скучно ли Вам всю жизнь заниматься только дождевыми червями?» На что ученый ответил: «Что вы! Червь такой длинный, а жизнь столь коротка!» И мне очень понятны его чувства. Меня самого нередко спрашивают: «Ну что интересного вы находите в больных ушах, сопливых носах, воспаленных гландах? Неужели не надоело, неужели не скучно?» Нет, не скучно, и доказательством этому служит эта книга.

Из пяти органов чувств три – слух, вкус, обоняние – изучает наша специальность. И это еще не все, добавим к этому списку чувство гравитации и равновесия. Как мы слышим? Почему одни вещества кажутся нам горькими, а другие – солеными? Как человек ощущает запахи? Что испытывает космонавт в невесомости? На эти вопросы я отвечу вам в своей книге. А сколько интересного можно рассказать про голос. Да-да, про голос, так как вопросами голосообразования, дефектами речи тоже занимаются оториноларингологи и их ближайшие помощники – фониатры и логопеды.

Каждому хочется быть красивым. А ведь красота во многом зависит от формы носа и ушных раковин. И об этом я тоже непременно расскажу в этой книге.

Но не буду заниматься саморекламой. Раз вы раскрыли книгу и читаете уже вторую страницу, то эти вопросы вас заинтересовали. Постараюсь вас не обмануть.

Но как быть с занимательностью? Многие ученые (в том числе, грешным делом, и медики) пишут свои труды на таком сложном языке, насыщенном таким количеством узкоспециальных терминов, что непосвященному просто не понять. Создается впечатление, что они выдумали свой язык специально для того, чтобы не допускать к своим секретам посторонних. Кажется, что может быть понятнее и ближе – живопись, поэзия, архитектура, балет. А раскройте монографии искусствоведов и литературоведов, критиков и рецензентов и вы не продеретесь до смысла сквозь дремучий лес специальных терминов.

В медицине эти тенденции возрастают в геометрической прогрессии. Ну-ка, попытайтесь понять, о чем говорится в статье, взятой наугад из лежащего передо мной журнала? «Клиникоморфологические параллели при интегративной радиомодифицирующей терапии больных инвертированными папилломами». Трудно? То-то же. А вот сказать то же самое простыми человеческими словами не получается, сразу же теряется солидность представленного исследования.

Читатели могут подумать, что все это – беда нашего времени, неизбежные издержки научно-технического прогресса. Не совсем так. Еще 500 лет назад Франсуа Рабле в своей бессмертной книге «Гаргантюа и Пантагрюэль» издевался над подобной наукообразностью. Вот название одной из ученых диссертаций, приводимой им в описании библиотеки святого Виктора: «Хитроумнейший вопрос о том, может ли Химера, в пустом пространстве жужжащая, поглощать вторичные интенции!». Похоже, не правда ли?

Франсуа де Менар, французский поэт XVII века давал хороший совет всем любителям напускать наукообразный туман:

 
Все то, что создано тобой,
Покрыто словно пеленою,
Твои творенья – мрак ночной,
Не озаряемый луною.
Мой друг, гони ты эту тьму!
Ведь тут нужны жрецы и маги,
Чтоб объяснить нам, почему
И что доверил ты бумаге.
А если что-то утаить
Тебя преследует желанье,
Зачем так много говорить?
Куда верней хранить молчанье.
 

Автор этой книги, находится в довольно-таки трудном положении. Взращенный, воспитанный под непрерывный шелест специальных терминов, я должен разговаривать с вами, читателями, на обыкновенном человеческом языке. То есть в чем-то мой труд – сродни труду переводчика. Но некоторым нашим терминам нет аналогов в повседневном разговорном языке. Конечно, их можно было бы перевести дословно, но нас останавливает то, что подобные попытки уже предпринимались и не совсем удачно. Историческим анекдотом звучит в наши дни рассказ о попытках адмирала Шишкова в начале прошлого века ввести в язык придуманные им «мокроступы», «топталище» и «шаротык» вместо слов калоши, тротуар и бильярд. «Хорошилище грядет по гульбищу из ристалища» – так звучала у адмирала Шишкова фраза: «Франт идет по бульвару из театра». Так что, дорогой читатель, придется немного потерпеть – без некоторых латинских терминов мне будет никак не обойтись. Но злоупотреблять этим не буду, это я обещаю твердо. К тому же все непонятные слова я обязательно объясню.

