Текст книги "Не матом единым"

Автор книги: Сергей Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Странное все-таки название, – в задумчивости переминался с ноги на ногу сосед по очереди.

– Что тут странного? – включился в разговор третий, – все очень даже просто. Никакое это слово не новозеландское, а очень даже русское. Название произошло от первых слогов фамилии и имен братьев учредителей – "ЛА" Лавочкины, "Б" – Борис, "И" – и, "АН" – Андрей. Получается – Лавочкины Борис и Андрей. Тоже мне лингвисты...

– Теперь понятно, – просияли непросвещенные очередники, которые без суеты сдавали деньги в кассу смазливой девице в обмен на сертификаты нефтедобытчиков.

...Через несколько месяцев очередь снова стояла около закрытых на замок обшарпанных дверей с той же самой вывеской "ЛАБИАН" и гневно требовала у пустоты вернуть деньги обратно. От долгого стояния и ожидания начали матом склонять земляков-новозеландцев. Старый знакомый сосед по очереди был хмурым и злым: он несколько раз смачно плевал на вывеску фирмы, а потом ухватил такого же растяпу как и он за рукав и бешено затормошил: показывая пальцем на золотые буквы:

– Читай, читай, мать твою!

– Что здесь читать? Все понятно – ЛАБИАН!

– Обратно читай! В обратную сторону!

– На-и-бал, – по слогам прочитал сосед и лицо у него вытянулось как у желтой спелой груши. – Все ясно, нам здесь больше делать нечего. Нас крупно на...! И поделом!

Когда мне рассказали этот случай, я только грустно улыбнулся и подумал: как доверчив наш народ. А доверие – один из главных факторов, на который и рассчитывают жулики и аферисты. Но так, как само это слово происходит от слова "вера", то нельзя никого обмануть до тех пор, пока обманутый не будет верить, доверять жулику. А мы доверяем даже откровенным "лабианам".

Как-то по автомобильному приемнику я в дороге опять услышал знакомое слово. Диктор объявила, что по просьбе слушателей выступает группа "Лабианка". Я, честно признаться, грешным делом подумал, что именно сейчас кто-нибудь уведет из машины приемник. Прямо на ходу. Но послышалась музыка и песня. Уж не те ли лабиане на деньги вкладчиков создали теперь ансамбль и радовались своему счастью?

Случаются же чудеса...

1996 г.

ПРОСЧЕТ ЕЛЕНЫ ДАНИЛОВНЫ

Просчет Елены Даниловны был в том, что однажды она решила познакомить своих семиклашек на уроке внеклассного чтения с произведением Леонида Пантелеева "Республика ШКИД". Неся книгу в класс, она думала: пусть, не знающие что такое холод и голод, обеспеченные ребятишки услышат, как жилось их дедам и прадедам в послереволюционной России. Как трудно было постигать науки и как они с учителями всей школой преодолевали трудности, учились работать и становились настоящими людьми.

Надо заметить, что преподаватель русского языка и литературы Елена Даниловна Смирнова почитала коммунистическое прошлое своей страны и от случая к случаю ставила в пример героев революционного лихолетья.

Так вот, пришла она в класс, положила на стол дорогое ей произведение и взволнованным голосом сказала:

– Дети, несколько уроков внекласного чтения мы посвятим тяжелому, но в то же время и веселому произведению писателя Леонида Пантелеева. Вы, воспитанные в достатке и благополучии, узнаете, как нелегко было вашим дедушкам и бабушкам приобретать знания, учиться добросовестному труду...

– А мы после занятий тоже работает – машины моем...

– Помолчи Петров. Вы моете, чтобы зашибить деньгу и тут же все спустить на жвачку или петарды. А они – строили ваше будущее...

Она поудобнее уселась на стуле и раскрыла книгу:

– Итак, – и начала читать.

Никто не дергал девчонок за косы, никто не пулял с рогатки и не плевал в трубочку из под шариковой ручки. Все слушали. И в самом деле – всем было интересно. Так и читали...

На третьем уроке внеклассного чтения они познакомились с главой, как шкидцы, сокращая имена и фамилия преподавателей школы имени Достоевского, устраивали ребячьи дразнилки. Веселый смех заглушил школьный звонок.

