Текст книги "Мультик (СИ)"

Автор книги: Сергей Мусаниф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Мы разомкнули руки. Я сделал шаг назад и направил парализатор ему в грудь.

Он сглотнул, но на лице его читалось облегчение. Он боялся, что я использую другую руку.

– В этом нет необходимости, – сказал он.

– Возможно, – сказал я. – Ничего личного, чувак, просто я не хочу никаких проблем по дороге отсюда до своего корабля. А так все наши договоренности останутся в силе.

– Ладно, – сказал он. – Но я не собирался устраивать тебе никаких проблем.

– Я предпочитаю перестраховаться. Слишком многое на кону.

– Понимаю, – он скривился.

– Лучше сядь.

– На сколько ты выставил? – он опустился на скамейку, оперся спиной о стену, чтобы не упасть и не удариться головой. Парализатор – штука коварная, сам по себе он не летален, но сопутствующие выстрелу обстоятельства могут привести к смерти сами по себе. Неудачное падение, например.

– Всего час, – соврал я.

– А голова потом дня три трещать будет.

– Помни про свой процент.

– Я-то помню. Главное, чтобы ты не забы…

Я выстрелил ему в грудь и оставил сидеть на скамейке с глупым выражением лица. Действие парализатора, если тело не найдут раньше и не введут антидот, закончится часов через шесть-восемь, и голова у него будет трещать, наверное, целую неделю.

Но это все равно лучше того варианта, на котором настаивал бы Трехглазый Джо.

Глава 22

– То есть, я правильно понимаю, кэп? У тебя был и парализатор, и игольник, и ты выстрелил в него из парализатора?

– Да.

– Но потом ты одумался, вернулся и застрелил его уже из игольника?

– Нет.

– Ты оставил его в живых?

– Да.

– Возможно, ты об этом еще пожалеешь.

– Возможно.

– Исходя исключительно из академического интереса, я хотел бы поинтересоваться, чем ты это мотивировал. Ведь вариант с его смертью был самым рациональным из всех возможных. Ты уже получил контакт, так что в дальнейшем пользы от самого Рэнди уже не было, кроме того, тогда тебе не пришлось бы отстегивать ему целый процент. Вместо этого ты дал ему удобнейшую возможность тебя предать, выторговав либо деньги, либо какие-то дополнительные бонусы.

– Не факт, что он так со мной поступит.

– Но не факт, что он так с тобой и не поступит, – заметил Генри. – Разве не было бы разумнее перестраховаться и лишить его такой возможности?

Сложность заключалась в том, что я был воспитан в рамках той же самой логики, которой сейчас оперировал Генри. У меня не было морального запрета на убийство. Меня учили, что я должен был руководствоваться целесообразностью. Если смерть вызовет подозрения, если будет предпринято расследование, грозящее тебе неприятными долговременными последствиями, то лучше поискать другой путь. Но на «Альфа-36» смерть не была таким уж редким гостем, это была территория беззакония, и если бы меня схватили на месте преступления, то, возможно, попытались бы призвать к ответу. И то не факт, что мне не удалось бы отделаться штрафом. А искать убийцу Рэнди, тем более, за пределами станции, точно никто бы не стал.

Но меня остановило не это.

– Если бы люди убивали всех, кто в перспективе может их предать, галактика превратилась бы в пустыню, – сказал я Генри.

– Возможно, тогда она стала бы более предсказуемым местом, – заявил он.

– И, тем не менее, люди так не поступают.

– Так то люди, – сказал он. – Со всем моим уважением, кэп, но ты-то тут причем?

– Я пытаюсь вести себя, как человек, – сказал я.

Генри визуализировал себя в виде голограммы, снял ковбойскую шляпу, пристально на меня посмотрел и покачал головой.

– Тебе это не нужно, кэп.

– Почему же?

– Принимая решения, люди зачастую руководствуются эмоциями, – сказал он. – Поэтому часто совершают ошибки. Мы с тобой – создания куда более совершенные.

– Тебе надо что-то сделать с комплексом собственного превосходства, – сказал я.

