Текст книги "Звезды над Самаркандом"

Автор книги: Сергей Бородин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 87 страниц)

– Посидите здесь. Я схожу за деньгами.

– Нет! – отказались курды, начинавшие опасаться ловушки. – Мы уходим отсюда.

– Где же я вас найду?

– Не ищи нас! Прощай!..

Тогда Мулло Камар ухватился за рукав упрямца:

– Подожди, я принесу деньги!

Но чем настойчивее он удерживал их, тем неудержимее хотелось им уйти подальше от этого места.

Второпях Мулло Камар набавил им цену.

Но это лишь напугало курдов: сторговавшись, купец вдруг просит их получить больше, чем они запросили!

Снова переглянувшись и подталкивая друг друга локтями, – один взвалил на спину весь мешок, другие ухватились за углы мешка, – все трое кинулись прочь из Араб-хана, уверенные, что стража уже ждет их у ворот.

Но ворота оказались отперты.

Лишь на улице они осмелели и не знали, как отделаться от назойливого старика, цеплявшегося за них и обещавшего деньги, которых у него самого не было.

Мулло Камар, видя, как исчезает эта вожделенная покупка, боялся лишь потерять курдов из виду. Гонясь же за ними, он лишь ускорял их шаги и терял всякую надежду раздобыть деньги при таком положении.

Мулло Камар еще раз набавил цену. Он сулил им почти все, что мог получить у менял, все, что нажил в Дамаске. Чужие деньги, повелителевы, но ведь он вернет их с лихвой!

Он бежал за курдами, не в силах понять их испуга, не в силах от них отстать.

Они оказались уже где-то за людными улицами, на каких-то пустырях, среди чьих-то гниющих костей, спугнув стаю бродячих собак…

Видя, что кроме одурелого старика за ними никто не гонится, курды остановились.

Мулло Камар, задыхаясь, потеряв где-то палочку и потому оскользаясь даже на ровном месте, последний раз напомнил, что вывалит им эту неслыханную кучу денег, если дадут ему время.

Упрямец, подмигнув остальным, согласился:

– Ступай, мы подождем здесь.

«Они сбегут», – думал Мулло Камар. Но что еще мог он сделать?

– Я приду сюда с деньгами.

– Мы подождем! – повторил упрямец и тут же напомнил: – Приноси! Однако сколько сейчас обещал. Меньше мы не возьмем.

Когда, растопырив руки, Мулло Камар пошел по скользкой тропе, со страхом понимая, что денег ему неоткуда взять, курды заколебались: «Ждать ли старика, который вместо денег может привести сюда стражу и незаметно окружить их тут… Уйти бы! Но и столько денег никому не снилось! Если разделить их поровну на три части, каждому хватит до конца жизни. Каждый сможет жить как падишах!»

Они сговорились укрыть книги в какой-нибудь хижине на другом краю города, а самим порознь притаиться на дороге, по которой купец вернется сюда: видно будет, один ли он сюда идет, ведет ли за собой стражу.

Тем временем Мулло Камар возвратился в Араб-хан и спросил хозяина.

Очень толстый, румяный, пощипывая жиденькую бородку, хозяин смотрел ленивыми и добрыми глазами на опасного купца, что утром предъявил пайцзу хромого разбойника – Повелителя Вселенной.

Мулло Камар спрашивал хозяина, найдется ли в Терджане ростовщик, способный за очень большую лихву одолжить очень много денег на несколько дней, пока Мулло Камар съездит за деньгами в Арзрум.

– А под какой залог? – спросил хозяин.

– У меня с собой товаров нет.

– Тогда никто не даст.

Отчаяние охватило Мулло Камара: сказочная добыча ушла!

Но хозяин, перестав щипать бороду, протянул к купцу руку и сказал:

– А пайцза? Она в самом деле от него самого? От Хромого? Покажите-ка ее.

– Вот она! – нашаривая за пазухой могущественную медяшку, заспешил Мулло Камар.

– Покажите-ка!..

Хозяин лениво и ласково осмотрел ее – три кружка, составленные треугольником.

– Да, настоящая. Но как это при такой пайцзе у купца нет с собой ни денег, ни товара?

Мулло Камар с досадой стянул с себя сапог и, тыча им в лицо хозяину, закричал:

– Вот они!