А на другой день, подходя к классу, Елена Даниловна услышала, как Петров закричал:

– Тихо! Елда идет!

Елена Данилована смутилась и обернулась, чтобы посмотреть, кого же её подопечные называют таким некультурным словом. Но за спиной никого не было.

"Уж не меня ли они елдой называют?" – подумала Елена Даниловна и удивилась, потому как такой клички у неё никогда не было. Мочалкой называли, потому что за невыученные уроки чистила своих учеников как мочалка. Одно время даже "Барышней" называли но "Елдой"... Никогда.

После уроков она попросила Петрова остаться в классе и когда все дети вышли, строго спросила:

– Петров, кто тебя научил такому плохому слову?

– Какому? – удивленно спросил Петров.

– Тому, которым ты меня назвал перед уроком.

Петров потупил глаза.

– Ну? Я жду...

И тогда Петров набрал в грудь побольше воздуха и выпалил:

– Вы, Елена Даниловна...

– Я? – у преподавателя русской словесности брови поползли на макушку. – Это когда же я могла такое произнеси?

– Когда "Республику ШКИД" читали.

– Там не было такого слова!

– А Викниксор? А Косталмед? А Эланлюм? – показал Петров свое прекрасное знание произведения.

– Причем здесь Викниксор? Не вижу связи с этим некрасивым словом...

– Ел-ена Да-ниловна... – чуть слышно сказал Петров.

И тут учительница поняла, какой просчет она допустила, познакомив своих учеников с произведением "Республика ШКИД"...

– Завтра приведешь родителей, – сказала она Петрову.

– За что?

– Если б я знала, – тихим голосом себе под нос пробурчала Елена Даниловна.

1997 г.

ГОЛОВАЧ ЛЕНА

С товарищем мы договорились встретиться около входа в метро. Я пришел раньше времени, облокотился на мраморную колонну и огляделся. Народ дисциплинированно просачивался между турникетами. Дежурные исправно проверяли на фальшивость различные льготные удостоверения и месячные единые билеты, да незлобно ругались на пассажиров, если чей-то жетон или магнитная карта застревали в щелке турникета. Около касс очаровательная девчонка с распущенными густыми волосами, спадавшими на воротник дорогой дубленки, планомерно обходила молодых мужчин, слезно извинялась, что забыла деньги на работе и просила выручить рублем-другим. Никто и не отказывал.

Я ещё раз полюбовался её волосами и уткнулся в газету. Но уже через несколько секунд кто-то легко дернул меня за рукав. Я оглянулся. Передо мной стояла она.

Вы не одолжите мне на жетончик? Кошелек забыла...

– Бывает, – улыбнулся я и достал бумажник. Но купюр меньше пятидесяти рублей не оказалось, – А хотите я вам дам жетон?

– Я была бы вам очень благодарна... – мне даже показалось, что она, покраснела от неловкости. Но взяла жетон и, распуская запах дорогих духов, грациозно направилась к турникету. Неуловимым движением опустила жетон в щелку и тут...

Два тинэйджера, один из которых, поджав ноги, крепко держался за плечи товарища, оттолкнули девчонку и проскочили турникет. Всадник, спрыгнув с закарпаток "своей лошади", приставил обе руки к носу и сделал девчонке дразнящий жест. А она, оторопев от такой наглости несколько секунд не могла вымолвить ни слова. Но затем, видимо сообразив, что её нагло надули, переходя на визг закричала в направлении наглецов:

– Козлы вонючие. Задолбанцы сраные...

И к удивлению всей честной публики она перешла на отборный мат. Да такой, какому бы позавидовал опытный боцман. А пацаны, напоследок ещё раз скорчив рожи, запрыгнули на лестницу-чудесницу и были таковы.

К изрыгающей ругательства девчонке подошел милиционер. Та, не прекращая многоэтажного мата, выложила ему свою обиду.

– Как вас зовут? – спросил он, то ли по долгу службы, то ли желая познакомиться.

– Ну, допустим, голова члена. – все ещё не теряя ругательского запала, но с подвохом в голосе ответила она.

Лицо молодого стража правопорядка заметно покраснело и он постарался отразить на лице строгость:

– Как? Не понял?