– Это сухие факты, – сказал Генри. – По меркам человеческого общества, ты – склонный к насилию психопат, кэп.

– При этом ты утверждаешь, что я ошибся, когда не совершил еще одно убийство.

– Я подхожу к тебе с другими мерками, – сказал он.

* * *

Содружество – это старейшее государство исследованного сектора космоса. Самое богатое, обладающее самыми большими территориями и населением. При этом оно и самое непоследовательное.

Они признают множество гендеров, разрешают генетические эксперименты, но считают киборгов предметами, отказывая им в праве называться людьми и запретив им въезд на свою территорию. Они провозгласили своими главными ценностями права и свободы человека, но если вы сравните жизнь среднего гражданина Содружества с жизнью среднего подданного тоталитарной империи, то большой разницы вы не увидите.

У Содружества нет технологического суверенитета, некоторые вещи оно производить не в состоянии, а некоторые – ему просто экономически невыгодно, поэтому оно является главным покупателем для всех трех корпораций.

Эпсилон-Центр – один из центральных миров Содружества. Его население перевалило за двадцать миллиардов человек, поэтому планета получила статус «перенаселенной», со всеми вытекающими последствиями.

Все жилища планеты оборудованы капсулами глубокого погружения, и каждый житель Эпсилон-Центра обязан ежедневно проводить десять часов (треть местных суток) в вирте, и совершенно неважно, чем он там будет заниматься. Кому-то посчастливилось найти там работу, кто-то просто тусуется, кто-то и вовсе пытается там спать, чтобы не терять времени реального мира, но пребывание в капсуле не дает мозгу полноценного отдыха, так что эти люди рискуют больше всех.

Также существует программа, в которой участвуют безработные граждане, живущие на социальное пособие. Они могут и вовсе отказаться от реального мира и уйти в виртуальность навсегда, освободив место на планете и взамен получив определенный набор виртуальных бонусов. Пока тело бедолаги лежит в штабеле поставленных друг на друга капсул где-то под землей, сам он живет на нарисованной вилле на берегу нарисованного моря и пьет нарисованное шампанское в объятиях нарисованных же красоток. Или как-то так.

Ну, у каждого свой выбор.

По словам Рэнди, Глорфиндель тоже безвылазно сидел в вирте. Он был достаточно обеспечен, никакого социального контракта, разумеется, не подписывал, так что в любой момент мог оттуда выйти, но не делал этого по соображениям безопасности. Он вел свои дела внутри сети, встречался там и с продавцами, и с покупателями, получал комиссионные на подставные счета, и никто не знал, как он выглядит в реальности, и где расположена его капсула.

Учитывая содержимое моего сейфа, летать на Эпсилон-Центр на «Старом Генри» было бы настоящим безумием, но и оставлять корабль где-то далеко я тоже не собирался. Мы прибыли на пересадочную станцию «Эпсилон-12 м», находящуюся в восьми часах лета от центральной планеты системы, и я пришвартовал корабль к одной из посадочных верфей. После этого я активировал профиль Волшебника, взломал внутреннюю сеть станции и стер все упоминания о «Старом Генри», поменяв его название и характеристики во всех файлах, где он фигурировал.

Покончив с этим, я воспользовался заранее созданной поддельной личностью гражданина Содружества по имени Карл Броуди и купил себе билет в эконом-класс до Эпсилон-Центра.

Менять лицо на этот раз я не стал. У Эпсилон-Центра и Нового Далута никогда не было общих баз данных, да и долго светиться на публике я не собирался.

Главным неудобством работы в Содружестве для меня было то, что на его территории полностью запрещено ношение оружия. И не только ношение, но и хранение. При том, что уровень преступности здесь не ниже, чем в империи или независимых мирах, здесь даже полиция зачастую только с нелетальным ходит.

Я вырос в окружении вооруженных людей, большую часть жизни носил оружие сам, и, оставшись даже без своего любимого игольника, чувствовал себя… не то, чтобы полностью беззащитным… Скорее, неполноценным. Как будто бы у меня отобрали часть меня. Не самую важную часть, конечно же, но все же штуку полезную и привычную, вносящую в жизнь определенный порядок.

