Текст книги "Игра в бессмертие (СИ)"

Автор книги: Сергей Потёмкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава 17

Как и ожидалось, мутанты от нас отстали: им хватило Ацтеков.

Квартал, где они нас преследовали, быстро остался позади, а затем мы миновали запущенный сквер и вновь пошли вдоль домов. Местный пейзаж уже стал привычным – безлюдные улицы, трава на асфальте, брошенные машины. Тела мёртвых горожан, попадавшиеся на пути, мы обходили стороной – и вовсе не из брезгливости: просто до сих пор не ясно, почему трупы превращаются в зомби (авторы «Дворга» предоставили геймерам самим разгадывать эту тайну), а значит, любой здешний жмурик – это потенциальный зомбяк. И оказаться с ним рядом в момент воскрешения не хотелось.

На одном из перекрёстков зрелище было особенно мрачным: на дороге лежал ребёнок. Рядом ржавел помятый велик, на который наехал джип. Видимо, предполагалось, что вторжение дворгиан спровоцировало аварию.

При взгляде на маленькое мёртвое тело мне захотелось пристрелить создателей «Дворга»… ну хотя бы из хардбольной пневматики – чтобы синяк остался.

И тут как по заказу раздались выстрелы.

Тишину разорвала автоматная очередь, за которой последовал залп из двустволки. С гулким хлопком взорвалась граната. Дважды пальнули из винтовки – судя по звуку, из мощной «Баррет», способной прошить броню.

И снова очередь.

– Что это?.. – с испугом спросила Кэсс.

Я не ответил, пытаясь понять, где идёт перестрелка. Но уже было ясно, что выстрелы доносятся с севера, со стороны Елисейских Полей. Примерно оттуда, куда мы шли.

– Это у арки? – поняла Кэсс.

Я мрачно кивнул.

А пальба шла по нарастающей: прогремел новый взрыв, затрещал пулемёт. Ему лаконично ответила «Баррет». Уже знакомый автомат выдал новую очередь, будто боясь от них отстать.

– Это банды энписи, – я сел на бордюр, тянущийся под мостом – вдоль одной из двух улиц, сходившихся в этом месте. – Они тут иногда воюют…

– Иногда?.. – у Кэсс уже явно возникла догадка. – И как часто?

Отвечать не хотелось, но я честно сказал:

– Обычно раз в месяц…

– А последний раз когда воевали?

Я устало вздохнул, глядя на Кэсс. Конечно, она уже всё поняла.

– Насколько я знаю, на той неделе.

Кэсс уныло усмехнулась. Посмотрела в ту сторону, где шёл бой:

– Это Взломщик, да?

Я не ответил – вопрос ведь был риторическим…

Усевшись рядом со мной, Кэсс уставилась на асфальт. Над нами была эстакада (в реале её построили сравнительно недавно – четверть века назад), слева и справа темнели опоры. Здесь можно было отсидеться без особого риска попасть кому–нибудь на глаза.

– И что теперь?.. – спросила Кэсс.

– Ждать… – угрюмо бросил я. – Два часа, три… или даже до завтра…

Кэсс покачала головой:

– Он ещё что–нибудь придумает. На что угодно пойдёт, лишь бы нас к кукле не подпустить.

Я молчал, понимая это не хуже неё.

– Я иду к арке, – Кэсс встала. – Попасть туда завтра будет не легче, чем сегодня. Лучше покончить со всем сейчас.

– Нет, Кэсс, – я тоже поднялся.

– Меня убить нельзя, забыли? Пусть стреляют на здоровье – пока патроны не кончатся.

– Это плохая идея, – жёстко возразил я.

– А у вас есть другая?

– Пока – нет. Но будет. Даю слово.

Кэсс опять глянула туда, где шла перестрелка:

– Ну изрешетят они меня… да пусть даже гранатой взорвут!.. Отлежусь, встану и пойду дальше… Больно, но я перетерплю.

Меня передёрнуло.

– Никуда ты не пойдёшь.

– Что?.. – оторопела Кэсс. – Да с какой стати вы мне указываете?..

– Вот с этой.

Я привлёк её к себе и поцеловал.

Всё вышло спонтанно: я и подумать ни о чём не успел. Всего мгновение назад я этого делать не собирался.

Но бывает, что мгновение значит больше, чем год.

Это было как в реале. Не как с неписями на одну ночь, не как с Ольгой. С Кэсс всё было по–другому.