Девчонка впервые от души засмеялась:

– Ну, Лена Головач. Что в имени тебе моем?

Работник правопорядка улыбнулся и больше не стал задавать никаких вопросов, лишь взял матерщинницу под руку и провел мимо пожилой дежурной.

Женщина, освобождая проход, почтительно сделала полшага назад, словно отдавала должное искусству русской ненормативной лексики.

1999 г.

ГРУБЕЙШАЯ ОПЛОШНОСТЬ

В России Мишка Захаров развлекался по-разному. Потому что благодаря не только родителям, но и собственным наклонностям, был очень богатым человеком. Впрочем, оставим в стороне его профессию...

По молодости лет на каждой вечеринке стрелял из пятизарядного помпового "ружжа" 12-го калибра. С прикладом с золотыми изразцами. Кто-то скажет: ну и что? Так Мишка по гостям стрелял. Конечно, дело, так сказать, уголовно наказуемое. Но на него никто не обижался. Потому что все патроны были заряжены стодолларовыми купюрами.

Но это так – мелочи. Кто, скажите, из нормальных людей мог позволить себе слетать на Таймыр, чтобы в местном чукотском ресторане заказать себе бифштекс из самого мамонта? Даже чукчи, веками рождаясь и умирая в вечной мерзлоте на естественных захоронениях мамонтов, не додумались до изготовления таких экзотических бифштексов. Под ногами горы мяса, а они кричат: "Кроме юколы и оленины жрать нечего!" Темнота!

Может быть после Мишкиных изысков и зачастили на Чукотку и в Якутию богатые иностранцы.

Вся Мишкина беда была в том, что не мог он себе подобрать даму сердца. Конечно, не сказать, что женщина в его жизни не было. Очень много было. Он, Мишка со товарищи устроили для пяти десятков разных мисс и миссок всяких рангов настоящие олимпийские игры. С выездом на родину, где зародилось это движение. Девушки соревновались, естественно, в чем мать родила. Каждая могла сама себе выбрать вид спорта. Одни плавали, другие бегали, третьи прыгали в высоту – а Мишка сидел на трибуне и хлопал в ладоши.

Так вот, достойной невесты, которой бы он спокойно на день бракосочетания мог подарить кровать площадью 20 квадратных метров, пока не находилось.

И тогда от тоски Мишка решил съездить в Англию, купить себе виллу известнейшем месте, за что и получить автоматически звание пэра. Дело тут, вообще-то было, даже не в звании. В современной России, Михаил Захаров без особых проблем мог обеспечить званиями отечественных баронов, князей или графов целый строительный или мотострелковый батальон. А кто служит в стройбатах – даже догадываться не стоит. А вот звание пэра может получить только тот, кто приобретет хотя бы небольшой особнячок в знаменитом районе. Но разве Мишка станет возиться с особняком, если денег на дворец хватит.

Сказано – сделано. Замок куплен, звание пэра получено. Необходимо было только слетать в Россию и снять решить кое-какие незначительные делишки. И вот тут на борту лайнера он встречает её. В образе обыкновенной стюардессы. Конечно, очень симпатичную, стройную, но – в образе обыкновенной стюардессы.

Но Михаил Захаров-то – человек широкой русской души. То, что он русский финансовый король, а она всего лишь стюардесса, пусть даже на международной линии, – по боку. Как там в песне поется: "Наш Мишка, кажется, влюбился?"

Так оно и оказалось. Уже на третий день знакомства в своей московской квартире Мишка повесил в гостиной портрет любимой. Во всю стену. Натуральный шелк, которым была обита гостиная выкинул, а фотообои были закреплены.

Конечно, девочка тоже оказалась не дура. Пусть даже стюардесса. Кто откажется от таких подарков?

Словом, личная жизнь пэра Мишки Захарова стремительно набирала обороты. Осталось только сдать в ЗАГС паспорта – и дело в шляпе.

По ходу повествования позволю себе несущественную ремарку: пока в России существовали наличные деньги, "господин-товариш-барин" Захаров и не думал менять гражданство. К чему же грабить себя самого?