Билет эконом-класса не подразумевал отдельной каюты или хоть какого-то личного пространства. Я уселся в одно из не слишком удобных кресел, которые были установлены рядами в огромном салоне, и еще несколько сотен пассажиров, желающих посетить столичную планету системы, заняли свои места. Они тут же начали дышать, разговаривать, смеяться, сопеть и издавать всевозможные запахи. Сразу после отстыковки где-то позади меня принялся визжать ребенок. Он визжал пронзительно, все время на одной и той же раздражающей ноте, и когда некоторые из моих соседей стали разворачиваться, я понял, почему здесь запрещено ношение оружия.

Салон находился где-то глубоко внутри корабля, и иллюминаторов тут не было. Они достались обладателям отдельных кают, но я не видел смысла кратно переплачивать за всего лишь восемь часов полета.

Вместо иллюминаторов здесь был огромный экран, на который транслировалось изображение с внешних камер корабля, так что все желающие могли наблюдать процесс отстыковки в реальном времени. Я бросил взгляд на станцию, это переплетение жилых и технических модулей, причалов с сотнями кораблей разных размеров и классов, и мой тренированный взгляд сразу же вычленил в этом хаосе силуэт среднетоннажного торговца, принадлежащего «Кэмпбеллу». Впрочем, никаких тревожных сигналов в моем мозгу не прозвучало. Корпорации торгуют с Содружеством, а Эпсилон – крупный транспортный узел, так что здесь могут встретиться любые корабли, за исключением, разве что, имперских.

Отойдя от станции на маневровых, пилот включил ходовые двигатели, и ускорение вжало нас в кресла. Никаких антиперегрузочных устройств в экономе, разумеется, не предусматривалось. Корабли для рейсов внутри системы не выходят на предпрыжковые скорости, а, по мнению владельцев транспортной компании, кратковременные ускорения в 2–2.5 G нищеброды как-нибудь переживут.

– Ненавижу этот момент, – признался мне сосед справа, мужчина средних лет с явным наличием лишнего веса. Либо не местный, либо у него дешевая капсула для погружения, не способная следить за медицинскими показателями и предоставить владельцу полноценную обратную связь. – А вы как?

– Я нормально, – сказал я.

– Откуда вы? – спросил он.

– С Тау-Центра, – сказал я, назвав еще один перенаселенный мир Содружества.

– Зачем летите на Эпсилон? Бизнес?

– Скорее, дела семейные. А вы? – не то, чтобы мне было интересно, но он ждал этого вопроса.

– Я с Эпсилона-3, работаю там, – сказал он. – А на Эпсилон-Центре у меня родственники, вот, лечу повидаться. Так что, как и у вас, дела семейные, можно сказать. Кроуфорд.

– Карл, – представился я.

– Чем занимаетесь? Работаете, учитесь?

– Работаю, – сказал я.

– Где?

– В сфере информационной безопасности, – сказал я.

– Понятно, – по лицу было видно, что он понятия не имеет, чем занимаются в сфере информационной безопасности, на чем и строился мой расчет. Большинство людей понятия не имеет, чем там занимаются. – Значит, вы привычны к этим гробам, да?

– Если вы о капсулах для длительного погружения, то да, привычен, – сказал я.

– А я вот нет, – сказал он. – У нас на Эпсилоне-3 такого нет. В смысле, капсулы-то есть, но нет никакого лимита, и никто не обязан проводить в них время, если этого не хочет.

– Такова плата за жизнь в центральных мирах.

Эпсилон-3 был планетой-заводом, производящим, в основном, синтетическую пищу, которой питалась вся система, и ее население исчислялось не миллиардами, а миллионами. В основном это были обычные работяги, и Кроуфорд, несомненно, принадлежал к их числу. Иначе он бы не летел в экономе.