Реальный вкус, реальный запах. Реальные волосы под ладонью. Реальные губы, от которых не оторвёшься.

Это было реальней самого реального реала на свете.

«Ни за что и никогда» мигом кануло в бездну…

Наш поцелуй под грохот выстрелов был на удивление долгим. Затем прозвучал шёпот Кэсс:

– Ты же вчера сказал, что у нас сугубо деловые отношения…

– А ты – что между нами ничего не может быть, – напомнил я.

И Кэсс будто встрепенулась от моих слов:

– Конечно, не может… – она отстранилась. – Не может, Клим!.. Я же… я сама не знаю, кто я…

– Кэсс Рябова, девятнадцать лет, бывшая тестировщица, – мне словно что–то ударило в голову, хотя я и не пил. – Находчивая, красивая… и настоящая.

– Откуда ты знаешь?.. – прошептала она.

– Просто знаю, – сказал я. – Ниоткуда… так бывает.

Это было чистой правдой – и мне было стыдно, что я в её «настоящности» сомневался. А ещё стало обидно, что я глупил накануне: «ни за что и никогда» завело меня не в ту степь…

Иногда разум – плохой советчик. И из–за его занудства я потерял вчерашний день.

– Знаю, Кэсс, – повторил я.

И шагнул к ней.

Я видел, что она боится – не меня, конечно… она боялась отношений вопреки своим же словам… вопреки доводам о том, что и в ВИРТУСе можно не быть одинокой.

Она поверила в свою фальшивость – и боялась её выставить напоказ.

Но за этим её страхом пряталась девушка, не разучившаяся любить… Пряталась другая Кэсс.

И другая Кэсс победила.

Она создала дверь в Убежище – но не затем, чтобы уйти: дверь послушно возникла у неё за спиной, и Кэсс, попятившись туда, увлекла меня за порог.

В Убежище мы буквально ввалились.

Помогая и мешая друг другу раздеться, мы в каком–то диком танце достигли кровати – той, что смахивала на облако. Вспыхнул ночник (Кэсс даже касаться его не пришлось), но я уже видел в свете пульсара, какое у неё великолепное тело… Юное и упругое, оно словно пылало в моих объятьях, изгибалось в бесстыдных позах, но с податливой игривостью отвечало на ласки.

Тонкие пальцы, с пылом царапающие плечи…

Частые вскрики и жар дыхания…

Лавина всех мыслимых видов блаженства, безудержно слившихся в одной точке.

А за окном сияли звёзды, будто за нами наблюдая. Пускай смотрят – мне не жалко.

Мокрые и измождённые, мы с Кэсс лежали в приятной истоме.

Наши ватные тела словно были одним целым, и я чувствовал её приятную тяжесть. Чувствовал волосы у себя на груди. Чувствовал её запах.

Этот запах мне нравился. Нравилось, как она дышит, прижимаясь ко мне. Нравилось, как она молчит.

Мы лежали, лениво лаская друг друга, наслаждаясь тишиной и отсутствием слов.

Конечно, мы вернёмся в «Дворг» – и доберёмся до куклы; решение, как это сделать, я непременно найду. Но сейчас я был рад, что война энписи нарушила наши планы – и спасибо тебе, Взломщик, за этот «тайм–аут»… Если б не он, всё могло сложиться иначе.

Нарушив молчание, Кэсс прошептала:

– А дальше–то что, Клим?..

– Дальше?.. – рассеянно повторил я. – Дальше будет завтра. Потом – послезавтра. Потом… потом опять будет «дальше». Просто будет. Мы с ним как–нибудь разберёмся.

На секунду отстранившись, Кэсс заглянула мне в глаза и вновь положила на меня голову. Её волосы блестели в свете пульсара, будто он желал их коснуться. Если так, то я его понимал.

Мне вдруг вспомнилась фраза, прозвучавшая прежде, чем мы стали близки: «…я сама не знаю, кто я…»

Господи, какая же она глупая!..

А кто мы все – обитатели этой несчастной планеты, бесчисленные клетки чудовищного организма, именуемого человечеством? Погрешности мироздания – или часть некоего вселенского плана? Творцы своих судеб – или рабы неизбежности? Обречённые сгинуть на смертном одре – или имеющие шанс шагнуть в Вечность?..

Вопрос «кто я» задавали себе немногие (по крайней мере, всерьёз) – и ещё меньше тех, кто нашёл ответ. Кэсс ничем не хуже нас, живущих в реале… Уже хотя бы потому, что его себе задаёт.