Не стоило очень долго ждать, чтобы, в один прекрасный момент пэр сделает своей даме сердца предложение и испросит её руки. Возражение никаких: в этой жизни все продается и покупается. Шмотки. Бриллианты. Куча прихвостней-друзей. Кавалькада лимузинов. Дворец бракосочетания. Торжественная встреча. Сотня журналистов из бульварных и не бульварных газет. Тут-то они и выясняют: пэршу зовут Марина. Фамилия – Дульская. И если совместить звание и фамилию – получается очень даже некрасивое слово. И хотя невеста с радостью согласилась взять фамилию жениха, чуткий на слух Мишка, уловил, как кто-то из писак уже произнес это заветное слово. Ну, почему? Почему он ни разу поинтересовался фамилией своей будущей супруги?

Грубейшая оплошность...

Ах, какой был накрыт роскошный стол для молодых! Как ели, пили и веселились гости! Но сам Мишка Захаров был невесел: он догадывался, с какими заголовками на другой день выйдут газеты...

1999 г.

ЗА ЗДОРОВЬЕ, СЕРЕГА!

В Горемыке меня обещали познакомить с моим братом. При этом те, кто раньше назывался бамовцем, ехидно улыбались.

"Какой ещё брат?" – подумал я и пожал плечами: не было у меня никаких братьев. Но меня уже подхватили под руки и потащили в дальний барак. Согреться с дороги, так сказать, и увидеть его, брата.

На бамовской карте поселок Горемыка вы нигде не обнаружите. Такой раньше был. А потом ему дали другое название – Байкальск. Но старожилы по-прежнему называют свой поселок Горемыкой.

Мы зашли в дом, где в середине большой комнаты стоял накрытый стол. Все как полагается при встрече столичного гостя. Бутылочки с беленькой, закусочка. За столом сидел неопределенного возраста мужичок. С раскосыми глазами.

Знакомься, – сказали, показывая на мужичка, – это Сергей Романов.

"Брат" с трудом, но широко улыбался. Я оценил шутку своих друзей, тоже расплылся в улыбке и дружелюбно протянул руку:

– Сергей Романов. Очень приятно.

"Брат" тут же набулькал в стаканы и подняв свой произнес:

– Зэ-э-э мэндэ!

Лихо опрокинул огненную влагу в рот, сел на стул и, сложив руки перед собой на столе, опустил на них голову. Видимо у него в этот день, был уже не первый стакан.

– А правда, что в Москве теперь водку не пьют, а вводят в вену шприцем? – спросил меня когда-то бывший секретарь комсомола.

– Зачем? – не понял я.

– Ну как! – подивился он моей безграмотности, – Все газеты об этом писали. Эффективность пьяного укола в семь раз выше в сравнении с употреблением спиртного посредством традиционного стакана.

Словно в доказательство своей теории бывший секретарь постучал вилкой по стакану, "брат", поняв постукивание за призыв к действию, тут же поднял голову и потянулся к бутылке.

– Зэ-э мэндэ! – резко сказал он и, не дожидаясь остальных в два глотка оприходовал водку.

"Чем я ему не угодил? Зачем обзываться?" – подумал я, когда тезка-бурят снова опустил голову на руки и закрыл глаза.

– А правда, что в Москве изобрели "опохмелятор"? – снова приступил к допросу бывший секретарь.

– Какой ещё опохмелятор? – я постарался отбросить обиду и сконцентрироваться на вопросе.

– Как! Не знаешь? Все газеты об этом писали. Это такой прибор, с помощью которого можно делать "живую" воду. Вместо обычной нержавейки, из которой при "брожении воды" выделяется вредный для организма хром, применяется наконечник с графитом и титаном. Рукавчик от пожарного шланга с прикрепленным к нему донцем, куда заливается вода. Графит вставляется в рукавчик, рукавчик – в трехлитровую банку с водой. Все это нагревается до шестидесяти градусов и... в шланге получается "мертвая" вода, а в банке "живая". Бери опохмеляйся и никакой боли в голове.

– Первый раз слышу, – честно признался я.

Секретарь махнул рукой и, казалось, потерял ко мне всякий интерес. Темнота!

"Брат" снова зашевелился. Его рука, искусно огибая тарелки с закусками, словно змея потянулась к бутылке.