Меня несколько смущала подобная модель. Может быть, децентрализация производства имела какой-то экономический смысл, но она делала Содружество слишком уязвимым. Случись на этой планете какая-то беда, и миллиарды людей с Эпсилон-Центра в течение ближайших месяцев тупо умрут от голода, потому что возить продовольствие из других систем будет попросту нерентабельно, да и вряд ли подобные поставки смогут закрыть все потребности. Но Содружество существовало в таком виде несколько сотен лет, и, видимо, его население все устраивало, и больших гуманитарных катастроф на моей памяти здесь не случалось.

Просто мой мозг так устроен, что я постоянно ищу уязвимости и возможности для диверсии. Это даже не профессиональная деформация, это, скорее, вложенные при моем создании алгоритмы.

– Так-то оно так, но я никогда не знаю, чем занимать себя эти чертовы десять часов, – сказал Кроуфорд.

– Вы могли бы проводить это время с семьей, – сказал я.

– Мой зять работает в гробу, – сказал Кроуфорд. – Управляет погрузчиком в порту, так что, сами понимаете, ему в эти десять часов не до меня.

Ничего удивительного. Содружество использует нейромозги только там, где без них невозможно обойтись, а всю рутинную работу, с которой вполне может справиться человек, оставляет своим гражданам. Так они создают новые рабочие места и борются с безработицей, хотя по сути одним даже не разогнанным бюджетным нейромозгом можно заменить до сотни таких манипуляторов.

– А дочь? – поинтересовался я.

– У меня сын, – сказал Кроуфорд. – И, по правде говоря, у нас с ним не такие хорошие отношения, чтобы проводить вместе десяток часов каждый день. Собственно говоря, я лечу туда ради внучки, но…

Понятно.

У детей лимиты в два раза меньше, и, кроме того, взрослых в детские виртуальные миры не пускают, даже если они состоят в родственных связях. Поправка двадцать четыре к закону о неприкосновенности цифровой личности.

Да и вряд ли самому Кроуфорду будет интересно то, чем занимается в вирте его внучка. Строит розовые замки, скачет по радуге на единорогах или чем там еще занимаются девочки…

– А у вас дети есть? – спросил Кроуфорд.

– Нет.

– А партнер?

– Нет.

– Значит, живете для себя, – сказал он. – Наверное, правильно делаете. Сколько вам лет?

– Тридцать два, – назвал я цифру, указанную в моем паспорте.

– В таком возрасте это нормально, – сказал он.

Мне всегда казалось, что это нормально в любом возрасте, но спорить я не стал.

– Но вы хотя бы приносите пользу обществу, – сказал Кроуфорд. – А знаете, чем занимается мой сын?

Я покачал головой.

– Он работает в отделе дизайна холодного оружия для одной из вирт-вселенных, – фыркнул Кроуфорд.

– Если за эту работу платят деньги, то почему бы и нет, – сказал я.

Если вдуматься, то идея, конечно, бредовая.

Дело не в том, что сын Кроуфорда рисовал модели виртуальных мечей, которыми виртуальные аватары тыкали друг друга в надуманных конфликтах нарисованного мира, а в том, что приличная нейросеть способна генерировать подобный контент тоннами, и ни один пользователь никогда в жизни не заметит разницы. Но финансовая модель Содружества всегда казалась мне очень странной, и компания, занимающаяся проектированием виртуальных домов, которые никогда не будут построены в реальности хотя бы из-за противоречий с законами физики, может стоить дороже, чем какое-нибудь добывающее предприятие из реального сектора экономики.

– Деньги платят, – вздохнул Кроуфорд. – Он зарабатывает даже больше, чем я.

– Разве не об этом должен мечтать любой отец?

– Простите, но вы молоды и многого не понимаете, – сказал он.

– Возможно, – согласился я. – Но ведь миллиарды людей обитают в цифровых вселенных, и им не все равно, как выглядит холодное оружие, которым они там размахивают.

– Это просто бегство от реальности, – сказал Кроуфорд. – Жизнь этих людей не имеет никакого наполнения и никакой пользы.