– Я ведь здесь навсегда… – тихо проронила Кэсс.

– Не только ты, – ответил я. – Любой, кто входит в виртуальность, становится её рабом. Разве это не «навсегда»?

Кэсс помотала головой – хотя это не так–то просто, когда лежишь на чьей–то груди.

– Клим, у тебя есть реал… Хороший он или плохой, но ты можешь выйти…

– Могу, – подтвердил я. – Но в мой реал лучше не выходить. В нём давно уже пусто.

Мы снова какое–то время молчали – и я будто услышал немые вопросы, которые Кэсс не решалась задать.

И почувствовал потребность на них ответить.

Отдав шёпотом команду, я открыл интерфейс.

В «Дворге» нет инвентаря, но мой дворговский аватар принадлежит к классу универсалов, так что в прочих сегментах инвентарь открыть можно. В нём лежат вещи, не относящиеся к играм.

Личные вещи.

Я коснулся ячейки, где была фотография.

Фото выросло в размерах, став голограммой: у озера стоит мальчик, держа пойманного карася. Взгляд лучится восторгом, на который способны только дети.

Кэсс невольно улыбнулась и тихо спросила:

– Твой сын?..

– Ванька… – отозвался я. – День рожденья… Семь лет.

Это фото я не открывал долго, боясь смотреть на него. На другие Ванькины фотографии я смотреть тоже боялся, но на эту – особенно. Светлый радостный день, август, солнце и зной… Я бы просто обжёгся тем потерянным светом, безрассудно решившись в него заглянуть.

Но зато я всё помнил.

Ванька что–то тараторил, держа бедную рыбину и гордясь уловом, а я искал удачный ракурс. Жалко, что в кадр не попала Лариса: моя бывшая жена взошла на пригорок, чтобы снять нас обоих. «Летающие» смартфоны тогда только появились, и мы всё снимали вручную.

Карась, который был у Ваньки (как и два его собрата, угодившие в ведро), должен был стать нашим обедом, но мы всё пережарили. Типичные горожане, редко выбиравшиеся на природу… Даже к платным водоёмам в паре километров от МКАД.

Но потом мы поехали в торгово–развлекательный комплекс (один из переживших конкуренцию с ВИРТУСом) и оторвались по полной: сходили в кафе, посмотрели кино, сыграли в квест. Сын вдоволь пострелял в тире, который вначале счёл скучным: любой тир в его глазах проигрывал виртуальности. Но после двух выстрелов было бы проще отнять львёнка у львицы, чем у Ваньки – арбалет.

Это был прекрасный день.

А через год Ванька умер.

– Рак мозга, – тихо сказал я. – Мы многое можем лечить, но не всё. Для мозга протезов ещё не придумали.

Кэсс нашла пальцами мою ладонь. Удивительно, но мне стало легче.

Конечно, я не мог рассказать ей всего.

Как рассказывать про месяцы адской борьбы, когда мы с Ларисой стали седеть? Про обманчивое время надежды (болезнь тогда вроде бы отступила) – и новый кошмар, ещё хуже предыдущих? Про безысходность и желание уже не проснуться?..

О таком говорят в фильмах, а в жизни молчат. Настоящее горе словами не выразишь.

Но об одном рассказать следовало: о том, почему я взял из вещдоков опикрафол. О том, почему развёлся с Ларисой (точнее – она со мной). Я знал, что если промолчу, Кэсс ни о чём меня не спросит, но это путь в никуда: незаданные вопросы – мины замедленного действия… Их лучше сразу обезвредить.

Поэтому я произнёс:

– Когда стало ясно, что надежды уже нет, я подключил Ваньку к ВИРТУСу. Ему нельзя было, а я всё равно подключил…

Я боялся, что Кэсс от меня отстранится – но она прижалась плотнее.

Она всё поняла…

– Оставался всего месяц… – продолжал я. – Даже с обезболиванием и снотворным это был бы месяц мучений. Поэтому я взял тот чёртов опикрафол и…

– Клим, не нужно… – прошептала Кэсс. – Не оправдывайся…

Но я должен был закончить:

– Лариса тогда в больницу слегла – сдали нервы… А сиделку я выгнал, чтобы не помешала. И мы с ним два дня играли… Он не помнил, что болеет: вообще забыл про реал… думал, всё вокруг взаправду. Всего–то полтаблетки понадобилось…

Кэсс молчала, но осуждения в её молчании не было: только боль. Моя боль, которую она разделяла.