– Ну, а что у вас здесь новенького? – дабы опередить новый каверзный вопрос, я решил приступить к своим журналистским обязанностям.

– А ничего. Зарплату не выдают. Работы нет. Все пьют.

– На что?

– Это же другой вопрос. Вот у Микулиных мамаша Богу душу отдала. Они, как полагается, получили свидетельство о смерти и "похоронные деньги". На них и запили. Поминки плавно перешли в празднование Нового года. Потом рождество. Гроб с бабкой целый месяц в сенях простоял...

– Зээ мэндэ! – снова произнес мой тезка, и опираясь, чтобы не упасть, опустил ладонь в тарелку с помидорным рассолом.

Выпив, он ласково посмотрел на меня и рухнул на стул.

– Какую-то грустную ты мне историю рассказал, – стараясь не глядеть на своего "брата" обратился я к бывшему секретарю.

– Могу и веселую. В соседнем поселке бабы своим мужикам от тела отлуп дали. Сказали, пока пить не прекратите – никакого секса.

– Как в кино!

– Ага. Через пару недель мужики и в самом деле ушли в завязку. Трезвенькие как стеклышки стали возвращаться домой. И тут бабы за примерное поведение решили их поощрить. А чем поощрить? Бутылочкой. Один раз премировали, другой – и все воспитание пошло насмарку.

Я видел, что мой тезка, Сережка Романов, подняться уже не мог. Но водку в своем стакане он, казалось, видел отчетливо. Словно бульдозер, раздвигая широкими скулами с пути тарелки с закусками он тянулся губами к стакану. Хриплый голос выдавливал буквы:

– Зээ мэ-э-эн-дэ...

– Чего это он все на меня матерится? – наконец отважился спросить я у бывшего.

Секретать с удивлением посмотрел на меня:

– Да наш Сергунчик, мухи не обидит.

– А мандой зачем обзывает?

– Какой ещё мандой! "Зэ мэндэ" по-бурятски "За здоровье". Вот он весь вечер и пьет за твое здоровье. Здоровье тезки, брата, так сказать.

Я подвинул к "братишке" стакан поближе: не дай Бог опрокинет весь стол. Поднял свой стакан и громко произнес:

– Зэ мэндэ, Серега!

Горемыку я покидал на другой день. И вовсе это была не Горемыка. Байкальск!

1999 г.

ЧТО НЕ СДЕЛАЕШЬ РАДИ ЛЮБИМОГО?

Один российский прапорщик исполнял свой интернациональный долг. То ли в Афганистане, то ли Средней Азии, то ли вообще где-то на территории России, но в одной из мусульманских республик. Не в этом дело. А в том, что прапорщик по уши влюбился в мусульманочку. И что не вероятно – она его тоже полюбила. Прапорщик был парень что надо – рожа кирпичом, бицепсы, словно кислородные подушки, могучее тело. Одним словом – парень герой. И дивчина ему под стать – статна как газель, черноглаза, мастерица на все руки. А скромна-а-а! В России такую скромницу можно отыскать разве что в непроходимой тайге.

Но что ни говори, а в отличие от нашего героя-прапорщика, по его мнению не имевшего вообще никаких недостатков, у невесты было сразу два изъяна. И очень существенных. Во-первых, она была иной веры мусульманской. А во-вторых, звали её Кангмалингжанова Сирун. То, что девушка носила фамилию Кангмалингжанова – полбеды. При бракосочетании непременно возьмет фамилию мужа. А вот с таким именем – в России могут быть проблемы. Что поделаешь, ну у тех мусульман даже не то что есть такие имена, а очень даже распространены. Как у нас в России, Наташки, например.

Но у прапорщика-то – настоящая любовь. Плевать ему на иное вероисповедание и тем более на имя невесты. Он её с первого дня знакомства звал вовсе не Сирун, а Светочка.

В общем после исполнения своего интернационального долга привез прапорщик мусульманскую девку в район дислокации своей части, привел к своим родителям, которые к счастью, жили почти рядом и представил невесту:

– Знакомьтесь мама и папа, это – Сирун, невеста моя ненаглядная.

У папы с мамой челюсти отвисли, что за Сирун? Ни фига себе – Сирун! Значит на свадьбу наприглашают гостей и скажут: "А вот и наша Сирун!" То-то будет праздник! Да ещё мусульманка!