Пожалуй, с одним непонятным словом вы уже встретились, прочитав название книги. Что же означает термин «оториноларингология»? Это наука об анатомии, физиологии и заболеваниях уха, горла и носа. «Отос» означает в переводе с греческого ухо, «ринос» – нос, «ларингс» – гортань. Иногда по первым буквам изучаемых нами органов дисциплину называют ЛОР. Иногда же нашу специальность называют просто «Болезни уха, горла и носа».

В настоящее время в нашей стране работает около 20 000 оториноларингологов. И хотя я люблю и ценю своих товарищей по специальности, но прошу их не обижаться эта книга написана не для них. Она предназначена самому широкому кругу читателей, интересующихся вопросами физиологии, медицины и просто любознательным людям. Это ни в коей мере не учебник, не научное руководство. Жанр этой книги я определил бы как беседа, рассказ. А беседа тем и отличается от лекции, что стройная логическая цепь изложения все время прерывается дополнительными эпизодами, иногда нить повествования отклоняется в сторону, но затем непременно возвращается к намеченной цели. Я буду иллюстрировать свой рассказ примерами из истории, литературы, мифологии, ориентируясь на известный принцип: «теория суха, но древо жизни зеленеет».

Аббат Антуан Банье (1673–1741) в предисловии к своей книге «Мифология и сказания, объясненные исторически», выдержавшей много изданий, пишет: «Читатель легко заметит, что часто я о нем заботился больше, чем о собственной репутации; разве автор не проявляет внимания к читателю, если в угоду ему удаляет ученые ссылки, которые напрашиваются в его работе, и которые стоили ему столько труда, затрачиваемого на списывание». Полностью к нему присоединяюсь. Научных ссылок, к счастью (или к сожалению), читатель в этой книге не найдет. Еще Мишель Монтень (1533–1592) в книге третьей своих «Опытов» говорил: «И ссылаются на Платона и святого Фому, говоря о вещах, которые мог бы столь же хорошо подтвердить первый встречный и поперечный». Некоторых вещей, рассказанных в этой книге не сможет, конечно же, подтвердить первый встречный. Но ручаюсь вам, все факты, на которые я ссылаюсь, тщательно проверены, и я могу указать источник заимствования каждого из них.

В то же время мне не хотелось бы превращать свою книгу в сборник курьезных историй. Я обязательно постараюсь познакомить вас с основами нашей специальности. Художественную литературу – читают, научной – пользуются, потому как читать ее всю подряд невозможно. А вот как быть с литературой научно-популярной? На этот вопрос, дорогой читатель, ты должен ответить сам.

Часть I
ЗАЧЕМ ЧЕЛОВЕКУ УШИ

– Бабушка, зачем тебе такие большие уши?

– Это чтоб лучше тебя слышать, дитя мое!

Шарль Перро «Красная шапочка»

Каждому с детства знаком этот диалог из старой сказки. А зачем сказки? А зачем же все-таки нам уши? Точнее не уши, а ушные раковины, которые и подразумевала в своем вопросе любопытная Красная шапочка.

В чем-то Волк был близок к истине, ответив, «чтоб лучше тебя слышать!» Действительно, благодаря своей воронкообразной форме ушные раковины способны улавливать и концентрировать звуковые волны. Старые люди с пониженным слухом, прислушиваясь к чему-либо, приставляют сложенную рупором ладонь к уху, как бы увеличивая его.

Но это далеко не единственная функция ушных раковин.

Посмотрите на рыб, амфибий, рептилий – где же у них ушные раковины. Их нет. Звуковые колебания передаются непосредственно на систему внутреннего уха.

В ходе филогенетического развития все более и более высокоорганизованный звуковоспринимающий аппарат прячется в толщу височной кости, удлиняется слуховой проход и как буфер от непредвиденных повреждений появляется ушная раковина. Итак, ушная раковина обладает защитной функцией.

Существует и косметическая функция наружного уха. Во все времена и у всех народов старались украсить ушную раковину, понимая, что она играет важную роль в создании внешнего облика. Вспомним великолепные серьги и подвески из скифских курганов. А разноцветные клипсы, за которыми охотятся современные модницы. У некоторых африканских племен распространено странное для нас понятие о красоте – они оттягивают мочки ушей до невероятных размеров. Но это тоже своеобразная дань моде. Когда мы посмотрим, что вытворяют со своими ушными раковинами небезызвестные панки, то может быть и загадочные обычаи далеких африканских племен станут нам ближе.

В восточных деспотиях древности существовал обычай отрезать уши государственным преступникам. Действительно, человек, лишенный ушных раковин, приобретает уродливый облик. Об этом прекрасно знали и бухарский эмир, и кокандский хан, и иранский шах, и турецкий султан.