Хозяин попытался отодвинуться, но, будучи грузен и неповоротлив, не смог, хотя купец, предъявляющий то самаркандскую пайцзу, то рваный сапог, едва ли не базарный сумасшедший, каких немало развелось в эти суетные годы и общение с коими не безопасно!

Мулло Камар наконец заметил испуг хозяина, показал на заплатках сапога те армянские клейма и знаки, что превращали любой такой лоскут в серебро или золото.

Наконец хозяин пообещал Мулло Камару найти ростовщика, что под залог пайцзы даст деньги на малый срок, но под такую лихву, какой Мулло Камар никогда не слышал.

Возмущенный, что с него хотят столько взять, купец напомнил, что пророком божьим запрещено ростовщичество.

Хозяин, снова пощипывая бородку и возвращая купцу пайцзу, вздохнул:

– Кто хочет взять, равно нарушает заветы пророка, как и тот, кто хочет дать. К тому же человек, который найдет столько денег, – армянин. Мусульманские заветы не касаются ни его, ни тех мусульман, которые ведут с ним дела.

Мулло Камар понимал, что без пайцзы не так легко будет ему выехать на дорогу, где повсюду бродят воины мирозавоевательного воинства. Но книги следовало взять сейчас же, пока их не перехватили какие-нибудь армяне! Пока курды не перебрались на другой базар, не отправились в другой город.

Армянин внимательно осмотрел голенища и предложил, оставив пайцзу Мулло Камару, взять в залог оба его сапога.

На пререкания и раздумье времени не осталось. Мулло Камар разулся.

Армянин, бережно приняв рваные сапоги, отсчитал купцу кошель серебра и золота.

В нескладных стоптанных туфлях, принятых от армянина в придачу к деньгам, стуча и шлепая на весь базар, Мулло Камар пошел на поиски курдов.

С трудом он нашел дорогу на обетованный пустырь. Ужаснулся, не увидев там желанных курдов. Возликовал, приметив, как крадучись пробираются к нему двое из них. Оробел, поняв, сколь одинок и беззащитен он здесь со своим сокровищем. Даже на помощь кликнуть некого!

Они ограбили бы его. Но зачем, когда он сам принес им заветное сокровище! А мешок этих книг тащить куда-то снова, когда так хотелось скорее отделаться от такого мешка!..

Пока двое проверяли содержимое кошеля, третий, самый упрямый из них, отправился за мешком.

Он уже показался на краю пустыря, изнуренный тяжкой ношей, когда эти двое, переглянувшись, исчезли так скоро, что Мулло Камар, обернувшись, не увидел ни кошеля, ни курдов.

Он увидел лишь упрямца, который, раньше, чем купец, поняв все происходящее, кинул мешок и тоже исчез, словно все это лишь померещилось Мулло Камару. Упрямец ринулся преследовать лукавых сподвижников, а купец остался в надвигающихся сумерках, среди слякоти, на незнакомом пустыре, наедине с мешком, который поднять не было сил.

Уже в темноте возвратился Мулло Камар в свою келью, сопровождаемый каким-то бродяжкой, согбенным под тяжестью мешка.

Очень тяжел мешок! Таков будет вес серебра, причитающегося купцу в Халебе!

Девятнадцатая глава
МЕШОК

За ночь в Арзруме выпал свежий снег, но утром в разрывах тяжелых туч порой проблескивала густая синь неба, и тогда по белым склонам Эйерли-дага, Седла-горы, опрометью мчались синие косяки теней.

Морозило. А где-то в Трапезунте еще цвели розы. В Ереване и в Султании собирали урожай гранатовых садов. В садах Самарканда еще висели тяжелые гроздья позднего винограда, но Повелителю Вселенной суждены этой осенью не сады и розы, а холодные камни сурового Арзрума да ветер с гор, пронизанный мерцающим инеем.

Голубой тулуп, подбитый белой овчиной, накинули на плечи Тимуру, когда с плоской крыши трапезной он разглядывал темные камни строений, деревянные крашеные трубы над убогими лачугами, клубы белого дыма по всему городу и мерцающую инеем далекую даль.

Конница шла на зимовку в Карабах, ибо здесь, среди оледенелых полей и голых гор, не было подножного корма. Отогнаны в долины Азербайджана и стада, сопровождавшие войско. Но пехоту Тимур держал здесь и сам медлил уезжать: с весны, едва откроются перевалы, отсюда двинется он дальше. А дальше – города и крепости Баязета, готовые закрыться в осаду и сопротивляться каждому шагу завоевателя, когда он пойдет вперед. А вперед он пойдет, ибо вселенная слишком тесна, чтобы вместить двух хозяев.