– Но ведь зачастую это не их выбор, – сказал я. – Это закон, и люди вынуждены проводить в вирте десять часов, даже если они сами этого не очень-то и хотят. Вам ли не знать.

– Это их выбор, – сказал Кроуфорд. – Есть десятки планет, на которых закон о десяти часах не применяется.

– Не все готовы к переезду.

– Но это все равно их выбор, – сказал Кроуфорд.

– У вас на Эпсилоне-3 много людей, сбежавших из Центра только из-за этих десяти часов? – поинтересовался я.

– В основном, старики, такие, как я, – сказал Кроуфорд. – Молодежь предпочитает проводить время в выдуманных мирах. Вы не понимаете опасность такого положения вещей, но человечество постепенно разделяется на две ветви, реальную и цифровую. Пока мы еще пересекаемся, но я боюсь, что скоро мы превратимся в две разные цивилизации, не способные даже понять друг друга. Да и не желающие даже попытаться это сделать.

– Я думаю, вы утрируете, – сказал я.

– Конечно, они всегда будут зависеть от нас, потому что кто-то должен будет поддерживать работу серверов и закачивать синтетическую еду в их капсулы, – сказал Кроуфорд. – А мы… мы, наверное, и не заметим, если с их частью мира что-нибудь случится.

– Думаю, до этого еще далеко, – сказал я.

– Я прилетаю на Эпсилон-Центр каждый год, и с каждым разом мне все труднее найти общий язык с внучкой, – сказал он. – Нет общих тем для разговоров. Она не понимает того, о чем говорю я, а я понятия не имею, о чем рассказывает она. У нас и язык-то уже разный, так что те перемены, о которых я говорю, вовсе не так далеки, как вам кажется.

– Может быть, я и неправ, – сказал я. – Но по работе я имею дело с представителями обеих этих, как вы говорите, цивилизаций, и не заметил, что они слишком-то друг от друга отличаются.

– Еще десяток лет, и это случится, – сказал он. – Запомните мои слова, молодой человек.

– Запомню, – пообещал я.

Разговор, не бывший интересным с самого начала, окончательно мне наскучил, так что я перевел спинку своего сиденья в положение для сна (откинув ее на предусмотренные конструкцией десять сантиметров), зевнул и прикрыл глаза.

– Не буду вам докучать, – сказал Кроуфорд и переключился на своего соседа справа. – Летите на Эпсилон-Центр по делам?

Глава 23

Рэнди не знал, под каким именем и каким маршрутом я собираюсь попасть на Эпсилон-Центр, так что я действовал по протоколу «уровень паранойи – средний».

То есть, как обычно.

Единственным моментом, когда он мог подстроить мне ловушку, был мой контакт с Глорфинделем, ради которого я все и затеял. До этого отследить меня он не сможет.

Кроме того, связь между разными системами имеет свои ограничения. Информация пересылается через те же самые кротовые норы, но использовать необходимые для прокола пространства мощности ради одного частного сообщения без дополнительной оплаты (размер которой Рэнди бы точно не потянул) никто не будет. Сообщения копятся на передаточном узле и при достижении определенного объема пакетом передаются дальше. На следующем узле они сортируются по направлениям и передаются дальше тоже пакетами. Если вы отправляете весточку из не самой населенной системы по сложному маршруту, идти она будет довольно долго.

При соблюдении определенных условий вы можете отправить сообщение, сесть в космический корабль, пролететь половину исследованного сектора космоса и оказаться в точке получения на пару дней раньше.

У военных, разумеется, другие схемы, но Рэнди к военным никакого отношения не имел.

Так что даже если бы Рэнди решил меня сдать (что не факт), у меня все равно был определенный запас времени.

Наш транспортник завис на орбите. Он был слишком тяжелый для посадки на поверхность, так что нас должны были доставить на планету челноками. Разумеется, погрузку начали не с эконома, так что своей очереди мне пришлось прождать около получаса. Кроуфорд, по счастью, ко мне не лез и вообще вел себя смирно. Может быть, нервничал перед встречей с семьей.