Папа с мамой с девушкой познакомились, а потом сына в тихую комнатку завели и высказали ему свое "фе". Словом, так сыночек, хочешь женись, но мы тебе своего родительского благословения дать не можем. Пока она мусульманка... Пока зовется Сирун...

Пригорюнился молодой прапорщик и в ту же ночь рассказал о родительском условии своей Сирун.

– Не горюнься, – молвила Сирун, – Я готова поменять вероисповедание. Завтра же пойдем в вашу церковь, и я приму христианство. И на счет имени не беспокойся. Зови как и раньше называл – Светкой. А при бракосочетании пусть мне и паспорт поменяют, где вместо Сирун будет Светлана.

Обнял её прапорщик своими огромнейшими руками, положил лицо из красного кирпича на нежную девичью грудь и уснул.

Как сказала Сирун, так и сделала. Стала христианкой. Подали они два заявления в ЗАГС: одно на бракосочетание, другое на замену имени. И стали ждать торжественного дня.

На свадьбу пришло гостей видимо-невидимо. Прапорщик-то старшиной десантной роты по службе числился. Марш Мендельсона, цветы и торжественный голос дамы с огромной цепью на груди, которая регистрировала брак.

Согласны ли вы, Светлана Мамедовна, стать женой и взять фамилию мужа?

– Согласна, – ответила Светка и с любовью посмотрела на своего героя.

Залпом стрельнули бутылки шампанского, пробки весь загсовский потолок изрешетили. Вокруг сотни глоток кричали "Горько!", кто-то из самых неугомонных уже бил бокалы. А молодожены слились в долгом поцелуе. Теперь они супруги – Бибздяк.

Такая фамилия была у прапорщика и его родителей. Очень редкая фамилия...

2000 г.

НАШЛА КОСА НА КАМЕНЬ

Менеджер по продажам недвижимости Вовка Онанизев, молодой да ранний, притащил в "контору" диск с фамилиями и телефонами всех жителей города.

Вставил в компьютер, покрутил и, откинувшись на спинку кресла, с горечью выдохнул:

– Жалко!

– Жалко знаешь где, Онанизев? – постарался подковырнуть его начальник отдела.

– Знаю, господин Сучков, знаю. – Вовка сделал ударный акцент на фамилию начальника, – Только мне обидно, что в этих телефонных списках нет данных о жилплощади, которую занимают абоненты.

– Зачем тебе?

– Как зачем? – по-прежнему внимательно просматривая списки владельцев телефонов, ответил Вовка, – Вижу я, например, что гражданин по фамилии Маньякин занимает площадь в 24 квадратных метра. Звоню ему и предлагаю улучшить жилищные условия...

– Думаешь у Маньякиных деньги найдутся на улучшение? – хмыкнул Сучков.

– Это у Сидоровых не найдутся, у Петровых, Ивановых. А у граждан с фамилиями типа Крутой, Меринов или какого-нибудь Бумера обязательно найдутся. Эти жить умеют.

– Странная у тебя логика, Онанизев, – скривил улыбку Сучков.

До появления на фирме Вовки Онанизева, начальник отдела Сучков был объектом повышенного внимания. Вредный мужичок. Пакостный. Уже несколько хороших менеджеров было уволено не без его помощи. Может быть, поэтому все к нему и обращались только по фамилии. "Господин Сучков, мне нужно в бюро инвентаризации сбегать". "Господин Сучков, а у нас бланки договоров закончились". "Господин Сучков..." А господин Сучков уж очень комплексовал по поводу частого упоминания его фамилия. Он и привел в фирму Вовку Онанизева, сообразительного, смешливого и быстрого на подъем парнишку. Скорее всего в тайне надеялся, что акцент с его фамилии переместится на Вовкину. Но этого не произошло. Вовка нисколько не комплексовал, и по фамилии его называл только сам Сучков.

Вовка впился глазами в компьютерные списки. Чему-то улыбнулся и схватил трубку телефона.

– Алло? Это квартира Бляткиных? Вас беспокоит Владимир Онанизев из фирмы по продаже недвижимости... Ха-ха-ха... – раздался его задорный смех и тут же последовало пояснение, – Бляткины бросили трубку.