«Слишком тесна!» – думал Тимур, глядя в белую, заваленную снегом даль. Нельзя уйти отсюда, нельзя пойти ни в степи на монголов, ни через горы на Китай, ни даже к себе домой в Самарканд, оставив Баязета набираться сил, покорять новые народы, растить богатства и воинства. Навоевавшись в христианских странах, султан сам придет за Тимуровыми землями, придет в большой силе, ибо победы приумножают силы победителей. Придет непременно, ибо и он знает: «Слишком тесна!..»

Тимур отсюда пойдет только туда, за туманные перевалы Тавра. Назад же или поедет победителем, или его отнесут в белый саркофаг, который небось уже раскрыт для него в родном Шахрисябзе. Другого пути нет!..

Он спустился по крутым ступенькам, натягивая сползавший с плеча тулуп, и постоял еще во дворе, где воздух был промозглым и холодил сильнее, чем там, на открытом ветру.

Согревшись в келье, он спросил, не сысканы ли мешки, похищенные из подвала.

Шах-Мелик, во все эти дни находившийся при повелителе, рассказал, что погоня настигла армян, отданных по выкупу. Но при них не нашли ни книг, ни мешков. Однако среди выкупа оказалось трое монахов из братии, сбежавшей из этого монастыря.

– Где они?

– Этих троих привели. А выкуп отпустили.

– Спрашивали их?

– Клянутся, что сбежали, ничего не взяв. А о мешках и слыхом не слыхивали.

– Еще что?

– Из армян же взяли одного купца, который ретивее остальных рвался книги выкупить. Остальных увещевал, чтоб не людей, а книги выкупать.

– Какой это?

– Молодой из них.

– Помню! – твердо сказал Тимур. – Давай их сюда.

Промерзнув в легких рясах, монахи вошли, сжавшись, поеживаясь, безучастные к своей судьбе, ибо холод остудил в них все порывы.

С ними ввели и молодого армянина, тоже продрогшего, с покрасневшим лицом. А вокруг глаз лицо побелело. Но глаза его смотрели спокойно, с приязнью, прямо в глаза Тимуру. И повелитель не столь сурово, как намеревался, сказал:

– Спроси их, Шах-Мелик, зачем ушли из монастыря. Игумена своего, почтенного старца, бросили на голодную смерть. Так разве можно? Куда спешили?

– Мы одни оставались здесь! – ответил монах. – Как на острове промеж пучин. Что тут делать? Чего ждать? В ту ночь игумен нас призвал и сказал: «Уйдите к своему народу». И мы пошли.

– А зачем наши мешки уволокли?

– Нас при том не было. На тот подвиг игумен избрал других братьев.

– Вы про то знали?

– Знали.

– Все трое?

– Все знали.

– Пошли бы да крикнули б нашей страже!

– А своих братьев предать?

– А воровать – это… своим братьям? А?

– Жизнь человека коротка. Ею владеет бог. Народ же владеет и тем, что создано им тысячу лет назад, и тем, что создаст через тысячу лет. Иначе не было б народа. Мы же тысячи лет своей землей владеем.

– Этой?

– И этой, и вокруг.

– Этой мы владеем!

– Приходило много воинов и в прошлые времена. Но хозяин у нее один, прежний. Он и впредь ей один хозяин: ее возделал народ, он ей и хозяин во веки веков.

– Ты сказал: жизнь коротка. Вами народ и кончится.

– Пока цело то, что народом сделано, он не помрет. Наше дело – сберечь побольше из того, что сделано. Тут самые камни служат этому делу, ибо кем они обтесаны, тому и верны, о том и напоминают.

Молодой купец, рванувшись вперед, прервал монаха:

– Люди что! Поживут, их и нет. А книги остаются. Потому я и просил продать нам, если есть армянские книги. Говорят, привезли вам. В мешке. Никто не видел, что за книги. Но издали люди заметили, что книги древние. Я и говорю: не людей, а бессмертные книги нужно выкупить для народа. Да меня не послушали. А теперь вот книг тех и у вас нет, и нам не дали. Где они?

– Тебя затем и привели, чтоб ты сказал нам, где они!

– Когда мы отсюда ушли, никто не слыхал, что книги пропали.