– Там была одна игра – межсегментарная… – я невольно улыбнулся, но даже безумец не счёл бы ту улыбку весёлой. – Надо было пройти квест в семи разных сегментах: выполнить семь заданий и узнать семь цифр. Нам с Ванькой дали мел и деревянную скрижаль – якобы из храма какой–то богини: на той скрижали мы цифры записывали. Если бы записали все семь, нам открылся бы какой–то секрет. Но мы дошли только до пятой…

Я осёкся, однако нашёл в себе силы продолжить:

– Из–за ВИРТУСа ухудшилось кровоснабжение в поражённом участке мозга. Я знал, что так будет… пошёл на это осознанно, понимаешь? Да и сейчас бы пошёл… – голос мой дрогнул, но я сказал правду: жестокая правильность того выбора у меня сомнений не вызывала. – Мой сын прожил меньше, чем мог бы прожить, но он не страдал. Он играл и был счастлив… Играл до последнего…

Я умолк, а Кэсс гладила мои волосы. Пульсар беспардонно лил на нас синеву.

Через какое–то время я снова заговорил:

– Мне дали условный срок: не за опикрафол – я ведь вернул большую часть таблеток, а за Ваньку… Лариса подала на развод. Она ни в чём меня не винит, но жить вместе мы уже не смогли, – прижимая к себе Кэсс, я полушёпотом признался: – Потом я пил почти полгода – даже продал оставленную дедом квартиру. А ещё вымещал в виртуальности свою злость: заходил в те сегменты, где кровь льётся рекой, и пачками крошил монстров – будто они в чём–то виноваты… Шёл туда, где можно драться, и бил всех подряд, пока не избивали меня. Думаю, это стало зависимостью, как спиртное… Но одна зависимость спасла меня от другой – потому что без игр я бы спился окончательно, – мои губы скривились в мрачной усмешке. – А в один прекрасный день я кое–что понял. Это случилось, когда я взглянул на свои статы. Раньше–то я их не открывал – они меня вообще не заботили. А тут открыл… И обнаружил, что они офигенно высокие. А я ведь и цели такой не ставил! Тогда–то я и осознал, что увлёкся – или подсел… и что играю я теперь больше, чем пью. Ну а когда кончились деньги, занялся менторством… правда, сначала всего в двух сегментах: в тех, что хорошо знал. Вот так всё и завертелось, – вдохнув запах волос, щекотавших мне шею, я закончил: – Мне не нужен реал, Кэсс… разве что из–за кухни с ванной. Мой реал здесь – как и твой…

Я замолчал, и мы вновь лежали в тишине.

Зная, что в «Дворге» идёт перестрелка и путь к Триумфальной арке закрыт, мы с Кэсс ещё час оставались в Убежище. Но стоило ли расстраиваться? – нам ведь было, чем заняться…

Потом я ненадолго покинул ВИРТУС: принял душ, переоделся. По очевидной (пусть и деликатной) причине виртуальный секс причинял вполне реальные неудобства… А модным девайсом для ВИРТУС-интима я не пользуюсь: пусть меня сочтут консерватором, но один его вид внушает мне ужас.

Покончив с досадными мелочами, я опять сел в гейм–кресло. Кэсс к тому времени задремала. Подумав, я открыл мессенджер и послал ей записку:

«Я в «Дворге», вернусь через 20 мин.»

Из Убежища я вышел туда же, откуда в него вошёл – на перекрёсток с эстакадой, где мы с Кэсс целовались.

Тут ничего не изменилось: покорёженный велик, ржавеющий джип, маленькое мёртвое тело. Слева горбился светофор, рядом лежал оборванный провод. Магазин за дорогой был мрачен и пуст – под стать голым, уродливо тощим деревьям.

Никогда не любил постапокалипсис…

Под несмолкавшую стрельбу (а та всё ещё звучала) я опять сел на бордюр.

Участников перестрелки, похоже, прибавилось, причём в ход уже пошла артиллерия. То и дело гремели взрывы. Пулемёт на их фоне звучал трещоткой, льстиво вторившей барабанам.

Я даже озадачился: что это – война кварталов? Но как Взломщик её спровоцировал?

Впрочем, задаваться следовало иным вопросом: как теперь дойти до куклы?

Сидя на бордюре, я думал.