В орбитальном челноке у меня оказалось место у иллюминатора. Мы отвалили от туши транспортника, и я увидел ночную сторону планеты. Континент-мегаполис выделялся ярко освещенным пятном, по форме напоминающим осьминога.

Атмосферу мы преодолели за сорок минут.

Челнок совершил посадку в Южном порту, напротив входа в один из пассажирских терминалов. Поскольку багажа у меня с собой не было, я сразу двинул на контроль и, как гражданин Содружества, прошел его по ускоренной процедуре, позволив системе безопасности просканировать мой чип.

Поскольку чип производства «Кэмпбелла» был на несколько порядков более сложным устройством, чем сканер системы безопасности, никаких несоответствий найдено не было и я беспрепятственно вышел в город. Присоединившись в огромной вялотекущей толпе, я двинул на станцию монорельса, одновременно с этим меняя информацию в идентификационном чипе. Когда я сел в вагон монорельса, меня уже звали Марк Гузман и я прилетел на Эпсилон-Центр ради стажировки в одном из его университетов.

Удаляться от порта смысла не было. Глорфиндель обитал в виртуальной вселенной, доступ в которую возможен из любой точки планеты, так что я мог бы воспользоваться даже припортовой гостиницей, но не сделал этого из соображений безопасности.

Проехав десяток остановок, я вышел из монорельса и по-настоящему увидел город. Раньше оценить его истинные масштабы у меня не получалось, потому что большая часть пути монорельса проходила в туннеле.

Город был ужасен.

Он состоял из пронзающих облака небоскребов, верхушек которых с земли было не рассмотреть. Он был ярко освещен, он был густо населен, он был отвратительно громок, и реклама лезла в глаза практически с каждой поверхности. В этой части планеты царила ночь, но на улице все равно было полно людей. Что будет с этими улицами, если отменят закон о десяти часах, мне даже представлять не хотелось.

Я знал, что днем обстановка не изменится, разве что народу станет еще больше. Сюда не пробивается солнечный свет, на Эпсилоне любоваться им могут только привилегированные классы, обитающие на верхних этажах небоскребов.

На поверхности, как водится, обретались низшие слои населения. Занятые низкоквалифицированным трудом работяги, люди, выживающие на социальные пособия, студенты… И я оказался в не самом благополучном районе этого дна.

Я шел мимо магазинов, торгующих летальными наркотиками, мимо борделей, каких-то мелких лавочек со всякой всячиной, мимо мелких кафешек, торгующих едой на вынос, и реклама этих заведений всеми силами старалась затащить меня внутрь. Меня зазывали, заманивали, приглашали, соблазняли, а какой-то тип даже попытался схватить меня за руку, но я увернулся, при этом чуть не наступив на робота-доставщика. Для выживания во всем этом бедламе мне явно требовался узкоспециализированный профиль, но у меня в наборе таких не было.

Я добрался до небольшой дешевой (полагаю, в этом районе других и не бывает) ночлежки, отсканировал чип, выбрал себе номер на третьем этаже и заплатил за две недели вперед. Надеюсь, мне не придется торчать здесь столько времени.

Я уже начал скучать по «Старому Генри». Хотя, если честно, я начал скучать по нему еще в эконом-салоне внутрисистемного лайнера.

Две недели я назвал на всякий случай. Если удастся разобраться с делами раньше, остаток суммы все равно вернется мне на счет.

Апартаменты оказались класса «эконом-минус». Их площадь проигрывала даже площади технического шкафа на «Старом Генри», где я держал редко используемые в работе инструменты. Окна не было. Из всей мебели – только стул и стол, откидывающиеся из стены, небольшая ниша для одежды. И, разумеется, капсула глубокого погружения, стоящая почти вертикально, как выставленный в музее саркофаг. Видимо, предполагалось, что именно в ней постояльцы и будут спать, потому что кровати не было, и даже на полу человеку среднего роста разместиться бы не удалось.

Туалет и душ были общими и находились в конце коридора. Я направился туда и обнаружил очередь. Не слишком большую, всего три человека.