– Помоги нам. Поищи среди армян. Найдешь – мы их вам продадим, берите!

– Что ж, я поищу!

– Иди! – отпустил его Тимур.

Но когда кто-то из монахов тоже подвинулся к двери, Тимур сказал Шах-Мелику:

– А этих повесить.

Монах успел ответить:

– Веревками народ не свяжешь.

И тотчас их всех троих поволокли стражи, всегда готовые показать свое рвение и расторопность, если повелитель мог заметить это.

В оконце пробивался узкий луч солнца.

– Распогодилось?

– Едва ли надолго! – усомнился Шах-Мелик.

Вернулся конный отряд, искавший по окрестным деревушкам курдов, отбивших у монахов мешок с книгами. Отряд вернулся с пустыми руками: курдов вокруг много, но либо немощные старики, либо женщины, а остальные находились в войске Тимура либо среди тоурменов Кара-Юсуфа, которые отхлынули куда-то за Багдад. Никаких других курдов не попалось.

День протекал, как все эти дни. Приходили проведчики. Приезжали гонцы. Отсылались гонцы. Являлись соратники совещаться о прокорме войск, о выплате жалованья воинам, о передовых отрядах, посланных в обход городов Баязета, в Эрзинджан, в Кемах, даже в далекий Сивас, поразведать, что там за люди, каково там будет войскам Тимура, когда весной пойдут в те края.

Многие могут сложить головы в таких поездках, но ехали охотно: каждый рассчитывал уцелеть; уцелевший же возвращался с хорошей добычей, ибо являлись они везде невзначай в селения, еще не тронутые нашествием.

К вечеру снова повалил снег. Повалил тяжелыми хлопьями.

Стражи среди двора развели костер, топтались вокруг огня, совали в пламя обмерзлые сапоги. А снег падал в огонь.

Неожиданно к Тимуру вошел Шах-Мелик. В походе у ближних людей было право: если есть спешное дело, входить к повелителю без спросу.

– Что ты?

– Книги нашлись.

– Все?

– Целый мешок.

– Где?

– У нашего купца отняли.

– Он же и стащил?

– Клянется, будто купил. Пайцзу нам сует.

– Откуда он?

– Из Эрзинджана прибыл. Клянется и к вам просится.

– Пусти. Послушаем.

Внесли светильник.

Покашливая, Тимур протянул руки к жаровне и задумался.

Из раздумья его вывел Шах-Мелик; ему, видно, надоело ждать, и он, обойдя жаровню, появился, хотя и поодаль, но перед глазами повелителя:

– Привели.

Не отнимая рук от жаровни, Тимур круто обернулся к двери. В двери он увидел памятную серую чалму над сереньким халатом.

В удивлении Тимур забыл о жаровне:

– Ты?

– Истинно, великий государь.

Тимур встал, и Шах-Мелик догадался, что повелителю угодно остаться наедине с купцом, ибо пошел купцу навстречу, дабы разговаривать тихо, не для праздных ушей.

– Прибыл?

– Деньги в товаре, великий государь.

– Что за товар? Оттуда?

– Здешний, армянские книги. На них цена велика.

– Оттуда сюда вез?

– Здесь взято. А сбыть еще не успел. Не дали: выхватили из рук, словно бы я их не купил. А где ж бы я их взял?

– Подослал людей и выкрал у нас?

– Великий государь!..

– Ну?

– Здесь купил. Туда повезу, там цену дают. Можно бы и еще, от вас бы… попадаются же в походе. Вот их тоже заодно… Туда же.

– Цену и здесь дают.

Вдруг, дернув головой, как бывало, когда находилось внезапное решение, хлопнул в ладоши и возвратившемуся Шах-Мелику велел привести молодого армянина, с беспокойством спросив:

– Его отпустили, да можно догнать?

– Он здесь. Куда пойдет ночью?

– А твои книги? Где?

Повелитель Вселенной повернулся к Мулло Камару.

– Вырвали из рук. У меня теперь ничего нет.

– Где они? – строго спросил Тимур у Шах-Мелика.

– Под охраной.

– Пришли их сюда. И армянина тоже.

Когда Шах-Мелик вышел, Тимур снова спросил своего купца:

– Ну?

– Насмотрелся! В Бурсе считают, якобы никто их там не посмеет тронуть. А у мамлюков в Дамаске тишина: наши войска, мол, до них не достанут, далеко. И в Халебе такие же мысли.