Банды энписи не могут воевать вечно: непорядок почти сразу заметят админы. Уже должны были заметить… И принять меры.

Тут я испытал сомнение: а вдруг это не Взломщик?..

«Дворг» часто ругали за бессистемность: в режиме кампании (как в групповом, так и в одиночном) он динамичен, но, отклонившись от сюжета, игрок обрекался на скуку: мог часами бродить и не знать, чем заняться. Многочисленные квесты – а они тут неплохие – ситуацию не спасали. Посещаемость «Дворга» снижалась так быстро, что ему грозила убыточность.

Так может, админы нашли выход?.. Придумали какую–то новую жесть, началом которой и стала пальба?..

За этими размышлениями я не заметил, как появилась Кэсс.

Она вышла из двери, ведущей в Убежище, и я мельком подумал, что эта дверь отличается от той, что ведёт в приват–зону… Не знаю, чем, но отличается. То, на что способна Кэсс, выше законов ВИРТУСа.

– Клим?..

Я мотнул головой: мол, тут всё по–прежнему.

Кэсс услышала грохот и помрачнела. Опустилась на бордюр, обняла меня за плечи, прижалась щекой.

– Что делать будем?..

Я молчал.

Вариант был один, и он мне не нравился.

Требовалось отвлечь воюющих энписи – всё равно, на кого: на игроков или других неписей. А значит, надо искать союзников, что займёт минимум день. Но за день многое может случиться; даже если стрельба – не дело рук Взломщика, его нельзя сбрасывать со счетов: он точно попробует нам помешать. Это очень опрометчиво – дарить ему день.

Правда, был способ сделать всё в одиночку (а значит, и быстрее), но большинство геймеров его бы и не рассматривали: слишком низок шанс на успех. Пожалуй, не выше, чем в русской рулетке с на две трети заряженным барабаном.

Тут мои мысли прервал шорох.

Оказалось, малыш на перекрёстке задёргался: шевельнулась рука, по асфальту заскребли пальцы. Голова приподнялась, демонстрируя два жутких глаза: в них загорелся синий свет – основной признак всех дворговских зомби.

– Твою ж… – мне второй раз за сутки захотелось прибить сценаристов. А ведь раньше меня такой трэш не смущал… Видно, с возрастом и впрямь становишься консервативней.

Сняв с плеча «ФН СКАР», я щёлкнул затвором, но Кэсс меня опередила: без единого слова приблизилась к монстру и разнесла ему голову.

– Спасибо… – бормотнул я.

– Клим, пойдём лучше отсюда, – она с тревогой озиралась. – А то ещё другие явятся.

Я кивнул и встал с бордюра. Глянув на зомби, отвернулся. Теперь и не поймёшь, мальчик это был или девочка…

И тут меня словно прошиб ток.

– Клим?.. – Кэсс всмотрелась в моё лицо, но я ей не ответил: с глаз моих будто сошла пелена.

Я взглянул на ржавый велик и на смявший его джип. Потом – вновь на зомби, не успевшего встать.

Мальчик это был или девочка…

– Мы идиоты, – сказал я.

– Клим…

Я замотал головой.

ДТП стало подсказкой: джип, смявший велосипед. Эта авария напомнила мне другую: ту, о которой сказал Затворник.

– Диана Кнежик попала в детстве в аварию, – прошептал я. – Её отец погнал на «красный», и в них врезался джип: он их протаранил слева, где сидела Кнежик, – я уставился на Кэсс: – Тот мальчик, который был под текстурами… на какую он хромал ногу?

Кэсс не ответила – застыла… И это был самый внятный ответ.

Через несколько секунд мы уже вбежали в Убежище. Кэсс открыла интерфейс и, войдя в Сеть, ввела запрос:

диана кнежик в детстве

Открыла картинки – и ахнула.

Короткая мальчишеская причёска. Грубые черты лица. Джинсы с рубашкой вместо платья.

Мы глядели на фото, не находя слов.

Глава 18

Ну что тут скажешь? Мальчик оказался девочкой…

Даже взрослая, Кнежик не отличалась женственностью. Да, она выглядела стильно; ей со знанием дела подбирали наряды (сама она вряд ли тратила на них время), короткая стрижка подчёркивала овал лица, а его резкие черты умело сглаживались визажистами. Но их работа не могла скрыть характер: его жёсткость проступала сквозь любой макияж.

Наверное, в детстве Кнежик часто принимали за мальчика.

Вот и Кэсс приняла.