– Еще бы! Какое совпадение! Господин Онанизев звонит господам Бляткиным, – съязвил Сучков.

Вовка не обратил внимания на "подкол". На экране его компьютера быстро бежали строки с фамилиями. Он опять потянулся к телефону.

– Алло! Мне Петра Васильевича. Петр Васильевич? Вас беспокоят из фирмы недвижимости. Кто? Риэлтор Владимир Онанизев. Я по поводу...

Он положил трубку и снова дико захохотал:

– Меня послали! Надо же сам Подхуллин и меня туда же!

– Ты Горячевым договор на покупку оформил? – строго спросил Сучков.

– Оформил, оформил. Еще позавчера, – не отрывая глаз от компьютера, ответил Вовка, – А ну-ка, что у нас на букву "х"? Хоревы, Холодовы, Хурловы, Хуйк! Ни фига себе!

Снова тычет в кнопки телефона, смешливо оглядывает сотрудников отдела и переключает аппарат на громкоговорящую связь. У Вовки сегодня веселое настроение.

– Ал-лооо. Вас слу-у-ушают.

– Здравствуйте, это квартира Хуйков? – спрашивает Вовка.

Абонент несколько секунд молчит, а затем из динамиков раздается неторопливый голос:

– Ув-важае-емый, господи-ин. Хуйк – фам-милия эсто-онская. Она не скло-оняется. А с кем я им-мею честь го-оворить?

– Это фирма по продаже недвижимости. Менеджер Владимир Онанизев...

Неторопливый голос тут же вмешался в Вовкину речь:

– По-оздравляю-ю, ва-ас, господи-ин Он-нани-изев с пе-ерспекти-ивной ра-аботой. Но в ва-аших услу-угах я не нужда-аюсь. И-именно в ва-ших. Вы ме-еня по-оняли, на-адеюсь?

От аппарата послышались прерывистые гудки.

Кабинет тут же вздрогнул от дружного хохота. Только Сучков не смеялся. А к вечеру президент фирмы вызвал Вовку в свои апартаменты и без всяких эмоций на лице предупредил: чтобы подобные шутки не повторялись.

За такие проделки, порочащие честь фирмы, кого-то другого президент бы и уволил, как говорится без выходного пособия. Но не Вовку Ононизева. Потому что Вовка один совершал сделок втрое больше, чем кто-либо другой.

2000 г.

И БАХ ТУТ НИ ПРИ ЧЕМ!

Этот дальневосточный полустанок мне сразу не приглянулся. Поезда мимо него проносились не сбавляя хода. Электрички ходили редко, да и не все останавливались. Зато несколько поломанных скамеек на перроне были заняты. На спинках лавочек восседали молодые люди, опустив ноги на сиденья. Курили папиросы. Сначала мне показалось, что бедствуют ребята, пуская одну папироску по кругу. Но потом дошло – расслабляются. На их языке "кумарят", курят анашу, которой в этом районе пруд пруди. Затянутся, глаза закатят и сплевывают тягучую слюну прямо на перрон. Бр-р-р, неприятно...

До электрички оставалось не менее часа и я решил прогуляться. Спустился по ступенькам и услышал голоса, доносящиеся из-под перрона. Под ним от полуденного солнца тоже прятались наркоманы. Группки курильщиков были и под березками и в траве около железнодорожной насыпи. И я решил снова вернуться на станцию. На перроне уже вовсю шла голосовая перепалка. Уборщица, размахивая метлой, наскакивала на наркоманов, костерила их на чем свет стоит, но те лишь ленива улыбались в ответ: "Отвали бабка, на лучше плану. Затянись и успокойся!"

– Ах, так, кричала уборщица! Ну, я вам сейчас устрою. Вот я вам сейчас! – и во всю округу закричала, – Михалыч, черт, Михалыч, включай Прибабаха!

В ту же секунду из станционных динамиков громыхнула органная музыка. Тяжелыми волнами всю округу охватывали органные фуги Баха. С десяток-полтора курильщики тут же спрыгнули с лавочек и устремились к лестнице. Из-под перрона тоже стали вылезать юноши и девушки и по пыльной, ухабистой дороге чуть ли не бегом устремились подальше от станции.