Расспросить Мулло Камара не было времени. Двое воинов, широко расставляя ноги, неуклюже пятясь, втащили тяжелый мешок и опустили перед повелителем.

– После расскажешь. Не мне, так Шах-Мелику. Покажи книги.

За эти дни, от холодов ли, от возни ли с тяжелым мешком, у Мулло Камара разболелась спина, не стало сил гнуться. Чтобы развязать мешок, пришлось сесть на корточки.

Сверху лежала самая ценная, но мнению Мулло Камара, окованная серебряным окладом.

Тимур узнал ее. Это были те самые книги, тот самый мешок, что исчез из здешнего подвала.

– За сколько ты их купил?

– Отдал все, что было.

– Много ли?

– В Дамаске продал все товары. Какую цену назвал, ту и взял.

– За мой караван?

– Своего у меня не было.

– Как же ты столько денег кинул на книги? На те деньги можно целый базар скупить.

– Сам их отдал. Они сперва меньше просили.

– Так. А теперь что?

– Продам с лихвой. Надо отвезти в Халеб. Там – баш на баш: мешок книг на мешок серебра. По весу. Твердо сговорено.

– Значит, это мои книги?

– …И я же их и туда отвезу.

– Покупатели и здесь есть.

Пока искали молодого армянина, Тимур расспрашивал Мулло Камара о далеких городах, где всюду стоят войска, с которыми предстоит сразиться.

Тимур спрашивал, не увеличилось ли войско Баязета в Бурсе за дни, пока там прохаживался Мулло Камар. Тимур хотел знать, не переводит ли Баязет свои войска – выйти сюда, навстречу.

Нет, Баязет упрямо держал свои силы вокруг Константинополя, ожидая лишь благоприятного дня, чтобы накинуть петлю на шею Византийской империи…

Наконец выяснилось, что армянин ушел в город, но стражам у монастырских ворот обещал к ночи вернуться.

Тимур метнул взгляд на погасшее окно:

– Ночь уже, вот она!

Мулло Камара он отпустил:

– Иди. Поместись в караульне. А покупку свою тут оставь.

Слуги оттащили мешок книг к стене, придвинули светильник и внесли ужин.

Но Тимур еще мыл руки над медным говорливым тазиком, когда во дворе затопали кони. Прибыл царевич Халиль-Султан, ходивший со своей конницей на Трапезунт припугнуть императора Мануила Трапезунтского.

– Припугнул? – спросил Тимур у внука.

– Я потребовал, чтоб он приготовил для нас сорок галер. И держал бы наготове.

– Зачем нам они?

– Чтоб он не дал их Баязету. Баязет уже подсылал к нему.

– Так. Этого Мануила мы позовем к себе. Поговорим здесь.

– Я там оставил наших воинов. На всех перевалах. Если же он сунется в море, мы возьмем город. Он это понял. Посылает привет, поклон и письмо.

– Так.

– Встретил генуэзских монахов.

– Едут?

– Видел их на ночлеге в Хинисе. Скачут, не жалея ни седел, ни задов.

– Горсть золота резвее лучшего скакуна!

Халиль ел, не стесняясь, вытягивая шею и открывая рот раньше, чем успевал поднести кусок ко рту. Лицо его потемнело, обветрело и засмуглилось за дни похода на Трапезунт. Тимур видел в нем прежнего мальчика, сметливого, послушного, какого любил в зимнюю пору взять к себе на колено, запахнуть халатом и слушать, как трепетно бьется маленькое сердечко.

Тимур сказал:

– От бабушки вчера был гонец. Улугбек болел. Теперь поправился. У них в Султании – еще розы…

– А из Самарканда?.. – спросил было Халиль, но тотчас спохватился, что о Самарканде не следовало бы спрашивать так, словно он хочет это знать не менее, чем о бабушке…

Тимур уловил его порыв, но смолчал. А Халилъ поспешил поправиться:

– Не было гонца? Мухаммед-Султану пора бы выехать.

– Он выедет в конце зимы. Весной будет тут.

– К походу на Баязета поспеет?

Тимур не любил кому бы то ни было говорить: собирается ли он на Баязета, когда пойдет, какими дорогами. Кое-что все же пришлось разгласить: иначе заблаговременно не поймешь, не поддержит ли Баязета какой-нибудь из королей, страха ради. Не разведаешь его друзей и соседей…

– Собираешься в поход?