Временно забыв про «Дворг», мы стали искать сведения о Кнежик: в статьях, на сайте «ВИРТУС Корпорэйшн», в её редких интервью. Мы надеялись на чудо: ну а вдруг повезёт найти что–то важное – подсказку, как в «Дворге»?.. И желательно такую, чтоб всё сразу стало ясно…

Но наши надежды не оправдались.

Информации о Кнежик было поразительно мало, а та, что имелась, укладывалась в избитый шаблон: «родился–учился–работал». Биографические статьи лишь повторяли друг друга, а то детское фото, что попалось нам с Кэсс, оказалось единственным в своём роде. Да и взрослых фотографий было меньше, чем у любой другой знаменитости: Кнежик редко появлялась на публике. Со СМИ она держалась сухо, соцсетями не пользовалась (звучит дико, но факт!), а про личную жизнь известно было лишь то, что она разведена. Видно, адвокаты Кнежик из кожи вон лезли, чтобы данные о её семье не попали в общий доступ: «мама ВИРТУСа» хотела быть отшельником не только в реале, но и в Сети.

Изменивший мир гений остался для всех загадкой.

– Клим, ну это же абсурд! – Кэсс глядела на фото Кнежик. Интерфейс перед нами давно стал монитором, а ниже было подобие клавиатуры: режим голограммы для обычного поиска не годился. – У ВИРТУСа ведь столько пользователей!.. Нам вживляют биочипы, которые она создала… И мы ничего о ней не знаем?..

– Видимо, этого ей и хотелось, – высказал я банальную мысль. – А её армия юристов смогла это обеспечить.

Кэсс откинулась на стуле. Вид у неё был подавленный.

– Можно проторчать тут вечность, – мрачно изрекла она, – и всё будет без толку. Кнежик уже год мертва… Даже если допустить, что меня скопировали из–за неё, то какой в этом смысл? И почему она выглядела ребёнком? Да тут мозги можно сломать!.. – Кэсс внезапно осеклась и посмотрела на меня: – Думаешь, Бедуин принадлежал ей?

Я лишь покачал головой: от гипотез и домыслов толку не будет.

Мы ещё четверть часа промаялись с гуглом, неспособным ответить на наши вопросы. Их была тьма, но я уже не ждал многого: для начала хватило бы и слухов… к примеру, о том, над чем Кнежик трудилась в конце жизни: ведь это могло стать зацепкой. Пока в «Дворге» стреляли, нам ничего не оставалось, кроме как попытаться распутать клубок, возникший под текстурами «Китежа»; раз уж выяснилось, что с Кэсс говорила копия Кнежик, можно было попробовать это сделать.

Но нам попросту не с чего было начать.

– Полный облом… – бросила Кэсс. – Только время теряем.

Я глядел на монитор, где опять была Кнежик: три десятка фотографий – и все бесполезны… Будто части мозаики, где стёрся узор.

Как свести их воедино, если вместо чётких линий остались обрывки?

Да очень просто: найти искусствоведа.

– Сделаем вот что, – я взглянул на часы. – Ты продолжай пока искать, а я кое–кого навещу.

– Кого? – удивилась Кэсс.

– Того, кто восхищался Кнежик. И он знает о ней больше, чем написано в «Википедии».

У магазина «Friendly Toys» стоял звонкий гомон: внутрь входила орава мальчишек лет восьми–девяти. Дождавшись, пока рядом никого не останется, я повторил обычный алгоритм действий: прошёл вдоль сквера у ограды, взялся за один из прутьев – тот, который выгибался – и со вздохом пропел:

Споёмте же песню под громы ударов…

Если честно, я в ту минуту боялся.

После вылазки в «Адреум» Затворник на меня зол. Из–за моей авантюры его взломали (или попытались взломать – я ведь не знаю, чем кончилось дело), и за это он как минимум потреплет мне нервы… А как максимум оборвёт со мной все контакты.

К счастью, второго не случилось: меня, как и раньше, перенесло в буферную зону – и это была хорошая новость.

Плохая состояла в том, что буферной зоной оказалась канализация.

Я угодил в мрачный тоннель – полукруглый, вонючий, с тёмной водой (в ней я, кстати, и стоял). Впереди брезжил свет (видно, где–то там был люк – либо с решёткой, либо открытый), слева и справа блестели стены – бугристые, склизкие, отвратительные даже на вид. Где–то тихо раздавалось заунывное «кап–кап».