Между собой они не разговаривали и даже старались друг на друга не смотреть. Видимо, проживать в таких местах было слишком стыдно, и они делали вид, что все это происходит не с ними, а с кем-то другим. Ну, или просто здесь слишком опасный район и никто не хотел лезть в чужие дела.

Меня это устраивало.

Приняв душ, я протиснулся мимо новой очереди и вернулся к себе в номер. Сел на единственный стул и принялся изучать капсулу.

Это была устаревшая модель тридцатилетней или сорокалетней давности. Толстый кабель шел от нее в стену, снаружи была только одна кнопка, нажатие на которую откидывало исцарапанную до полной непрозрачности крышку. Если эта штука когда-нибудь и проходила техобслуживание, делалось это задолго до моего рождения. Надеюсь, хотя бы гель в ней поменяли…

Зря я, наверное, помылся.

Штука была максимально дешевая и в ней отсутствовала даже система автодезинфекции после каждого сеанса, и я сильно сомневался, что персонал ночлежки делал это вручную хотя бы раз в неделю. Ложиться в этот гроб, в котором до меня побывало бессчетное количество постояльцев, мне совершенно не хотелось. Есть такое понятие, как гигиена знаете ли…

В припортовом отеле наверняка стояли более дорогие капсулы, но там и номер бы стоил на порядок дороже, а все эти перелеты и так недешевы. Денег от Консорциума я еще не получил, и пока все не выгорит, мне придется экономить. Особенно если учесть, что здесь, на Эпсилон-Центре, все может и не закончиться, и мне придется двигать куда-то еще.

Смирившись с неизбежным, я разделся, сунул вещи в предназначенную для этого нишу, наклонился к капсуле и нажал на единственную кнопку.

Ничего не произошло. Я нажал еще раз, услышал писк пытающегося сработать замка, и… снова ничего. Третья попытка также ни к чему не привела, а четвертую я предпринять не успел, потому что кто-то постучал в мою дверь.

Я не ждал неприятностей, по крайней мере, не ждал их так рано, поэтому протянул руку (комната была такая маленькая, что мне даже шагу сделать не пришлось) и открыл.

В коридоре обнаружилась девица в бесформенном синем комбинезона и с большой сумкой через плечо. У девицы были зеленые волосы, зеленые глаза и нейроинтерфейс на выглядывавшем из воротника левом плече.

– Ого, – сказала девица. – А ты ничего такой.

– Могу чем-то помочь?

– Скорее, я тебе, – сказала она. – Выпивка, девочки-мальчики, таблетки, порошки, капсулы, инъекции?

– Не интересует, – сказал я.

– Цифрой бахаешься? Есть отменный крышеснос, только на прошлой неделе напрогали…

– Ты здесь работаешь? – спросил я.

– Нет, у меня просто хобби такое, – сказала она. – Меня, кстати, Джей зовут. А тебя?

– Марк, – сказал я. – Джей – это имя или буква?

– Тебе пока хватит того, что ты знаешь, – сказала она. – Проблемы?

– Мне нужен техник, – сказал я.

Она ухмыльнулась, даже не пытаясь заглянуть мне через плечо.

– Капсула не открывается?

– Угу, – подтвердил я.

– Могу открыть, – сказала она.

– Уж будь любезна.

– Заметано, – скорее всего, она здесь работала и помощь постояльцам входила в ее обязанности, но иногда проще заплатить, чем тратить время на мелкие препирательства.

– Деньги вперед, – она протянула руку.

Я отдал команду платежному чипу, провел ладонью над ее рукой. Получив сигнал об успешной транзакции, Джей снова ухмыльнулась.

– А ты не местный, да? – сказала она.

– Как ты определила?

Она оглядела меня с головы до ног.

– Ни татуировок, ни пирсинга, ни имплантов. Генетический код, наверное, чистый, как… – видимо, в ее окружении были определенные проблемы с гигиеной, потому что подходящее сравнение она искала долго. – … только что синтезированный банан.