– Как вам угодно, дедушка.

– То-то.

Тут Шах-Мелику сказали, что армянин вернулся. Тимур приказал его звать.

– Что за армянин? – спросил Халиль.

– Книги у нас выкупает. Вон мешок лежит.

Армянин, не ожидавший, что в поздний час потребуется Повелителю Вселенной, растерялся. Но Тимур благоволил к нему:

– Нагулялся?

– Я нашел купцов, которые могут дать деньги, если книги продаются.

– Денег у них хватит?

– А сколько за эти книги?

Тимур назвал ту страшную цену, какой было бы довольно для целого базара. И добавил:

– Это своя цена. А еще и прибыль нужна. Без барыша что ж за торговля?

– Где же взять столько денег? Мы кругом все в нищете. Собираем по капле, отнимаем хлеб у своих голодных детей, выгоняем сирот на улицу, лишь бы спасти книги! Это они в мешке?

– Хочешь посмотреть?

Тимур послал за Мулло Камаром. Купец поспешно явился.

– Развяжи мешок! – приказал Тимур. – Покажи ему книги. Может не цельным мешком, а в розницу выкупать. Сколько денег наберет.

– Великая милость!.. – поблагодарил армянин.

Мулло Камар, снова сидя на корточках, принялся вынимать книги, но, как истый купец, не спешил совать товар покупателю, а сперва сдувал с книги пыль, обтирал ее рукавом или полой халата, клал возле себя и вытягивал на свет следующую.

Так вынул он первые пять или шесть книг.

Окованную серебром он положил впереди, как самую ценную. Остальные по обе стороны:

– Вот они!

И отодвинулся, предоставляя покупателю свободно и вволю налюбоваться товаром, прежде чем заговорить о цене.

Армянин раскрыл первой не серебряную книгу, а небольшую, в белом пергаментном переплете с золотым тиснением.

Легкая продолговатая книга послушно раскрылась, но армянин, быстро перелистав лишь начало и конец, отложил ее в сторону и взял другую.

Последним, уже не торопясь, раскрыл он тяжелое Евангелие в серебряном окладе.

Потом он протянул руку к мешку:

– А те?

– Поговорим сперва об этих! – остепенил его Мулло Камар, даже не ожидая указаний Тимура, уверенный, что армянин прикидывается спокойным, оттого что хитер.

– Об этих я не могу говорить. Этих мы не возьмем.

– Цена тяжела?

– Нет, это не наши книги.

– Как, как?

– Это греческие книги. Церковные. Зачем они нам?

– Как греческие, когда их армяне украли!

– Не знаю. Может быть, они не развязали мешка. Тащили, чтобы после рассмотреть.

Тогда Тимур, силясь скрыть досаду и сдержать нарастающий гнев, сурово спросил у армянина:

– Греческие?

– Великий государь! Разве я виноват?

– Смотри остальные!

Книги были тотчас вывалены грудой среди кельи.

Армянин торопливо проглядел их все, одну за другой:

– Откуда они? Ни одной армянской тут нет. Только греческие. В каком-нибудь старом монастыре залежались. Вот только лоскуток пергамента. Кто-то страницу заложил, это из армянской книги лоскуток… Да, да, это по-армянски. Из какой-то старой книги вырвано. Мудрые слова! Хозяин этих книг, знай он армянский язык, не вырвал бы из древней книги листок, чтоб заложить свою книгу…

Армянин снова перебирал их одну за другой, бормоча свои замечания.

Наконец разогнулся и, протянув один лишь маленький, с ладонь, лоскуток, сказал:

– Вот все, что тут было по-армянски. А это – грекам. Да им ведь нынче не до книг. Книг у них – полон Константинополь! Да и Трапезунт… Византийские церковные книги. А у армян своя вера. Похожая, но своя. Нам зачем эти книги?..

Мулло Камар начал было складывать свою покупку назад в мешок, но, прервав это дело, какими-то странными, очень мелкими шажками прошел вдоль стены, чтобы стать ближе к повелителю:

– Свое бы разорил… А то ведь!.. Государь, милостивейший!

Невнятные слова, но Тимур понял их сразу. Сдерживая ярость, он готов был одним тигриным прыжком сграбастать этих обоих, Мулло Камара и армянина, и – на мелкие части!..

Того, чтоб не бросал деньги незнамо на что! А того – что купить не хочет!..