В некоторых документах есть графа «Особые приметы», где следует указать цвет волос и глаз, отметить физические недостатки. В далеком прошлом, когда никаких документов не существовало, средоточием таких особых примет, выделяющих человека из общей массы, были индивидуальные прозвища, которые в дальнейшем стали основой фамилии.

Наши предки, если судить по дошедшим до нас фамилиям, среди прочих отличительных черт, очень много внимания уделяли ушам. Отсутствие таковых зафиксировалось в довольно распространенной фамилии Безухов. Во многих фамилиях отмечается цвет ушей – Красноухов, Желтоухов, Сероухов и даже Кариухин и Кариушкин, хотя достаточно трудно представить себе карие уши. Фамилии Ухов, Ушков, Ушинский, Ушкин, Ухатый говорят о том, что именно уши являлись основной отличительной чертой родоначальников этих фамилий. И причем, какие уши, если судить по таким фамилиям как Вислоухов, Голоухов, Малоушкин, Остроушко, Толстоухов, Косоухов, Корноухов (с очень маленькими или обрубленными ушами)!

Да, прав был Н. В. Гоголь, писавший: «А уж куда бывает метко все то, что вышло из глубины Руси, где… живой и бойкий русский ум… влепливает сразу, как пашпорт, на вечную носку и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы: одной чертой обрисован ты с ног до головы».

В отличие от сказочного волка, дорогой читатель, я не могу ответить одной фразой на сакраментальный вопрос: «Для чего человеку уши?» Разговор предстоит долгий, и начнем мы его издалека, с рассказа о том, как слышат насекомые.

Кто слышит ногами?

Выйдите летом в лес, и вы услышите, что все вокруг заполнено звуками. В цветах жужжат шмели и пчелы, над болотцами тоненько звенят комары, в луговой траве оглушительно стрекочут кузнечики, из каждого дерева и куста несется птичье пение. Кажется, что весь этот многоголосый хор птиц и насекомых поет просто от радости, что наконец-то наступили жаркие солнечные летние деньки. Однако это не совсем так. Каждая песенка, которая поется в лесу, имеет свой смысл. Чириканье, пересвист, жужжание и квакание – это язык животных. С его помощью они что-то сообщают, «говорят» друг другу, что происходит вокруг.

Без ушей в лесу не прожить. Уши помогают найти друзей, спастись от врагов, поймать добычу. Они нужны и собаке, и лягушке, и кузнечику. Но кузнечик, лягушка и собака живут по-разному, и уши у них разные, и прислушиваются они к разным звукам. О том, как объясняются друг с другом животные, и о том, какие у кого уши и пойдет разговор в этой и следующих главах.

Всем знакомо стрекотание кузнечика. Чем же он так звонко стрекочет? Возьмите расческу, проведите ногтем по ее зубчикам, она и затрещит. У кузнечика на левом крыле полоска с зубчиками, как гребешок, а на правом другая полоска, с острым краем. Кузнечик ведет этим острым краешком по гребешку, как ногтем, – и звучит над травой однообразный стрекот. Это значит: «Я здесь, я здесь, я здесь!» И другие кузнечики отвечают: «И я здесь, и я здесь!»

Но где у кузнечика уши? Хоть целый день ищите, и не найдете. Они не на привычном для нас месте – на голове, а на… ногах. Кузнечики слышат ногами, их уши – это узкие щелочки на передних ногах. Когда кузнечик прислушивается, он не голову к звуку поворачивает, а ноги. Причем кузнечику достаточно одной передней ножки, чтобы определить правильное направление звука – так самка узнает, где, в какой стороне звучит призывная стрекочущая серенада самца.

Слуховой орган кузнечика расположен на голени, чуть ниже «колена». Две узенькие щелочки ведут во внутреннюю довольно обширную полость, в которой расположен, так называемый, тимпанальный орган. Он построен по типу нашей барабанной перепонки, колебания которой передаются слуховым нервам.

Проще нашего устроенное, это ухо слышит, однако, в несколько раз более высокие частоты – до 100 килогерц. Это уже не воспринимаемый нами ультразвук, сопровождающий слышное нам стрекотание.

Тимпанальные органы – это наиболее специализированные органы слуха насекомых. Обычно они располагаются по обеим сторонам брюшка сразу же за грудкой или на самой грудке. Так расположен орган слуха у многих бабочек, мотыльков, у цикад, саранчи и некоторых водяных клопов. Но вот у кузнечиков и сверчков он помещается на голенях передних ножек.