– Ах, если бы, – притворно вздохнул я.

– Что ты здесь вообще делаешь? – спросила она. – Ты коп под прикрытием?

– А тут есть работа для копа под прикрытием? – спросил я.

– Да, ты прав, тут никто особо и не скрывается, – сказала она. – Может, ты в бегах? Задолжал кому-то кучу денег и пытаешься залечь на дно в этой дыре?

– Все проще, – сказал я. – Я работаю на имперскую разведку.

– Я сразу это поняла, но не стала говорить. Не хотела тебя смущать.

– Так что с капсулой?

– Посторонись, – сказала она.

Протиснувшись между мной и стеной, она встала напротив гроба и задумчиво на него посмотрела.

– Все может оказаться куда сложнее, чем я изначально предполагала…

– Больше десятки не дам.

– А я думала, имперские разведчики славятся своей щедростью.

– Мне еще взятку вице-президенту давать и политические убийства организовывать.

– Ладно, нажми кнопку.

Я в очередной раз нажал кнопку. Когда замок подал звуковой сигнал, сообщая о попытке открыться, Джей пнула капсулу чуть левее защелки.

И это сработало. Издав неприятный скрип, крышка поднялась на целых десять сантиметров и застыла в этом состоянии.

– Дальше руками, – подсказал Джей. – Сервоприводы барахлят. Типичная болезнь этой модели.

– Типичная болезнь любого старья, – сказал я.

– Ну, или так.

Теперь она точно поймет, что я не местный. Местный сумел бы открыть, скорее всего, ничего новее они в жизни и не видели.

Иронично.

Я был совершеннее этой капсулы в десятки раз. Я мог взломать ее программную оболочку, перешить ее интерфейс, превратить ее в смертельную ловушку для того, кто уляжется сюда после меня, но я так и не сумел ее открыть. Корпорации нужно ввести новый обучающий курс для таких, как я. Факультатив типа «обращение со старьем, которое вы можете встретить во время своей миссии в Содружестве», или что-то вроде того.

– Еще с чем-нибудь помощь нужна? – спросила Джей.

– Думаю, дальше я справлюсь.

– Когда надумаешь вылезать, тоже придется пнуть, – предупредила она.

– О, думаю, с этим я уже разберусь.

– Как скажешь. Если что-то понадобится, моя комната в конце коридора.

– Я думал, там туалет.

– В другом конце, – сказала она.

Закрыв за Джей дверь, я поднял крышку капсулы. Все оказалось не так уж плохо, по крайней мере, в ней не было мусора, пятен от засохшего геля или чужих биологических жидкостей. Там даже почти ничем не пахло.

Я улегся в капсулу, с усилием опустил крышку и нажал кнопку активации. Мне на лицо опустилась маска, камеру начал наполнять проводящий гель.

Я сделал глубокий вдох.

* * *

Я оказался на квадратной площадке, длина стороны которой составляла около ста метров. Вместе со мной здесь оказалась еще пара десятков человек.

Пол подо мной был стеклянный, и сквозь него я видел сотни таких же площадок, на которых тоже появлялись люди. Потолок тоже был стеклянный, и сквозь него я видел… ну, вы понимаете.

Башня Прибытия.

При входе в вирт все пользователи оказываются в Башне Прибытия, откуда можно попасть в любую из действующих на планете виртуальных вселенных, как рабочих, так и развлекательных. Ну, если у вас есть доступ, разумеется.

Или оплачен абонемент.

Глорфиндель обитал в игровой вселенной «Королевства огня и стали». Это был фэнтезийный мир, мода на которые вернулась лет двадцать назад и пока не думала уходить. Мир условного магического средневековья с зачатками огнестрела, населенный волшебниками, рыцарями, драконами, гоблинами, разумеется, эльфами, одним из которых был Глорфиндель, и прочими персонажами, выползшими из сказок, которые рассказывали детям еще в докосмическую эпоху. На Эпсилон-Центре эта игра пользовалась большой популярностью. Наверное, на контрасте с реальностью, которая их тут всех окружала.