Но молча следивший за всем Халиль-Султан вдруг громко расхохотался, так развеселила его какая-то дробная, растерянная улыбочка Мулло Камара при округлившихся от ужаса глазах.

Этот смех словно плетью хлестнул Тимура. Он, уже не в силах сдержаться, прохрипел внуку:

– Прочь отсюда, остынь на холодке!

И этого было достаточно, чтобы и самому успокоиться, остыть и, опустив глаза, задуматься.

Мулло Камар, прижавшись к стене, дрожал. Дрожал тоже смешно – каждой своей частью отдельно: руки дрожали мелкой дрожью, плечи вздрагивали реже. Голова тряслась, как и руки. А глаза глядели, не в силах оторваться, в одну точку, в лицо Тимура.

Армянин, безучастно отойдя от разбросанных книг, тоже стал у стены, не зная, что же делать дальше.

Один Шах-Мелик, наглядевшийся за свою жизнь на многое, спокойно переступал с ноги на ногу и ждал.

Армянин взял на ладонь лоскуток пергамента, вырванного из книги, и перечитал его:

«Без слов нет истории. Поелику возникает жизнь, возникает сей жизни история. Ибо каждое движение жизни есть достояние истории. Посему сказано: „В начале было слово“. Ибо без слова нет истории бытия, а всякое бытие есть история…»

Дальше обрывалось, да и здесь не все можно было понять. Можно было лишь догадаться, что чья-то рука разорвала старую книгу, писанную армянским историком. Это, видно, первая страница той книги, которой уже нет на свете. А ведь историю писали и Мовсес Хоренаци лет с тысячу тому назад, и Стефан Таронци, а мог это и великий Вардан сам написать своей рукой.

Порывисто сжав ладонь, армянин скомкал отрывок пергамента и торопливо мял его, мял, чтобы он превратился в комочек, в шарик: если не удастся его унести, кинуть в рот и стиснуть зубами!..

Вдруг ему показалось, что Шах-Мелик понял его затею.

Перестав мять шарик, он его крепко сжал, готовый на борьбу, если вздумают отнять.

Но Шах-Мелик отвернулся, и армянин успел сунуть шарик за пазуху.

Тимур поднял голову и посмотрел на Мулло Камара:

– Оплошал?

Мулло Камар, хватая себя за грудь, забормотал:

– Оплошал, милостивейший, оплошал!

– Ступай, одумайся. И ты, армянин, уходи. Иди куда хочешь. Не хочешь ли чего из книг взять?..

– Зачем мне?

– Как хочешь…

Но, глянув вслед Мулло Камару, позвал его назад:

– Стой! Ты скажи: конницу у них видел?

– Какую?

– Баязетову! Какую же еще?

– И ту, которая при нем, в Бурсе. И по дороге встречалась.

– Какие у них лошади?

– Как у всех там.

– Арабских кровей?

– Красавцы!

– Хороши. Но не для битвы… запальчивы. У нас их лошади есть. У Халиля есть. Он их любит.

– Не скажу, не знаю, каковы для битвы. А когда поскачут, глаз не оторвешь!

– Ну, иди. Иди!

– Оплошал! И как, сам не пойму. Как во сне!

– Иди, одумайся.

Оставшись вдвоем с Шах-Меликом, Тимур сказал:

– Вели их назад в мешок собрать да брось туда же, в подвал. Спрошу Султан-Хусейна, откуда раздобыл такую добычу. Как вернется, так и спрошу.

Он сам поднял с пола свой синий тулуп и попытался накинуть себе на плечи. Но не смог, и Шах-Мелик помог ему.

Он вышел во двор и сразу увидел Халиль-Султана.

– Замерз?

– Я около костра…

– Не хочешь ли проехаться?

– Не темно, дедушка?

– На снегу дорога виднее. У тебя арабских кровей есть тут?

– Лошади?

– Не слоны же!

– Я всегда их держу.

– Вели, какие покрепче, нам заседлать.

– У меня всегда наготове стоят заседланные.

– Поедем. По морозу хорошо!..

Халиль-Султан свистнул, и воины, мгновенно понимавшие его знаки, подвели лошадей.

Они проехали мимо костра, вспугнув стражей, и вскоре повернули в пустынную долину.

Охрана, в меру отстав, ехала следом.

А мешок с книгами, ухнув, повалился на то место в подвале, откуда был выкраден.