Некоторые наиболее тонкие волоски на теле насекомых способны также улавливать звуковые колебания. Это доказано на гусеницах: если эти волоски удалить или брызнуть на них водой, гусеница не реагирует на звук. С неповрежденными волосками она слышит звуки определенных частот.

У сверчка, как уже было сказано, основные органы слуха расположены на передних ножках, а вспомогательные – это щетинки на церках, придатках на конце брюшка. У других прямокрылых и у тараканов эти выросты на конце брюшка, церки, тоже несут волоски, ощущающие различные звуковые колебания.

В основании усиков насекомых, между вторым сегментом и прочей частью усиков, находятся особые джонстоновы органы. Главное их назначение – контроль за полетом, регистрация скорости и направления. Но у некоторых насекомых, у комаров например, джонстоновы органы воспринимают и звук. Усик вибрирует в унисон со звуковыми колебаниями определенного тона. Джонстонов орган возбуждает и передает в мозг соответствующие сигналы.

Итак, у комаров, мух, пчел усики построены так, что могут чувствовать звуки. Значит, эти насекомые слушают свои песни не ушами, а усами! А как издают звуки комары? Комары «поют» крыльями. Их крохотные крылышки во время полета бьют по воздуху так быстро, что воздух начинает дрожать и возникает тоненький, пронзительный звук. А в местах, где комаров много, звон множества крыльев сливается в высокое, протяжное гудение. Поэтому комар зудит только во время полета. А как сядет – сразу смолкает.

Комары пищат тоненько-тоненько «Пи-и-и-и», потому что крылья у них очень маленькие и нежные. Мухи же не пищат, а жужжат, потому что крылья у них побольше, чем комариные, и взмахивают они ими реже. Жужжат крыльями осы, пчелы, шмели – и все по-разному. Все насекомые по звуку крыльев отличают своих от чужих.

О том, что комары слышат, узнали совершенно случайно. Один ученый работал с электрическим трансформатором, издававшим гудение. И вдруг он заметил, что стоит включить трансформатор, как вокруг него собираются комары. Оказывается, прибор гудел точь-в-точь, как туча комаров, – вот они и слетелись на знакомый звук. Но если можно искусственно моделировать призывный сигнал комаров, почему бы не воспроизводить отпугивающий? И такие бытовые приборы, отпугивающие комаров ультразвуковым сигналами, уже созданы и с успехом применяются, конкурируя с химическими репеллентами (отпугивающими насекомых запахами).

От сельди ухо

Герой польской кинокомедии «Ва-банк» дразнит своих противников, касаясь мочки уха и говоря: «От сельди ухо!» Мол, ничего вы не получите. Русский аналог этого выражения – «дырка от бублика». Значит, ухо у селедки – это что-то такое, чего никогда не бывает. И действительно, ушей у рыб никто никогда не видел.

Так значит, все рыбы глухие? Рыбы очень чутко реагируют на звуки. Когда удишь рыбу, нельзя разговаривать, даже кашлянуть боязно – а вдруг услышит, испугается и уйдет. Но где же у рыбы уши? В голове рыб расположено внутреннее ухо, оно тоненькими косточками соединено с плавательным пузырем. Через воду и тело рыбы звук доходит до этого пузыря. Он дрожит, как барабанная перепонка, а косточки передают эту дрожь во внутреннее ухо. Так рыба и слышит – плавательным пузырем.

Может быть, выражение «Нем как рыба» тоже не совсем верно? Мы с детства помним стихи С. Я. Маршака «Разевает щука рот, да не слышно, что поет». А почему не слышно?

Дело в том, чту из воды в воздух звук проходит очень плохо, вот нам ничего и не слышно, что творится в воде. А когда научились делать подводные микрофоны и подслушивать рыб, то оказалось, что под водой такой галдеж стоит – хоть уши затыкай. Звуки, которые издают разные рыбы, бывают похожи на барабанный бой и на карканье, на хрюканье и на гудок парохода. Селедки чирикают, как птицы, а морские петухи ворчат.

Но как бы то ни было, эти звуки не идут ни в какое сравнение с лягушачьим «концертом». Кому хоть раз довелось в середине весны или ранним летом слышать на пруду лягушачий хор, тот мне поверит. Во время «концерта» в углах рта у лягушек раздуваются большие белые пузыри, которые и усиливают звук. Вот почему лягушачий хор слышен издалека, за сотни метров. Для кого же лягушки поют? Для других лягушек, чтобы они спешили туда, где слышен лягушачий хор. Ведь лягушки собираются вместе и поют только там, где солнце прогрело воду. В теплой воде они откладывают икру, здесь будут быстрее всего развиваться головастики.