– Ну как, подействовало? – из будки появился мужик лет пятидесяти, тот самый Михалыч, которого на помощь призывала тетка с метлой.

– Только пятки засверкали! – подбоченившись ответила тетка. – Не уважают Прибабаха-то, боятся.

– Кого они боятся? – не совсем поняв о ком идет речь, обратился я к Петровичу.

Мужик самодовольно улыбнулся:

– Баха, Генделя, словом, наркоманы не уважают органную музыку. Особенно фуг шугаются.

И рассказал мне историю, как однажды к нему в руки попал какой-то научный журнал, в котором он узнал об исследованиях немецких ученых, которые проводили музыкальные опыты на наркоманах. Оказалось, что органная музыка у самых больных вызывает чувство страха и ужаса. Тогда и притащил Михалыч, начальник станции, свой старенький проигрыватель в здание полустанка. Выпросил у приятеля пластинку с фугами Баха и решил провести свой собственный эксперимент. Немцы-то правы оказались: не любят орган наркоманы.

– Шизеют они от него, – заключил беседу Михалыч и добавил, – Но я ведь особенно и не усердствую. Включаю только тогда, когда на перроне начинают происходить беспорядки.

Полустанок Липовый, назовем его так, – основной центр конопляного рая. Высокой травы с запахом дурмана – огромные плантации. Ее здесь специально никто не садит. Она сама разбрасывает свое чертово семя по осени и плодится, плодится, не взирая на погодные условия, на зависть ржи и пшенице. А летом сюда съезжаются любители травки. Едут не только из соседних областей, но и из центра России. Вывозят коноплю мешками, рюкзаками, сумками. Милиционеры из района наведываются на конопляные плантации очень редко. Да и не разъездишься: район огромный, а милицейский уазик лишь один. Да и толку от их наездов, что с козла молока. Выхватят из сотни сборщиков двух-трех парней и уедут. Вот и приходится Михалычу со своим немногим станционным персоналом самолично вести борьбу с наркобизнесом. Правда, своими, "прибабаховскими" методами.

Из конопляных полей раздался призыв приближающейся электрички. Фуга закончилась и из радиопродуктора голосом Михалыча последовало объявление об осторожности при посадке. К перрону со всех ног неслись юноши и девушки. Те, кто не ценит великого Баха!..

2001 г.

НАШИ ЗА РУБЕЖОМ

В родном отечестве принято считать, что уж больше-то русских ни одна нация матюгами не кроет. Тому пример множество веселых историй. За рубежом соотечественники узнают друг друга именно по бранным словечкам. А уж сколько анекдотов сложено о первенстве русской брани – не сосчитать. Вот, например, американцы решили проверить, где больше ругаются матом. Изобрели такие часы, которые при одном матюге отсчитывают ровно одну минуту. Повесили во французском кабаке, набежало 15 минут. Повесили в "Макдоналдсе" в США. Стрелки отсчитали 30 минут местного сленга. Решили повезти часы в Россию и повесить в солдатской казарме. Укрепили над тумбочкой дневального. На утро часов не находят. Спрашивают у дежурного:

– Где часы?

– Да я их выбросил, – говорит тот, – в казарме и так сквозняк, простудится можно, а тут ещё этот вентилятор на полную мощь работает.

Но так ли на самом деле? Оказывается русскому человеку ещё далеко до самой "матюгальной" нации в мире. Нецензурщина присутствует и в других языках – немецком, французском, испанском, английском. В помещенном в Интернете всемирном словаре нецензурных слов и выражений русский комплект ненормативной лексики (146 словарных гнезд) стоит лишь на четвертом месте. Бесспорным мировым лидером является язык Шекспира и Байрона (418), за ним следует испанский (310) и голландский (203) Солиден этот пласт и в шведском языке – 120 непечатных слов и выражений. Весьма скромно выглядят на общемировом фоне прибалты: эстонский язык представлен пятью, а литовский и латышский – тремя и двумя нецензурными гнездами соответственно. Правда, в нескольких экзотических языках, зулусском, например, составители словаря вообще не нашли ничего такого, что при детях и дамах произносить не рекомендуется.