«Ну спасибо, Затворник…» – подумал я.

И задался не слишком приятным вопросом: если в буферной зоне всё так «радушно», то что будет дальше?..

Досадный ответ я вскоре узнал.

Пришлось сначала ввести коды, отыскав на стене анархистские лозунги. Затем был привычный уже «моцион», когда вокруг – одна лишь тьма. А едва она рассеялась, я оказался в…

Вот блин!..

Раскинув руки, я с трудом сохранил равновесие.

Подо мной вместо пола была плита – вроде каменная, не больше квадратного метра. Плита висела в воздухе сама по себе. А под плитой (мама родная!..) бурлила раскалённая лава… или это была магма?.. Чёрт её знает, я всё забываю, чем они отличаются. Короче, что–то там бурлило, и оно мне не нравилось.

Но то, что было вокруг, понравилось мне ещё меньше.

Потоки раскалённой лавы (или всё–таки магмы?) низвергались отовсюду: я как будто был над озером, окружённом водопадами. Берегов (если те вообще были) я не видел, а наверх даже не стал смотреть: меня меньше всего интересовало, есть ли тут небо.

– Надо же – сам пришёл… – сказал откуда–то Затворник. – Ну и как предлагаешь с тобой поступить: топить сразу или по кусочкам?

Рядом что–то пролетело – то ли меч, то ли копьё… Я как–то не разглядел.

– Привет, Затворник, – бросил я. – Твоё гостеприимство вызывает искреннее восхищение.

– О, ты ещё не всё видел! – обнадёжил меня Затворник. – У меня для тебя столько всего припасено…

Из расплава высунулась акулья морда и, щёлкнув зубами, заставила меня вздрогнуть.

– Затворник, это неправдоподобно, – попытался сострить я, – акулам в лаве не выжить…

– Это магма, неуч, – укорил меня Затворник. – Предполагается, что мы под землёй, недалеко от ядра.

– Тогда тем более неправдоподобно – я бы сразу сгорел…

Ну вот кто меня за язык тянул?!

Магма с бульканьем стрельнула бело–оранжевой каплей. С трудом увернувшись, я заорал:

– Затворник, прекращай! Я пришёл поговорить!

– Интересно, о чём? – осведомился Затворник. – Может, о твоих словах «ничего сверхсекретного взламывать не придётся – всего–то сервер «Адреума»»?

– Но ведь всё так и было, – удивился я. – Ты же влез в сервер «Адреума», а не в Пентагон…

– Да уж лучше бы в Пентагон! Из–за твоих выходок меня чуть не взломали!

– Так ведь не взломали… – заметил я.

– Потому что я гений, – скромно сообщил Затворник. – Но если ты думал, что тебе сойдёт это с рук…

Он умолк, но из лавы… тьфу ты, то есть из магмы вновь высунулась акула.

– Злопамятство – грех… – я глядел в акулью пасть: та разверзлась жуткой бездной в обрамлении зубов. Господи, да это мегалодон какой–то!.. – Затворник, ну к чему эти дикости? – я невольно попятился, хотя пятиться было особо некуда. – Ты ведь даже не пострадал…

– Не пострадал? – гневно бросил Затворник. – А чем я, по–твоему, всю ночь занимался? Думаешь, просто вышел из ВИРТУСа, удалил временные файлы, запустил сканнер и перезагрузился? Мне пришлось делать такое… да ты не поймёшь по причине невежества!

– Ну так злись на того, кто всё это устроил, – я не сводил глаз с акулы, явно предвкушающей трапезу. – С ним разбирайся, а не со мной!

– Разобрался бы, если бы знал, кто это.

– Так найди… – предложил я. – Могу дать зацепку: он связан с Дианой Кнежик.

Потоки магмы застыли, бурление внизу прервалось. Из жгучей массы осталась торчать акула. Будь это какой–нибудь старой игрой (из раритетов времён приставок), я бы сказал, что нажали на паузу.

Откуда–то сверху спустился Затворник, стоящий на гладкой плите, как и я – но его плита была втрое больше моей.

– С Дианой Кнежик? – повторил он.

Я напрягся и кивнул.

Теперь будет одно из двух: либо падение, либо беседа.

Но падения не последовало – Затворник был явно заинтригован.

Про себя я отметил, что он снова в пижаме: видимо, опять спал в ВИРТУСе. Значит, его разбудил искин. И хорошего тут мало: раз Затворник «связал» будильник с моим визитом, то лишь затем, чтобы меня побольнее четвертовать.