Но стоит рядом кашлянуть или заговорить – сразу наступает тишина. Незнакомый шум может означать, что рядом враг, вот лягушки и затаиваются. А слышат они очень хорошо.

Где же у них уши?

Лягушки, так же как рыбы, птицы и звери относятся к позвоночным животным, а у всех позвоночных уши находятся на голове. Только в отличие от зверей, у лягушек нет столь привычных нам ушных раковин. Уши лягушек – это круглые отверстия, затянутые тонкой кожицей – барабанной перепонкой. От звука она дрожит, и эту дрожь чувствуют специальные слуховые нервы лягушки.

В отличие от лягушек, змей никак не назовешь «разговорчивыми» животными. Чаще всего они шипят, предупреждая – не трогай меня, иначе хуже будет. Пустынная змея эфа не ртом шипит, а чешуйками: шевелит боками и трет чешуйки друг о друга, вот и получается звук, будто вода на раскаленную сковородку льется. А в Южной Америке обитают гремучие змеи. На хвосте у них роговые щитки – погремушки, ими они и издают характерные звуки.

Змеи очень чутки и всегда замечают подходящего к ним человека. Казалось бы, что в этом особенного? А удивительно то, что змеи практически глухие. Среднее ухо у них упрощено, наружное ушное отверстие и барабанная перепонка отсутствуют. Зато они всем своим телом чувствуют сотрясение земли под ногами идущего человека – поэтому и кажется, что они его слышат.

Если у вас в домашнем террариуме живет уж, не пытайтесь добиться, чтобы он реагировал на присвоенную ему кличку. Другое дело – постукивание по террариуму, вибрацию змеи ощущают хорошо.

Интересно, что змеи и ящерицы стоят очень близко друг к другу в биологической классификации. Но змеи глухие, а у ящериц есть уши, и слышат они очень неплохо. Уши ящериц похожи на лягушачьи, с такими же барабанными перепонками.

Если могут переговариваться между собой кузнечики, лягушки и рыбы – то в сложных, богатых звуками и мелодиями птичьих песнях и подавно есть смысл. Песней птицы подзывают друг друга, отгоняют соперников, предупреждают об опасности. Самые красивые песни птицы поют весной, в брачный период. В наших краях в это время ни с чем не могут сравниться соловьиные трели. А вот в конце мая соловьи смолкают – в это время они начинают высиживать яйца, и теперь песня могла бы подманить к гнезду врагов.

В брачный период особенно самозабвенно токуют тетеревиные. Пусть их песня не идет ни в какое сравнение с мелодиями малиновки, иволги и тем более соловья – не беда. Для тетерок она все равно милее самых изысканных трелей.

Тут самое время коснуться вопроса, действительно ли глухари – глухие. Дадим же слово общепризнанному специалисту по лесной дичи, писателю Сергею Тимофеевичу Аксакову (1791–1859): «В молодости моей я еще встречал стариков охотников, которые думали, что глухие тетерева глухи, основываясь на том, что они не боятся шума и стука, особенно когда токуют. Мнение это совершенно ошибочно. Во-первых, птица вообще мало боится шума и стука, если не видит предмета, его производящего, во-вторых, токующий тетерев, особенно глухой, о чем я буду говорить ниже, не только ничего не слышит, но и не видит. Народ также думал, да и теперь думает, что глухарь глух. Это доказывает всем известная, укорительная поговорка, которою подчуют того, кто, будучи крепок на ухо или по рассеянности чего-нибудь не дослышал: „Эх ты, глухая тетеря“. Глухарь, напротив, имеет необыкновенно тонкий слух, что знает всякий опытный охотник…

К токующему косачу ранней весною можно подходить не только из-за дерева, но даже по чистому месту, наблюдая ту осторожность, чтоб идти только в то время, когда он токует, и вдруг останавливаться, когда он замолчит; весь промежуток времени, пока косач не токует, охотник должен стоять неподвижно, как статуя; забормочет косач – идти смело вперед, пока не подойдет в меру» («Записки ружейного охотника Оренбургской губернии»).

Существует старый анекдот о том, как два подвыпивших кавказца спорили, какое же самое страшное в мире животное. Один утверждал, что это «уж», который «ползет, шипит, все на своем пути сжирает». Второй настаивал, что это животное – «цапл», который «стоит в болото на одна нога, ужа хвать – и проглотил». В ходе жаркого спора гипотетический страшный уж поочередно выползает у проглотившей его цапли из различных естественных отверстий, и продолжает «ползти, шипеть, все на своем пути сжирать». Но «цапл» тоже не сдается, прислоняя эти самые сакраментальные отверстия к стенке и блокируя ужу выход. Наконец, когда уж собирается выползти из ушей у «цапла», один из спорщиков удовлетворенно замечает, что у «цапла то ушей и нет», и ставит этим точку в споре – т. е. ужу деваться больше некуда.

Отбросив в сторону все абсурдные фантазии этого странного сюрреалистичного анекдота, зададимся вопросом, а действительно ли «у цапла ушей нет?»

С точки зрения биолога это не так, птицы, как было показано, прекрасно слышат, особенно совы. А вот с точки зрения рядового обывателя, который под словом «ухо» понимает ушную раковину, у птиц ушей не бывает. Точно так же как нет ушных раковин у насекомых, рыб, лягушек, ящериц.

Ушные раковины в ходе эволюции появились только у млекопитающих. Они собирают звуки, усиливают их и направляют внутрь головы, в узкий ушной канал, где спрятаны барабанные перепонки. Но если ушные раковины собирают и усиливают звуки, то, наверное, лучше слышат те звери, у которых уши большие? Конечно. Особенно большие уши бывают у ночных животных, так как они охотятся в полной темноте и зрение им помогает мало. Взять хотя бы пустынную лисичку фенека, у которой уши больше всей головы. Днем фенек отсыпается у себя в норе, а ночью выходит на промысел. Услышит в темноте шорох ящерицы на песке – бросится и поймает. Услышит, как тушканчик лапками топочет, и – прыг! А тушканчик – в сторону, и поминай, как звали. Ведь и у него уши большие и чуткие – чтобы услышать врага вовремя.

Самые большие ушные раковины из всех животных – у слона. Так что же, слон и слышит лучше других животных? Оказывается – нет. У слонов лучше других органов чувств развит не слух, а обоняние. В незнакомом месте слоны обнюхивают все, даже почву под ногами. В высоких травах они с помощью поднятого хобота безусловно лучше улавливают запахи, чем животные, которые не могут поднять нос над травой. Своих сородичей слоны чуют на расстоянии до 5 км. Они опознают их, прежде, чем увидят, по одному только присущему каждому слону индивидуальному запаху.

Слоны слышат также хорошо, но их хороший слух не определяется громадной величиной их ушных раковин. Большие уши предназначены для другого: слоны не потеют, и у них постоянно возникают проблемы с перегревом тела, вот тут-то и помогают большие уши. Даже незначительное повышение температуры может принести слону гибель. А между тем у слона, по сравнению с его массой, поверхность кожного покрова, через которую совершается теплообмен, относительно невелика. Слон весит столько же, сколько 48 человек, в то время как поверхность его кожного покрова соответствует поверхности кожи всего 12 человек. Для наглядности представим себе глубокую тарелку с горячим супом. Поверхность у нее небольшая, и приходит немало времени, прежде чем суп остынет. Если же зачерпнуть его ложкой, да еще подуть, то суп остынет быстрее: поверхность ложки, по сравнению с объемом находящейся в ней жидкости, больше, чем в тарелке. Увеличивает поверхность охлаждения и слон, растопыривая свои огромные уши, размер которых достигает шести квадратных метров. Перегретая кровь по тонким сосудам распределяется по всей поверхности ушей и быстрее охлаждается. К тому же, слон обмахивается ушами, как веером. Вот почему у саванного слона, в местах обитания которого мало тени, уши больше, чем у слона, живущего в лесах. У африканского слона четко различаются два подвида: большеухий саванный слон и меньший по размерам круглоухий лесной, с гораздо меньшими ушами.

Все азиатские слоны – сугубо лесные жители, вот почему и уши у них почти в три раза меньше, чем у африканских саванных слонов. Интересно, что ушные раковины африканских саванных слонов по своей форме напоминают очертания африканского континента, а у азиатских – полуострова Индостан, причем сохраняется относительная разница в площадях Африки и Индии. У вымершего ныне мамонта, обитавшего в регионах с прохладным климатом, уши также были относительно небольших размеров. Все это доказывает, что огромные ушные раковины саванных слонов предназначены не столько для концентрации звуковых волн, сколько для усиления теплоотдачи.