Но он вопреки моим мыслям сказал:

– Так и быть: твоё смертоубийство откладывается.

– Надолго? – полюбопытствовал я.

– Пока глупые вопросы задавать не начнёшь! – отрезал Затворник – и нехотя пояснил: – Хочу знать, почему меня чуть не хакнули. Но лучше бы это было что–нибудь важное, а иначе мою крошку, – он кивнул на акулу, – ждёт сытный обед.

– Важное?.. – повторил я. – Да без проблем… Как насчёт программы, способной изменить мир?

Но Затворник не впечатлился:

– Таких сотни… Про Torrent не слыхал? Про старые медиа–плееры? Да мир когда–то изменил обыкновенный пакет Office!

– Тогда как насчёт программы, позволяющей жить в ВИРТУСе?

– Мы и так в нём живём. Лично я выхожу всего дважды в день – догадайся, зачем.

– Жить вечно, Затворник. И никуда не выходить.

Он пару секунд переваривал услышанное. Затем спросил:

– Ты про создание ВИРТУС-клонов?..

– Прости, но деталей пока не скажу, – из–за Кэсс я и правда не мог их озвучить: нельзя рассказывать, кто она – ни Затворнику, ни кому–либо ещё. – Но что смогу, объясню позже – когда сам во всём разберусь. Поверь, ты такого не услышишь нигде. А ещё с меня коньяк.

– Винтажный портвейн, – буркнул Затворник, явно забывший своё обещание со мной не пить. – Насчёт той программы… Ты мозги мне не пудришь?

Я покосился на акулу:

– Стоя в метре от неё? Да ещё и над лавой?

– Над магмой, – проворчал Затворник.

– Хорошо, над магмой. Нет, не пудрю – такая программа действительно есть. То, во что я сейчас влип, напрямую с ней связано.

В ответ последовал сарказм:

– Менторство стало опасным делом… И что, во всём этом была замешана Кнежик?

– Думаю, да, – подтвердил я. – Но не знаю, каким боком. И мне позарез надо выяснить, чем она занималась незадолго до смерти.

Затворник вроде задумался. Пока он размышлял, ни послать ли меня к чёрту (а размышлял он явно об этом), я воззвал к его гордыне:

– В интернете про Кнежик самый минимум информации. А ты много о ней знаешь…

– Не так уж и много – только слухи, – явно поскромничал Затворник. – Ну и официальную биографию.

– Да бог с ней, с биографией… – решил я. – А вот слухи – то, что нужно. Особенно за последние годы. Конечно, я тебе заплачу…

Но Затворник отмахнулся:

– Я зарабатываю горбом, а не сплетнями – ими я и так поделюсь. Но за тобой будет должок.

– Какой? – слегка напрягся я.

– Когда придёшь снова – а ты рано или поздно придёшь, назовёшь мне того гада, который меня чуть не хакнул. Это моё условие, ясно?

– И что ты с ним сделаешь? – полюбопытствовал я.

Не то чтобы меня это волновало – просто стало интересно.

– А это зависит от его положения, – рассудил Затворник. – Слышал про социальную иерархию викингов? Ярлы, карлы и рабы. Так вот, если он из ярлов, то я даже не рыпнусь. Если из карлов, подумаю. А если он мелкая сошка – это, конечно, вряд ли, но вдруг? – то я всю его жизнь спущу в унитаз: этот засранец даже пиццу не сможет себе заказать!

Меня передёрнуло. Надо намотать на ус, что злить Затворника опасно…

– Хорошо, – сказал я (кстати, не кривя душой: чутьё подсказывало, что имя Взломщика мне вскоре станет известно). – При следующей нашей встрече ты узнаешь, кто пытался тебя взломать.

И затаил дыхание: как бы Затворник не передумал. Но он кивнул (мол, по рукам) и сообщил:

– В общем, знаю я двух техлидов из «ВИРТУС Корпорэйшн», и оба они любят посплетничать. Ну и много чего интересного болтали о Кнежик.

– Например? – спросил я.

– Что она лесбиянка и баловалась наркотой. Во второе я не верю, но первое похоже на правду. Хотя мне это по барабану.

У меня вырвался вздох разочарования:

– И всё?..

– Ещё говорили, что её завербовали спецслужбы.

– Тоже мне новость… – буркнул я. – Это же секрет Полишинеля…